Текст книги "Москва. Чугунные ворота... Год Дракона (СИ)"

Автор книги: Дорис Этендю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– Пошли ко мне? – и поцеловал её около ушка.

У неё по коже побежали мурашки. Она кивнула и уткнулась ему в грудь. "Что я творю? А вдруг это только игра? Или, как в омут с головой? А там – будь, что будет! Плакать буду потом..."

Он сжал её в объятиях. Отпустил.

Любаша метнулась по комнате, убирая всё по местам. Быстренько обулась. Вытащила куртку. Дубровский тут же её отобрал. Подержал, помог надеть. Она всё никак не могла привыкнуть к этому. Огляделась, выясняя, всё ли убрано. "Так, расчёска, помада... В карман. Полные карманы, как у бурундука..." Пропуская Бориса, переложила нож из куртки в джинсы. Замкнула дверь. Они пошли через вахту, Борис помахал Таисии Игоревне. Та улыбнулась и кивнула. Любаша тоже улыбнулась. Дубровский открыл перед ней дверь.

На улице уже были сумерки. В общаге до третьего этажа не светилось ни одного окна. Борис повёл её по направлению к бабушкиной квартире. "Ах, вот куда! А, всё равно. Только, надо было пожрать. Чёрт!"

На этот раз она разулась. Ей так было привычнее. Борис оставил её в зале и ушёл на кухню. В прошлые разы ей было не до интерьера. Сейчас она ходила и с любопытством всё рассматривала. По виду квартира была двухкомнатная, но из зала вели две двери. Она заглянула в первую – там была спальня. Во второй комнате окна не было. Она не стала включать свет, но и так рассмотрела, что там тоже стоит кровать. И какой-то шкаф. Дубровский звякал чем-то на кухне. Она не выдержала и направилась к нему.

Он собирался жарить мясо. Она села на стул, поджав ногу.

– Как дела на конюшне?

– Нормально. Ха! Тебя заметили и оценили! Извини, но пришлось сказать, что ты из Норильска.

– Далековато живу.

– Чтобы не завидовали.

– А как я здесь очутился?

– В командировке, обычное дело.

– Надолго?

– Увы! Ты уже улетел, но обещал вернуться!

– А-а...

– Тебе помочь?

– Нет. Сиди и жди.

– Ладно. А что это будет?

– Увидишь.

– Скорей бы. Я голодная, как волк.

– Скоро всё будет готово.

– У-у-у! – она привстала на коленку, заглядывая ему через плечо, – Режь потоньше, быстрее сжарится!

Она заметила луковицу в раковине.

– Давай лук почищу?

– Сиди спокойно. Готовить мясо – мужское занятие. Будешь мешать, выгоню в зал.

– Где-то я уже такое слышала... Со мной в группе учился парень из Грузии, он тоже сначала так говорил. Недолго, правда.

– Сколько – недолго?

– Минут десять. Потом передумал.

– Что же заставило его передумать?

– А! Когда я спросила: – "Посуду мыть сам будешь? Она скоро закончится". Сразу и передумал. Он же на всю группу готовил, двадцать человек. Махом запустил меня на кухню. Даже стал учить всему, что умел. Любое блюдо.

– А где вы были?

– Мы всей группой несколько раз у меня дома гуляли. Сами всегда готовили. Потом в общаге стали гулять. Когда он готовил, я всегда была на подхвате. Я потом несколько раз своим это готовила. Им нравилось.

– А что вы готовили?

– Тоже мясо. По его рецептам. Он всякие травы, вино привозил из дома. Но, всё равно, приходилось кое-что заменять. Он фыркал, а нам вкусно было. Мы же оригинал не пробовали.

– Ты, действительно, специалист. Тебе можно доверить... мыть посуду!

– Ага! На тебя это тоже действует!

– Никто не любит мыть посуду, – он выложил еду на тарелки. – Готово!

Поставил на стол. Она принюхалась, закрыв глаза. Потом попробовала кусочек:

– Ммм! Вкусно!

После ужина Любаша взялась мыть посуду. Теперь Борис вместо неё сидел на стуле и наблюдал, как она возится на кухне. Наконец, всё было убрано, вытерто и сложено на место. Любаша сняла фартук. Дубровский подошёл сзади, забрал его и повесил на крючок. Потом подхватил её на руки и шагнул в коридорчик, ведущий в зал. Тут на Любашку накатило! Перед глазами так явно и ярко встало воспоминание, как на одном сборище их группы, её, вот так же, схватил на руки пьяный Лёшка Щенников и тут же, сам упал и её уронил. Она пыталась вывернуться, но, всё равно, ударилась головой об угол стола. Пришлось вызывать Скорую. Вечеринка была испорчена.

Она вцепилась в Бориса и поджала ноги. А голову пригнула. Сгруппировалась на случай падения. Всё машинально. Сердце сразу скакнуло в груди и бешено застучало. На втором шаге до Бориса дошло, что с ней что-то не так! Он приостановился на миг, но потом пошёл дальше. Донёс её до дивана, усадил и сел рядом. Любаша начала немного успокаиваться.

– Испугалась? – он заглядывал ей в глаза.

Она покивала. Дыхание пока ещё не успокоилось, и сердце продолжало стучать.

– Чего ты боишься? – он смотрел на неё печально, вздохнул, откинулся на спинку, заложил руки за голову.

– У некоторых наших мальчиков, в группе, была дурацкая привычка подходить сзади и хватать девчонок, то за талию, то на руки. Как подвыпьют. Пока один из них не уронил меня, и я не рассекла себе голову о край стола. Пришлось даже Скорую вызывать.

Она повернулась, взглянула на него. Забралась к нему на колени. Он обнял её.

– Сильно тогда разбилась?

– Четыре шва наложили. Повезло. Только шкура пострадала. А шрама не видно.

– А родители что сказали, когда увидели?

– Ты что! – она округлила в удивлении глаза, – Родителям я даже не говорила! Они до сих пор не знают.

– Их не было дома?

– Нет, конечно. Мы одни гуляли. Было Восьмое марта. Они ушли в гости, до одиннадцати. А это часов в семь произошло. После этого все пошли в общагу, девчонки остались, всё убрали, пока наш староста со мной ездил.

– Как они потом не заметили?

– Это на твоей голове ничего не скрыть, а я причёску поменяла, никто даже не заподозрил! Я же тогда из больницы тоже в общагу ушла. Там мы всё и сделали. Волосы отмыли, одежду...

– Больно было?

Любаша покивала. Хмыкнула весело. Потом засмеялась. Борис вопросительно посмотрел на неё.

– Когда нас Скорая привезла в больницу, хирург решил, что мы муж и жена. Прочёл нашему старосте целую лекцию, стыдил его. Сказал, что он, имея такую жену, должен быть с холодной головой и горячим сердцем, а не наоборот. Я пыталась объяснить, что это случайность, но у старосты был такой виноватый вид, что врач не поверил ни одному моему слову. А на следующий день староста собрал всех наших парней у себя в комнате и сказал, что если, хоть кто тронет девчонок из группы, без их согласия, хоть пальцем, будет иметь дело с ним! А он у нас был, примерно, комплекции твоего папы. Чемпион округа по гиревому спорту. И самбо занимался.

А перед этим, буквально за пару недель, на двадцать третье февраля был случай. Мы после занятий сидели в общаге, собирались мальчишек с праздником поздравлять. Вдруг в коридоре топот, крики: – "Атас! Колю бьют! Солдаты Колю около общаги бьют!" Мы к окну! У нас напротив общаги военный городок. Смотрим, стоит староста нашей группы посреди улицы, озирается, на правой руке четыре солдатских ремня намотано, только пряжки болтаются. А вокруг него, звездой, лежат четыре солдата. Тут из дверей общаги вываливается человек двадцать наших, видят эту же картину, резко останавливаются и так, медленно – медленно, подходят. Коля постоял ещё чуть-чуть, ремни с руки на живот одному из солдат скинул и пошёл в общагу.

Так что, представляешь, как его слова восприняли. Причём, все твёрдо были уверены, что эти угрозы реальны только в отношении меня. Наши девки мне всё сразу же доложили, и давай пытать, что у нас с Колей произошло. Я сказала правду, что, мол, ничего. Но мне, естественно, не поверили. Девчонки за мной месяц следили, думали, что у нас со старостой что-то есть.

– Он тебе нравился?

– Просто нормальный парень, – она пожала плечами. – Я даже не задумывалась ни о чём таком. Зато мне очень нравилось, что меня все стали обходить десятой дорогой.

– А ты ему нравилась?

– Понятия не имею. Тоже, нет, наверное. Пропуски мои всегда отмечал, бесполезно было уговаривать.

– Ты пропускала занятия?

– Угу! Утром люблю поспать. Если дома ночевала, почти всегда опаздывала на первую пару.

– Далеко институт от дома был?

– Ближе, чем от этого дома до моей общаги.

– Соня! Маленькая сонька.

– Да! Я и сейчас спать хочу. Если ты ничего не предпримешь, я засну прямо здесь. У тебя на руках. Тебе придётся опять нести меня.

– Ты же боишься?

– Ну и что? Просто меня надо чаще носить на руках, чтобы я привыкла. Тренировать!

– Думаешь, это поможет?

– Да. Я точно знаю! Это как прыгать с парашютом. Всю жизнь учишься группироваться, когда падаешь. А там – наоборот, надо раскрыться и руки в стороны! – она развела руки и выгнула спину, показывая, как надо парить в воздухе. – Сразу не у всех получается. Но, потом... В процессе тренировки...

– Ты прыгала с парашютом?!

– Нет! – вздохнула. – Меня не пустили. Мало вешу. Там от сорока пяти, а я тогда даже сорок не дотягивала. Но теорию прошла! Меня подруга водила в клуб. У неё парень там инструктором работал.

– А ты хотела прыгнуть?

– Не знаю. Наверное. Всё решает первый прыжок. А ты прыгал?

– Да.

– Везёт! А сколько раз?

– Много. Ну, что? Начинаем тебя тренировать? – он подхватил её и наклонился вперёд, чтобы встать.

– Стой! Подожди! – Любаша упёрлась руками ему в грудь, отталкивая, – Мне надо подготовиться! Морально!

Борис откинулся назад, на спинку дивана. Она спрыгнула с колен, села рядом, потом забралась на диван с ногами.

– Только, пожалуйста, не отпускай меня, даже в шутку или чтобы попугать! Пока я не натренируюсь! Договорились? – она повернулась к нему.

– Договорились. Просто доверься мне.

– Тогда ты тоже... – она смотрела ему в глаза серьёзно и загадочно.

– Хорошо...

– Мы должны поклясться друг другу! Дай мне свою руку!

Он сел прямо, протянул ей правую руку. Она вытащила из кармана свой нож. Открыла. Прикоснулась лезвием к его запястью у основания ладони. Его рука даже не дрогнула.

– Теперь твоя очередь, – протянула ему нож, подставила раскрытую ладошку.

Он, так же серьёзно глядя на неё, взял нож, легонько провёл пальцем по лезвию. Его глаза изумлённо расширились. Он взглянул на лезвие.

– Он же тупой!!

– Ну-у... Да. Чтобы случайно не порезаться! – Любаша отвернулась к плечу и кусала губы, чтобы не рассмеяться.

Нож был не просто тупой. Лезвие было тщательно закруглено и отличалось от тыльной стороны только меньшей толщиной. Порезаться им, даже при большом желании, было невозможно.

– Какой смысл носить с собой тупой нож?!

– Элементарно, Ватсон! Если я кому-то буду им угрожать, никто же не будет выяснять, тупой он или нет. Никому даже и в голову это не придёт. А, если, ну-у... мало ли... отберут, и будут угрожать мне, то я точно знаю, что нож тупой и смогу вырваться. Маловероятно, что кто-то будет проверять остроту отнятого ножа.

– Зачем, вообще, носить с собой нож, если знать, что его могут отобрать?

– Для красоты! – ехидство в её голосе било через край. – Я же не бегаю с ним напоказ! Никто, кроме тебя, не знает. Это фактор неожиданности.

– Я помню! Карандаш подточить! Огурчик нарезать!

Он захохотал, откинувшись на спинку дивана. Движением пальцев закрыл нож и бросил его на диван.

– Ну, огурчик-то можно... – она озорно улыбалась.

– Ну, держись! – он схватил её на руки, – Я так понял, что ты уже подготовилась, морально? Приступим к тренировкам!

Он понёс её по комнате. Она обхватила его за шею двумя руками и сцепила их в замок.

– Не-ет, хитрюга. Не выйдет! Отпусти руки. Буду носить, пока не отпустишь.

– А, может, мне нравиться! И я хочу, чтобы ты подольше носил меня на руках! Это такой хитрый приём.

– Даже не удивлюсь, если это была очередная лисья уловка! – он сделал круг по комнате и пошёл в спальню. Ту, что с окном. Закрыл ногой дверь, и там стало почти темно. Лишь тонкий лучик света пробивался через оставшуюся щель. Он остановился и стал её целовать. Прошептал:

– Отпусти руки, я же поклялся...

Она слегка ослабила захват. Потом совсем отпустила руку. Как и раньше, от его поцелуев её охватило словно пламенем. Он положил её на кровать и лёг рядом. Одной рукой он приподнял ей голову, второй расстегнул заколку и раскрутил косу. Ласково провёл пальцами по животу. Он целовал её и раздевал, она почти не замечала его действий, вся отдавшись новым для неё ощущениям. Он отпустил её, буквально, на несколько секунд, снимая рубашку. Потом опять обнял. Приподнял и вытащил покрывало, швырнув его позади на пол. Потом откинул одеяло к стене. Взял её руку и положил к себе на плечи. Она погладила его по спине, ниже, ниже... Обнаружила, что он полностью раздет. На мгновение ей стало немножко страшно, но она мысленно махнула на всё рукой. Она, ведь, уже большая, в смысле, взрослая... Хватит мучить человека. Тем более, пока всё это очень приятно.

Он уже расстегнул лифчик и снимал его. Поцеловал грудь, прижал губами сосок. Её словно током пронзило до самых пальцев ног. Она выгнулась, желая прижаться к его коже, продлить ласку. Внизу живота вдруг всё сжалось, стало жарко. Её дыхание участилось. Он ласково провёл рукой по животу, ниже... Содрогнулась всем телом, и эти ощущения резко усилились. Она осознала, что лежит полностью обнажённая и тут же забыла об этом. Не замечая, что шепчет:

– Да... да...

Он ласково провёл губами по её животу, вернулся к груди. Она выгибалась и стонала. Нежно раздвинул ей ноги. Она подчинилась, почти не отдавая себе отчёта, что происходит. Замечая только волны наслаждения, расходившиеся от его пальцев там, внизу. Он навис над ней, опираясь на руку. Она достигла наивысшей точки удовольствия и попыталась остановить его руку...

И он вошёл в неё. Теперь они оба тяжело дышали. Его толчки усилились. Вдруг он остановился и отодвинулся. Вскоре продолжил, через несколько секунд ей стало больно, она попыталась вывернутся, но он удержал её под собой. Прошептал:

– Нет-нет, малыш, только не сейчас! Ещё чуть-чуть! – задрожал и содрогнулся всем телом, застонал сквозь зубы.

От его дрожи на неё опять накатило возбуждение, она выгнулась и тоже застонала. Его толчки стали чаще и короче, он навалился на секунду всем весом и тут же лёг рядом. Она мгновенно повернулась к нему. Он вздрогнул всем телом, прижал её к себе, не позволяя двинуться. Его сердце билось так, что она чувствовала его всем телом. Минуту спустя он отпустил её и стал нежно целовать губы, висок, потёрся ласково, прижал её голову к своей груди. Лег на спину. Её возбуждение тоже стало ослабевать. Она поёжилась. Он тут же перегнулся через неё, расправил одеяло и укрыл. Отвернулся ненадолго и опять обнял поверх одеяла.

Через несколько минут она совсем успокоилась.

– Мне надо в душ.

– Тебя отнести?

– Нет. Сама, – она встала на коленки и перелезла через него.

Подобрала с пола покрывало, завернулась в него, как в мантию, и открыла дверь. Глаза отвыкли от света, она сощурилась. Её немножко качало. Она постояла в дверях и направилась в ванную. Включила свет, закрыла задвижку, открыла воду, регулируя температуру. Глянула в зеркало. Пригладила выбившиеся из косы волосы, заплела распустившийся кончик. Закрутила в узел, чтобы не намочить. Залезла в ванну. Комната была отделана кафелем цвета морской волны. Задёрнула шторку в тон стенам, с силуэтами дельфинов. Посмотрела вниз. На внутренней стороне бёдер были бурые разводы. Она не чувствовала по этому никаких эмоций. Смыла всё водой. Ей захотелось спать. Она выключила душ, оглянулась в поисках полотенца. Нашла, вытерлась. Заметила на ткани бурую полоску. Пришлось опять включать воду и застирывать. Пока этим занималась, замёрзла. Её начала бить дрожь. Завернулась в покрывало и отодвинула шпингалет.

Борис, одетый в синий махровый халат, стоял на входе в зал, прислонившись к косяку. Тревожно вгляделся, присел, обнял. Она вздохнула, прижалась. В этот момент её опять пронзила крупная дрожь. Он заглянул ей в глаза. Она попыталась улыбнуться, но вышло несколько криво:

– З-за-ам-мёрз-з-ла! – высвободилась и пошла в спальню.

Он пошел за ней в комнату. Потом вернулся, выключил везде свет. Залез под одеяло, обнял, прижал к себе спиной, согревая. Шепнул:

– Ледышка! Сейчас согрею.

Через несколько минут она согрелась, и ей стало жарко. Его рука потяжелела. Она шевельнулась, он опять прижал её к себе. Она опять замерла, боясь разбудить. От каждого его движения её словно пронзал слабый электрический разряд. Она лежала, не в силах заснуть. Несколько раз она пыталась выползти из-под его руки, но каждый раз он притягивал её обратно к себе. В последний раз, вообще, застонал и сказал что-то вроде: – "Где вертолёты..." – дальше она не разобрала. После этого она оставила попытки высвободиться.

За окном посерело. "Наверное, восьмой час. Хорошо, что воскресенье. Ладно, вечером пораньше лягу..." Дыхание Бориса стало бесшумным. Он прижал её к себе.

– Не спишь?

– Нет.

– Давно?

– Угу, – она потянулась и легла на спину.

Он приподнялся на руке, смотря ей в глаза.

– А говорила – утром любишь поспать!

– Что-то не спится.

– Кофе будешь?

– Я чёрный не пью. Только с молоком. Или чай.

– Молока, точно, нет. Только сгущёнка.

– Сойдёт!

– Пойду, сделаю. Может, ты и растворимый пьёшь?

– О! Тогда, лучше растворимый. Со сгущёнкой.

Он вылез из-под одеяла, поднял с пола халат, накинул и вышёл из комнаты. Любаша полежала чуть-чуть, тоже оделась и пошла на кухню. Там никого не было. Чайник ещё не закипел. В ванной шумела вода. Через минуту всё стихло. Борис вошёл в кухню.

– Встала? А я хотел тебе кофе в постель принести...

– Эх! Такой шанс упустила! – Любаша встала, собираясь пойти в ванную.

– У тебя ещё будет возможность поймать его! – он стоял в дверях, опершись рукой о косяк, – Если останешься...

– Какое заманчивое предложение!

Любаша пролезла в оставленный им узкий проходик и пошла по коридору. Оглянулась:

– Пойду, всё-таки, сначала умоюсь.

– На полочке новая зубная щётка.

Кивнула. В ванной она обнаружила, что если не закрыть задвижку, то дверь тут же открывалась настежь сама собой. После третьей попытки заставить дверь оставаться закрытой просто так, она мысленно махнула рукой и задвинула шпингалет.

Они сидели на кухне, и пили кофе. Оказалось, Борис тоже предпочитал растворимый и со сгущёнкой. Любаша глянула на часы, висевшие на стене.

– А когда твоя бабушка приходит?

– Сегодня её не будет. Собиралась к подруге. Наверное, сразу с дежурства поедет.

Любаша задумалась о таком совпадении. Хотя, какое, к чертям, совпадение! Сама же в начале недели намекнула о пустой общаге. Может, она и не думала о подобном, но... Среди них двоих, есть, кому додумывать намёки. Все они, мужики, одинаковые! Думают только об одном! Конечно, против правды не попрёшь, занятие это, действительно, приятное.

После кофе она взбодрилась. Спать расхотелось. Пожалуй, до вечера она выдержит. А за ночь выспится! "Ой! Ещё надо будет позвонить! В квартире, конечно, есть телефон, но к нему прилагается пара аналитических ушей. Нет, уж! Надо с почты, или ещё откуда-нибудь. Значит, надо спланировать погулять..."

– О чём задумалась?

– Планирую свою жизнь на сегодняшний день.

– И как?

– До обеда распланировала.

– И что первым пунктом?

– Первого пока нет. Только последний, и перед ним.

– Как это?

– Ну, последний – лечь спать! Перед ним – пообедать.

– А между?

– Всё! Я никогда не планирую подробно. Только самое основное.

– Отличный план!

– Главное, легко выполнимый! Осталось только начало...

– А завтрак у тебя в плане будет?

– Такие незначительные подробности план не учитывает. Можешь пока позавтракать.

– А ты?

– Не-а. Я уже кофе напилась. Всё. До обеда с едой покончено! Завтракай, и пойдём гулять.

– Так рано? Ещё восьми нет!

– Ты не хочешь так рано есть, или гулять?

– Гулять. Я видел, на Кузнецком Мосту открылась выставка. Можно сходить.

– Отлично! Это и будет первым пунктом плана. Пошли! – она вскочила со стула.

– Эй-эй! Не спеши. Она с десяти. А зачем тебе в плане столько пунктов? Тогда уж оставь один, ещё удобнее и выполнимее. Например, вечером лечь спать!

Она села обратно на стул. "Что, решил довести мою идею с планом до абсурда? Ну-ну! Попробуй!" Любаша сделала вид, что всёрьёз задумалась. Покачала отрицательно головой.

– Нельзя! Тогда это будет уже не план, а лозунг. Как у Ленина, помнишь? "Учиться, учиться и ещё раз учиться..."

– Ах, вот у кого ты училась составлять планы...

– В учителя надо выбирать не кого попало. Ты завтракать собираешься? Нам ещё в общагу заходить! – Любаша встала и направилась в ванну, – Я пошла красоту наводить.

– Ты и так красивая!

– Это я пока нечёсаная, а представляешь, расчешусь, заплетусь... Буду вообще, неотразима!

Выставка на Кузнецком мосту называлась «Гюнтер Юккер. Гвозди»

– Откуда ты узнал, что тут выставка?

– Я раньше здесь рядом работал. И недавно был. Увидел, когда мимо шёл.

Они зашли в павильон. По нескольким телевизорам одновременно показывался фильм. Немолодой мужчина забивал гвозди. Вокруг стоял неумолчный стук молотка. Любаша такого не ожидала. Картины, скульптуры из гвоздей. Особенно её поразила одна – на столике стоял старинный телевизор, наверное, из первых выпусков. С торчащими гвоздями с одной стороны. Гвозди так же спускались на ножку столика. Издали это напоминало мох. Любаша долго стояла и рассматривала её, под ставший уже привычным, стук молотка.

Покружила ещё по залу. Фотографировать, кстати, здесь было можно, и она извела почти полплёнки. Не то чтобы ей так понравились всё эти гвоздичные панно и картины, издали напоминающие застывшие вихри. Она снимала, чтобы показать потом девчонкам. А заодно пыталась поймать в кадр Дубровского. Пару раз ей удалось сфотографировать его со спины, стоящим у картины. Но лишь он замечал направленный на него объектив, сразу же выходил из кадра. Она улыбалась и кивала, словно этого и хотела. Говорить под этот стук было невозможно.

Потом отдала фотик ему и встала возле телевизора, ощетинившегося железным мхом. Он щелкнул затвором, неслышным в этом шуме. Кивнула и показала пальцем на своё место. Борис отрицательно покачал головой. Пожала плечами, словно ей было всё равно. 'Не прокатило... Ладно, ещё не вечер! Узнать бы у Лео, может и спина сойдёт?'

– Ну, как? Понравилось? – спросил Борис, когда они вышли на улицу.

– Очень необычно! Никогда бы не подумала, что гвозди можно использовать, как материал для скульптур. Я привыкла к более практическому,– она хихикнула и процитировала разными голосами, имитируя мужской и детский, – "Какой гвоздь мы здесь видим? – Мы видим большой гвоздь? – Неправильно! – Толстый гвоздь? – Нет! Мы видим наполовину вбитый гвоздь!"

Борис улыбнулся.

– Сама сочинила?

– Не-е! Я такое не умею. Вспомнила один капустник в театре. Сценку из жизни школы. Парень у нас был. Это он сочинил. Очень талантливый! И юморист от бога. На любые темы шутил так, что мы потом по полгода над его шутками ржали...

– А сейчас он где?

– Работает преподавателем.

– В твоём институте?

Любаша отрицательно помотала головой.

– Там же, где и я. В нашем техникуме. Кстати, это он про меня директору рассказал. Чтобы меня туда взяли. И в Москву меня погнали по его рекомендации.

– Оригинальное определение поездки в Москву. "Погнали!" Первый раз вижу человека, которого погнали... в Москву!

– Да если бы меня бабушка не уговорила, я добровольно никогда бы не согласилась!

– Молодец твоя бабушка!

– Наверное. Сказала, такой шанс тебе больше может не выпасть. Посмотреть Москву. Приказала ехать. Я не посмела отказаться. Я её очень люблю.

– Это же Москва! Все сюда стремятся.

– Не спорю. Я в девятом классе ездила в Москву на экскурсию, на денёк. Вполне достаточно. Больше я сюда не хотела.

– Ни разу не встречал людей, которые не хотели бы в Москву.

– Потому что сюда как раз и едут только те, кто хотел. Им-то, конечно, здесь нравиться. А такие, как я остаются дома! Вот тебе они и не встречаются! У меня подруга, вообще, мечтала уехать в глухую деревню. Теперь живёт там спокойненько и горя не знает!

– А ты о чём мечтаешь?

– Уехать в Новосибирск! – буркнула она, отвернувшись к плечу.

Как всегда, когда она подумала о доме, настроение упало до нуля. Ей совершенно не хотелось портить их прогулку, но некоторое время она ничего не могла с собой поделать. И окружающая действительность только усиливала её тоску. "Хоть бы ёлочка какая-нибудь встретилась! Чтобы отвлечься..."

Они шли по улице, и вокруг была старинная Москва. На углу перекрёстка высилось огромное современное здание. Дубровский остановился на противоположной стороне от него.

– Вот здесь я когда-то работал.

Вся Любашина грусть-тоска мгновенно улетучилась. Она рассматривала громадный куб из стекла и бетона, потом перевела взгляд на Бориса. Он смотрел на неё. Она шёпотом сказала:

– Ого! Какое огромное! И, что? Всем известно, что это такое? Или это большой-большой секрет?

– Почему секрет? У входа есть табличка, можем подойти, почитаешь, – он тоже понизил голос.

– Давай! – ей было одновременно и страшно, и любопытно.

Они перешли дорогу и прогулочным шагом прошли мимо входа. Золотые буквы на красном фоне. Любашу охватило какое-то странное чувство. Словно идёшь мимо спящего льва и понимаешь вдруг, что он вовсе не спит. Просто закрыл глаза. И может их открыть в любую секунду. Ей жутко захотелось умчаться, не оглядываясь. "Я слишком много читаю всякой детективной фигни! Вот и придумываю себе что попало!"

Зато её мрачное настроение развеялось без следа. Они прошли мимо. Никто не выскочил из монументальных дверей. "Д'Артаньян оглянулся и весело посмотрел на Бастилию!" Она тоже оглянулась. Ей стало весело. Редкие прохожие шли мимо, словно это был самый обычный дом.

Они вышли на площадь. Она увидела магазин "Детский Мир". Оказывается, она здесь уже была. Узнала памятник в центре. Борис сказал задумчиво, с двусмысленной интонацией:

– Была раньше на Лубянке?

Любаша ответила так же:

– Один раз была,– она показала на магазин и добавила, хитро глядя на него, – Вон там. С папой!

– В девятом классе?

– Пару месяцев назад.

– К тебе папа приезжал?

– Не совсем ко мне. В командировку, на неделю. Все выходные бегали по магазинам. Было весело.

– Сейчас туда не хочешь? Можем зайти.

– Я в магазины не хожу просто так, без цели.

– Интересно, какая должна быть цель? Это и есть цель – ходить по магазинам.

– Ходить по магазинам просто так, то же самое, что пить водку, чтобы напиться.

– Да половина людей ходит по магазинам просто так!

– Не просто так! Они ищут нужные вещи. Мы тогда искали Кубик Рубика. А тебе надо в "Детский мир"? – он покачал отрицательно головой, – И мне не надо. Пошли дальше.

Впереди показалась Кремлёвская стена. Любаша узнала местность. Они шли к Арбату. Время давно перевалило за полдень. "Наверняка, идём в его любимое кафе. Если уже мне есть охота..." Но, к удивлению Любаши, они прошли мимо. Она проводила взглядом знакомую дверь. Вздохнула.

– Уже рядом, потерпи, – он словно мысли её читал.

– А куда мы идём?

– Здесь, рядом, ресторан "Русская кухня". Я там был несколько раз, мне понравилось. Там очень хорошо готовят.

– Проверим. Пока, лучшая кухня в Москве мне встретилась только в "Ярославском".

– Привокзальный кабак?

– Ну и что? В тот раз там было нормально.

– Хорошо. В следующий раз пойдём туда.

– Да нет! Я просто так! Похвасталась.

Они подошли к ресторанчику. Внутри всё было оформлено "под старину". Народ был, но немного. Она почитала меню. Рыбу она заказывать не рискнула, чёрт его знает, сколько эта рыба путешествовала, пока попала в ресторан. Мясо? Названия блюд ей ничего не говорили. Кроме пельменей.

– Давай, советуй, эксперт! Что здесь самое вкусное? А лучше сам закажи. Только первое не надо. Салат и второе. И попить что-нибудь.

– Доверяешь? – посмотрел на неё, она кивнула. – Медовуху будешь?

– Это та же бражка! Не-е! От неё потом ноги не идут. Лучше морс.

– Ничем тебя не удивить!

– Забыл, в каком институте я училась? Наши постоянно в общагу привозили. И медовуху, и бражку... Там же деревенские, в основном, учатся. И пасеки собственные у многих. И самогон гонят...

В принципе, еда Любаше понравилась. Всё, что ей принесли. После ресторана они гуляли по Арбату, Любаша разглядывала картины, расставленные прямо на тротуаре. Пейзажи, космические виды неведомых планет, черти и дьяволы среди языков пламени. Даже были лошади, кошки и собаки. Ей нравилось всё, что было талантливо нарисовано. Кое-что она уже видела, и давно тайно сфотографировала. Многие художники не разрешали снимать, опасаясь, видимо, плагиата. Один дедушка узнал её и поздоровался. Она как-то, в ноябре, долго разговаривала с ним о его картинах. Восхищалась ими. Они раскланялись. Борис как-то странно на неё покосился.

Часа в три Любаша вспомнила, что ей надо позвонить. Телефонов ей на глаза не попадалось. "Пора двигать к дому. Там почта. Заодно домой звякну".

– Ты не устал? – начала она, по привычке, издалека.

– Нагулялась?

– Да! Мне надо бы ещё на почту зайти, домой позвонить. До четырёх.

– Домой, так домой. Поехали.

От метро они доехали на автобусе сразу до почты. Дома никто не брал трубку. «Наверно, ушли куда-нибудь. Ладно, завтра позвоню!» Она перешла из кабинки к городскому телефону. У Саши в музее тоже телефон не отвечал. Вышла, не зная, что и думать. Борис понял, что она не дозвонилась.

– Может, позже попробуешь? Позвонишь с моего телефона.

Любаша помотала головой.

– Ерунда, завтра позвоню, – она вздохнула, больше переживая, что Саша не взял трубку.

Они проходили мимо овощного магазинчика. Ей вдруг захотелось яблок. Здесь, в Москве, в магазинах постоянно продавались всякие фрукты. Апельсины, бананы, яблоки. Даже свежие помидоры. Среди зимы!

– У тебя дома яблоки есть?

– Нет.

– Давай, купим!

– Давай, – он пожал плечами и свернул к магазину, открыл перед ней дверь, – Ты любишь яблоки?

– Люблю. Я все фрукты люблю.

Они зашли, и она стала рассматривать витрину. Глаза разбегались! Яблоки лежали грудами на подносах – и зелёные, и желтые, и красные!

– Два килограмма вот этих яблок, пожалуйста! – выбрала красные, протянула деньги продавщице.

Они вышли на улицу. Дубровский забрал у неё пакет с яблоками и взял её под руку. Она высвободилась и сама взяла его под руку. Они, молча, шли по улице. Вокруг высились обычные пятиэтажки, такие же, как в Новосибирске и Любаше представилось, что она идёт по родному городу. Миг, и наваждение рассеялось.

Она незаметно вздохнула. "Нет, он не согласится. А я не смогу остаться здесь. Что я творю... У нас нет будущего... О чём я думала, когда сказала, что он мне нравиться? Ни о чём! Вообще, башкой не думала!" Она тряхнула головой, отгоняя мрачную перспективу. "Вот и дальше продолжай в том же духе! Хватит заранее вешаться!" Улыбнулась своим мыслям. Подняла взгляд. Они подходили к подъезду.

Когда они поднимались по лестнице, ей пришла в голову мысль. "А что о нас думает он? Неизвестно! Спрашивать мне страшно. Но можно взглянуть со стороны, как наблюдатель. Оценивать только поступки, как будто я не понимаю язык. Словно, я учёный с другой планеты и наблюдаю за жизнью землян..." Она не успела додумать. Они зашли в квартиру. Сразу появилась куча дел, и она отвлеклась от своих печалей.