Текст книги "Честити"
Автор книги: Донна Белл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Донна Белл
Честити
Аннотация
Они любили друг друга, но обстоятельства складывались против них. Коварство и любовь, месть и доброта, погони и контрабандисты переплетены в этом увлекательном романе, действие которого происходит на фоне войны Англии и Франции.
Глава 1
– Честити! Куда это ты направляешься? Да к тому же в таком виде?
Честити недовольно поморщилась, прежде чем обернуться к матери. Изобразив вежливую улыбку, она ответила кротко:
– Я собиралась принести омелы, мама.
– Это мог бы сделать конюх или лакей…
– Конечно, но мне все равно надо пойти и убедиться, что они выбрали лучшие ветки.
Леди Хартфорд помедлила с ответом, склонив голову набок, отчего ее все еще золотистые кудри очаровательно покачнулись – эту привычку она выработала, когда только начала выезжать в свет.
– Хорошо, – начала она, и у дочери вырвался вздох облегчения, впрочем, несколько преждевременно. – Однако сначала я хочу переговорить с тобой с глазу на глаз.
Мать оглядела просторную кухню и направилась в кладовую. Честити последовала за ней, закрыв за собой дверь. Протянув пухлую руку, мать убрала непокорный каштановый локон со лба дочери.
– Если ты будешь продолжать ходить без шляпки, твоя кожа скоро будет такой же темной, как и волосы.
Честити вскинула брови: в который раз начинаются подобные разговоры.
Мать перебила торопливо:
– Но я не об этом хотела с тобой поговорить. Скоро прибывают наши гости. Среди них будет несколько подходящих холостяков. Я знаю, что тебя не интересуют подобные вещи, но тебе придется присмотреть за сестрами. Для них это первый выход в свет. При своей красоте и грации они обе могут быть помолвлены в первый же сезон!
Лицо Честити сохраняло выражение вежливого внимания, пока материнский энтузиазм доходил до кипения. Как хорошо Честити помнила свой собственный первый сезон в Лондоне, вздохи разочарования, неодобрительное кудахтанье матери всякий раз, когда она демонстрировала перед ней свой новый наряд. Она тяжело вздохнула, отгоняя воспоминания. К двадцати четырем годам вся боль и гнев уже рассеялись. Она не должна позволять себе погружаться в прошлое.
– Итак, Честити, – заключила мать, – ты не сделаешь ничего, что вызвало бы у гостей… отвращение к нашей семье?
Честити изумленно распахнула свои зеленые глаза, изобразив взгляд самой невинности – привычка, которую мать всегда порицала, полагая ее слишком развязной – и сладко улыбнулась.
– Я и не помышляла об этом! – Она повернулась, взявшись за щеколду, и спросила: – Что-нибудь еще, мама?
– Нет, нет, – ответила леди Хартфорд, нервно сжимая в руках носовой платок. – Только быстрее возвращайся, чтобы успеть переодеться.
– Конечно, мама.
Честити выбежала через кухонную дверь и устремилась вдоль по дорожке, через огород, зная, что мать с раздражением наблюдает за ней. Маленький фоксхаунд [1]1
Лисья гончая
[Закрыть]устремился за ней. Честити замедлила шаг, только когда ее уже не было видно из дома.
Впервые за две недели в небе сияло солнце. Земля насквозь пропиталась влагой; подол ее платья совсем промок, пока Честити пересекала зеленую лужайку.
Затем начались заросли. Здесь приходилось пробираться с осторожностью, аккуратно перепрыгивая с одного островка травы на другой.
– Нас обоих отправят жить в конуру, Бастер, если мы перепачкаемся, – произнесла она, глядя на пса, бегущего рядом. Тот склонил на бок голову, и она погрозила ему пальцем. – Перестань, дружок. Ты мне напоминаешь сам знаешь кого.
Впереди она заметила раскидистый дуб, его ветви склонились почти до самой земли. Земля в тени огромного дерева была совсем лишена растительности, превратившись в сплошную грязь.
– Стой, Бастер.
Пес послушно присел на задние лапы, а Честити направилась через грязь прямо к дубу. Одну из нижних ветвей его оплетала густая поросль омелы, и она была уверена, что сможет ее достать. Когда Честити наконец добралась до дерева, ее сапожки были совершенно залеплены грязью, так что она стала даже повыше своих пяти футов и восьми дюймов. Она попыталась встать на цыпочки, стараясь дотянуться до ускользающей зелени, но ее ноги все глубже и глубже погружались в вязкую жижу.
– Я и не предполагала, что это так высоко, – подумала она, сердито срывая несколько веточек, и вдруг зашаталась, едва не потеряв равновесие.
Приходилось выбирать: либо забраться на дерево – с каким удовольствием она проделывала это в детстве! – либо подпрыгнуть. Честити с сомнением обдумала оба варианта. Наконец, собравшись, она что было сил подпрыгнула и ловко схватила пучок омелы.
«А-а-а!» – на этот раз она окончательно потеряла равновесие и села, едва успев опереться рукой о грязную землю. Кое-как поднявшись, Честити поняла, что ноги ее крепко увязли в грязи. Недолго думая, она нагнулась и, расшнуровав ботинок, освободила одну ногу. Теперь она стояла, как фламинго, не зная, что же делать дальше: уж очень ей не хотелось становиться в грязь в одних чулках.
– Могу ли я чем-нибудь помочь?
Честити резко обернулась, вновь едва не потеряв равновесие. Голос принадлежал высокому мужчине, с суровыми, но не лишенными привлекательности чертами лица. Она покраснела и мысленно послала его к дьяволу, а затем нахмурилась. Было что-то очень знакомое в его насмешливом взгляде, в этих темно-ореховых глазах. Темно-каштановые, почти черные волосы, были причесаны небрежно. Его элегантный костюм предназначался для верховой езды.
Однако поблизости не было видно лошади, и она, заметив такое несоответствие, немедленно спросила об этом незнакомца, который пытался оттереть следы грязных собачьих лап со своих до блеска начищенных ботфорт.
– Вы невероятно наблюдательны. Отойди, животное!
– Его зовут Бастер.
– Тогда, отойди, Бастер. Да, я не на лошади, вернее, уже не на лошади, – ответил он с улыбкой. Но мне приятно сознавать, что я могу оказать помощь девушке, терпящей бедствие, особенно такой прекрасной, как вы.
Честити поджала губы и сверкнула глазами.
Он заметил ее недовольство и сказал вполне учтиво:
– Александр Фицсиммонс, к вашим услугам.
– Алекс Фицсиммонс! – воскликнула она. – Как вы здесь оказались?
При этих словах лицо джентльмена расплылось в улыбке: он явно узнал ее и ответил дружелюбно:
– Честити Хартфорд? Как приятно видеть вас снова!
Лицо Честити сделалось совершенно красным, когда и она поняла, кем был ее незнакомец. Прошло уже, должно быть, десять лет с тех пор, как она видела его в последний раз, и все же волнующие воспоминания о ее страстном детском увлечении вспыхнули в ней с такой силой, как будто все это было лишь вчера.
Алекс Фицсиммонс не заметил ее смущения и, вступив в грязную жижу, обнял девушку за талию, пытаясь поднять. Честити дернула плечами, отталкивая его, и ему пришлось сжать ее руки, чтобы утихомирить.
– Я увязла, – объяснила она неохотно.
Алекс наклонился и слегка приподнял ее юбки.
– И довольно прочно, – подтвердил он, начиная расшнуровывать ее второй ботинок.
Честити уставилась вдаль, одной рукой слегка опираясь на его мускулистое плечо, пытаясь справиться с потоком волнующих ощущений, охвативших ее от его прикосновений. Она слышала, что людям нередко приходится подавлять свои чувства – только теперь Честити поняла, что это значит.
Неожиданно Алекс выпрямился, затем взял ее на руки и отнес на сухой, залитый солнцем участок травы, невдалеке от дуба. Удостоверившись, что его хозяйка в добром здравии. Бастер весело залаял и запрыгал перед ней.
– Успокойся! – произнес Алекс строго, и пес утих, продолжая бешено вилять хвостом.
– Я очень сожалею, что заставила вас испачкать сапоги, – произнесла тихо Честити.
– Забудьте об этом. Я сменю их, как только приеду.
– Приедете? Но ведь ваши крестные уже давно не живут здесь.
– Нет, но ведь я приглашен в ваш дом. – Лукаво взглянув на нее, он добавил: – Я был уверен, что вы имели отношение к этому приглашению.
– Разумеется, нет! – огрызнулась она. – Моя мать не называла мне приглашенных. Я и не думала, что вы входите в их число!
– Сдаюсь, – произнес он тихо.
Алекс обернулся назад и, взглянув на дерево, спросил:
– Омела, не так ли?
Честити кивнула. Он подошел к дубу, сорвал омелу и, поспешно вернувшись назад, с поклоном преподнес ей свой подарок.
Но прежде чем Честити смогла принять его, Алекс отдернул свою сильную руку и теперь держал зелень прямо над их головами. Он замер, взгляд его ореховых глаз был прикован к губам Честити. Ее глаза расширились.
– Сначала штраф, – пробормотал он, наклоняясь к Честити. Коснувшись свободной рукой се щеки, он потянулся губами к ее губам.
Честити закрыла глаза. Потрясенная, она качнулась ему навстречу, чувствуя, как слабеют колени. Алекс выронил омелу и освободившейся рукой обвил ее талию. Это прикосновение моментально вернуло Честити к реальности, и она грубо оттолкнула его.
Алекс в молчании наблюдал, как она вытирала губы тыльной стороной ладони, затем подобрала позабытую омелу и, босая, бросилась через заросли в сопровождении собаки.
Алекс перевел дыхание и собрался с мыслями. Не за этим он прибыл сюда, в Фолкстоун. Впредь ему нужно остерегаться подобного легкомыслия. Он ухмыльнулся своей собственной глупости.
Подняв вымазанные в грязи сапожки Честити, он направился к дому, небрежно насвистывая.
– О, Боже! – вскричала леди Хартфорд, увидев свою старшую дочь. Бросив испепеляющий взгляд на горничную, стоящую позади нее, достопочтенная матрона грациозно упала в обморок. Горничная бережно уложила ее на пол и быстро достала нюхательную соль, чтобы привести в чувство свою потрясенную госпожу.
Честити наблюдала за этой сценой совершенно бесстрастно. Придя в себя, мать слабо простонала:
– Почему, почему?
– Боже мой, мама, это же не конец света. Я пойду и переоденусь.
– Но ведь гости уже прибывают! Что, если кто-нибудь видел тебя? Только что подъехал экипаж Фицсиммонса. И где твоя обувь?
Честити подавила в себе желание съязвить и быстро ответила:
– Если ты позволишь, мама, я сама позабочусь о себе. – Сделав легкий реверанс, она поспешила в свою комнату.
Чувствуя себя в безопасности за закрытыми дверьми, Честити потребовала горячей воды и начала сдирать свои мокрые чулки; грязное платье последовало за ними. Она бросила взгляд на свое отражение в длинном зеркале, только сейчас заметив грязное пятно на щеке. Вызывающе тряхнув головой, Честити накинула халат.
Приняв ванну и вымыв свои не по моде длинные волосы, она расположилась у камина и принялась расчесывать сверкающие локоны. Услышав звонок к переодеванию, Честити автоматически поднялась и направилась в туалетную комнату.
Туалетная располагалась между спальней Честити и комнатой ее сестер-близнецов. Здесь висели на крючках дюжины платьев, в большинстве своем нежных пастельных тонов, делая комнату похожей на радугу.
Ее сестры были уже готовы и теперь весело болтали о гостях и о своих планах. Их горничная Рози собирала нижние юбки и чулки.
– Что ты думаешь о сэре Чарльзе? Разве он не забавен? – сказала Транквилити. – Леди Рэйвенвуд, правда, говорит, что у него ветер гуляет в карманах.
– Но мама ей не верит. Поэтому я думаю, что лорд Рэйвенвуд – лучшая добыча, – отвечала ей Синсирити с якобы знающим видом.
– Я видела, как подъехал Фицсиммонс. Его перспективы не так уж плохи, к тому же он та-ак красив, – продолжала Транквилити с энтузиазмом.
– Я не нахожу его таким уж красивым, – воскликнула Честити, примеряя скромное бледно-лиловое платье. Младшие сестры обменялись взглядами и окружили ее.
– Откуда ты знаешь, Честити?
– Ты подглядывала за ним в салоне? Какая наглость! – Сказала Синсирити.
– Ты просто не можешь быть знакома с ним. Мама сказала, он только что вернулся домой с полуострова, [2]2
Пиренейский полуостров
[Закрыть]– произнесла Транквилити.
Как сестры и ожидали, Честити немедленно покраснела. Ее голос задрожал, когда она попыталась принять надменный тон и проговорила:
– Я случайно выглянула в окно, когда он подъезжал, вот и все. Но вы вольны иметь свое собственное мнение, впрочем, как и он. – С этими словами она поспешила в свою комнату, но сестры помчались за ней, горячо протестуя.
– Прости нас, Честити, мы только хотели тебя подразнить, – восклицала Транквилити, которая всегда говорила первой.
– Да, Честити, пожалуйста, не расстраивайся, мы совершенно не хотели тебя обидеть! – тараторила Синсирити.
Честити улыбнулась. Они и в самом деле – милые девушки, правда их имена им совершенно не подходят. Синсирити [3]3
sincerity (англ.) – искренность
[Закрыть]обожала до такой степени приукрашивать любую историю, что ее сходство с правдой становилось весьма отдаленным. Присутствие Транквилити [4]4
tranquility (англ.) – спокойствие
[Закрыть]часто означало конец миру и спокойствию.
– Ничего страшного. Я знаю, вы не хотели меня обидеть. Но нам надо поторопиться, если мы хотим спуститься к гостям вовремя.
Сестры умчались в свою комнату. Из-за распахнутых дверей доносились их смех и болтовня. Честити мягко прикрыла дверь и задумалась.
Иногда у нее возникало ощущение, что она живет в чужой семье. Единственным человеком, на которого не распространялось это ощущение, был ее отец. Этот благоразумный человек, не позволяющий себе никакого легкомыслия, выделялся своей добротой. Его невозмутимое остроумие передалось Честити, что всегда только раздражало мать и сестер. Беда была в том, что он переложил все заботы о своих трех дочерях на жену. Подобная ситуация не была редкостью, но причиняла много страданий Честити, которая была так же похожа на свою мать, как огонь похож на снег.
Ее мать и сестры были нежными и пухлыми созданиями с золотистыми кудряшками. У Честити же волосы каштановые, волнистые, и она высока и стройна, хотя мать всегда считала ее угловатой. Мать и сестры были простоваты и легкомысленны, их интересы ограничивались обществом и модой. Честити же отличали серьезность и ум – настоящий синий чулок, как утверждала мать. Но что самое главное – сестры были дочерьми на выданье, а она уже нет.
Девушка села за свой туалетный столик и провела гребнем по волосам. На ее глазах выступили слезы, но она быстро смахнула их сердитым движением.
«И вот все, на что ты оказалась способна! Бросилась в объятия первому встречному мужчине! Представляю, как всем должен понравиться подобный скандал! Честити [5]5
chastity (англ.) – целомудрие
[Закрыть], – скажут они, – какое неподходящее имя для этой девушки!»
Сжав губы, она закончила свой туалет и спустилась вниз с твердым намерением стать совершенно незаметной и слиться с обоями на стенах.
Салон был еще пуст, и Честити выбрала группу стульев в самом дальнем углу комнаты, посчитав это место наиболее укромным. Она не имела понятия, кто приглашен, за исключением тех джентльменов, о которых упомянули ее сестры. Ее мать не считала нужным советоваться со своей старшей дочерью относительно списка гостей, да Честити и не просила. Ей только сказали, что прибудут лорд и леди Костейн и с ними – незамужняя сестра леди Костейн, мисс Эмили Бишоп, старая школьная подруга Честити.
В салон вошли мать и отец Честити и направились к ней.
– Добрый вечер, моя дорогая. Ты выглядишь очаровательно, – галантно произнес отец. Честити оживилась. Отцу было около пятидесяти лет, – высокий и все еще стройный и щеголеватый мужчина. Честити всегда считала его образцом мужественности и удивлялась, почему мать выказывала такое равнодушие по отношению к нему. Другие женщины замечали его достоинства, но мать предпочитала только командовать им и считала все его замечания глупыми.
– Спасибо, папа, – ответила Честити. – Ты и мама смотритесь великолепно.
– Как ты находишь мой новый фрак? Я купил его в Лондоне на прошлой неделе. «Вестон», конечно, – добавил он, подмигивая.
– Очень хороший.
– Прекрати болтать глупости, Герберт. Честити, у меня ужасная новость, – произнесла леди Хартфорд трагически голосом. Количество наших гостей – нечетное. Если бы меня предупредили, я бы не стала приглашать пастора. И все из-за леди Костейн: она ведь должна была знать, как это будет выглядеть!
– Дорогая, я уверен, что тебе удастся усадить лишнего гостя, – произнес лорд Хартфорд умиротворяюще.
– Но все так неожиданно! Только представьте себе! Эмма Бишоп помолвлена! И с кем! Я бы никогда не выбрала подобного тупицу, настоящий…
– Проследи за собой, Дивинити, – прервал ее муж.
– Ах, вот в чем дело! Эмма выходит замуж? Как замечательно! – воскликнула Честити, искренне радуясь за свою подругу.
Ее мать понизила голос и тихо сказала:
– И совершенно необдуманно, как мне объяснил ее зять. Можно предположить, что…
– Ерунда, Дивинити! А Костейну должно быть стыдно распускать подобные слухи! Я подозреваю, что он просто сожалеет о потере бесплатной экономки!
– Герберт, лорд Костейн – достойный джентльмен, и к тому же он наш гость. – С этими словами леди Хартфорд поспешила навстречу леди Рэйвенвуд.
Она пропустила мимо ушей ироническое замечание мужа: «Так же, как и мисс Бишоп». Отец сел рядом с Честити и, наблюдая за живописной сценой прибытия гостей, сказал:
– Наш домашний вечер должен стать самым забавным из всех, устраиваемых в последнее время. С легким привкусом лондонского весеннего сезона…
– Что ты имеешь в виду, папа?
– Главная цель всего этого сборища – дать сестрицам представление о нравах и поведении лондонского света. Взгляни только на список приглашенных.
– Но я никого из них не знаю, – ответила Честити.
– Тогда позволь мне ознакомить тебя. Итак, мы имеем лорда и леди Костейн. Он, как тебе известно, мой друг по палате лордов. Его жена, так скажем, не является моим другом. Будет очень интересно понаблюдать за ней и за твоей матерью. Твоя подруга Эмма и ее жених для нас неожиданность. Затем идет Рубин; это я настоял, чтобы его пригласили. Ему нет смысла проводить Рождество в одиночестве у себя в Лейчестере. Следующий – кузен Вирджил. О нем лучше вообще не говорить, – добавил он, с усмешкой глядя на свою любимую дочь. – Затем следует твоя тетя Лавиния: она здесь для того, чтобы оказать твоей матери моральную поддержку, но более бесполезной женщины я не встречал. И едва ли она сегодня привлечет наше внимание. После нее – леди Рейвенвуд. Сущая фурия, но она же и лидер светского общества. Мать пригласила ее в надежде заполучить в гости и ее внука, глупейшее создание, которое я когда-либо встречал. Но он богат, как Крез, и потому так желанен. Сэр Чарльз – недоразумение. Я догадываюсь, что твоя мать рассчитывает на скорейшую смерть его тетушки, но, по-моему, та слишком скупа, чтобы совершить это.
– Сестры говорили, что, по словам леди Рэйвенвуд, у сэра Чарльза ветер гуляет в карманах.
– Я пытался убедить в этом твою мать, но ты сама понимаешь, что это бесполезно. Наконец, мы добрались до Алекса. Ты должна его помнить. Я встретил его в Лондоне случайно и пригласил к нам. Мать возражала, но, когда я сообщил ей о двух его поместьях и доме в Лондоне, она сразу же согласилась.
– Неужели он так богат?
– Достаточно богат. Я полагаю, она готовит его для Транквилити. Что ж, посмотрим. Этот человек кое-что повидал в жизни – сомневаюсь, что семнадцатилетняя крошка сможет стать для него приманкой. Легок на помине!
– О, мистер Фицсиммонс, мы так счастливы видеть вас в нашем доме! – Изливалась в любезностях леди Хартфорд. – Вы еще не знакомы с моими дочерьми? Ах, вот и они.
В комнату вплыли Транквилити и Синсирити. Они были прекрасны. На обоих – одинаковые платья из узорчатого муслина: близнецам идет одинаковая одежда. Платье Транквилити отделано голубой лентой; платье Синсирити – розовой.
– Нет, миледи, я еще не имел этого удовольствия. Хотя я должен был узнать их: они так похожи на вас. Легко угадать, в кого они пошли своей красотой. – Он отпускал комплименты с изящным поклоном, и это вызвало у сестер приступ смеха – подчеркнем, не того раздраженного хихиканья, но нежного, мелодичного смеха, выработанного многочасовыми упражнениями.
– Это Транквилити, а это – Синсирити, – сказала мать гордо.
– А где же ваша третья дочь?
– Честити? Она где-то здесь. Ах, лорд и леди Костейн, прошу вас, прошу вас. Позвольте представить вас мистеру Фнцсиммонсу…
После этого о Честити забыли: по протоколу отцу назначено следовать по пятам за своей женой, и скучный вечер начался.
Честити приветствовала появившаяся в зале Эмма Бишоп, но вскоре стало очевидным, что ее старая подруга всецело увлечена своим женихом, тихим человеком с ястребиным лицом. Хотя мисс Бишоп заняла свободное место на софе рядом с Честити, она разговаривала исключительно со своим мистером Пичесом, который придвинул свой стул вплотную к софе, и его костлявое колено почти касалось колена мисс Бишоп.
С каким облегчением услышала Честити о приглашении к столу! И с каким унынием она обнаружила, что ее посадили между местным пастором и одним из наименее интересных гостей, кузеном Вирджилом. Это был законченный фат, который румянил щеки и носил пестрые жилеты, словно юноша. Ему было по меньшей мере сорок лет, он жил в Лондоне и хвастался тем, что в его голове никогда не присутствовали две мысли одновременно. «Вероятно, это не пустое хвастовство», – полагала Честити.
После необходимого приветствия Вирджил повернулся к ней спиной и погрузился в беседу с леди Костейн, сидевшей слева от него. Честити уставилась на суп в мелкой китайской тарелке, стоящей перед ней, и скорчила недовольную гримасу.
Оглядев длинный стол, она увидела, как щебечут ее сестры – в самой очаровательной манере – сначала с одним соседом по столу, потом с другим. Справа от Синсирити сидел лорд Рэйвенвуд, глуповатый, но красивый молодой человек. Между девушками сидел мужчина, кратко представленный Честити как сэр Чарльз Дэвенпорт. Этот прекрасный и бесшабашный светский ухажер очаровал обеих сестер своим остроумием. С другой стороны от Транквилити сидел Алекс Фицсиммонс. Не игнорируя леди Рейвенвуд, сидевшую слева от него, он в то же время уделял гораздо больше внимания Транквилити. «Да и кто бы мог винить его за это, – думала Честити, наблюдая за сестрами. – Обе девушки, такие хорошенькие и живые – совершеннейшие продукты домашнего воспитания, призванного завораживать и заманивать в сети джентльменов». Честити вздохнула и перевела взгляд в дальний конец стола, где увидела свою мать, устремившую на нее убийственный взор.
Немедленно отвернувшись. Честити улыбнулась пожилому пастору, сидевшему справа от нее, и спросила:
– Как идут приготовления к рождественскому карнавалу, мистер Райт?
Старик с явной неохотой оторвался от своей тарелки и громко сказал:
– Что?
Лакеи уже принялись убирать пустые тарелки, начинали подавать следующие блюда – тушеные томаты с грибами. И хотя слуги двигались почти бесшумно, необходимо было повысить голос из-за возникшей суматохи.
Когда Честити повторила свой вопрос, пастор ответил громче прежнего:
– Что? Учитесь говорить громко и отчетливо, мисс Честити.
– Я говорю… как… идут… приготовления… к… рождественскому… карнавалу? – и, увидев выражение недоумения на его нахмурившемся лице, Честити сделала глубокий вдох и выпалила «РОЖДЕСТВЕНСКИЙ КАРНАВАЛ!»
С чувством нарастающего ужаса Честити взглянула поверх физиономии пастора на длинный ряд застывших в изумлении гостей, на мать, едва ли не пораженную апоплексическим ударом, затем через стол – на других гостей, хихикающих, прикрывающих рты руками и подмигивающих друг другу, в то время как все взгляды были устремлены на нее.
Растерянная Честити хотела выскочить из-за стола и броситься вон, нарушив все приличия. Затем она поняла, что ее собеседник принялся громко и обстоятельно описывать все подробности предстоящего карнавала. Побег стал невозможен, она не могла подвергнуть пастора еще большему осмеянию. Находиться в центре внимания, стать мишенью для всеобщих насмешек – для Честити это было самым страшным кошмаром.
– В самом деле, мисс Транквилити. Это замечательно. Вы должны предоставить мне привилегию сопровождать вас в Оперу будущей весной.
Взгляды всех присутствующих мигом переключились на говорящего.
Транквилити ослепительно улыбнулась и сказала отчетливо:
– Я ожидаю этого с нетерпением, мистер Фицсиммонс.
И неожиданно все сидящие за столом зашумели, словно позабыв о принятом за столом негромком тоне. Среди общего гомона Честити взглянула через стол сияющими благодарностью глазами и подняла бокал в честь своего спасителя. С обворожительной улыбкой Алекс поднял в ответ свой бокал, а затем продолжил беседу с Транквилити.
Гул голосов заглушил речь пастора, и Честити сосредоточила все внимание на еде, считая минуты, чтобы побыстрее покинуть зал и уединиться в своей комнате.
Сначала должна подняться ее мать и объявить дамам, что пришло время оставить мужчин наедине со своим портвейном. Затем Честити попросят поиграть на фортепьяно – тихо, чтобы не мешать разговорам. Потом джентльмены присоединятся к дамам, и она сможет найти для себя тихий уголок, пока Транквилити и Синсирити будут поражать мужчин своими музыкальными талантами. После этого придет время чаепития, и только тогда, наконец, она сможет покинуть общество.
Такова была обычная программа любого вечера, и Честити успокоилась. Терпение было одной из главных ее добродетелей.
Внезапно почувствовав, что кто-то пристально смотрит на нее, Честити подняла свои темно-зеленые глаза и встретилась взглядом с Алексом Фицсиммонсом. Она заметила чуть изогнутую бровь, уголок его чувственного рта слегка дрогнул. Честити охватило легкое возбуждение, ее вилка со звоном упала на тарелку, что вызвало еще один осуждающий взгляд матери. Честити опустила глаза.
Конечно, она была ему очень благодарна за то, что он выручил ее в неловкой ситуации с пастором. Но разве хорошо так явно разглядывать ее? Наверное, он вспомнил тот беспардонный поцелуй в лесу, настоящий джентльмен никогда бы так не поступил. Он воспользовался ее беспомощным положением.
Честити с трудом проглотила кусочек бисквита. Она чувствовала, как кровь приливает к ее груди, и возблагодарила Бога за то, что предпочла платье с высоким вырезом. Затем попробовала думать о чем-то другом, чтобы подавить поднимающуюся волну смущения. Но это было невозможно, зная, что он наблюдает за ней, пытаясь проникнуть в ее мысли. Яркий румянец залил ее щеки, когда она вспомнила свой ответ на его поцелуй. Честити бросила быстрый взгляд через стол.
Смущение сменилось гневом, когда она поняла, что Фицсиммонс вновь увлеченно беседует с ее сестрой. Взгляд, случайно брошенный в ее сторону, ничего не значил. Она вновь позволила своей глупости, своему романтизму возобладать над рассудком.
Честити вернулась к своему бисквиту и подумала, как это ее мать могла заказать такое невкусное блюдо.
Обед закончился, и дамы удалились. Алекс наблюдал, как его соседка застенчиво улыбается ему, и старался сдержать свое нетерпение.
Ему следовало действовать. Но как он мог заняться расследованием, когда эти липучие девицы-близнецы атаковали его каждую минуту! Он должен удалиться, чтобы сообщить в Департамент внутренних дел…
– Алекс? Что ты предпочитаешь?
Алекс посмотрел на своего старого приятеля сэра Чарльза и указал на мадеру.
– Как прошла ваша поездка, Фицсиммонс? – спросил лорд Хартфорд.
– Без происшествий. Я полагаю, это лучшее, на что можно надеяться, – ответил он, вяло махнув рукой.
– И что, много изменений в наших местах?
Алекс сделал небольшой глоток и пристально посмотрел на пожилого лорда. Что он имеет в виду? Или здесь какой-то скрытый намек? Неужели лорд Хартфорд знает о его прогулке по лесу? Может быть, он почувствовал какую-то угрозу? Алекс придал своему лицу значительное выражение и ответил:
– Не у вас, милорд. Но старое поместье моих крестных, кажется, пришло в полное разорение.
Лорд Хартфорд кивнул.
– Оно находилось в запустении слишком долго, пока наследники решали, что с ним делать. Но я был рад увидеть, что в нем есть обитатели.
Одна француженка.
Изобразив удивление, Алекс сказал:
– Француженка? Я даже понятия об этом не имел. Ну конечно, ведь я и не подходил близко.
– Эмигрантка, – ответил лорд Хартфорд, лукаво подмигивая окружающим, – и довольно хорошенькая…
– Как ее имя? – спросил сэр Чарльз с нескрываемым интересом.
– Графиня де Сен-Пьер, – ответил лорд Хартфорд.
– Графиня? Наверное, бедна, как церковная мышь, как и большинство французов, перебежавших к нам за последние десять лет. Интересы сэра Чарльза были чисто меркантильными: все знали, что он ищет богатую наследницу с целью восстановить свое состояние.
– Если судить по внешним признакам, то нет. У нее целый штат прислуги, и она приводит поместье в порядок, медленно, но верно, и уже сделаны кое-какие преобразования.
– Я говорил с привратником. Он тоже француз, – вмешался Алекс, стараясь удержать тему разговора. Информация, предоставленная ему Департаментом, была слишком скудной. Возможно, присутствие этой французской графини по соседству – простая случайность, а возможно, и нет. Но этого было достаточно, чтобы возбудить в нем подозрения. И если ее включили в дело, то наверняка должны быть и сообщники где-то поблизости. Алекс, сощурившись, смотрел на лорда Хартфорда.
– Слишком много их здесь развелось, по моему мнению, – произнес тот. – Мне это не по душе, но что поделать!
– Мы будем иметь возможность познакомиться с графиней? – спросил сэр Чарльз.
– Без сомнения, леди Хартфорд пригласит ее на один из наших вечеров, – успокоил его Хартфорд. – Вирджил, выпейте еще бокал этого вина и, кстати, что вы думаете о нем?
Женоподобный Вирджил выпятил грудь и надул щеки. Сделав глоток, он произнес величественно:
– Вполне приличное, Хартфорд, вполне. Не настолько хорошее, как то, что находится в погребах моего поместья, но все же вполне похвальное.
Поблагодарив с усмешкой своего напыщенного гостя, лорд Хартфорд произнес:
– Не пора ли присоединиться к дамам, господа?
Когда все присутствующие направились к дверям, Хартфорд положил руку на плечо Алекса и тихо произнес:
– На два слова, мой мальчик.
Алекс замер в ожидании. Неужели он раскрыт? Знает ли лорд Хартфорд о его миссии? Но следующие слова Хартфорда мгновенно рассеяли его подозрения.
– Насчет Честити. Я хочу поблагодарить вас за то, что вы помогли ей выйти из этой неприятной ситуации за столом.
– Не стоит благодарности, милорд. Я бы сделал то же самое для любого другого, – бросил он, подумав, что это уже вторая «неприятная ситуация», из которой он выручил ее за сегодняшний день. Алекс направился к двери, рука Хартфорда снова остановила его.
– Да, милорд.
– Фицсиммонс, я не решаюсь сказать вам это. Но я хотел бы попросить…
Алекс напрягся. Значит, связь между Хартфордом и его миссией все-таки есть. Но на чьей стороне Хартфорд? Департамент предупредил не доверять никому.
– Я опять о моей дочери.
Алекс нахмурился. Куда пытается завести его этот человек своими странными разговорами?
– Честити? – подсказал он.
