Текст книги "Честити"

Автор книги: Донна Белл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Мама, но ведь ты, конечно, не злишься на меня до сих пор за это, – промолвила Честити.

– Нет, нет, дело совсем не в этом. Ты росла и становилась похожей на мою свекровь, не на меня. Ты – высокая, грациозная. Тебе нравилось ездить на лошади и удить рыбу. К тому времени появились близнецы, две куколки, с которыми можно было играть. И они были так похожи на меня… – добавила она страстно и замолчала.

Честити глубоко вздохнула. Ее боль немного утихла.

– Я не испытываю к тебе неприязни, Честити. Просто я не понимаю тебя, – сказала мать.

Честити тихо ответила:

– Я никогда и не думала, что ты испытываешь ко мне неприязнь, мама. Но я тоже не испытываю этого чувства к тебе, я хочу обрести самостоятельность, как только это станет возможным. Думаю, так будет лучше для нас обеих.

Немного подумав, мать согласно кивнула.

– Наверное, ты права. Как всегда, – добавила она с улыбкой.

– Спокойной ночи, мама.

Когда дверь за матерью закрылась, Честити легла на кровать. Ни слез, ни мыслей; ей хотелось только одного; чтобы все изменилось. И ей было очень жаль себя. Но это состояние продолжалось не более пяти минут, она заставила себя встать.

Все не так уж плохо, внушала она себе. С помощью отца она может приступить к поискам подходящего дома. Затем Честити взяла бы одну из служанок из кухни – она стала бы ее экономкой, и наняла бы Джеймса, чтобы он ухаживал за Бэби и другой парой лошадей, которых она купит.

Честити прервала свои размышления. О чем она думает? Возможно, Джеймс и не сможет работать у нее. Что, если его уже схватили, а может быть, даже убили как контрабандиста. А как же Джейн и ее ребенок?..

Честити быстро накинула темное дорожное платье и поспешила в конюшню. Она остановилась возле помещения для конюхов, в котором горел свет.

– Джеймс? Что ты здесь делаешь в этот час?

Он усмехнулся и протянул уздечку, которую только что чистил:

– Решил вернуться и закончить свою работу, мисс. Я ведь не хочу потерять свое место.

Честити радушно улыбнулась ему.

– Тебе не нужно беспокоиться об этом, Джеймс. Ты всегда будешь работать в Хартфорде.

– Благодарю вас, мисс.

– Здесь есть кто-нибудь еще? – спросила она встревоженно.

– Нет, только мистер Хэйл, он проверяет свет, также, как и вы.

– Ну хорошо, спокойной ночи.

– Спокойной ночи, мисс.

Честити прошлась вдоль длинного ряда денников, затем заглянула к Бэби. Ничего удивительного, жеребца, как всегда, не было. Честити постаралась подавить в себе неприятное чувство. Она вновь упустила Алекса. Теперь нет никакого смысла пытаться его разыскать. И так как Джеймс, слава Богу, еще на работе, значит, сегодня ночью прибытия груза не ожидается. Усталая, Честити вернулась к себе в комнату, собираясь хорошенько выспаться. Она не имела этой возможности почти целую неделю.

Следующий день начался для Честити неудачно. Ее планы держать Алекса в поле зрения были нарушены с самого начала. Когда она спустилась к завтраку, ее тут же захватили сестры. Они потащили ее наверх и попросили помочь выбрать платья и шляпки для намечавшегося пикника с лордом Рэйвенвудом и Рубином Оксуортом.

Час спустя, когда они, наконец, оделись, Честити спустилась вниз, но здесь на нее напал Рубин. Осторожно оглядываясь, он повел ее за собой в свободную комнату.

– До Рождества осталось только два дня, мисс Честити, – начал он, опустившись на стул, затем внезапно вскочил и принялся кружить по комнате.

– Это верно, – ответила она, стараясь скрыть свое нетерпение.

– Мне нужен ваш совет. – Продолжения не последовало.

– Относительно чего? – наконец, спросила Честити.

– Мне не следовало бы даже… Я слишком стар…

– Но ведь вы пока не страдаете старческим слабоумием, – утешила его Честити с ободряющей улыбкой. Она уже догадалась, к чему он клонит, но боялась, что подобный разговор может разбить сердце мистера Оксуорта.

– Нет, конечно, нет, не так ли? В самом деле, я вполне здоров. Я хорошо держусь на лошади, а такие вещи имеют значение для вас, молодых леди.

«Сердцу подобные вещи совершенно безразличны», – подумала Честити.

– Знаете, мисс Честити, я думаю – не купить ли мне для вашей матушки какую-нибудь маленькую вещицу, чтобы добиться ее расположения, – закончил он торопливо, садясь перед ней и глядя прямо в глаза.

Честити удивленно взглянула на него и переспросила:

– Моей матери?

– Да, я… – По-видимому, Рубин понял двусмысленность и рассмеялся:

– Нет, нет, я не собираюсь таким образом соблазнять вашу матушку. Но я боюсь, что иначе она не одобрит моего намерения подарить Транквилити жемчуг моей матери.

– Жемчуг вашей матери? – повторила Честити, слегка озадаченная.

Рубин произнес со вздохом:

– Я высказался довольно неловко. Видите ли, я влюблен в Транквилити, но не буду просить ее руки, пока не закончится сезон в Лондоне. Тем не менее, я желал бы преподнести ей маленький подарок, символ, если хотите, моей преданности. Я намеревался купить для нее какую-нибудь драгоценную вещицу, но опасаюсь, что ваша матушка не позволит ей принять ее. Вот я и подумал – если это будет что-то мое, личное, тогда, возможно, она не сможет отказать мне…

– Но жемчуг – слишком дорогая вещь, мистер Оксуорт. Моя мать никогда не одобрит, в особенности, если это – фамильные драгоценности.

Рубин помрачнел.

– Возможно, я слишком самонадеян. Но как вы думаете, мисс Честити? Могу ли я претендовать на руку Транквилити?

Честити не хотела давать Оксуорту ложную надежду, поэтому ответила уклончиво:

– Транквилити еще очень молода, сэр. Вы должны дать ей время для размышления. Думаю, она очень привязана к вам, но не нужно торопить ее.

– Я знаю, знаю, я стараюсь быть сдержанным, когда она рядом… Вы знаете, мне сорок семь лет, и я никогда раньше не был влюблен. Это самое возвышенное и самое угнетающее из всех состояний!..

– Мне известно это, – ответила Честити тихо.

Рубин слегка хлопнул ее по руке и произнес с живостью:

– Не бойтесь, мисс Честити. У вас все сложится хорошо. Вот увидите.

Честити заставила себя улыбнуться.

– Вот что я вам скажу, Рубин. Подарите Транквилити музыкальную шкатулку. Она их очень любит.

– В самом деле? Вы думаете, я смогу купить ее в Фолкстоуне. или мне лучше поехать в Дувр?

– Вы найдете ее в ювелирной лавке Фолкстоуна. Но вам придется купить две шкатулки: одну для Транквилити и одну для Синсирити. В этом случае мама не будет против.

– Конечно! Как я сам не догадался! Я поеду сразу же, как только вернусь с пикника.

– Желаю удачи, мистер Оксуорт.

Он встал и улыбнулся Честити. лицо его пылало.

– Благодарю вас, мисс Честити. Спасибо за ваши советы и за то, что выслушали меня без смеха.

– Иначе и быть не могло, – улыбнулась она в ответ.

Осторожно пройдя по коридору. Честити направилась в кухню, чтобы через нее выйти во двор. Но ее снова ждала неудача.

– Честити!

Девушка вздрогнула, услышав зычный голос матери.

– Да, мама.

– Не могла бы ты мне помочь с меню, дорогая?

Честити удивленно приподняла брови. Это была самая вежливая просьба, которую она когда-либо слышала от матери.

– В чем дело, мама? – спросила она, подходя к столу, возле которого кухарка и леди Хартфорд сидели, склонившись над рецептами и записями.

– Хотелось бы приготовить что-нибудь грандиозное к рождественскому вечеру, но ведь по традиции мы в полдень отпускаем всю прислугу…

– Я ведь сказала, миледи, мои девочки и я охотно сделаем все, что необходимо. Не каждый год у нас в доме столько гостей на Рождество, – проговорила кухарка.

– Я знаю, но я не хотела бы нарушать традицию, – отвечала леди Хартфорд.

– А почему бы не приготовить завтра сразу два обеда, – предложила Честити. Обе женщины посмотрели на нее так, будто она лишилась рассудка.

– Поджарить двух рождественских гусей не труднее, чем одного. Если мы наймем девушек из деревни, то вся работа будет сделана вовремя. В рождественский вечер мы будем отмечать наш праздник в зале, а здесь, на кухне, будут веселиться слуги со своими семьями.

Леди Хартфорд и кухарка посмотрели друг на друга. Наконец, мать сказала:

– Возможно, ты и права. Честити.

Кухарка утвердительно кивнула и произнесла задумчиво:

– Моя сестра и племянницы охотно помогут завтра, если их пригласят на рождественский ужин. Стало быть, мы все сможем приготовить заранее.

– Прошу тебя, непременно пойди и поговори с ними, – произнесла леди Хартфорд с редкой учтивостью. – Мы хорошо заплатим, – добавила она.

– Да, миледи, я сейчас же попрошу Джеймса отвезти меня в деревню. – Она повернулась к Честити и улыбнулась:

– Благодарю вас, мисс. Вы неплохо придумали.

Оставшись наедине с матерью, Честити поднялась и уже собиралась уйти, но леди Хартфорд произнесла:

– Кухарка права, Честити. Я ценю твое решение.

– Я рада, что смогла помочь, мама, – ответила девушка, слегка улыбнувшись.

Что-то, видимо, изменилось в их отношениях, и Честити не могла не радоваться этому. Но приходилось все еще быть настороже. За свою жизнь Честити привыкла к совершенно иному обращению, и потому ей с трудом верилось, что все изменилось за одну только ночь. «И тем не менее, – думала она, – близится Рождество, и так приятно чувствовать, что между мной и матерью воцарился мир.»

Настроение Честити упало, когда на конюшне ей сообщили, что мистер Фицсиммонс уехал рано утром и сказал, что его не будет весь день. Расстроенная, она кликнула Бастера и пошла с ним на прогулку.

Алекс прибыл в Дувр около одиннадцати утра и сразу же направился в доки. Его приветствовал улыбающийся лорд Питершэм.

– Ну, мой мальчик, ты не изменил свои планы? – спросил лорд, потирая ладони в предвкушении хорошего ленча с Алексом в уютной каюте под палубой.

– Нет, милорд. Хэмфрис заплатит за оба конца. Я очень ценю вашу помощь.

– Не думайте об этом. Я бесконечно рад вам помочь. Вы же знаете, я сражался вместе с самим адмиралом Нельсоном!

– Да, мне говорили об этом. Должно быть, там была нешуточная свара, – сказал Алекс, заранее зная, что его замечание повлечет за собой длинную серию воспоминаний старого моряка.

Так и случилось. Через полчаса лорд Питершэм умолк. Посидев несколько минут в задумчивости, он снова поинтересовался планами Алекса. Тот в нескольких словах объяснил ему детали операции, затем попрощался и отправился обратно в Фолкстоун.

Наскоро перекусив на постоялом дворе, он направился в ту самую ювелирную лавку, которую посещал за день до этого. Владелец лавки принес бархатную коробочку и раскрыл ее, любезно улыбаясь.

– Очень хорошо. Это как раз то, что я хотел. У вас чудесный вкус, сэр, – произнес Алекс, кладя на ладонь изящный золотой брелок.

– Благодарю вас, мистер Фицсиммонс. Я тотчас же заверну это для вас.

– Какая неожиданная встреча, Фицсиммонс, – воскликнул Рубин Оксуорт, войдя в лавку и остановившись перед ним.

– И я того же мнения, Оксуорт, – сухо ответил Алекс.

– О…Я хочу сделать небольшую покупку к Рождеству. Думаю, здесь можно найти что-нибудь подходящее.

– Что-нибудь для мисс Транквилити? – усмехнулся Алекс.

Рубин слегка покраснел.

– Возможно, также и для мисс Синсирити. Я не могу пренебрегать ни одной из девушек.

– Тогда вам нужно покупать три подарка, – сказал Алекс, в который раз удивляясь, почему люди не замечают существования мисс Честити?

Рубин, казалось, был искренне удивлен этому замечанию.

– Да, я совсем забыл о мисс Честити. Конечно, я должен подарить и ей что-нибудь. Интересно, хотелось бы ей также иметь музыкальную шкатулку?

– Что-нибудь еще, мистер Фицсиммонс? – спросил владелец лавки, вручая ему маленький пакетик.

– По-видимому, вы тоже покупаете подарок, – язвительно заметил Оксуорт, – хотя не похоже, чтобы в таком маленьком свертке содержалось что-то для Транквилити и Синсирити.

Алекс недовольно нахмурился. Каким образом Оксуорт, с которым он едва перемолвился словом, догадался, что подарок предназначен для Честити? Он ответил довольно грубо:

– Кое-кто из нас должен поменьше интересоваться различными деталями. Я делаю подарки, когда хочу и кому пожелаю.

– Не сердитесь на меня, Фицсиммонс. Мисс Честити – сокровище, вам очень повезет, если вы сумеете расположить ее к себе.

– Не могу не согласиться с вами, – промолвил Алекс, укладывая пакетик в карман. – До встречи в Хартфорд Хаузе, Оксуорт. Сегодня вечером будет бал или что-то в этом роде, не так ли?

Рубин кивнул.

– До свиданья, Фицсиммонс. До вечера!

Как только Алекс удалился, Рубин попросил хозяина лавки раскрыть ему тайну содержимого пакетика.

– Это совершенно конфиденциально, сэр. Мистер Фицсиммонс купил нечто особое.

– Вы должны мне сказать, – произнес Рубин, доставая золотой соверен.

Склонившись над прилавком, хозяин что-то прошептал ему на ухо…

Алекс решил прогуляться вдоль берега моря. Он слез с лошади, давая ей возможность пощипать жалкую травку. Опустив руки в карманы, Алекс погрузился в раздумье.

Честити. Сможет ли он удержать дистанцию между ними, пока не завершатся все эти дела? Всякий раз при встрече с Честити ему хочется заключить ее в свои объятия и признаться в любви. А вместо этого приходится притворяться равнодушным и злить ее.

Он улыбнулся, вспомнив, как вела себя Честити накануне, под омелами. Тогда ему не пришлось разыгрывать гнев. Когда она выдернула руку, Алексу и впрямь захотелось обидеть ее. И он солгал Честити, что у него не было намерения целовать ее.

Алекс достал из кармана пакетик и принялся вертеть его в руках. Как только все закончится, он преподнесет это ей в знак примирения.

– Подарок для графини? – окликнула его Честити.

Он поднял глаза, наблюдая за приближением девушки. Затем наклонился и погладил по шелковистой спине подбежавшего Бастера. В распушенных волосах Честити играли блики солнечного света. Одной рукой она поддерживала юбку, чтобы вода не намочила ее. Она напоминала морскую нимфу.

– Ревнует, не правда ли? – прошептал он, обращаясь к собаке. – Это уже кое о чем говорит. – Уже не в первый раз Алексу хотелось сказать Честити правду. Но он вынужден ждать, – внушал себе Алекс строго. Терпение. Хоть немного терпения.

Честити остановилась перед ним в ожидании.

– Для графини? – повторил он, весело рассмеявшись. – Нет, это не для нее. С чего вы взяли, что это для графини?

– Неважно. Мне показалось, – ответила Честити. Ненавижу, когда мне лгут, сердито подумала она про себя.

– Честити, – вдруг произнес Алекс с нежностью.

Девушка смотрела на него широко открытыми глазами, ее сердце сильно забилось, губы слегка дрогнули. Алекс взял ее за руку, и Честити задрожала. «Терпение, терпение», – внушал ему внутренний голос. Они стояли, не шевелясь.

– Как это вам удалось убежать от вашей матушки? Я был уверен, она заставит вас и ваших сестер усиленно отдыхать перед вечерним торжеством.

Честити тряхнула головой и сказала:

– Разве вы не знаете? Теперь я делаю все, что пожелаю!

– Вот как? Значит, вы, наконец, добились свободы! Ну, и как вы себя ощущаете в новом качестве?

– Чудесно! Теперь я – хозяйка своего положения, и собираюсь оставаться ею всегда!

Алекс задумался: совсем не такого ответа желал бы услышать мужчина от девушки, которую он собирается сделать своей женой.

– Похоже, вы намереваетесь стать отшельницей, – произнес он, пытаясь прояснить ситуацию.

– Конечно, нет. Но ведь можно принимать участие в жизни общества, не связывая себя по рукам и ногам.

– Но Честити, вы, конечно, не исключаете возможность замужества, – возразил он не слишком учтиво.

Глаза Честити вспыхнули от смущения и гнева. Как смеет он дразнить ее подобным образом? Не сказав ни слова, она развернулась и быстрым шагом пошла прочь, резко окликнув собаку.

– Вот ты и сказал ей правду, – пробормотал Алекс, грустно покачав головой. А впрочем, оно и к лучшему. Продолжая сердиться на него, она избежит более серьезных неприятностей.

А потом он ей все объяснит.

Глава 7

Настроение Честити было ужасным. Ей совершенно не хотелось ни танцевать, ни общаться с кем бы то ни было. Но, несмотря на ее заявление о независимости, она подчинилась давлению матери и стала одеваться.

Она старалась избежать встречи с Алексом, и потому оставалась в своей комнате до последней минуты. Тем не менее, оделась она очень тщательно. На ней сверкало изумрудно-зеленое платье, специально заказанное матерью к нынешнему празднику. Взглянув на себя в зеркало, она решила, что, пожалуй, есть некая выгодная сторона в том, что тебе уже двадцать четыре и ты задвинута в дальний угол, как не пользующийся спросом товар. По крайней мере, ты можешь носить цвета, которые тебе идут, а не только голубое и розовое.

Мать разрешила ей надеть фамильное украшение – тяжелое золотое колье, осыпанное изумрудами. Служанка Рози отполировала его до блеска, и радостно всплеснув руками, объявила, что оно изумительно смотрится на шее Честити. Самый крупный изумруд лежал как раз в ложбинке ее груди, и она подумала, что это и в самом деле красиво.

Честити смущенно поправила глубоко вырезанный лиф своего платья, на что Рози заметила:

– Вы неотразимы, мисс. Не беспокойтесь. Мистер Фицсиммонс не сможет отвести от вас взора.

Честити недовольно нахмурилась и вскинула голову. Почему все так уверены, что ее волнует мнение Фицсиммонса?

Отступив назад, Рози внимательно осмотрела Честити.

– Ваша мать никогда не надевала это ожерелье, мисс. Она и не могла его носить, но вы, мисс Честити, в нем просто великолепны.

Честити спустилась вниз в самую последнюю минуту и села в один из экипажей рядом с леди Рэйвенвуд.

Алекс наблюдал за ней из своей коляски. Когда Честити появилась в дверях дома, освещаемая мягким сиянием факелов, он почувствовал, что теряет самообладание. Только ее одну он желал бы видеть рядом с собой, наслаждаться каждой минутой, проведенной вместе.

– О чем задумались, мистер Фицсиммонс? – поинтересовалась Транквилити, сидевшая в его экипаже.

– Ни о чем, – ответил он.

– Сегодня довольно прохладно, – попыталась она продолжить беседу, подсаживаясь поближе.

– Декабрь, как никак, – сухо бросил Алекс.

Леди Хартфорд уселась в тот же экипаж, что и Честити. Тщательно расправив свои юбки, она обратилась к леди Рэйвенвуд и леди Костейн:

– Мистер и миссис Гарольд Симпкинс – самые тщеславные люди из всех, кого я знаю, но именно поэтому их празднества всегда проходят с большой пышностью и пользуются такой популярностью среди людей нашего круга.

– Вы имеете в виду нас с вами? – заметила леди Рэйвенвуд с усмешкой.

– Да, хотя это довольно странно, – продолжала леди Хартфорд, не поняв сарказма леди Рэйвенвуд. Миссис Симпкинс – дочь какого-то бедного баронета из Йорка, а мистер Симпкинс заработал все свои деньги, играя на бирже. Говорят, его отец был простым шахтером.

– Шахтером! – Воскликнула леди Костейн, которая слушала с нескрываемым интересом.

Леди Рэйвенвуд насмешливо фыркнула.

– На вашем месте я бы не стала так открыто заявлять, что вы презираете честный труд. – В наступившей тишине она добавила: – Отец мистера Брумеля, по-моему, был кузнецом, а вовсе не шахтером.

Леди Хартфорд и леди Костейн моментально замолчали. В полутьме экипажа они не заметили, как леди Рэйвенвуд лукаво подмигнула Честити, и та улыбнулась ей в ответ.

Конечно, Честити не хотела бы быть такой эксцентричной дамой, но, надо отдать ей должное, леди Рэйвенвуд умела поставить на место самодовольных сплетниц.

Симпкинсы слыли ближайшими соседями Хартфордов. Их поместье располагалось чуть дальше от побережья, и его главным украшением являлся огромный дом, построенный всего пять лет назад, но стилизованный под средневековый замок. Мистер и миссис Симпкинс были людьми очень милыми и дружелюбными, и Честити подозревала, что на самом деле матери очень нравятся ее соседи, хотя она старается этого не показывать.

– Леди Хартфорд! Как приятно вас видеть! И спасибо за то, что вы привезли с собой таких именитых гостей! – восклицала миссис Симпкинс, здороваясь со всеми за руку так, будто приехавшие ее давние друзья. Леди Рэйвенвуд, минуту назад проповедовавшая демократические идеи, прошла мимо с гордым видом, принимая ее любезность как должное. Честити поздоровалась кивком головы.

Гости прошли в великолепный зал, стены которого были отделаны серебристой тканью и голубым шелком. Даже шампанское казалось голубоватым, что было довольно неприятно для глаз. «Интересно, – подумала Честити с улыбкой, – будет ли леди Рэйвенвуд и дальше защищать Симпкинсов.»

Честити и леди Рэйвенвуд присоединились к обществу пожилых дам, которые, уютно расположившись в мягких креслах, не спускали глаз со своих юных дочерей, скользящих в танце по залу. Старая леди тут же вступила в дискуссию с леди Питершэм и двумя другими матронами по поводу того, что будут подавать к ужину.

Стараясь не привлекать к себе внимания. Честити притворилась, что внимательно слушает их беседу, а на самом деле следила за Алексом. Он стоял к ней спиной и внимательно смотрел на танцующих. Может быть, он ищет ее? Конечно, нет, мысленно одернула она себя. Без сомнения, он высматривает графиню. И в кармане у него наверняка лежит то самое украшение.

Вспомнив о графине, Честити обратила внимание, что ее нигде не видно. В это было трудно поверить, ведь без ее участия не обходился ни один бал, с тех пор, как француженка прибыла в Фолкстоун прошлым летом.

Неужели Алекс с ней поссорился?

Честити по-прежнему оставалась вне поля зрения, находясь в обществе пожилых матрон. Только два человека соизволили заметить ее присутствие – это те самые молодые дамы, которым так не понравился успех Честити на балу у нее дома. На этот раз они решили подойти и поговорить с ней, обе рука об руку со своими кавалерами. Пусть позавидует.

Честити с улыбкой наблюдала за их приближением. Их поведение лишь смешило ее. Она сама сделала свой выбор, решив не привлекать ничьего внимания и оставаться в тени. Кроме того, Честити посетила так много балов, где только и делала, что двигала ногами под музыку, что подобные попытки продемонстрировать перед ней свое превосходство совершенно не волновали ее.

Неожиданно перед ней предстал отец. Галантно поклонившись, он с улыбкой предложил Честити составить ему пару.

– С удовольствием, папа.

– Я бы хотел сказать тебе, как ты сегодня красива, моя дорогая. Почаще носи зеленое: оно очень идет тебе.

– Благодарю, папа, – ответила она, невольно краснея. Он всегда считал ее красивой, она это знала, и тем не менее так приятно услышать об этом еще раз.

– Ты сегодня танцевала с Алексом? – спросил отец, чувствуя ее напряжение. Следующее па танца развело их. Честити заставила себя улыбнуться, взяв за руку следующего партнера и делая реверанс. Вернувшись к отцу, она сделала вид, что не слышала вопроса, но он повторил его:

– Итак, ты танцевала с Алексом?

– Нет.

– Разве он не приглашал тебя? Я знаю, Алекс искал тебя повсюду.

– Не думаю, папа. Я сидела на том месте, где ты меня нашел, и не пыталась спрятаться, – ответила Честити резко.

Ее отец улыбнулся и покачал головой.

– Тебе не следовало бы меня обманывать.

– Если кто и обма… – Движения танца снова развели их, не дав Честити договорить. Она не хотела продолжать обсуждение этого вопроса: очевидно, отец просто подтрунивал над ней.

Лорд Хартфорд, по-видимому, тоже решил оставить эту тему и поинтересовался у Честити, закончила ли она свои рождественские покупки.

– Да, но я еще не закончила подарок для Синсирити, я вяжу ей ридикюль.

– А как насчет меня? Что ты мне приготовила? – спросил он, улыбаясь, как маленький мальчик.

– А вот и не скажу, – ответила она со смехом. Они вспомнили те времена, когда Честити была маленькой девочкой и, услышав от отца этот вопрос, сразу же, не подумав, выбалтывала свой секрет. А затем, поняв свою ошибку, заливалась горькими слезами.

Перестав смеяться, лорд Хартфорд крепко сжал ее руку и произнес:

– Не будь слишком резкой с Алексом. Он чудесный молодой человек.

Обида вспыхнула в глазах Честити, она потрясенно взглянула на отца и резко остановилась. Среди танцующих произошло легкое замешательство, партнеры отдавили друг другу ноги и перепутали фигуры танца.

– Я не согласна с твоим определением «чудесный», папа, если ты употребляешь это слово по отношению к Алексу. – С этими словами она вышла из зала с гордо поднятой головой. Честити нашла комнату для дам и спряталась в ней, все еще дрожа от обиды.

Что имел в виду ее отец? Она считала его суждения безошибочными, мнение отца всегда было для Честити бесспорным, а он, оказывается, самый обыкновенный человек, с присущими людям слабостями!

– Ты видела ее? – прошептала Транквилити, войдя в комнату.

Из-за своей ширмы Честити слышала хихиканье Синсирити:

– Только лишь секунду. А затем я взглянула на маму. Она прямо-таки потемнела от злости.

– Старшая сестра, и сделала такое! – весело щебетала Транквилити. – Только представьте себе, оставила папу одного посреди зала!

Честити услышала, как отворилась дверь, и услышала, как мать объясняет кому-то:

– Бедняжка целый день чувствует себя плохо. Я пыталась уговорить ее остаться дома, но ей так хотелось приехать!

– Я очень надеюсь, что с ней все в порядке, – проговорила леди Костейн и вышла.

– Честити! – вскричала мать. – Я знаю, что ты здесь! Транквилити, Синсирити, оставьте нас!

Честити услышала, как за сестрами захлопнулась дверь. Она вышла из-за ширмы и предстала пред возмущенным взором матери.

– Какой черт тебя дернул?

– Не кричи на меня, мама, – спокойно сказала Честити.

Ее мать умолкла и осуждающе покачала головой.

– Я никогда не предполагала, что стану свидетелем подобного представления! – Честити попыталась что-то произнести в свое оправдание, но мать оборвала ее: – Знаю, каким бестактным может быть твой отец, но Честити, оставить его одного посреди танцевального зала! Только подумай, какой скандал! Что бы он не сказал тебе… Даже когда он бросил мне в лицо, что у него есть любовница, я не посмела устраивать ему скандал. Хотя он и сделал это во время бала у леди Гамильтон. – Леди Хартфорд опустилась на ближайший стул и продолжала, говоря больше для себя, чем для своей дочери. – Мне было все равно, что он спит с ней. Близнецам был только год, и я больше не собиралась… Но заявить мне об этой женщине! Да еще в публичном месте! – Она прекратила свою речь и взглянула на Честити. – Но я же не оставила его посреди бального зала, Честити! Только подумай, какой скандал! Я могу вытерпеть все, но только не скандал!

Честити наконец закрыла рот, который все это время оставался открытым. Ее глаза наполнились слезами. Она опустилась на колени перед матерью и жалобно произнесла: – Я вернусь в залу и объявлю всем, что у меня оторвалась оборка на платье.

Мать схватила ее за руки и энергично кивнула:

– Да, да, моя милая, именно так! И ты должна танцевать, танцевать каждый танец! И снова танцевать с отцом.

Честити покачала головой.

– Я не могу, мама.

– Не можешь? Конечно, можешь! Ведь я смогла. – Леди Хартфорд поднялась и расправила плечи. Взявшись под руки, они покинули дамскую комнату и вошли в зал.

Честити улыбалась и танцевала, танцевала, танцевала. Молодые люди, пожилые джентльмены – она принимала все приглашения, и уже скулы ее сводило от бесконечных улыбок.

Она никогда не испытывала чувства сострадания к матери, но сейчас Честити искренне пожалела мать. Она должна смотреть правде в глаза. Она больше не ребенок, твердила она себе. И нужно смириться с мыслью, что ни один из ее родителей не является совершенством.

Откровения матери были для Честити подобны легкому землетрясению, так же, как и высказывание отца об Алексе. Она еще могла бы простить отцу его слова, потому что он не знал о любовных аферах Алекса с графиней. Но узнать о том, что отец все эти годы лгал и разыгрывал комедию перед матерью!

Честити сделала из своего отца идеал. Теперь она поняла, что его терпимость по отношению к матери вызвана совсем другими причинами, а вовсе не его ангельским терпением. «В чем еще он лгал?» – бешено колотилась в ней мысль. Честити глубоко вздохнула и заставила себя успокоиться. Несмотря ни на что, он все-таки оставался ее отцом, единственным человеком, который ее понимал. Она должна любить его таким, каков он есть, и не принимать его за эпического героя.

Алекс стоял в углу и наблюдал за танцующими парами. Его лицо хмурилось все больше и больше при виде ослепительной улыбки Честити. Поначалу он успокаивал себя, что все это представление разыгрывается лишь с целью вызвать его ревность. Но по мере того, как количество джентльменов, желающих танцевать с нею росло, а веселость Честити не уменьшалась, им начали овладевать сомнения. Она танцевала даже с Рэйвенвудом, и, по-видимому, это доставляло ей удовольствие. А Рэйвенвуд смотрел на нее как томящийся от любви молокосос.

Все дело в платье! – подумал Алекс. – Этот изумрудно-зеленый цвет удивительно подходит к ее глазам! Впервые увидев Честити на освещенной лестнице, он не обратил внимания на ее глубокое декольте. Сейчас Алексу не нравилось, что платье было таким открытым, оставляя обнаженной чуть ли не половину груди Честити. Куда только смотрела ее мать, позволяя дочери надеть такое платье!

Музыка смолкла, и Алекс, расталкивая пары, направился к Честити.

Взяв ее за руку, он увел ее из под носа очередного кавалера.

– Я хочу поговорить с вами, – грубовато произнес он, не имея, впрочем, понятия, о чем собирается с ней говорить.

– Честити! – прошептал он взволнованно, снова взяв ее за руку и поворачивая к себе. Слова упрека, которые Алекс собирался произнести, были забыты, едва он взглянул в ее глаза. – Прошу вас, Честити. потанцуйте со мной!

– Боюсь, что следующий танец уже занят, – проговорила она.

– Честити! – взревел Алекс.

– И следующий, и следующий, и следующий!

Перед ней возникло улыбающееся лицо лорда Питершэма, и Честити, не думая, схватила его за руку, оставив Алекса одного.

Дрожа от волнения, она начала танец; ее ноги двигались машинально, и она чувствовала, что все ее глубоко запрятанные даже от самой себя надежды рухнули.

– Боюсь, что мистер Фицсиммонс несколько расстроен, – произнес лорд Питершэм, молча наблюдая за ней в течение нескольких минут.

– Разве?

– Я бы отошел, если бы вы мне сказали, – продолжал он, любезно улыбаясь.

– Ну что вы, милорд. Я выбрала партнера, которого пожелала, – добавила она, ослепительно улыбнувшись, и наполнив его сердце еще большей гордостью.

– Благодарю вас, моя дорогая. Даже мы, пожилые люди, любим комплименты. Но у меня создалось впечатление, что Алекс очень хотел поговорить с вами.

– Пустяки.

– О, я понимаю, – начал он осторожно, и затем рассмеялся. – Весьма рад оказать ему помощь, вы знаете. Он затевает такое смелое дело.

Честити немедленно захотелось вывести лорда Питершэма из круга и все разузнать. – Что вы имеете в виду, милорд? – быстро спросила она.