Текст книги "Повесть о генерале Данне, дочери Маары, Гриоте и снежном псе"

Автор книги: Дорис Лессинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Не так уж и много. Да и вообще, сейчас все по-другому. Ты и сам это видишь.

– Ты пленница?

– Да. Мы все пленницы.

– Через два дня наша армия выступает в поход в Тундру. Мы уходим, все до одного. Нас там уже ждут. Если будешь готова, я пришлю за тобой солдат, и Кайра не сможет помешать тебе уйти.

– А девочки? Мои бедные девочки?

Гриот не мог удержаться и во время разговора с Летой украдкой поглядывал на этих существ, настолько непохожих друг на друга: белых альбов и черных девушек из Речных городов, которые сидели в комнате, полуобнаженные и скучающие.

– Если ты не успеешь собраться до нашего ухода, то постарайся добраться до Тундры. А там уже сможешь решить, что вам делать дальше – тебе и твоим девушкам.

И Гриот ушел, отсалютовав им всем на прощание. Ему казалось, что девушкам это должно было понравиться.

Не в силах разобраться, правильно так думать или нет, Гриот снова и снова возвращался к мысли о том, что было бы совсем неплохо иметь в Тундре всегда готовых к услугам девушек Леты. Ничего плохого в их занятиях он не видел. Гриот не мог понять, почему Лета ведет себя так, будто совершила какое-то ужасное преступление. Да, должно быть, есть вещи, недоступные его пониманию. Гриот в очередной раз пришел к такому заключению. Но вот взять хотя бы его подружку – что бы он почувствовал, если бы та стала одной из девушек Леты? Хм, пожалуй, ему бы это не очень понравилось. Хотя и сейчас она принимает других мужчин, Гриот знал об этом. Он вечно занят, бедняжке бывает одиноко – Гриот не винил ее. Ну вот, опять. Чего-то в нем не хватает, что есть в других людях. А когда человек приходит к подобному заключению, он чувствует себя так, будто прибыл после долгого путешествия в пункт назначения и вдруг понял, что забыл имена тех, с кем должен встретиться, или не взял с собой нужную одежду или еще что-то важное. «Но ведь в остальном я в порядке, верно? Значит, не так уж я плох», – решил Гриот.

Что касается девушек в лагере, то Данн все равно и слушать ни о чем подобном не захочет. Он сроду не согласится на то, чтобы поместить Лету и ее девушек в дом утех. Вот и еще одна проблема, которую Гриоту приходится отложить на потом.

Гриот нашел Данна и Тамар сидящими у входа в комнату, где лежал Рафф. Али охранял его покой.

– Вам двоим пора ложиться спать, – сказал он тихо, чтобы не разбудить спящего снежного пса.

Али улыбнулся и поднял руку в жесте, который говорил: «Спасибо за то, что уводишь отсюда Тамар и Данна, им сейчас здесь не место».

Гриот проводил девочку и генерала до их комнат, проверил караулы и тоже отправился спать.

На следующий вечер он снова обошел внутренние дворы Центра (их было так много, что некоторые он видел в первый раз.) Теперь Гриот без опаски останавливался у костров и разговаривал с людьми Кайры. Повсюду валялись черные одеяла – в углах, просто на земле, отброшенные солдатами, которым стало жарко у огня. В армии Данна (или Гриота) солдаты обращались со своими одеялами трепетно, следили за тем, чтобы они всегда были чистыми, и штопали, если одеяла рвались.

В эту ночь Гриот пустил среди солдат Кайры слух: «В Тундре каждый честный солдат сможет получить красное одеяло».

* * *

И вот, в ночь новолуния, долгожданный момент настал.

Четыре солдата вынесли сколоченный для Раффа ящик с длинными рукоятками, куда и погрузили больное животное. Они все – Данн, Гриот, Тамар и Али – взяли свои заплечные мешки и следом за Раффом навсегда покинули Центр.

Выйдя на дорогу, Данн остановился, оглянулся назад. Через большие ворота он видел вход в тайник. Оттуда во двор вытекала вода.

По всему пути через определенные промежутки армию ждали проводники. Группу, в которой шли Данн и остальные, вела женщина, одна из лучших разведчиц Гриота. Она часто путешествовала через болота в Тундру и обратно и знала как свои пять пальцев все пруды и топи, промоины и зыбучие пески. Женщина шла впереди, за ней следовал Гриот, потом снежный пес в своем ящике, и замыкали шествие Данн, Тамар и Али. Каждый видел перед собой лишь темный силуэт идущего впереди на фоне еще более темных облаков. Луна, когда она пробивалась сквозь облачка, была едва заметным штрихом на небе, и слабый свет ее не мог рассеять мрак болотной ночи.

Когда они сворачивали с дороги на тропу через болота, к Тамар скользнула фигура с черным одеялом, повязанным вокруг лица, и сунула девочке в руки куклу. Это была деревянная статуэтка, которые встречались в музеях Центра, только у этой из груди торчали острые щепки. Всей армии было приказано хранить в походе молчание, но, когда их группа по команде проводницы остановилась у опасного места, Тамар шепнула Данну:

– Ненависть – странная вещь. Почему Кайра и Рэя так меня ненавидят? Когда они смотрят на меня, их глаза – как ножи. Я их не то чтобы ненавижу, но очень боюсь.

В темноте ее испуганного личика почти не было видно. Данн взял куклу, которую Тамар показывала ему, и зашвырнул ее в лужу.

– Я бы сказал, что любовь ничуть не менее странное чувство, – тоже шепотом ответил он девочке.

Али, стоявший за спиной Данна, неодобрительно вздохнул.

Тамар вложила свою ладошку в руку дяди, и голос ее прозвучал тонко и жалобно:

– Данн, Данн…

– Да, понимаю, – сказал Данн. – Но не слушай меня, малышка. Я не это имел в виду.

– А я думаю, это, – прошептала Тамар.

– Мы должны идти, – сказал им Али.

Это была долгая ночь, наполненная странными звуками, которые издавали болотные птицы и животные, лягушки и рыбы, рассыпавшиеся перед людьми в стороны. В темноте порой появлялись огни, но это не могли быть фонари солдат, потому что зажигать фонари было запрещено. Людям приходилось идти след в след. Иногда по обе стороны тропы плескалась вода, и ноги скользили в жидкой грязи. Кто-то вскрикнул – это один солдат, оступившись, упал в воду. Послышались всплески, приглушенные голоса – товарищи вытащили его. Это небольшое происшествие, случившееся в непроницаемой тьме, заставило всех поежиться. Столько людей идет рядом, целая армия, и если их так много, то кто знает, нет ли среди них врагов?

Рассвет застал их посреди болот. Повсюду вокруг брели или стояли сотни людей: зеленовато-коричневые фигуры на фоне серовато-зеленой воды. Красные одеяла были свернуты и спрятаны в котомки. Целая ночь ушла на то, чтобы преодолеть третью часть пути. В утреннем свете, который рассыпал розовые отражения на потревоженную людьми водную гладь, далеко позади все еще виднелась громада Центра. Его окутывало грязное облако дыма в багровых отблесках огня.

– Я ничуть не удивлен, – заметил Гриот. – Они каждую ночь жгут огромные костры. Хорошо, что вокруг столько воды. Пожар далеко не распространится.

Данн сказал:

– Теперь, когда мы ушли, Кайра и Джосс поселятся в наших комнатах и на некоторое время сырость им будет не страшна.

– Время, время, – повторила за ним Тамар. – Каждый раз, когда вы говорите это слово, оно меняется.

– Как ни измеряй время, рано или поздно оно поглотит Центр – с помощью воды, или огня, или того и другого вместе.

– Странно даже подумать, что когда-нибудь Центра не будет, – сказала Тамар. – Я всю жизнь только и слышала: Центр, Центр, Центр.

– Давайте построим новый Центр, – предложил Гриот.

– Но на постройку этого ушли сотни, тысячи лет, – возразил Данн.

– Но мы хотя бы начнем, – не сдавался Гриот.

– Центр без песчаных библиотек, без записей, без истории?

– Но мы же несем с собой все то, что переписали и скопировали писцы. Это великое множество сведений, – напомнил Гриот.

– Это лишь малая толика того, что было.

И они пошли дальше, погружаясь в туманы, которые вились над затхлой водой, и ступали так же осторожно, как ночью. Али шепнул Тамар, что солдаты могут взять ее на руки, но она ответила, что не устала. На самом деле девочка, конечно, устала, но в памяти малышки живы были рассказы о ее матери и о том, какой смелой и выносливой была Маара.

К полудню они вышли на островок – едва поднимающийся над уровнем болот. Небольшими партиями солдаты карабкались на клочок суши, чтобы передохнуть, а потом уходили, уступая место следующим. На острове места хватало лишь для нескольких человек. Снежный пес за всю ночь не издал ни звука. Тамар заглянула к нему в ящик. Ее узнали: хвост шевельнулся раз, потом второй. Но сам Рафф продолжал лежать на боку, с закрытыми глазами. Он все еще был очень болен.

Целый день армия продолжала путь через болота. В глубоких местах Тамар вглядывалась в воду: там можно было заметить крыши домов затонувших городов. Она слышала о них, но раньше никогда не видела, и Али тоже не видел.

Девочка потянула Данна за рукав:

– А люди, которые жили в этих городах, они тоже утонули?

– Нет, у них было достаточно времени, чтобы уйти, пока здания не погрузились в воду.

– А куда они уходили?

– На север они пойти не могли, потому что там был ледник, так что, должно быть, они шли на юг.

– Кое-кто отправился на восток, в мою страну. Так говорится в старинных сказаниях, – вставил Али.

– Старинные сказания… как давно это было.

– Очень давно, – сказал Данн. – Города, как мне кажется, тонули медленно. Они исчезли в воде не за одну ночь.

– Это как Центр, да? Края постепенно опускаются в воду, и по стенам расползается сырость? – спросила Тамар.

– Да-да, именно так. И было это очень, очень давно.

Личико девочки красноречиво говорило о том, что ее пугают все эти необъятные бесконечности, и Данн сказал:

– Али, наверное, будет лучше, если ужасы прошлого мы будем узнавать только из старинных сказаний. Все не так страшно, если это всего лишь сказка, которая начинается словами: «Наши летописи говорят, что…».

– Пожалуй, – согласился Али.

Дети именно так и должны узнавать о прошлом: «Говорят, что когда-то…».

И Данн завел рассказ:

– Говорят, что когда-то, давным-давно, весь Йеррап процветал: его покрывали города и парки, и леса, и сады, и все люди были счастливы. Потом пришел ледник, и вскоре города оказались подо льдом.

А Али продолжил:

– Все люди отправились на юг и на восток и нашли там новые дома.

Но личико Тамар по-прежнему оставалось испуганным, измученным, жалким. Али положил руку ей на плечо и сказал:

– Малышка Тамар, забудь про то, что было давным-давно. Мы живем здесь и сейчас, и это все, что нас должно волновать. Мы начинаем все сначала.

Когда снова сгустился сумрак, почва наконец стала понемногу подниматься. К тому моменту, когда свет с неба стек в отражения на воде, армия уже стояла на берегу болота. Позади остались неизмеримые пространства воды и тростника, и тропы, по которым пришли люди, уже исчезли из виду, хотя все знали, что они там, скрытые туманами, и ведут прямо к водяным облакам, что вечно висят над Срединным морем, к обрывистым берегам и дороге, которая бежит вдоль побережья с запада на восток.

В армии по-прежнему действовал запрет на разжигание огня. Солдаты достали свои красные одеяла и, завернувшись в них, легли на сухую землю среди ароматных трав и кустов, где трещали и жужжали насекомые. В темноте ночи над головами у них висели яркие звезды и белый осколок луны.

Ящик, где лежал Рафф, был с осторожностью установлен на землю и открыт, чтобы пес мог выползти и обнюхать местность. Тамар опустилась рядом на колени, надеясь, что Рафф захочет подойти к ней. Он и в самом деле подполз к девочке, понюхал ее руку, но, увидев стоявшего неподалеку Данна, негромко тявкнул и с видимым облегчением забрался обратно в ящик.

Вся армия была вымотана до предела. Люди не спали ночь и потом еще целый день. Вскоре весь лагерь «красных одеял» погрузился в тишину и ночную тьму.

Тамар легла между Данном и Али и мгновенно заснула. Ночью она проснулась и увидела, что Данн стоит на коленях перед ящиком Раффа. Когда дядя вернулся на место, Тамар почти не видела его лица, но то, что она сумела разглядеть, заставило малышку сочувственно сжать руку Данна.

– Рафф теперь меня боится, – проговорил он.

Тамар сказала:

– Зато я тебя не боюсь.

– Ты должна бояться меня – Другого. Я и сам его боюсь.

– А кто он такой, ты знаешь, Данн?

– Нет, Тамар. Иногда, просыпаясь по утрам, я не знаю, кто я – Данн или Другой.

– Но хотя бы Гриот знает, что нужно делать, если?.. – тревожно спросила Тамар.

– Да, надеюсь, что знает. – Потом, после долгого молчания Данн добавил: – Может, Другой больше и не вернется. Мне кажется, это в Центре он был активный. – И совсем тихо: – По-моему, Центр – дурное место. По крайней мере для меня.

Наступило утро, и сотни людей просыпались, поднимались на ноги, завтракали хлебом, стояли и потягивались, подставляя солнышку замерзшие за ночь тела.

От болот осталось лишь тусклое сияние – там, где земля ныряла за кусты и траву, вниз. Кое-где еще заросли стояли в воде, однако тропа уверенно шла вверх, куда вода добраться уже никак не могла, – в скалистые холмы и плоскогорья.

Когда прозвучал сигнал к полуденной трапезе, болота совсем исчезли из виду. Отовсюду к армии «красных одеял» потянулись люди – это местное население хотело поприветствовать генерала Данна. И своими глазами увидеть его.

Данн стоял спокойно, неподвижно, позволяя людям рассматривать себя, – высокий, болезненно тощий, сутулый мужчина, с прямыми черными волосами до плеч и красным одеялом в руках.

Гриот думал: «Все идет как надо. Я знал, что все получится. Не знаю, почему люди так любят Данна, но они его любят. Как это все странно…» Гриот наблюдал, как люди по очереди подходят к Данну, чтобы коснуться его, погладить его руку или одеяло.

– Мы очень давно ждем тебя, генерал Данн.

А один или двое сказали:

– Принц, мы ждали тебя.

Данн запротестовал:

– Не называйте меня так! Принцы были в старые времена, в новой жизни им нет места. Познакомьтесь, это капитан Гриот, мой соратник, это он всем здесь руководит.

Но хотя имя капитана Гриота было известно в этой части Тундры, люди хотели видеть не его, а Данна. Это генерала Данна все мечтали услышать, потрогать, улыбнуться ему и сказать сквозь слезы: «Данн, Данн, наконец-то ты пришел».

Гриот был доволен. Все шло как надо, именно так он все и планировал. Вот он, его генерал, на своем месте, в центре всего.

Первый город находился на расстоянии короткого перехода, на широком холме, с удобными подходами. Армия вступила в него плотной колонной, разделенная на отряды, возглавляемые офицерами. Впереди шли Данн, Тамар, Гриот и Али, а сразу за ними несли Раффа, но не в закрытом ящике, а на носилках, сплетенных из ветвей. В этих краях уже росли деревья; здесь начиналась лесистая часть Тундры. Все, забыт надоевший тростник, забыт сырой мох, забыты слякоть и топи.

Армия двигалась по центральной улице, между рядами горожан, которые сначала стояли на обочинах молча, а потом, когда им удалось рассмотреть Данна и прекрасное дитя рядом с ним, и Гриота, и Али, и мощного белого зверя, растянувшегося на носилках и взирающего на них, раздались приветственные крики. Которые больше уже не смолкали.

Восторженные приветствия продолжались неделю за неделей, пока армия Данна шла по Тундре.

Однажды, когда они вчетвером ужинали на постоялом дворе, украшенном в честь их прибытия, в городке на востоке Тундры, Данн спросил Гриота:

– Ну что, капитан, теперь ты доволен?

– Это прекрасное место, Данн, господин. Сегодня мне сказали, что вон та гора полна железа. Местные про это не знают, но некоторые из наших солдат понимают в этом толк. В нашей армии столько знающих и умелых людей – это просто замечательно. Мы можем превратить Тундру в сказку, господин.

– Да, место прекрасное. Но, Гриот, а мы сами, прекрасны ли мы? Ты думал об этом?

– Поживем – увидим. Уже очень скоро станет видно.

– Ну что же. Раз ты доволен, Гриот, то и у меня не должно быть причин для недовольства.

* * *

Шло время. И вот уже по саду гуляет высокая девушка, в которую превратилась Тамар. Ее рука лежит на голове большого белого пса – не Раффа. Малышка так плакала, когда Раффа не стало, что ей подарили снежного песика. С тех пор он стал ее верным спутником.

Гриот смотрел на девушку из окна. Сейчас он занимался тем, что подсчитывал запасы еды в хранилищах. Тундра процветала; запасов было множество. На площади, неподалеку от того здания, где сидел Гриот, проходила строевая подготовка солдат. Выглядели они почти как та армия, что когда-то маршем вошла в Тундру, но на самом деле состав ее значительно обновился. Войны на востоке заканчивались, по крайней мере часть из них, и многие солдаты возвращались домой. Зато на юге разразилась засуха, и люди бежали от нее в северные страны. Беженцев становилось все больше и больше, и они с радостью оседали в Тундре, где в обмен на воинскую службу их кормили и одевали. К тому же Тундра ни с кем не воевала. Данн шутил, что он генерал, у которого есть армия, но для которого не нашлось войны.

– И что ты скажешь о таком горе-генерале, а, Гриот?

Тот промолчал, хотя мог бы ответить: «Не войны делают генералов».

Только одного опасался Гриот: что Али решит вернуться к себе на родину. В его стране установился мир, и новый правитель слал Али гонцов с приглашением занять высокий пост.

Али был наставником Тамар, врачом Данна и советником Гриота во всех делах. Всегда, когда Гриоту нужна была помощь, он мог рассчитывать на Али.

Данн знал о его тревоге (казалось, что Данн умеет читать мысли других людей). Он сказал Гриоту, что если Али уйдет, то найдется другой хороший врачеватель, а Тамар уже достаточно выросла и поумнела, чтобы учиться дальше самостоятельно. И зачем Гриоту советчик? Он явно недооценивает собственные способности.

– И к тому же у тебя нет никаких оснований беспокоиться, Гриот. Али никогда не оставит меня. Он говорит, что в прошлой жизни был моим братом.

– Сказать можно все что угодно.

– Он говорит, что знает. Он помнит.

– Ладно, не буду спорить, если тебе нравится так думать.

– Ты всегда такой разумный, Гриот. Но должен тебе признаться, подобная мысль мне и правда нравится.

– Я удивлен, Данн. Мне казалось, что идея о том, что мы всегда вынуждены начинать заново, тебе ненавистна.

– Но ведь в перерождениях могут быть вариации, верно? Предположим, в следующий раз я буду рожден Куликом, цель жизнь которого – преследовать Маару и Данна.

– Ты шутишь, Данн!

– Разве я часто шучу над подобными вещами, а, Гриот?

Лета в конце концов тоже пришла в Тундру, несчастная, стыдящаяся сама себя. Ей выделили здание, которое со временем стало называться Лекарской школой. Там она со своими девушками обучала целительству. Оказалось, что в Речных городах существовала развитая медицина. Поскольку засуха засыпала песками один город за другим, тамошние целители стремились в Тундру, которая пользовалась теперь повсеместно славой как центр врачевания.

Писцы и ученые, которые изучали в большом зале Центра записи, найденные в тайнике, тоже получили отдельное здание, где они хранили и исследовали то, что сумели принести с собой в Тундру. Данн проводил там почти все свое время, это было его любимым местом. И Тамар тоже частенько просиживала там днями напролет. Она собиралась возглавить это хранилище знаний, когда станет взрослой. Что почти уже произошло.

Каждый, кто входил в это здание, первым делом видел высокую белую стену, почти пустую, только на самом верху ее было написано:

Это огромное белое пространство символизирует утраченное знание Древнего мира. Маленький черный квадрат в нижнем правом углу представляет собой объем того, что известно человечеству сегодня. Просим всех посетителей задуматься на несколько мгновений и спросить себя: не владеют ли они неким знанием, которое не является общеизвестным, которое можно было бы добавить к нашему единому знанию. Когда-то, давным-давно, весь мир имел единую культуру. Помните, что от этой культуры нам достались лишь фрагменты.

Этот город был выбран столицей Тундры потому, что стоял он на длинном, широком холме. Множество деревьев окружало симпатичные здания из желтого кирпича (под цвет почвы в этом районе).

Сюда приходили люди со всей Тундры, чтобы увидеть Данна и девочку, которая унаследует его власть. В городе даже построили специальные постоялые дворы, чтобы принимать и кормить всех этих людей.

Иной раз Данн произносил фразу, ставшую со временем шуткой:

– Ах да, Гриот, я же обещал тебе!

И тогда небольшой отряд из четырех человек – Данн, Гриот, Тамар и Али – отправлялся путешествовать по другим городам.

В таких случаях Данн с готовностью соглашался на все, чего хотел от него Гриот: ходил по центральным улицам, останавливался, разговаривал с людьми, слушал их рассказы. Он окончательно поправился, снова был здоровым и крепким и уже не очень отличался от того, прежнего Данна. Но более внимательный взгляд обнаружил бы налет седины на черных волосах, да и глаза его теперь уже не блестели, как в юности.

Данн всегда был вежлив, терпелив, постоянно улыбался людям. Он мог часами сидеть и слушать любого, кому нужно было высказаться. Он слушал, кивал, улыбался, утешал… но по большей части, конечно, слушал. За это его очень любили и в Тундре, и далеко за ее пределами.

Высокий, но слегка сутулый улыбающийся человек… Его улыбка – вот что заставляло Гриота задумываться. Ироничная? Да, неизменно. Ласковая, добрая? Пожалуй… Но таилось в ней и что-то еще, намек на… неужели жестокость? Нет, то было глубоко спрятанное и давно сдерживаемое нетерпение. Все считали Данна бесконечно терпеливым, но порой он взрывался гневом, и происходило это обычно из-за Гриота, который докучал ему своими планами и уговорами (Гриот и сам понимал, что иногда раздражает Данна). Каждый раз, когда это случалось, капитан пугался, а генерал извинялся с оттенком укоризны в голосе:

– Не волнуйся, Гриот, тебе нечего бояться. Я держу того, Другого, под контролем. Все будет нормально, обещаю тебе. – И потом добавлял: – Но иногда я слышу, как он воет, сидя на цепи, – вот и сейчас тоже, слышишь? Нет-нет, я пошутил, Гриот, это всего лишь шутка.

Закончив с делами в хранилище знаний, Данн обычно шел в сад, где высился необычный памятник. Посреди постамента, сделанного из плит желтоватого камня, стоял длинный неровный обломок белого цвета, который был похож на лед. На самом деле это был кусок кристаллической породы, найденный далеко в горах Тундры. Данн хотел, чтобы камень выглядел как лед.

Здесь был похоронен Рафф. Данн садился на край постамента и в одиночестве проводил так вечерние часы, иногда до самой темноты. Гриот тоже приходил туда, побыть с Данном.

– Видишь ли, Гриот, он любил меня. Любил по-настоящему, Гриот, понимаешь… Этот пес был моим другом.

– Да, Данн, господин, я знаю. Рафф и правда был твоим другом.

Однажды Гриот отправился на поиски той прекрасной девушки, что жила в песках, – она давно уже стала женщиной средних лет. Он нашел ее, но оказалось, что она вышла замуж за работника с тростниковой фермы и живет теперь на великой реке. Гриот решил не огорчаться, внушая себе, что «в море полно рыбы»… но ему так и не встретилась ни одна женщина, с кем бы ему было так же легко и приятно. И он так никогда и не нашел слов, чтобы описать свои чувства, объяснить, что она незаменима и не похожа на других. Спасаясь от одиночества, Гриот привык навещать Лету и ее девушек. Одна из них, жизнерадостная чернокожая красотка по имени Нубис, родом из Речных городов, умела петь сказания, и однажды она попросила:

– Гриот, пой вместе со мной! Почему ты не поешь?

Этот вопрос поразил Гриота, который никогда не думал, будто мелодия и песня могут иметь к нему хоть какое-то отношение.

– Я не умею, – ответил он.

– Да ну, брось, Гриот, у тебя красивый голос.

Так он выучил песни о ее родной реке, после чего Нубис сказала:

– Гриот, теперь ты должен найти свои собственные песни.

В жизни Гриота, как он считал, не было ничего, заслуживающего интереса, поэтому он слагал песни о приключениях Данна и Маары. Как-то вечером он сидел вместе с генералом на могиле Раффа и вдруг сказал:

– Послушай, Данн.

И запел свою версию того, что произошло с Маарой, Данном, когда на них напали речные драконы.

Сначала Данну было неприятно слушать его, но затем он улыбнулся и сказал:

– Ты не перестаешь удивлять меня, Гриот. Но почему ты поёшь обо мне? Ты забываешь, что мы с Маарой были лишь одними из многих. Кто вспомнит об остальных, Гриот? Кто споет о них? Забавно, что когда я был одним из них, когда я вместе с этими людьми бежал от жары и жажды, то никогда не думал, будто они заслуживают похвалы. Теперь же я уверен в этом. И часто о них думаю.

– Но, Данн, эта моя песня о тебе относится и к ним тоже. Мои слушатели будут мысленно представлять себе тех, кого они знали, тех, кто был тогда вокруг тебя.

– Ты так считаешь? Надеюсь, ты прав. Ужасно, что люди исчезают бесследно. Исчезают, как соломинки в водовороте.

В небе горел закат. Это был тот час, когда Данн любил сидеть в компании Раффа, своего верного снежного пса, и когда Гриот был свободен от своих многочисленных забот. Пылает горизонт, щебечут птицы, скоро опустится ночь, придет время ужина. Потом, вместо того чтобы сразу после еды лечь спать, все старые друзья собирались вместе, и Лета с девушками тоже, и пели свои песни, обменивались новостями со всех концов Тундры. Гриота всегда просили спеть, и в его песнях неизменно восхвалялся Данн.

– Я заметил, что ты никогда не поешь о Другом, – сказал как-то ему Данн. – Ты никогда не поешь о Плохом Данне.

– Мне бы не хотелось петь о нем, господин.

– Жаль. Он мог бы сказать много интересного, но слышу его только я.

Гриот все-таки сомневался в красоте своего голоса, как ни нахваливала его Нубис. Эта очаровательная девушка, круглая сирота, жертва засухи, как и множество других ее сверстников, надеялась стать любимицей Гриота. Да, для нее это стало бы настоящим триумфом. Гриот думал: «Та девушка, в песках, по крайней мере, никогда не льстила мне». И потом к нему пришло осознание одной печальной истины: «Если человек льстит, доверять его словам нельзя».

Гриот стал уходить в высокие лесистые холмы, где, кроме него и лис с ястребами, не было ни души. Там он пел, чтобы выяснить, чего на самом деле стоит его голос, но вскоре понял, что невозможно услышать свой голос таким, каким его слышат другие. Гриот пел для собственного удовольствия – и воображал, будто отовсюду к нему сбегаются лисы и слетаются птицы, чтобы насладиться его пением. Потом сам же пристыдил себя: не об этом должен думать практичный человек! Когда он пел о Данне, или о Мааре, или – изредка – о Тамар, ему не досаждали неприятные мысли. Но иногда Гриот отпускал свой голос в свободный полет, начинал петь без слов, ни о чем не думая. И тогда бывало (уже не раз), что его ищущий себя голос переходил в хриплый вой. Гриот приходил от этого в ужас. Так выть мог бы Рафф, но не человек. Среди холмов водилась птица, щебет которой доставлял ему особое удовольствие: маленькое, серенькое, пугливое создание. Она прыгала по веткам вереска и выговаривала что-то вроде: «О-пять, о-пять, о-пять». Но однажды Гриот услышал в птичьем чириканье голос Данна. И это надолго отвратило его от походов в холмы. Потом он все же вернулся. Эти места как будто притягивали его. Если Гриот не отвлекался и пел только о Данне, то ничто не беспокоило его, но стоило прозвучать первым нотам его песни без слов, как голос срывался сначала на крик, а потом на вой. Гриот винил в этом красоту холмов и небеса, эти солнечные, улыбающиеся, обманчивые небеса. Ведь всего в нескольких днях пути на северо-запад они превращались в серый, унылый небосвод, низко висевший над болотами.

Гриоту хотелось рассказать о своих ощущениях Лете, но когда он оказывался дома, вдали от вересковых зарослей, когда он не видел лживую игривость неба, то обуревавшие его в холмах чувства превращались в нечто надуманное и пустое, в чем стыдно было сознаться.

Однако сам он подолгу размышлял над этим, как и подобает серьезному и практичному человеку. Гриот вспоминал слова генерала о том, что он, Данн, держит внутри себя под замком часть себя самого, которая хочет разрушить его. Не то же ли самое происходит и с Гриотом? Или все люди таковы? Он ни с кем не делился этими мыслями, даже с Данном. Ему казалось, что это было бы опасно, все равно как признаться в собственной слабости.

Вот какой разговор состоялся между Данном и Тамар, пока они наблюдали за Гриотом, который шел им навстречу – крепкий, здоровый, серьезный человек.

– Он все еще молод, а я старик, – сказал Данн. – А ведь мы с ним почти ровесники. И вот что забавно: когда Гриот стал мальчиком-солдатом в армии агре, я уже был его капитаном – хотя всего на три года старше его.

Тамар молча взяла Данна за руку, и он спросил:

– Ты знаешь, что древние люди жили до восьмидесяти, даже до девяноста лет?

Тамар огорчилась:

– О, как это ужасно! Вот бедняги!

– А некоторые доживали до ста лет.

– Я бы не хотела столько жить, – заявила Тамар.

– А у нас долгожителями считаются те, кто проживает четыре или пять десятков.

– Почему, Данн, люди теперь умирают так рано?

– Это нам неизвестно.

* * *

Однажды Али сказал Гриоту, в своей страстной манере, с упреком:

– Бедняжка Тамар, она столько трудится. Она же совсем юная. Нельзя быть все время такой серьезной.

Гриот передал Данну пожелание Али – Тамар нужно больше отдыхать и хотя бы иногда развлекаться.

– Она слишком усердно работает.

Данн, в свою очередь, сказал Тамар, что все упрекают его за то, что он перегружает племянницу работой.

– Нужно иногда делать перерывы. В общем, попробуй придумать себе какое-нибудь развлечение, Тамар.

– Развлечение?

Они гуляли по саду вдали от могилы Раффа. Тамар не могла туда ходить, очень расстраивалась.

– Может быть, все хотят, чтобы ты танцевала? Я знаю, что обычно молодые девушки обожают танцевать, устраивают всякие праздники. Что скажешь, Маара?

– Я не Маара, я Тамар, – поправила его девушка и вложила свою ладонь в дядину. – Милый Данн, когда-нибудь тебе придется позволить мне быть Тамар. И отпустить мою мать.

– Да, я знаю, – согласился Данн. – Маара за всю свою жизнь ни разу не танцевала. У моей сестры просто не было времени, потому что она постоянно боролась за выживание. Бедная Маара! Она так и не узнала, что значит развлекаться.

– Но я ходила с другими девушками танцевать, – сказала Тамар. – Только у меня не получается. Я слишком… скованна.

– Тогда придется тебе придумать что-нибудь еще вместо танцев. А то Гриот и Али от меня не отстанут.

– Девушки придумали обо мне песню. Это даже не песня, а такая игра. Хочешь, расскажу тебе, чем она заканчивается?

 
И тогда она встает и склоняет голову.
Кто не умеет танцевать, тот истекает кровью.
 

– И она – Маара – действительно истекла кровью, да? – сказал Данн.

– Данн, – произнесла Тамар, – прошу тебя.