Текст книги "Ложь для тебя (ЛП)"

Автор книги: Дж. К. Валентайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Думаешь, это и впрямь сработает? – скептически сощурив глаза, спрашиваю я.

– Что мы теряем?

– Что, если я не выберу тебя?

Не похоже, чтобы он был сбит с толку моим вопросом.

– Значит, ты выберешь не меня, – пожав плечами, отвечает он уверенным тоном.

Он даже не допускает мысли, что я выберу Ребела, а это заставляет меня задаться вопросом, что я упускаю. Думаю, есть только один способ узнать это.

Глава 3

Выйдя из машины, я расправляю руками платье, которое, конечно же, я одолжила у Энни. Оно выполнено в кукольном стиле – с черными и белыми цветочками – плотно сидит на моей талии и клешем устремляется вниз. Когда Энни его надевает, длина закрывает коленные чашечки. На мне же оно сидит вызывающе, не доходя до коленок. В этом все проклятие высоких девушек. Ну, во всяком случае, я буду повыше Энни. К счастью, у платья ворот-стоечкой, что делает его более-менее приличным, чтобы встретиться с родителями.

Мои нервы на пределе, когда я вижу огромный особняк эпохи Тюдоров и задаюсь вопросом, какого черта я согласилась на это. Именно это мучит меня с тех пор, как Рансом пришел ко мне прошлой ночью. Я множество раз хотела отказаться. Он по-прежнему не оставил мне свой номер телефона, но у меня был номер Ребела. К моему сожалению, каждый раз, беря трубку и намереваясь позвонить, я откладывала телефон в сторону, так и не набрав. Итак, вот я здесь.

Поместье Скоттов завораживает. Двухэтажный особняк с огромной, пиковидной крышей, глубокой террасой, украшенной разноцветными подвесными вазонами и белыми деревянными креслами-качалками. Величественные жалюзи цвета хаки красуются на каждом окне этого величественного дома, который, несмотря на размеры и величие, кажется теплым и гостеприимным. Он находится на Ривер Роуд, там полно исторических мест… и дорогих домов. В этом районе живут, в основном, юристы, врачи, бизнесмены. Другими словами, там обитают богачи.

Я добиралась одна, мне вовсе не хотелось попасть в ловушку, если вдруг придется по-быстрому убраться. И это лучшее принятое мной решение. Когда я иду по каменной дорожке, Рансом выходит на крыльцо. На его лице сияет широкая улыбка, пока он сопровождает меня, на что я дружественно улыбаюсь в ответ, хоть и мимолетно. Раньше, мне никогда не приходилось знакомиться с чьими-то родителями. Так как я всегда старалась держать дистанцию, это позволяло мне держать ее и в отношениях. Но Энни – она другая. Так же, как и я, она одна в этом мире, и добровольно согласилась на это единство.

Для меня такая ситуация абсолютно в новинку, и от этого я чувствую себя не в своей тарелке. Сегодня я подверглась сильным мукам, чтобы привести себя в порядок и выглядеть хоть капельку прилично, – стать порядочной женщиной и не походить на девушку, которая вынуждена раздеваться за деньги, чтобы выжить. К счастью, благодаря пройденной школе, мне не пришлось об этом долго переживать.

Я понимаю, что Рансом ни о чем не догадывается, когда преодолев пару ступенек и оказавшись на крыльце, наклоняюсь к нему и позволяю поцеловать себя в губы.

– Ты отлично выглядишь, – лицо Рансома сияет, когда он берет меня за руку, чтобы я покружилась на месте. – Если бы не ужин, который будет вот-вот подан, я бы показал тебе свою бывшую спальню.

И вновь на его лице появляется хитрая улыбка. Мне приходится прикусить губу, чтобы не рассмеяться. Рансом однозначно в курсе, как заставить меня улыбнуться.

– А что на ужин?

– Мое любимое лакомство, – не вдаваясь в подробности, отвечает он.

Не отпуская мою руку, он провожает меня в дом. Я озираюсь по сторонам, пока мы торопливо идем от входной двери к кухне, которая находится в задней части дома.

По пути мне удается разглядеть просторную гостиную и столовую, которыми славится дом, а также большую лестницу, разделяющую комнаты. Обстановка богатая, все сделано в умеренных тонах кремового и золотистого оттенка. Именно такой стиль мне нравится в домах. У меня нет сомнений, что все вокруг дорогое, несмотря на то, что на стенах нет картин кисти Ренуара и Рембрандта.

Мое заключение: от дома веет уютом.

На кухне нас встречает женщина с иссиня-черными волосами, по цвету немного темнее моих. Ее волосы убраны назад и затянуты в тугой узел; она стоит к нам спиной и что-то проверяет в духовке, помешивая содержимое горшочков. Она невысокая и стройная, а под плотным розовым фартуком на ней идеальное коктейльное платье белого цвета.

Это, должно быть, миссис Скотт.

Когда Рансом выводит меня из задумчивости, чтобы представить свою семью, мой взгляд переключается на длинный ряд окон, протянувшихся по всей тыльной стене, благодаря которым кухня буквально залита дневным светом. За разросшейся порослью красного кедра едва проглядываются очертания зеленой лужайки, которая сливается со спокойными волнами реки Моми³ на горизонте. Вдали у причала виднеются парусники, а чуть ниже по течению, у скалистого берега, стоит пара рыбаков в болотных сапогах.

На какой-то момент я снова погружаюсь в себя. Подобного со мной никогда раньше не происходило: я вдруг понимаю, что фантазирую о том, как сложится моя жизнь, как буду просыпаться и любоваться подобными видами. Я бы все выходные напролет только и делала, что потягивала горячий чай, сидя в одном из садовых кресел, укутанная в уютный плед, в компании какой-нибудь книги.

Я настолько погрузилась в свои мечты, что даже не слышу, как Рансом пытается привлечь мое внимание. Когда он оказывается прямо перед моими глазами, я моргаю, как после сна. Придя в себя, я вижу, что они с женщиной с умилением наблюдают за мной. Она восхитительна. Ее волосы гармонируют с пронзительно черными глазами, которые по цвету точь-в-точь как у Рансома, – теперь я ясно понимаю, от кого он и Ребел унаследовали свои глаза.

Я понимаю, что до сих пор не проронила ни слова.

– Простите, – произношу я, с моих губ срывается нервный смешок, и я пытаюсь заставить свой мозг включиться в беседу. – Это место – потрясающе. У вас замечательный дом.

Протягивая руку, миссис Скотт здоровается со мной.

– Благодарю. Мой супруг, Винсент, построил его для меня. Мне это безумно льстит.

– Еще бы, с таким-то видом из окна? – Мы обе смеемся. Ее смех звонкий и музыкальный, в нем совсем не чувствуется притворства или фальши. Для меня это неожиданно.

– Джозефин, это моя мама, Серафима. Мама, это моя девушка, Джоз. – Рансом расправляет плечи, и кажется, будто он гордится этим фактом.

Мне это нравится. Приятное чувство, что кто-то гордится мной. Я понимаю, что улыбаюсь ему в ответ.

– Очень приятно с вами познакомиться, Серафима.

– Мне тоже приятно, – отвечает она. – Мой сын не говорил мне, что у него такая роскошная девушка. – Ее темные глаза будто сканируют меня с головы до ног, но очевидно, что это делается совсем не со зла. Мне даже приятно то, как у нее это получается. Это напоминает мне себя и то, как я сама смотрю на людей, изучая их и рассуждая о том, как все хорошо сложено в их телах. За ее взглядом не стоит ничего кроме обычного любопытства.

– Ну мама, – с улыбкой возражает Рансом, и я заключаю, что на самом деле все это ему нравится. – Не надо так говорить, а то она еще испугается.

В ответ на мой суровый взгляд он подмигивает мне.

В этот момент срабатывает таймер духовки, тем самым избавляя меня от возможной неловкой ситуации, и Серафима спешит к плите. Когда она открывает дверцу духовки, вся кухня наполняется ароматом корицы, и я вдыхаю ее аромат полной грудью.

– Мм, чем это так вкусно пахнет? – интересуюсь я.

Развернувшись, Серафима держит прихваткой парующее блюдо, на котором виднеются фруктовые дольки, карамелизированные в собственном соку и посыпанные хрустящей крошкой.

– Я приготовила фруктовый пирог на десерт, – отвечает она. – Здесь нарезанные персики, нектарины и сливы, – все это я купила сегодня на местном рынке.

– У мамы всегда получаются самые вкусные десерты, – подытоживает Рансом, обнимая ее за плечи и целуя в макушку.

– Не могу дождаться, чтобы попробовать его.

Заверив, что десерт прекрасно будет сочетаться с другими блюдами, приготовленными на ужин, Серафима зовет нас с Рансомом за стол. Мы начинаем сервировать стол и ставим посуду из китайского фарфора. Рисунок в елочку тоже не остается незамеченным мною, я в восхищении, пока расставляю все на овальном столе.

– Ты даже не сказал мне, что будет на ужин, – нарушив тишину, произношу я.

– Тушеные свиные отбивные. Это фирменное блюдо мамы. – нежно улыбаясь, говорит он, раскрывая всю глубину своей любви к матери.

– Ты говорил, это твое любимое блюдо?

– Блюдо всей моей жизни. Каждый год на день рождения мама спрашивает меня, какое блюдо мне хочется на ужин, и я всегда выбираю это.

– Похоже, у тебя было счастливое детство.

Глядя на него через стол, я чувствую боль в груди от мысли о семье, которой у меня больше нет. Мама заболела, когда я была еще маленькой, и я совсем не помню, чтобы у нас случались какие-то семейные ужины. Помню только ее болезнь, то как много мы все плакали, и затем последовавшую пустоту. После ее смерти отец уже никогда не был прежним, а затем умер и он, отчего я уверилась в том, что и я больше никогда не стану такой, как прежде. Сомневаюсь, что кто-либо в этом доме хоть отчасти испытывал ту боль, какую пережила я, и за это я даже немного им завидовала.

Должно быть, Рансом видит грусть в моих глазах. Наклонив голову, он обеспокоенно смотрит на меня.

– А каким было твое? Ты была счастлива?

– Была… было хорошо.

Из того немногого, что я помнила до болезни мамы, детство и впрямь было хорошим, но это было так давно. Я отвожу глаза и прокашливаюсь. Дабы не встречаться с ним взглядом, я возвращаюсь к сервировке стола.

– Ты нравишься моей маме, – нежно произносит он, когда мы пересеклись, когда ходим туда-сюда вокруг стола. Он отвечает за столовые приборы, потому что разбирается в том, какую вилку и с какой стороны тарелки следует класть.

С усмешкой я качаю головой и начинаю расставлять бокалы.

– Она ничего не знает обо мне.

– Она хорошо разбирается в людях.

Мне не нравится этот разговор. Он ведет себя так уверенно. По части моей жизни. Мне интересно, как он отреагирует, когда придет время, и я расскажу ему, каким образом зарабатываю себе на жизнь.

– Не могу дождаться, когда познакомлю тебя с отцом. Уверен, ему ты тоже придешься по душе.

Я едва успеваю открыть рот, чтобы возразить, откуда ему знать про это, как открывается входная дверь. Из столовой мне хорошо виден порог дома. На мгновение у меня замирает сердце, и как в замедленном фильме я вижу входящего в дом Ребела. У него воинствующий вид. И он адресован мне. Я настолько привыкла видеть его в деловом костюме и галстуке, что даже научилась различать обоих братьев.

Ребел одет в черно-белую клетчатую рубашку, которая выгодно подчеркивает его мускулистое телосложение, рукава закатаны до локтей, обнажая сексуальные загорелые предплечья. На нем черные джинсы, прекрасно сидящие на его крепких ягодицах. Темные волосы зачесаны назад, и от одного его вида я едва не теряю способность мыслить.

Это молниеносно и обжигающе. Я в который раз понимаю, по какой причине предпочла его. Заметив меня, Ребел с усмешкой направляется в нашу сторону. Ухмылка едва касается его губ, источающих высокомерие и грубую сексуальность. Внезапно мое сердце начинает бешено биться, глухо отбивая удары в грудной клетке.

Такая реакция не остается незамеченной Рансомом.

– Рад, что у тебя получилось прийти, – приветствует его Рансом.

Я почти уверена, что тот расстроится, но нет. Что бы ни происходило, казалось, что он всегда будет рад видеть своего брата.

Ребелу надо сделать всего два больших шага, чтобы пересечь всю комнату. С каждым шагом его плечи двигаются в такт движения. Он выглядит устрашающим. Если бы девушка увидела такого парня на улице, то решила бы держаться от него подальше, но если бы она искала такого партнера на рынке, то ей бы стало неимоверно горячо и ее уж точно бросило бы в жар от такой находки.

Оказавшись между двумя мужчинами, я ясно вижу их отличия. На Рансоме тонкие джинсы голубого цвета и футболка, его вид расслаблен и легок. Его внешность говорит сама за себя. От него так и веет уверенностью, и это вовсе не делает его снобом, наоборот, в нем читается едва уловимая грация, которая неимоверно притягивает. Его шарм, сексуальность и нечто неуловимое делает его похожим на человека, для которого семья на первом месте.

От Ребела исходит такая же уверенность, но она глубже и несет в себе некую темную сторону. Кажется, если бы он знал, что может иметь все, что захочет или кого захочет, то тут же возьмет это силой. Он из тех парней, кто уложит тебя на лопатки и трахнет, а потом выбросит тебя из своей жизни, даже не извинившись. С ним можно повеселиться, но не более.

Несмотря на их внешнюю схожесть, эти двое абсолютные противоположности. Я припоминаю притчу про Царя Соломона. Будто кто-то взял младенца и разрубил его напополам, создав затем две половины из некогда целого: близнецы, один на стороне добра, второй – зла. И понять, кто на какой стороне, для меня не представляет особого труда.

К моему удивлению, Ребел хватает стопку салфеток и начинает аккуратно их складывать. Я стою и наблюдаю за ним, ошеломленная тем, что кто-то, будучи настолько черствым, может выполнять такую деликатную работу. Через несколько минут на столе уже пять идеально сложенных салфеток, по виду которых можно было подумать, будто их нужно вставить в нагрудный карман мужского костюма.

– У тебя очень хорошо получается, – говорю ему.

Его черные глаза устремляются вверх, и наши взгляды встречаются. От страха и возбуждения у меня внутри все сжимается, я и сама не замечаю, как успевает произнести:

– Я и в других вещах хорош.

При сложившихся обстоятельствах его слова звучат так двусмысленно, что меня заливает краской. И он это тоже видит, его взгляд скользит по моей пылающей шее.

Обращаясь к обоим мужчинам, я откашливаюсь и стараюсь вести себя непринужденно:

– И как же нам быть? Рансом представил меня своей девушкой, – томно глядя на него, продолжаю я. Ребелу это явно не по душе, однако он ничего не произносит против. Пока что.

– Мы будем в точности делать так, как я тебе говорил, – произносит Рансом, подойдя ко мне и, как ни в чем не бывало, обнимает меня за талию. – У нас будет прекрасный ужин и возможность узнать друг друга получше.

Я не могу представить, как все это будет выглядеть. Как задать интересующие меня вопросы, чтобы не вызывать лишних подозрений? По сути, мы трое ничего не знаем друг о друге. И это нормально, если говорить про меня и Ребела, но, будучи девушкой Рансома, мы все это уже давно обсудили.

Я хочу задать еще пару вопросов, но именно в этот момент в комнату входит Серафима. У нее заняты руки, увидев это, оба сына бросаются помочь ей с тарелками.

– Спасибо, мальчики. А теперь, будьте так добры, принесите оставшиеся тарелки.

И вновь они оба тут же выскакивают из комнаты.

С этого момента события стали разворачиваться очень быстро. Ровно в шесть пробили дедушкины часы, стоявшие где-то на первом этаже. Домой вернулся Винсент Скотт, повесил свою куртку на вешалку у входа и затем присоединился к нам, так и не сменив рабочую одежду. Он тоже мне напоминает Рансома и Ребела – высокий, привлекательный и утонченный, хотя его возраст выдает легкая седина на висках и мелкие морщины в уголках глаз.

Они с Серафимой могли тоже быть близнецами – настолько они похожи.

– Приятно познакомиться, – говорит Винсент. Он протягивает мне руку и дважды уверенно сжимает мою, а затем отходит, чтобы занять место рядом с женой, помогая ей присесть. Вместо того, чтобы сесть во главе стола, Винсент выбирает место рядом с ней. За этим невероятно приятно наблюдать, и мне тоже захотелось подобного. Может ли один из этих мужчин дать мне это? Или я просто теряю время?

– Ты со мной, – шепнув мне на ушко, Рансом осторожно подводит меня к одной из сторон стола.

Напротив родителей стоит три стула, и Рансом предлагает мне сесть посередине. Присев, я разглаживаю складки своего платья, в то время как Рансом, как и его отец, продолжает ухаживать за мной. У меня зарождается мысль, что как только Рансом и Ребел окажутся по обеим от меня сторонам, они свяжут меня. Возможно, это было предчувствие. Я стараюсь выбросить эту мысль из головы и продолжаю отвечать на многочисленные вопросы мистера и миссис Скотт, одновременно помогая передавать блюда. Сделав глоток персикового чая, я чувствую кое-что. Руки. На каждом моем колене лежит по ладони, и тут до меня доходит…

Этот ужин не сулит мне ничего хорошего.

Глава 4

– А как вы познакомились с нашим сыном?

Винсент сидит, откинувшись назад, продолжая трапезу, при этом его взгляд кажется проницательным и оценивающим. У меня складывается мнение, что я недалека от правды.

Мне интересно, может ли он предположить, чем занимаются его сыновья под столом, когда их никто не видит. Нежные прикосновения Рансома отвлекают от пальцев Ребела, которые скользят все выше и выше. Его намерения очевидны, я одергиваю ногу в попытке сбросить его ладонь, но она и с места не сдвинулась.

Я прокашливаюсь, обдумывая, как ответить Винсенту. Моя первая реакция – спросить, какого именно сына он имеет в виду, но никто не знает о нашей истории, поэтому я хочу оставить все как есть.

– Мы с Рансомом познакомились в университете.

У Серафимы вспыхивает искорка в глазах.

– Правда? Вы преподаете?

Черт. Именно этого я и хочу избежать: темы про отношения между преподавателем и студентом. Я оборачиваюсь к Рансому, надеясь получить от него помощь, но он лишь успокаивающе сжимает мое колено.

– Вообще, она одна из моих студенток. Курс искусствоведения.

Я опускаю глаза в тарелку, стараясь игнорировать его прикосновения, и сосредотачиваюсь на том, чтобы не возбудиться. Я чувствую, что все смотрят на меня. Практически слышу их мысли. Они считают, что я использую Рансома. Что я сплю с ним ради хороших оценок. И все они глубоко заблуждаются. Я никогда ни о чем его не просила.

Я настолько глубоко ушла в себя, что слегка удивлена, когда Винсент произносит:

– Что же, тогда, кажется, у вас двоих много общего. Безусловно, вы уже в курсе, что Рансом был искусствоведом. – Его глаза смотрят прямо на меня.

– Какие у вас планы на будущее, после выпуска?

– О, эм, я пока не уверена.

Разговор переходит в другое русло, чего я не ожидала, и мне приходится мысленно все перепроверять, прежде чем формулировать подходящий ответ.

– С моей степенью есть много мест, куда я смогла бы устроиться, но я думала, возможно, займусь чем-то, связанным с графическим дизайном.

Винсент понимающе кивает.

– Компьютерные технологии – хорошая область работы.

– Разделяю ваше мнение.

– Ребел тоже трудится в области технологий.

– Я и не знала, – подхватываю я с искренним интересом. Я знаю о нем совсем немного, поэтому мне так хочется узнать о нем побольше.

Винсент снова кивает.

– Ему всегда нравились компьютеры. Между нами говоря, я никогда не делал на это ставку и поощрял любое дело, лишь бы ему самому это нравилось.

– Это помогает мне оплачивать счета, – ворчит Ребел.

Ладонь Рансома медленно и чувственно поглаживает мою ногу, массируя пальцами мое тело. С другой стороны – настойчивые руки Ребела, который уже подобрался к месту, где начинались мои трусики, и уперся в эластичную ткань. Мои щеки пылают от накатившего стыда и нарастающего возбуждения, которое я так хочу скрыть; мне чрезвычайно сложно оставаться сконцентрированной на разговоре. Я не могу поверить, что они стали так себя вести прямо перед своими родителями!

Из-под опущенных ресниц мне удается послать быстрые и злобные взгляды в адрес обоих мужчин. Как ни в чем не бывало они продолжают обедать, будто их руки вовсе не находятся в сантиметрах от моей промежности. Будто они не занимаются ничем предосудительным прямо под обеденным столом.

От быстрого взгляда темных глаз Ребела и его ленивой ухмылки все мое тело пылает огнем. Его пальцы уже полностью в моих трусиках и массируют мою влажную плоть. Я стараюсь ничем себя не выдать, но пульс в моей голове стучит подобно барабанной установке. Мне хочется разозлиться на него, но это трудно сделать, пока он доставляет мне такое удовольствие.

Он проводит пальцем по моему клитору, слегка надавливая на него, но этого достаточно, чтобы по мне пробежали электрические заряды. Я вцепилась в вилку, размазывая ею свою еду на тарелке, и делаю вид, что вовсе не собираюсь испытать оргазм.

Опустившись пальцем ниже, он чувствует влагу, вызванную его действиями, и я слышу, как у него перехватывает дыхание. Понимание того, что теперь и у него нарастает желание, завело меня еще больше. Мне хочется, чтобы его пальцы оказались во мне, поэтому я придвигаюсь ближе к его руке, и он это видит. Его пальцы погружаются все глубже. Из моей груди вырывается стон, который я сразу же стараюсь замаскировать.

Я чуть не умерла, когда поняла, что все вокруг смотрят на меня. На моем лице отстраненная улыбка, и дрожащим голосом я говорю:

– Так вкусно, Миссис Скотт. Я смогу потом взять рецепт?

Широко улыбаясь, она отвечает:

– Конечно, милая. Очень рада, что тебе понравилось. Это рецепт матери Винсента.

– Должно быть, она отличный повар, – предполагаю я, встречаясь взглядом с Рансомом.

Его брови хмурятся, нависая над глазами цвета ночного неба, и я понимаю, что он вовсе не слушал наш разговор. Он продолжает смотреть на мои коленки, и я уверена, что с его ракурса ему прекрасно видно, как огромная рука Ребела ласкает меня. Я тут же запускаю руку под стол и накрываю ладонь Ребела, умоляя его остановиться. Но, конечно, он и не думает останавливаться. Его пальцы продолжают медленно входить в меня, и несмотря на то, что я стала сжимать его руку, он не обращает на это никакого внимания.

У меня бешено бьется сердце, кровь бурлит по венам, отчего я совсем не могу соображать. Мне мучительно больно от того, что рука Рансома так и лежит на моем бедре, и вместо того, чтобы как-то отрезвить меня, наоборот, подливает еще больше масла в огонь, поглощавший мое тело. Меня настигает оргазм, и, чтобы ничем себя не выдать, я так сильно зажмуриваюсь, что перед глазами пляшут звездочки. Спустя мгновение я оправилась от накатившей волны удовольствия, и снова чуть не умираю со стыда.

– Ты в порядке, Джозефин? – На меня с беспокойством смотрят Серафима и Винсент. – Ты слегка покраснела.

– Ты стонала. Проблемы с пищеварением? – спрашивает Винсент. – Иногда, когда я съем много овощей, у меня тоже болит живот. У нас есть лекарство. Хочешь что-то принять?

– Нет, нет. Я просто…

Боже мой, мне так стыдно. Кончить прямо на глазах у родителей – это мое новое «достижение».

– Она просто наслаждалась таким прекрасным ужином, – перебивает меня Рансом, тем самым спасая от еще большего позора. Я думаю, что если у меня в итоге получится справиться с этой ситуацией, то я расцелую его и кинусь с кулаками на Ребела.

Я злюсь еще больше, когда ладонь Ребела проскользнула по моей ноге, оставив на коже следы моей влаги. Он достает руку из-под стола и тянется за стаканом с чаем. На двух пальцах виден влажный блеск, и, заметив это, я никак не могу отвести глаза в сторону. Взяв свой стакан с чаем, я выпиваю его залпом.

– Ты положила сюда побольше сахара, мама? – сделав глоток, спрашивает Ребел. – Пахнет слаще, чем обычно. – Он самодовольно смотрит на меня своими темными глазами.

Я знаю, что это по-детски, но пинаю его ногой под столом.

– Не думаю, что положила туда больше сахара, чем обычно, – Медленно произносит Серафима. Ее лоб покрыт морщинками, будто она переживает, что чуть большее количество сахара могло испортить ужин. – Но вышло ведь не слишком сладко?

– По-моему, все отлично, – добавляю я, и она облегченно улыбается.

Сидевший рядом Ребел задумчиво промычал. Я оборачиваюсь и с ужасом смотрю, как он опускает в стакан тот самый палец, который только что был внутри меня. Поднеся его ко рту, он начинает его облизывать.

– Да, все нормально. На самом деле даже идеально.

– Ой, хорошо, – Серафима вновь повеселела. – Кто готов отведать шарлотку?

Ребел снова кладет ладонь мне на бедро и слегка его сжимает.

– Мама, ты будто читаешь мои мысли. Я как раз подумал, как сильно мне хочется чего-нибудь сладенького.

– Отлично. Я схожу за тарелками.

Привстав, Серафима начинает собирать посуду со стола.

Увидев в этом возможность улизнуть, я тоже отодвигаюсь от стола:

– Я помогу вам убрать.

– Вот еще! Вы наша гостья. У меня и в мыслях не было утруждать вас хлопотами, пока вы не придете к нам на следующий обед, – широко улыбаясь, Серафима переводит взгляд на Ребела. – Милый, будь добр, помоги мне.

– Конечно, мам.

Его голос звучит настолько буднично, что я не понимаю, расстроен он или обрадовался такой просьбе. Иногда Ребела так сложно понять; тем не менее, он выходит из-за стола и начинает помогать. Я, наконец, чувствую себя в безопасности, но внезапно он тормозит на выходе из комнаты и спрашивает:

– Эй, Джозефин, как ты сказала, чем ты зарабатываешь на жизнь?

Он знает, что я ничего про этого не говорила. И поднимает тему, которую я боялась больше всего… до этого момента. И теперь из-за его длинного языка у меня не остается выбора. Мне придется сказать правду, и он это понимает. Я грозно, как я надеюсь, смотрю на него, что, впрочем, может показаться совсем другим из-за накатившей на меня волны ужаса.

Не уверена, оставался ли он стоять неподвижно, или же просто упивался своим превосходством, но то, как он выглядит, действительно вторит его имени – Ребел⁴. Запустив мину замедленного действия, он оставляет меня самой разбираться с последствиями.

Винсент и Рансом, словно зрители, с нетерпением ждут дальнейшего представления. У меня скрутило живот, и я, разгладив складки платья и прочистив горло, тихо говорю:

– Я танцую.

Я намеренно формулирую это расплывчато, надеясь, что Госпожа Удача сегодня на моей стороне, и они не решатся вникать глубже. Но это не так.

– Искусствовед, да еще и танцовщица, – оценивающе произносит Винсент.

– Я не знал, что ты танцуешь, – добавляет Рансом, и в его голосе я улавливаю те же нотки, что у отца.

– Ага, танцую.

– И как долго?

– С восемнадцати лет.

– С восемнадцати? – переспрашивает Винсент. – А не поздно, чтобы начинать? Я был уверен, что большинство, кто занимается художественными танцами, начинают гораздо раньше.

– Думаю, ты подразумеваешь балет, – поправляет его Рансом.

– Вы занимаетесь балетом? – внезапно вмешивается в наш разговор Серафима, которая только что вошла в комнату со свежеиспеченной ароматной шарлоткой. – Мне всегда нравилось смотреть, как танцуют балерины, но график Винсента такой непостоянный, что мы, к моему сожалению, нечасто выходим в свет.

Ребел тоже успевает вернуться из кухни и остается стоять в дверном проеме, наблюдая за тем, как разворачивается драма. Стараясь на него не смотреть, я снова откашливаюсь и тру свой лоб над правой бровью.

– Эм, нет, – Я уже мысленно молю о пощаде, желая просто насладиться десертом и забыть про танцы. – Это не такие танцы.

– Что ж, а какие тогда? Альтернативные? Фристайл? Хип-хоп? – спрашивает Рансом с ободряющей улыбкой. Точно такая же улыбка красуется и у Ребела, только у него она полна злорадства. Сегодня вечером он слишком много наслаждался моим унижением. Впредь я отказываюсь быть его жертвой. Все время я играла по его правилам, но не сегодня.

Он хочет, чтобы я обнажила себя перед ними, и я это сделаю при этом с ехидной улыбкой. Не отводя от него взгляда, я резко отвечаю:

– Экзотичные. Я занимаюсь экзотичными танцами.

Конец. Молчание. Комната погрузилась в мертвую тишину, здесь так тихо, что я даже слышу, как бьется мое сердце. Ребел выглядит слегка шокированным моим откровением, хотя я вижу и легкую гордость тоже. Он гордится тем, что я повела себя честно? Или ожидал, что я поступлю иначе?

– Прости, не уверен, что правильно тебя расслышал, – посмеиваясь, произносит Рансом, в шутку делая вид, будто прочищает ухо. – Теперь хорошо, повтори-ка для меня еще раз.

Я перевожу взгляд с Ребела на его родителей, а затем смотрю на Рансома. В его взгляде читается смесь недоверия тому, что я сказала, и надежды, что на этот раз он услышит что-то другое. Но этого не будет.

– Я сказала, что я танцую экзотические танцы.

В комнате снова воцаряется тишина, которую смело прерывает Серафима.

– Ты имеешь в виду, типа танец живота, да? Или те танцы, что танцуют Гавайские женщины?

– Нет, я имела в виду, что танцую стриптиз, – твердо продолжаю я. И тут же замечаю, как меняется взгляд Рансома – он смотрит на меня с отвращением. Такое ощущение, будто он понюхал что-то отвратительное. И чтобы уже довести все до точки и убедиться, что он правильно все понял, я добавляю: – Мужчины платят мне, чтобы я раздевалась перед ними.

У Серафимы от шока перехватывает дыхание. А Рансом смотрит на меня так, будто у меня только что выросла вторая голова.

– Что же, мне надо выпить, – произносит Винсент и выходит из-за стола.

Я окончательно чувствую себя отбросом. Именно по такому сценарию всегда развиваются ситуации, когда я мысленно представляю, как расскажу своим друзьям о том, чем на самом деле занимаюсь. И в моем воображении друзья ведут себя так же, как сейчас повели себя Скотты. Я вижу, как они стали отводить в сторону глаза, размышляя над тем, насколько же я недостойна их дружбы. А потом они точно также повернулись бы ко мне спиной. Я рада, что моих родителей нет со мной рядом, и они не знают, кем я стала. И даже если бы они еще были живы, наверное, я бы жила своей жизнью.

У меня щиплет в глазах, и я чувствую, что вот-вот зайдусь в истерике, поэтому максимально спокойно отодвигаю свой стул и встаю.

– Простите. Мне надо выйти на воздух.

Хотя на самом деле я таким образом прощаюсь со всеми, потому что у меня и в мыслях нет возвращаться назад.

Глава 5

– Куда ты?

Взяв свою сумку, я направляюсь к машине. Припаркованная на участке Скоттов в окружении ухоженной растительности, моя «Тойота» выглядит будто со свалки. Эта картинка прекрасно передает то, как я себя чувствую в этот момент. То, как на меня смотрели Скотты, было больно, но хуже всего то, как смотрел на меня Рансом.

Несмотря на все мои старания, я не могу выбросить эту сцену из головы. Поэтому продолжаю идти.

– Я еду домой, – не оборачиваясь, говорю я и тянусь к ручке дверцы. Это последнее место, где я хочу, чтобы моя машина сломалась.

Я чувствую, как кто-то крепко хватает меня за плечо и, развернув, прижимает спиной к машине.

– Ты никуда не едешь.

Меня раздражает, что я сразу поняла, с кем именно из братьев я имею дело – я вижу это по его одежде. Ребел. Ублюдок, который только что испортил мне день. Он наклоняется ко мне, его глаза полны злобы. Я не сомневаюсь, что если он не захочет, чтобы я уходила, то у меня не останется ничего другого, как остаться. И тем не менее…