Текст книги "Узник ночи (ЛП)"
Автор книги: Дж. Уорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
– Не важно выглядит, – сказал Дюран, открывая дверь, которая скорее напоминала дыру, чем нечто из досок и гвоздей. Когда она не сразу последовала за ним, он оглянулся через плечо. – Что?
Мысль, что его придется вернуть в темницу, была намного менее болезненной, когда она не заботилась о нем, когда она думала о нем, как о «пленнике». Теперь она знала, что проиграет в любом случае: если она отпустит Дюрана, ее брат умрет, и родная кровь всегда побеждает, верно?
– Прости, – пробормотала она, протискиваясь в условную дверь.
Внутри лачуги ничего не было кроме пыли и сосновых побегов – лес вступал в свои права. Скоро и следа человеческого строения не останется, разве что два четырехстворчатых окна продержатся подольше и гвозди не сразу превратятся в грязь.
– Сюда, – сказал он, направляясь в дальний угол.
Под его тяжестью доски пола застонали, и она понадеялась, что под полом нет еще одного уровня. Он мог провалиться.
Присев на корточки, он засунул пальцы в паз на доске, а приподнявшись вытащил секцию три на пять, которая была более прочной, чем можно было подумать.
– Мы спустимся здесь.
Амари подошла и, проигнорировав его протянутую руку, начала осторожно спускаться по лестнице: несколько тонких досок, привязанных к двум шестам бечевкой. В нос ударил букет запахов гнили, плесени и грязи, и она решила, что если выберется отсюда живой, то отправится в Диснейленд.
Ладно, хорошо, не в Диснейленд, потому что на самом деле, как вампир собирается пережить солнечный свет и визжащих человеческих детей. Но она собиралась туда, где есть кондиционер, освежители воздуха и кровати с чистыми простынями. Проточная вода. Холодильник. Душ с несколькими головками. Или просто теплая вода.
Вместе с братом и Дюраном.
Амари спустилась до конца и включила фонарик на телефоне. Стены, обработанные чем-то похожим на глину. Земляной пол. А впереди – узкий проход, темноту, которого не мог пробить рассеянный луч.
Дюран спрыгнул вниз, как будто знал, что его туша превратит лестницу в щепки.
– Мы пойдем туда.
Не то, чтобы был другой вариант.
– Подожди, – сказала она. – Нужно закрыть люк.
– Нет. – Он включил свой фонарь и направил его в черноту, луч был достаточно сильным и на стенах появился круглый и отчетливый круг света. – На этой стадии игры я хочу, чтобы охранники Чэйлена следовали за нами.
Когда он быстро зашагал прочь, она последовала за ним.
– Ты с ума сошел?
– Доверься мне.
***
Дюран шагал по сырому и холодному коридору, и его кожа горела предупреждением. Не потому, что его кто-то преследовал, а из-за того, что его ждало впереди.
Все повороты и прямые участки пути он знал наизусть. Знал он также, что этот отрезок пути был самым опасным. Во всех остальных частях лабиринта было где спрятаться или укрыться. Здесь? Если их присутствие уже было обнаружено и защитники Даавоса были посланы навстречу, им придется полагаться на рукопашный бой лицом к лицу. С ним еще слабым и заторможенным после кормления?
Он сомневался, что кто-то из них выживет.
И боялся еще более худшего исхода если его отец возьмет Амари в плен.
Вдобавок ко всему, охранники Чэйлена представляли собой немалый риск, но они были ему нужны. Сейчас все члены секты должны быть на арене, где Даавос совершал над ними ночную церемонию «омовения», во время которой они будут омыты в метафизическом смысле от их грехов предыдущих двадцати четырех часов. Предполагая, что практика не изменилась, это даст ему и Амари шанс войти, замаскироваться и уйти. С другой стороны, охранники Чэйлена не будут столь же эффективны, как он и Амари, в поисках пути, а когда их обнаружат, начнется хаос.
Идеальная дымовая завеса для него и Амари, чтобы спрятаться внутри, после того, как они получат ненаглядную. А потом он свалит, чтобы сделать то, зачем пришел.
Последний поворот и они оказались у двери хранилища. Дверь была похожа на дверь в его в бункере, и, по сути, он ей и вдохновлялся в свое время.
Он подошел к клавиатуре и ввел шестизначный код, который узнал, шпионя за защитником, использующим его внутри комплекса.
Никакого запасного плана. Если это не…
– Это сработает? – спросила Амари.
– Должно сработать. – Он снова ввел цифры. – По крайней мере, такой код был раньше.
Пока он ждал, его сердце колотилось в груди.
– Решетка! – воскликнул он, нажимая на символ.
Послышался лязг и скрежет, потом переключение передач, а потом… потом они оказались внутри.
На них пахнуло сухим и гораздо более теплым воздухом, чем был в проходе, из которого они вышли. Запах сильно кондиционированного, совершенно не естественного воздуха вызвал вспышку воспоминаний в его мозге. О тех временах, когда он был еще молод, а его мамэн все еще была жива – и вся ее жизнь была сплошным страданием.
– Ты собираешься войти внутрь?
Амари задала вопрос спокойно, как будто знала, что он в ступоре. И правда заключалась в том, что 99% его кричали, чтобы он развернулся и побежал обратно к шаткой лестнице. В его мгновенной фантазии он был свободен, бежал через лес, запрыгивал в вездеход и уезжал вместе с Амари, убегая от Чэйлена и от своего отца, чтобы быть свободными в мире, где были только они вдвоем.
Это был прекрасная фантазия.
На самом деле, у на нем был ошейник Чэйлена, совесть, которая не позволит оставить смерть его мамэн безнаказанной, и ее брат, застрявший в аду, в котором сам Дюран провел двадцать лет.
– Да, – сказал он резко, – собираюсь.
Ему стало плохо, когда он переступил порог, и он снова остановился. Но потом он снова посмотрел на Амари. Она тоже колебалась, как если бы у тебя в руке был пистолет, который может выстрелить тебе в лицо, если ты нажмешь на курок. И дело было не в том, куда они направлялись. Очевидно, речь шла о ее проводнике.
Он протянул руку:
– Я знаю, куда нам идти. Я тебя не подведу.
Когда она посмотрела через его плечо, он понял, что она видит: темноту, густую, какой может быть только подземная темень.
Она не взяла его ладонь, как не брала, когда он хотел помочь ей спуститься по лестнице. Как будто она должна была доказать себе, что может справиться с этим в одиночку, даже если это было не так – и он это уважал.
Но ему нужно было, чтобы она что-то услышала.
Он положил руку ей на плечо, и она, должно быть, прочитала что-то на его лице, потому что замерла.
– Послушай меня, – сказал он. – В комплексе четыре выхода, по одному с севера, юга, востока и запада. Этот восточный. Все они по-разному выходят наружу у подножия горы. Коды состоят из шести цифр, и они прогрессируют, начиная с северного.
Он пробежался с ней по последовательностям, и она быстро выучила их, повторяя за ним.
– И знак «решетка», – добавил он. – Не забудь про нее в конце. Если со мной что-нибудь случится или мы расстанемся, тебе нужно найти одну из спиц в колесе – прямой коридор. Комплекс расположен в централизованном плане вокруг пересечения четырех компасных точек. Коридоры, которые изгибаются, тебе не нужны, потому что по ним ты будешь ходить по кругу. Прямые ведут либо к выходу, либо на арену, ясно? Это то, что спасет тебя, и ты будете знать, что направляешься наружу, а не внутрь, потому что все остальные будут идти в противоположном направлении, в случае, если прозвучит сигнал тревоги.
– Окей. Поняла.
– Еще одна вещь. Вся эта гора начинена взрывчаткой. У тебя будет три минуты, как только загорится красный свет. – Дюран даже не пытался скрыть горечь в голосе. – Даавос промыл мозги пастве. Они верят, что как только эти красные огни начинают мигать, наступает конец Вселенной, и они должны молиться. Не пытайтесь никого спасти. Пусть они идут на арену, они приняли решение из-за своих заблуждений, и это их судьба. Некси и я – единственные, кто вырвался отсюда. Ты не победишь в этих дебатах, и более того, тебе нужно выбраться отсюда, хорошо? Не пытайтесь никого спасти. Ты единственная, кто имеет значение.
Она кивнула. И затем:
– Дюран… спасибо. За все.
Он вгляделся в ее лицо. На виске у нее было грязное пятно, тонкие локоны выбились из конского хвоста, а румянец от усилий добраться до хижины потускнел в прохладном подземном проходе.
Ее глаза встретились с его, словно она читала его мысли.
Когда они оба поцеловались, он понял, что это прощание. Один из них, или оба, не выберутся из этой самоубийственной миссии живыми.
И больше всего его беспокоило то, что она, возможно, не получила его сообщение. Когда он сказал ей никого не спасать…, он имел в виду и себя тоже.
Велика вероятность, что ей придется оставить его здесь, когда взорвется гора, и он молился, чтобы ее желание спасти жизнь брата пересилило свет, который горел в ее глазах, когда она смотрела на него сейчас.
– Никто не имеет значения, кроме тебя, – грубо сказал он.
Глава 22
ПОКА ДЮРАН ГОВОРИЛ, Амари не понравилось выражение его лица. Нет. Нисколько.
– Не забывай меня, ладно? – тихо сказал он. – Ты не нужно оплакивать меня, я только... хочу, чтобы кто-нибудь меня запомнил.
– Я не хочу этого слышать…
– На случай, если Забвение – это ложь, я не хочу, чтобы все выглядело так, будто меня никогда и не было.
Прежде чем она успела возразить, он сжал ее руку, а затем потянулся и неплотно прикрыл дверь. Не сказав больше ни слова, он двинулся вперед, и в тот момент, когда Амари в отчаянии посмотрела ему вслед, она заметила далеко в темноте какое-то свечение.
Это был не сигнальный фонарь. Вырисовывая фигуру Дюрана в темноте, свет просачивался через зазоры закрытой двери.
На этот раз клавиатуры не было. Обычная ручка, как у нее в спортзале. Но учитывая то, что ждало их с другой стороны, она чувствовала, что это портал, через который нужно проходить в защитном шлеме, в противогазе и после подробного инструктажа хирурга.
– Один... два... – Дюран сжал ручку. – Три.
Плавным движением он опустил ручку вниз и распахнул дверь. Заглядывая внутрь, он держал пистолет наготове.
– Налево. Быстро и тихо.
Они скользнули в бледно-серый коридор, который был именно таким по ее представлению, каким и должен быть в секте: все отполировано до блеска, никаких украшений, потолок, стены и пол покрыты квадратами линолеума конца шестидесятых годов, тонкие клеевые швы между которыми выцвели до горчично-желтого цвета. Люминесцентные лампы были установлены на голых панелях через каждые два метра по потолку, и многие из трубок мигали или перегорели. Изразцы под ногами были стерты в две отдельные параллельные полосы.
От людей, идущих в ряд или парами.
Ощущение, что она попала в чужой мир, усилилось, когда они подошли к двери с такой же ручкой, как и у первой. На панели из искусственного дерева прикрепленной на двери на уровне глаз была выгравирована белыми буквами надпись, гласившая «скромность превыше всего».
Вдалеке раздавался странный тревожный гул.
Дюран, нахмурившись, огляделся. Потом покачал головой.
– Позволь мне войти первым, – сказал он, взявшись за ручку.
Она оглянулась. В коридоре никого не было. Вокруг не было ни души, по крайней мере, она ничего не слышала и не чувствовала, и ей стало интересно, насколько велик этот объект.
Дюран быстро и бесшумно открыл дверь и исчез в помещении. Амари подумала, что вывеска на двери напомнила ей старые щиты с рекламой купальных костюмов с юбочками и закрытыми по шею лифами и колготок, больше похожих на компрессионные чулки.
Может быть, раньше именно сюда люди посылали своих незамужних тетушек, когда те уже были не в состоянии крутить романы в течение еще одного курортного сезона...
Что это, черт возьми, был за гул?
Дюран высунул голову.
– Здесь что-то не так.
– Да неужели? – пробормотала она себе под нос.
Он втащил ее внутрь, и она ахнула, чуть не выпрыгнув обратно в коридор. Вся комната, двенадцать на шесть метров, кишела мухами – нет, не мухами, это была моль. Тысячи бледнокрылых мотыльков, сталкиваясь друг с другом, порхали в воздухе, словно одна большая завеса.
Смахнув их с лица, она почувствовала ужасную вонь, похожую на стоячий, влажный, гниющий запах ила в русле реки в конце августа.
Она снова отмахнулась, хотя это было бесполезно. Их было слишком много…
– Это прачечная? – сказала она.
– Раньше была.
Вдоль одной стены располагались промышленные стиральные и сушильные машины. Вдоль другой – стойки и стойки... целый универмаг стоек... на них висели сотни темно-бордовых шерстяных мантий в разной степени разложения. Моль жила за счет шерстяной ткани, прогрызая дыры, которых становились все больше, оставляя после себя измельченный до состояния сита материал.
Это была целая экосистема, результат того, что когда-то две или три бабочки попали сюда, после чего было организовано хозяйство, которое воспроизводило себя раз за разом, и так триллион раз подряд.
Дюран подошел и вытащил из ряда мантию. Шерсть рассыпалась трухой у него в руках.
– Это плохо. – Он сбросил остатки на пол. – Я предполагал, что мы сможем замаскироваться и таким образом проникнуть незамеченными в общину.
Амари почувствовала, как рука холодная рука смерти сжимает ее затылок.
– Думаешь, нам это понадобится?
***
Когда Дюран вышел в коридор и придержал дверь для Амари, мотыльки вылетели как клубы дыма из горящей комнаты и рассыпались в разные стороны. Ему почти захотелось загнать их обратно, чтобы они не отделялись от своих.
Он кивнул, и они с Амари двинулись обратно, прижимаясь к одной из стен изогнутого коридора и держа оружие наизготовку. Проходя мимо двери, через которую они вошли, он понял, что никто не пришел проверить, почему дверь не полностью закрыта... когда они достигли кухни кафетерия, не было ни малейшего запаха пищи... и поскольку тишина и душный воздух были единственным, что их сопровождало... ужасный вывод начал формироваться в его голове.
Он боролся с этой мыслью.
Сражался так, как должен был сражаться с защитниками Даавоса.
Когда они подошли к пересечению с прямым коридором, идущим с севера на юг, он высунулся и огляделся. Никого. Никаких разговоров. Ходьбы. И не только из-за церемонии омовения.
– Сюда, – сказал он.
Говоря это, он слышал ярость в собственном голосе, и его тело начало дрожать от агрессии.
На потолке, по мере их приближения к арене, большинство флуоресцентных ламп уже не работало, мигали только единичные, и их непредсказуемые вспышки только усиливали ощущения, кричащие в его голове.
Воспоминания вернулись к нему, те, которые он предпочел бы их забыть. Широко раскрытые глаза его матери на покрытом синяками лице, полные сдерживаемых слез. Ее тихое, отчаянное мужество продолжать жить день за днем, потому что она боялась, что насильник заберет ее сына. Годы страданий, которые она перенесла.
Из-за Дюрана.
«Ты смысл моей жизни, мое благословение», – всегда говорила она ему.
Дерьмо, он был ее проклятием. И убийство отца казалось ему единственным, что он мог сделать, чтобы заслужить любовь, которой никогда не заслуживал.
Только так он мог жить в мире с собой.
Когда он приблизился к арене, то почувствовал, что его преследуют, хотя он постоянно оглядывался назад и почти хотел увидеть орды вооруженных защитников, надвигающихся на его сзади. Но... нет. Не важно, сколько раз он оглядывался через плечо или проверял ответвления извилистого коридора, вокруг них никого не было.
Никаких признаков тревоги.
Только пара потертых дорожек на линолеуме под ногами и флуоресцентные лампы, мигающие над головой.
– Моя мамэн умерла в ночь перед моим похищением.
Когда голова Амари дернулась в его сторону, он понял, что произнес эти слова вслух.
– Мне очень жаль…
Он прервал ее:
– Я думаю, она умерла от сердечного приступа. Мы с ней были в нашей келье, последние несколько ночей она чувствовала себя очень усталой. И с желудком... Внезапно она просто... – Он покачал головой. – Она сидела на своем тюфяке и сунула руку под мышку, как будто ей вдруг стало больно. Потом она схватилась за грудь и стала хватать ртом воздух. Она посмотрела на меня…
– О, Дюран.
Это помогало… Помогало, что прямо сейчас они спешили, были сконцентрированы на возможной атаке, были заняты, очень-очень заняты, иначе он сомневался, что в противном случае смог бы закончить рассказ.
– Она повалилась на бок. Она все еще смотрела на меня, но, кажется, больше не видела. Я начал выкрикивать ее имя. Попытался посадить ее, но голова... она свесилась ей на плечо, потом упала... назад.
Он даже не заметил, что остановился, что одна из четырех двойных дверей на арену была перед ними.
– Один из защитников – личная охрана Даавоса – вошел, потому что услышал мои крики. Затем в нашу комнату вбежал Даавос. Я схватил его за горло. Я просто, черт... – Он закрыл глаза. – Понадобилось семеро защитников, чтобы оттащить меня от него, и как только это удалось, он, как помешанный, бросился на ее тело. К тому времени краски жизни уже покинули ее лицо. Он кричал. Обнимал ее. Им пришлось вытащить меня из той комнаты. Они воткнули в меня что-то, иглу. Я потерял сознание.
Он уставился на закрытые двойные двери. На деревянных панелях был вырезан профиль мужчины, черты которого были идентичны его собственным.
Дюран посмотрел туда, откуда они пришли.
– Она прибыла сюда потерянной душой и купилась на ложь, на величие, на спасение. А потом он погубил ее всеми возможными способами. Он делал это со многими людьми, но она была единственной, кто имел значение для меня. – Он откашлялся. – На следующую ночь, после того как меня усыпили, я проснулся в комнате один. Ее тело исчезло. Ее тюфяк. Он словно стер ее. Я решил почтить ее память, провести церемонию ухода в Забвение. Он не собирался делать это для нее. Я пошел в ванную, принял душ и побрился, чтобы быть чистым. Не важно, что у меня не было останков. Я сказал себе, что все равно сделаю это: скажу нужные слова, сделаю необходимые жесты, выполню ритуал, даже если мне придется просто изображать его. Если Дева-Летописеца действительно благосклонная мать расы, сказал я себе, она дарует особую милость моей мамэн.
– Я уверена, что твоя мамэн в Забвении
– Ты не можешь этого знать. Я тоже, – он потер глаза. – Они ударили меня по голове, и я очнулся в Большом зале Чэйлена перед его очагом. На его столе. Мой отец был умен. Он знал, что я собираюсь сделать, как только церемония будет закончена. До полуночи у меня будут двое мертвых родителей, и ничто меня не остановит.
Дюран положил руку на правую сторону двери. На профиль отца. – Я был так близок к тому, чтобы вытащить и ее. Это была точка соприкосновения событий. Бункер был готов, путь к отступлению спланирован, мои припасы доставлены к Некси. Неделю назад я помог Некси выбраться из лагеря в качестве теста, и это сработало. Мне нужно было убедиться, что это сработает... Я должен был быть уверен, что моя мамэн будет в безопасности.
Когда Амари положила руку ему на плечо, он подпрыгнул и сосредоточился на ней. Понизив голос, он сказал: – Я был так близко. Я был так чертовски близко...
Говоря это, он не был уверен, что имеет в виду освобождение матери.
Или то, зачем он пришел сюда этой ночью.
Дюран толкнул дверь и вышел на арену.
Глава 23
СКЕЛЕТЫ БЫЛИ ПОВСЮДУ. Сотни, может, больше.
Амари последовала за Дюраном в театральный зал, где ряды сидений спускались к центральной сцене, и все было усыпано неисчислимым множеством костей.
И они умерли ужасной смертью. Эти люди... эти бедные люди страдали.
Она опустила пистолет и подошла к верхнему ряду сидений.
– Господи… Боже.
Дюран спустился по лестнице, покрытой ковром, который был сплошь в коричневых пятнах. Кровь, поняла она. Должно быть, они истекли кровью, но от чего?
Дюран наклонился и взял шприц.
– Болиголов.
Ее мозг пытался переварить все это.
– Его заросли я видела в лесу?
– Мой отец выращивал их для этой цели. – Дюран положил шприц точно туда, где он его нашел. – Смертельно для людей. Еще хуже для вампиров, если сделать инъекцию. Ты истекаешь кровью из каждого отверстия.
Это объясняло густые коричневые пятна, которые высохли... некоторое время назад... на перилах, в проходах, на сиденьях и спинках стульев.
Она могла представить случившуюся здесь бойню.
– Он всегда говорил, что сделает это. – Дюран спустился на сцену, перешагивая через руки и ноги, грудные клетки, черепа. – Он говорил о «Конце света», и я всегда думал, что он, должно быть, почерпнул идею из человеческих СМИ или чего-то в этом роде, потому что мы не используем такое словосочетание. И ты была права, телевидение, газеты и радио были запрещены для нас, но сам он следил за внешним миром с их помощью. Иногда он приносил вырезки моей мамэн и читал их ей, особенно часто незадолго до моего перехода.
– Сколько тебе лет? – выпалила Амари.
– Через год после перехода. – Он покачал головой, не обратив на ее вопрос внимания. – Я имею в виду, прошел всего год после моего перехода, когда она умерла, и я оказался у Чэйлена. Некси помогла мне пережить переход, а я, в свою очередь, помог ей выбраться.
Дюран наклонился и осторожно передвинул кость руки ближе к скелету. – Каждую ночь на закате он говорил им, что они грешники. Он говорил им, что он – спасение. Они верили ему. Это, – он обвел рукой арену, – должно было стать очищением. Я думаю, что в начале, в приливе послушания они сделали себе инъекцию, уверенные, что делают правильные вещи, и это выведет их на следующий, более высокий, уровень сознания вместе с их лидером. Они не хотели уходить в Забвение. Это было ментальное и эмоциональное возвышение, просветление, которого они искали, и которое он им обещал.
Он поднял бедренную кость и смотрел на нее. – Но потом появилась боль. Однажды я видел, как он делал укол мужчине. Он сделал это передо мной в качестве угрозы. Мужчина был так готов к этому, с готовностью предлагая свою вену, и никто не удерживал его. Отец заставил мужчину опуститься перед ним на колени и поцеловал в лоб, обхватив ладонями его лицо, улыбаясь ему с теплотой и состраданием. Затем он велел мужчине закрыть глаза и принять подарок.
Дюран вернул кость на место и пошел дальше. Добравшись до сцены, он обошел ее и поднялся на пять ступенек возвышения. – Мой отец сделал инъекцию члену культа, и посмотрел на меня, обняв мужчину. Как будто все, что мне нужно было сделать, это подчиниться правилам, и тогда у меня не будет никаких проблем. За исключением того, – Дюран хрипло рассмеялся, – что этот мудак, конечно же продолжал избивать и оскорблять мою мамэн. Я наблюдал, как мужчина наклонился к моему отцу. Мужчина улыбался, но вдруг перестал. Его глаза распахнулись. Белки глаз стали красными. А потом хлынула кровь. Изо рта, когда он закашлял. Из носа. Из ушей, когда он упал на бок. Его дыхание превратилось в бульканье, и он изогнулся, сначала вытянувшись на спине, а затем свернувшись в комок. Он истекал кровью... отовсюду.
– Что было самое хреновое? – Дюран взглянул на нее. – Отец отступил на шаг и, казалось, был потрясен всем этим. Что, черт возьми, он думал произойдет? Неужели он действительно верил в собственную чушь о трансцендентности? Я никогда об этом не думал, но, возможно, он ожидал, что луч света пробьется сквозь потолок и искупает этого мужчину в просветлении. – Последовала пауза. – Тогда-то я и понял, что ему придется от меня избавиться. Даже если бы дело не касалось моей мамэн, я стал свидетелем его замешательства и понял, что он все это выдумывает. Я заглянул за кулисы той ночью, и в мире, который был театром иллюзии его превосходства, это было недопустимо.
Амари начала спускаться по лестнице, представляя все эти страдания. Сначала люди сидели в креслах, но это продолжалось недолго. Кости лежали в проходах, в промежутках между сиденьями, на ступеньках. Трудно было сказать наверняка, какие ребра соединялись с какими руками, и были ли черепа со своими позвоночниками, когда тела переплетались, возможно, ища утешения друг у друга, когда они слишком поздно поняли, что просветление не придет. Только боль.
– Значит, это был его «Конец света», – сказал Дюран. – Но он бы здесь не остался. Я знал, что у него есть план эвакуации, потому что он рассказал моей мамэн, и она рассказала мне. Он не собирался умирать со своей паствой и собирался взять ее с собой. Он обычно говорил: «Если красные огни начнут мигать, у нас есть три минуты до того, как комплекс взорвется. Я приду и заберу тебя». – Думаю, взрывчатка не сработала.
Когда Амари добралась до дна, ее чуть не вырвало. Очевидно кровь стекала по проходам и собиралась у основания сцены, словно стремясь к самому центру, принося себя в жертву злобному, смертному богу.
Ее ботинки оставляли следы, как будто она шла по илу высохшего русла реки, и она подумала о голове Ролли и его крови на земле, растекающейся, как Миссисипи. Тогда кровь блестела в ночи. Теперь она высохла? Да, и часть ее впиталась бы в жаждущую землю.
Она посмотрела на Дюрана и не знала, что сказать. Все это было уж слишком.
Его глаза вернулись обратно к ней.
– Я никогда не знал его имени.
– Прошу прощения?
– Я от том мужчине, который умер у меня на глазах. Я никогда не знал чьего-либо имени – ну, кроме Некси, и то она сказала мне его только после того, как я привел ее в бункер, когда она благодарила меня. Я сказал ей, что это командная работа, и это было правдой. Она была той, кто вычислил путь побега и рассчитала его время. Она вроде как гениальная.
Он снова огляделся. – Знаешь, моя мамэн все время называла мне имя своего отца. Я не мог понять зачем это, но сейчас... Думаю, она хотела передать его мне. Хотя больше у нее ничего и не было.
Амари знала, что она никогда не забудет, как он выглядел, воскресший сын. Его волосы были обрезаны ножом, его глаза смотрели настороженно и страдальчески, его большое тело было великолепным и непокоренным, после всего, что он перенес.
И этот ошейник вокруг его горла, туго застегнутый, с мигающим красным огоньком.
Это был символ всего, чем отмечена его жизнь: он никогда не был свободен, он всегда был пленником.
– Как звали ее отца? – Хрипло спросила Амари.
– Теперь это не имеет значения. – Он помолчал. – Тео. Его звали... Тео.
Обойдя вокруг, она поднялась на пять ступенек и присоединилась к нему на сцене. Вид с центральной точки был ужасен, все эти смерти – порождение дневных кошмаров.
«Как можно так поступать с другими?» – задумалась она. Это было убийство, даже несмотря на то, что члены культа добровольно вызвались на него.
– Теперь мы займемся ненаглядной, – сказал Дюран. – Хватит о прошлом.
Потерявшись в его рассказе, она забыла обо всем… Только...
– О Боже, твоя мамэн была и женщиной Чэйлена тоже?
Он рассмеялся коротким, резким смехом: – Нет.
– Но тогда ненаглядная тоже умерла, верно? Даавос, должно быть, убил и женщину Чэйлена тоже. Или... он ушел и забрал ее с собой?
Черт, ее брат!
– Мы это выясним. Пойдем…
– Подожди. – Она остановила его. – Сначала это.
Он обернулся с ожиданием на лице, как будто был готов ответить на вопрос. Выражение ее лица быстро изменилось, когда она достала пульт от его ошейника.
Поставив черный ящик на пол между ними, она подняла ногу над пультом. – Ты заслуживаешь свободы. Как и все остальные.
С этими словами она ударила своим армированным сталью каблуком по пульту со всей яростью, которую она чувствовала из-за того, что было сделано с ним, с его мамэн, со всеми невинными, заблудшими душами, которые умерли здесь.
Коробка со спусковым крючком разлетелась на куски. Красный огонек на воротнике погас.
Конечно, это была неполная свобода, так как он никогда не избавится от обстоятельств своего рождения или ужасных поступков своего отца. Но он сможет выбрать свой дальнейший путь. Точно так же, как она выбрала свой путь после смерти родителей.
– Что ты наделала? – прошептал он.
Глава 24
– А КАК ЖЕ ТВОЙ БРАТ?
Когда Дюран задал этот вопрос, он осознал, что Амари уже ответила на него, разбив пульт. Но он хотел убедиться, что правильно ее понял.
– Я спасу вас обоих. – Она покачала головой. – Вот так это должно закончиться. Меня не устроит другой результат.
Он взглянул на скелеты и подумал о пустых коридорах комплекса. Было жестоко сказать ей, что результаты не всегда приемлемы. Что иногда они даже хуже, чем неприемлемы. Но он ценил то, что она делала для него, что это подразумевало... что это значило.
Ему захотелось поцеловать ее в губы, но не здесь. Не в том месте, где произошли все эти смерти – это было бы все равно, что превратить что-то особенное в дурное предзнаменование, как если бы обстановка могла загрязнить контакт.
– Спасибо, – сказал он надтреснутым голосом.
Она схватила его за руку и сжала. Ее глаза расширились от волнения. – Давай сделаем то, что нужно, и уберемся отсюда.
Дюран кивнул и повел их со сцены направо, в заднюю часть помещения, где освещение и аудио-видео-оборудование были покрыты пылью и давно не включались. Он представил себе насколько устарело все это оборудование, пока они проходили мимо различных театральных ламп и колонок. За двадцать лет произошло множество улучшений, верно? Как и в случае с машиной Амари, стиль, кнопки и экраны которой он не узнал и не понял, потому что пришли новые технологии, продвинутые и усовершенствованные.
Однако для него это не имело значения.
Он знал, на том же глубоком уровне, который провел его через темницу Чалена, что он не собирается продвигаться дальше всего этого. Для него не существовало никакого технологического совершенствования, новых технологий, продвинутых и усовершенствованных.
Ошейник или нет, свобода или нет, он навсегда останется среди этих скелетов здесь, на арене своего отца. И то, что его сейчас он дышит – недостаточная отличительная черта от мертвых даавитов. Все встало на свои места. Хотя он двигался, его душа, его жизненная энергия давно умерли.
В этом отношении не имело значения, выберется он отсюда живым или нет.
– Люк здесь, – сказал он, поманив Амари вниз по узкой лестнице.
Внизу дверь была заперта, но он ввел правильную последовательность цифр кода и «решетку», и внутри панелей и стены что-то сдвинулось.
Распахнув дверь, он включил фонарик. Луч пронзил темноту и отразил золото. Сверкающее, звонкое золото.
– О Боже, – выдохнула Амари.
– Подходящая прихожая для бога, верно? – пробормотал Дюран.
– Оно настоящее? – сказала она, когда они пошли по коридору.
– Думаю, что да. – Он протянул руку и потрогал стену, прохладную и гладкую на ощупь. – Они должны были отдать ему все свое имущество, если присоединялись к нему. Дома, машины, драгоценности, одежду. В комплексе есть комнаты, где все рассортировано и оценено для перепродажи.
– Думать, что eBay не существовало тогда.
– Что такое eBay? – Потом оглянулся через плечо. – Я был единственным молодым здесь. Он заставлял их отдавать и своих детей, сказав, что жертвоприношение необходимо и превыше всего, но я думаю, что это, как и все остальное, что он говорил, была просто чушь собачья. На самом деле он беспокоился о том, что их забота о благополучии детей может в какой-то момент вытеснить их преданность ему. Это было неприемлемо.