Текст книги "Москва. Чугунные ворота... Год Дракона (СИ)"

Автор книги: Дорис Этендю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Этендю Дорис
Москва. Чугунные ворота... Год Дракона

Москва, Чугунные Ворота...

Год Дракона

*1*

Любаша резвым кошачьим галопом мчалась в фотолабораторию. Ту, что на Пионерском пруду, торопясь успеть до закрытия. По субботам она закрывалась рано, в 16 часов. Если опоздать, то придётся ждать до понедельника, а это будет невыносимо! Там же плёнки из Пушкинского музея, которые она снимала «из-под полы», несмотря на слежку всех бабушек-смотрительниц и вывешенные таблички «Фотографирование запрещено!»

Пока Ленусик стояла на "стрёме", следя за передвижением очередной старушки, Любаша фотографировала. И старинные иконы, и огромные портреты царей на конях, и полотна Рубенса. Хотя, Рубенс, скорее всего, не получился! Окна были далеко, освещение слабое, а пользоваться вспышкой она не рискнула – сто процентов, их бы засекли.

Куча разных других плёнок. Но все надо посмотреть срочно! Ещё одна плёнка была из музея коневодства, там не запрещали снимать и было достаточно светло. А на крыльце они всей группой решили сфотаться на память возле скульптуры лошади. С её любимым преподавателем Бобылёвым, да, да, тем самым, автором учебника "Коневодство". Плёнка у Любаши была для слайдов, поэтому пришлось сделать кучу кадров, по числу всех. Она нарежет слайды, вставит их в рамочки и раздаст. Работа долгая, кропотливая, как раз займёт окончание субботнего вечера.

Неподалёку остановилась белая "Волга". Из неё вылезла дамочка, стройная, в бежевом пальто и юркнула перед ней в дверь. На голове белая шаль, концы свободно перекинуты назад, смотрится очень элегантно. Ольга Сёмина тоже так носила. Любаша печально вздохнула, вспомнив подругу. Потом задумалась о более насущном. Придётся стоять в очереди, а время уже без десяти. Хоть бы успеть! Если сидит та тётка, то она встанет и уйдёт ровно в четыре ноль-ноль. Хоть умоляй, хоть плачь, ничего не выйдет! Эти москвичи никого не жалеют, время вышло – "до свиданья!" Хоть бы не она...

Ура! На выдаче сидела знакомая девчонка. Любашка познакомилась с ней ещё в сентябре, поболтала. Та тоже была любительницей слайдов. Звали её Наташа, обаятельная фигуристая пышечка. Наташа не поступила осенью в художественный институт, а домой, в Курган, решила не уезжать. Пока что, работала здесь и ходила на десятимесячные курсы. Рассчитывала в этом году всё-таки прорваться через конкурс. Любаша встала в хвост очереди из трёх человек. Перед ней стояла дамочка, заскочившая в дверь перед самым Любашкиным носом. Даже обидно! Она мчалась сломя голову, а эта, перед ней, просто вылезла из машины! Нечестно!

Наталья заметила Любашу и улыбнулась. В это время крупный толстый мужчина, уже получивший плёнки и просматривавший их на специальном экранчике, неловко повернулся и свалил это приспособление на пол. Все оглянулись, Наташа выскочила из-за стойки и побежала поднимать аппарат. В спешке, протискиваясь мимо стеллажа с заказами, она его немножко задела. Каждый заказ лежал в отдельном лоточке, и, от движения стеллажа, некоторые верхние свалились на нижние, а какие-то, даже, посыпались на пол. Наташа подняла проектор и вернулась подбирать раскатившиеся рулончики.

А время-то идёт! Хотя, Наташа вряд ли её прогонит. А вот дамочка занервничала, топнула ногой, тихо пробурчала что-то вроде: – "Коровы косорукие, понаехали!" и забарабанила холёными пальцами по стойке. Наконец, Наташа вернулась на место и стала выдавать заказ парню. Дальше – дамочке. Та получила кучку плёнок, завёрнутых в бумажки, к ним такую же кучку кассет. Любашка машинально отметила, что у дамочки только чёрно-белые плёнки. Дама сгребла всё в раскрытую сумочку и бегом вылетела на улицу. Покрасневшая и расстроенная Наташа взяла Любашкину квитанцию. Любаша сочувственно сказала:

– Ой, да не расстраивайся! Всяко бывает! Примешь на проявку?

– Давай!

– Я тоже постоянно чувствую себя изгоем. В магазин заходишь, бабульки в очереди тоже частенько шипят: – "Лимита!" Хотя, и сами – не всегда москвички. У нас, в Кузьминках, коренных москвичей мало.

– Они нас любые ненавидят! – Наташа, тем временем выписала квитанцию и забрала кассеты на проявку.

Теперь выкладывала рулончики уже проявленных плёнок на стойку. Одна из них скатилась на пол, подпрыгнула и резво ускакала под стеллаж. Любашка кинулась за ней, наклонилась и увидела в полумраке закатившуюся плёнку. Подняла:

– Нашла!

Не глядя, сунула в карман, потом сложила в пакет остальные, распрощалась и вышла. Часы показывали семь минут пятого. На пруду плавали лебеди. Лебеди смотрелись очень красиво, в последних закатных лучах солнца, на чёрной воде, в обрамлении лежащих по берегам сугробов. Не удержавшись, Любаша вытащила из-за пазухи фотоаппарат и принялась снимать. Минут через пятнадцать прошла Наташа под руку с каким-то парнем, помахала ей рукой.

Подошла старушка и, найдя в Любаше благодарного слушателя, стала рассказывать, что лебеди здесь зимуют много лет, и их специально подкармливает городская служба. Что раньше здесь было несколько прудов, потом часть объединили в один и переименовали. Остальные засыпали.

– Пруды никогда не полностью замерзали, их питали тёплые ключи. Да и теперь тоже.

– А как раньше они назывались? – Любаше было интересно, а бабулька, явно, была местным старожилом.

– Патриаршими.

– Те самые!? – она прекрасно помнила "Мастера и Маргариту".

– Да, те самые, – старушка печально улыбнулась.

– Зря их переименовали! Это же какая достопримечательность! А так, никто не знает. Жалко!

– Кому интересно, все знают. Столько народу бывает, удивишься!

Любашка с удовольствием поболтала бы ещё, но на улице заметно стемнело, зажглись фонари, и она заторопилась, у неё ещё были дела, но бабушке она сказала, ей пора что домой. Бабулька одобрила:

– Конечно! Беги, уж поздно!

Любаша не стала разуверять её, что ещё и пяти нет, и собралась попрощаться. Случайно взгляд упал на дверь лаборатории: там кто-то стоял. Любопытно вгляделась и узнала ту женщину, что меньше часа назад стояла в очереди перед ней. Дама дёргала ручку двери. Безрезультатно. Потом она стала читать расписание работы, пнула ногой дверь и пошла в сторону Любаши.

Проходя мимо, мельком глянула на них с бабушкой. Любашку она, явно, не узнала, ведь она стояла впереди. А Любаша – сзади, поэтому хорошо запомнила её спину. По спине и признала. А теперь рассмотрела и лицо. Дама была очень красива. Шаль сползла с головы. Рыжеватые, в свете фонарей, волосы волнами рассыпаны по плечам. Дама была сильно расстроена. Любаша попрощалась со своей собеседницей и пошла следом. Не специально, а так получилось.

В метро они сели в один поезд, но дамочка вышла раньше. Любаша поехала дальше. Ей ещё надо было к своему учителю по айкидо, в княжеский дом-музей, недалеко от Комсомольской площади. Музей закрывался в пять, сотрудники уходили в полшестого. Саша ждал её к шести. В общагу она собиралась вернуться до девяти – сегодня дежурила Цербер. Общаговское прозвище одной из вахтёрш, Таисии Игоревны. Свято блюдя порядок в общежитии, после девяти вечера всех входящих студентов она заставляла писать объяснительные. Хоть они и подружились с ней после известных событий, но рисковать, проверяя расположение вахтёрши, Любашке что-то не хотелось.

Вернувшись вечером, она села просматривать плёнки. Не хватало одной, той, что с Ваганьковского кладбища. Она расстроилась, ведь там было реальное доказательство приключившейся с ней тогда, в начале октября, истории.

Она знала, что на этом кладбище была могила Высоцкого, и недавно ему там был установлен памятник. Горячая поклонница знаменитого барда, она решила непременно посмотреть, сфотать и почтить память, естественно.

Приехав туда, она зашла на территорию и стала разыскивать памятник. И... заблудилась! Ну, не то чтобы совсем заблудилась, у дорожек был небольшой уклон. Солнце, хоть и низко, но ещё виднелось, просвечивая сквозь полуоблетевшие деревья. Дорогу к воротам она бы нашла без проблем, а вот с могилой Высоцкого проблемы были. Она не находилась. Заметив служителя, невысокого мужичка в рабочей спецовке и с метлой, она решила, так сказать, "проконсультироваться у специалиста".

– Здравствуйте! Пожалуйста, подскажите, где здесь памятник Высоцкому!

– А! Добрый вечер, девушка! Могила Высоцкого? Вы её давно прошли, она недалеко от входа. Первый раз здесь?

– Ага! Я, вообще, первый раз на кладбище! Здесь столько красивых памятников!

– Да! Только это называется не памятники, а надгробия. Кладбище очень старое, здесь много ещё дореволюционных могил. А Вы знаете, здесь есть малоизвестная скульптура знаменитого Кони!

– Нет! Я ничего не знаю! – Любашка хихикнула, – Я же говорю, на кладбищах я впервые!

– О! Хотите я покажу. Об этой скульптуре мало кому известно! Она здесь, недалеко!

Слово "Кони" произвело на Любашку магическое действие. Она даже не сообразила, что это фамилия и сначала думала, что ей покажут скульптуру лошади. Она пошла вслед за мужичком. Он болтал, не переставая.

– Этот скульптор очень знаменит, его работы стоили огромных денег. И вот, однажды, у его хорошей знакомой трагически погиб сын – десятиклассник. Он утонул, купаясь в реке. Мать очень горевала, а Кони её любил, по слухам. Он сделал ей бесплатно надгробие – скульптуру из мрамора. Символ скорби матери о погибшем сыне. Лебедь обнимает своего мёртвого лебедёнка. Где-то здесь. Я ещё помню, как она раньше приходила частенько, ухаживала за могилой. Сейчас уже нет, никто не приходит. Сюда! Вот она!

Любаша остановилась, поражённая! Белая мраморная лебедь обнимала крылом своего маленького мёртвого лебедёнка. Его головка безвольно лежала на сгибе её крыла. Второе её крыло было полураскрыто и приподнято. Движения были переданы с изумительным реализмом. Казалось, в следующий миг лебедь продолжит взмах своего крыла, поднимет голову и закричит от горя! Это было так красиво, так трогательно! И, невероятно талантливо.

Она немедленно схватилась за фотоаппарат... Потом он показал ей еще одну старинную могилу с Ангелом, уверяя, что это похоронена княгиня, и, даже, назвал фамилию, но княгини Любашу не особо интересовали, и она пропустила её мимо ушей. Вскоре они вышли обратно на аллею. Она горячо поблагодарила дядечку за интересную экскурсию и спросила разрешения рассказать об этом друзьям. Он с удовольствием позволил. Потом объяснил ей дорогу к Высоцкому, и они распрощались. Слайды в тот раз не получились, было слишком мало света. Эту историю она рассказала вечером в общаге и сблатовала Ленуську позже съездить посмотреть. Собрались они только через месяц.

На этот раз слайды были сделаны днём, при хорошем освещении. И всё должно было отлично получиться! И, вот, теперь исчезла сама плёнка. Какое-то заколдованное место. "Ой! Вот беспамятная, она, наверняка, в кармане куртки!"

Любашка кинулась в шкаф. "Есть! Оп-па! Это не её плёнка! Черно-белая! Негатив! Какие-то тексты. Блин! Значит, её пленка так и осталась валяться под стеллажом. Надо Наташе позвонить!" У Любашки вроде бы был телефон лаборатории, на квитанции. "Ага, точно! Чёрт! Только в понедельник. Увы!"

Доделав слайды, расстроенная Любаша завалилась спать. На завтра она распланировала кучу дел, но первым пунктом было "Выспаться!" В общаге она оставалась на выходные почти одна, никто её не отвлекал и уже в одиннадцать она "дрыхла без задних ног".

Разбудило её глухое «бум!» в окно. На улице уже рассвело. Она лежала, раздумывая, не почудилось ли ей, вдруг удар в окно повторился! Любаша вскочила и подбежала посмотреть. Внизу, на газоне, в своей лётчицкой куртке и джинсах, стоял Дубровский и уже замахивался очередным снежком. Увидев её, он выкинул снежок и призывно покрутил рукой, вызывая на улицу. Любашка глянула на часы: – ещё восьми нет! Не спится же некоторым. Хотя, честно говоря, обрадовалась. Тогда, в Новогоднюю ночь Дубровского уже в полвторого утра вызвали срочно в отдел, и между ними осталось много недосказанного. В том числе, они не успели договориться о новой встрече. Не считать же – «На днях, как с работой разгребусь!» – за точную дату?

За прошедшие дни Любаша много думала о нём и решила, что вряд ли стоит мечтать и строить какие-то планы. Он москвич, капитан милиции, красавец – блондин. Ясно же, что у таких, как он, поклонниц, как говорится, навалом и россыпью. А кто она? Обычная девушка, с точки зрения внешних данных. Конечно, не уродина. Симпатичная. Но, до королевы красоты ей, как до неба пешком! Студентка из Новосибирска.

Ну да, Новосибирск – огромный город в Сибири, третий в стране по площади, "второй Чикаго" по стремительности роста, но для многих здешних жителей это – провинция. И какого размера её родной "провинциальный городишко", им, вообще, наплевать. Кое-кто из них искренне считает, что Новосибирск находится на Новосибирских островах, почти на Северном полюсе. И все они думают, что мечта всей Любашкиной жизни – поселиться в Москве. Иначе, нафига она сюда приехала?! А она мечтает вернуться. В свой родной, любимый Новосибирск. И начать дело всей её жизни – создать конноспортивную школу. Вряд ли кто из этих москвичей её поймёт. И, уж точно, он ни за что не уедет с ней...

И вот, сюрприз! Интересно, почему он не зашёл в общагу, они же с Цербером друзья... А, забыла, пересмена же в восемь! Точно, вахтёры меняются, а он, наверное, не хочет светиться. Да и рановато по гостям ходить! Любашка помахала рукой. Дубровский повернулся боком и ещё энергичнее повторил свой жест. Любаша показала ладонь с растопыренными пальцами, сжала её и вновь раскрыла – пусть подождёт десять минут, она же не на пожар спешит. Хотя, заставлять долго ждать такого парня будет бо-ольшой ошибкой! Любаша помчалась в умывалку. "Да, уж! На "Плане дня", по всей видимости, придётся поставить крест. На первом пункте, уж, точно!"

Она уложилась в двенадцать минут. Понятно, без чая, и с минимальной «боевой раскраской» – помада и духи. Перед выходом глянула в окно – Борис маячил на противоположной стороне дороги. Запихнула под куртку фотик. Пулей пролетела лестницу и коридор и неторопясь вышла через вахту.

Дубровский уже стоял возле дверей – догадался, что она вот-вот выйдет. Улыбнулся ей радостно. Любаша почувствовала, как тает её решимость, а сердце начинает биться сильнее. "Вот так он их всех и охмуряет!" – подумалось и тут же забылось.

– Привет! Ты, наверное, не позавтракала?

– Привет! А, ерунда! Я всё равно, так рано никогда не ем! Если надо, могу, вообще, раз в день есть. Ты по делу или так просто?

– Ты мне не рада?

– Очень рада! Просто, не верю своим глазам!

– Тогда я приглашаю тебя на экскурсию! В Оружейную палату. Согласна?

– Ого! Ты ещё спрашиваешь! Конечно, согласна! Да туда простому смертному ни в жисть не попасть! Я с сентября пытаюсь записаться! Как тебе удалось?

– У меня там блат.

– Блат!?

– Жена брата там работает. Попросился посмотреть, она не отказала.

– Здорово! Но откуда ты знал, что я соглашусь? – Любаша лукаво улыбнулась, – А вдруг я там уже была?

– Предположил, что не была. Я в курсе, что туда не просто попасть. Раз у меня там свои работают, верно? Или мы бы пошли в другой музей.

– Да я и второй раз пошла бы! И, не только второй! Я и в Пушкинский музей несколько раз ходила, и в Третьяковку. Такие музеи за час-два не осмотришь.

– Точно, я тоже несколько раз там был. Но, сначала – позавтракаем, а? Ты, конечно, можешь и раз в день есть, – он оглядел её, – А я так не могу. Тем более, я с работы и оч-чень голодный!

Он взял её за руку и повёл к автобусной остановке. Любашку бросило в жар от его прикосновения. Всю дорогу он не выпускал её руку из своей. Уже в метро, на эскалаторе, когда ей пришлось пропускать идущих пассажиров, она на мгновение прижалась к его левому боку. И почувствовала что-то твёрдое. В толкучке поезда она незаметно провела пальчиком и определила – кобура. Вряд ли пустая! "Хм-хм! Он с оружием? Зачем?"

Они поехали в центр и зашли в кафе, то самое, где уже были в прошлый раз. Любаше очень хотелось расспросить Бориса про брата и, вообще, про всю его семью, но она не стала мешать своими вопросами завтраку. Сама она выпила чашку чая, чтобы не смущать парня. Есть она не хотела, но, не сидеть же просто так.

Экскурсия начиналась только в одиннадцать, они не спеша шли вдоль Кремля к главному входу. По дороге Дубровский строго-настрого запретил ей фотографировать. Она стала спорить, но он упёрся. И хотел отобрать фотоаппарат. Любашка вывернулась и отбежала с дорожки в снег.

– У тебя же блат! Я могу незаметно!

– Всё равно, нельзя! Иначе, нас выгонят! А мне не хочется человека подводить. Пообещай мне!

– Ладно, ладно! Обещаю.

– Мир? – он протянул ей руку.

– Мир! – она взяла его за руку и вылезла из неглубокого сугроба на тротуар.

Дубровский приобнял её и вдруг удивлённо наклонился к ней:

– У тебя что это в кармане?

– Нож, а что?

– У тебя с собой нож?!

– Да, и что? Он же перочинный! У меня он всегда с собой.

– Зачем?

– Мало ли, вдруг понадобится. Карандаш подточить, огурчик нарезать... – Любашка хихикнула, надеясь, что Борис оценит шутку.

Но он остановился и внимательно заглянул ей в глаза:

– Всегда?

– Ну да.

– Давно?

– Очень давно.

– Сколько?

Любашу поразил этот серьёзный взгляд его серых глаз, ставших вдруг такими холодными. Она не понимала, почему? И это непонимание стало её сердить. Дубровский продолжал пристально смотреть прямо в глаза:

– Сколько это – "давно"?

– Мм... Ну, э-э... Лет семь, где-то...

– С е м ь лет? – он удивлённо поднял бровь.

Любаша честно задумалась, подсчитывая поточнее:

– Может, восемь... Да, точно, восемь, уже чуть больше. Ещё с ипподрома привычка.

Дубровский тряхнул головой, словно отгоняя муху:

– Надо же! Ты не перестаёшь меня удивлять! Отправиться в музей с ножиком в кармане! Вместо сумочки с косметикой, она ходит с ножом! В с е г д а! – он взял её за руку и повёл дальше по дорожке.

– Хм! А что такого?! – Любаша сердито сощурила глаза, – На себя посмотри! Ему, значит, с пистолетом в музей ходить можно, а мне, с маленьким перочинным ножиком – нельзя!

Дубровский мгновенно развернул её к себе лицом и схватил за плечи:

– Когда заметила?

– Еще в метро.

– Какая наблюдательная! И промолчала?

– Ну, да. Может, ты на задании. А меня позвал для отвода глаз. Чтобы не привлекать внимания. Красивый парень, с девушкой, гуляют по музеям – совершенно обычная картина. Никто и не подумает, что это мент! Я же не против. Тем более что, попасть в Оружейную палату – моя давнишняя мечта. – Любаша пожала плечом, и Борис сразу же её отпустил, – Я бы и сейчас ничего не сказала, если б ты не привязался с этим ножом!

Дубровский заметил прозвучавшее в её голосе лёгкое раздражение. Взял её руку и накрыл второй рукой.

– Любаш! Прости! Мы же первый раз с тобой куда-то идём. Я просто подумал, что ты меня боишься и не доверяешь! – он погладил её руку и прижал к своей щеке, – Извини, пожалуйста!

От его ласки, Любашу, словно током пронзило и опять бросило в жар! В смущении, она опустила голову и отвернулась к плечу. Кивнула, не в силах хоть что-то сказать. "Он извиняется! Зачем? Похоже, я и так пойду за ним хоть в музей, хоть на край света! Чёрт! Надо взять себя в руки! О, боже, как он мне нравится! Не-ет! Надо что-то делать, а то, так можно и голову потерять!"

Она попыталась успокоиться и повернулась к Дубровскому. Он умоляюще смотрел на неё. Неужели, правда, она ему тоже нравится? "Ох, ничего хорошего из этого не выйдет. Зачем я согласилась? Ага! Откажешь такому, как же! А потом сиди весь день и думай – то ли локти кусать, то ли дурой себя обзывать!" Любаша улыбнулась и показала ему часы на запястье – правая рука была свободна:

– Мы не опоздаем?

Сколько было времени, она даже не заметила. Борис тут же вспомнил, куда и зачем они идут.

Любаша тайком перевела дух. Такое с ней было впервые. Парни в институте пытались лапать, конечно, но их прикосновения вызывали лишь раздражение. Она даже заслужила прозвище "Недотрога". Мальчишки специально и обнять пытались, и поцеловать, но получали только заслуженные оплеухи. Конечно, ничего такого, все в рамках. Да и за руки брали, но ей было наплевать! И в любви признавались, один даже с цветами на ипподром приезжал. Ей было их искренне жаль, она им так и говорила – "Мне жаль, но..." Сейчас всё было по-другому. А, может это просто из-за тоски? Одна, без друзей, в чужом городе... Любаша опять незаметно вздохнула своим мыслям.

Их встретила миловидная изящная женщина. Тепло поздоровалась с Борисом, потом с Любашей. Они познакомились. Ирина и была тем "блатом", благодаря которому они попали в самый закрытый музей Москвы – Оружейную палату. Ирина заметила, что Дубровский держит Любашку за руку, удивлённо вскинула брови и улыбнулась.

В зале проходила экскурсия для иностранцев. Неразличимая среди группы, переводчица повторяла пояснения экскурсовода. Кажется, на английском. Но, уверенности не было, в школе и институте Любаша изучала немецкий. Они обошли толпу туристов, чтобы быть поближе к экскурсоводу.

Теперь уже Любаша тянула за собой Бориса, он, не сопротивляясь, шёл за ней. Ей было всё интересно! Переводчица повернулась к ней лицом и Любаша её мгновенно узнала! Это она, дама, пинавшая дверь в лабораторию! Правду говорят – как тесен мир! Любаша поспешила склониться над витриной с царским оружием, кажется, эта дамочка не обратила на неё внимание.

Экскурсовод пригласила всех в соседний зальчик. Слушатели, тихо топоча, пошли за ней. Любаша – тоже, но Дубровский её остановил. А переводчица обернулась и улыбнулась ей. "Узнала-таки! Вот зараза!" Любаша обернулась к Борису:

– За кем следим?

– Ни за кем! Успокойся. Мы пришли раньше, это ещё не наша экскурсия,– он улыбнулся.

– А-а. Хорошо. А то, меня узнали. Спалила бы тебя.

– Узнали?! Невероятно! Кто?

– Да, переводчица эта... Даже улыбнулась.

– Инга? Не ожидал, что вы знакомы.

– Не, мы не знакомы, а вы с ней, похоже, да? Я её вчера видела. На Патриарших, – Любашка решила щегольнуть новыми знаниями о столице.

– Да, я с ней знаком. Это подруга моей сестры. Вообще-то, она мне улыбалась. А ты как с ней пересеклась?

– Случайно. Она плёнки передо мной получала.

И Любашка вкратце рассказала о вчерашней встрече. И о чужой плёнке, найденной в кармане, вскользь упомянула. Мысли свои она, разумеется, не озвучивала. Только факты.

– Я подумала, что она меня, всё же, вспомнила. Я-то её сразу узнала, по спине, по одежде, а потом и в лицо запомнила. Я сегодня в той же одежде, вот и решила, что она меня по ней узнала. Что было бы очень удивительно. Обычно, меня не замечают и не запоминают.

– Я тебя сразу заметил! И запомнил! – Дубровский поймал Любашу в кольцо рук и нежно смотрел на неё.

Она упёрлась в него руками и хотела вывернуться, но на неё накатила какая-то слабость. И желание вырываться пропало. Даже, наоборот, захотелось прижаться к его груди и, чтобы он обнял и прижал к себе крепко-крепко. Она смотрела на него снизу вверх и чувствовала, как учащается её дыхание и сердце стучит быстро-быстро.

Она видела только его глаза. Эти серые глаза. Всё ближе. Ближе. Его шёпот:

– Я хочу тебя поцеловать!

Её шёпот:

– Ты меня скомпрометируешь! – она положила ладошки ему на плечи.

– Ерунда. Здесь никого нет...

– Там же экскурсия!

– Это иностранцы, они никому ничего не смогут сказать... – он наклонился к ней и чуть коснулся губами её губ.

Любаша ощутила такой мгновенный огонь во всём теле, словно внутри у неё взорвался вулкан, и лава растеклась по всем её жилкам! Она даже не догадывалась, что с ней такое возможно. Она вздрогнула всем телом и тихо ахнула. Дубровский тут же отстранился. Любашины руки скользнули ему на грудь и она ощутила, как бешено колотится его сердце! Он тяжело дышал и вопросительно смотрел на неё. Любаша улыбнулась удивленно.

– И всё?

Он обнял её, прижав к груди. Крепко-крепко. Как ей и хотелось. Прошептал:

– Ммм... Да-а. Ты права... Всё! Надо остановиться.

– Не-ет!

Любаша теперь чувствовала всем телом, как бьётся его сердце. Она трепыхнулась, но Борис не отпустил. Она подняла голову и посмотрела на него. Он смотрел куда-то вдаль. До неё дошло, что Борис тоже не ожидал от себя такой реакции. В душе поднялось ликование! "Да! Я ему тоже нравлюсь! На самом деле!" Прошептала:

– Что-то не так?

– Ты сводишь меня с ума!

– Я не специально!

– Я надеюсь!

– Ты первый начал! – она начала успокаиваться.

Дубровский разомкнул руки и выпустил её из объятий. Опять взял её за руку.

– Да, каюсь! – в его голосе совсем не слышалось раскаяния, скорее, наоборот, – Ты ещё хочешь что-нибудь здесь осмотреть?

– Ну... Что же делать... Придётся смотреть. Других вариантов, всё равно, нет? – она притворно вздохнула, Дубровский в ответ улыбнулся и хмыкнул.

Хитро подмигнув, Любаша вернулась к витрине с царским оружием, ведя за собой Дубровского. Она уже почти успокоилась, и ей стало смешно. Пошли, называется, в музей на экскурсию! Вдалеке послышались уверенные твёрдые шаги. "Как мы вовремя..." – подумала, разглядывая великолепный кинжал, с украшенной рубинами и алмазами рукоятью. Женский голос был звучный и слегка насмешливый:

– Привет, Боря! Похоже, тебя не на шутку увлекла наша коллекция оружия! Смотрю, ты не один!

– Привет.

Любаша стремительно обернулась. К ним приближалась высокая, эффектная блондинка, в строгом зелёном костюме, цокая каблуками по музейному паркету. Красивая. И очень похожая на Дубровского. Выглядела она ему почти ровней, но покровительственный тон сразу выдал старшую. В руке у неё была коричневая кожаная папка с бумагами.

– Будь другом, познакомь нас! Здравствуйте! – она слегка обозначила поклон для Любаши.

– Моя сестра, Алла Борисовна, заведующая этим музеем! – плавным жестом руки указал на неё Дубровский. Затем повторил жест в сторону Любашки, так и не выпустив её руку:

– Любовь Сергеевна! Мы оба не на шутку увлекаемся оружием! – она уловила едва заметный вызов в голосе Бориса.

Смущённая Любаша почувствовала, как загорелись её щёки:

– Здравствуйте, очень приятно, – она опустила глаза.

– Вы работаете вместе с моим братом, Любовь Сергеевна? – в голосе сестры оставалась насмешка.

Любашка понимала, что она не понравилась и догадывалась, почему. Как обычно, по одёжке встречают. Что ж, каков привет, таков ответ. Можно немного и подшутить, когда достают.

– Я не работаю, я ещё учусь.

Брови Аллы Борисовны слегка дёрнулись, на лице появилась понимающая гримаска, очень знакомая Любашке – "Конечно, нищая студентка, так и знала, понаехали и вешаются на красивого братца, в надежде остаться в Москве!".

– И где же?

"Мог бы, между прочим, и защитить её от своих родственников – промелькнула мысль о Дубровском, – А то, молчит, как рыба!"

Любаша слегка сощурила глаза. Придётся самой за себя постоять. Сестра или нет, но она не позволит к себе такого отношения.

– В Скрябинке, э-э... ммм... в Академии имени Скрябина.

Это было произнесено, словно бы, машинально, со случайной оговоркой. А, "Скрябинка" звучало почти как "Гнесинка", и навевало мысль о высокой музыкальной элите. В последнее время это была её любимая шутка. Испробованная неоднократно.

Все знали знаменитого композитора Скрябина, но, мало кто знал его однофамильца, ветеринара. Она на секунду замолчала, готовясь, на всякий случай к пренебрежительному: – "А-а, ветеринар!", но не дождалась. И продолжила:

– На факультете повышения квалификации. Первый курс, – и она чуть присела в лёгком театральном полупоклоне. И, даже, руку грациозно к сердцу поднесла.

Ещё в институте она репетировала этот жест, и он ей всегда удавался. Брови Аллы Борисовны ожидаемо поднялись. Любаша почувствовала себя отмщённой. Лишь бы Дубровский не испортил сюрпризец.

– Замечательно! – голос выдал удивление, – Боренька, мама просила передать, что всех ждут сегодня к четырём!

– Не обещаю, – голос Дубровского звучал безо всякого выражения, – Вряд ли. У нас были другие планы.

– Нет, пообещай мне! Это обязательно! – Алла Борисовна вдруг заметно разволновалась, попыталась построжиться, но получилось, скорее, просительно, – Никаких отказов! Чтобы к четырём, как штык! Папа тоже просил!

Видимо, просьба отца была чем-то необычным, потому что Дубровский слегка наклонился к сестре и ядовито спросил:

– Откуда они узнали, что мы здесь?

– Я сказала! – из голоса сестры совершенно исчезли командные нотки, она жалобно смотрела на брата.

– Что вдруг за необходимость такая случилась – им звонить? А ты откуда? Инга доложила? Когда разболтать успела?! И, вообще, у неё же сегодня выходной? Чего это она припёрлась?

Высокомерие Аллы Борисовны пропало, она стала выглядеть такой беззащитной, и Любашке даже стало её немного жалко.

– Да, Инга! И совершенно правильно сделала! Не ругай её! Я попросила её сегодня выйти – у Светы Наденька заболела. Любовь Сергеевна! – она перевела просящий взгляд на Любашу, – Мы вас ждём сегодня к нам. Пожалуйста, уговорите его не...

– Нет! Не разговаривай с ней! – Дубровский чуть ли не бегом потащил Любашу к выходу. Она непонимающе оглянулась назад и успела заметить довольную улыбку Аллы.

На улице ярко светило солнышко. Куранты пробили одиннадцать раз. Любашка глянула на часики – точно идут, надо же! Дубровский так и вёл её за руку. Шёл в задумчивом молчании, глядя перед собой. Любаше тоже, было о чём подумать.

Да, с одной стороны, поход в оружейную палату был неудачным. То есть, с точки зрения приобщения к культурному наследию. Всё-таки придётся дальше названивать в экскурсионное бюро. Как-то же простые смертные сюда попадают? А, с другой стороны. Она познакомилась с его сестрой. Любаша не могла решить, понравилась ей Алла Борисовна или нет. И с Борисом они первый раз поцеловались. О! Вот это было здорово! Только, надо ли ей терять голову по этому поводу? Интересно, какие у него были планы на сегодня? О чём он говорил сестре? Мысли опять перескочили на его родственников. Ему, похоже, придётся пойти на это домашнее сборище. А она тогда последует своему вчерашнему плану. Точнее, тому, что от него осталось.

Они шли обратно той же дорогой. Вдали показался вход в метро. Любашка погрустнела. Чёртова сестрица! Это надо же, так суметь испортить настроение. Она так радовалась, что попадёт в Оружейную палату, так мечтала. Какой дьявол вынес её к ним? Сидела бы у себя в кабинетике спокойненько. А теперь Любаша уже не уверена, захочется ли ей туда снова. Нет, его сестра, определённо, стерва. И настроение ей она испортила специально. Похоже, это Инга, подружка, её настропалила. Она, наверное, сама на Дубровского глаз положила, а сестрёнка играет на её стороне. А, может, и вся семья...

Дубровский резко остановился. Повернулся к ней. Серьёзный, даже, скорее, мрачный.