Текст книги "Подарок"

Автор книги: Джан Макдэниел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– Ярдли, вас что-то тревожит?

Она покачала головой.

– Ничего. Просто я настроилась уже, что мы пообедаем, а потом отправимся вместе с Кэйси гулять. Жаль, что все вышло иначе.

– У вашей сестры своя собственная жизнь.

– Да… Иногда я завидую ее свободе. Она никогда ничего не планирует заранее, и, однако, все у нее получается как нельзя лучше. Может, вот такая бездумная жизнь естественнее, чем размеренная и продуманная?

– Не сравнивайте себя со своей сестрой. Селина очаровательна, но – если вы все еще не заметили, то я вам скажу – в ней осталось слишком много детского, она и спорит с кем-то и о чем-то из ребячьего упрямства. Возможно, именно дух противоречия заставляет ее и вам во всем перечить.

– Мне?

– Временами вы возитесь с ней, как заботливая мамаша.

– Привычка, я думаю. Мне было пять, когда она родилась, и я была просто счастлива, что Франческа, ее мать, позволяла мне помогать ей с младенцем.

– Не сомневаюсь, что со временем из вас получится прекрасная мать. Но до тех пор, как видно, вы будете опекать свою развинченную сестренку, стараясь хоть немного подтянуть ее. Особенно если все еще намерены уговорить ее осесть в Киттридже.

– Мне кажется, согласившись остаться женой Бо, она уедет с ним в Нэшвилл.

Ярдли вдруг задала себе вопрос: а есть ли у Бо работа? Если есть, то наниматель наверняка обеспокоен столь долгим его отсутствием. Она слегка нахмурилась и задумчиво проговорила:

– При наличии, конечно, у него там работы. Иначе пусть едет в Нэшвилл один, устроится куда-нибудь, а потом уж они поедут к нему.

– Ярдли, почему бы вам не предоставить им возможность самим решать, как и где им жить и что делать? Я понимаю, что у вас самые добрые намерения, но они могут и не согласиться с вашими планами.

– Но глупо ведь, например, позволить Бо тащить ее и Кэйси всю дорогу до Нэшвилла, на этом жутком драндулете, когда я могу…

– Вы только вслушайтесь в собственные слова! Ваш дед натворил множество дел лишь потому, что он мог это сделать.

– Саймон, давайте не будем сегодня спорить. Ни о чем.

– Простите. Пойду подправлю огонь в камине, а вы займитесь чили.

Ярдли отправилась на кухню, быстро прибралась там, затем до минимума увернула горелку под кастрюлей с огненным кушаньем и, стоя у плиты, осознала, что всячески оттягивает момент возвращения в гостиную. Ясно, что она любит его, но ясно и то, что любить именно его ей нельзя.

Несмотря на его холодную манеру поведения, а может быть, благодаря именно этому, она чувствовала, как он, в сущности, одинок, и ее продолжало тянуть к нему – чтобы спасти от одиночества. Ах, если бы только он мог отбросить разделяющие их препоны с такой же легкостью, с какой он сбрасывает с себя брюки. Саймон был человеком, который скорее, страдая и терзаясь, уйдет домой, чем согласится, что он в ком-то нуждается. И поймала себя на том, что противоречит себе.

Теперь она поняла, ей не удастся защитить себя. Он сильнее и гораздо обаятельнее всех, кого она знала прежде. Единственное, что она может сделать, – это честно сказать ему, что ее заботит. После чего ей останется только надеяться, что подобная откровенность принесет добрые плоды.

Она закрыла кастрюлю с чили, потом, подумав, выключила конфорку. Достаточно ли она уверена в Саймоне, чтобы рисковать покоем своей души? Можно совершить непоправимую ошибку…

Она подняла голову и увидела, что он стоит в дверном проеме и наблюдает за ней. Высокий, красивый, страшно притягательный. Она приблизилась к нему и оказалась в его объятиях.

– Тысячу долларов за ваши мысли, бэби.

– Они и цента не стоят, – усмехнулась Ярдли.

– Глядя на вас, я решил, что не зря потратил бы свою тысячу. Вы думали о чем-то важном, что касается нас обоих, не так ли?

Ярдли вдруг осознала, что если бы он действительно хотел ей зла, то раззвонил бы повсюду, что достойно отомстил семейству Киттриджей, и давно бы уже начал тиражировать украденную селянку… Ох, первое, о чем спросит Мими вернувшись, так это о форме…

Вдруг по крыше забарабанил дождь, и Ярдли встревожилась.

– Они же вымокнут!

– Не волнуйтесь вы так, – сказал Саймон, беря ее за руку, – уверен, что с ними все будет в порядке. Пойдемте лучше смотреть ваши фильмы.

Он привел ее в гостиную, где она зажгла по всей комнате оранжевые и темно-коричневые ароматические свечи, чей терпкий запах смешался с вездесущим запахом чили.

Саймон выключил часть лампочек, подошел к дивану, сбросил все подушки на пол, после чего сел и разулся.

– Если вы настаиваете на том, чтобы посвятить вечер просмотру фильмов ужасов, надо нам устроиться поуютнее, – проговорил он, отставляя свои туфли в сторону.

Затем встал и включил телевизор и видеомагнитофон. Она стояла, разинув рот. А он, опустившись на пол, лег на живот, облокотился о подушки, потом посмотрел на нее и кивнул, указав место рядом с собой: мол, подушек хватит и на ее долю.

– Впрочем, если вам удобнее на диване…

Ярдли скинула домашние тапочки и расположилась рядом. Саймон улыбнулся, после чего все свое внимание направил на экран.

Ярдли пыталась сосредоточиться, но чувствовала только близкое присутствие Саймона. Она чуть придвинулась к нему, даже слегка задела его, но взгляд его был устремлен на мерцающий экран, он даже не обернулся, чтобы посмотреть на нее.

Вдруг экран померк, погас и верхний свет. Лишь оранжевое пламя камина и свет свечей рассеивали темноту. Дождь настойчиво барабанил по крыше, и Ярдли казалось, что его ритм совпадает с ритмом ее сердцебиения.

– Перебои с электричеством, – внезапно пересохшим ртом просипела она. Лежать рядом с ним в полумраке ей показалось неловким. Она попыталась встать и, как бы оправдываясь, проговорила: – В кухне есть фонарь…

Но Саймон взял ее за руку и удержал.

– Ничего, и так обойдемся. Через минуту-другую включат, – сказал он, осторожно притягивая ее к себе.

Она скользнула в его объятия и, прижавшись к жаркому упругому телу, порадовалась тому, какие у него сильные и удобные руки. А он, отведя с одной стороны ее лица волосы, поцеловал в щеку.

– Вы цветы втираете в свои волосы или что? Такой удивительный аромат.

Он усеял поцелуями ее шею, и волна наслаждения пробежала по ее телу. Она взглянула в его глаза, что были сейчас темнее ночи, и не обнаружила там ничего, кроме страсти и нежности.

– Вы меня с ума сводите, – прошептал он.

– Мне на это не просто было решиться… – Слова прозвучали как наивное признание в тайном грехе.

Горячие губы коснулись ее рта, зажигая в ней ответный огонь. Когда он положил ее на спину и лег на нее, она раскрыла свои губы навстречу его поцелую, чувствуя, что сознание все больше расплывается по вселенной. Поцелуй их, начавшийся очень нежно, становился все более пылким и страстным.

Ее тело, истомленное жаждой наслаждения, в котором она слишком долго себе отказывала, загорелось с неистовой силой. С Грантом, единственным человеком, с которым у нее до того была любовная связь, она всегда испытывала желание доставить удовольствие ему. Саймон же пробудил в ней способность наслаждаться, с ним она полнее познала себя, как женщину не только дающую возлюбленному радость, но и в полной мере разделяющую ее с ним. Пережив с Саймоном ошеломляющей силы восторг, она не могла уже без усмешки вспоминать слова Гранта, что она холодная женщина, не способная на страсть.

Вот был бы ужас, останься она с Грантом на всю жизнь! Так и не узнала бы, что способна испытать женщина в любви… А Саймон тем временем медленно раздевал ее, перемежая свои усилия с ласками и поцелуями, от которых Ярдли буквально таяла, забывая обо всем на свете. Он целовал ее всю, так что она готова была уже взмолиться о пощаде, чувствуя такой силы желание, что почти не могла уже терпеть.

– Ох, дорогая моя, – простонал он.

Обняв его за плечи, Ярдли вся раскрылась навстречу ему, но он не спешил. На какой-то момент он замер, и она удивленно распахнула глаза, мерцавшие в отсветах камина странным неземным свечением. А он, будто вспомнив о деле, не доведенном до конца, принялся расстегивать ее блузку, как нарочно унизанную бесконечным числом мизерных пуговок. Грудь ее вздымалась, она не могла дождаться, когда сей неспешный процесс завершится. И вот наконец последняя пуговка расстегнута.

Саймон бережно приподнял ее и снял блузку. Она видела, что он слегка растерялся, обнаружив на ней белый кружевной бюстгальтер. Ярдли завела руку назад, отомкнула запор и скинула с себя сей эфемерный предмет туалета. Его взору предстали прекрасные груди, которых там, в песчаной яме, разглядеть ему толком не удалось.

Он придвинулся к ней, но она слегка отстранилась, взялась за низ его пуловера и потащила его вверх. Он поднял руки, чтобы помочь ей. Стащив с него эту одежку, она запустила ее куда-то на другую сторону комнаты, устремив свой взор на его прекрасный торс.

Налюбовавшись им, она протянула руку, и пальцы ее тронули темную поросль у него на груди, а потом пробежались по его телу, с наслаждением осязая совершенную гладкость кожи и форму выпуклых мышц, таящихся под этой кожей. Тут она не удержалась и тоже принялась его целовать, особенно задержавшись на темных кружках и касаясь языком твердых сосков.

От ее ласк он напрягся, и гортань его исторгла низкий, какой-то звериный стон. Наконец он приподнял ее и положил на гору подушек, которые раньше стащил с дивана. Она была в руках его легче пушинки, он мог делать с ней что угодно, и ощущение полной своей покорности доставляло ей какое-то неизъяснимое наслаждение.

Склонившись над ней, он ласкал и целовал ее груди, переставая понимать, что перед ним – живая плоть или совершенное произведение искусства. Нет, все же это живая плоть, ибо она отзывается на каждое его движение. Он поцеловал ее в пылающие губы, и Ярдли закинула руки ему за шею, почувствовав новый прилив желания, но теперь ей тоже хотелось продлить то, что предшествовало свершению.

Поцелуй его прервался, он коснулся губами ее уха, восхищаясь совершенством этой формы, которую ему хотелось бы изваять.

Вдруг он встал перед ней на колени и проговорил стишок, который дети декламируют на колядках: мол, не дашь нам сластей и угощения, напустим на тебя нечистую силу, так что сам будешь не рад.

Она приподнялась на локтях и растерянно спросила:

– Каких тебе еще сластей, милый мой? Что ты еще выдумал?

– Ты чудо. Не думай ни о чем, все просто восхитительно.

После этих слов он вновь принялся целовать и ласкать ее, не пропуская ни одного чувствительного местечка на ее теле.

Ласки эти довели ее до того, что она, истомившись, взмолилась:

– Саймон!

Он вдруг отпрянул от нее и тоскливо проговорил:

– Кажется, у нас проблема.

– В чем дело?

– Ох, бэби, лучше нам остановиться.

– Остановиться сейчас? – недоуменно спросила она.

– Да… Будь я проклят, но у меня с собой ничего нет. Пойми, Ярдли, я не думал, что сегодня настанет счастливый момент, что ты согласишься…

Она нахмурилась.

– И мы должны отказаться?.. Послушай, Саймон, все это пустое. Разве может нас сейчас что-то остановить?

– Но этого требует здравомыслие. Каюсь, виноват, не думал, что все так пойдет. Что ж делать… Слишком много времени прошло с тех пор, когда я не забывал о подобных вещах. Да и вообще, по правде говоря, редко пользовался презервативами.

– Почему?

– Мне казалось, что это мешает живому ощущению.

– А теперь?

– Теперь у меня в жизни появилось нечто более дорогое, чем просто чувственность. Так что подобных пустяков я могу и не замечать. – Она прикоснулась к молнии на его джинсах. – Ярдли, ты с ума сошла? Я уже длительное время не имел ни с кем физических контактов и уверен, что здоров, но следует опасаться и другого. Ты ведь знаешь, как шустры эти сперматозоиды…

– Ох, раз дело только за этим, то знай, Селина накупила целый ящик презервативов. Они там, наверху, в ванной.

– Почему же ты раньше не сказала, я бы принес…

– Нет, в такой тьме тебе не найти дороги, да ты и не знаешь, где они лежат. Сама схожу. Возьму свечку и поднимусь. Я скоро.

– Ну, спорить тут мне не приходится. Как скажешь, дорогая.

Встав, она отыскала блузку и накинула на плечи. Вдали от камина по коже ее пробежал озноб. Даже шум дождя, до сих пор казавшийся ей явлением, только усиливающим уют, сейчас навевал образы студеного предзимья, а потому она поторопилась, шагая чуть не через ступеньку, а когда достигла цели и разыскала так пригодившиеся вдруг пакетики, мысленно возблагодарила сестру за столь своевременную заботу.

С презервативами в одной руке и свечой в другой она спускалась по лестнице и прошла ее почти всю, как вдруг у нее закружилась голова. Посветив вниз, она увидела, что осталось пройти две ступеньки, но в глазах у нее потемнело, и она не решилась сделать следующий шаг. Прильнув к перилам, схватилась за них, стеклянный подсвечник, выпав из руки, покатился вниз.

Услышав звон, Саймон вышел из гостиной и спросил в темноту:

– Ярдли? С тобой все в порядке?

Затем прошел на кухню и уже возвращался со стаканом воды и спичками. Он поднял и зажег свечу, осветил лестницу и, заметив разбитый подсвечник, бросился к Ярдли.

– Что случилось?

– Ничего страшного. Просто я поторопилась, оступилась в потемках и чуть не упала. Прости, что напугала тебя.

Саймон пристально смотрел на нее, она почувствовала, что он ей не верит, подняла руку и помахала тем, за чем ходила. Он от души рассмеялся, раскаты его смеха отдались в дальних уголках дома.

– Так чего мы ждем? – спросил он, отсмеявшись.

– Действительно. Дождемся, что вернется Селина со своим обезьянье-овощным коллективом.

После этих слов Саймон помог ей спуститься вниз. У подножия лестницы он подхватил ее на руки и отнес в гостиную.

– Там осколки стекла на полу, – сказала она, – это небезопасно. Может, мне стоит пропылесосить.

– Потом, – сказал он. – Тем более что и электричество отключили.

– Ох, я и забыла.

В гостиной он положил ее поближе к камину и, с некоторым сомнением, проговорил:

– Послушай, Ярдли, может, тебе еще раз сходить к этому доктору, у которого ты была. Ты ведь уже не первый раз теряешь равновесие.

– Что, я так плоха? Да я никогда в жизни не чувствовала себя лучше, честное слово. И врач сказал, что со мной все в порядке.

– Говоришь, никогда в жизни не чувствовала себя лучше? Хммм… Я не должен упускать столь редкостные минуты.

И он быстро стянул с себя джинсы и трусы, после чего, не мешкая, возлег рядом с нею, обнял и готов был овладеть ею, но прежде склонил голову и начал целовать так, будто целует впервые. Она тоже почувствовала это, переживая удивительное состояние, о котором можно было бы сказать, что это почти невозможное, а потому недолгое равновесие между страстным желанием и стремлением к покою.

– Вот о чем я думал все последнее время, другие мысли просто не лезли мне в голову, – проговорил он, овладевая ею, и, почти уже без голоса, добавил: – Ты вся такая шелковая… и слаще меда.

Время потеряло счет. Сколько его прошло, расплавленного их радостью и наслаждением?..

Но вот, почувствовав, что улетает, Ярдли теснее прижалась к нему, будто боялась, что ее унесет в поднебесье без него. И оба они побывали там, в небесах, оставаясь на месте, где и приходили после всего потихоньку в себя, усталые, но невероятно счастливые.

Они долго лежали, не двигаясь. Его голова покоилась на ее груди. Она удивлялась тому, что почти не чувствует своего тела. Наконец он поднял голову, погладил ее по лицу, по волосам и нежно поцеловал в губы.

– Ну, Ярдли, скажи, что нам делать? – заговорил он. – Разве мы можем расстаться? Нам так хорошо вместе, мы просто не имеем права потерять друг друга.

Она отвела глаза, что еще ей оставалось? Он говорит лишь о физическом наслаждении, а не о ней самой. Она надеялась, что он не заметит, как дрожат ее губы. Только одна вещь свела ее с Саймоном: она любит его. И хорошо понимает, что одно слово, нечаянно сорвавшееся с ее уст, способно в эту штормовую ночь отвратить его от нее навсегда… Он приблизил губы к ее уху и прошептал:

– Со мной никогда еще такого не было. Ни с кем. Правда.

– Совпали химические составы, так, кажется, объясняют это современные ученые, – пробормотала Ярдли и прикусила нижнюю губу.

Он приподнялся, разыскивая на полу свои боксерские трусы.

– Я сейчас вернусь. Лежи так, не двигайся.

Ярдли стянула с дивана пушистое кремового цвета покрывало и, набросив его на себя, откинулась на подушки. Из головы у нее не выходило то, что случилось с ней на лестнице. Да нет, она просто слишком торопилась, вот так и получилось. Сейчас-то она чувствует себя просто великолепно.

Услышав, как где-то там, за пределами комнаты, Саймон напевает мелодию в стиле кантри, она улыбнулась. Кстати, куда он подевал стакан с водой, с которым появился из кухни?

Нет, на самом деле он добрый. Она уже всем сердцем признала это. Но способен ли он избавиться от своих комплексов и обид, чтобы полюбить не кого-нибудь, а женщину из рода Киттриджей?

У нее похолодело на душе, стоило только подумать, что Саймон никогда не признается в чувствах, которые испытывает к ней и которые можно прочитать в его глазах. А ей просто необходимо, чтобы он объяснился. Интересно, долго ли она сможет обходиться без этого?..

Саймон появился в дверном проеме и спросил:

– Ты, надеюсь, еще не оделась?

– А может, уже пора?

Он опустился на колени, откинул с нее покрывало и довольно долго просто любовался ею, не прикасаясь и пальцем. Затем вдруг схватил ее, приподнял и прижал к своей груди. Она закрыла глаза. Какие у него сильные и горячие руки! Он поцеловал ее в щеку и нежно прошептал:

– Да, наверное, пора. Но, Боже, как мне хотелось бы просто лежать рядом с тобой. Побудь еще со мной, Ярдли, сердце мое.

– Я здесь, с тобой, Саймон. Я никуда не ухожу.

Она закрыла глаза и ненадолго погрузилась в сладкую дрему.

Глава 10

Саймон взял Ярдли за руку и повел от парадного подъезда дома к воротам своих владений. Сухие листья шуршали под ногами, привлекая тем к себе внимание. А под ноги стоило посмотреть – там осень выстлала великолепный ковер из красного, золотого и оранжевого, и все это было украшено бриллиантами редких дождевых капель, бриллиантами, сверкающими под лучами бледного вечернего солнца. Свежий воздух наполнял легкие.

Ярдли шла молча. Когда он искоса посмотрел на нее, такую красивую и независимую, у него сжалось сердце. Саймон и как художник, и как мужчина никогда не мог пройти мимо редкостной красоты. Ярдли Киттридж была изваяна Богом весьма старательно. Порой, когда она оставалась неподвижной, ему казалось, что Бог изваял ее из тончайшего, почти прозрачного фарфора, хрупкого на вид, но способного долгие годы сохраняться без малейшего изъяна.

Она улыбнулась, подняв лицо к солнечному свету, и он дорого дал бы, чтобы узнать ее мысли. У Ярдли было лицо, на которое он никогда не устанет смотреть. Саймон даже не знал, что существуют подобные лица, как, впрочем, никогда не думал, что будет так страшиться ухода женщины. А ведь он прожил на свете достаточно и знал многих женщин. Почему же никогда не заботило его, как они к нему относятся? Он думал только о себе, о том, как он к ним относится. С малых лет завися от других и наконец обретя независимость, он не спешил подчиниться какой-нибудь женщине. Это было не местью, а чем-то таким, что выработало несчастное детство в его характере. Уж хоть тут-то, с женщинами, он не обязан был подчиняться.

И вот теперь в его жизни появилась Ярдли Киттридж. Она не просто стала его возлюбленной, она увидела в нем то хорошее, чего он сам в себе не видел. И даже узнав, что он замыслил отомстить ее семейству, она, вместо того чтобы испугаться, попыталась его понять. Саймон подумывал сдаться, но знал, что не может себе этого позволить. То, что стояло между ним и Джерридом, к несчастью, встало между ним и Ярдли. Несмотря на возвышенные чувства и уважение к ней, он не мог забыть, что она любыми способами решила вернуть себе форму, пыталась его обокрасть. Будь Ярдли с ним честна, он попытался бы понять, почему ей так важно оправдать в его глазах своего деда.

После невероятного везения, после того как она согласилась провести с ним весь уик-энд, да не просто, а любовный уик-энд, когда они почти не расставались и он изучил, как ему казалось, до подробностей, что значит каждая ее улыбка и каждый жест, исследовав и поняв, где ее кожа нежнее и чувствительнее всего, Саймон вдруг осознал: она как была для него загадкой, так и осталась. Единственное он знал точно: когда она пробуждается в его объятиях, когда ее белокурые локоны шелковым покрывалом лежат у него на груди, а томные полночно-синие глаза улыбаются ему, день его начинается с надежды и радости, которые озаряют всю его жизнь. Но почему она здесь, с ним? Он ничего не может дать ей, кроме постели. Сам-то он этим счастлив, но чувствует, что Ярдли одного секса мало. И потому боится, что в один прекрасный день она покинет его.

Он привез ее сюда в пятницу вечером, и с тех пор они почти не покидали постели, разве что затем, чтобы сходить в ванную или на кухню, за какой-нибудь едой. Такое времяпрепровождение всегда казалось ему бессмысленным и нелепым. Он не мог припомнить, чтобы в последние годы проводил уик-энд с кем-нибудь, кроме своего компьютера. Так что собственные благостные ощущения изумляли Саймона.

На два с половиной дня они забыли весь мир, включая тень покойного Джеррида. Но сегодня, в воскресенье, она решила уйти. Он не хотел ее отпускать. Будь его воля, он не отпустил бы ее никогда. Ему, что нож в сердце, необходимость возвращать ее в дом Джеррида. Он долго жил один и ценил свою независимость, но отпускать ее не хотел. Его донимало ноющее предчувствие, что после их теперешнего расставания что-то непременно изменится, причем не в лучшую сторону.

Когда они не спеша приближались к мостику через ручей, Ярдли, подбрасывая ногой листья, заговорила:

– Какой прекрасный день! Таких до зимы будет уже немного. И почему мы не погуляли здесь раньше?

– Раньше мы были заняты. – Щеки ее порозовели. Саймон улыбнулся. Он уже знал, что к моменту расставания его ангел обычно воспаряет. – Ненавижу расставаться с тобой.

– Ну знаешь, Саймон, надо же дать друг другу передышку.

Остановившись на мостике, Ярдли стала спиной к деревянным перилам, уперлась в них руками, подпрыгнула и села. Саймону вспомнилось, как она висела на его заборе, зацепившись за что-то брюками. Нет, он определенно сумасшедший, раз вступил в любовную связь с этой авантюристкой! Он подошел ближе, встал между ее раздвинутых коленей и обнял ее.

– В передышке нет никакой необходимости. Оставайся на ночь. Мы съездим к тебе, заберем твои вещи и машину. Отсюда до твоего офиса не дальше, чем от дома Мими.

Ярдли резко помотала головой, как будто он предложил нечто возмутительное и непристойное.

– Нет, мне надо домой, – тихо сказала она и погладила его по колючей щеке, явно нуждавшейся в бритве. – Я ведь уже говорила тебе, что рядом с тобой перестаю соображать.

– О чем тебе думать, милая? Не знаю как для тебя, а мне этот уик-энд показался самым невероятным за всю мою жизнь.

Она посмотрела на него с какой-то непонятной улыбкой и сказала:

– Послушай, Саймон, я ведь не в Китай уезжаю, буду неподалеку, всего лишь в паре миль отсюда. Сам подумай, не можем же мы остаток нашей жизни провести в постели.

Он нежно гладил ее по спине, не в силах оторваться от этого ставшего ему столь близким существа.

– Знаешь, назови это чем хочешь, хоть суеверием, но у меня предчувствие, что, если я отпущу тебя сегодня, произойдет какая-то непоправимая перемена.

– А я чувствую, что у нас с тобой ничего плохого случиться не может. Довольно стыдно тебе, такому здравомыслящему человеку, прислушиваться к неким неясным ощущениям.

Он глядел на нее, чувствуя, как в горле у него встает ком.

– Мне никогда не будет тебя достаточно. – Он пробежал пальцами по водопаду ее шелковых золотистых волос, потом посмотрел ей прямо в глаза. – Все, что имело в моей жизни хоть какое-то значение, меркнет перед тем, что я обрел с тобой. Ты должна это помнить.

– Хорошо, я не забуду твоих слов, Саймон. А теперь мне пора. Я еще не знаю, не поняла, что мы друг для друга значим. Мне надо побыть одной и все обдумать. Наверное, нам надо попытаться пожить какое-то время друг без друга. Я не жалею, что приехала сюда, но, честно говоря, не уверена, что это хорошо для нас обоих.

– А завтра ты вообще скажешь, что ничего не было?

Саймон вновь запустил пальцы в ее длинные волосы, вспоминая, как они лежали на подушке и приятно щекотали его кожу, когда они творили любовь. Он не верил в любовь. В его мире люди заботятся только о себе или спиваются. Но что делать с чувством, которое он испытывает по отношению к этой женщине, он и сам не знал. Какими словами объяснить ей, что она для него значит?

Тревожные мысли обрушились на него тяжестью снеговой лавины, за одной мыслью накатывала другая, и он страшился, что будет погребен под грузом этой непомерной тяжести. А как из-под нее выбраться? Признаться ей в любви? Но как переступить через остатки гордости, забыть свои подозрения? Нет, слова признания застревали у него в глотке. Ведь она, можно сказать, и так уж почти что одержала над ним верх.

Да и с чего он взял, что его любовь ей нужна?

И вместо объяснения в любви Саймон склонил голову и поцеловал ее в розовые губы, сладкие и хмельные, как свежий сидр. Потом снова привлек ее к себе и замер, держа ее в своих объятиях, из которых не в силах был ее выпустить. Прошло несколько долгих минут, прежде чем он все же заставил себя отступить.

– Спасибо тебе, милый.

– За что ты благодаришь меня?

– За этот чудесный уик-энд. За все, что было.

Уголки его губ чуть приподнялись в подобии улыбки.

– Не забудь: я не отступаюсь ни от чего, что для меня важно. Так что можешь уезжать хоть в Китай. Я все равно найду тебя.

– Хотелось бы в это верить. Ну, пора…

Саймон подхватил ее за талию и, как пушинку сняв с перил, поставил на землю, затем увидел, что Ярдли пристально на него смотрит. Она тотчас опустила глаза, боясь, что он снова заговорит и, не дай Бог, начнет задавать вопросы.

«Ягуар» Саймона подкатил к дому Мими и остановился возле грузовичка Бо. Сам он на лужайке перед домом играл с Кэйси в футбол. Забавно было смотреть, как этот огромный медведь стоит в напряженной позе, готовясь принять мяч с подачи такой малявки. Да и мяч в его лапе казался гораздо меньше, чем был на самом деле. Но игра шла всерьез, Бо, во всяком случае, относился к ней не менее серьезно, чем малыш.

– Прибыли в самый разгар матча, – усмехнувшись, сказала Ярдли. – Футбол, кажется, твоя любимая игра, или я ошибаюсь?

Саймон, не выключая мотор, прочесал пятерней свою шевелюру.

– Может, я поеду домой?

– Да нет, что ты, побудь немного. Раз Бо здесь, Селина, я думаю, сама себя превзойдет, состряпав на обед какое-нибудь фантастическое кушанье. Мы с тобой за весь уик-энд толком не поели, так давай хоть сейчас отведем душу.

Делая вид, что соглашается с явной неохотой, даже слегка укоризненно приподняв брови, Саймон все же выключил мотор и изволил выйти из машины. Наблюдая за ним, Ярдли чувствовала, как сильно она его любит, ибо даже смотреть на него было наслаждением. Хотя, вообще говоря, это странное ощущение напоминало ей хождение по канату, натянутому опасно высоко над землей. Не слишком ли далеко позволила она себе зайти?

Но даже если он и не способен дать ей большего, чем уже дал, она хочет быть рядом с ним. Она счастлива просто слышать его голос. Впрочем, к чему кривить душой? Не просто голос: она страстно хотела услышать от него, что он любит ее. Этого одного хватило бы ей на всю жизнь, даже если сегодняшние мечтания в этой жизни и не сбудутся.

А Саймон тем временем сбросил куртку, чем явно выразил желание присоединиться к футболистам.

– Ну конечно, янки [6]6
  Здесь – уроженец Новой Англии.


[Закрыть]всегда появляются к концу матча и присоединяются к будущим победителям, – сказал Бо при появлении на поле Саймона, засучивающего рукава рубашки.

– Да уж, мы, янки, своего не упустим, – сказал Саймон, обернувшись к Ярдли и подмигнув ей. – Я сразу смекнул, кто тут выигрывает. Тут Кэйси выигрывает, так что я смело могу войти в его команду, ничем не рискуя.

Предоставив мужчинам наслаждаться азартом игры, Ярдли направилась к дому. Селину она нашла на кухне, нарезающей исходящее душистым парком мясо.

– Привет, сестричка.

Та бросила на нее мимолетный взгляд и ехидно проговорила:

– А-а! Пропащая душа изволила вернуться! Думаю, мэм, мне не следует спрашивать, как вы провели свой уик-энд. Если бы он у вас с самого начала не задался, ты вернулась бы гораздо раньше.

Ярдли покраснела, но постаралась справиться с собой и принялась демонстративно вдыхать запахи.

– Что за божественные ароматы! А всего-то пошлый кусок свинины… Впрочем, в руках хорошей стряпухи и козлятина будет пахнуть не хуже. – Помолчав, она добавила: – Не люблю эти воскресные вечера, как-то грустно становится, завтра опять на работу… А ты вроде надумала вернуться с Бо в Нэшвилл?

– Вовсе нет, я только тем и занята, что пытаюсь объяснить ему, почему не могу поехать с ним.

– Кажется, все твои попытки ни к чему не привели. – Ярдли кивнула в сторону окна.

– Ох, он такой тупоголовый. Слышит только то, что хочет слышать.

– Знаешь, Селина, это, конечно, не мое дело, но он очень милый и, кажется, сильно влюблен в тебя. Ведь ты же согласилась почему-то выйти за него замуж. Так не лучше ли попытать счастья с ним, чем предаваться воспоминаниям?

– Давай оставим в покое мои воспоминания. – Селина вытерла руки о фартук. – Лучше достань из холодильника картофельный салат. Саймон останется обедать?

– Думаю, да. Он сейчас играет с Бо и Кэйси в футбол.

– Прекрасно. Еды всем хватит, – сказала Селина, подходя к окну. И вовремя: Саймон, атакованный малышом, упал на ворох листвы, и Кэйси, заливаясь смехом, покатился туда же. – Взрослые мужики, а ведут себя ничуть не умней ребенка. Знаешь, мне кажется, твой Саймон будет хорошим отцом.

– Ну, а твой Бо и вообще становится при виде Кэйси помешанным, да и рядом с тобой – тоже. И пожалуйста, не вздумай сказать Саймону, что он будет хорошим отцом, а то он просто сбежит с твоего обеда. И вообще, Селли, прошу тебя, не позволяй себе всяких таких высказываний и комментариев в его присутствии. Мало ли о чем мы с тобой можем говорить наедине. Должна тебе сказать, его родители разошлись, когда он был маленьким, и потому он вряд ли хорошо относится к институту брака.

– Не могу поверить, что самая яркая звезда клана Киттриджей станет довольствоваться лишь сердечной привязанностью. А как же быть с большим церковным обрядом венчания, кружевной фатой, свадебным платьем и розовыми розами, о которых ты всегда говорила? Нет, с его стороны просто свинство лишать тебя всех этих радостей.