Текст книги "Мозаика жизни"

Автор книги: Донна Клейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Комната, казалось, кружилась и вертелась, ныряла и шаталась в унисон со смятением, охватившим ее мозг. Мысли пустились в дикую гонку, от которой волосы вставали дыбом.

Она бежала в свою комнату в отчаянном поиске убежища. И захлопнула дверь в тщетной попытке отгородиться от всех и вся – от страха, паники, сомнений и отчаяния.

Но беды, от которых она пыталась убежать, никуда не ушли. Потому что они относились не только к Люку и Чаду. Они прежде всего касались ее самой. И теперь были в ее голове. В ее мыслях.

Дженни забралась в большое кресло, поджав под себя ноги. Одну руку она положила под грудь, костяшки пальцев другой крепко прижала ко рту. Широко раскрытые глаза метались по комнате, ничего не видя. Приступ паники вцепился в нее ледяными клещами. Она не видела способа, как можно было высвободиться из этой ошеломляющей хватки.

«У Люка тоже есть секреты!»

Слова Чада повторялись в голове, словно эхо в горах.

Дженни спустилась к обеду, с явным облегчением придя к выводу, что может положиться на мужа. Она решила, что ее физическая реакция на его присутствие – хороший признак. Люк заслуживает ее доверия – так Дженни расшифровала внутреннее послание. Это было хрупкое доверие. Новорожденное чувство, оно нуждалось в тщательной подпитке. Тем не менее Дженни ухватилась за него обеими руками.

Теперь от этой надежды не осталось ничего. Надежда растворилась, как клочок ткани, который погрузили в кислоту. И Дженни опять очутилась одна, не зная, кому верить, на кого опереться.

Раздался стук в дверь, и Дженни буквально подпрыгнула. Ей еле удалось сдержать стон ужаса. Ей никого не хотелось видеть, ни с кем не хотелось разговаривать. Зачем разговаривать? Ведь каждую услышанную фразу, каждое слово надо взвешивать, чтобы определить их правдивость и точность. Она не в силах справиться с этим. Просто не в силах. По крайней мере сейчас.

Дженни, это Люк, – донесся голос мужа из-за двери.

Я хочу быть одна.

Пожалуйста. – Он помолчал. – Я принес кофе и пирог Мэри.

Она не ответила. Была слишком занята – надо раздвинуть стены сомнения и отчаяния, смыкавшиеся вокруг нее.

Послушай, Дженни, – снова попытался он. – У тебя огорченный голос. Позволь мне войти на минутку. – Он чуть приоткрыл дверь. Дженни застыла. Она боялась, что если шелохнется, то не сможет подавить стремление убежать.

Но куда бежать? Ведь предполагается, что это ее дом.

Очевидно, Люк принял ее молчание за разрешение войти. Он сделал несколько шагов и поставил поднос на стол возле кресла.

Тебе не стоит сидеть в темноте. – Он включил настольную лампу и сел на кушетку.

Он долго молчал, только смотрел на нее своими темными глазами. Этот взгляд пробуждал в ней чувства, которым, она знала, нельзя доверять.

Ты дрожишь, – заметил он, встал и, подойдя, взял ее пальцы.

Тепло его руки согревало, подобно костру в горах в холодную ночь. Боже, как она хотела, чтобы он всегда вот так держал ее руку! Но нельзя клевать на такую приманку. В особенности теперь, когда ее мир превратился в сплошной хаос.

Медленно, но решительно она высвободила пальцы. И заметила, что на мгновение его глаза заволокла обида. Он моргнул, и взгляд стал обычным. Похоже, он мастерски прячет свои чувства.

Потом они сидели молча. Дженни изо всех сил пыталась сдержать тревогу, не дать ей выплеснуться. Ей не хотелось показывать ему свою слабость. Не хотелось разыгрывать еще одну сцену под названием «безумная женщина». Вроде той, что случилась днем по дороге сюда. Она сумеет прогнать страх. Просто ей нужно немного времени.

Мне неприятно видеть тебя в таком состоянии, – наконец заговорил Люк. – Мне неприятно, что я не способен помочь избавиться от твоих страхов.

Ее непроизвольная реакция – протест. Из гордости или из желания сохранить хоть каплю самоуважения она не хотела показывать, что почти теряет контроль над собой. Опять.

Дженни, только не возражай, – покачал головой Люк. – У тебя глаза полны ужаса. Это нельзя спрятать. – Он встал, сделал несколько шагов по комнате и снова повернулся к ней. – Я не имею представления, что сказал тебе Чад. Почему ты так огорчилась? Я строго наказывал ему не говорить сегодня вечером ничего такого, что могло бы расстроить тебя. – И со вздохом добавил: – Но у моего брата на этот счет собственное мнение.

Дженни уже не могла дольше терпеть.

Он сказал, что у тебя есть секреты, – проговорила она шепотом, с трудом ворочая языком.

Люк пробормотал ругательство, в глазах сверкнул гнев. Но Дженни, сделав один шаг, решилась и на следующий.

Он намекал, что есть такие вещи, о которых мне лучше не знать. Ты не хочешь, чтобы я узнала, и ты не станешь мне рассказывать. Он не уточнил, какие. И еще Чад сказал, что он единственный человек, которому я могу доверять, если хочу узнать правду. «Настоящую правду», как он выразился.

О многозначительных намеках Чада Дженни решила не упоминать. Люк не тот человек, с которым можно обсуждать такие вещи. Это ее проблема, и она должна справиться с ней сама.

У меня нет слов выразить, как я сожалею, что тебе пришлось пройти через это, – глухо произнес Люк. Он рассеянно провел пальцами по волосам. – Единственное, что нам поможет, – это время. Наберись, Дженни, терпения. Тебе нужно выздороветь. Нужно время, чтобы ясно все увидеть… Черт возьми, на твоем месте, когда вокруг все незнакомые тебе люди, я бы не доверял ни единой душе! – Он внимательно посмотрел на нее. – Впрочем, есть один человек, которому ты можешь доверять. Этот человек – ты. Доверяй своим чувствам, интуиции. Уж они тебя не обманут.

Я хотела бы, – прошептала Дженни.

Я должен тебе что-то сказать.

Она ждала, чуть вздернув подбородок. Он переминался с ноги на ногу, отвел взгляд в сторону, снова посмотрел на нее.

Я не сплю здесь. – И добавил: – Я имею в виду – в этой комнате.

Она не сразу поняла его слова и вдруг обнаружила, что страшно покраснела.

Я ценю твою заботу, – потупилась Дженни. – Меня беспокоило, что ты захочешь… – Не закончив предложения, она сжала губы. Потом набралась отваги и посмотрела ему в глаза. – Я согласна, что при нынешних обстоятельствах лучше, если ты… устроишься в другом месте. Будут трудности?

Нет, конечно, нет! Но это не то, что я имел в виду. Вернее, у тебя сложилось неправильное впечатление. Я не спал с тобой… последние пять недель.

Почему? – произнесла Дженни и вздрогнула, услышав стон, слетевший с его губ.

Хотел бы я знать! Меня мучило, как складывается ситуация. Но я не могу тебе объяснить то, чего не способен понять сам.

Но… – проговорила она, – о чем мы спорили? Мы ссорились? Ругались? Пары не расходятся, если между ними не возникают сложности. Какие у нас были сложности?

У нас были отношения не такого рода. – Люк тяжело вздохнул и покачал головой. – Мы не ссорились и не ругались. – Он сел напротив Дженни на кушетку. – Меня бы порадовало, если бы ты сосредоточилась на двух вещах. И только на двух.

Он нежно обхватил пальцами ее запястье, а затем, словно спохватившись, тут же убрал руку и отодвинулся. Дженни сидела не шевелясь.

Прежде всего я хочу, чтобы ты заботилась о себе. У тебя еще заметны синяки под глазами и ссадины на подбородке. – Он опять дотронулся до нее – на этот раз до подбородка. – Может быть, ты не помнишь, но ты чертовски серьезно упала. – Потом он сверх осторожно взял ее руку и положил ей на живот. – И твоя вторая забота – малыш. – Он встал и сверху посмотрел на нее. – Все остальное найдет свое место. – Открытая улыбка заиграла в уголках губ, когда он уточнил: – В свое время.

Он ушел, а Дженни еще долго сидела в большом и мягком кресле. Одну руку она прижала к гулко бьющемуся сердцу, а вторую положила на живот. Люк прав. Ее главной заботой должна быть она сама и ребенок. Все остальное найдет свое место. В свое время.

Следуя совету Люка, Дженни несколько дней провела, балуя себя и свое бедное побитое тело. Она долго спала по утрам, засиживалась за утренним чаем с газетой. В ней проснулась ненасытная жажда к событиям, происходившим в мире. Наверно, потому, считала Дженни, что она так мало знала о собственной жизни. Окунаясь в текущие события, она насыщала разум темами, на которых могла сосредоточиться.

Братья Прентис работали в горах, а дом и весь курортный поселок оставались в ее распоряжении. Первые два-три дня она держалась ближе к дому, бродила по большому зданию. Вчера она забрела в комнату, которая служила Люку кабинетом. Видимо, здесь он и спит.

Кровать, стоявшая в углу просторного кабинета, была аккуратно убрана. Дженни не удержалась и провела рукой по холодному хлопчатобумажному покрывалу. Потом села в кресло у стола, вдыхая запах Люка, который чуть заметно витал в воздухе. Перед мысленным взором возникли его жаркие черные, как обсидиан, глаза. От этого жара где-то в глубине живота поднимались волны желания.

Дженни прогнала грешные мысли, вскочила и подошла к окну. Видна была только крыша здания лыжного курорта, поднимавшаяся выше верхушек деревьев. Невольно возникла мысль: почему последние пять недель Люк спал здесь? Что произошло между ними?

Муж утверждал, что они не ссорились. И в то же время не смог объяснить, почему перешел сюда спать.

Разве супруги расходятся по разным комнатам ни с того ни с сего? Без сердитых слов, без ссор, без споров?

Она вышла из кабинета с твердым решением не возвращаться сюда, пока не найдет какой-то ответ.

Однажды она гуляла по курортному поселку и увидела огромный дом из бревен и камня. В зимние месяцы он, должно быть, напоминал улей. У входа сновали лыжники, в открытую дверь было видно, как пламя играло в гигантском круглом очаге. Ресторан и прекрасно оборудованная кухня произвели на Дженни сильное впечатление. И уже потом она с изумлением узнала от Люка, что в лыжный сезон именно она, Дженни, управляла поварами и обслуживающим персоналом. Оказывается, она отвечала и за расписание работы всех служащих лыжного курорта «Прентис-Маунтин» и подписывала еженедельные чеки на выплату зарплаты. Мысль о том, что она играла такую ответственную роль в бизнесе, ошеломила ее. Должно быть, она мастерски справлялась со своими обязанностями, раз Люк ей столь многое доверял.

Здоровье восстанавливалось с трудом, к вечеру Дженни очень уставала. У нее появилась привычка спать с четырех часов до шести. Потом приходил Люк и будил ее к обеду. И этот дневной сон не давал ей встретиться с Мэри, которая стряпала замечательные блюда. Дженни они очень нравились.

Через неделю такой размеренной жизни Дженни почувствовала себя больше похожей на прежнюю… Нет, это не так! Она не могла чувствовать себя похожей на прежнюю Дженни. Потому что понятия не имела, какой была прежняя Дженни.

Но, во всяком случае, неделя отдыха не прошла даром. Ссадины и синяки вокруг глаз и на подбородке, боль от ушибов в мышцах полностью прошли.

И пришел день, когда Дженни твердо решила отказаться от дневного сна, чтобы наконец-то увидеться с Мэри. Теперь она чувствовала себя физически здоровой и сильной. Наступила пора собирать осколки картинки-головоломки, какой представлялась ей собственная жизнь. Она соберет эту мозаику. Пусть медленно. Ей некуда спешить.

Дженни пошла в наполненную солнцем кухню, приготовила кувшин холодного чая и стала ждать Мэри.

Женщина вошла через черный ход, не заметив Дженни.

Как себя вести? Что сказать?

Для начала хорошо просто поздороваться, – пробормотала она. – Просто поздороваться.

Дженни повернулась к Мэри и прикрыла рот ладошкой, сообразив, что последние слова произнесла вслух.

Боже мой, как приятно видеть тебя здесь и здоровой! – Мэри положила сумку с продуктами на стол и подошла к ней.

Дженни не успела и охнуть, как очутилась в объятиях. Таких крепких, что она чуть не задохнулась. Ей ничего не оставалось, как обнять Мэри. Запах солнца и цветов, окутавший их, принес чувство безопасности, дома. И это понравилось Дженни. Очень. Состояние напряженности, сковывавшее ее, растаяло. Она решила, что Мэри станет бесценной подругой.

Положив руки на плечи Дженни, Мэри чуть откинулась назад. В газельих глазах светилось любопытство.

– Это правда? – спросила она. – Ты и вправду забыла… ммм… – она запнулась, подыскивая нужное слово, – все?

Дженни только молча кивнула.

Прости меня, – прошептала она.

Девочка, тебе не за что просить прощения. – Мэри прижала теплую ладонь к щеке Дженни. – Это не твоя вина. Удар по голове выбил всю твою память. – Взгляд женщины стал нежным и чуть затуманился. – Ох, солнышко, – проворковала она, – ты, должно быть, так напугана и чувствуешь себя здесь совсем чужой.

Она точно понимала ее состояние. Это принесло Дженни огромное облегчение. Она положила руку на локоть Мэри.

После твоих слов мне лучше, нет – легче!

Две женщины стояли в залитой солнцем кухне, наслаждаясь взаимной искренностью и теплотой.

Хватит попусту тратить время, – наконец проговорила Мэри. – Скоро голодные мужчины придут домой.

Она подошла к столу и стала выкладывать из сумки продукты.

Я собираюсь сделать колбасный хлеб, – пояснила она и с гордостью добавила: – Люк любит мой колбасный хлеб.

Любит?

– Гмм? – Мэри стрельнула в Дженни взглядом и улыбнулась. – Ну, он никогда не жаловался и всегда берет вторую порцию.

Дженни засмеялась и подошла ближе к столу.

Можно я буду помогать?

Ты смеешься надо мной? – У Мэри вырвался короткий смешок. – Знаешь, ведь ты стряпаешь намного лучше. Я здесь только потому… – Она резко замолчала, затем тихим торжественным тоном объявила: – Ох, не говори мне, что ты не работала на кухне.

Дженни отвела взгляд.

Ты так замечательно готовила и пекла, – тихо заметила Мэри.

Люк и Чад говорили мне, – кивнула Дженни, – что я любила печь хлеб.

У тебя получался такой вкусный хлеб! – Мэри причмокнула губами. – Корочка хрустящая, тесто воздушное.

Мэри, я ничего не помню. – Печальная улыбка мелькнула на губах.

Ох, солнышко, немного практики – и все к тебе вернется.

Дженни промолчала, не разрешая себе надеяться, что такое может случиться.

Конечно, если хочешь, помоги мне, – с фальшивой бодростью выпалила Мэри. – Но тебе не стоит учиться у меня готовить. – Потом она пробормотала: – Люк мне голову оторвет.

Дженни улыбнулась.

Я так же хорошо готовила, как ты?

Лучше! – Мэри помахала в воздухе луковицей, словно усиливая оценку. – Местные терпеть не могли, когда на лето закрывался ресторан. Конечно, ты была управляющей и не готовила в ресторане на весь курорт. Для этого ты нанимала двух поваров. Но ты придумывала рецепты и составляла меню. Оригинальные рецепты. А создавала их здесь, в этой кухне.

У Дженни заныло сердце.

Сегодня капитан ты. Что мне надо делать?

Вот, – Мэри положила ей в руку луковицу, – порежь.

Дженни посмотрела на лук и беспомощно обвела глазами кухню. Ее обдало волной паники. Она поняла, что понятия не имеет, где находится овощерезка или ящик с ножами. Мэри быстро пришла ей на помощь:

Я должна показать тебе, где все лежит. – Она открыла буфет и достала маленькую квадратную терку для лука. Затем из ящика достала нож и овощечистку. – Вот. Пока я буду делать колбасный хлеб, ты можешь почистить еще морковку и картошку.

Упершись бедром в стол, Дженни принялась чистить лук.

Мэри, – начала она, стараясь сохранить беззаботный тон, – как близки мы с тобой были?

Почти как мать и дочь. – Мэри разбила яйцо в миску с фаршем.

Стала бы я жаловаться тебе на… неприятности в браке?

Надеюсь, что стала бы. А почему ты спрашиваешь? – Мэри озабоченно нахмурилась и положила руки на края миски.

Дженни облизала губы.

Люк ушел из нашей спальни, – тихо произнесла она.

Пожилая женщина молчала, словно переваривая новость.

Я бы не назвала это неприятностями в браке, – немного спустя сказала Мэри. – Может быть, Люк подумал, что при нынешних обстоятельствах тебе будет удобнее, если он уйдет спать в другую комнату.

Хотела бы я, чтобы все было так просто. Но от Люка я узнала, что он спит в своем кабинете уже несколько недель.

О-о, солнышко, я не знала. Печально это слышать. Люк сказал, что случилось?

Нет, – покачала головой Дженни.

– У вас произошла маленькая ссора. – Лицо Мэри просветлело. – Вот и все. Помню, когда я нашла у Бада журналы с голыми девицами, я чуть не порвала их! Я так взбесилась, что бедняга даже не мог позволить себе такую роскошь, как спать в кабинете. Он приткнулся в сарае! – Глаза у нее смеялись. – Бад быстро научился лучше прятать свои любимые журналы.

Люк сказал, что мы не ссорились, – уточнила Дженни. – Никогда не ссорились. – Она положила луковицу на доску и разрезала пополам. – Супружеская пара, которая никогда не ссорится, – пробормотала Дженни. – Явно нетипичный случай. – Она посмотрела на Мэри. – Правда?

Ох, солнышко, мы с Бадом грыземся как кошка с собакой. Это и сохраняет нас молодыми. – Мэри посыпала мясо солью и перцем и засмеялась. – Но знаешь, я подумала над твоими словами. Я, и правда, никогда не слышала, чтобы вы друг другу хоть резкое слово сказали. Вы были так счастливы. Передай мне лук.

Мэри месила мясо и делила его на ломти, похожие на хлебные.

Есть еще одно… – Взяв морковку, Дженни провела овощечисткой по всей ее длине. Ей не удалось заставить себя посмотреть на Мэри. – Я беременна.

В кухне повисла тишина. Наконец Дженни не выдержала и быстро стрельнула взглядом в Мэри. Та стояла с потрясенным лицом.

Дженни, принести в мир ребенка – чудесный дар для женщины. Но по твоему тону я могу судить, что в этом есть что-то ужасное…

Дженни забыла о морковке, зажатой в пальцах с побелевшими костяшками. Слова бились в водовороте, налезая одно на другое, когда она рассказывала Мэри все, что знала сама. Как доктор Портер сообщил ей о беременности. Как он утверждал, что она знала об этом до падения. Как Люк и Чад заявляли, что каждый из них отец ребенка. Когда словесный взрыв кончился, Дженни почувствовала себя опустошенной. Она вся дрожала.

Мэри выглядела потрясенной. Голос упал до шепота.

Это похоже на одну из мыльных опер, которые я смотрю. – Поняв, что она брякнула, Мэри залилась краской и в ужасе вытаращила глаза. – Ох, солнышко, прости меня, я не имела в виду…

Нет причины извиняться. Ты сказала правду, – несчастным голосом прошептала Дженни и машинально продолжала чистить овощи. Что я должна делать? Кому могу верить? Что происходит с моим браком? Почему Люк спит у себя в кабинете? Неужели Чад стал бы лгать в таком деле? Люк сказал, чтобы я не беспокоилась. Чтобы сосредоточилась на себе. Поправлялась и выздоравливала. Теперь я выздоровела. Ссадины и синяки почти прошли. Настало время выяснить некоторые вопросы.

Она закончила чистить овощи, собрала очистки, сложила их в пластиковый пакет, завязала его и поставила к двери черного хода.

Вернувшись к столу, Дженни хотела порезать морковь и картошку, но заметила странное выражение на лице Мэри и остановилась.

В чем дело? – спросила она.

Ты вспомнила! – Мэри показала на пакет с очистками у двери.

Вспомнила что? – Дженни посмотрела на пакет, потом снова на Мэри и нахмурилась. – Я ничего не помню.

Тогда почему ты это сделала? Почему поставила очистки к двери?

Не знаю. – Дженни слегка пожала плечами и, наклонив голову, спросила: – Почему я решила это сделать? Ведь надо было бросить мусор в ведро.

Когда бы я к тебе ни приходила, – ласково улыбнулась Мэри, – ты всегда давала мне с собой пищевые остатки. Для компостной ямы Бада.

– Я?

Да, ты, – кивнула Мэри. – К тебе вернулась прежняя привычка.

Дженни обдумала свое поведение. Вопросы, мучившие ее, по-прежнему оставались без ответа. Положив очистки в пакет, она действовала машинально. Даже не сознавая, что делает. Это не имеет отношения к воспоминаниям. Она всего лишь выполняла задачу. Рефлективное действие. Но то, что она попала в колею привычного поведения, – хороший симптом. Это может означать, что прежняя Дженни потихоньку возвращается.

ГЛАВА ПЯТАЯ

– И он еще удивляется, что рабочие без уважения относятся к нему! – возмутился Люк. – Остается надеяться, что этим не заинтересуется полиция.

Люк вернулся с работы, где они очищали от деревьев лыжную трассу, и сообщил, что Чад не будет обедать с ними. Младший Прентис собирался провести вечер в городе, пьянствуя с бригадой рабочих, объяснил Люк.

Дженни не находила себе места. Она едва могла дождаться, когда сможет рассказать о том, как действовала по «прежней привычке», сложив в пакет очистки для Мэри.

Упоминание о полиции несколько притупило ее возбуждение.

А такое часто бывает?

Нет, – покачал головой Люк. – Я не хочу, чтобы у тебя сложилось неверное мнение о Чаде. Просто он любит весело проводить время. А спиртное делает моего брата… – он уставился на потолок кухни, очевидно стараясь выбрать правильное слово, – агрессивным.

Еще он спросил, как она провела день. Дженни поспешила рассказать о своих новостях. И теперь стояла, сжав руки и задыхаясь от жара, как всегда охватившего ее в присутствии Люка.

Помню, доктор Портер говорил, что работа человеческого мозга очень сложное дело, – заметил Люк.

Но не похоже, будто я что-то вспомнила, – поспешно объяснила Дженни. – Я сделала то, что обычно делала прежняя Дженни. Это должно что-то значить.

Он подошел и взял обе ее руки в свои. Она ощутила его тепло. Удивительное чувство. Возбуждение, уже возникшее в глубине живота, становилось все сильнее. Ей казалось, словно она мчится вниз с холма с головокружительной скоростью, бежит к какому-то секрету, скрытой цели. Дженни облизала губы. Она ждала… Вот-вот что-то случится. Что-то должно произойти.

Я не хочу, чтобы ты жила надеждой, что ты начинаешь восстанавливать память. Случившееся может вовсе ничего не значить. – Он не сводил ласковых глаз с ее лица.

У Дженни от разочарования поникли плечи.

Неужели она, и правда, так думала? Мол, если она бессознательно повторила одно маленькое, прежде привычное действие, то каким-то чудом к ней вернется память? Поэтому она так нервничала перед приходом Люка? Так волновалась? Так спешила поделиться своей новостью?

Он абсолютно прав. Мелкое подсознательное действие вовсе не открывает шлюзы ее прошлому.

Дженни прислонилась к нему, словно это был самый естественный для нее жест. Он провел ладонью по ее спине, крепче прижимая к себе.

– Любимая… Я не хотел огорчать тебя.

Это не твоя вина. Ты всего лишь объяснил очевидное, – пробормотала она. – Глупо думать… – Она не закончила предложения.

Он зарылся лицом в ее волосы. Дженни невольно отметила, как они подходят друг другу. Ее тело казалось пригнанным, как костюм, к Люку. Точно они в прошлом миллион раз именно так обнимали друг друга.

Нежность. Безопасность. Вот что излучал Люк. Как ей могло прийти в голову, что этому мужчине нельзя доверять? Сейчас она хотела доверить ему каждую свою мысль, каждое сомнение.

От него так хорошо пахнет! Его лесной одеколон наполнял ей ноздри и заставлял быстрее биться сердце. Она ощущала его твердые мышцы. А широкие плечи свидетельствовали о ежедневной физической работе. Он такой мужчина, какой нужен любой женщине. Каждая женщина будет испытывать к нему желание. Она не отличается от других женщин. Она хочет его.

Она медленно подняла голову. Вскинула подбородок. Ей хотелось, чтобы он смотрел на нее. И он смотрел. А Дженни знала, что все ее чувства отражаются в ее взгляде, ясно написаны на лице. Он все понимал. Об этом говорили его угольно-черные глаза.

Боже, помоги мне, – пробормотал он и, наклонив голову, прижался губами к ее рту.

Его лихорадочный поцелуй толкнул ее к действию. Дженни запустила пальцы в его густые темные волосы и притягивала его ближе, ближе… Кровь пульсировала в теле словно жидкое пламя.

Дженни услышала стон. И тотчас поняла, что он вылетел из ее горла. Звук толкнул ее еще дальше. Восхитительного поцелуя вдруг стало мало. Он не мог утолить ее глубинный, жгучий голод. Она хотела ощущать его руки на своей коже. Чтобы он гладил ее лицо. Ласкал плечи, груди. Она нуждалась в этом. Наступил момент высвобождения, остановить желание невозможно. Не думая ни о чем, она начала лихорадочно расстегивать блузку.

Подожди, – выдохнул он ей в рот. Голос хриплый, прерывистый.

Не обращая внимания на его мольбу, она переключилась со своей блузки на его рубашку. Поспешными, лихорадочными движениями она расстегивала пуговицу за пуговицей.

Дженни, перестань, пожалуйста! – Он обхватил и крепко сжал ее запястья. Затем замолчал, откинув голову и закрыв глаза. Наконец глубоко вздохнул.

Дженни почувствовала, как его трясет от усилия погасить пламя, бушевавшее в нем. Ей стало стыдно.

О чем она думала? Неужели она и вправду готова была раздеться? Если бы Люк не остановил ее, она устроила бы стриптиз прямо посреди кухни.

Стыд от случившегося смыл желание, затуманившее ей мозг. Шея и щеки горели от унижения. Как она могла до такой степени потерять контроль над собой?

Прости, – хрипло прошептала она и закусила нижнюю губу. Нельзя показать ему слезы, которые жгли глаза.

Нет, не надо извиняться. Я хотел сделать это уже… целое столетие.

Ты? – Она моргнула.

Не замечала? – Из глубины груди Люка вырвался горький смешок.

Нет. – Она улыбнулась и смущенно потупилась. – Я была слишком занята борьбой с огромным чудовищем по имени… – от неловкости снова вспыхнуло лицо, но это не помешало ей закончить предложение, – желание.

Ты не можешь представить, как мне важно это слышать! – Голос еще звучал хрипло и неровно.

Я пыталась сдерживать влечение к тебе. – Она усмехнулась. – Может быть, мое чувство к тебе – еще одна инстинктивная привычка? – Ресницы дрогнули, когда она спросила: – Скажи, нам было хорошо в постели?

Она ждала, что он засмеется. И главное, ей хотелось заставить его улыбнуться. Хоть как-то ослабить напряжение, повисшее между ними. Поэтому обида, которую она прочла в его глазах, поразила Дженни.

Пожалуйста, Люк, – проговорила она. – Я хочу знать.

Он отвел взгляд и упрямо молчал. Вдруг ее осенило, в чем дело.

Да, – кивнула она, – понимаю. Тебе не нравится, что мое влечение к тебе физическое. Ты хочешь, чтобы моя реакция была более осмысленной.

Ура! Она попала не в бровь, а в глаз. Подтверждение читалось в его взгляде.

И все же он не ответил. Только изучал ее, словно проникая до самой глубины. Она почувствовала себя подсудимой, и ей захотелось оправдаться.

Чего ты от меня хочешь? На что надеешься? Ты ждешь, чтобы я сказала, что люблю тебя? Я не знаю тебя, Люк. Для меня ты незнакомец.

Знаю. – Он отвернулся. На щеках заходили желваки. – Так тяжело помнить все, что мы пережили вместе. И видеть, что все исчезло. Будто ничего и не было.

Его красивое лицо исказилось, словно от боли. Дженни захотелось погладить его, но она удержалась. Желание утешить Люка столкнулось с чувством вины, которое возникло вроде бы ниоткуда.

Прости, – выдохнула она. – На прошлой неделе я сосредоточилась только на себе. Я не могла думать ни о чем, кроме своих болячек. И о внешних, и о тех, что в глубине. О страхах и сомнениях…

Дженни!..

Он поднял руку, пытаясь остановить ее. Но Дженни продолжала:

А мне следовало бы понимать, что я не единственная, кто страдает. – Чувство вины внезапно будто утяжелило голос. – Мне следовало бы видеть, что я не единственная оказалась в новой ситуации.

Но я хотел, чтобы ты именно это и сделала, – перебил ее Люк. – Я говорил тебе, чтобы ты сосредоточилась на своем выздоровлении. На себе. – Потом он тихо добавил: – И на малыше.

Да, это было все, что она могла сделать. Но ведь так заметно, что Люк мучается от сомнений, кто отец ребенка. Конечно, он утверждал, что это его ребенок. И все же червячок подозрения не унимался. И это причиняло Люку боль. Она же не могла рассеять его опасения, поэтому решила пока отложить эту тему. Полный свет на все прольется лишь тогда, когда рухнет та стена, через которую она старается пробиться к мужу.

С нами все в порядке. – Ей хотелось успокоить его хоть в том, в чем она не сомневалась. – Ребенок и я в прекрасной форме.

Ты уверена?

В себе уверена. – Она пожала плечами. – Я чувствую себя великолепно. И я не замечаю признаков, что малышу плохо. На следующей неделе у меня визит к доктору Портеру.

Атмосфера между ними начала разряжаться.

Люк, ты не думаешь, что пришло время поговорить? – наконец спросила она.

Мы и говорим. – Он уставился в какую-то точку над ее плечом. – Мы каждый вечер разговариваем за обедом.

Ты называешь это разговором? – Она засмеялась. – Боюсь, что ты и Чад в будущем будете подшучивать над тем, как я изо всех сил старалась спрятаться за газетными новостями, которые подробно пересказывала вам. – Она снова засмеялась. – Я ценю, что вы выслушали, как все церкви провели благотворительную распродажу кексов и печенья. И терпели, когда я заставляла вас участвовать в обсуждении последних скандалов в столице и нескольких ограблений банков в Филадельфии.

Это тоже очень интересно. – Секунды три Люк сохранял серьезное выражение, потом разулыбался. – По-моему, ты можешь сказать, что я позволял тебе прятаться за новостями. Наверно, в этом смысле я тоже прятался, – признался он, засмеявшись. Потом распрямил плечи и вздохнул, уступая ей: – Ты права. Пришло время поговорить.

Они сидели за обеденным столом напротив друг друга. На блюде дымились ломти колбасного хлеба, приготовленного Мэри. Дженни положила им обоим картофельное пюре и кольца тушеной моркови. Лепешки с маслом дополняли совершенство блюда.

– Расскажи мне о нас. Как мы встретились. – Дженни поддела вилкой морковку, положила в рот и медленно жевала. Едва ли она чувствовала вкус. Мысли в тревоге сосредоточились на том, что скажет Люк.

Он медлил с ответом. Дженни нахмурилась, но терпеливо ждала.

Мы познакомились через Чада, – наконец произнес он.

Брови взлетели сами собой.

Ты вместе с ним училась в колледже. В университете Вилланова.

Так она еще и образование умудрилась получить! В уме завихрились вопросы: чем она увлекалась, нравилось ли ей учиться, какая у нее специальность? Но Дженни твердо приказала сознанию: каждый раз занимайся одной темой. А нынешняя тема – ее отношения с Люком – чрезвычайно важна.

Наверно, я приехала сюда с Чадом кататься на лыжах. – Она произнесла фразу как утверждение, а не как вопрос. Но все же ждала от Люка подтверждения.

Ты приезжала четыре зимы подряд, – кивнул он. – Вместе с восемью или десятью друзьями и подружками Чада. Как только выдавалось свободное время, ваша банда приезжала сюда.

Похоже, ты был не в восторге от нас. – Уголки губ поднялись в улыбке. – Шумная группа студентов из колледжа. Мы мешали тебе, так?

Нет, не так.

Дженни понимала, что Люк о чем-то не упомянул, что-то в их первой встрече вызывало в нем какую-то неловкость. Он словно превратился в натянутую струну. Застывшие плечи. Нахмуренные брови. И еще одно доказательство – Люк так и не дотронулся до обеда. Дженни решила, что лучше пока оставить в стороне эту часть их прошлого. Она всегда может вернуться к ней потом.