Текст книги "Повесть о генерале Данне, дочери Маары, Гриоте и снежном псе"

Автор книги: Дорис Лессинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Гриот думал о том, сколько раз ему приходилось шагать, или бежать, или брести – ради того, чтобы выжить, чтобы найти еду, найти воду… Хорошо хоть в этих краях люди не мучаются от жажды. Он велел гнать людей прочь, а ведь они, возможно, шли уже очень долго… сколько? Иногда Гриот и сам не мог сказать, как давно он уже шел или бежал; состояние вечного голода стало настолько привычным, что он не мог вспомнить, когда последний раз был сыт. Если Данн прав (а разве он может ошибаться?), тогда он, Гриот, должен прогонять людей и тем самым обрекать их, во всяком случае некоторых из них, на смерть. И в то же время Гриот слышал – как эхо – плач младенца в хлипкой постройке из тростника, которая могла обрушиться вниз по склону при первом же сильном порыве ветра или от падающего камня… Плачущий ребенок… да, в ту давнюю ночь пожара и сражения тоже плакали малыши, и так было на всех войнах, в которых участвовал Гриот, и на всех войнах вообще. И каждый плачущий младенец как будто просил: «Помни меня… помни меня…»

Гриот сидел за столом в большом зале, а в нескольких шагах от него устроились Данн и Али, поглощенные, как обычно, беседой, окруженные стопками из тростниковых листков. Вдвоем они изучали эти листки, разбирали непонятные – для Гриота – строчки из значков и закорючек, и часто к ним подходили солдаты от других столов с еще одной тростниковой страничкой и клали ее на стол с улыбкой или наклонялись, чтобы показать и объяснить новое открытие, сделанное ими.

Теперь в большом зале стояло более двадцати столов – и каждый день ставились новые, и за каждым сидели один или два ученых, мужчины и женщины, которые когда-то были такими же жалкими бродягами, как те, кто в этот момент (представлялось Гриоту), плача и спотыкаясь, брели через коварные болота.

Каждый из них время от времени уходил в тайник в сопровождении Али, копировал с листков, хранившихся под не-стеклом, древний текст и возвращался обратно в зал.

Снаружи тайник охраняли солдаты. Внутрь пропускали только тех, кого сопровождал Али. Это относилось и к Гриоту, как он обнаружил к своему стыду и удивлению. Когда отдавался приказ, Гриот в нем не упоминался. Кто отдал приказ? Данн. И все-таки, если Гриот оказывался рядом со столом, выделенным для Данна и Али, когда эти двое планировали визит в тайник, то он шел с ними, шел по праву, и по пути Данн беседовал с ними обоими об армии и о лагере, а с Али – еще и о древних книгах. Так что все было в порядке.

За расстановкой и распределением столов следил Сабир. Он ходил взад и вперед по залу, наблюдал, как продвигается работа над текстами, останавливался поговорить и пошутить. Доброжелательная и непринужденная атмосфера царила в зале, где освещение менялось в зависимости от того, посылали небеса суровые или теплые ветра, гнали они темные или белые облака. И иногда – очень редко – все вокруг вспыхивало солнечным светом, и он, разбиваясь на кусочки, беспорядочно падал и на пол, и на стены, и на столы, за которыми кипела работа.

Данн часто оставлял Али корпеть над письменами, а сам уходил бродить по залу. Он останавливался возле каждого стола, и если не знал языка, на котором говорил работающий там ученый, то Сабир призывал кого-нибудь на помощь. Данн присаживался рядом, шутил, смеялся, но в основном слушал. Гриот измышлял всевозможные предлоги, чтобы пройти рядом с Данном, и слышал, как ученые рассказывали генералу свои истории – истории своих скитаний и несчастий, потому что, сколько бы языков они ни знали, живых и давно забытых, им тоже пришлось бежать из своей ночи пламени и насилия, во время которой они, возможно, потеряли все, что имели. Данн сидел, слушал, подперев подбородок руками или склонив голову, и кивал. Однажды Гриот, проходя мимо, заметил слезы на его лице. Он был такой чуткий, этот новый для Гриота Данн, такой деликатный в своем сочувствии, да и Али тоже, когда ему приходилось выступать в качестве переводчика, тоже сидел рядом, деликатный и внимательный. Они слушали, всегда слушали… Гриот подумал, что Данн никогда раньше не расспрашивал его о той ночи, полной огня и криков (и плачущих младенцев, да), но теперь уже было поздно. Теперь пришло время вот этим бедным мужчинам и женщинам сидеть и говорить, говорить, и слова горели на их губах, заставляя гореть и глаза. Данн мог просидеть у одного стола целый день, а на следующий день подходил к следующему. Женщина-писец, дочь мудреца, который настоял на том, чтобы девочка тоже выучилась всему, чему учили ее братьев, рассказала о том, как она спасла из огня своих детей и убежала от сражений. Однако, хотя сама она оказалась сильной и выжила, ее ребятишки, слабые и маленькие, не выдержали жары и голода и умерли. Это случилось далеко на востоке. Она была из племени пескоедов, попыталась пошутить женщина, как шутили Сабир и Али.

Или Данн сидел с Али. В такие часы Гриот надеялся, что к нему не придут с просьбами и вопросами солдаты, потому что он прислушивался к беседам за соседним столом.

Али говорил:

– Те страницы, которые древние люди оставили прижатыми к прозрачной поверхности, были выбраны потому, что они особенно важны. Но каждая страница выбиралась из целой книги, то есть важны были целые книги.

Данн отвечал:

– Но мы никогда не узнаем, что было в книге, ведь у нас есть только одна страница.

Али продолжал:

– И даже эту страницу мы понимаем лишь частично, поскольку языки такие древние. Мы словно видим миры привидений – тени привидений. И значение страницы – как слова, которые уносит от нас ветер. Мы смотрим на слова, которые были скопированы с других слов, написанных людьми, что жили задолго до того. Это огромные глубины времени, господин. Огромные.

– Да.

– Ну, а если эти страницы – привидения, то они уже давно износились да истончились за прошедшее время, господин. – Данн рассмеялся при этих словах Али. – Да. Когда мы стоим возле этих прозрачных стен и смотрим, то мы как будто заглядываем в само Время. А наши глаза не приспособлены для этого.

Гриот думал: «Ах, если бы только я мог говорить так, как Али, если бы только я знал все эти языки, если бы я только мог…»

И вот Данн указал на блестящую новую табличку из прессованного тростника и спросил:

– А это что такое? Как я посмотрю, здесь текст сплошной, не разорван, как другие.

– Это история, господин.

– Какая? Где? Что за история?

– На этой странице такой информации нет, господин. Должно быть, она осталась на других страницах книги.

Данн буквально застонал вслух, нетерпеливо сжал голову в ладонях.

– Я прочитаю тебе то, что мы сумели разобрать, но все это лишь приблизительно.

И Али медленно начал читать, умолкая порой, делая бесконечные (так казалось, наверное, Данну) паузы:

–  «Когда стало ясно, что с севера наступает ледник…»Тут я не все понимаю. «…Скорбь о том, что будет утрачено. Величайшая цивилизация в истории…»Снова большой кусок непонятный. «Было решено сделать копии некоторых городов, чтобы хотя бы часть нашей цивилизации сохранилась в памяти людей. Начались споры из-за того, какие города будут…»

– Ну конечно, – вставил Данн. – Как же иначе. Споры. Войны. По крайней мере, это не изменилось.

–  «… Столько городов. Каждый город хотел, чтобы именно его отстроили заново в Северном Африке».Теперь мы по-другому произносим это название. «Одни города были богаче других. Богатые города одержали верх. Ледник приближался быстрее, чем предполагалось… Люди сражались за то, чтобы первыми убежать от ледника… на юг… Новые города были построены по всему Северному Африку… в основном на песке. Старые города Йеррапа были большими. Каждый… центр… обычно старше, чем окружающие его части. Однако никто не пытался восстановить эти пригороды, потому что их считали некрасивыми и… не хватало строительных материалов. Когда новому поколению говорили, что это – копия Рима или Парижа… то забывали, что построена только малая часть древнего города… забывали, какими большими были древние города. Жители Африка сражались с беженцами, прибывающими из Йеррапа. Вспыхивало множество войн. Города по-прежнему вызывали у людей удивление, но постепенно стали пустеть. Технологии, которые поддерживали в городах жизнь, утрачивались. Города, предназначенные для того, чтобы нести имя, идею, славу Йеррапа сквозь время, стояли заброшенные. Они разрушались, а потом – спустя много-много лет – замерзшая почва начала таять, и города погрузились в воду».И мы никогда не узнаем о том, что еще было написано в этой книге.

– Если мы разобьем прозрачные стены…

– Тогда вся эта масса древних книг превратится в труху.

– Но как они умудрились убрать из короба воздух?

Али пожал плечами.

– Этого мы не знаем.

– Должно быть, они как-то высосали его… выкачали…

Али снова пожал плечами.

– И кто это сделал? Кем были те люди?

И в третий раз Али пожал плечами.

– Эти древние люди хотели, чтобы о них помнили. Хотели, чтобы мы знали о них.

– Не думаю, что они могли представить нас – таких далеких потомков. Возможно, более ранние поколения… и все это было так давно… В нашей стране есть сказка о Центре.

– О Центре?

Гриот решился принять участие в разговоре:

– Во многих странах существуют легенды и сказки о Центре. Мы расспрашиваем об этом всех беженцев, которые к нам приходят, и записываем их рассказы.

– В нашей сказке – это детская сказка – есть такой отрывок: «В месте, о котором не знают принцы, сокрыт тайник, известный только слугам Центра. Там, в тайнике, через прозрачные окна можно увидеть мудрость прошлого. Но не ходи туда, а то…»

– А то что? – спросил Гриот.

– Сейчас этого уже никто не знает, – ответил Али.

– Слуги, – сказал Данн. – Эти мерзкие старые клячи, которые были здесь, когда мы с Маарой… – Ее имя, казалось, заставило его на время позабыть о своих собеседниках. Он вперил взгляд в пространство, задышал тяжело.

Али и Гриот молча ждали. Данн вскоре опомнился и продолжал:

– Они знали обо всем. Они знали про тайник. – И тут он громко, зло расхохотался и сказал: – Чего ради, спрашивается, эти две грязные вороны хранили свои секреты?

– Вероятно, ради тебя, – предположил Гриот. – Если бы ты согласился поступить так, как хотели старые принц и принцесса, они бы тебе всё рассказали.

– А мы и без них обнаружили тайник – ты обнаружил его, Гриот. И нам с Маарой не пришлось танцевать под их дудку. – И Данн снова замолк, вперив в пространство неподвижный взгляд, однако на этот раз дышал он ровно, а на лице застыло холодное выражение.

Гриот смотрел на руки Данна, лежащие на столе. Они то сжимались в кулаки, то разжимались. Длинные, тонкие пальцы подрагивали. Данн заметил это и плотно сцепил руки.

И Али сидел со сложенными вместе ладонями. Казалось, что его небольшие, смуглые, умные руки тоже слушают.

А вот руки Гриота были совсем иными – крупные, плотные, полные силы. Невозможно вообразить, чтобы эти пальцы сжимали тонкую тростниковую палочку, которая лежит возле Али, окунали ее в маленькую глиняную чернильницу.

– Господин! – громко окликнул Али Данна. – Господин!

Данн вернулся к ним.

– Господин, в Центре есть такие лодки, которых у нас нет. Я отправил писцов измерить их и зарисовать. Если я когда-нибудь вернусь обратно на родину, то возьму эти записи с собой.

– Отличная мысль, – одобрил Данн. – Хорошо, что тебя интересуют лодки, а не оружие. Ружья, скопированные с тех, что хранились в Центре, сейчас встречаются по всему Ифрику.

– Но в нашей стране у нас и так есть множество вещей, которые выставлены здесь, в Центре.

– Выходит, вы опережаете нас.

– Да, опережаем, тебе даже не представить, насколько дальше продвинулись мы в развитии. Существуют свидетельства – свидетельства, сохраненные в наших сказаниях, – что когда-то мы были великой цивилизацией, давно, еще до Йеррапа, когда люди там жили в дикости и сроду не мылись.

– И что же было дальше?

– Они перестали быть дикарями. У них появилась наука, как видно по хранилищам Центра… А потом, когда надвинулся ледник, они побежали из Йеррапа как крысы с корабля, затоптали нас и разрушили и уничтожили все, что у нас было, – за исключением наших сказаний, которые сейчас помогают нам всё начать заново. Мы ведь начинаем заново, господин.

Данн сидел и ухмылялся как будто про себя, но на самом деле ухмылка предназначалась его собеседникам.

– Ага, вы начинаете всё сначала. Скажи мне, Али, а вам это еще не надоело?

Гриот слушал как никогда раньше. Он знал, что был близок к пониманию того, что сидело глубоко внутри Данна, чего ему, Гриоту, раньше никак не удавалось постичь или хотя бы представить.

– Я знаю, о чем ты думаешь, господин, – сказал Али. – Да, мне тоже знакома эта мысль.

– Снова и снова, – говорил Данн. – И ледник тут ни при чем, людям не нужен лед. Мы и сами можем всё уничтожить. Снова и снова.

– Господин, – ровным голосом прервал его Али, – если позволить этой мысли взять над собой верх, то можно сразу замотать голову одним из наших красных одеял и навсегда погрузиться в темноту.

– Вот именно! – воскликнул Данн. – В самую точку! Молодец, Али!

Гриот не сдержался:

– Господин… Данн… генерал… нет. Так нельзя. Разве ты не понимаешь?.. – Он замолчал, потому что голос отказал ему.

– Чего я не понимаю, Гриот? – Данн снова улыбался, но это была уже не мрачная ухмылка, а сочувственная улыбка вроде той, с которой он слушал рассказы писцов и переводчиков – о голоде, о потерях, о пожарах, о боях. – Бедный Гриот, – сказал он и, вытянув свою изящную руку, положил ее на плечо Гриота.

Гриот ощутил дрожь в пальцах Данна. Никогда еще Данн не говорил с ним так, как сейчас: по-доброму, даже ласково. И улыбка Али тоже была доброй.

– Бедный Гриот… Ну… что тут скажешь? – Он обратился к Али, убрав с плеча Гриота холодную дрожащую руку. – Вот человек, которого еще не посещала эта мысль. Она еще не успела змеей вползти к нему в мозг.

– Тогда можно считать капитана Гриота счастливым человеком, – ответил Али.

– Да. Гриот, когда эта мысль все же постучится в твою голову, вспомни, что я предвидел это и сочувствовал тебе заранее.

– Да, господин, – сказал Гриот.

* * *

Гриот спал в комнате между комнатой Данна и большим залом. Однажды ночью его разбудил лай снежного пса, только раздавался он не из комнаты Данна, а откуда-то из Центра. Гриот заглянул к Данну, но его кровать была пуста. Тогда Гриот выскочил в большой зал, где струился из-под крыши серый свет, пересек его бегом и вышел на улицу. Луна стояла высоко и – редкий случай – не была скрыта облаками. Когда слышался лай Раффа, Гриот бежал. Когда лай затихал, он останавливался. Похоже, пес был где-то возле входа в тайник. Гриот направился туда и увидел белую массу впереди, там, где был узкий проход в тайник. Рафф был слишком велик, чтобы протиснуться в него. Он враждебно зарычал при появлении Гриота, но, когда понял, кто это, подбежал ближе и ухватил его зубами за руку. Пес явно хотел, чтобы Гриот провел его в тайник. Когда Раффа все же пришлось оставить, он так жалобно заскулил, что сердце Гриота сочувственно сжалось.

– Подожди здесь, – сказал он собаке. – Я скоро, Рафф.

Сам Гриот ужом скользнул в щель между стенами и пробрался в тайник. Там горел свет. На полу сидел Данн. Он прижимался к прозрачному коробу с книгами, обхватывал его руками и… то ли напевал что-то себе под нос, то ли приговаривал, Гриот не мог разобрать. Он слышал только монотонный, бесконечно тоскливый вой, который так напоминал поскуливание Раффа, оставленного снаружи.

Данн не повернул головы, но прекратил свой напев и спросил:

– Гриот, что ты тут делаешь?

– Пришел посмотреть, все ли с тобой в порядке.

– У меня уже есть один сторожевой пес, Гриот. – Данн встал с пола и высоко поднял свой небольшой фонарь – так, что красноватое сияние падало на одну из страниц, прижатую к прозрачной стенке.

Данн обернулся, и Гриот испугался при виде его лица. Дикое выражение, лицо явно больного человека.

Данн прошел мимо Гриота к выходу и скрылся в проеме между стенами. Гриот остался в темноте. Ему стало страшно. В эту ночь он готов был поверить в то, что тайник охраняют привидения. Он торопливо выбрался из комнаты и увидел, что Данн с фонарем в руках ждет его неподалеку.

– Там воняет, Гриот. Здесь повсюду воняет.

– Ко всему привыкаешь. Наверное, мы привыкли и к запаху.

– А я вот не могу привыкнуть.

– Господин, нам давно пора уходить отсюда.

– Да, пожалуй, ты прав. Но мы еще не узнали все, что можно, из этого хранилища.

Луна скрылась за тучей. Фонарь Данна превратился в красный глаз, горящий в темноте. Снова вышла луна. Над крышами и дворами плыли клочья тумана.

– Ты веришь в привидения, Гриот?

– Я пока не видел ни одного.

– О, да, какой разумный подход к вопросу. Но, положим, мы их чувствуем, тогда их видеть не обязательно.

– И не чувствовал ни одного. Господин… – Гриот предпринял попытку пошутить. – Я бы предпочел не вести беседы о привидениях в таком месте и в такой час.

– Ты всегда такой рассудительный, Гриот. Пойдем.

И Данн двинулся вперед, в сопровождении верного Раффа, к своей комнате. Там он сел на кровать, а снежный пес устроился рядом.

Данн сказал через голову пса:

– Гриот, я не совсем здоров.

– Да, господин, это заметно.

После этого некоторое время Данн молча сидел и перебирал пальцами шерсть снежного пса.

– Господин?

– Что, Гриот?

– А ты можешь сказать, в чем именно заключается твое нездоровье?

– Появился Другой, Гриот. Он хочет взять надо мной верх.

– Понятно.

– И что же тебе понятно? Ты видел Другого. Ты видел его в действии.

– Да, видел. Но сейчас, как мне кажется, его здесь нет.

– Да здесь он, где же ему еще быть! Ведь я же здесь, правда?

Гриот не ответил.

Собака тихо заскулила. На Гриота навалилась усталость. Скоро наступит утро. Ему хотелось пойти к себе, лечь и заснуть.

– Дело в том, Гриот, что им быть гораздо проще. Если бы я позволил себе стать Другим, то мне бы не пришлось больше ни о чем думать. И это было бы замечательно, Гриот.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Гриот присел на низкий табурет рядом с кроватью Данна и зевнул.

– Бедный Гриот, – заметил Данн. – Я знаю, что разочаровал тебя.

– Ничего подобного! – в ужасе воскликнул Гриот. – Да разве такое возможно?

– Я понял это впервые здесь, в этой самой комнате. Тогда же, когда понял, что во мне живет Другой. Раньше я этого не знал. А тебе известно, что я почти предал Маару? Причем это уже было бы не в первый раз. Я ведь однажды проиграл ее – работорговцам. Ты слышал про это, Гриот?

– Нет, откуда?

– Тебе могли рассказать, на ферме. Уверен, Кайра не упустила бы случая поведать обо мне что-нибудь… интересное.

– Но там была Маара. И Шабис. Он никогда не позволял Кайре плохо отзываться о тебе – всегда останавливал ее.

– Ах да, Шабис.

И с этими словами Данн откинулся на кровать. И заснул. Раз – и все. Гриот решился подойти к нему, нагнулся, заглянул в лицо, такое печальное и даже во сне напряженное. Снежный пес лег возле Данна, лизнул его руку.

Глаза Гриота наполнились слезами. Он подумал: «Что же это такое, любовь? Вот этот зверь любит Данна. А меня? Меня Рафф просто знает и не боится. Данн сказал, что ему вполне достаточно одного сторожевого пса. И что же, мне следует стыдиться того, что я веду себя как Рафф?»

Он вернулся в свою комнату, тоже лег и быстро уснул.

* * *

На следующую ночь его снова разбудил снежный пес, только теперь его лай раздавался из-за пределов Центра.

Гриот вышел на воздух. Да, Данн был там, и Рафф вместе с ним.

– Опять ты, Гриот?

– Да, господин.

– Я тут всё думаю, Гриот, но как ни стараюсь, не могу понять. Мы с Маарой впервые пришли в Центр вот по этой дороге. Так мы попали сюда, она и я. Но больше мы не идем этим путем. Ты понимаешь, о чем я?

– Нет, господин.

Гриот отметил про себя, что Данн выглядит еще хуже, чем предыдущей ночью.

– И вот по той дороге, что ведет на ферму, я и Маара тоже шли вместе. Она и я – вдвоем. А теперь ее нет со мной.

– Мне очень жаль, господин.

– Ты когда-нибудь терял близких, Гриот? У тебя никто не умирал?

Это был настолько бессмысленный вопрос, что Гриот даже не сразу нашелся, что ответить. Ведь Данн отлично знал его историю.

После продолжительного молчания он наконец подобрал слова, которые были бы уместны в данных обстоятельствах.

– Нет, – сказал Гриот, – у меня никто не умер. Во всяком случае, не так, как… Не как Маара умерла для тебя.

– Ты понял, – заметил Данн тихо, неожиданно рассудительным тоном. – Ты все-все понял. В том-то и дело. Кто-то был рядом. Как Маара была рядом со мной. А потом – вдруг не стало. Ее здесь нет. В том-то и дело, понимаешь, Гриот?

Они стояли лицом к лицу, вдвоем на темной мокрой тропе, сырым ранним утром. Над болотами занимался рассвет. Поднимались туманы. Данн вглядывался в лицо Гриота, а рукой цеплялся за гриву Раффа. Цеплялся слишком сильно – Пес тявкнул.

– Извини, Рафф, – сказал Данн. И Гриоту: – У меня просто не укладывается это в голове, понимаешь?

Данн взывал к Гриоту, клонился к нему, не сводил с его лица горящих глаз.

Гриот ответил:

– Данн… Господин, но мы же знаем: когда люди умирают, они уходят от нас.

– Это точно, – кивнул Данн. – Точно. Ты понял. Пойдем, Рафф. – И он пошагал в свою комнату, и собака рядом с ним.

* * *

А еще через несколько ночей Гриота разбудил солдат. Вид у него был взволнованный. Он безостановочно извинялся:

– Прости, капитан, мне очень неудобно тревожить тебя, но мы не знаем, что делать.

И вновь в свете раннего утра Гриот увидел Данна и Раффа, только теперь добавились двое солдат. Они стояли по обе стороны от Данна и держали его за руки. Рафф лаял.

– Гриот, – заговорил Данн, – они пытаются арестовать меня. Они думают, что я курил мак.

Гриот приблизился к генералу. Вообще-то, на наркотик не похоже: взгляд Данна был напряженным и печальным, в нем не было сумасшедшего сияния мака.

– Генерал странно вел себя, господин капитан. Он явно был не в себе.

– Все в порядке, – сказал Гриот, и солдаты отпустили Данна.

Было очевидно, что при аресте он сопротивлялся и, возможно, даже несколько раз ударил солдат.

– Вы правильно поступили. У вас приказ: арестовывать меня, если вдруг покажется, что я снова курю мак, – успокоил их Данн.

– Да, господин. Ты кричал. Стражники услышали и разбудили нас.

– А откуда вы знаете, что своими криками я не звал привидений, например? – Данн расхохотался собственной шутке.

– Все в порядке, – повторил Гриот.

– Капитан говорит вам, что все в порядке, – сказал Данн, обращаясь к уходящим солдатам.

– Идите-ка лучше к себе и ложитесь спать, – велел Гриот.

– Капитан говорит, чтобы вы возвращались к себе, – со смехом в голосе повторил Данн. Его происходящее почему-то очень забавляло.

– Да, господин. Доброй ночи, господин. – Солдаты исчезли в сумраке, скрывавшем учебный плац.

– Пойдем, Гриот. Пойдем, Рафф. – Втроем они дошли до входа в комнату Данна, где тот сказал Гриоту: – Спокойной ночи. И спасибо тебе, Гриот.

– Спокойной ночи, господин.

Закрывая дверь, он видел, как Данн сидит на кровати и обнимает снежного пса со словами: «Что мне делать, Рафф, что же мне делать?»

Добравшись до своей комнаты, Гриот тоже сел, обхватив голову ладонями:

– Что же мне делать?

Привидение, бродящее ночами по Центру, возникающее то на одной дороге, то на другой, – вот что осталось от Данна, от генерала Данна, от которого в лагере зависели все. Ведь вовсе не имя капитана Гриота повторялось солдатами как символ счастливого будущего. И в Тундре говорили не о Гриоте, а о генерале Данне, и ждали его вторжения в надежде, что оно принесет не только спасение, но и прекрасную новую жизнь. (Гриот относился к подобным надеждам со всей серьезностью, без малейшей насмешки. Сам он представлял эту новую жизнь как некое подобие армии в Агре: в основание ее будут положены справедливость, порядок и доброта.) Только имя Данна обладало такой силой – хотя и не совсем понятно почему. Гриот часто размышлял над этим и наблюдал за Данном, стараясь, правда, чтобы тот ничего не заметил. А что будет, задумывался он, что будет, если однажды все его солдаты и беженцы, которые станут солдатами, вдруг перестанут говорить восхищенным шепотом о великих подвигах генерала Данна, перестанут при его появлении восклицать: «Вот он, генерал Данн! Смотрите, вон он идет»?

Гриоту приходилось допустить, что остальные видят в Данне что-то совсем иное, нежели он сам, а он видел потерянного, блуждающего по лагерю человека, замирающего, когда ему являлись привидения – вернее, одно привидение. Гриоту больно на него смотреть, но в лагере восхищенно перешептывались: «Вот генерал!» – и видели в нем символ будущего.

И оно, это будущее, должно было начаться как можно скорее, пока все их старания не пошли насмарку.

Нужно было уходить, прежде чем вода затопит Центр. В самом сердце Центра Гриот обнаружил настоящее одеяло черной плесени, ползущее от основания стен. Они-то думали, что все сооружение покоится на прочном каменном фундаменте. А оно стоит на воде. Гриот показал Данну черную мохнатую пленку на стене.

– Очень хорошо, Гриот. Я вижу. Мы должны спешить.

– Да, господин, должны.

– Ладно, но сначала…

Гриот отправился в путь на запад – на ферму. Он хотел призвать на помощь Шабиса. На ночь Гриот остановился на постоялом дворе под горой, где неожиданно встретил Шабиса с девочкой – Тамар. Определенно, время не стояло на месте: малышка сильно выросла. Должно быть, ей исполнилось уже лет шесть, а на вид еще больше – и потому, что она была довольно высокой для своего возраста, и потому, что была серьезным, наблюдательным ребенком.

Гриот, Шабис и Тамар сидели в отдельной комнате, вдали от шума и гама постояльцев, плотно прикрыв дверь. Повсюду ходили солдаты с черными одеялами через плечо, – значит, кто-то воспользовался идеей Гриота. И этот кто-то был не кто иной, как Кайра: черное одеяло означало принадлежность к ее армии. В общей комнате было полно ее солдат. Несомненно, появление Гриота на постоялом дворе было замечено и на ферму уже отправили гонцов с известием.

– Ты должен вернуться, – сказал Шабис. – Немедленно. Только мы с тобой пойдем по отдельности. Я и Тамар прибыли сюда незаметно для солдат. Я знаю тайный проход через болота. Дочку я возьму с собой, но втроем нам не пробраться.

– Так вы…

Шабис понял, что хотел сказать Гриот.

– Да, мы сбежали. Если я хочу сохранить своей дочери жизнь, то должен увести ее от Кайры. Но сейчас нет времени на рассказы и объяснения. Мы придем в Центр. Скажи Данну, чтобы ждали нас через день или два. А ты, Гриот, уходи. – Он стукнул по столу, и вошел хозяин постоялого двора. – Как только Гриот поест, покажи ему секретный выход из дома. – Шабис положил на стол несколько монет.

Хозяин сказал:

– Ох, сколько солдат, сколько солдат! Для торговли хорошо, но уж очень беспокойно на душе.

Шабис и Тамар поднялись из-за стола, сложили в свои заплечные мешки еду, послушали, нет ли кого за дверью, и потом тихо вышли. Хозяин остался стоять у раскрытой двери, прислушиваясь. Гриот встал рядом с ним. Две тени скользнули через дорогу и исчезли в болотах. В прорехи между туч изредка пробивалась луна, бросая отблески на лужи и клочья неизменного тумана, и тогда можно было различить высокую фигуру и маленькую – как две тени среди теней.

Хозяин постоялого двора принес Гриоту немного еды и заметил, что ходить по ночам с красным одеялом на плече будет небезопасно. Он дал юноше обычную коричневую накидку – из тех, что носят чуть ли не все жители Тундры.

– Я обменяю ее на твое красное одеяло. Может, и пригодится когда-нибудь.

Через час Гриот, похожий на работника из Тундры, крадучись покинул постоялый двор и пошел обратно в Центр. Добрался он туда, когда день уже был в самом разгаре. Охрана не хотела пропускать его и только после долгих убеждений признала капитана Гриота.

Выбрав подходящий момент, Гриот рассказал Данну о том, кто скоро к ним прибудет.

– Никаких подробностей я не знаю, мне известно только одно: армия Кайры становится сильнее. Я понял это из разговоров с людьми, которых повстречал на дороге. Кайра планирует поход на Тундру, чтобы захватить все, что только сможет.

– Но, как я понял, во всех стратегически важных пунктах ты поместил своих людей, так что вряд ли Кайра преуспеет.

– Да, моих людей в ее лагере много. Шпионы и просто сторонники, готовые рассказать все, что знают. Но и Кайра не бездействует. Ее шпионы тоже повсюду. Она хочет стать правительницей Тундры и сделать Центр своей базой.

– А Тамар лучше укрыться рядом со мной, чтобы быть в безопасности?

– Да, господин. Это же дочь Маары.

Данн сидел за столом в большом зале, откуда ему был виден вход в Центр. Рядом с хозяином лежал верный Рафф. Тут же был и Али. Гриот, взволнованный и нетерпеливый, шагал по залу взад и вперед между столами, за которыми работали усердные писцы, пока наконец Данн не велел ему сесть.

– Они или сумели пробиться, или не сумели, – сказал он Гриоту – или себе? – и уронил голову в ладони, после чего надолго замолчал.

Когда верхняя часть зала окрасилась золотистым вечерним светом, в ворота Центра постучали, и затем появились две фигуры, словно парящие по воздуху в сторону зала. Их форма и цвет менялись неуловимо, как вода, бегущая через перекат, от белых и бледных тонов до глухих черных, минуя вспышки и наплывы золотисто-коричневых оттенков. Данн затаил дыхание. Он поднял руку, приветствуя Шабиса, но уронил ее, безвольно, на спину снежного пса. Исподлобья смотрел он на высокую девочку, даже чуть отвернув от Тамар голову, чтобы не разглядывать ее откровенно, – как будто малышка была видением, которое можно спугнуть пристальным взглядом.

Девочка остановилась перед ним на расстоянии вытянутой руки и молча стояла с серьезным видом.

Гриот, который знал Маару, понимал, почему Данн внезапно потерял дар речи. Эта девочка, Тамар, была вылитая Маара и при этом похожа и на самого Данна. Похоже, Шабис, без сил рухнувший на стул, опустивший голову на руки, тоже переживал немалое потрясение. Али же знал только, что в этот миг решаются судьбы этих людей, сплетаются воедино. Он протянул руку, чтобы успокоить снежного пса, который, ощущая всеобщее напряжение, заскулил.

Гриот подумал, что сторонний наблюдатель наверняка бы поразился, насколько отличаются друг от друга люди, собравшиеся сейчас у одного стола. Он знал, как выглядит сам, поскольку часто сравнивал себя с представителями многих народностей, к которым принадлежали прибывающие в лагерь беженцы. Он хорошо представлял себя: плотного мужчину, с небольшими серо-зелеными глазами на довольно грубом лице, с руками и ногами как у борца. А напротив него сидел Али, коричневый, легкий, тонкий, невысокий – словно болотная птичка, быстрый и неуловимый. А вот трое махонди – высокие, стройные, изящные, с узкими ладонями, темными глазами и их неповторимыми волосами – черными, длинными, блестящими и прямыми. А кожа их – цвета изнанки коры на редких болотных деревьях, которые растут только там, где тропа выбирается на твердую землю.