Текст книги "Английский союз"
Автор книги: Доун Линдсей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
– О! – растерянно воскликнула она. – Вы опять пришли в себя!
Выглядел он сегодня гораздо лучше, и она за него порадовалась. В слабом голосе начинали звучать ноты былой уверенности.
– Да, – ответил капитан, изучающе глядя на ее пылающее лицо и рассыпавшиеся по шее и плечам завитки волос. – Вы очаровательно выглядите, – суховато добавил он.
Она покраснела еще больше и, не говоря ни слова, нащупала его пульс. Пульс, к ее удовлетворению, был почти нормальный. Рана от сабельного удара была по-прежнему воспалена, что беспокоило Десси, и его щеки слегка горели, но, быть может, просто по причине духоты, делавшейся к вечеру невыносимой.
– Слава Богу, – с благодарностью произнесла она. – Мне кажется, вам стало гораздо лучше. – Как вы себя чувствуете?
Он не мешал ей хлопотать, но смотрел при этом озадаченно, как будто спрашивая, что она здесь делает.
– Отвратительно, – напрямик заявил он. – У меня голова, как наковальня, по которой изо всей силы бьют молотом, а левую руку дергает. – Здоровой рукой он потрогал рану над ухом и так и скривился от боли. – Что произошло? В меня стреляли?
– Да, – неохотно ответила она и добавила, как будто оправдываясь: – Но ваша рука болит не по моей вине. Удар саблей вы получили в сражении, и рана воспалилась. А в голове стучит потому, что пуля сорвала кожу над левым ухом. Вас контузило, вы целых три дня были без сознания, – с тех самых пор, как мы сюда приехали. Вы чудом остались живы. Отклонись пуля на полдюйма вправо, и она бы вас убила.
– Благодарение Богу, – с явным облегчением проговорил он. – Значит, все не так уж страшно.
Она удивленно взглянула на него и не смогла сдержать смеха.
– Ах вот как, не страшно! Да вы еще безрассуднее Магнуса!
– Я так понимаю, что стреляли в меня по вашей вине? – Голос капитана был еле слышен. – Раз вы говорите, что саблей ударили не по вашей.
– Вовсе нет! – с вызовом ответила она. – Вы сами захотели ехать с нами, значит, сами и виноваты!
Он заговорил о другом.
– Кстати, где мы находимся? – спросил он, обводя хмурым взглядом маленькую комнатушку.
– Вы, уже спрашивали об этом раньше, и я могу вам ответить только то же, что и в прошлый раз, – пришлось признаться ей. – Где-то между Блейденсбергом и Аннаполисом. Поскольку миссис Тигвуд считает все города вместилищем пороков и никогда в них не ездит, она не могла сказать точнее. Но мы, по крайней мере, в стороне от больших дорог и поэтому в безопасности.
Он наморщил лоб, словно пытаясь что-то вспомнить и непонимающе спросил:
– Миссис Тигвуд?
– Да. Гнусное существо! Она хозяйка этой гостиницы, но, признаться, весьма необычная хозяйка. Не понимаю, как им с мужем удается заманить сюда постояльцев, потому что оба до крайности нелюбезны! Я заставила ее пустить нас сюда, а она сопротивлялась и до сих пор только и думает, как бы от нас избавиться. Но вы не беспокойтесь: она наотрез отказалась нас обслуживать, так что вряд ли станет вам докучать.
Он устало прикрыл глаза, не слишком обеспокоенный происками гнусной миссис Тигвуд.
– Я и не слыхивал о таких хозяйках. Но не волнуйтесь на мой счет. Так мы в гостинице?
Он начал опять слабеть, и она понадеялась, что он не сможет задать ей вопросы, которых она больше всего боялась. Она подозревала, что пережитое облегчение и радость сделали ее излишне разговорчивой, и она сболтнет лишнего.
– Можно назвать и так. Ее муж менее злобный, чем она, но тоже... достаточно неприятный.
Он снова открыл глаза и посмотрел на нее. Ей стало неуютно под его взглядом: он глядел, как будто первый раз ее видел.
– Так значит, это вы... привезли меня сюда?
На ее щеках опять выступила краска, и она на себя рассердилась.
– Конечно. После того, как вас... ранило, мне казалось, что другого выхода нет. Хотя если б я тогда знала, с чем нам здесь придется столкнуться, я бы уж лучше попыталась добраться до Аннаполиса. Разве вы не помните? Вы ведь несколько раз приходили в себя. – Честно говоря, ей-то было бы на руку, если б он не помнил ничего, происшедшего с ними в этой гостинице.
Его веки опустились и он слабо пробормотал:
– Кое-что помню, но смутно. А мы давно здесь?
– Сегодня третий день, – быстро ответила она, сама не понимая, почему ее голос опять звучит так, будто она оправдывается. – Мы приехали сюда, потому что дальше везти вас было нельзя, да и мы все очень устали. Кроме того, нам лучше некоторое время отсидеться после столкновения с солдатами. Хоть это вы помните?
Он сделал неопределенный жест и, не отвечая прямо, вяло спросил:
– Вы сказали Аннаполис... в Америке?
– Ну конечно! – Она подозрительно глянула на него. – Послушайте, а что вообще вы помните? Помните, как британцы сожгли Вашингтон? А битву при Блейденсберге?
Глаза у него закрывались сами собой и голос стал совсем сонный.
– Нет. Не помню. Все перемешалось. Я помню вас. И какую-то очень плохую дорогу, только мне казалось, что это в Испании.
Она и так была изрядно удивлена, но от того, что он произнес потом, у нее вовсе отнялся язык.
– Но я, кажется, не помню своего имени, – сказал он как бы между прочим. – И вашего. Честно говоря, я не помню совсем ничего о себе.
ГЛАВА 14
Какое-то время Сара молча смотрела на него, не в силах опомниться. Да, этого она не предвидела. Хотя и следовало бы: сотрясение мозга, длительное забытье, – неудивительно, что он временно потерял память. Временно, но – она была твердо уверена – не навсегда.
– Вас зовут... Чарльз Эшборн, – сказала она наконец. – Капитан Чарльз Эшборн.
По его лицу она поняла: это имя было для него пустым звуком.
– Спасибо. А вас? Я так понимаю, что мы хорошо знакомы.
Он говорил ровным голосом, но у нее возникло неприятное подозрение, что он все же кое-что помнил. Вот будет удача, если он забыл о той ужасной ночной церемонии! Но удача в последние дни все чаще поворачивалась к ней спиной.
Чувствуя, что опять по-дурацки краснеет, она уже готова была пуститься в пространные объяснения, как вдруг ее осенила смелая, хотя и сумасшедшая идея. Да ведь его временная потеря памяти предоставляет ей замечательный шанс выйти из неловкого положения, в которое она попала по вине собственной горячности и неосмотрительности!
А что, если пока не говорить ему всей правды? Во-первых, это избавит ее от необходимости рассказывать длинную и не всегда для нее лестную историю их знакомства и совместного путешествия. А во-вторых, не зная сам, кто он такой, капитан не сможет неосторожным словом выдать себя перед Тигвудами, которые, при всем безразличии к идущей войне, отнюдь не безразличны к деньгам и с удовольствием донесут на британского офицера, если за его поимку назначена награда. Его жизнь зависит теперь от того, будут ли Тигвуды и впредь верить в правдивость ее истории о муже – капитане американской армии. Миссис Тигвуд и так уже что-то подозревает.
Она осознавала, конечно, что, скрыв от капитана правду, она поступит нечестно и, что гораздо хуже, может задержать процесс восстановления его памяти. Но ведь она оставит его в неведении всего на несколько дней, пока он не окрепнет физически. Тогда они смогу уехать, и она все расскажет ему.
Позднее она поймет, как глупо и наивно рассуждала. Обман – это всегда риск, ибо последствия его непредсказуемы и частенько оборачиваются трагедией для самого лжеца. Но тогда она думала о безопасности капитана гораздо больше, чем о своей, и намерения у нее были исключительно благородные. Набожная миссис Тигвуд непременно напомнила бы ей, если б знала о ее колебаниях, что благими намерениями, как известно, выложена дорога в ад.
Но миссис Тигвуд ничего не знала и предостеречь Сару не могла.
Все эти мысли пронеслись в Сариной голове так стремительно, что капитан даже не успел озадачиться ее молчанием. Сердце у нее выскакивало из груди, как после быстрого бега, но она заставила себя договорить как ни в чем не бывало.
– Я ваша жена, конечно же. А теперь вам пора отдохнуть. После контузии вы частично утратили память. Не говорите больше и постарайтесь заснуть.
Она поймала себя на том, что отводит от него глаза и, наверное, опять заливается краской стыда. А вдруг он ей не поверит? Или он принимает ее румянец за естественное проявление смущения? Может, если она пустит слезу, это поможет убедить его и положит конец расспросам? Но на такое лицемерие она была не способна. Все, что ей оставалось – постараться сохранить спокойствие. Непростительная ложь уже сказана.
Когда она все-таки сумела взглянуть на него, она увидела, что он не так уж и удивлен. Ее простое домашнее платье, само ее присутствие возле его постели, видимо, подготовили капитана к тому, что она сказала. Кроме того, если он действительно потерял память – а зачем бы он стал притворяться? – у него не было оснований не поверить ей.
– Ясно, – сказал он наконец. – Я догадывался об этом. Вам, должно быть, пришлось так же нелегко, как и мне. Мне очень жаль. Я даже не знаю вашего имени.
– Сара. Сара Маккензи Эшборн, – с усилием произнесла она. От того, что он беспокоился о ней, она почувствовала себя еще более виноватой. Но делать было уже нечего.
– Сара, – тихо повторил он, силясь вызвать какое-нибудь воспоминание. – Простите. Ни вам, ни мне не приходилось раньше попадать в такой переплет. Вы шотландка? Я подумал об этом из-за цвета ваших волос. И опять она покраснела.
– Мой отец шотландец. Или, по крайней мере, был им – он приехал в Америку, когда ему исполнилось всего шестнадцать... он воевал... я имею в виду, участвовал в Революции.
– Да, я и забыл, что это Америка. – Морщина между его бровей стала глубже. – Вы назвали меня капитаном. Я что, тоже служу в армии?
– Конечно. В... в американской армии. – Она говорила так, будто бросала самой себе вызов, пытаясь заглушить в сознании громкий голос протеста. И, глядя на его озабоченное лицо, с надеждой добавила: – Так вы вообще не помните о последнем сражении и о том, как был сожжен Вашингтон?
Он провел ладонью по лицу, стараясь сосредоточиться.
– Нет, не помню. Только какие-то смутные впечатления. Но точно знаю, что я солдат. Вы сказали, я служу в американской армии? – с сомнением переспросил он.
Похоже, ее обман закончится, не успев начаться, в испуге подумала Сара. Какие-то воспоминания, вероятно, все же сохранились. Однако его не слишком потрясло известие, что он американский, а не британский солдат. Не зная, радоваться или печалиться этому обстоятельству, она решила придерживаться выдуманной ею истории и сказала с отчаянием:
– Ну да! В какой же еще?
Он отозвался не сразу, голос звучал устало.
– Ладно. Не обращайте внимания. Лучше расскажите, как мы сюда попали. И как это меня контузило не на поле боя?
Об этом говорить было легче, лишь немного подправляя происшедшее в действительности.
– Вас ранили под Блейденсбергом, как я уже упоминала, а я была в то время в Вашингтоне. Когда британцы сожгли город.
Он прикрыл глаза рукой, словно защищаясь от яркого света, а потом с удивлением попросил:
– Подождите! Так британцы сожгли Вашингтон? – В его голосе звучала тревога.
– Да. В отместку за то, что мы сожгли Йорк. – Она отвечала неохотно, понимая, что он помнит все же больше, чем ему кажется, и внутренне противится ее рассказу. Зачем только она все это затеяла? – Но не думайте об этом сейчас. Вы узнали о пожаре и поехали меня искать... и мы решили отправиться в Аннаполис к Магнусу, моему отцу. По дороге за нами увязались в погоню... британские солдаты, один из них вас и ранил. Мне пришлось привезти сюда вас и всех остальных. Вот, собственно, и все.
– По-видимому, я женат на совершенно удивительной женщине. А кто эти «все остальные»?
– Десси и Элси с ребенком, не говоря уже о несчастной собаке, – она сильно обгорела, и мы подобрали ее. – Она вдруг испугалась, что говорит какую-то чепуху. – Но это длинная история, а вам нужно отдохнуть.
– Да, пожалуй, – утомленно согласился он. – Признаться, у меня не все укладывается в голове. А... давно мы женаты?
– Два года, – выпалила она. – Но вы правы, нам обоим пришлось нелегко. Поговорим об остальном, когда вам станет получше. – Она надеялась – помоги ей Господи! – что он верит ей и из жалости не станет пока докучать вопросами. Будь она на самом деле его женой, ей было бы весьма неприятно обнаружить, что муж потерял память и не помнит даже ее имени.
И он действительно сказал с раскаянием, которого она, увы, не заслуживала:
– Простите меня. Но вы должны понять, как странно очнуться, не помня своего имени, и узнать, что у тебя есть жена. Особенно такая красивая.
Она вздрогнула, и он, положив теплую ладонь на ее руку, судорожно комкавшую платок, быстро произнес:
– Извините. Это бестактно с моей стороны. Но как все чертовски запуталось!
Ей вновь стало невыносимо стыдно, но она заставила себя погладить его руку и, стараясь вести себя как любящая жена, сказала:
– Не будем думать об этом сейчас. Я уверена, память скоро восстановится. Вы просто устали и нуждаетесь в отдыхе. Мне не стоило всего этого рассказывать, пока вы еще так слабы.
Он легонько сжал ее ладонь. Его веки отяжелели, лицо было мертвенно-бледным, а между бровей залегли две резкие морщины, которые ей захотелось немедленно стереть.
– Да, я устал, – еле слышно произнес он. – И еще слишком слаб, чтобы решать все эти чертовы загадки. Но я оказался счастливым обладателем жены столь же великодушной, сколь и красивой. Если бы я только мог вспомнить!..
Его голова беспокойно металась по подушке, а рука сжала ее ладонь почти до боли. Но через несколько минут лицо разгладилось, рука разжалась, и она с облегчением увидела, что он уснул. Она обрадовалась, что можно хоть на время перестать лгать и выкручиваться. Но не меньшей была и радость при мысли о его улучшающемся самочувствии. И ее тревожила собственная радость – так же, как собственная ложь.
Конечно, ей пришлось признаться Десси в своем обмане: долго скрывать его было бы невозможно. Десси почему-то нисколько не удивилась, не стала ее порицать, а просто спросила:
– А что, если память к нему никогда не вернется? Что тогда, детка?
– Я-то боюсь, как бы она не вернулась к нему слишком скоро, – призналась Сара. – Он и сейчас с трудом поверил в мои сказки, как будто память его затянута туманом, но вот-вот вырвется из него. Не брани меня, я сама жалею, что затеяла все это. Но я так боюсь, что он сболтнет что-нибудь лишнее в присутствии этих проклятых Тигвудов! Он прав, все так запуталось!
– Это правда, – медленно сказала Десси, – он и впрямь может себя выдать. Правда и то, что Тигвудам доверять нельзя. Он еще хуже, чем она. Давно хочу предупредить: держись от него подальше, у него недоброе на уме, так и знай.
– Да, я знаю, – нетерпеливо сказала Сара, не имея желания обсуждать сейчас Тигвудов. – Он такой же безнравственный, как она, но у него хоть хватило приличия извиниться передо мной за поведение жены.
Десси скептически хмыкнула.
– Я про то и говорю. Любезничает с тобой. Да он просто глаз на тебя положил, детка! Держись от него подальше, и мне будет спокойнее.
Сара пообещала, довольная тем, что Десси не выразила явного неодобрения ее поступку. Больше всего ее заботило, как она станет отвечать на вопросы капитана, когда он проснется. Для начала хорошо бы перестать краснеть и заикаться в его присутствии, как испуганная школьница, а не жена с двухлетним стажем.
К счастью, он проспал несколько часов.
Измученный болезнью, он спал беспокойно, время от времени бормоча что-то невнятное. Сара заметила, как он поворачивает голову, будто ища на подушке местечко попрохладнее, и тихо подошла утереть ему лоб мокрым полотенцем. Она и сама прямо плавилась от жары в душной маленькой комнатенке.
К ее удивлению он оттолкнул ее руку и отчетливо произнес:
– Не надо! Уйдите! Обескураженная, она уже хотела отойти,
как вдруг глаза его открылись. Мгновение он недоуменно смотрел на нее, пытаясь вспомнить, кто она, а потом, снова нахмурившись, проговорил невнятным слабым голосом, к которому она начала привыкать:
– А, это вы. Как долго я спал?
– Несколько часов. Вы только что оттолкнули мою руку, когда я собиралась смочить вам лоб. Эта крошечная комната – не лучшее место для выздоравливающего.
– Неужели я это сделал? – Он поднес руку ко лбу. – Извините. Должно быть, мне что-то приснилось.
Он все еще казался полусонным, не вполне осознающим, кто она и где они находятся. Однако постепенно его голубые глаза прояснились. Он стал теперь больше похож на себя прежнего. Возможно, и какая-то часть воспоминаний вернулась к нему. Голос его окреп.
– Боже! Я теперь припоминаю... вернее, есть что-то, чего я не могу вспомнить, и это меня тревожит. Вы и в самом деле говорили мне, что мы женаты?
Она с неохотой кивнула.
– Да. А... а вы мне не верите?
– Разумеется, верю! Зачем бы вы стали меня обманывать? – Его глаза оценивающе скользили по ней, и она боялась опять виновато покраснеть. – А дети у нас есть?
Тут уж она вспыхнула и ответила с простительным раздражением:
– Нет! Конечно, нет. Мы женаты всего два года и... большую часть времени вы отсутствовали.
– Ах, да, я же солдат. Это я помню. Но ваши слова, если вы позволите, звучат как искренняя жалоба. Быть может, именно моими частыми отлучками объясняется то, что вы так очаровательно краснеете, хотя мы целых два года женаты?
Она снова залилась краской, проклиная собственную выдумку и стечение обстоятельств, благодаря которым оказалась в такой немыслимой ситуации. Как она сможет из нее выйти? В голову ей пришло, что она ведет себя слишком холодно для жены, чей муж ранен и потерял память. Поэтому она заставила себя присесть на краешек кровати и взяла его руку, такую горячую по сравнению с ее, холодной как лед.
– Да, я часто краснею, но подумайте... едва ли мне приятно чувствовать, что муж не помнит меня, – быстро нашлась она. – Но это пустяки. Давайте пока избегать болезненных для нас обоих вопросов... Как ваша голова? Все еще гудит, как наковальня? Он поморщился.
– Это я так говорил? Нет, сейчас, к счастью, больше похоже на барабан. – Его взгляд по-прежнему приводил ее в замешательство. – А вы действительно рассказывали, что Вашингтон сожгли, или это тоже мне приснилось?
Вот уж что ей совершенно не хотелось обсуждать! Того и гляди он вспомнит какие-то детали, не соответствующие ее наспех придуманной истории. Она погружалась в собственную ложь, как в зыбучие пески, грозившие затянуть ее на дно.
– Да, – через силу признала она. – Британцы дотла сожгли правительственные здания в отместку за то, что в ходе войны мы сожгли Йорк. Но сейчас это для вас не должно иметь значения.
– Возможно, вы и правы. – Лицо его было печально. – Мне почему-то кажется, что это как-то касается и меня. А я что делал в это время? Ведь мы, очевидно, не могли безропотно позволить им поджигать город?
Как бы ей отвлечь его от воспоминаний о войне? Ну почему бы в комнату не войти Десси или даже миссис Тигвуд и не прервать нежелательную беседу?
– О нет! Вы... я имею в виду, наши войска заняли позиции под Блейденсбергом и, к сожалению, были разбиты.
– Вот как. Это там я был ранен?
– Да, получили удар саблей. Поэтому рука до сих пор не сгибается.
– А вас я оставил в Вашингтоне? – недоверчиво спросил он. – Неужели у меня не хватило ума отвезти жену в безопасное место?
Отвечать ей становилось все труднее.
– Вы... хотели, чтоб я уехала, но я не согласилась. – В ее голосе звенело отчаяние. – Дело в том, что мы все были уверены: британцы пойдут не на Вашингтон, а на Балтимор. И после окончания сражения вы немедленно приехали за мной.
– Рад это слышать. Это, безусловно, говорит в мою пользу, – сардонически заметил он.
– Что вы хотите сказать?
– Только то, что вы, дорогая, по-видимому, напрасно вышли замуж за такого безответственного человека. Впрочем, мои недостатки могут объяснить один факт, который было поставил меня в тупик.
– Какой же? – Она сама не понимала, зачем спрашивает, так как боялась ответа.
Он грустно усмехнулся.
– Простите меня, но мне не кажется, что мы с вами любящая супружеская чета, как вы пытаетесь меня уверить, – произнес он, и его слова ударили ее в самое сердце.
ГЛАВА 15
Она не сразу нашлась, что сказать. Впрочем, хорошо хотя бы то, что вопреки ее подозрениям он не счел лживой всю историю целиком.
– Мы не похожи на влюбленных, – добавил он быстро. – Но я не виню вас, поверьте. Напротив, это я, очевидно, был вам не слишком хорошим мужем, дорогая. А теперь еще и память потерял.
Она чувствовала себя бесстыдной, низкой обманщицей. Но его неожиданные выводы были очень кстати: их мнимым супружеским отчуждением многое можно будет объяснить. Поэтому она опустила глаза и сказала будто бы с неохотой:
– Я... это правда, у нас не всегда было согласие. Но, я полагаю, так порой случается в начале брака. И не вините себя одного – мы оба такие упрямые! Ведь вы хотели отправить меня из Вашингтона в безопасное место, а я... наотрез отказалась. И вы за мной вернулись. Так что вашей вины тут нет. Он едва заметно улыбнулся.
– Я не заслуживаю вашего милого признания. Спасибо. Да, ваши слова напомнили мне, что вы не закончили рассказ о путешествии. Вы говорили о других, правда? Какая-то девушка с ребенком... собака.
Она обрадовалась возможности сменить тему.
– Мы остановились и спасли их. Не могли же мы бросить их в горящем городе или оставить на милость британцам! Элси только что родила, а ее хозяева сбежали из Вашингтона. Куда ей было деваться? Собака успела обгореть, когда мы ее подобрали, а по дороге произвела на свет щенков... Почему вы смеетесь?
– Простите меня, дорогая. Я не в силах сдержать смех. Все это так необычно! Не рассказывайте мне пока больше ничего – смеяться мне больно, да и понимаю я в этой истории не все. Зато я теперь понимаю другое: не знаю, что побудило вас выйти за меня, но нисколько не сомневаюсь в том, почему я на вас женился.
Он осторожно взял ее руку и неожиданно для нее поднес к губам. Поцелуй обжег руку, и Саре пришлось сделать усилие, чтоб не отдернуть ее. Наконец ее рука медленно разжалась. Он уснул.
Все было бы неплохо, если бы не начали подтверждаться подозрения Десси относительно преподобного Джедедии Тигвуда.
Миссис Тигвуд по-прежнему не желала и пальцем шевельнуть для постольяцев, но ее супруг взял за правило все время вертеться возле Сары, когда она выходила из комнаты капитана. То он предлагал ей помочь донести подносы с едой, то желал быть полезным в других домашних делах. Он обращался к ней с подобострастием, но Сара не могла забыть ту ночь, когда он вернулся домой, и старалась не оставаться с ним наедине.
К ее негодованию, он частенько поджидал ее, валяясь на травке возле сарая, куда она ходила кормить животных. Здесь Десси не могла ее защитить и, хотя Сара не боялась мистера Тигвуда, она понимала, что рано или поздно ей придется дать решительный отпор его поползновениям. Правда, пока он не позволял себе ничего лишнего и был на свой лад неуклюже галантен, но она тяготилась им. И, кроме того, Тигвуда выдавали глаза: глядя на Сару, он явно каждый раз мысленно раздевал ее.
Он дал ей понять, что обстоятельства их с капитаном появления в доме продолжают казаться ему подозрительными, а этого Сара больше всего боялась. Капитан был все еще слишком слаб, чтобы увезти его отсюда; значит, с Тигвудами приходилось мириться как с необходимым злом.
Поэтому она, вынужденная сдерживать свой язык, почти перестала спускаться вниз без Десси. Та даже сопровождала ее, когда Сара ходила ухаживать за лошадью и собачьим выводком. А ведь у Десси и так было полно забот: она готовила на всех, убирала в комнатах и то и дело сновала вверх и вниз по узкой лестнице с подносами, кувшинами горячей воды и прочим. Сара помогала ей, чем могла, но, как ей казалось, недостаточно: Десси была против того, чтобы Сара занималась черной работой, да и Тигвуд постоянно мешался под ногами.
Элси на удивление быстро поправлялась, а ее ребенок начал набирать вес и громким криком выражал свое несогласие с тем, что ему не нравилось в этом мире.
Десси, которая, по мнению Сары, проявляла прямо-таки чрезмерную склонность к капитану, частенько приносила к нему в комнату ребенка. Капитан придерживал черного младенца здоровой рукой и пытался заставить его улыбнуться. А Сару это почему-то раздражало.
Сама Десси тоже проводила в комнате капитана много времени. Даже слишком много, думала Сара: Десси избалует его своим вниманием. А все потому, что Десси всю жизнь с уважением относилась к сильным, мужественным мужчинам. Память к капитану, к тайному облегчению Сары, так и не вернулась. Ш он быстро шел на поправку, прекратились головные боли, опухоль на руке спала.
Ее радовало, что он крепнет с каждым днем. Скоро они смогут уехать из этого ужасного дома. Но что она будет делать с капитаном до тех пор, пока к нему не вернется – если вернется вообще – память, она и понятия не имела. Может быть, отвезти его на позиции британских войск? Это рискованно; к тому же Саре гораздо больше хотелось разыскать поскорее Магнуса, чем искать британские войска.
У Тигвудов солдаты враждующих армий не появлялись. В этом забытом Богом месте путешественники были отрезаны от мира и могли только догадываться о ходе военных действий.
После их продолжительной первой беседы капитан перестал устраивать Саре допросы, так что ей не приходилось следить за каждым своим словом. Иногда в его глазах сквозило лукавство, и она пугалась, что он все-таки вспомнил прошлое; а иногда он наблюдал за ней так пристально, будто желал заглянуть в душу.
Память не восстанавливалась, и это сердило капитана. Он стал нетерпелив и отказывался лежать, принимая заботы Сары и Десси.
Десси уверила его, что после контузии потеря памяти – вещь самая обычная. Надо надеяться на случай, который прояснит туман в его голове, а до тех пор нет нужды тревожиться.
Он стихал, слыша ее уговоры, но продолжал оставаться задумчивым и печальным. Десси и впрямь баловала его: готовила специальную пищу, потому что у него был плохой аппетит, и рассказывала бесконечные истории о детстве Сары, ибо книг в доме не было, и он сетовал, как ему до смерти скучно лежать ничего не делая. Саре казались опасными эти разговоры о прошлом. Вся их нынешняя жизнь напоминала ей карточный домик. Достаточно одного порыва ветра, чтобы разрушить ее до основания. И что будет с ними потом?
Если он все вспомнит, под угрозой может оказаться его жизнь. Если же нет, в рискованном положении оказывалась Сара. Она сама назвалась его женой и поставила себя этим в двусмысленное положение. Конечно, капитан никогда не давал ей повода думать, будто он может воспользоваться своими правами: он был для этого слишком слаб, но главное, слишком рыцарски воспитан.
Вот тощий, как пугало, мистер Тигвуд, тот совсем не был джентльменом. Ей было все труднее уклоняться от его заигрываний, потому Сара Проводила в комнате капитана гораздо больше времени, чем хотелось ей и требовалось больному. Он по-прежнему много спал – Десси считала это очень для него полезным – и вовсе не нуждался в постоянном присутствии сиделки.
Как-то раз ей удалось сбежать от настойчивого мистера Тигвуда лишь благодаря подносу с тарелкой супа, который, как она объяснила, быстро остынет, если она его не отнесет. Глазки его преподобия похотливо блестели, и при любом удобном случае он старался либо притиснуть ее в угол, либо коснуться руки, плеча, хотя бы платья. От этих прикосновений ее всю передергивало. Интересно, думала она, неужели он считает, что я так глупа и не понимаю, к чему он все это проделывает?
Он стал настаивать на том, чтобы самому снести поднос наверх, поскольку, как он сказал, для ее нежных рук это чересчур тяжелая ноша. Он вообще подчеркивал ее высокое общественное положение и жадно ею интересовался. Однажды она слышала, как он выпытывал у Дее-си, богата ли Сара, кто такой ее муж и правда ли, что Магнус сенатор. Но добиться чего-либо от Десси было невозможно. Сара хорошо знала это по опыту собственного детства.
Ох, уж эти Тигвуды! Век бы их не видеть! Но она не решалась настраивать их против себя и была вынуждена мириться с липкими руками его преподобия, пока это не станет совсем невыносимым.
В качестве защитного средства она использовала не только поднос, но и ледяной высокомерный взгляд, которым научилась останавливать хозяина. Он и сейчас заробел и пропустил ее, не преминув тем не менее дотронуться до ее руки на узкой лестнице и бросить с высоты своего роста плотоядный взгляд за вырез ее платья.
Она стремительно влетела в жаркую комнатку и в изнеможении прислонилась спиной к двери, все еще держа в руках поднос с супом и кипя от негодования. С каждым днем он становился навязчивее. Сара не сомневалась, что сможет, если понадобится, постоять за себя. В конце концов, у нее есть пистолет, и она будет даже рада дать Тигвуду отпор. Пусть хоть это убедит миссис Тигвуд, насколько далек от святости ее муженек! Но, беспокоясь о безопасности капитана, она сдерживалась и уговаривала себя не сорваться. Придется ей потерпеть еще немного.
Так она стояла возле двери, недовольная собой, когда с кровати раздался голос капитана, прозвучавший неожиданно резко и решительно, почти как прежде.
– Что происходит, дорогая? Что с вами случилось?
Она вздрогнула. А она-то думала, он спит.
– Н-ничего, – быстро уверила она, подходя поближе. – Я принесла вам суп. Десси специально для вас сварила.
Он взглянул на нее. В его глазах ясно читалось, что, если он и утратил память, то отнюдь не утратил живости ума. Помня о своей роли любящей жены и об этих все понимающих глазах, она заботливо, но с чувством некоторой неловкости подошла поцеловать его в щеку, что вошло уже у нее в обычай, поправила подушки и одеяло. Только бы не покраснеть, думала она. Скоро он совсем поправится, и тогда легкого поцелуя в щеку ему будет недостаточно. Как ей быть в этом случае? Он ни разу не показал, что хочет большего, но это, видимо, потому, что обстоятельства их жизни сейчас никак не назовешь обычными; кроме того, он верит, что между ними, как она сказала, произошла размолвка и отношения остались натянутыми.
Он не стал больше ни о чем спрашивать, как бы уважая ее сдержанность, а покорно принялся за суп. Ел он без всякого аппетита. Но ей следовало бы догадаться, что его не так легко провести. Когда с супом было покончено, она скоренько собрала остатки обеда на поднос. Лучше уж опять наткнуться на ужасного Тигвуда, чем дальше выносить этот упорный, хмурый взгляд! Но он отрывисто произнес:
– Не уходите пока! У меня создалось впечатление, то вы все время куда-то бежите.
Она заколебалась, не зная, как отказаться, и он грустно добавил:
