Текст книги "Английский союз"
Автор книги: Доун Линдсей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
Капитан с трудом сдержал себя.
– Нет, сэр. Мои люди станут драться до последнего независимо от того, разумна задача или нет. Но Вашингтон – мелкая цель, и риск слишком высок, особенно учитывая нынешнее состояние людей, сэр. Половина из них пока не пришли в себя после корабельной лихорадки, а то, что вы предлагаете, подразумевает долгий марш по вражеской территории. И что их ждет в конце пути? По моему мнению, если что-нибудь и удастся, риск ничем не оправдать.
Он мог бы добавить, что после трех месяцев в море солдаты измотаны не только изнурительной лихорадкой, но также непривычной жарой и влажностью, присущими здешнему лету. Люди попросту устали. А ведь не было ни кавалерии для разведки боем, ни повозок, ни полевых орудий. Перспектива протащиться пятьдесят миль по незнакомой местности и атаковать сомнительную цель, выбранную морскими офицерами, незнакомыми с наземной тактикой, казалась бредом. Его солдаты научились всему, что умели, на полях европейской войны, они привыкли к стремительным рейдам и ожесточенным боям, но даже Веллингтон не попросил бы их о таком.
Росс прекрасно понимал ситуацию, однако не хотел никого обижать.
– Да, да... У Эша чертовски хорошая репутация, но вы, конечно, правы, с американцами он не воевал. Хотя в его словах есть здравый смысл. Люди едва ли оправились после длительного морского перехода...
– Если бы нам предстояло столкнуться с отборными частями Наполеона, это могло иметь значение, – возразил Кокберн обидным тоном. – Но я продолжаю настаивать: американцы – совершенно другое дело. Рейд на Вашингтон одним ударом дезорганизует и без того растерянное американское правительство и нанесет сокрушительный удар по его престижу. Кроме того, думаю, капитан Эшборн забывает, что я плаваю вдоль побережья уже в течение года и ни разу не встретил организованного сопротивления. Само упоминание об американской армии вызывает смех. У американцев давние предубеждения против регулярной армии: по большей части они полагаются на местную милицию. И кроме того, они плохо вооружены и отвратительно обучены. Когда дойдет до сражения, они побегут. Я все еще не убедил вас?
Капитан твердо сжал губы, словно готовясь произнести очередную разоблачительную тираду. Росс, быстро оценив обстановку, бросился на защиту.
– Ну-ну, вам, конечно, лучше знать. Но все же я не вижу ничего плохого, если мы отложим рейд до той поры, пока люди не отдохнут.
Такт не помог, Кокберн стоял на своем, а его старший начальник был склонен поддерживать кампанию, которая давала шанс для личной славы. Росса с легкостью опровергли. Основной целью был выбран Вашингтон, также признали целесообразным по пути совершить несколько обманных маневров к северу и к югу, чтобы сбить янки с толку. Если задуманное удастся, в чем адмирал Кокберн ничуть не сомневался, потом они двинутся на Балтимор и подчинят себе упрямый портовый город.
Капитан, видя, что любые слова бесполезны, даже не спросив разрешения старших офицеров, круто развернулся на каблуках и вышел на палубу охладить свой пыл.
Вскоре к нему присоединился капитан Люсиус Ферриби, тоже из 85-го полка легкой пехоты. Стоял прохладный вечер, и звезды над чужим американским континентом неистово сияли; влажная жара, остыв, сделалась почти приятной. Оба офицера некоторое время сквозь темноту молча пытались рассмотреть окрестности, затем капитан Ферриби, заметив плохо скрываемые другом признаки гнева, грустно спросил:
– Ну, Эш, что из этого выйдет? Похоже, ничего хорошего для нас? Да брось ты. Разве предприятие совсем уж безнадежно?
Эшборн сердито усмехнулся.
– А как по-твоему? Мы уйдем так далеко, что судовые орудия кораблей на реках Потомак и Патуксент нас не поддержат.
Ферриби шутливо присвистнул.
– Понимаю. В незнакомой местности, при этом чудовищном климате, когда чуть ли не каждого второго мучает лихорадка... Такое начальству и в голову не пришло. И что же назначено нашей целью? Общественные здания?
– И Росс, и я неоднократно на это указывали, но нас не слушают.
– Указывали! Какое деликатное слово! Да, нам не позавидуешь. Исполнять приказы людей, которые и слыхом не слыхивали о сухопутной тактике. Говоришь, Росс указывал на это? Очень ему признателен.
– Перестань! – произнес Эш с горечью. – Разговорами ничего не добьешься. Нарушая субординацию, я сказал даже больше, чем мне следовало, – меня не послушали. Оказывается, у меня нет опыта сражений с американцами!
Капитан Ферриби взорвался.
– Они осмелились сказать тебе это в лицо? Тому, кто служил у самого Веллингтона, тому, кого неоднократно отмечали за невиданную храбрость?
– О, американцев не стоит сравнивать с французами, – заверил его Эшборн. – Начальство уверяет: американцы вообще не способны сопротивляться. Мы маршем входим в город, и он наш без единого выстрела. Но вот самого интересного, боюсь, ты еще не слышал. Каждому придется нести свой трехдневный паек и шестьдесят запасных патронов, зато Кохрейн обещает: по пути мы найдем достаточно лошадей для разведки. А поскольку орудия и боеприпасы надо как-то транспортировать, – добавил Эшборн подчеркнуто безразличным тоном, – адмирал любезно предложил использовать вместо тягловой силы матросов.
Ферриби разразился смехом.
– Грешно смеяться над столь дьявольской затеей, но я не могу остановиться. Интересно знать, как ты умудрился не расхохотаться, слушая столь веские доводы. Теперь понимаю, почему ты ушел.
– В противном случае я бы рисковал своим званием, – сказал Эшборн горестно. – Пустоголовые дураки! Меня предупреждали, что здешнее командование из рук вон плохо, а сейчас я и сам убедился. А больше всех виноват Росс. Он должен быть настойчивым, упорным, а он не хочет никого обидеть. Старый бездельник, заботящийся о чувствах двух сумасшедших адмиралов.
– Вот что значит быть солдатом, – улыбнулся ободряюще Ферриби. – Ведь подумать только: мы могли бы сейчас бродить по Парижу, флиртовать с самыми хорошенькими девушками. А вместо этого мы выстрадали три омерзительных месяца в море, ели пищу, один вид которой внушает отвращение. И что получили?
– Место адъютанта у плохого начальника! – произнес в сердцах Эшборн. – Тебе, по крайней мере, не приходится сидеть и выслушивать, как на полном серьезе несут вздор. Как бы я хотел уехать обратно, прежде чем Росс согласится на очередную дьявольскую авантюру. Я плыл сюда не ради выгоды, но мне приходит на ум, что я спокойно мог бы жить во Франции.
– Ну, я-то мечтаю о продвижении по службе, – сказал Ферриби, широко улыбаясь. – Ты ведь знаешь, мне нечего ждать, кроме офицерской пенсии. Но вот зачем сюда приехал ты, Эш, я никак не возьму в толк.
Эшборн пожал плечами.
– Мне не особенно хотелось возвращаться в Англию.
Это была весьма деликатная тема: несколько лет назад, когда они находились в Талабере, любимая капитана Эшборна вышла замуж за человека намного богаче и старше ее, а потому Ферриби тактично сменил тему разговора.
– Что же, жизнь в герцогском поместье имеет свои преимущества, а жизнь в лагере, где вы благодарите Бога, если у вас есть крыша над головой, без сомнения, имеет свои привлекательные стороны и, пропади я пропадом, нужно пользоваться каждым моментом.
Эш быстро усмехнулся.
– Возьму твои слова на вооружение, хотя уже начинаю жалеть, что согласился покинуть Францию. Но довольно, мне пора возвращаться. А ты, пожалуйста, пока не говори ничего солдатам. Подобные новости следует преподносить осторожно, иначе, ко всему прочему, у нас вспыхнет еще и бунт.
21 августа, 1814 года .
Даже не зная планов англичан, Магнус не нашел ничего, что бы могло улучшить его настроение. Вице-президент Монро решил лично произвести разведку боем, и хотя в спешке он забыл взять с собой подзорную трубу, а потому не осмелился подойти ближе, чем на три мили, новости, которые он привез, были тревожными. Он сказал, что численность британских войск доходит до шести тысяч человек, а также довел до сведения слушателей, что англичане неумолимо наступают вдоль реки Патуксент, откуда они могут быстро повернуть и к Вашингтону, и к Балтимору.
Новости встретили новыми приступами паники, и большинство из сомневающихся еще жителей столицы тут же уехали, прихватив лишь самое необходимое и бросая по дороге вещи, которые вдруг сделались тяжелыми и неудобными. Остались лишь такие упрямцы, как Магнус, да редкие торговцы, боявшиеся местных мародеров больше, чем пришлых британцев, – эти готовились защищать свою собственность.
Магнус не находил себе места от злости, ведь британцы наступали по земле и по морю, не встречая никакого сопротивления. Казалось, при их приближении целые деревни пустели, и никому при этой спешке не приходило в голову создать хоть какое-то препятствие на пути наступающей армии. Магнус сердито сообщил Саре, что дороги находятся в плохом состоянии, узкие, немощеные, и даже десяток поваленных деревьев замедлил бы британское наступление, а стрелки могли бы совершенно безнаказанно атаковать с флангов.
Но мосты оставались в целости и сохранности, пища и фураж будто дожидались, когда ими воспользуются захватчики, не хватало лишь приветственных плакатов.
То же самое было справедливо для Вашингтона. Никто не собирался взрывать мосты, ведь британцы направлялись на Балтимор. Что до укреплений и редутов, и даже более простых сооружений, как и предупреждал Магнус, никому из руководителей не приходило в голову что-либо строить или укреплять. Однако в то же самое время вице-президент Монро послал спешную депешу президенту, советуя вывезти из столицы все архивы.
Утром двадцать первого Магнус выехал на разведку и, вернувшись, с отвращением рассказал, что неопытные и плохо вооруженные люди находятся в смятении: приказы, которые им отдают, противоречат друг другу. С питанием дело обстоит из рук вон плохо, никто не получил положенный рацион, ибо интендант распорядился выделить большую часть повозок для перевозки архивов в безопасное место; как накормить солдат, он не подумал. Еще хуже, по мнению Магнуса, было то, что на весь сформированный Уиндером отряд, включавший тысячу добровольцев из мэрилэндской полиции и четыреста солдат, нашлось всего двести кремней для мушкетов.
Магнус встретился с Джефом и нашел его в хорошем расположении духа, хотя тот и доложил, что большинство людей спало на жесткой земле первый раз в жизни, а желудки были настолько пусты, что враг мог отыскать их даже в полной темноте по урчанию их животов. По англичанам, вступившим в Нотингем, произвели несколько выстрелов, но Уиндер приказал не преследовать их, хотя многие попросту умоляли послать вдогонку стрелков. Джеф также с усмешкой доложил, что в первую ночь вряд ли кто-то выспался как следует, и причиной тому не только жесткие постели и боязнь встретить закаленные британские войска. Рано утром дозорный перепутал пасущуюся корову с британским солдатом и стал стрелять, разбудив лагерь. Людей подняли, построили и они провели несколько тревожных часов в боевом порядке, прежде чем генерал Уиндер понял, что тревога оказалась ложной, и разрешил людям вернуться в постель.
Эти известия взбесили Магнуса. Сара поняла: он сам собирается отправиться на место. Сенат продолжал бессмысленные заседания; по словам Магнуса, сенаторы либо непрестанно бранились между собой, либо жаловались на отсутствие должной подготовки. Вашингтон был беззащитен. Большая часть населения покинула город и тем самым выразила свое подлинное отношение к правительству.
Наконец утром двадцать четвертого августа президент Медисон без особой охоты отправился совещаться с генералом Уиндером. По донесениям разведки британцы по главной дороге совершенно открыто двигались к Блейденсбергу, маленькому городку, расположенному в восьми милях к северу от Вашингтона. Президент неожиданно взял на себя командование армией и решил, если это, разумеется, удастся, задержать британцев у Блейденсберга, предотвратив их вторжение в любой город, будь то Вашингтон, будь то Балтимор.
Одновременно каждому мужчине, способному держать оружие, было приказано присоединиться к войскам. Правительство же в лице президента и вице-президента с их помощниками и кабинетом вместе с генералом Уиндером расположилось для поднятия боевого духа войск перед Блейденсбергом.
Именно это и ожидал Магнус. Довольно улыбаясь, он достал старый палаш, с которым воевали еще на полях Куллодена и Флодена его предки, и приготовился сражаться.
Сара смирилась и не делала никаких попыток переубедить его.
Противники долго обменивались выстрелами и совершали короткие вылазки, и стало казаться, что обе стороны боятся вступить в бой. Сара решила не разубеждать отца и позволила ему делать то, что тот считал нужным.
Магнус был увлечен и почти счастлив. С запозданием он надумал отделаться от дочери, но она наотрез отказывалась уезжать. Если уж жена президента Долли Медисон оставалась в Белом доме, то Сара и подавно не собиралась присоединяться к бегущим из столицы. Кроме того, она знала: любое известие быстрее дойдет до нее, если она останется в Вашингтоне, а не уедет в глубь страны.
На случай, если вдруг потребуется срочно покинуть город, Магнус оставил своего личного слугу Хэма; тот должен будет сопровождать Сару и ее служанку Десси. Сара доверяла разуму и невозмутимости этого черного человека гораздо больше, чем легко возбудимому отцу. Притом она считала, что у нее достаточно времени, чтобы в случае опасности эвакуироваться.
– Не думай обо мне, – сказала она твердо. – Помни одно: у меня есть только ты, а потому старайся не делать глупостей.
– Хорошо, девочка, не беспокойся. – Магнус говорил жизнерадостно, от прежнего нетерпения и сварливости не осталось и следа; он становился все более похожим на шотландца. – Мы задержим их в Блейденсберге. Если удача мне будет сопутствовать, я вернусь домой завтра к ужину. И в подарок привезу тебе флаг Соединенного королевства.
ГЛАВА 3
Оставшись наедине со своим непосредственным начальником, капитан Эшборн высказывался о запланированной кампании еще более сильно; это было уже вопиющим нарушением субординации, а следовательно, попахивало трибуналом. Росса, казалось, не смутили столь резкие оценки, но он не имел права принимать решения.
– Что до меня, я бы не стал рисковать, однако и Кохрейн, и Кокберн уже сражались с американцами, у них большой опыт, – сказал он спокойно. – Кроме того, не стоит обижать их с самого начала. Между нами, английские моряки – обидчивые ублюдки.
Наступление шло медленно, как Эшборн и предсказывал. Духота и повышенная влажность напоминали капитану самые плохие дни в Испании. Войска, хотя и горели решимостью, были донельзя измотаны. Лошадей хватало – их во множестве побросали бегущие американцы; англичане подобрали этих разномастных кляч, водрузили на них импровизированные седла из одеял, уздечки из веревок, усадили на бедных животных пехотинцев и послали осуществлять разведку боем. Зато все орудия и повозки с амуницией приходилось перетаскивать измученным людям по ужасным дорогам, и к концу каждого дня марша солдаты не держались на ногах. Сам Эшборн, обливаясь потом и рассыпая направо и налево проклятия, с тоской вспоминал об Испании, где самое худшее, что приходилось побеждать, были французские войска, а отнюдь не дурацкие приказы собственных командиров.
23 августа, в полдень, они вышли из лагеря и двинулись на Блейденсберг по главной дороге, лежащей между Вашингтоном и Балтимором, и, не подозревая о том, что американцы решили расположиться там на привал.
Первый день после отъезда Магнуса Сара старалась не поддаваться панике. День выдался жаркий и неестественно тихий, ибо жители оставили свои дома и город опустел. Ближе к полудню просто для того, чтобы хоть чем-нибудь заняться, Сара надела шляпку и отправилась навестить старинную подругу отца мисс Дэнвилл, зная, что та наверняка не уехала – старая дама обладала непреклонным характером и с презрением отнеслась к массовому отъезду.
Мисс Дэнвилл было далеко за восемьдесят, и в течение последних шестидесяти лет она являлась местной достопримечательностью и пользовалась в Вашингтоне особым уважением. Сара застала ее дома, спокойно попивающей чай с тостом, за спиной мисс Дэнвилл стоял ее верный слуга и терпеливо ждал приказаний. Ни возраст, ни тревожные события последних дней не повлияли на раз заведенный распорядок дня.
Хозяйка радостно приветствовала Сару кудахтающим старческим голосом:
– Ага! Значит, ты не присоединилась к одуревшей толпе? Хорошая девочка! Бегство недостойно настоящего человека. Ну, входи, входи! Като, налей чаю мисс Маккензи. А еще лучше унеси это пойло и на обратном пути прихвати бутылочку шерри. Только хорошего, имей в виду! Думаю, мы имеем право выпить что-нибудь покрепче.
Когда Като, такой же старый, как и его хозяйка, но еще более невозмутимый, чем она, ушел выполнять поручение, мисс Дэнвилл добавила, пронзительно глядя на Сару:
– Ну что, Магнус махнул рукой на возраст и снова отправился сражаться с британцами, верно? Да не бойся так, девочка! Если мы не сможем побить британцев, значит, мы не заслуживаем звания свободной нации. Н-да! Когда я была молодой, мы сражались с индейцами. Конечно, совсем не так, как с французами или англичанами. С моей сестры-близняшки индейцы сняли скальп, ты об этом не знала? – Она почти с удовольствием вспоминала о прошлом. – Я многое пережила и намереваюсь пережить еще больше, прежде чем уйду в мир иной. Так-то, девочка!
Сара улыбнулась.
– Я и не сомневаюсь, мадам. Вы столько повидали в жизни.
– Следующей весной мне стукнет восемьдесят шесть! – торжествующе объявила мисс Дэнвилл. – И поверь мне, я пока не собираюсь умирать, особенно от рук британцев. Да! – Мисс Дэнвилл с интересом взглянула на Сару. – Я вдруг вспомнила твоего молодого человека, который, как я слышала, отправился вместе с Магнусом. Когда ты собираешься положить конец его несчастьям и выйти за него замуж, вот что я бы хотела знать, дорогая!
– Честно говоря, я не думала об этом, – возразила Сара, как всегда, испытывавшая прилив бодрости рядом с упорной старушкой. – Мне кажется, вы прожили чрезвычайно яркую и насыщенную жизнь, и у вас не было нужды выходить замуж, утруждать себя мужем и детьми.
Хотя мисс Дэнвилл была польщена, ответила она просто и решительно:
– Не старайся меня умаслить, девочка. Кроме того, что хорошо одному, не обязательно принесет пользу другому. Тебе ведь не зря досталось такое прелестное личико.
– Я иногда удивляюсь, мадам, – грустно призналась Сара, – мне почти двадцать четыре, а я еще не встретила мужчину, которого рано или поздно не стала бы презирать.
– Тоже ничего удивительного. Дураков всегда подавляющее большинство, а умных совсем мало. Когда найдешь одного, ухватись за него покрепче. Мне подобного мужчину встретить не пришлось. Но у тебя есть шанс. Ведь ты такая же, как твоя мать. Она тоже ждала, а когда наконец сдалась, то, кажется, нельзя было отыскать кандидатуру хуже: только что сошедший с корабля эмигрант без пенни в кармане. А его немыслимый акцент! Поначалу его вряд ли кто-нибудь вообще мог понять. Единственным его достоянием была яростная любовь к жизни, и твоя матушка с ее здравым смыслом мгновенно это распознала. Все, включая твоего дедушку, думали, она сошла с ума, но я-то понимала что к чему! И кто оказался прав? Теперь Магнус – сенатор Соединенных Штатов, один из столпов общества. Ха! Могу поклясться, ты такая же, девочка!
Сара уже открыла рот, собираясь ответить, как вдруг обе они застыли, услышав приглушенный выстрел. Глаза собеседниц встретились, и мисс Дэнвилл веско сказала:
– Ну, значит, началось. Да не пугайся так, девочка. Я пережила столько битв, можешь мне поверить – женщинам выпадает самая тяжкая доля. Ничего не поделаешь. Остается только ждать и надеяться на лучшее.
Начался настоящий обстрел; в горячем тугом воздухе тяжелый гул пушек и легкий звон мушкетных выстрелов отчетливо слышался даже на расстоянии восьми миль. Мисс Дэнвилл казалась безмятежной, она потягивала шерри и при каждом глотке испытывала удовольствие от недозволенного наслаждения. Сара знала: доктор запретил старушке принимать что-либо крепче красного вина.
Пожилая леди блаженно добавила:
– Мне известно из самых надежных источников: Долли Мэдисон, которая, как я всегда утверждала, человек без твердых убеждений, будь она хоть трижды президентская жена, удрала сегодня утром, прихватив с собой все картины, принадлежащие правительству, и, что еще было нелепо, огромный и тяжеленный портрет Джорджа Вашингтона. Я бы многое отдала, чтобы сейчас на нее взглянуть.
Как и следовало ожидать, Сара весело рассмеялась, однако она отклонила предложение остаться с хозяйкой дома, пока все не закончится.
– Като с мушкетом дежурит в холле, а коли придется, я и сама смогла бы прострелить пару красных мундиров, – храбро заявила старушка.
Сара опять засмеялась.
– Я не боюсь британцев, мадам. И Магнус, когда вернется, станет искать меня дома. Может, лучше вы переждете у нас? Мы устроим вас с комфортом, а Като будет дежурить в нашем холле с тем же успехом.
Но мисс Дэнвилл решительно возразила:
– Я поклялась не покидать свой дом. А что касается британцев, они и близко не подойдут к Вашингтону, запомни мои слова, девочка!
Как и предвидел капитан Эшборн, медленное продвижение вперед обходилось дорого. Американцы в Блейденсберге успели вырыть траншеи, и, хотя даже невооруженным глазом Эшборн видел, что они плохо укрепились на высотах, господствующих над городом, вытеснить их оттуда было бы нелегко.
Так и вышло. Янки, плохо обученные и не имевшие боевого опыта, столкнувшись едва ли не с лучшей армией в Европе, все же сопротивлялись изо всех сил. Они сорвали первое наступление на город, заставили замолчать артиллерию и остановили прорыв по мосту; при этом британцы понесли тяжелые потери.
Эшборн, командовавший одним из наиболее пострадавших подразделений, проклиная некомпетентность высшего начальства, посылал своих людей вперед, чтобы те, скрываясь между домами и используя сады, попытались прорваться к восточному ответвлению реки Потомак сразу в нескольких местах. Там его люди умудрились угодить в грязь, и им под шквальным огнем пришлось отступить под прикрытие фруктового сада, находящегося южнее моста, откуда им наконец удалось подавить батарею американских пушек. Впрочем, это мало радовало: капитан злился на то, что битва приобрела слишком жестокий характер и войска несли тяжелые, ничем не оправданные потери.
После того, как англичане заняли город, Росс позволил людям, попавшим на самые тяжелые участки, немного отдохнуть, а затем направил их на Вашингтон. Сопровождавший пехоту адмирал Кокберн находился в отличном настроении, и капитану, которого такое высокомерное невежество и глупость выводили из себя, стоило больших трудов не попадаться адмиралу на глаза.
Затемно, около восьми часов утра, они достигли столицы. Казалось, город опустел, и они не встретили никакого сопротивления. Эшборн отдал приказ разбить лагерь за пределами города и, только когда солдаты расположились на ночлег, узнал о разработанном начальством стратегическом плане.
– Сжечь город? – повторил он, не веря словам Росса. – Сжечь после того, как они совсем не сопротивлялись? Да вы шутите! Росс чувствовал себя очень неловко, и в голосе его слышались чуть ли не просительные нотки.
– Я знаю, это выглядит варварством, но поймите, это акт возмездия. В конце концов янки сожгли Йорк в начале войны, на что же им жаловаться?
– Вы великодушны, сэр! – отрезал капитан, больше не задумываясь о последствиях своих слов. – Надеюсь, вы меня простите, но я не намерен сжигать город, не оказавший никакого сопротивления и полностью находящийся под нашим контролем. Вы можете представить себе Веллингтона, отдающего подобное приказание? Если же это особая военно-морская тактика, очень сожалею, я такой тактике не обучен.
Росс нисколько не обиделся.
– Хорошо, хорошо, – неловко сказал он. – Я не прошу вас принимать в этом участие. Более того, мне самому это не слишком нравится, но, кажется, в здешних местах это обычное дело. Я сам возглавлю отряд. Возьму с собой человек триста, чтобы не допустить мародерства и насилия.
Капитан сжал зубы и молча отвернулся. За долгие годы службы он в первый раз испытал стыд из-за того, что носит красный мундир.
Ближе к полудню гром пушек внезапно стих, но тишина выглядела страшнее неистовой канонады. Казалось, битва кончилась, однако догадаться о том, чья сторона победила, было невозможно, как невозможно было представить, что же происходит в настоящую минуту.
Сара дала отцу слово остаться в Вашингтоне. Она старалась не думать о том, что могло случиться сМагнусом, Джефом или любым другим из тех, кого она знала и кто так решительно выступил на защиту своей страны всего несколько дней назад.
Около девяти часов раздались выстрелы, они звучали совсем близко, может, даже на соседней улице. Сара вздрогнула и подбежала к окну, но ничего не увидела. И в тот же момент на другом краю города раздался взрыв такой силы, что задрожали стекла и темное небо на востоке осветилось, словно начинался новый день.
Хотя Магнус предупреждал: если британцы станут угрожать Вашингтону, американцы взорвут арсенал, Сару это потрясло, однако она запретила себе отчаиваться раньше времени.
Вслед за первым раздались два других взрыва, чуть послабее. Сара знала о планах разрушить оба моста через Потомак в случае наступления британцев на город. Если мосты взорваны, значит, следует ожидать самых плохих новостей.
Впрочем, Сара не поддалась панике. Какое-то время стояла тишина и она ничего не слышала, затем выстрелили совсем рядом. Из окна Сара видела огонь, тот распространялся чрезвычайно быстро, но она долго отказывалась признать очевидное, не хотела верить в то, что британцы могли подойти столь близко.
Но наконец она вынуждена была это признать.
– Боже праведный, – сказала она голосом, в котором слышалось больше злости, чем страха. – Магнус оказался прав. Они дьяволы. Они подожгли столицу.
Из окна гостиной на втором этаже Сара и Десси безмолвно наблюдали за тем, как расползается огонь. Британские солдаты наверняка уже находились в городе, но на улице было пусто, а в воздухе повисла тягостная тишина.
Судя по отсветам пламени, горели только правительственные здания, однако надеяться на лучшее не приходилось: стояла летняя жара и деревянный город – особенно при наличии малейшего ветерка – за считанные часы превратился бы в громадный яростный костер.
Улица, на которой жила Сара, оставалась так же неестественно спокойна и тиха, однако Сара и Десси принялись собираться, и Сара даже обрадовалась, что можно заняться чем-то определенным. С помощью Десси она стащила на первый этаж пуховую перину из спальни наверху, и пока Десси укладывала корзину с едой, взяла вещи, с которыми ей не хотелось расставаться; неважно, кому они могли достаться – огню или врагу.
Следуя примеру людей, оказывавшихся в подобной ситуации, она взяла драгоценности, перешедшие ей по наследству, и миниатюрный портрет своей матери, которую едва помнила. На всякий случай она захватила пару дуэльных пистолетов, подаренных Магнусу французским послом.
Она двигалась с неестественным спокойствием, стараясь не думать о Магнусе и Джефе, которые, возможно, лежат сейчас где-нибудь раненые или убитые, не думала она и о рассказах Магнуса о зверствах, творимых британцами над беззащитными женщинами и детьми в Шотландии. Небо с каждой минутой становилось светлее – пламя быстро распространялось – и, несмотря на августовскую жару, окна пришлось закрыть из-за удушливого дыма.
Десси, худая и высокая женщина, которая воспитывала Сару и прислуживала ей с момента смерти ее матери, делала все уверенно, стараясь не паниковать. Ее муж Хэм ушел с Магнусом, но женщины пытались не поддаваться собственным страхам.
Британские солдаты так и не появились, но – как и опасалась Сара – огонь подбирался слишком близко. Теплая и без того ночь определенно становилась жарче, и было так светло, что хоть читай книгу.
Когда крыша соседнего дома засветилась янтарным светом, Сара даже обрадовалась тому, что настало время действовать. Весь день она боролась с желанием отправиться на поиски своего отца; ее останавливало только то, что она дала Магнусу слово ждать его в Вашингтоне. Сейчас, когда выбора не оставалось, они с облегчением подумали, что отнесли перину в конюшню, где вековала старая повозка, на которой когда-то давным-давно привезли мебель из их дома в Аннаполисе в новый вашингтонский дом. Выбирать не приходилось: все прочие экипажи Магнус услал из города.
Сара сама запрягла повозку, уже пропахшую дымом, и они были готовы отправиться.
Едва они выехали, дом напротив охватило пламя, и стало ясно – черед за их домом.
Улицы оказались полны едким дымом, стало тяжело дышать. У бедной лошади побелели глаза, она вся дрожала, и Саре пришлось обернуть шалью лошадиную морду и вести несчастное животное за повод.
Десси, устроившись на жестком деревянном сидении с заряженным пистолетом на коленях, тоже пыталась спастись от дыма: она обмотала шалью лицо, оставив узкую щель для глаз. Повозка тронулась в тот момент, когда чердак их дома яростно загорелся. Итак, назад дороги не было.
Несмотря на то, что Сара и сама кашляла и давилась дымом, она собиралась добраться до мисс Дэнвилл и уговорить ее ехать вместе с ними, но испуганная лошадь, от напряжения вся покрывшаяся потом, угрожала в страхе перевернуть повозку. Пока Сара делала что могла, чтобы успокоить бедное животное, она поняла: мисс Дэнвилл живет в другой стороне от Капитолия, туда огонь, кажется, еще не добрался. Если им будет сопутствовать удача, до того, как огонь охватит город, они окажутся уже далеко.
Сара по-прежнему не видела ни местных жителей, ни британских солдат. Вдруг она вздрогнула всем телом: в самое ухо проревел грубый мужской голос:
– Я беру эту лошадь, миссис, а заодно экипаж; думаю, вы не против. Еще мне нужны ваши драгоценности и деньги. И учтите, мне некогда ждать. А станете тянуть время, я возьму еще больше.
То, что нападающий был не англичанин, а американец, необыкновенно разгневало Сару; она даже забыла испугаться. Такое немыслимое оскорбление и страх потерять лошадь, после чего они застрянут в горящем городе, всколыхнули в ней энергию. Не думая о том, что может причинить бандиту боль, Сара вступила с ним в схватку, но противник оказался неожиданно сильным, а запах виски у него изо рта перебивал сильный запах гари. Одной рукой бандит пытался разорвать ее платье, впрочем, сейчас Сара думала только о том, чтобы достать пистолет. Она бы выстрелила, не раздумывая, но бандит приподнял ее над землей и стиснул так, что она почти не могла дышать.
