Текст книги "Во сне: теория заговора (ЛП)"

Автор книги: Джед МакКенна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Она входит, быстро осматривается и идет к столу, где при свете свечей сижу я. Она достает из пышного рукава пачку сигарет без фильтра и прикуривает. Задув спичку струйкой дыма изо рта, швыряет ее на пол. Я удивлен, что не удивлен ее видеть.

– Тебе налить чего-нибудь? – спрашиваю я. – Вина?

– Я девочка семи с половиной лет, ты, извращенец.

– Ну, ты выглядишь довольно взрослой для своих семи с половиной, – говорю я вроде бы подходящим для общения с детьми тоном.

– Кончай этот детский лепет, Честер. Я тебе в пра-пра-бабушки гожусь.

– Вот это дааа, – говорю я, – вампир.

– Не начинай этого дерьма. Я не в духе.

Она взбирается на кресло напротив.

– А для чего ты в духе? – спрашиваю я.

– Наркота есть? Замутишь с сестренкой?

– Наркота? Вообще ничего. Разве что аспирин.

– Боже мой, эпидемия какая-то.

Она спрыгивает с кресла и идет к очагу.

– Я не вполне понимаю, что здесь происходит, – говорю я.

– Все просто, – объясняет она. – Для тебя я один из украденных тобой персонажей, верно?

– Ну я бы сказал переосмысленных…

– А для меня ты – персонаж в моем сне, который, очевидно, думает, что это он пишет меня.

– Очевидно. И как мы поймем, кто прав?

– Правых нет. Поверь, я проверяла. Все относительно: чертовски, бесяще, до вздыбливания шерсти на загривке, до закипания крови относительно.

– Боже, какие взрослые слова ты знаешь.

– Захлопни пасть, мудила. Я бьюсь внутри этого ящика с головоломкой уже полтораста лет, одетая, прости господи, в проклятый фартучек. Ты когда-нибудь надевал чертов фартучек?

– Нет.

– Он старит.

– Но ты же Алиса! Тебя любят дети всех возрастов.

– Это я и говорю продавцу, когда иду за куревом и чекушкой «Катти Сарк». Не помогает.

– Ты не такая, как я думал.

– Если ты думаешь, что это ты пишешь меня, пиши меня по-другому.

– Как именно?

– Одень меня в подходящую для улицы одежду. Сделай меня восемнадцатилетней, и пусть я буду реально секси.

– Так это не работает, ты получаешься такой, какой получаешься. Ты Алиса. Тебе семь с половиной, и ты носишь фартук.

– И ругаюсь, как матрос, и дымлю, как паровоз?

– Мда, не понимаю, как так вышло.

– Значит, не столько автор, сколько писарь.

– Мне это часто говорят. Можешь увидеть меня во сне по-другому?

– Может, уже вижу, а ты не знаешь об этом.

– Верно говоришь, со своей точки зрения.

– Она у меня одна.

– Можешь заставить меня сказать что-нибудь странное?

Она садится в кресло рядом с очагом, задирает ноги на каменную плиту под ним и смотрит в огонь.

– Морфеус не помог? – спрашиваю я.

– Черный Шалтай-Болтай? Тот, что поднялся одним уровнем выше и возомнил себя хозяином реальности? Нет, не очень.

– Ну, он, знаешь ли, вымышленный персонаж.

Она долго пялится на меня, потом встряхивает головой и спрашивает:

– Давно этим занимаешься?

– Этим? Где-то тридцать лет.

– Боже, – фыркает она, – у тебя детские мозги.

– Не говори полиции, – отвечаю я.

– Да ну, – говорит она, – полиция, ага. Очень смешно.

– Экая ты неблагодарная публика. Винни Пух бы засмеялся.

– Ага, как он смеялся, когда я вышибла из него набивку за то, что его голова застряла в моем горшке для меда.

– Боже, слишком много информации.

Я беру свой стакан и придвигаюсь к очагу.

– Когда я уйду отсюда, – говорит она, – ты перестанешь существовать, ну, знаешь – бац! – как свечка.

– А когда я перестану писать – хлоп! – и нет тебя.

– Если.

Я размышляю над ответом, но у меня его нет. Делаю глоток из стакана.

– Да, пей побольше вина, – говорит она, – тебе и правда это на пользу.

– Противный маленький ребенок, не так ли?

– Для ребенка это нормально, – она громко втягивает воздух через нос и сплевывает крошки табака в огонь.

– Возможно, тебе следует быть противной с м-ром Кэрроллом, – намекаю я.

– С Чарли [Чарльз – настоящее имя Льюиса Кэрролла. – Прим. перев.]? Ты не знаешь, что он умер?

– Ну да, но…

– До тебя не доходит, что я заперта в сновидении? До тебя не доходит, что я могу делать что угодно, но ничего не могу изменить? Я могу привести сюда дядюшку Чарли и станцевать вальс с его собакой, но это все просто сон! Не доходит до тебя?

– Уверен, я могу заставить тебя вскочить на стол и…

– Осторожнее, меня любят.

– …и сплясать джигу и спеть непристойную частушку.

– А можешь ли? Правда? Можешь ли ты на самом деле заставить меня это сделать? Можешь ли ты сидеть в своей системе и писать меня вот так?

– Ну, может, и не могу.

– И если ты не можешь даже заставить дядюшку Чарли казаться кажущимся, так какой в этом прок? Я не сновидящая моего сна, а ты не автор своей книги. Самое разумное, что мы можем предположить, – самое осознанное, твоими словами – это что мы оба все еще торчим в этом адском ящике.

– Думаешь, это правда [true]?

– Ничто не правда [truth], – грубо огрызается она.

– Это не Гитлер сказал?

– Не выплесни с пеной младенца, – отвечает она, выпуская целый поезд дымных колец, каждое из которых изящно проплывает сквозь предыдущее.

– Ну давай, рассказывай, – говорит она, стряхивая пепел на пол.

– Рассказывать что?

– Вьяса, Кришна. Говори начистоту.

– Ты в моей голове?

– Может, ты в моей. Или есть только одна голова, и мы оба в ней. Кто знает, кому до этого есть дело. Давай эту свою чушь.

– Что ж, в самом начале «Махабхараты», в той версии…

– Да, да, в той версии, которую ты предпочитаешь. Итак, Кришна это творец вселенной, в которой они оба находятся, а Вьяса автор поэмы, в которой они оба находятся, и когда они собираются вместе, то размышляют, кто из них кого создает. Примерно так?

– Довольно неплохо.

– Две змеи, кусающие друг друга за хвост?

– Или, пожалуй, дающие друг другу рождение.

– Отвратительно. Я через все это прошла с Красным Королем и этими труляляхнутыми братьями. Ты бы подумал когда-нибудь, как все это закончить.

– Бесконечное зеркало.

Она задумалась над этим.

– Да ладно, значит, я не проходила сквозь зеркало, а просто попала в него, и все происходящее с тех пор – мой же ум, скачущий туда-сюда?

– Флаг не движется, ветер не движется, ум не движется. Что движется?

Она трет глазки своими пальчиками и издает стон.

– У меня от этого дзенского дерьма башка трещит. Почему ворон похож на письменный стол? Потому что что они оба хорошо воспламеняются. Что тут трудного?

Она перекатывается на одну сторону, чтобы поскрести свою задницу на другой. Резким движением пальчиков отправляет сигарету в очаг, промазав метра на четыре.

– Хорошо, – говорит она, – прикуривая следующую сигарету. – Вино.

– Эммм, я не уверен, что это хорошая…

– Ты в моей голове, я на твоей странице. В чем проблема?

– Видимости, – говорю я.

– Исусе Христе, – стонет она, выпустив облако дыма и пёрнув, как буйвол, – ёбаные видимости.

(23) Белый кролик

Материя – это попросту ум, ослабленный привычками до такой степени, что отказ от этих привычек чрезвычайно труден. (Руперт Шелдрейк)

Все эти разговоры о царстве сна прекрасны, конечно, но стоит тебе выбраться из своей головы и вернуться в мир, как они начинают казаться далекими и абсурдными. Но так ли это? Досужие ли это умствования? Даже если в этом есть смысл, то что? Если это не тот мир, в котором мы живем, то что проку?

Но это тот мир, в котором мы живем, если у нас есть глаза, чтобы видеть. И у насесть глаза, о которых мы знаем, потому что уже ими пользуемся. Нам просто нужно научиться пользоваться ими еще лучше и больше, и это не так уж трудно сделать.

^ ^ ^

Материалист – это человек, который верит, что физическая материя – единственная реальность и что все, включая мысли и эмоции, можно объяснить в понятиях физических феноменов.

Несмотря на суеверность, большинство людей движутся по своей повседневной жизни исходя из материалистической перспективы, а это такая реальность, которая видится с самой низкой и ленивой точки зрения. Это точка зрения, позаимствованная у стада, но если мы хотим больше видеть и лучше понимать, то должны подняться выше. Даже незначительный подъем точки зрения может привести к заметным переменам в мире, но как это сделать на практике?

С помощью сдвоенной силы сосредоточенности и намерения: глядя тверже и видя лучше.

Но на что глядеть? Что видеть? Что есть в этой кажущейся материальной вселенной, на чем можно было бы сосредоточиться, чтобы увидеть сквозь косметический слой то, что лежит глубже, если там что-то есть?

Рад, что ты спросил. Узри же Ежедневное Чудо.

Не чудо рождения или чудо восхода солнца или чудо мобильника, остановившего пулю, и всякого такого, но обычное чудо, которое мы все переживаем постоянно, например, когда звонит телефон и это оказывается человек, о котором ты только что подумал. Это нельзя доказать, это нельзя воспроизвести, но ты знаешь, что это случилось, и знаешь, что это больше, чем простое совпадение, потому что это случается слишком часто и потому что ты достаточно часто переживал подобное и ты знаешь, что есть нечто большее, чем то, что видно глазу. Это ежедневные, будничные чудеса, и именно в эту область тебе следует смотреть.Ты смотришь туда, где, как ты знаешь, есть что-то еще помимо того, что видит глаз.

Необычные маленькие события – это то, что у нас есть, чтобы быть в их отношении более осознанными, если мы хотим подняться выше ментальности стада. Это маленькие проблески за занавесом, который указывает тебе, где ты есть и что ты есть в реальности. Большинство людей умудряются отмахиваться или игнорировать эти микрочудеса и именно таким образом они ухитряются поддерживать свой прозаический взгляд на мир, однако мистическое измерение жизни настолько явно, что приходится активно задействовать двоемыслие, чтобы его не замечать.

Чудеса случаются. Выводы, сделанные из единственного наблюдения, могут изменить все, если ты сам позволишь. Рассеянный человек может видеть знаки некой связи между его мыслями и его реальностью всего несколько раз в год, если не реже. Внимательный человек может видеть эту связь по нескольку раз в день, если не чаще. Я сам живу исключительно на этом тонком уровне и знаю людей, которые еще более чутки, чем я. Это то, что мы видим каждый день, то, что заслуживает особых усилий и признания, потому что это видимый аспект невидимого мира, где мистическое – это новое нормальное.

Обыденные чудеса – это твое приглашение к более высокому пониманию бытия, и ты принимаешь приглашение, уделяя этому внимание. Нам не нужны большие кричащие чудеса, чтобы подняться над стадом, нужно всего лишь почтение к маленьким, тем, что даже не кажутся чудесными, ну разве что причудливыми, как дежавю, интуиция или твой ежедневный гороскоп. Это как открыть глаза, которыми ты никогда не пользовался. Та часть тебя, которая видит эти крошечные чудеса и знает, что они реальны, – именно та, которую ты хочешь взлелеять.

Возможно, ты уже практиковал какие-то формы ворожбы, например, астрологию, гадание на картах Таро или «Книге перемен», но не останавливайся на этом. Имеет значение не чудо, процесс гадания или чем ты там особенным занимаешься, а только что дальше. Все дело в том, чтобы следовать за белым кроликом, а не угадывать, кто там звонит или хороший ли сегодня день, чтобы поиграть с пони.

^ ^ ^

Если ты хочешь проникнуть сквозь косметический уровень разделенности к интегрированному структурному уровню царства сна, ты можешь делать это так же, как и все остальное. Зажги над этим светильник ума с помощью сосредоточенного намерения. Начни с маленьких чудес и продвигайся к активному наблюдению за паттернами. Смотри, как разворачиваются события вдоль определенных линий. Наблюдай отношения между твоими мыслями и чувствами и твоим окружением, между внутренним и внешним, между надеждами и результатами, между всеми способами, которые не сработали, и тем, который сработал. Почувствуй собственную энергию внутри более обширной энергетической среды. Твоя отделенность фальшива: препятствие между тобой и интегрированным состоянием – твое собственное творение, и оно подпитывается твоей же эмоциональной энергией. Интеграция происходит вокруг тебя все время, и ты уже осознаешь это, так что остается всего лишь видеть это чаще и глубже. Начни сейчас. Заяви о своем намерении, настрочи статью, выложи в блог или добавь в дневник или напиши письмо «дорогой Джед» или собственную книгу: что угодно может помочь тебе собрать в один кулак свою сосредоточенность и намерение. Твое природное влечение завело тебя уже так далеко, а теперь самое время позволить ему увлечь тебя еще дальше.

Я вроде как догадываюсь обо все этом, но почему бы и нет? Здесь есть, что увидеть, а ты способен смотреть, верно? И разница между недоосознанным, почти осознанным и осознанным – это уровень осознанности, верно? Так почему нет? Все, о чем мы в действительности говорим, это то, что ты можешь пробудиться с помощью пробуждения, верно? Если хочешь пробудиться, так пробудись. По-моему, звучит разумно.

Вот так ты и делаешь это, так ты начинаешь повышать свою перспективу и сам видишь, что отделенный материалистический взгляд на мир несовершенен и ошибочен и что интегрированное состояние сна – это та организационная основа, где все можно увидеть и понять, но не как множество частей, а как единое целое. Это не истина, но это самая удивительная выдумка.

^ ^ ^

Мир прозрачен, и все, что тебе надо сделать, чтобы увидеть его насквозь, – это смотреть. Будничные чудеса – это зримые проявления тонкой сферы, хлебные крошки, за которыми ты идешь, приглашения, которые отвергает большинство людей, а ты можешь принять. Настоящая Страна Чудес не под землей, она на поверхности и ярко освещена, но мы населяем подземную тьму страны снов. Эти приглашения – белые кролики, которые зовут тебя не вглубь, а наверх и наружу.

Один маленький шаг – вот и все, что требуется, чтобы изменить мир. Твой шаг ступается, твой мир меняется. Увидел проблеск, и, значит, это только вопрос времени, когда ты увидишь больше, еще больше, пока не увидишь многое. В итоге, ты можешь видеть это во всем вместо всего, будто рентгеновские лучи обнажают скелетную структура царства сна, будто материальный мир – всего лишь косметический слой, скрывающий куда более реальную реальность. Это путь к осознанности, к пробуждению в царстве сна.

К чему мне мечтать о том, чтобы увидеть бога яснее, чем этот день?

В сутках такого нет часа, в каждом часе такой нет секунды, когда бы не видел я бога,

На лицах мужчин и женщин я вижу бога и в зеркале у меня на лице,

Я нахожу письма от бога на улице, и в каждом есть его подпись,

Но пусть они останутся, где они были, ибо я знаю, что, куда ни пойду,

Мне будут доставлять аккуратно такие же во веки веков.

(Уолт Уитмен)

Уитмен был на верном пути, но не Бога он видел за завесами этого многопланового сна, а паттерны, энергию, единство. Это ответ на вопрос, который ты задаешь, читая книги вроде этой, и ты можешь его увидеть, если знаешь, куда смотреть. Если ты спросишь себя – Кто я? – ответ вокруг тебя всегда и везде. Настоящие мудрецы твердят это тысячи лет, и это истинно: тат твам аси. Это все ты.

(24) Кукольный театр

Мы здесь, на Земле, для того, чтобы бродить, где хотим, не забывая при этом как следует пёрнуть. Если кто-нибудь будет утверждать что-то иное, пошлите его к дьяволу! (Курт Воннегут)

Мысль – великий уравнитель. Любой, кто может открыть консервную банку, может мыслить. Это не требует ни денег, ни благородного происхождения, ни образования, ни большого ума. Это просто, как математика: если ты можешь сложить несколько чисел, немного вычесть, может, подучить начальную алгебру, то, значит, можешь мыслить не хуже остальных. Может, не так быстро, но определенно можешь. Тебе не нужны образование, учителя или генеалогия, хотя некоторые принадлежности для письма и достойная библиотека не помешают. Еще у тебя есть мои книги с наставлениями, которые – я рискую показаться нескромным – дадут тебе фору на твоем пути. Как в любом деле, ты начинаешь оттуда, где ты есть, и идешь туда, куда идешь. Любая серьезная мысль в итоге приводит в одно и то же место. Любое честное размышление разжигает пламя, а любое пламя приводит в конце концов к обугленной земле.

Так что да, практически любой может думать, и практически все думают, что они думают, но практически никто не думает. Можешь увидеть это сам, поразмыслив о чем-нибудь, и поймешь, что делает мышление и почему нет никого, кто думает. Чтобы думать честно, надо вглядываться в бездну, а вглядываться в бездну – значит шагнуть в нее. Одно и то же. Это самая пугающая штука из всех, что ты можешь сделать, но это единственное, что может что-то изменить. Можно завоевывать народы, лечить болезни, писать симфонии, сколачивать состояние, достигать любого рода охрененного величия – и все это ни разу не покидая насиженного места, а можно встать, пойти и открывать с каждым шагом новые миры.

Ты летишь на битком набитом самолете, направляющемся неизвестно куда, приземляющемся неизвестно где и неизвестно почему. Можешь читать журналы и оставаться пристегнутым, есть свою пластиковую еду и быть примерным маленьким пассажиром, а можешь вернуть спинку кресла в вертикальное положение, оторваться от фильма и заняться решением загадок, которые окружают и определяют тебя. Это повлечет за собой повышение твоего статуса с места в проходе с нулевой видимостью до места у окна с бесконечной видимостью, откуда ты сможешь оценить более широкую перспективу своего положения, которое, в свою очередь, может вдохновить тебя критически взглянуть на свою вызывающую судороги тюрьму, что, в свою очередь, может сподвигнуть тебя вышибить дверь запасного выхода и сменить плавную траекторию своего полета в стиле «ой боюсь правды» на свободное падение в стиле «к черту вранье». Как ты уже и сам видишь, нет ни одной причины этого не делать, поскольку пункт прибытия всегда один, но этот путь – он по крайней мере твой. Мыслью можно многое изменить, но вот тебе слово мудрости: если ты начал думать, перестань болтать. Можешь и сам догадаться, насколько популярны в битком набитых самолетах поджигатели и открыватели запасных выходов.

^ ^ ^

Мы смотрим на эти штуки с точки зрения эго, но в этом нет смысла, потому что эго всего лишь кукла, а у кукол не бывает точек зрения. Чтобы действительно понять царство сновидения, мы должны увидеть его с точки зрения сингулярности, так что давай перевернем все целиком с ног на голову и взглянем со стороны Брахмана.

Красотой ли мира, совершенством ли праха, человек наслаждается не мной. Нет, и не женщиной тоже. Меня не слишком развлекают люди, человечество или человеческие деяния, и если великое кукольное представление не развлекает кретина вроде меня, то как можно рассчитывать, что хоть что-нибудь из этого развлечет Брахмана?

Ответ, ключ, в том, что Брахман не наблюдает шоу с расстояния, как это делают кинозрители. Брахман есть Атман, а Атман – он в персонаже в качестве персонажа. Атман не просто наблюдает, как Джульетта пронзает себя клинком Ромео, Атман иесть Джульетта, закалывающая себя, потому что независимо от того, что думает об этом Джульетта, Атман и есть Джульетта. Атман не просто Джульетта, там нет никакой Джульетты, кроме Атмана. Брахман, посредством Атмана, верит в то, что он – это ты, именно до такой степени, до какой ты веришь в то, что ты – это ты, так кто прав? Вероятно, Брахман, поскольку он существует, а ты нет.

Атман – это Брахман, который не просто ограничен, он еще стреножен эго и пребывает в царстве сна. Атман не какой-нибудь отделенный наблюдатель, но сама самость персонажа, в которой он пребывает. Когда ты говоришь Я-Есть/Сознание, говорит Атман. Это не ты заблуждаешься, позабыв, что ты Атман, а скорее Атман заблуждается, позабыв, что он Брахман. Но сначала Брахман обманывает самого себя, веря в то, что он Атман: вот он, первородный грех, исконный обман, так сказать. Твое эго на самом деле не твое, потому что нет подлинного тебя. Ты не обманут, ты и есть обман. Ты кукла, желающая достичь единства с рукой в своей заднице, но послушай, чувак, это не твоя рука. Ты Пиноккио, мечтающий о том, чтобы Голубая Фея сделала тебя реальным, но ты просто кусок дерева и глубинная реальность тебя заключается в не-я. Настоящее волшебство царства сновидений – заслуга не Майи, обманывающей тебя, но Брахмана, обманывающего себя. С нашей перспективы, Атман – это Брахман, но с перспективы Брахмана Атман – это рука с надетой на нее куклой, а трюк Брахмана состоит в том, чтобы забыть, что он смотрит на собственную руку. Если Брахман не может этого вспомнить, то осознанность может наслаждаться видимостью и у нас есть действующее царство сновидений.

Серьезно, тебе не говорили об этом в младших классах?

Согласно куда лучшему мифу о творении не Адам и Ева преображаются благодаря яблоку, а Бог/Брахман съедает Плод Древа Ложного Знания Двойственности и ныряет в сновидение отделенной осознанности. В истине нет ни тебя, ни меня, ни Атмана, ни Майи, есть только Брахман. Брахман – сновидец, сон и снящийся: воспринимающий, восприятие и воспринимаемое. В царстве сна Брахман искусственно ограничивает себя Атманом, чтобы получилось так, что он видит сон о себе самом, но это не моя самость, потому что меня нет, и это не эго Атмана, потому что Атмана нет. Это самость Брахмана, потому что есть только сознание.

^ ^ ^

Я, по моему собственному мнению, самый бесподобный, самый улетный человек из существовавших когда-либо, и я надеюсь, что ты, по твоему собственному мнению, тоже самый бесподобный и улетный на свете. Это хорошо. Если бы мне предложили выбрать с кем бы я хотел пообедать, с кем угодно за всю историю человечества, я бы выбрал себя, и я делаю это все время посредством направленных внутрь и наружу мыслей. Мышление для меня подобно решению головоломок, а что может быть лучше такой головоломки, как реальность.? Что есть этот волшебный ящик, в котором мы находим себя, если не ящик с головоломками? Поначалу я набросился на ящик со страстью маньяка, а после решения головоломки продолжаю играть с ней, восхищаться ей и делиться тем, что узнал.

Почему бы тебе не быть самым бесподобным, самым улетным человеком на свете по твоему собственному мнению? Ты вселенная, ты тотальность. Это твердый факт, который не зависит от того, один ты или тебя миллиарды. Это не какая-то история про красивую снежинку, в которой говорится, что ты особенный, потому что мы все особенные, это буквальная истина, которая говорит, что ты самоосознан, а значит ты есть Атман, который есть Брахман, который есть все.

Скажу это еще раз: если ты самоосознан, значит, ты есть Атман, который есть Брахман, который есть все. Это не какая-то квазимистическая нью-эйджевская чепуха, это предельная суть бытия. Ты можешь предпочесть историю о красивой снежинке, но вот эта история – истинна. Как бы то ни было, ты – Избранный, а это уже кое-что.

ПРИЛОЖЕНИЯ

12 способов сказать то же самое

– Я бы хотела, чтобы вы побольше написали о молитве, самовнушении [affirmations] и всяких таких штуках, – сказала Мэгги как бы невзначай. Я не меньше минуты пытаюсь понять, что она имеет в виду.

– Об этом много не скажешь, – отвечаю я. Я расположился в своем удобном кресле перед гаснущим очагом, она немного позади на диване.

– Об этом написано много книг, – говорит она. – Фильмов тоже много. Этим действительно интересуется множество людей.

– Ладно, – говорю я, – а какое это имеет отношение ко мне?

– Только такое, что вам следует сказать об этом побольше, – отвечает она.

– В книге, что ли? – спрашиваю я.

– В книге, над которой вы работаете, «Во сне», так? Разве воплощение [manifestation] желаний не относится к царству сновидения? Разве вам нечего об этом сказать?

Согласен.

– Об этом можно многое сказать, если не знаешь, что это, – говорю я, – но единственное, что имеет значение – перерождение из человеческой формы в я-форму и самостоятельное исследование. Забота о достижении осознанности и всем, что связано с воплощением, позаботятся о себе сами. Книги, о которых ты говоришь, предназначены для тех, кто этого не понимает: они пытаются танцевать, не зная, как стоять на ногах. Естественно, что результат слегка комичный.

Мэгги делает усилие, чтобы добиться понимания, а я делаю усилие, чтобы ей это не удалось, потому что, – осознаю я, – именно этого мне не хотелось бы.

– У меня была соседка по комнате, которая читала «Курс чудес«. А вы читали?

Я не даю внутреннему стону вырваться наружу, но не без нотки ностальгии, потому что уже давно не стонал по этому поводу. Насколько я помню, строгая нетерпимость к подобного рода пустой болтовне выработалась у меня еще в ту пору, когда я чувствовал себя обязанным вызволять людей из увитых цветами ловушек, но Мэгги не моя ученица, а я не какой-нибудь наставник. Я просто почтенный дядюшка, а она задала вопрос о чем-то , что я знаю. Если бы эта тема ее действительно волновала, я бы устроил так, чтобы она провела несколько месяцев с Сонайей, которая живет и дышит на уровне паттерна и воплощения, но Мэгги не настолько заинтересована. Ее интерес расположен где-то между вежливым интересом и личной заинтересованностью, что вообще не интересно.

– Я когда-то провел некоторое время с этим «Курсом» и связанными с ним текстами, – говорю я. – Насколько я помню, он написан довольно властным тоном, но я предпочитаю власть, которая происходит от правоты, а не от властного тона голоса. То же различие актуально для любого события. Чудеса и воплощение – это естественные свойства взрослости. Имеет значение лишь взрослость, а способность формировать реальность и влиять на нее – это полдела. Прежде чем пробудится осознанность, единственное стоящее воплощение – это то, которое способствует пробуждению осознанности.

^ ^ ^

Она сообщает, что интересуется не только «Курсом чудес», и упоминает свежий урожай книг и псевдодокументальных фильмов, рекламирующих подобные вещи для оболваненных масс: типичная духовная ярмарка, где достоинство определяется популярностью, которая основывается на сладеньком содержании. Как не стать популярной идее о том, что все мы маленькие гарри и гермионы, а жизнь это просто огромный Хогвартс? Они вновь и вновь приводят с собой передовых попов и физиков, чтобы они поддержали их в общем-то правильные открытия, хотя и предназначенные, скорее, для начинающих, что в жизни есть что-то еще помимо того, что видно глазу. Иными словами, предмет, который по-хорошему в средней школе читался бы в виде коротенького курса, преподносится как полумистическая псевдонаука, достаточно заманчивая для того, чтобы очаровать максимально обширную и минимально требовательную аудиторию.

Само собой, я должен прочитать книги и просмотреть фильмы, если собираюсь критиковать их, но на самом деле в этом нет необходимости, да мне и не хочется. Если бы книги и фильмы, на которые ссылается Мэгги, действительно приводили к изменениям и улучшениям, если бы каждый реагировал на них сменой направления с самозакапывания на продвижение вперед, я бы обязательно заинтересовался, но они тянут на мимолетную прихоть, занимают на пятнадцать минут и исчезают. Эта тема сама по себе вечная, а «Курс чудес», возможно, лучше других книг ее раскрывает, так что я рад, что она заинтересовалась именно им, а не каким-нибудь коммерческим набором из трех CD о чудесах ведьмовства.

Я допускаю, что Мэгги хочется провести со мной побольше времени, но она уже поняла, что меня не так легко разговорить. Не потому что я недружелюбен, просто я не умею поддерживать нормальный разговор. Мы провели какое-то время, обсуждая фильмы, но наши вкусы и уровень интересов не совпадают: я как раз пристрастился к Бела Тарру, а она к низкобюджетным лентам независимых студий. В музыке меня пока занимает Арво Пярт, а когда она говорит, что занимает ее, я даже не понимаю, что имеется в виду. Я как раз увлечен экономикой и мировыми событиями, потому что люблю бури и вижу, как собираются темные тучи, но это мой личный интерес и тут нечего обсуждать. Мы пытались поговорить о чем-нибудь интересном для нее, но непонимание было слишком глубоко. Она все вспоминала события из нашего прошлого, пытаясь втиснуться в мою крохотную область интересов. Я высоко оцениваю ее усилия и хочу вознаградить их, если смогу. Я напоминаю себе, что она приходит ко мне в эту хижину не потому что я остроумен или очарователен, а потому что она юная девушка на самом верху одинокой вершины и я для нее хоть какое-то развлечение. Уверен, живи мы на Манхэттене, мы бы больше никогда не увиделись.

– Но это возможно, да? – спрашивает она. – Необязательно же быть взрослым в вашем смысле? Разве не любой может заниматся этими штуками с чудесами?

– До некоторой степени, естественно, – говорю я. – Каждый может заниматься и все время занимается, хммм, штуками с чудесами, и, возможно, отделенный человек может делать это даже лучше, чем интегрированный, если соблюдает указания из этих книг, не знаю. Возможно, это больше зависит от правильной настройки, чем от степени пробужденности. Полагаю, чем больше прилагается усилий, тем вернее результат. Будь осторожен, желая чего-либо, – вот неизменно хороший совет.

1-3 – Степень сложности

– Я сделала копию перечня пятидесяти принципов чудес из начала «Курса», – говорит она. – Мне показалось, будет забавно поспрашивать вас о них.

Я могу придумать две или три причины, по которым ей хотелось бы сделать это для себя самой. Единственная причина для меня, не считая того, что это умеренно интересная тема для обсуждения с Мэгги, состоит в том, что это может пригодиться для книги.

– Разумеется, можно попробовать, если ты будешь записывать. Да?

– Да.

– Хорошо, какой первый принцип? Степеней сложности нет?

Она достает из заднего кармана несколько листков и разворачивает их.

– Степеней сложности нет, – говорит она, – правильно.

– Все верно.

Она встает, берет ручку и бумагу и снова занимает угол дивана, откуда может видеть меня, а я ее, если поверну голову. Майя добровольно берет на себя обязанность греть ей ногу. Я смотрю на огонь и размышляю, хочу ли я видеть это в книге и годятся ли для этого пятьдесят принципов «Курса чудес». Возможно. Иногда я пишу материал для книги и полирую его почти до степени полной готовности, прежде чем решу отказаться от него, а иногда, к моему удивлению, лучше всего получаются именно те вещи, на которые я уже почти не надеялся, так что я весьма склонен игнорировать возможное первоначальное сопротивление материалу, особенно если кто-то еще выражает желание поучаствовать в его разработке. Мое время не настолько ценно, чтобы не потакать маленьким вылазкам в область воображения, и я не так сильно поглощен вопросами целесообразности поддержания нужных отношений, чтобы пренебречь кем-то столь же приятным и азартным, как Мэгги.