Текст книги "Престолы, Господства"

Автор книги: Дороти Ли Сэйерс

Соавторы: Джилл Пейтон Уолш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

20

В ком личность лишь одна, в том и лицо одно.

Джон Донн [218]218
  Цитата из стихотворного послания сэру Томасу Роу (To Sir Tho. Rowe)
Tell her, if she to hired servants showDislike, before they take their leave, they go,When nobler spirits start at no disgrace;For who hath but one mind, hath but one face.

[Закрыть]

– Действительно, он жалок, – заметил Питер, рассказывая Харриет о событиях дня. – Мужчина без самоконтроля и без чувства собственного достоинства. Нужно, конечно, сделать скидку на силу жестокого кокетства, способного свести мужчину с ума.

– Кокетство не является преступлением, за которое приговаривают к смерти, – печально сказала Харриет. – Но что ты имеешь в виду, говоря, что у Харвелла нет чувства собственного достоинства? Я считала, что он весьма высокого мнения о себе.

– Это иногда странно сочетается. Сын знаменитого отца, он вкладывает деньги в театральный бизнес, где любому успеху сопутствует громкая слава, но не добивается больших успехов в отличие, например, от сэра Джуда Ширмана. А затем он делает нечто, что заставляет всех повторять его имя и восхищаться им. Он может носить свою красавицу-жену, как женщина носит брильянты на публике. Как она любит его! Как он любит её! Какая романтическая история!

– Поэтому, если люди подумают, что она была убита злоумышленником или любовником, он получит ауру трагического героя.

– Но если обнаружится, что он сам её убил, всё это превращается в «Гран-Гиньоль». Он теряет лицо. Вот и всё.

– Питер, ты ему совсем не сочувствуешь?

– Очень немного. А должен?

– Люди сравнивают Харвелла, спасшего Розамунду от нищеты, с тобой, женившимся на мне.

– Очень глупо с их стороны.

– Мы отличаемся?

– Да. Смотри, Харриет, Шаппарель не смог бы ничего выявить в тебе, рисуя тебя дважды на той же самой картине, – ты всё время без маски. Ты глядишь на мир такая, какая ты есть, и будь что будет. Именно это заставило меня полюбить тебя с первого взгляда и продолжать любить все эти годы. Именно этим я восхищаюсь в тебе, но не могу похвастаться, что сам обладаю подобным достоинством. Я всё время дурачусь, прячась за титулом, репутацией, способностью к глупому остроумию.

– Но, раз ты об этом упомянул, в последнее время ты дурачишься гораздо меньше.

– Я благодарен тебе, Domina.

– За что же?

– Ты оказываешь мне огромную честь, относясь ко мне серьёзно, – сказал он.

– Но не надо благодарности, Питер. Только не это. Это такая ненавистная вещь. Огромное ружье с ужасной отдачей.

– Безопасно, когда относится к любви.

– Надёжна эта власть и непреложна, – пробормотала она.

– Друг другу преданных предать не можно, [219]219
  Питер и Харриет цитируют строки из стихотворения Джона Донна «Годовщина»
Да, там вкусим мы лучшей доли,Но как и все – ничуть не боле;Лишь здесь, друг в друге, мы цари! – властнейВсех на земле царей и королей;Надёжна эта власть и непреложна:Друг другу преданных предать не можно,Двойной венец весом стократ;Ни бремя дней, ни ревность, ни разладВеличья нашего да не смутят…Чтоб трижды двадцать лет нам царствовать подряд?  (Перевод Григория Кружкова).


[Закрыть] – ответил он, и она услышала оттенок триумфа в его голосе. – Ты разоблачила меня, но всё равно любишь.

– Значит у тебя нет побуждения задушить меня?

– Не в данный момент. Но не рассчитывай на это и впредь.

– Я буду осторожна. И я должна тебе кое-что сказать, Питер.

Зазвонил телефон.

– Дорогая, мне очень жаль, но я должен идти. Твоя новость может подождать?

– Да, если ты торопишься. Что случилось?

– Ещё одна небольшая дипломатическая неурядица. Надеюсь, это не займёт столько времени, как в прошлый раз, но… – Он уже вновь надел маску холодности и отстранённости.

– Питер, прежде, чем ты уйдёшь, скажи, что произошло с запиской Розамунды Харвеллу?

– Ничего. Я убрал её в ящик с пометкой «Ожидающие решения». Почему ты спрашиваешь?

– Кто-нибудь сказал о ней Лоуренсу Харвеллу?

– Я, конечно же, не говорил, – сказал Питер. – И сомневаюсь, что говорил Чарльз. В ней нет необходимости для следствия с учётом его признания, и в целом, я думаю, было бы милосердно охранить хэмптонских девушек от дачи свидетельских показаний.

– Но он должен знать! Он должен знать, что она не обманывала его с кем-то ещё.

– Должен? Сделает ли это его раскаяние более острым, если он и так полон раскаяния? Доктор Джонсон сказал где-то, что воспоминание о преступлении, совершённом напрасно, было самым болезненным из всех размышлений. Но, Харриет, у меня сейчас нет свободного времени для Харвелла.

– Конечно, – сказала она. – Ступай и возвращайся как можно быстрее.

– Весь шар земной готов я облететь за полчаса. [220]220
  Уильям Шекспир, «Сон в летнюю ночь», Акт II, сцена 1. (Перевод Т. Щепкиной-Куперник).


[Закрыть]

Дверь библиотеки закрылась позади него.

В холле послышались голоса. А затем в доме наступила тишина: не было слышно перемещения слуг, и постепенно атмосфера присутствия Питера растаяла.

Харриет мерила шагами библиотеку. Она закурила балканскую сигарету «Собрани» [221]221
  «Собрани» (Sobrani) – фирменное название высококачественного курительного табака и дорогих сигарет одноимённой компании. От болгарского – собрание, парламент).


[Закрыть] и погасила её, докурив лишь до половины. Ей в голову пришла ужасная мысль, и думала она не о Лоуренса Харвелле, а о Розамунде. Что будет справедливее по отношению к ней? Действительно ли начинает проявляться женская солидарность?

«При жизни она не была женщиной такого типа, с которой я могла бы дружить, – напомнила себе Харриет. – Но всё же я действительно испытываю желание помочь её призраку».

Записку нужно показать Харвеллу – в этом она была уверена. И как можно скорее: у него осталось не так уж много времени. Но как? Она позвонила своему шурину.

– Чарльз, если бы я захотела навестить Лоуренса Харвелла, как я могла бы это сделать?

– Арестованные до суда могут принимать посетителей, – сказал он, бодро. – Вы лишь узнайте приёмные часы и приезжайте. Он находится в «Скрабз». [222]222
  Известная тюрьма «Уормвуд скрабз» (англ. Wormwood Scrubs), построенная заключёнными в 1874-90 гг., существует и поныне на западе Лондона.


[Закрыть] Но… – Он остановился, так как ему пришло в голову, что уж кто-кто, а Харриет должна отлично знать, что заключённые до суда могут принимать посетителей, и его предложение ей посетить тюрьму может выглядеть бестактным. – А что говорит Питер? – спросил он.

– Его снова вызвали.

– Не повезло, – вздохнул Чарльз. – Мне не нравится, когда это происходит слишком часто – не могу отделаться от мысли, что где-то в мире возникла серьёзная проблема. В наши дни в это легко верится. Разве нельзя подождать, пока он не вернётся?

– Это походит на зубную боль и боязнь дантиста, – сказала она ему. – Лучше покончить с этим побыстрее.

– Ну, вам лучше знать. Но, Харриет, я действительно надеюсь, что если вам будет когда-нибудь одиноко или грустно… ну, Мэри будет рада вас видеть в любое время.

– Спасибо, Чарльз, я буду помнить об этом.

Она всё ещё колебалась. А затем подумала, что, если не наберётся храбрости, чтобы вновь войти в стены тюрьмы, то вынуждена будет всегда жить с сознанием собственной трусости. Что даже любовь Питера, её оправдание, кольцо на пальце не смогли освободить её от последствий обвинения в убийстве Филипа Бойса, оставив её неспособной сделать то, что она считает должным. Тогда она разыскала номер нужного телефона, узнала приёмные часы и надела пальто. Подойдя к столу Питера – он не был заперт, – она нашла записку Розамунды, положила её в карман и вышла.

Это была, конечно, другая тюрьма. Харриет удалось справиться с собой и спокойно подойти к воротам, доложить о себе и усесться в вестибюле. Лишь когда охрана повела её в комнату свиданий, и ей пришлось идти с надзирателем по коридорам, что сопровождалось грохотом ключей, когда открывали охранные ворота, и ужасным лязгом самих ворот, захлопнувшихся позади неё, она почувствовала страх. Это место пахло человеческим страданием; где-то кто-то кричал, и звук усиливался и отражался эхом в железе и камне. Но когда она села на одном конце стола лицом к Харвеллу, сидящему напротив, когда в небольшом боковом оконце показался кажущийся знакомым силуэт человека, смотрящего через стекло, когда позади лязгнула закрывшаяся дверь, и она услышала звук замка, горькие воспоминания о прошлом всколыхнулись, стремясь наброситься на неё и подавить. Но эти же воспоминания помогли ей, поскольку она обнаружила, что помнит и как отвлечься от окружающего, сузить окружающий мир и сосредоточить внимание только на том, что произойдёт в следующие несколько минут, отстраняясь, как испуганная лошадь, от любых перспектив, отдалённых больше, чем на час.

Она перевела взгляд на мрачного молчаливого человека, сидящего напротив. Его львиная наружность и желтовато-коричневые волосы напомнили ей о звере в зоопарке. Его глаза были полны уныния, но он пристально смотрел на неё.

– Вы? – произнёс он наконец. – Зачем вы пришли?

– У меня есть что-то, что я должна вам сказать.

– Ваш проклятый муж знает, что вы здесь?

Она постаралась не заметить оскорбления.

– Между прочим, нет, – ответила она.

– А что бы он сказал, если бы узнал? Я не позволил бы своей жене идти и разговаривать с убийцами. Но, правда, я и не тратил своё время на их поимку. Это у вас семейное увлечение?

– Мистер Харвелл, может быть я лучше понимаю, что вы чувствуете, чем вы сами.

– О, в самом деле? Но вы-то фактически не совершали убийства, не так ли? Знаете, каково это чувствовать, что ты убил человека?

– Простите, с моей стороны это было бестактностью. Я не могу вообразить, что это значит… как чувствовать себя при этом.

– Тогда зачем вы здесь? Пришли, чтобы пощеголять своей невиновностью перед носом виновного?

– Я хотела кое-что рассказать вам о Розамунде.

– Я простил бы ей всё через минуту, – сказал он, и голос его внезапно дрогнул. – Но, спросите вы, был ли я зол? Я дал ей всё, всё, что она хотела для себя да и для любого другого; я наполовину разорился, чтобы поставить пьесу её любимого поэта. Но она должна была быть благодарной; она не должна была валять дурака с другим мужчиной. Вы заводите любовников, леди Питер? У вас бывают тайные свидания? Или сознание того, что вы в долгу перед Уимзи, заставляет вас ходить по струнке?

– Я пришла, чтобы сказать вам, что она не устраивала тайных свиданий.

– Что вы можете об этом знать? И почему, к дьяволу, я должен вам верить?

– Я хотела сказать, что, полагаю, это моё невинное предложение побудило вашу жену провести несколько дней в бунгало. Мы разговорились, и я сказала, что это могло бы её развлечь и могло бы понравиться вам, если бы она занялась там отделкой. Как вы можете предположить, с тех самых пор я очень жалею об этом предложении.

– Это вы предложили устроить обед при свечах для двоих? – спросил он после небольшой паузы.

– Вот приглашение, посланное Розамундой, – сказала Харриет. – Его удалось найти с большим трудом. – Она положила записку на стол между ними и отняла руки, положив их на колени. Они оба поглядели на сторожа в окне, прежде чем Харвелл поднял записку. Он медленно прочитал её.

– Розамунда дала её ненадёжному посыльному во второй половине того дня, когда она умерла. Её должны были доставить вам в клуб. Она потерялась, – тихо сказала Харриет. Он смотрел на неё, лицо его стало пепельным. – Я подумала, что вы должны знать. Надеюсь, что это не заставит вас страдать больше, чем необходимо в данной ситуации.

Голосом, полностью лишённым жизни, он прошептал:

– Она, возможно, сказала бы мне, если бы я не схватил её за горло.

Харриет встала, готовая уйти:

– Если есть что-нибудь, что я или лорд Питер можем сделать для вас…

– Ничего нельзя для меня сделать, – сказал он. – Я в состоянии оплатить хорошего адвоката. Подождите секунду; позвольте мне ещё немного поговорить с вами. Никто больше не услышит от меня ничего. Вы же видите, я думал, что так жестоко, так ужасно обманут, я считал, что вёл себя как последний дурак, обожая презренную женщину… бедная Розамунда! Как ужасно для неё: она-то, должно быть, думала, что я приехал в ответ на её зов, а я… а я…

– Боюсь, что я должна забрать записку с собой, – сказала Харриет.

– О, да! – сказал он нетерпеливо, пододвигая её через стол. – Но, да, есть кое-что, что вы могли бы сделать. Попросите лорда Питера, чтобы эту записку зачитали в суде, чтобы вся вина легла на того, на кого и должна лечь, а её имя было очищено от любой грязи. Я получу, что заслуживаю, но пусть её репутация останется незапятнанной.

– Думаю, что записку можно использовать, как вы хотите.

– Покажите всем, что всё это было ужасным недоразумением, что это не было ни её виной, ни моей.

– Прощайте мистер Харвелл. Мне жаль вас.

– Я смогу теперь думать о ней без горечи всё то время, которое мне осталось, – сказал он. – А думать о ней – это всё, что у меня осталось.

Харриет взяла записку и сделала знак надзирателю, что хочет уйти. Она вновь шла по бесконечным коридорам позади надзирателя, немного удивляясь, что может свободно идти, может выйти на свободу. Когда внешние ворота позади неё закрылись, она – совершенно по-детски – бросилась бежать, жадно глотая воздух серой лондонской улицы, как если бы только что вынырнула из глубины на поверхность.

– Не нужно было этого делать, – сказал Питер Уимзи. – Я сходил бы сам, полагаясь на твоё слово, что так следует поступить.

– Ты защитил бы меня? – спросила Харриет.

– Я сберёг бы твои чувства. Наверное, всё это было для тебя ужасно.

– Именно поэтому я должна была сделать это сама. Я должна была убедиться, что рана зажила и что я могу делать то, что может делать любой другой.

– Почти все готовы забыть про Харвелла и предоставить его собственной судьбе.

– Правда о нем самом, о том, что он сделал, и так достаточно ужасна, но оставить его мучиться из-за неправды, из-за ложной мысли, что Розамунда обманула его…

– Надеюсь, что он был тебе благодарен, Харриет. Сомневаюсь, что он имел хоть малейшее представление о том, чего тебе это стоило и какие воспоминания пробудило вновь.

– Он очень рад, что теперь может думать о ней как о невинной и принять всю вину на себя. И, мой дорогой, я больше не бегу от воспоминаний. Визит в тюрьму действительно стоил мне нескольких моментов острой боли, не буду отрицать. Прошлые испытания были ужасны, но они дали мне тебя. Видишь, я совершенно спокойна. На самом деле, Питер, из нас двоих именно ты выглядишь более измотанным. Поручение действительно оказалось трудным?

– В последнее время меня используют в качестве мальчика для доставки срочных сообщений. Сообщение было должным образом передано и в полной тайне. Таким образом, полагаю, дело было нетрудным, и я справился.

– Но оно оставило тебя подавленным, я же вижу.

– Ах, любимая, так будем же верны друг другу! – сказал он, беря её руки в свои. – Поскольку мы здесь как на темнеющей арене… [223]223
  Мэтью Арнолд (Matthew Arnold, 1822–1888) «Берег Дувра»
…Любимая, так будем же верныДруг другу! В этот мир, что мнится намПрекрасной сказкой, преданной мечтам,Созданьем обновленья и весны,Не входят ни любовь, ни свет, ничьиНадежды, ни покой, ни боли облегченье.Мы здесь как на темнеющей арене,Где всё смешалось: жертвы, палачи,Где армии невежд гремят в ночи.  (Переводчик Вланес, http://www.poezia.ru/article.php?sid=30223).


[Закрыть]

– Всё настолько плохо?

– Боюсь, что да. Я думаю, что мы жили в центре урагана и принимали спокойствие за безопасность. Мы окажемся в состоянии войны прежде, чем во всём этом разберёмся.

– И все эти люди вокруг нас, которые говорят, что, в конце концов, Рейнские области – часть Германии, что Версальское соглашение было несправедливым и что Гитлер обеспечит мир, как только требования Германии будут выполнены…

– Они верят тому, на что надеются, Харриет. Но они неправы.

– Война так ужасна.

– Мне ли не знать! А следующая будет хуже предыдущей. Машины, несущие смерть и разрушение, стали намного совершеннее. Тактика Муссолини показывает, куда всё движется: мы должны ожидать использования ядовитых газов против гражданских лиц и множество других ужасов. Я не удивлён, что люди этого боятся. И на сей раз мы войдём в драку в тот самый момент, когда американцы поклялись держать нейтралитет, а во главе страны стоит безответственный и пронемецкий король.

– Ты очень строг к нему.

– Полагаю, не следует забывать, что его семья наполовину немцы. И говорят, он хочет жениться на той женщине.

– Какой женщине?

– Миссис Симпсон.

– Но она же замужем за кем-то ещё.

– Она может получить развод. Но дело в том, что он – глава Англиканской церкви, и если он это сделает, это расколет страну сверху донизу, – по-видимому, он этого не понимает.

– Тяжело человеку не иметь возможности быть рядом с тем, кого любишь, – сказала Харриет.

– Но он может быть с ней. Он лишь не может жениться на ней.

– Я однажды предложила жить с тобой, не будучи замужем за тобой. Ты воспринял это ужасно.

– Да. Возможно, я настолько скупой. Как ты это выносишь?

– Я только указываю тебе на этот факт и жду, когда погода переменится.

– Дело в том, Харриет, что я вполне могу понять, когда кто-то немного валяет дурака. Ведёт себя как Джерри: он знает, что существует бремя, которое придётся нести, когда он наследует титул, он видит, как оно тяготит отца, и хочет играть в дурачка-школьника, пока ещё может. Но когда ты действительно наследуешь, когда ответственность ложится на тебя, ты должен понимать и свой долг.

– Я согласна, Питер, даже при том, что, думаю, ни у кого нет так мало свободы выбора, как у короля, начиная с отмены рабства.

– Полагаю, он может отказаться от своего титула, отречься от короны. Презрения заслуживает то, что он пытается и удержать трон, и избежать обязанностей. Хватит об этом. У тебя были для меня новости.

– Да, милорд, хотя я, возможно, выбрала неудачный момент. Полагаю, сейчас не лучшее время, чтобы принести наследника?

– Дорогая… это правда?

– Похоже, где-то в октябре. Ты можешь считать меня невероятно глупой, но я не знаю точного срока. Я даже не заметила сначала, я иногда чувствовала себя нездоровой, но считала, что для этого имеются более прозаические причины. Шаппарель заметил во мне какие-то таинственные изменения, но я подумала, что он просто льстит. В конечном итоге Манго сложила два и два и настоятельно посоветовала мне сходить к врачу. – Она говорила быстро, наблюдая за ним, чтобы видеть, что он чувствует.

Он сказал:

– Domina, но с тобой всё будет в порядке? Что сказал врач?

– Он назвал мне приблизительную дату и велел пить много молока. Он измерил мои бёдра и сказал, что, если мои внутренние размеры пропорциональны внешним, нет никакого повода для волнений. Питер, это очень мило, что ты беспокоишься обо мне, но ты-то рад?

– Рад? – повторил он. – Рад? Это не то слово – моя кровь бурлит в жилах! Я чувствую, что бессмертные рабочие сцены перемещают декорации вокруг нас, пока мы стоим.

– Какие же сцены сменяют друг друга, милорд?

– Мимо проходят все исчезнувшие легионы прошлого, – сказал он, – давшие славу семействам Вейн и Уимзи на этом свете и носившие наследственные титулы в течение веков.

– О, Питер, – сказала она, улыбаясь, – однажды я сказала Джерри, что испытываю желание выйти за тебя только для того, чтобы слышать, как ты извергаешь глупости.

– И будущее, – сказал он, внезапно мрачнея, – открывается перед нами, реальное и безотлагательное.

– А вот это не глупости, – сказала она. – Правильно ли мы делаем, принося ребёнка в мир в такое время?

– Есть то, что мы можем сделать для любого нашего ребёнка, – сказал он, – и есть то, что никто не может сделать ни для какого ребёнка вообще.

– Ты имеешь в виду, они выберут свой собственный путь?

– Они требуют наследства или отказываются от наследства в своё время и прославляют или позорят это время соответственно. Мы дадим ему все дары, которые сумеем, но мы не можем дать ему безопасность.

– Ты знаешь, пока этого не произошло, я бы сказала, что мне наплевать на судьбы мира, пока ты и я вместе.

– Пусть будет Рим размыт волнами Тибра! Пусть рухнет свод воздвигнутой державы!? [224]224
  Уильям Шекспир, «Антоний и Клеопатра», Акт I, сцена 1:
  Антоний.
Пусть будет Рим размыт волнами Тибра!Пусть рухнет свод воздвигнутой державы!Мой дом отныне здесь. Все царства – прах.Земля – навоз; равно даёт он пищуСкотам и людям. Но величье жизни —В любви.  (Перевод Мих. Донского).


[Закрыть] Нет, Domina, это не наш стиль. Если будет ещё одна война, нам придётся вступить в неё, и мы должны победить, – сказал Питер.

21

К браку и виселице нас ведёт судьба.

Джордж Фаркер [225]225
  Джордж Фаркер (англ. George Farquhar (1677–1707)) – ирландский драматург. Однако цитата, по-видимому, принадлежит Роберту Бёртону, «Анатомия меланхолии», Part III, Section II. Mem. 5. Subs.5.
  Fatum est in partibus illis quas sinus abscondit, as the saying is, marriage and hanging goes by destiny, matches are made in heaven.


[Закрыть]

Вы знаете, конечно, как богато

Вторую свадьбу я сыграл в палатах…

Омар Хайям [226]226
  Цитата из рубаи Омара Хайяма в переводе на английский Эдварда Фицджеральда (Edward FitzGerald’s translation of “The Rubaiyat of Omar Khayyam”).
 You know, my friends, with what a brave carouseI made a Second Marriage in my house;favored old barren reason from my bed,and took the daughter of the vine to spouse.

[Закрыть]

Извлечения из дневника Гонории Лукасты, вдовствующей герцогини Денверской:

29 марта

Сразу после завтрака пришёл ликующий Питер и принёс новость, что Харриет беременна! Очень радовались все вместе. Он говорит, что она переносит беременность не очень болезненно, но я, однако, сказала ему, что он должен проследить, чтобы у неё была чашка чая в кровати каждое утро, поскольку в моём случае горячий чай до того, как встанешь, был единственным средством от утреннего недомогания, и, возможно, это наследственное. Я имею в виду средство. Питер заметил, что Харриет не относится к семье в этом смысле. Конечно, это так, но она для меня как дочь. Сказала ему об этом. Не добавила «больше, чем Мэри», поскольку это было бы некрасиво. Кроме того, я очень люблю её. Я имею в виду Мэри.

Ну, теперь начнутся семейные советы! Гадаю, обрадуется ли Хелен перспективе запасного наследника, или огорчится перспективе потери денег Питера для Джерри. Съездила в «Гаррард», [227]227
  «Гаррард» (крупная лондонская ювелирная фирма; контролируется компанией "Маппин энд Уэбб" (Mappin & Webb). Основана в 1880).


[Закрыть] чтобы купить ложки в подарок на крестины, а вместо этого купила золотую брошь с гранатом для Харриет. Ребёнок может – да и просто обязан – подождать. Выходя, столкнулась с Питером, который здесь с той же целью. Очень хотела подождать его, чтобы увидеть, что он выбрал, но передумала.

Вернувшись домой, обнаружила дожидающихся Джеральда и Хелен. Джеральд, очень самодовольный, заявил, что всегда считал Харриет разумной женщиной, которая знает, чего от неё ждут – он бы сам ей всё сказал ещё раньше, если бы Питер не запретил ему. Хелен волнуется, что Харриет не знает, как воспитывать детей из высшего сословия, но заявила, что, по крайней мере теперь, ей придётся бросить писать «эти ужасные книги». Сказала ей, что надеюсь на обратное, поскольку иначе потеряю любимое чтиво. Не знаю, почему, но Джеральд выводит меня из себя. Он сказал, что теперь будет легче: не придётся так давить на Сент-Джорджа. Я про себя подумала, что теперь станет ещё труднее призвать Джерри к порядку, но промолчала. Сказала Джеральду, что может родиться девочка. Решила не отдавать брошку Харриет до завтра и позволить Питеру сделать подарок первому.

30 марта

После обеда заехала на Одли-Сквер под предлогом посмотреть декор в бывшей конюшне, но на самом деле отдать брошку. Из «Суон энд Эдгар» только что доставили огромную детскую коляску со смешным корпусом и огромным вышитым зонтиком. Подарок от Джерри. Совершенно абсурдный поступок, но, к моему удивлению, Харриет он рассмешил. Она очень тронута моим небольшим презентом и выглядит очень счастливой. Сказала, что надеется, что я помню всё о младенцах и прочем, что необходимо знать, поскольку её собственная мать, конечно, не может помочь. Сказала ей, что мне вспоминаются ужасные вещи, но не очень отчётливо. Нужно будет просмотреть мой дневник за годы воспитания детей. Наверное, он где-то в Денвере. Предложила Мэри в качестве источника более свежих сведений.

Пришлось сделать несколько намёков, чтобы мне показали подарок Питера, но, в конце концов, добилась своего. Меня проводили в небольшой кабинет Харриет, и я полюбовалась на хороший эбеновый письменный прибор с хрустальной чернильницей и серебряными держателями, – подпорченный, как мне показалось, поскольку гусиные перья немного изъедены молью, а украшения с одного бока отвалились. По-дурацки вслух задала вопрос, почему Питер не купил хорошую серебряную авторучку в «Гаррард», раз он там был, но оказалось, что весь прибор куплен только ради того, чтобы ставить в него перья, принадлежавшие Шеридану Ле Фаню. [228]228
  Джозеф Шеридан Ле Фаню (англ. Joseph Sheridan Le Fanu; 1814–1873) – ирландский писатель, продолжавший традиции готической прозы. Автор классических рассказов о привидениях.


[Закрыть] Я несколько растерялась.

Сказала Харриет, что я должна хорошо подготовиться к появлению умного внука, и попросила её порекомендовать мне действительно хороший роман. Она сказала, что мне может понравиться «Война и мир», поскольку это роман о семьях, но раньше понадобится «Питер Кролик». [229]229
  Питер Кролик (англ. Peter Rabbit) – вымышленный антропоморфный персонаж, появляющийся в ряде сказок английской детской писательницы Беатрис Поттер.


[Закрыть] Встретила в конце сада будущую чету Бантеров, наблюдающую за перестройкой конюшни. Разумная молодая женщина с большими карими глазами, она напомнила мне чем-то мятную конфету. Спросила меня, можно ли увеличить долю жёлтого в цветовой гамме, поскольку он напоминает ей о солнце и песке. Сказала ей, что да, конечно, но придётся переделать гамму гостиной, чтобы избавиться от розового. Розовый и жёлтый несовместимы. Только мельком видела Питера, уже прощаясь, – выглядит ещё самодовольнее, чем когда-либо. Хотела обнять его, но Мередит уже стоял наготове с моим пальто. К обеду чувствовала себя смертельно уставшей, но очень счастливой. Попробовала заставить себя думать о несчастных абиссинцах, чтобы хоть как-то прийти в норму, но зашла слишком далеко. Нужно попросить Франклин напомнить мне, как вязать.

31 марта

День свадьбы Бантера назначен на 3 августа, придётся соответственно нацелить архитектора: декораторам потребуется, по меньшей мере, две недели. В «Уоринг и Джиллоус» нашла несколько очень симпатичных стульев для столовой с вышитыми сидениями; задалась вопросом, понравятся ли они Бантеру? Стулья – это не совсем декорирование. Не следует заходить слишком далеко и вмешиваться. Разработала восхитительную цветовую схему с жёлтым, синим и серовато-зелёным. Решила действовать наверняка и, прежде чем заказывать обои, показать её всем: Питеру, Харриет, Бантеру и мисс Фэншоу. Заехала Хелен и заявила, что Бантер и так должен быть благодарным и не нужно с ним советоваться. Спросила её, как она посмотрела бы, если бы её заставили жить среди неприятных цветов. Она ответила, что жила же она в Денвере, «каким он тогда был». Согласилась, что в её словах есть смысл. Дрожь от мысли, что бы она натворила, если бы ей позволили сделать там всё по-своему.

28-ого апреля

Заехала к леди Северн, поскольку это четвёртый вторник месяца – мой день для визитов. Она заявила, что новорождённого назовут Матфеем, если это будет мальчик. Я сказала, что не могу понять, откуда у неё такая мысль, поскольку единственный Мэтью в семье – бедный родственник, которого Джеральд приютил в Денвере якобы для присмотра за библиотекой. Она сказала, что слышала это от самого Питера, и что я должна молиться, чтобы это был мальчик, потому что, если будет девочка, её назовут Керенгаппух. Неужели, наконец-то, она выжила из ума? Нужно поскорее спросить Питера.

14 июня

Тихий ужин на Одли-Сквер, только для нас троих. Обсуждали миссис Симпсон; дядя Пол выслал французские газеты, во всех сказано, что король женится на ней. Питер считает, что он должен отречься в пользу своего брата, герцога Йоркского, поскольку в Англии не существует морганатического брака. Не верится, что он на это пойдёт, король, я имею в виду. Разговор повернулся к деликатному вопросу о свадебном подарке Бантеру. Харриет предложила подсвечники Поля де Ламери. Я сказала: «О, нет, Питер так их любит». Харриет ответила, что в этом-то и проблема для очень богатых; когда вы хотите сделать дорогой подарок, это должно быть что-то, с чем вам жаль расстаться. Показалось, что Питер с ней согласен.

3 августа

День свадьбы Бантера. Сент-Джеймс, Пиккадилли. Бантер, оказывается, принадлежит к Высокой церкви, и Panis angelicus [230]230
  Panis angelicus (Ангельский хлеб – лат.) гимн, Текст: Св. Фома Аквинский, музыка: Сезар Франк.


[Закрыть] им спела Аурелия Зильберштраум, которая недавно прибыла из Вены и с которой, по-моему, однажды Питер… ладно, всё это в прошлом, хотя, полагаю, ему пришлось потянуть за какие-то ниточки, чтобы ускорить оформление её бумаг. Собор переполнен, полно музыкальных критиков и шавок от прессы, которые вели себя скорее как криминальные репортёры, все ступени органа заполнены слушателями, ловящими каждое слово знаменитого сопрано. Невеста осталась почти незамеченный. В желтовато-розовом атласе, очень к месту. Бантер и Мередит (шафер) держались скованно. Готова поклясться, что, когда невеста подошла к алтарю, Бантер прослезился. Но, должно быть, я ошиблась – слишком непохоже на Бантера. Харриет в свободном тёмно-красном платье начала при ходьбе немного откидываться назад. Сказала Питеру, что беременность ей идёт, и он ответил, что она похожа на судно с сокровищами, входящее в гавань. Сам еще не повзрослел. На мой вкус слишком много ладана, но когда Аурелия З. открыла рот, было ошеломительно! Подумала, что весь храм воспарил и плавал в Эмпиреях – если, конечно империи есть на небе, – должно быть, употребила неправильное слово. Но понятно, почему такая шумиха вокруг неё.

Приём в клубе «Беллона» в отдельных залах. Мать Бантера, очень крупную и больную женщину, доставили в служебном лифте и усадили в кресло. Выставка свадебных подарков – сразу обнаружила подсвечники Питера. Все слуги Питера уровня выше горничной – среди гостей, все оказались очень милыми. Миссис Трапп великолепна в зеленовато-голубом костюме-двойке и широкополой бледно-синей соломенной шляпке, украшенной анютиными глазками. Отец невесты произнёс путаную речь, но, очевидно, очень гордится своей дочерью. И очень правильно – я сама восхищаюсь этими современными женщинами, которые могут что-то делать. Наша пара вышла через боковую дверь – передние залы запрещены для женщин. Поразилась, увидев, что молодожёны уехали на «даймлере» Питера. Сказала, что он, должно быть, любит Бантера сильнее, чем я думала. Харриет сказала, что большой автомобиль нужен, чтобы перевозить оборудование для фотографического тура по Горной Шотландии. Вернулась домой несколько подавленной: часто чувствуешь себя подавленным после хорошо проведённого времени, интересно, почему?

Перед обедом заходила Хелен, вся в ярости. Говорит, что семья выглядит посмешищем, когда хозяин вступает в брак на задворках в Оксфорде в какой-то странной компании (она имеет в виду донов-женщин), а слуга женится с надлежащей помпой и великолепием в Лондоне. Что касается оперных звёзд, распевающих духовную музыку, – это неприличное хвастовство. Выразила удивление, поскольку считала, что Бантер знает своё место. Ещё куча подобных замечаний. Сказала ей, что вполне естественно чувствовать себя раздосадованной, когда тебя не пригласили. Настроение значительно улучшилось. Гнев хорошо разгоняет кровь.

25 августа

Послала Франклин в «Хэтчардс» за книгой «Война и мир», считая, что сейчас самое время начать длинную книгу, чтобы заполнить время, когда работа в доме Бантера закончилась. Глупая женщина возвратилась с «Анной Карениной», сказав, что это самое близкое, что она смогла найти. Прочитала первое предложение и задумалась. «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Великий писатель всё перепутал. Думаю, что несчастье почти одинаково независимо от причин, его вызвавших, а счастье – довольно своеобразная вещь. Конечно же, никто прежде не был счастлив точно так, как мой Питер и Харриет. Неправильная книга – нужно попросить Харриет дать мне на время «Войну и мир».