Текст книги "Повесть о генерале Данне, дочери Маары, Гриоте и снежном псе"

Автор книги: Дорис Лессинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Чтобы читать карты, нужно обладать определенным складом ума. Данн пришел к такому выводу, когда выяснилось, что Дёрк ничего в них не смыслит. Они стояли перед картой, Данн держал в руках чистую палочку, которой указывал на отдельные объекты и пояснял, почему этот сплющенный круг на самом деле обозначает остров («Вон тот, видишь?»), а эта черная линия – берег. Дёрк же лишь вздыхал, недоуменно следя за палочкой-указкой. И не один он был такой. Завидев двух юношей, стоявших перед картой в общей комнате, островитяне подходили посмотреть и послушать. Они удивлялись, узнав, что карты, которые они видели с детства и никогда не понимали их, что-то означают. Странно, что те, кто умел читать карты, не учили тому же остальных. Опять эта нелюбознательность, которая выводила Данна из себя.

– Смотри сюда, – говорил он Дёрку, и его палочка останавливалась на том месте, где они были сейчас: на группе островов, протянувшейся почти через все море, от северного берега к южному. – Мы здесь. Когда-то эти острова были кочками на дне Срединного моря, которое потом высохло. – «И скоро снова окажутся под водой», хотел сказать Данн, но вовремя остановился, потому что подобными высказываниями можно вызвать у людей страх и неприязнь.

Островитяне и без того считали его всезнайкой и хвастуном. Его рассказы о прошлом многими воспринимались как выдумка, хотя слушать их любили и даже смеялись и аплодировали в самых интересных местах.

Что касается самого Данна, то масштабы происходящего и невозможность охватить их умом причиняли ему боль. Да, он знал, что когда-то Срединное море было полноводным, по нему во все стороны ходили корабли, а теперь его дно едва прикрыто водой; да, он шутил вместе с Маарой над пресловутыми «тысячами» и «миллионами», которые означали какие-то уму непостижимые величины. Но теперь, когда Данн стоял на куске суши, поднимающемся из Нижнего моря, на участке, который когда-то находился глубоко под водой, и морские птицы летали над волнами, скрывающими его, юношу обуревала одна мысль: кто же такой он сам?..

Давным-давно – когда-то – этот невероятный разрыв в земной поверхности был заполнен водой. Что же дальше? Его осушила некая чудовищная жара? Или выморозил холод, превратив в гигантский сугроб снега, который потом развеяло по планете неукротимыми ветрами? Разом? Нет, конечно, на это понадобились бы тысячи лет (опять эти тысячи).

Море, искрящееся и живое, как то, на которое Данн смотрел через окна постоялого двора, но гораздо выше, доходящее до краев обрыва, вдоль которого он шагал и будет шагать снова и снова, это море исчезло, пропало… Его мозг болел, болело что-то еще внутри него… И тут он вспоминал про Дёрка, стоящего рядом с ним и напряженно водящего пальцем по карте.

– Объясни-ка мне еще раз, Данн. Это так трудно, да?

Интерес Данна к картам заметила и хозяйка постоялого двора – молодая женщина по имени Марианта. А заметив, обратила его внимание на нечто такое, что поначалу вызвало у Данна недоумение. У стены в общей комнате стоял брус, высеченный из белого камня, толщиной примерно с руку взрослого мужчины, очень тяжелый и с одной стороны покрытый резьбой. Среди изображений были мужчины – таких Данн раньше не встречал. Их лица с кудрявыми бородками украшала лукавая, умная улыбка. Свободные одежды, прихваченные богато изукрашенными брошами, ниспадали изящными складками. Женщины с такими же лукавыми лицами перебирали свои длинные кудри; их одеяния были уложены так, чтобы одна грудь оставалась открытой. Они носили ожерелья и браслеты, разнообразные украшения в волосах. Одного взгляда на этих людей было достаточно, чтобы понять: они были гораздо выше того, чем жили современники Данна. А он ведь видел множество людей, причем самых разных. Возможно, это те самые люди, что создали хранившиеся в Центре загадочные механизмы и вещи, в которых теперь уже никто не мог разобраться.

– Кто они? – спросил Данн Марианту.

Но она ответила лишь:

– Все это было так давно.

Не знал никто и о том, откуда появился на постоялом дворе этот резной камень. Видно было только, что он долгое время пробыл в воде: края резных фигурок сгладились. Значит, кто-то когда-то вытащил его из воды. Или он свалился с обрыва вместе с тающими снегами.

Марианта была заинтригована людьми, изображенными на бруске, не меньше чем Данн. Интерес хозяйки постоялого двора со всей очевидностью отображался на ее подвижном лице. Она была высокой и стройной, ее лицо обрамляли черные кудри – она пыталась походить на женщин, изображенных на загадочном камне. Ее кожа была светлее, чем у всех остальных народов, виденных Данном (помимо альбов, разумеется). И черты ее лица, хотя и не такие тонкие, как на резных изображениях, чем-то все же напоминали их. У Марианты были широкий, всегда улыбающийся рот и удлиненные, узкие внимательные глаза. Она была вдовой моряка, утонувшего не так давно во время шторма. Это несчастье, похоже, не сломило женщину; она подшучивала над собой и смеялась вместе со своими постояльцами – по большей части тоже моряками, потому что на острове размещалась целая рыбацкая флотилия. Марианте понравился Данн. Она снабжала его не только кровом и едой: послушав несколько раз его рассказы о приключениях там, «наверху», она отдала юноше и себя. Марианта смеялась над рассказами Данна, считала, что все это он придумал. Ее муж, говорила она, тоже был большим мастером плести небылицы. Данн постепенно поднаторел в сказительстве, ежедневная практика приносила плоды.

Дёрк тем временем стал выходить в море с местными моряками. Он не ревновал Данна, напротив, говорил, что, раз тому повезло найти «тихую заводь», не стоит ее покидать.

И Данн уже начинал подумывать о том, чтобы остаться на острове. Марианта была умна и сообразительна, как Кайра, но к тому же еще и добра; привлекательна, как Кайра, но не стремилась злоупотреблять своей властью над мужчинами. Что может быть лучше: жить с этой необыкновенной женщиной, на островах Нижнего моря, среди ароматных лесов, где под ногами у тебя не грязь и топи, а твердая, каменистая почва? Однако он пообещал Гриоту вернуться, ведь так? А с другой стороны, кто он такой, этот Гриот, чтобы Данн держал перед ним ответ? Но Гриот ждет его. И Маара на ферме тоже ждет, хотя и ложится каждый вечер в объятия другого мужчины.

– Останься со мной, Данн, – уговаривала Марианта, оплетая его своими длинными ногами и руками.

– Не могу, – неизменно отвечал он. – Моего возвращения ждут.

– Кто, кто, Данн? Ты женат? Кто она?

– Нет, я не женат, – говорил Данн и понимал, что не сможет сказать остальное: что у него есть ребенок. Хотя одной этой фразы было бы достаточно, чтобы уговоры прекратились.

Сказать это означало бы признать победу Кайры, а ее прелести с каждым прошедшим днем все необратимее превращались в глазах Данна в пустую погремушку, которой трясут с целью привлечь внимание: «Посмотри на меня, посмотри на меня!» «Просто я был еще совсем юным, когда впервые попал под ее очарование», – оправдывался перед собой Данн. В те годы он и представить себе не мог, что существуют женщины, подобные Марианте, – восхитительные, честные, умные. А ведь Марианту ему вскоре придется оставить… да, придется… да, скоро… но еще не сейчас.

Данн очень хотел увидеть наконец ледяные скалы, столько лет будоражившие его воображение. Этот остров был последним населенным пунктом. Вдали, на горизонте, виднелся еще один. Однако там никто не жил, хотя до него было всего полдня пути на лодке. Раньше, как поведали Данну местные жители, там обитали люди, но бежали оттуда из-за треска и рева падающего льда. Оттуда, не сомневался Данн, он сможет добраться до скал и сравнить их с тем, что ему снилось. Но никто не желал сопровождать его; все сочли чужеземца сумасшедшим. Только верный Дёрк согласился, хотя и с большой неохотой. Молодые парни дразнили их, называли безумцами, правда, в насмешках проглядывала зависть: самим-то им в голову не пришла такая мысль! Данн и Дёрк без особого шума готовились к отплытию. Неожиданно к ним решили присоединиться еще четверо добровольцев. Дёрк предполагал отправиться в путь на своей маленькой лодке, но с радостью отказался от этого плана. Чтобы вместить всех участников похода, потребуется большая лодка, с несколькими парами весел.

– Но это же лодка на шестерых гребцов! – протестовали четверо смельчаков, на что Данн ответил им, что в свое время зарабатывал на жизнь работай на веслах.

В последний вечер Марианта не сводила с Данна глаз. В постели она крепко обхватила его и сказала – громко, чтобы ее слова дошли до островных богов, если таковые существуют, – что море требует от нее новой жертвы, еще одного мужчину. Она заплакала и стала целовать шрамы на теле Данна.

Ясным утром шесть крепких молодых мужчин отплыли от берега в рыбацкой лодке, из которой вынули сети и багры. Вместо них загрузили мешки с едой и козьи шкуры. Пришлось грести все утро, двигаясь на север, к острову, который все четче вырисовывался на фоне волн. В солнечном свете его лесистые берега казались гостеприимными. Путешественники вытащили лодку на песок и отправились осматривать окрестности. Почти сразу они наткнулись на заброшенный поселок. Он уже начал разрушаться. Найдя дом, на окнах которого еще сохранились ставни и дверь которого имела изнутри запор, шестеро молодых людей перенесли туда свои вещи. На краю леса они заметили снежного пса, наблюдающего за ними. Потом показался еще один. Это была целая стая, в конце концов поняли парни, которая решила остаться здесь, на острове, и не пытаться перебраться на другой участок суши. Да и трудно было представить, как другие животные сумели проделать этот путь – долгий и опасный даже для такого сильного пловца, как снежный пес.

Затем шестеро путешественников пересекли остров и вышли к его северной оконечности. Шли они молча, с опаской, потому что звук трескающегося льда, падающего льда, стонущего льда становился все громче. Не удивительно, что люди не захотели здесь жить.

Северный берег тоже был песчаным. Повсюду виднелись буи, к которым привязывали лодки. Напротив бугрились и пенились белые, как облака, ледяные горы. Ослепительные, высокие – невообразимо высокие, разве может лед быть таким толстым? – а за ними виднелись уступы еще более белые и высокие. Мужчины с благоговением взирали на льды Йеррапа. Сколько бы осколков ни отваливалось с оглушительным грохотом в воду, ледяной массив не уменьшался. Прямо на глазах Данна и островитян очередной кусок льда застонал и сначала медленно, а потом все быстрее сполз, соскользнул в волны, оставив после себя темный изрезанный утес, который на белом фоне казался черным зияющим провалом. До ледника было далеко, однако грохот стоял такой, что слова тонули в нем. Любые замечания перекрывались очередным недовольным ревом древнего снега.

– Ну вот, – сказал Дёрк, – теперь ты увидел, что хотел.

– Я хочу подплыть ближе, – ответил Данн, улучив паузу в непрекращающемся шуме.

И тотчас его пятеро спутников принялись протестовать. Однако Данн упорно стоял на своем.

– Тогда я поеду сам, – сказал он наконец. – Я и один справлюсь с лодкой.

Островитяне замолчали в растерянности. Отпускать Данна одного было нельзя, но ехать сами они боялись, и все эти мысли были написаны на их лицах. Даже просто стоять на берегу страшно: огромные глыбы льда рушатся у них на глазах одна за другой, а за спиной, в темном лесу, бродит стая снежных псов. Эти животные следят за людьми и, возможно, поджидают удобный момент для нападения. Вряд ли на острове достаточно еды для такого количества крупных зверей.

Солнце скрылось за облаком. Пятерым рыбакам стало окончательно не по себе.

– Давайте останемся здесь на ночь, – предложил вдруг Данн. – Еды у нас предостаточно. А утром вы решите, кто хочет ехать со мной, а кто нет.

Данн явно издевался над ними, островитяне видели это по тонкой, неприятной усмешке, застывшей на его губах. Ничего не попишешь, им придется поехать с ним. А иначе на острове всем станет известно, что они бросили Данна одного справляться с опасностями.

Дёрк как мог сгладил ситуацию.

– Вот и хорошо, утро вечера мудренее, – сказал он. – И если утром погода будет плохая, то мы оставим эту затею, да, Данн?

Данн пожал плечами.

По заросшей тропе они вернулись через лес в поселок. Всю дорогу их сопровождали снежные псы. Держались звери на расстоянии, однако все вздохнули с облегчением, когда оказались в доме за закрытой дверью и смогли развести огонь (в углу хижины нашлись давным-давно припасенные кем-то дрова), зажечь масляные фонари, привезенные с собой, и поесть.

Дёрк поинтересовался у Данна, где и когда тот был лодочником. Данн рассказал им о давнем путешествии по реке Конг, о речных драконах, о старухе по имени Хан и о солнечных ловушках. Спутники внимательно слушали его, иногда переглядывались – дабы никому не пришло в голову, что они настолько доверчивы, чтобы поверить этим небылицам. Дойдя в своем повествовании до того момента, когда война наполнила воды мертвыми телами, Данн решил умолчать об этом. Точно так же он поступал, когда среди его слушателей были дети: он смягчал события и делал рассказ более приятным. Данну казалось, что невинность нужно беречь. Эти добрые, мирные люди никогда не знали войны.

Спали они, не выставив караульных. Ставни и дверь были надежны, хотя время от времени слышно было, как животные бегают вокруг и пробуют на прочность доски.

Утром небо было чистым, и Данн сказал:

– Если на море спокойно, я еду к леднику.

Все вместе они подошли к лодке. На этот раз снежные псы открыто следовали за ними.

– Они хотят, чтобы мы помогли им перебраться через море, – догадался Данн.

– Ну и пусть себе хотят, – сказал один из парней, и остальные с ним согласились.

Данн промолчал.

Волны – короткие, с пенными гребешками – набегали на прибрежный песок ничуть не злее, чем днем раньше. Данн не оглядываясь вошел в воду. Он не стал смотреть, пойдет ли следом еще кто-нибудь, просто оттолкнул лодку и прыгнул в нее. Тогда за ним потянулись пятеро островитян. С недовольными лицами они расселись по скамьям. Данн понимал, что они злы на него.

Он взялся за весла и с усердием погреб к ближайшим уступам ледника. Солнце жгло лица и плечи сидящих в лодке. Вскоре стали различимы ледовые поля, плывущие по воде, – это сбивались вместе отвалившиеся обломки льда и снега. Лодка лавировала между ними как между домами.

Данн упорно продолжал грести. Грозный рокот усиливался, это была настоящая какофония негодующего льда.

– Стоп! – крикнул вдруг Данн.

Нависший невдалеке от лодки уступ одним движением, будто устал держать груз, сбросил с себя мантию снега и льда. Теперь лодка была близко – слишком близко – к высокой сияющей стене из голого льда, с которой в море сбегала вода – речками, ручьями и ручейками. Вокруг лодки бились в суматохе волны, чуть не переворачивая ее. Седоки хватались за борта и вскрикивали, а Данн, опьяненный, кричал во весь голос, потому что сбылась его мечта. Он увидел то, что хотел, – ледяные горы Йеррапа. Падая, льдины взывали к нему на разные голоса: грозили, жаловались, умоляли, а потом вдруг еще один кусок с оглушительным треском отделился от стены, и Данн обнаружил, что его спутники развернули лодку и она, бешено качаясь, уже плыла к берегу, путь к которому был долог и опасен.

– Нет! – вскричал Данн. – Нет, я хочу остаться!

Но Дёрк, перекрывая неимоверный грохот, заявил:

– Мы уезжаем, Данн.

Что Данну оставалось делать? Лишь сидеть на корме, глядя на удаляющиеся ледяные уступы. Неожиданно от стены отскочил и покатился в сторону лодки громадный обломок льда, пылающий на солнце голубым, зеленым и розоватым сиянием. Чтобы избежать столкновения с ним, нужно было грести изо всех сил, и Данн тоже взялся за весла. Когда опасность миновала, Данн поднял весла и опустошенно следил за проплывающими мимо льдинами.

Они вернулись на остров, где их поджидали снежные псы.

Данн был бледен и несчастен. Он хотел увидеть больше и рассмотреть все ближе, но понимал, что спутники не позволят ему получить то, чего ему так хочется.

В его глазах они были трусами. На этих островах жили мягкотелые, смирные люди. Такими их сделала сытая жизнь. Ладно. На постоялом дворе он будет неустанно рассказывать о чудесах, виденных на краю ледника, и истратит все оставшиеся деньги на то, чтобы собрать группу путешественников для нового похода.

Данн стоял на берегу, глядя на белые обрывы, испещренные черными пятнами там, где обнажилась почва. Его по-прежнему мучили вопросы. Как давно стояли эти горы под покровом льда и снега? Сколько времени формировался ледник? Он не знал, да и не мог знать; вновь ему приходилось возвращаться к ненавистному «когда-то давным-давно» и к горечи незнания. А ему так хотелось знать… Возможно, ответы нашлись бы, если бы он смог пробраться сквозь ледяные скалы, пройти вдоль края ледника или даже взобраться наверх и посмотреть – интересно, что бы он там увидел? Сначала Данну хотелось понять, каким образом снежные псы выживали в этом царстве льда? Как они спустились с обрывистого края ледника? Он стоял и смотрел, пока остальные вытягивали лодку на берег и привязывали ее к дереву. Спутники поглядывали на него с удивлением. По его лицу текли слезы. Странный он какой-то, этот Данн, так они, должно быть, думали или даже говорили.

День уже клонился к вечеру, солнце опускалось к скалам на западе. Будет надежнее провести еще одну ночь на острове и выехать в обратный путь поутру.

Так они и поступили. В тот вечер никто не просил Данна рассказать что-нибудь, но сначала Дёрк, а потом и остальные заботливо опекали своего товарища, видя его неподдельное горе.

– Данн, – попробовал утешить его Дёрк, когда они улеглись под козьими шкурами и приготовились ко сну. – Ты ведь добился своего? Ты же увидел то, что хотел?

И Данн ответил ему, как терпеливый родитель ответил бы ребенку:

– Да, увидел, ты прав. Я увидел ледник.

На следующий день, поев и прибрав в доме, они вышли на берег. Возле лодки расположились снежные псы, которые выжидательно смотрели на людей.

– Может, подвезем кого-нибудь из них? – предложил Данн, и тут же раздались возражения:

– Вот еще. У нас нет места. Пусть сами плывут.

Пока его спутники готовили лодку к отплытию, Данн заметил поблизости старое брошенное судно. При более подробном осмотре дыр в нем Данн не обнаружил. Ни с кем не советуясь, он достал из заплечного мешка веревку, которую всегда носил с собой, продел ее в кольцо на носу найденного суденышка и потащил его к их лодке. Дёрк стал ему помогать. Вдвоем они столкнули лодку в воду, и затем Данн связал обе лодки вместе.

Собаки сгрудились у кромки воды, будто понимая, что происходит.

Юноши расселись в рыбацкой лодке и были готовы отплыть. Все они, кроме Дёрка, недовольно хмурились.

– Собаки не останутся на этом острове, – сказал Данн. – Они хотят двигаться дальше.

– Они утонут в этой старой посудине, наверняка она прохудилась, – предупредил кто-то из островитян.

Самый смелый из псов прыгнул в лодку, потом еще один и еще, пока на борту не оказалось пять снежно-белых животных. Остальные трусливо топтались на суше.

– Вам долго придется ждать, – со смехом сказал им Дёрк. – Сюда по доброй воле никто не ездит.

Но здоровенные псы жалобно скулили и бегали по песку. Больше никто из них не решился прыгнуть в лодку.

Первая лодка – с людьми – отчалила. Гребли все шестеро, и вот лодка с собаками тоже тронулась.

Вода возле ледника была еще холодней, чем возле обитаемых островов. Похоже, любое животное, которое попытается здесь плыть, неизбежно погибнет?

Резвые волны набрасывались на два связанных судна, грозились захлестнуть и перевернуть их. Дул безжалостный ветер. Они проплыли совсем немного, когда одна из собак вдруг прыгнула в воду и поплыла обратно. Люди смотрели ей вслед, но волны были слишком высоки. Вскоре они потеряли ее из виду.

– Утонула, – промолвил кто-то, и все остальные в душе согласились, что, пожалуй, для животного это был более милосердный конец, чем долгая смерть от голода на затапливаемом острове.

Данн вспомнил о своем снежном песике, о том, как щенок тыкался мордочкой ему в плечо.

Приближаясь к своему острову, шестеро путешественников наблюдали за тем, как животные одно за другим выскакивают из лодки в воду, плывут на сушу и исчезают в лесу.

Данн спустился вместе с Мариантой из спальни в общую комнату, готовясь встретить враждебные взгляды, но увидел, что молодых парней, плававших с ним к леднику, вовсю угощают напитками и расспрашивают о походе. Они наслаждались славой, и, когда вошел Данн, его встретили громкими приветственными криками.

Данн не присоединился к своим пяти товарищам, чтобы тем не пришлось делить с ним славу. Он сел с Мариантой. Когда к нему подходили местные жители, хлопали его по спине и поздравляли с возвращением, он говорил, что без помощи остальных ни за что бы не справился.

До сих пор никто из местных жителей еще не плавал к леднику – до тех пор, пока на острове не появился Данн.

Теперь Марианта заговорила о том, что настало время украсить их комнату свадебными букетами и венками. Настало время отпраздновать их союз.

Данн прижал молодую женщину к себе и сказал, что она не должна останавливать его – когда он соберется уходить.

В общей комнате звучали шутки о нем и Марианте, причем не всегда доброжелательные. Кое-кто из молодых островитян надеялся занять место погибшего мужа Марианты и с неприязнью относился к Данну. Он не отвечал на эти подшучивания. К тому же все его мысли были заняты новым походом. Видел ли кто-нибудь великие водопады – там, где Западное море вливается в это, Нижнее? Марианта припомнила, что ее муж как-то собирался сплавать туда, но его отговорили. Общее мнение было таково, что даже в большой рыбацкой лодке придется плыть несколько дней, и неизвестно, есть ли рядом с водопадами острова, где можно было бы отдохнуть. Однако главная причина нежелания куда-либо ехать была все та же: зачем? Разве плохо и так?

В тот день на постоялом дворе долго и возбужденно обсуждалось то несостоявшееся путешествие. Островитяне догадывались, что такая поездка пришлась бы по душе Данну, с его-то тягой к приключениям. Местные жители искренне считали Данна с Дёрком и четверых молодых рыбаков героями. Данн не стал их разочаровывать и говорить, что по сравнению с некоторыми событиями его жизни краткое плавание к леднику не давало никаких оснований хвастаться.

Он начал выходить в море с рыбаками. Они, похоже, сочли, что чужеземец заслужил такое право – ибо дерзнул отправиться увидеть ледник. От рыбаков Данн научился искусству ловить самую разную рыбу и сдружился со многими из них. Но ни на минуту не покидали его мысли о северных берегах и их тайнах. Он надеялся уговорить нескольких мужчин совершить новое путешествие. Он задавал великое множество вопросов, получая в ответ лишь скудные, разрозненные сведения. Полное отсутствие любознательности со стороны островитян выводило его из себя. Зачастую он не мог поверить своим ушам, когда на его вопросы отвечали уклончиво или равнодушно: «Зачем нам знать это?»

Сердце Данна переполняла горечь. Он не мог больше носить в себе это необъятное количество неизвестного. Где-то в глубинах души боль от ограниченности собственных познаний соединялась с некоей закрытой для него самого темой. Он никогда не спрашивал себя, почему ему так хочется знать то, что у всех других людей даже не вызывало вопросов. А дело было в том, что Данн привык к Мааре, которая была такой же, как он, и стремилась понять все, что ее окружает. Здесь, на живописном гостеприимном острове, где единственным отличием Данна от местных обитателей было только то, что они даже и не догадываются, сколь велико их незнание, он вспоминал Маару еще чаще, чем обычно, он тосковал по сестре, видел ее во сне. Марианта говорила ему, что по ночам он зовет какую-то женщину по имени Маара. Кто она, интересно, такая?

– Это моя сестра, – отвечал Данн и видел недоверчиво-вежливую улыбку Марианты.

Эта улыбка воздвигала между ними глухую стену. Данн с неожиданно теплым чувством вспоминал про Гриота: никогда бы тот не улыбнулся так в ответ на его слова о Мааре. Потому что Гриот в свое время жил с ними на ферме.

Боль, которая мучила Данна, была тоской по дому, только он и не подозревал о таком чувстве. У него ведь никогда не было дома, так как же он может тосковать о нем?

Он должен уехать отсюда. И чем скорее, тем лучше, понял Данн, прежде чем разочарование Марианты не превратилось в нечто худшее. И все-таки он тянул с отъездом.

Ему нравилось общаться с девушками, которые помогали Марианте управляться на постоялом дворе. Они были веселыми, задорными, заигрывали с ним и шутили.

– Ну почему ты всегда такой серьезный, Данн? Уж такой серьезный, дальше некуда! Ну же, улыбнись…

Данну показалось, что Кайра вполне могла бы быть одной из них, но он тут же понял, что ее присутствие положило бы конец всякому веселью. Ну, а предположим, она бы родилась здесь, в этом милом, приятном уголке? Если бы Кайра не была рождена в рабстве, если бы ей не грозило стать самкой для продолжения рода хадронов, могла бы она вырасти в доброго и любящего человека, а не в такого, который готов в любой миг унизить других, который стремится только к собственной выгоде? Наверное, этот же вопрос можно было повернуть иначе: заложены ли были беззаботность и очарование в местных девушках изначально? Что, в свою очередь, вырастало в неразрешимую для Данна загадку: от рождения люди такие, какие они есть, или их делает такими окружающая обстановка? Кайре от природы досталось злое сердце? Если бы эти девушки родились в Хелопсе, стали ли бы они похожими на Кайру? На это Данн, как ни старался, ответить не мог, и решил больше не ломать голову. Пусть лучше девушки развлекут его своими шутками.

Однако отвязаться от назойливых вопросов было непросто. Они вернулись в новом, неожиданном и неприятном для Данна обличье: если бы Маара родилась здесь, то стала бы она одной из этих девушек с белыми мягкими руками и ласковыми улыбками? Что это? Неужели он критикует Маару? Как такое возможно?! Храбрая Маара – но и Маара яростная; несгибаемая и выносливая Маара. И факт остается фактом: она упряма и настойчива, для нее улыбки, уговоры, поддразнивания и ласка так же немыслимы, как… как для этих девушек пройти хотя бы милю того пути, что преодолела его сестра. Но, размышлял Данн, какая же суровая доля выпала Мааре, в ее жизни не было места легкости, веселью… развлечениям. Ну и слово! И как его угораздило применить его по отношению к Мааре! Данну стало почти стыдно, и он вернулся к наблюдению за девушками, помощницами Марианты, которые играли в какую-то игру с мячом, то есть по большей части смеялись и дурачились. «О, Маара, и я ведь тоже не сделал твою жизнь проще!» Мысли эти были так тяжелы и мучительны, что он все-таки отбросил их.

Потом они с Мариантой стояли у окна ее спальни и смотрели на северные моря, где иногда появлялись глыбы льда, упавшие с обрыва. Жаркое солнце быстро растапливало их на полпути к островам. Синяя вода, Данн знал, была ледяной, и только в солнечных лучах казалось, что она игриво приглашает окунуться: иди ко мне, будем вместе… Данн спросил Марианту, обняв любовницу сзади и уткнувшись лицом в ее черные кудри, не хочет ли она пойти вместе с ним «наверх» и дальше, в Центр. А потом еще дальше – увидеть тот невообразимый поток белопенной воды… Еще не закончив фразы, он мысленно укорил себя за предложение. Сколь унылыми покажутся Марианте болота и стылые туманы.

– На кого же я оставлю свой постоялый двор? – спросила она, что означало: «Я не хочу идти с тобой».

Тогда Данн сказал, что настанет день и ей придется последовать за ним. Несколькими часами ранее он ходил на берег моря. Через крыши крайних домов перекатывались волны.

– Взгляни-ка вон туда, – велел он, поворачивая голову Марианты за подбородок, так что ей пришлось посмотреть на далекий льдистый блеск – на ледяные горы. – Там, – сказал Данн, – давным-давно стояли великие города, сказочные города, не похожие на те, что есть сейчас… – Он понимал, что, слушая его, Марианта могла представить лишь деревни, которые видела на островах, а их городами не назовешь. – Нам трудно вообразить эти города; все, связанное с ними, на южном берегу погрузилось в болота.

Марианта откинулась назад, прижимаясь к Данну, потерлась головой о его щеку – он был высок, но она почти не уступала ему в росте – и игриво поинтересовалась, почему его так волнует прошлое.

– Прекрасные города с садами и парками некогда скрылись подо льдом и трясиной, – ответил Данн, – и сейчас происходит то же самое.

Она лишь передразнила его. И он засмеялся вместе с ней.

– Пойдем лучше в постель, Данн.

Уже три ночи любовники спали порознь – потому, объяснил он Марианте, что сейчас у нее была самая середина месячного цикла, то есть она могла понести. Каждый раз, когда Данн говорил подобное, она смеялась над ним и не верила. Марианта спрашивала, откуда он может знать такие вещи. И вообще, настаивала она, ей хочется завести от него ребенка.

– Ну, Данн, пожалуйста, пойдем.

И это стало еще одной причиной разлада между ними. Она хотела ребенка – чтобы удержать Данна при себе, чего ему вовсе не хотелось.

Марианта рассказала подругам и девушкам-помощницам о том, что говорил Данн о времени зачатия, а те передали это своим мужьям. Так однажды вечером один из рыбаков громко спросил у Данна (чтобы все слышали), правда ли, что он знаток постельных секретов.

– Постельных – нет, – возразил Данн, – а вот о том, когда происходит зачатие, я знаю.

В комнате было полно мужчин и женщин и даже несколько детей. К этому времени он уже познакомился с ними. Все они смотрели на Данна с одинаковым выражением на лицах – еще не враждебно, но уже почти. Он всегда ходил по краю, даже не желая этого.

И вот уже второй рыбак спросил:

– И откуда же ты набрался всей этой премудрости, а, Данн? И вообще, слишком уж это все умно для нас.

Ну вот, опять началось. Снова ставятся под сомнение не только последние его слова, но и все его рассказы, его приключения, его жизнь.

– В этом нет ничего сложного, – сказал Данн. – Если вы способны сосчитать дни между одной полной луной и следующей, то можете точно рассчитать интервалы между источениями женского плодородия. А дальше совсем просто. Пять дней в самой середине цикла – это те дни, когда женщина может зачать.

– Ты не рассказал нам, откуда это тебе стало известно. Так откуда же? Как так вышло, что ты знаешь это, а мы нет? – Это спросила женщина. В голосе ее звучало раздражение.