Текст книги "Мозаика жизни"

Автор книги: Донна Клейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Пыл, светившийся в шоколадных глазах, ни на йоту не померк. Он взял ее руку и стал целовать пальцы.

Откуда ты знаешь? А к поцелуям Люка ты готова?

Это не твое дело. Мне это не нравится, Чад. – Она вырвала у него руку. – По-моему, это неправильно.

Его рука крепко держала ее за шею. Он не делал ей больно, но и не отпускал.

Раньше ты считала, что это правильно, – шептал он, его дыхание щекотало ей щеку.

Меня не интересует, что было раньше. – Она посмотрела ему в глаза. – Если у нас была связь – это неправильно. Мы поступали плохо.

Мы любили друг друга, – настаивал он. – А если кто и поступал неправильно, то это Люк. Ему не стоило отбивать мою женщину.

Ты уже второй раз так говоришь обо мне, будто я твоя собственность.

Взгляд Чада внезапно заволокло страстью. Он крепче обхватил ее шею.

Тебе это нравилось. В колледже ты хотела, чтобы я называл тебя «моя женщина». Страстно хотела.

Страх прокатился по всему телу. Она уперлась ладонью ему в грудь и сдавленно произнесла:

– Пожалуйста, Чад, позволь мне уйти.

Что-то в ее тоне заставило его откинуться назад.

Ты меня боишься. – Чад нахмурился. – Не бойся меня, Дженни, – пробормотал он.

Ох, Чад. – Дженни почувствовала укол жалости. – Прости меня. Не обижайся. – Она вздохнула. – Не надо забывать, что я ничего не помню: ни того, что было в колледже, ни даже того, что было две недели назад. Ты должен быть терпеливым. Так же, как и я должна быть терпеливой. Эмоции нельзя вызвать силой.

Тяжело быть терпеливым, – он обхватил пальцами ее подбородок, – когда я вспоминаю, как мы были вместе. Как ты относилась ко мне. Как ты нуждалась во мне. – Он хрипло засмеялся. – Как ты добивалась меня. Мне не хватает этого. Ужасно не хватает.

Он склонился над ней. В глазах цвета корицы снова мерцало желание.

Нет, – твердо проговорила она, опять упершись ладонью в его грудь. – Я не хочу.

Откуда ты знаешь, что не хочешь? – Он словно отмел ее нежелание. – Ведь ты даже не пыталась. – Чад одарил ее томной улыбкой. – Ты можешь открыть, что очень даже хочешь. Я знаю, я хочу.

«Но я ничего к тебе не чувствую, – хотелось ей крикнуть. – Ничего и близко похожего на то влечение, какое испытываю к Люку».

Раньше ты всегда наслаждалась, целуясь со мной, – продолжал Чад. – Ты многим наслаждалась, когда была со мной. – И Чад притянул ее к себе.

Нет! – еще тверже запротестовала Дженни.

Оттолкнув деверя, она высвободилась из его рук. Она увидела фотоальбом, который каким-то образом опять оказался на кофейном столике. Дженни схватила его и прижала к груди как щит.

Нелепейшее положение. На кушетке сидел Чад и явно хотел ее. В двух шагах от него стояла она, охваченная омерзением от одной только мысли о его поцелуе.

Нехорошо думать о… физической близости, – начала она. – Я ценю твою откровенность. Что ты показал мне фотографии. Заполнил некоторые пробелы в моем прошлом…

Нашем прошлом, – поправил он ее.

Да, хорошо… Если ты не возражаешь, я пойду полежу. Мне надо подумать.

Она попятилась к двери, преодолевая странное нежелание повернуться к нему спиной.

Не беспокойся об обеде, – сладким голосом сказал Чад. – Я закажу пиццу.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Сквозь легкие шторы, закрывавшие окна спальни, пробивался свет полуденного солнца.

Дженни бросила на кровать фотоальбом и устало потерла лоб. Как же она измучена! Ее вымотали бесконечные вопросы. День проходит за днем, а она не слышит и намека на правду. Полную правду. Это так мучительно!

И в истории Чада что-то не так. Да, нет сомнения, его рассказ об их любви в колледже правда. Она взглянула на альбом. Вот доказательство. Истинность снимков нельзя отрицать.

Но все равно полная картина не складывалась. Остались периоды жизни, о которых она ничего не знала. Ей о них не рассказывали. К примеру, почему Люк перестал спать в их общей спальне? Почему забрал свои вещи и ушел в кабинет на первом этаже? И что сегодня имел в виду доктор? Он сказал, что каждый, кто хотя бы отдаленно связан с лыжным курортом, после возвращения Чада в горы живет в тревожном ожидании. Что подозревают люди? Конечно, все знают о ее прежних отношениях с деверем. Кровь бросилась ей в лицо. Мэри, Бад, доктор и сотни других, с кем она еще незнакома, наблюдали за ними и ждали. Чего они ждут? Что она предаст Люка?

Дженни выбежала из спальни, промчалась по лестнице, потом к парадной двери и наконец скрылась в густом сосновом лесу.

– Дженни!

Люк звал ее, пока не охрип. Уже садилось солнце. Где она может быть? «Бронко» стоял в гараже, машина Чада – на подъездной дорожке. Не могла же она пойти пешком в Олем. До города много миль. Бад и Мэри живут тоже достаточно далеко. Но все равно Люк позвонил Мэри час назад. Дженни там не видели и ничего о ней не слышали.

Когда Люк вернулся домой, они с Чадом опять повздорили. В последние дни у обоих вообще не находилось друг для друга ни одного приятного слова. По крайней мере, так казалось. Люк понимал, что выбор – за Дженни, и пока она не сделает его, о добрых отношениях между братьями мечтать не приходится. А он больше всего на свете хотел исправить отношения с женой.

Люк нашел на кровати в спальне Дженни фотоальбом. Значит, она узнала о своих прежних отношениях с Чадом. В колледже. Надо было самому рассказать ей!

– Дженни!

В ответ ни звука. Люк раздвинул густой кустарник и направился к ручью.

Мысль о том, что отцом ребенка Дженни может быть Чад, снова и снова сверлила мозг. Наверно, уже в сотый раз за прошедшие недели, несмотря на то, что он запретил себе думать об этом.

Это не могло быть правдой.

В голову закрадывались сомнения, и он сжимал кулаки. Почему он отталкивал Дженни все прошлые недели? – упрекал себя Люк. Почему разрешил собственным страхам и неуверенности подавить лучшее, что есть в нем? Почему не открыл секрет, который хранил от нее со дня свадьбы? Во всем виновато его дурацкое убеждение – лучше, если она не будет знать. И это продолжалось долгие годы. Люк боялся, что, открыв Дженни все, он потеряет ее. И она уйдет. К Чаду.

Ради Бога, где она может быть? Совсем отчаявшись найти Дженни, Люк уже собрался было поворачивать назад, как увидел ее. Дженни спала на душистой постели из сосновых игл. В полуметре от ее головы веселый ручей пел свою бесконечную песню. Люк почувствовал такое огромное облегчение, что закружилась голова. Он тихо подошел ближе, боясь испугать ее.

Дженни. – Он сделал еще один осторожный шаг. – Просыпайся, любимая, пора домой.

Ресницы дрогнули. Она открыла глаза. Ласковые, невинные, зовущие.

Вздохнув и повернувшись на бок, Дженни сонно улыбнулась ему.

Привет. – Люк подавил жгучее желание спросить у нее, почему она убежала, не сказав ни слова.

Дженни села, не понимая, где находится. Сосновые иголки запутались в золотистых волосах, прилипли к одежде. Люк подумал, что никогда еще она не выглядела красивее.

Который час? – спросила она хриплым спросонья голосом и вздохнула. Потом расчесала пальцами спадавшие на плечи пряди. Сосновые иголки посыпались на землю.

Обед уже прошел, – ответил он. – Ты проголодалась? Там осталось много пиццы.

При упоминании о еде Дженни моргнула. В голове что-то прояснилось. Что-то забытое, спрятанное под туманом сна. Она быстро встала и рассеянно отряхнула с одежды иголки и грязь.

Ты лгал мне, – выпалила она, смотря ему прямо в глаза. – Почему ты не сказал мне, что Чад и я встречались? Почему ты не сказал о моей близости с ним до того, как мы стали близки с тобой?

Я не лгал тебе, Дженни.

А ты не думаешь, что умолчание тоже вина?

Возможно. – Он глубоко вздохнул. – Но я это делал только потому…

Не надо, – прервала она его. – Не объясняй. Больше не говори ни слова. Ты не представляешь, как меня тошнит от полуправды и намеков и злых слов, которые брат говорит про брата.

Люк крепко сжал губы. Да, он действительно не все объяснил ей. Но только потому, что хотел ей добра. И он не позволил себе ни одного выпада, ни одного утверждения, порочащего брата. Как бы ему этого ни хотелось.

Дженни поправила прядь волос. Ей так страстно хотелось доверять Люку. А теперь, когда она обнаружила, что он раскрыл ей только часть правды, возникли сомнения. Заслуживает ли он ее доверия?

С того дня, как проснулась в больнице, – начала она, – я стараюсь по кусочкам собрать свое прошлое. Я нахожу обломки то тут, то там. И некоторые из них острые, как осколки стекла. Они ранят. Льется кровь.

Люк смотрел на нее и, похоже, понятия не имел, о чем она говорит. Ну и прекрасно!

Он сказал, что ты украл меня у него. Он называл меня своей женщиной. – От неловкости она отвела взгляд. Голос становился все тише и смущеннее. – Кем я была? Почему позволяла так думать о себе? – Она опустила глаза. – Чад сказал, что это я добивалась его. Он так вульгарно говорил о наших отношениях… – При воспоминании у Дженни дрожь пробежала по телу. – Мне было… страшно…

У нее в голове будто включился свет. Внезапно она поняла, что говорит и кому. Дженни мельком взглянула на Люка и прижала ладонь к губам. Красивые черты его лица заострились, он побледнел. Потрясение и боль наполнили прекрасные черные глаза. Дженни пришла в ужас. Это ее вина.

Ох, Люк, прости! – Она прижала обе руки к горлу. – Мне не следовало говорить это тебе.

Он словно оцепенел. Дженни вспомнила, о чем Люк сказал несколько дней назад. Чад не знал об их свадьбе, пока не вернулся в «Прентис-Маунтин». Он уехал, и за пять лет они не получили от него ни одного письма. Он ни разу не позвонил по телефону. И при этом Чад утверждал, что Люк украл ее у него.

Позволь задать тебе вопрос, – выпалила Дженни. – Мы поженились до того, как Чад уехал в Европу, или после?

После. У меня и мысли не было о каких-нибудь личных отношениях с тобой, пока брат не скрылся за горизонтом.

Опять то же самое, отметила Дженни. Что-то осталось за кадром. Будто соединили два полотна обоев, рисунок вроде бы совпал, но целой картины нет.

Мне надо поговорить с Чадом, – объявила она.

Это нам с тобой надо поговорить, – сказал Люк. – Ты обвинила меня в том, что я лгал, не все рассказывая тебе. Так вот: я хочу все объяснить.

А я хочу услышать твое объяснение, – кивнула Дженни. – Но не сейчас. Сейчас мне надо поговорить с Чадом. По-моему, я поймала его на лжи. И думаю, он должен ответить за это.

Она вошла в дом через черный ход. На кухне у стола сидел Чад и дожевывал последний кусок пиццы.

Люк пошел тебя искать, – сообщил он.

Он меня нашел, – кивнула Дженни.

У этого человека сверхчувствительная реакция, – засмеялся Чад. – Он уже хотел вызывать из Олема поисково-спасательную команду. И он бы ее вызвал, если бы я не высмеял его.

Спасибо, что хоть ты сохранил ясную голову. – В тоне явно слышалась насмешка. Но Чад вроде бы ее не заметил.

Ее взгляд остановился на пустой коробке из-под пиццы, стоявшей на столе. Чад вытер салфеткой губы и бросил ее в коробку.

Пока ждал Люка, я успел проголодаться. Ты не против? Тебе все равно уже поздно обедать.

Дженни даже не стала утруждать себя возражением против такой странной логики. Она поняла главное: общение с ним потребует больших усилий. Этот случай красноречиво говорит о его характере. Может быть, поэтому Люк предположил, что она напрасно потратит время, разоблачая его ложь.

Я хочу поговорить, – бросила Дженни.

Конечно. – Он хотел встать, но она остановила его.

Сиди!

В чем дело? – спросил он. – Кажется, ты расстроена?

Скажи мне, почему ты уехал в Европу? Скажи мне, почему ты оставил меня здесь?

Люк пожаловался тебе насчет денег, да? Я так и знал.

В его голосе слышалась злоба.

Насчет каких денег? Люк ничего не говорил о деньгах. О чем ты?

Ясно, что говорил, – осклабился Чад. – Я раскусил его. Я знаю брата. Это его стиль. Использовать против меня все, что можно. Он все эти годы завидовал мне, тому, что я уехал повидать мир. Я заслужил эти деньги, – продолжал он. – Это мое наследство, и я был вправе с ним делать, что хотел. Папа взял заем под курорт, чтобы я мог совершить это путешествие, шанс всей жизни. Я заслужил эти деньги. Я заслужил эти впечатления. И не собираюсь чувствовать себя виноватым из-за того, что брат завидует мне.

Дженни получила не ту информацию, какую ждала. Но чем больше Чад говорил, тем больше раскрывался. Не в отношении к ней, а в отношении к Люку.

Так ты не работал, когда бродил по Европе? – спросила она.

Дженни понятия не имела, откуда у нее взялось впечатление, будто Чад подрабатывал во время путешествия. Но ведь здоровый молодой мужчина должен содержать себя.

Конечно, нет. – Он явно удивился. – Какая радость была бы от такой поездки?

В течение пяти лет он переезжал из страны в страну на деньги, которые дал отец? Деньги, которые были взяты в долг под залог курорта?

А Люк оставался здесь, чтобы работать, выплачивать долг, ухаживать за отцом, когда тот заболел, хоронить. Неудивительно, что он испытывал к брату горькую неприязнь. Теперь она понимала, что Люк прав, предполагая, что отец слишком многое прощал младшему сыну.

И еще она поняла: Чаду нет дела до того, как его поступки отражаются на окружающих. Его единственная забота – собственные желания. Пустая коробка из-под пиццы и странное объяснение, почему он должен съесть последний кусок, – простейшее доказательство правильности такого понимания.

Чад, честное слово, я ничего не знала о том, откуда ты взял деньги на путешествие. Я хотела узнать только то, что касается тебя и меня. Хотела понять, почему ты уехал, если мы были так близки, как ты говорил.

Злое выражение, еще минуту назад отпечатанное на его лице, исчезло. Глаза потеплели.

Ты не писал, не звонил, не приезжал. – Она старалась, чтобы в голос не закрались обвиняющие нотки. Дженни прислонилась спиной к дверному косяку. – Мы заключили какой-то договор? Предполагалось, что я буду тебя ждать? Или что? – Она пожала плечами. – Какой у тебя был план?

Нну, – запинаясь, начал он, – ты собиралась меня ждать. Во всяком случае, ты обещала. – Последние слова прозвучали явным упреком.

Но ты уехал на годы, – напомнила она. – Ты надеялся, что я буду ждать, а сам не потрудился хоть как-нибудь давать о себе знать?

Она наблюдала, как бегали его глаза, когда он старался придумать что-нибудь в ответ.

– Чад, мы расстались в хороших отношениях? – задала она новый вопрос. – Ты говорил, что Люк украл меня у тебя. – Она с отвращением произнесла эти слова. – Я поняла так, что ты уехал, потому что тебя обидели мои отношения с Люком. Что видеть нас вместе для тебя стало весьма болезненно. Но ты описывал свое путешествие как «шанс всей жизни», который ты заслужил. Путешествие не было капризом. Не было побегом. – Ее тон с каждым предложением становился все более обвиняющим. – Оно заранее планировалось. Твоему отцу требовалось время для того, чтобы взять заем под курорт. А Люка и меня еще не связывали никакие личные отношения. Во всяком случае, пока ты не уехал.

«Я заслужил эти деньги, я заслужил эти впечатления». Слова Чада звучали у нее в голове.

Эти заявления многое добавляли к тому, что Дженни разглядела в характере Чада за последние дни. Он считал, что имеет право на все лучшее, предлагаемое жизнью. Вроде фантастического путешествия по Европе, оплаченного трудом несчастного отца. Чад принадлежал к тому типу людей, которые способны в многолюдном обществе резко изменить тему разговора, потому что и на минуту не допускают мысли, что найдется человек, который не умирает от желания послушать его. Он принадлежал к тому типу людей, который съедает последний кусок пиццы…

Я поняла, Чад: ты мне не нравишься. – Она скрестила руки на груди, удивляясь, что не испытывает ни тревоги, ни страха.

Чад засмеялся. Этот недоверчивый смешок только раздул пламя ее злости.

Ты сама не понимаешь, что говоришь, – сказал он.

Ошибаешься, я точно знаю, что говорю. Ты вызывал во мне сильные чувства. С того момента, как проснулась в больнице, я боялась тебя. Не знаю, почему. И вероятно, так никогда и не узнаю. Но ты выводил меня из равновесия. Заставлял испытывать тревогу и неловкость.

В глазах Чада загорелся огонек.

Было время, – усмехнулся он, – и не так уж давно, когда я заставлял тебя испытывать другие чувства.

От похотливости в его голосе свело судорогой желудок.

Ты уже это говорил. – Злость разгоралась все ярче. – Не вижу необходимости в таком грязном тоне. Наверно, ты думаешь, что вульгарность разжигает меня или что-то в этом роде. Постарайся понять, это не так. Ты добиваешься противоположного. Твои неприличные намеки я нахожу оскорбительными. Предположим, было время, когда меня физически влекло к тебе. Но даже если это правда, уверяю тебя, тогда я была другим человеком. Совершенно другим человеком.

Пока она говорила, с его лица словно смывали выражение наглости и самоуверенности. У Дженни создалось впечатление, что до него первый раз дошло, что он вовсе не так обожаем, как представлялось раньше.

Для того чтобы между нами не оставалось непонимания, тебе необходимо знать: я не хочу иметь с тобой ничего общего! Ты эгоист. Ты используешь любые способы, лишь бы добиться своего. Ты припираешь людей к стенке или вытягиваешь у них сочувствие. Я тебе не верю. И мне бы очень хотелось, чтобы ты держался от меня подальше.

Но как же наш ребенок? – Чад окаменел. – Я хочу участвовать в жизни моего малыша.

Дженни поняла бы его озабоченность, если бы он действительно был отцом ребенка.

Впереди еще много времени, чтобы позаботиться о малыше. – Словно защищая младенца, она положила руку на живот. – Когда ребенок родится, мы сделаем анализы.

Они могут ошибиться! – Он даже подпрыгнул на стуле.

Дженни удивленно смотрела на него.

Маловероятно. Такие анализы делают часто, и у врачей уже большой опыт. Иски об отцовстве рассматриваются в судах каждый день.

Тебе лучше как следует подумать, – сверкнул глазами Чад. – У нас с тобой была связь. Если ты попытаешься опровергнуть это, то сделаешь большую ошибку.

Холодные когти страха схватили ее за горло. Но нельзя позволить, чтобы Чад заметил ее состояние.

Мне не нравится угроза, которую я слышу в твоем голосе. – И вдруг страх, который он внушал ей, растаял. – Чад, анализ не может доказать, что у нас не было связи. Он только доказывает отцовство…

Послушай, – начал он, грозя в воздухе пальцем, – я отец ребенка. И не позволю какому-то ученому недомерку из лаборатории отрицать мое право!..

Затянутая сеткой дверь черного хода открылась. В кухню вошел Люк, мрачный и решительный.

По-моему, тебе лучше успокоиться, крошка брат, – ледяным тоном посоветовал он Чаду

Не тебе говорить мне… – сощурился Чад.

Хватит! – приказала Дженни. Оба мужчины уставились на нее. – Больше никакой борьбы. Никаких споров. Ничего.

Молчание не заглушило кипящие страсти.

Значит, – произнес Чад, – ты предпочитаешь быть с ним, а не со мной.

Она глубоко вздохнула, потом покачала головой.

Я предпочитаю не быть с тобой, – сказала она, глядя ему прямо в лицо.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

В Дженни все трепетало от радости. Она задрала вверх голову и смотрела на оранжево-розовое небо.

Счастье, певшее в ее душе, от которого подгибались колени, пришло от чувства свободы.

Когда Дженни вернулась из больницы, она ощущала гнетущее давление. Ей предстояло принять решение. Кто отец ее ребенка? Необходимость выбора между двумя братьями Прентисами висела над ней тяжелым грузом.

Разговор с Чадом раскрыл Дженни истинный характер этого человека, и она укрепилась в своем решении. Нет никакой необходимости провести всю оставшуюся жизнь с неприятным ей мужчиной лишь потому, что он, может быть, отец ее ребенка. Дженни поняла, что с ней происходило все последние недели. Ее угнетала мысль, что надо выяснить, кто же отец ребенка. И потом сделать этого мужчину центром своего существования.

Завернув за угол гаража, Дженни пошла прямо к ряду высоких деревьев. Днем она убежала в лес, чтобы спрятаться от прошлого, которое нарисовал ей Чад, спрятаться от не очень симпатичной особы, какой она выглядела в его рассказах. Сейчас она просто хотела насладиться прогулкой и чувством полной и непривычной свободы.

– Дженни!

Она оглянулась и призывно помахала Люку рукой. В улыбке, обращенной к нему, не было ни капли вины. Она покончила с тревогой и сомнениями – что ей следует или не следует делать, что следует или не следует чувствовать, как следует или не следует поступать.

С тобой все в порядке?

Я не просто в порядке, – еще шире улыбнулась Дженни, – я великолепно себя чувствую.

Ты знаешь, я не мог удержаться и подслушал, о чем вы говорили с Чадом.

Хорошо, – кивнула Дженни, – тогда мне не надо все тебе повторять. – Она посмотрела на ряды высоких деревьев. – Чад сказал, что ты всюду искал меня. Прости, что заставила тебя беспокоиться. Я знаю, ты весь день работал, но, как по-твоему, ты выдержишь короткую прогулку? До ручья и назад.

Конечно, – он искушающе улыбнулся, – по-моему, это мне по силам.

Я приняла решение, – сказала Дженни. – Я пришла к заключению, что имею право вести счастливую и полную жизнь. Имею право выбрать свое будущее, основываясь на том, чего я хочу. Не зависеть от того, что сделала прежняя Дженни и кого она обидела. – Она радостно вздохнула. – У меня такое чувство, будто я заново родилась. – Она отвела глаза. – Наверно, тебе это кажется глупым…

Вовсе нет!

И хотя я не хочу позволять прошлому диктовать мое будущее, – она глубоко вздохнула, – мне все же надо знать о прежней жизни. Пора собрать все кусочки мозаики и разложить их на столе. Мне надо видеть полную картину… и неважно, как безобразно она может выглядеть. Или, в крайнем случае, настолько полную, насколько ты можешь показать ее мне.

Журчание бурного ручья стало громче. Они почти подошли к нему. Дженни нырнула под низко нависшую ветку. Опершись о большой валун, она нагнулась и сняла туфли.

Я понимаю, тебе это нелегко. Ведь нам придется говорить о моих отношениях с Чадом.

Даже в тусклом свете сумерек она заметила, как сверкнули его глаза.

Я не верю, что Чад говорил правду, – продолжала она. – Он слишком увлечен, разыгрывая какую-то интригу. Ведь ты знал, что Чад будет мне лгать, правда? – Она рассеянно бросила туфли к подножию камня и понизила голос: – Почему ты все время подталкивал меня выслушать его мнение? Ты же знал, что он будет лгать. Ты знал, что он все запутает, чтобы исказить правду. И ты знал, что я это пойму. В конце концов.

Люк стоял, скрестив руки на груди.

Я на это надеялся. – Он посмотрел на землю, потом на нее. – Как бы это звучало, как бы я выглядел, если бы попытался рассказать тебе о брате…

Понимаю, – тихо проговорила она, сделала пару шагов по мшистой земле и обернулась к Люку. – Надеюсь, ты не будешь возражать. Уже несколько дней я умираю, как хочу это сделать. – И она вошла в холодный ручей.

Ручей был мелкий, вода плескалась у лодыжек.

Вода великолепная. – Ей не удалось удержать смех, когда она перегородила поток.

Повернувшись лицом к мужу, она вскочила на маленький камень, восторженно втянула воздух и раскинула в стороны руки для равновесия. Люк стоял, прислонившись к валуну, качал головой и чуть кривил губы.

Что такое? – спросила она.

Как много в тебе… или, вернее, – он пожал плечами, – прежняя Дженни живет в тебе. Мы провели здесь столько летних вечеров! Именно здесь. И твои лодыжки всегда были в воде.

– Мы приходили сюда?

Он кивнул.

В лесу стояла тишина. Только пела вода, прыгая по камням и огибая песчаные насыпи по берегам ручья.

– Когда мы поженились, ты любил меня?

Люк уперся ладонями в камень позади себя. Наверно, хотел выиграть время. Дженни вдруг испугалась того, что он может сейчас сказать.

В тот день, когда мы поженились, – начал он, – я так сильно любил тебя, что у меня просто не хватит слов описать это чувство. Пока ты не стала моей женой, я даже не понимал, что был всего лишь половиной человека. Ты сделала меня целым человеком.

Мурашки забегали по коже у Дженни. Быть так сильно любимой – поистине мечта каждой женщины.

Я любила тебя?

Ты говорила, что любила.

Что-то, мелькнувшее в его взгляде, заставило ее спросить:

Но я не так сильно любила тебя, как ты меня?

Обвинение Чада, что брат украл ее у него, эхом прозвучало у нее в ушах.

Любовь, Дженни, нельзя измерить на весах. Я был счастлив с тобой. И по-моему, ты была счастлива со мной.

Она подошла к берегу и ступила на мшистую почву.

Тогда что с нами случилось, Люк? Почему мы перестали спать в одной спальне? В одной постели?

У него заходили желваки. Взгляд застыл на верхушках деревьев. Он долго молчал и не смотрел на нее. Но Дженни решила дождаться ответа.

Для того чтобы ответить на этот вопрос, мне придется вернуться к началу. К самому началу. Когда ты стала приезжать сюда с Чадом кататься на лыжах.

Опустившись на сухую, похожую на губку землю, Дженни скрестила ноги, показывая Люку, что готова слушать хоть целую вечность.

В первую зиму ты страстно желала завоевать Чада, – тихо стал рассказывать Люк. Он покачал головой. – Но кроме тебя, этого же хотели еще несколько девушек из вашей компании. – Он вздохнул и замялся. – Мне неприятно говорить такое о брате, но он играл вами, предпочитая то одну, то другую. Ты была явной фавориткой. Но это не мешало ему играть, как говорят, и на других полях.

Ты шутишь. – Дженни почувствовала себя обиженной. – Ведь он говорил так, будто… – Она покачала головой. – Мне надо постоянно напоминать себе, кто он и на что способен.

Зимой перед окончанием колледжа ты поставила ему ультиматум.

Молодец, – заметила она, а потом пробормотала: – По-моему…

Или он женится на тебе, – продолжал Люк, – или ты порвешь с ним. Чаду это не понравилось. Но он согласился. Папа был в восторге. За прошедшие несколько зим ты стала ему как дочь. Он нанял тебя управлять рестораном, полагая, что в июне ты навсегда переедешь в «Прентис-Маунтин». Он обещал летом обновить кухню и дать тебе все, что ты захочешь. И казалось, что ты очень довольна такой перспективой.

Он нервно провел рукой по подбородку. Дженни поняла, что рассказ переходит к худшим временам.

Во время следующей весенней сессии Чад несколько раз приезжал домой без тебя. – Люк рассеянно оперся на валун. – Он начал поговаривать о путешествии. Жаловался, что между вами пробежала черная кошка, и намекал, что ему необходимо уехать. В конце концов Чад убедил папу взять заем. Чад называл это «мое наследство». А папа хотел одного – видеть Чада счастливым. Он заложил курорт. Чад закончил колледж и улетел в Европу. Через неделю появилась ты. Готовая приступить к работе. Готовая выйти замуж за Чада и ничего не зная о его отъезде. О его предательстве. Сообщить тебе о поступке Чада, – Люк понизил голос почти до шепота, – сказать, что он уехал, а я понятия не имею, когда он вернется, – самое мучительное дело, какое выпадало мне в жизни.

Дженни заметила, что он отвел взгляд.

Ты плакала. Горько рыдала. – Он подавил вздох. – Не позволяла мне быть рядом. Ты не хотела, чтобы тебя утешали. А потом ты разозлилась. Ты честила брата и так и эдак. Обзывала его всякими словами. Некоторые из них даже заставили меня краснеть. – Он моргнул. Черные ясные глаза смотрели на Дженни. – Тогда я понял, что с тобой все будет хорошо. Ты пошла к папе. Спросила, можешь ли рассчитывать на обещанную работу. Папа очень хотел, чтобы ты осталась. Он не сомневался, что рано или поздно Чад вернется домой и вы поженитесь, как и планировалось.

Но Чад не возвращался, – продолжила Дженни. – Ты говорил, что мы сошлись вскоре после отъезда Чада. Как твой отец отнесся к этому?

Вначале это ему не понравилось. – Люк чуть пожал плечами. – Но ты поговорила с ним. Сказала, что любишь меня. Что из меня получится более надежный супруг. Ты также заверила папу, что Чада не огорчит наш брак и что ты сама объяснишь ему все, когда он вернется. – Люк усмехнулся. – Папа сразу растаял. После этого он уже полностью поддерживал нас.

Что ты имеешь в виду под словом «растаял»? – Голос прозвучал резче, чем она бы хотела. – Я лгала ему?

Нет, любимая, нет. – Люк оттолкнулся от камня, прошел по мшистой почве, разделявшей их, и опустился рядом с ней на колени. Потом взял ее руку в свою. – Совсем нет.

А я действительно нравилась твоему отцу?

Ты не просто нравилась ему, он любил тебя как собственную дочь.

Плечи и руки расслабились. Дженни не понимала, почему отношения со свекром, которого она даже не помнила, представлялись ей такими важными.

Но после отъезда Чада папа уже никогда не был таким, как прежде. – Люк переплел ее пальцы со своими.

Озабоченно насупившись, она ждала дальнейших пояснений.

Он стал одержим выплатой долга, – продолжал Люк. – Ему хотелось подготовить курорт к приезду Чада, чтобы тот, когда вернется, занял место партнера. Он хотел, чтобы его маленький мальчик вернулся домой. Чтобы его младший сын работал вместе с нами. Чтобы Чад стал частью лыжного курорта Прентисов. – Люк не отводил глаз от ручья. – Но Чад не приехал.

В глазах Дженни промелькнула печаль.

Мне так жаль твоего папу. Что ему пришлось пережить! Сколько пришлось ждать! И смотреть на дорогу…

Люк грустно улыбнулся. Несколько минут они молчали.

А ты не расскажешь, что с ним случилось? – первой заговорила Дженни.

Он подхватил бронхит. В разгар зимы. На пике сезона. Мы были очень заняты. Упрямый старик не заботился о себе. Доктор прописал строгий постельный режим. Но он не послушался. Бронхит вскоре перешел в пневмонию. Доктор решил положить его в больницу. Но папа так ослаб, что не выдержал бы переезда. – Люк подавил вздох. – В конце жизни он уже был настроен против Чада. Вроде бы наконец увидел сына таким, какой он на самом деле. Папа сказал, что оставляет курорт мне, потому что Чад уже получил свою долю наследства. – У Люка поникли плечи. – Папа понимал, что умирает, что не увидит, как его мечта становится реальностью. И это приводило его в ярость. Он хотел, чтобы сыновья работали вместе.

Дженни не знала, что сказать.

А как мы? – спросила она с минуту спустя. – Я имею в виду, как мы справились со смертью твоего папы?

Ну, мы чуть ли не разрывались на части, стараясь не прекращать работу курорта. Бада и Мэри нам просто Бог послал. Друзья бросили работу в лесу и пришли нам на помощь. И сказать правду, Дженни, мы с тобой словно склеились. Стали ближе. Я бы не выдержал этого испытания без тебя. Трудные дни мы пережили вместе.

У нее потеплело на сердце. Приятно узнать, что она помогала мужу, хотя ничего и не помнила. Она была рядом, когда он нуждался в ней. В данный момент это самое важное. Но чуть позже печаль снова вернулась.

Если мы были так близки, что между нами произошло? – спросила она. – Наверняка возвращение Чада имеет к этому какое-то отношение. Но если все, что ты говорил о нашей близости, правда… – в недоумении она покачала головой, – как мы могли позволить ему вбить между нами клин? – Мелькнула ужасная мысль, она жадно втянула воздух. – Неужели я вышла за тебя замуж, лишь бы отомстить Чаду?