Текст книги "Беги, детка, беги (ЛП)"

Автор книги: Дон Бот

Соавторы: Мария О'Хара
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Почему? – спрашиваю я.

– Что ты имеешь в виду? – отвечает он.

Я просто смотрю на него, он смотрит на меня, потом вздыхает.

– А что я должен был тебе сказать, Райли? Что у твоего брата интрижка с твоей невестой?

– Например! Он трахает ее еще с похорон моей бабушки, я строю с ней планы на будущее, а ты не считаешь нужным сказать мне об этом?

– Тебе тридцать лет, Райли, и ты уже не тот шестилетний маленький мальчик на автобусной остановке, который нуждался в помощи. Ты теперь мужчина. Тогда ты был потерян, маленький, невидимый и искалеченный. Теперь достаточно сильный и уверенный в себе, чтобы самостоятельно решать конфликты.

– Мне не нужно, чтобы ты сражался за меня. Я просто хотел, чтобы ты был честен со мной.

– Что это бы изменило, Райли?

– Я бы не надел ей на палец кольцо.

– Правда?

Я молчу под его суровым, знающим взглядом.

– Иногда незнание – это благословение, Райли. Поверь мне.

– Возможно, ты просто сделал то, что всегда делаешь. Ты и мама. Защищаешь Мейсона. В конце концов, кровь гуще воды, правда? – встаю и ухожу, пока отец переваривает, что я только что сказал.

– Вернись назад! – сдавленно говорит он, но я продолжаю идти и покидаю его кабинет, даже не оглянувшись. Впервые.

23. То, как ты на меня смотришь, Мейсон

Эмилия

Я не видела тебя семь недель, четыре часа и тридцать минут, Мейсон. Не слышала твоего голоса, не чувствовала твоего запаха, не чувствовала тебя. Только сейчас могу себе представить, как плохо будет в Нью-Йорке, когда я больше никогда не смогу тебя увидеть. Это как холодный душ. Без тебя я чувствую себя беспомощной, пустой, обессиленной.

Я никогда не понимала, что ты всегда был причиной, по которой я просыпалась по утрам, и причиной, по которой не могла спать ночами.

Я сижу на ступеньках веранды, лето закончилось, Мейсон. Желтые и красные листья слетают с крон деревьев, а прохладный ветер ерошит мои волосы. Я вздрагиваю и плотнее заворачиваюсь в твою куртку. Даже если кто-нибудь увидит меня здесь, в твоей куртке, мне все равно. Она все, что мне осталось. Твоя квартира внизу в подвале без тебя уже не та. Это разрывает меня каждый раз, когда я вхожу в нее, а ты не ждешь меня там.

В моих ушах наушники, и я слушаю нашу песню. Вспоминаю о той ночи в твоем подвале. Между нами все было так интенсивно, ты сначала наблюдал за мной, а потом рванул меня к себе, позволил оседлать тебя, твои руки были вжаты в мою плоть, а наши губы были повсюду. Это было реально, это были мы.

Не только то, что случилось перед тем, как ты уехал.

Что, вообще, там произошло?

Моя щека зажила. Единственное, что не зажило – мое сердце, Мейсон. Потому что тебя здесь нет.

Почему в тот момент, когда ты покинул меня, я поняла, что люблю тебя? Это кажется таким неправильным. Я не могу быть с тобой, это было бы равно самоубийству и саморазрушению. Как будто подливаешь масла в огонь и надеешься, что оно не начнет гореть. Мы двое похожи на взрывоопасную смесь. Кроме того, я просто не могу разбить Райли сердце. Я знаю, что он не тот самый для меня. Это ты. Но он правильный.

Иногда это то, чего хочешь, а не то, что любишь.

И иногда тот, кого любишь, совсем не тот, кто относится к тебе хорошо.

Это как человек с диабетом ест шоколад.

Беременная, которая курит.

Как парашютист без парашюта. Падение прекрасно, эмоции грандиозные, последствия смертельные.

Я хочу, чтобы ты вернулся, Мейсон.

Хочу еще раз тебя увидеть.

Совсем скоро мы уедем, и, возможно, больше никогда не увидимся. Кроме каких-то дней рождений далеких родственников или нашей свадьбы.

Мое сердце ненавидит решение, которое я приняла. Но голова понимает, что так будет правильно. Мое сердце ненавидит многие вещи, например, те ужасные слова, которые я тебе сказала. С удовольствием забрала бы их и затолкала бы обратно в свой рот.

Мейсон, мне прекрасно известно, когда я переступаю черту, и знаю, когда ты в настроении на дискуссии и когда лучше заткнуться. Также всегда знаю, когда нужно тебя бояться, но в тот день я уже ничего не знала. Такое ощущение, что я просто стояла рядом и смотрела, как бегу навстречу своей погибели. Возможно, я так поступила, потому что не могла перенести расставания, а может именно к этому и вела. Или вдруг я просто искала весомую причину тебя ненавидеть, как ты того заслуживаешь.

Ты меня ударил, Мейсон, по лицу, когда я того не хотела и это не было частью секс-игр.

И я знала, что ты это сделаешь.

Я видела вспышку в твоих глазах, когда выключатель переключился. С адекватного состояния в безумца. Но все равно я продолжила, все дальше и дальше. Мне хотелось заставить тебя сделать что-нибудь необдуманное, ужасное, чтобы ты, наконец, тоже что-то почувствовал.

А сейчас тебя нет.

Где ты, Мейсон?

Уже несколько недель мы не говорим ни о чем другом, кроме как о том, где ты можешь быть. Твой телефон остался здесь, ты взял с собой только Мисси и кошелек. Вообще-то, ты вообще ничего не оставил после себя. Твой телефон я забрала себе, чтобы у меня было что-то твое, и чтобы посмотреть под каким именем я у тебя записана. Ты не подписал меня так, как других женщин. Там стоит просто мое имя. А еще я взяла телефон, чтобы посмотреть, сколько там есть моих фотографий. Вся память телефона забита моими фото, Мейсон.

Во время сна, как я вишу в твоем подвале обнаженная, я в душе, засмотрелась в телевизор, когда бегу в ваш дом, сижу в саду или плаваю в бассейне. Фотографии, когда я готовлю вместе с твоей матерью или мы вместе пьем кофе на веранде.

Этого больше нет. За последние семь недель она сильно сдала. Я никогда не замечала, что ты так часто меня фотографировал, Мейсон. Что еще я не замечала? У тебя есть огромная папка с моими обнаженными фотографиями. Выглядит так, будто ты одержим.

А еще наше видео.

Я могла бы удалить его – но тогда у тебя больше не будет ничего, чем ты сможешь меня шантажировать – и просто закончить с этим. Вот почему я оставляю его. Кроме того, у тебя наверняка где-то есть его копия. Я смотрю это видео и впервые осознаю, как ты смотришь на меня, когда у нас нет зрительного контакта. Я стою на четвереньках на твоей кровати, а ты стоишь сзади. Ты не трогаешь меня, а только смотришь. Смотришь так, будто думаешь обо мне то же самое, что я всегда думаю о тебе – насколько ты горяч. Как будто хочешь сожрать меня живьем. И как будто уже слишком много ко мне чувствуешь.

Где ты, Мейсон? Мне тебя не хватает.

24. Мне все равно, Эмилия

Мейсон

Похолодало. Наступила осень, и я возвращаюсь с Мисси домой.

Мне стукнуло двадцать четыре, и в тот день я нюхал кокаин с живота какой-то проститутки. За последние недели я убивал себя всеми возможными способами, лишь бы держаться от тебя подальше. Мне хотелось отсутствовать подольше, но не получилось, поэтому я здесь.

Я подъезжаю на своей машине, зная, что вы меня уже слышали. По крайней мере, отец знает звук моей выхлопной трубы. Кажется, я все еще под кайфом после вчерашнего и полностью убит всем остальным дерьмом, которое принял за последнее время. Я просто хочу лечь в свою постель и забыть о тебе, Эмилия. Но прежде мне нужно на секунду увидеть тебя. Дерьмо, я ненавижу свою жизнь.

Выпускаю Мисси из машины. Она так сильно радуется вернуться домой. В отличие от меня. Мама ловит меня на пороге.

– Боже, Мейсон, ты вернулся! – кричит она и обнимает меня. Я почти безразлично приобнимаю ее. Во мне что-то сломалось, Эмилия. Я больше ничего не чувствую. Мне плевать, будешь ли ты с ним трахаться, уедешь или останешься. Мне даже все равно, волновалась ли мама и что сейчас она плачет.

– Господи, где ты был? – всхлипывает она.

– Со мной все в порядке, мам. – Она растерянно смотрит на меня, когда я мягко отодвигаю ее в сторону. Мисси проскальзывает мимо нас в дом, и я слышу, как она лает и прыгает на всех от радости. Даже на тех, кто ей не нравится. На тебя. И на придурка.

Я захожу внутрь, и следующий, кого я вижу – папа.

Он выглядит таким же усталым, как я себя чувствую, Эмилия. Он смотрит на меня, я смотрю на него, и понимаю, что он знает, что семь недель моей жизни улетели в трубу. Все, что я знал, и все, что было для меня важно, сейчас волнует меня так же, как жвачка на подошве. Знаю, что он видит. Я сдался. Ощущается немного хорошо.

Я захожу внутрь. Райли сидит на диване и пренебрежительно смотрит на меня. Ты сидишь рядом с ним со слезами на глазах.

Возьми себя в руки, Эмилия. Прекрати рыдать, нас ничего не объединяет.

– Ты вернулся, – говоришь ты, но я делаю вид, будто тебя не замечаю.

– Мисси, пойдем! – спускаюсь вниз. Все абсолютно сбиты с толку, их взгляды буравят мне спину. Они ожидают, что я сяду рядом и расскажу о моих приключениях. Я купался в дерьме – вот и все приключение.

Здесь, внизу, все пахнет тобой, как будто ты жила здесь, пока меня не было. Раньше я бы разнес здесь все вдребезги, но сейчас мне все равно. Безразлично бросаю куртку на стол и ищу свой телефон. Мне придется все здесь переделать. Твой запах повсюду. Распахиваю окна и замечаю, что папа починил разбитое окно, после того, как я ушел. Уверен, это был мой отец, кто же еще? Затем наливаю Мисси воду и кормлю, и начинаю раздеваться, потому что хочу принять душ. От меня воняет проститутками, кокаином, травой, алкоголем и всем, что я употреблял за последние недели. Чтобы вывести все это из моего организма, потребуется не меньше пяти лет. Ребята, с которыми я столкнулся – безжалостные ублюдки. Некоторые из них живут на улице, Эмилия. В действительно неблагополучных районах. И дрался я не только ради интереса на протяжении последних семи недель.

Сняв футболку, стою в одних джинсах в ванной и смотрю в зеркало на колотую рану на боку. Воспаления нет, но все равно выглядит отвратительно. Люди на улице не дерутся честно, Эмилия. Ты можешь выжить только в том случае, если еще более безжалостен, чем они, и то, насколько безжалостным я стал, видно по моему телу. Появились новые шрамы, а синяки только начали исчезать. Ты думала, я был беспощаден раньше? Теперь я потерял всякую человечность.

– Мейсон! – я пугаюсь, когда слышу твой дрожащий голос позади. Не обязательно ко мне подкрадываться, Эмилия.

– Что? – вздохнув, спрашиваю я и поворачиваюсь к тебе.

Ты делаешь шаг назад, когда я смотрю на тебя. Потом медленно проходишься шокированным взглядом по моему телу, на котором появилось множество новых ранений, прежде чем посмотреть мне в глаза. Ты такая неуверенная, Эмилия, боязливая. Но в этом ничего нового. Ты мне надоела.

– Зачем ты пришла? Прощальный трах или что? – безразлично спрашиваю я. Ты отступаешь еще на шаг. Мне бы так хотелось знать, что ты сейчас видишь в моих глазах, Эмилия. Меня даже не волнует, что ты стоишь передо мной. Меня не волнует смотреть в твои глаза и вдыхать твой запах, Эмилия. Ты стала мне безразлична.

– Где ты был, Мейсон? Что с тобой? – надломленным голосом спрашиваешь ты.

Актерская игра.

Мы уже знаем твое истинное лицо, Эмилия. Как только вспоминаю об этом, мне становится противно, и я хочу, чтобы ты свалила.

– Мой телефон у тебя? – интересуюсь я, не ответив на твой вопрос. Ты сразу же достаешь его из заднего кармана и протягиваешь мне.

Ты даже не выглядишь виноватой, как будто имеешь полное право брать мои вещи. Но правда в том, что ты не имеешь права ни на что в моей жизни, Эмилия. Достаточно услышать твое имя, и я умираю от отвращения.

Я удаляю все файлы, вместе с нашим видео, и твои глаза расширяются, как только ты видишь, что я делаю. Твои пальцы подрагивают, будто ты хочешь остановить меня. Закончив, бросаю тебе телефон.

– Ты свободна. Кстати, у меня новый номер, старый можешь удалить. А теперь свали отсюда, мне нужно в душ.

Я тихо закрываю за собой дверь в ванную и чувствую твою растерянность, потому что ты больше не знаешь, чего от меня ожидать. Потом я становлюсь под теплый душ впервые за семь недель. Еще неделя, Эмилия, и я бы справился. Я был так близок к этому, но потом что-то потянуло меня назад. Что-то, что я не мог уничтожить ни одним наркотиком, каким бы сильным он ни был.

У меня был самый дерьмовый период в жизни – и это что-то значит, потому что я не был примерным мальчиком до этого. Я просто позволил себе упасть, прямо в темноту и вобрал в себя то, что там было. Взял все, что мог получить. Бил все, что попадалось под руку и трахал все, что двигалось. Это было веселое время, Эмилия. Вечеринки, секс и наркотики. И люди, которые ведут себя как животные. Ни разговоров, ни чувств, ни морали, ни порядочности, ни оков общества. Если кто-то раздражал – просто бил его в морду. Если хотел трахаться – просто делал это. И я трахался, Эмилия, так много, как никогда раньше.

При этом раньше иногда за один день у меня бывало по две женщины.

Сейчас я даже не могу их сосчитать.

Все лица перемешались в моей голове, об именах вообще молчу.

***

Осталось шесть дней до твоего отъезда. В гараже скапливаются коробки, которые вы перевезли из квартиры. Все в предвкушении. Кроме тебя, Эмилия. С каждым часом ты становишься все неувереннее. Мне кажется забавным, как растерянно и задумчиво ты наблюдаешь за мной каждый раз, когда думаешь, что я этого не замечаю. Но я все замечаю, это никогда не изменится, Эмилия.

Мы сидим за обеденным столом – в очередной раз. Ты похудела, Эмилия. Если бы ты не была мне безразличной, я бы сказал тебе, что это выглядит дерьмово, но мне все равно. Твои волосы заплетены в косу, ты без макияжа, темные круги портят тонкую кожу под глазами, которые кажутся еще больше, потому что щеки сильно впали. Происходящее между нами не шло нам на пользу, но мое отсутствие, Эмилия, поимело тебя так, как даже я не мог. Мама больше не щебечет. Кажется, она сдалась, Эмилия, и я думаю, в этом виновата ты. Меня это бесит. Немного. Она сидит на большом расстоянии от тебя и обращается с тобой, как с прокаженной. Она знает, Эмилия? А кто еще знает? Я смотрю на брата. Он смотрит на меня так, словно хочет меня убить.

Я насмешливо смотрю на него.

– Что? У меня макаронина прилипла к груди? – я без футболки, Эмилия, считаю, что она лишняя. Так же, как и ты за этим столом.

– Нет, но скоро к твоему лицу прилипнет мой кулак, – совершенно мило говорит Райли. Я не могу воспринимать его всерьез. Хоть он мой старший брат, такое ощущение, что он моложе меня. Мысленно чувствую себя старше него, как минимум, на двадцать лет.

– Передайте, пожалуйста, соль, – вдруг говоришь ты. Меня имеешь в виду, Эмилия?

Я не двигаюсь с места, так же, как и моя мать. Солонка стоит между нами, но мой отец приподнимается и протягивает ее тебе. Ты берешь ее, с дрогнувшей улыбкой. Ух ты, вы подружились? Его ты тоже трахнула? Мой отец снова смотрит на меня как психопат. Сейчас я убрал от тебя руки и снова все делаю неправильно. Что он вообще от меня хочет?

Я выдерживаю его взгляд.

«Не еби мне мозг, пап», – думаю я, и мама вздыхает.

– Ну, так что там было с твоим кулаком на моем лице? – спрашиваю я брата, а ты закатываешь глаза. Эмилия, делай что хочешь, это меня не интересует. Если ты сейчас пытаешься вывести меня из себя или заставить как-то отреагировать – придется долго ждать.

Мне также неинтересно, когда ты говоришь Райли:

– Нам нужно еще что-нибудь для Нью-Йорка? – он смотрит на тебя, мой отец смотрит на меня, а моя мать смотрит на тебя со злостью. Была поднята запретная тема, а мне все равно, поедешь ли ты в Багдад или в Нью-Йорк, Эмилия. Просто уедь.

– Позже подумаем, детка. – Он берет тебя за руку на столе, и мне все равно.

– Мама, было очень вкусно. Спасибо, – говорю я и встаю.

– Куда ты идешь? – спрашивает мама, а потом вскрикивает: – Что это?

– Что именно? – я чертовски устал.

– У тебя огромная рана на боку, Мейсон! Она ужасно выглядит! – мама налетает на меня, как врач неотложной помощи. – Китон, посмотри!

– Я уже видел, Оливия. Он не умрет от этого. – Папа продолжает есть.

– Пока, мам! – говорю я, и просто спускаюсь в подвал. Мисси следует за мной с таким же скучающим видом. Она всегда подстраивается под мое настроение.

25. Ты хороший отец, Китон Раш

Китон

Еще пять дней и воцарит спокойствие. Надеюсь.

Из моего подвала гремит панк-рок. Повсюду в моем дворе пьяные лица, которые блюют в твои клумбы, Оливия!

Я ненавижу современную молодежь, Оливия, и да, я знаю, что звучу, как старый дед, но посмотри, как выглядят твои клумбы! Наверное, кто-то сейчас занимается сексом в нашем бассейне либо же они борются в воде. Думаю, это скорее первый вариант, при том, что осень на дворе, Оливия. Слишком холодно для секса в бассейне!

Или вообще для секса. Или для бассейна в нашем дворе!

Я стою у окна в кабинете, Оливия, и ты врываешься в комнату. Сейчас два часа ночи. Твои волосы взъерошены, детка, это горячо, и ты выглядишь слегка сумасшедшей, так же, как я себя чувствую.

– Китон! – кричишь ты. – Может ты, наконец, что-нибудь скажешь? – у тебя уже совсем сдали нервы, потому что на протяжении двух дней продолжается террор в нашем дворе и в подвале. Что я должен сказать?

– Нет, я ничего не скажу, – отвечаю я и делаю глоток коньяка.

– Ты издеваешься надо мной, Китон? – я слышу, как ты подходишь ближе. – Они блюют в нашем саду, Китон. Они залезли в твой бар, Китон! Я больше не выдержу этого, Китон! – я просто наблюдаю, как один из этих дебилов мочится на нашу старую плакучую иву, Оливия, рисуя забавные змеиные линии своей мочой.

Ха.

Ха.

Мне так смешно.

Ты распахиваешь окно и кричишь:

– Идите домой, раздолбаи! Здесь вам не дискотека! – раздолбаи кричат нам вверх:

– Вы выглядите горячо, миссис Р!

Мейсон отвечает из своего подвала:

– Это моя мать, придурок! – и бросает пивную банку ему в голову.

Да, здесь царит чрезвычайное положение. Но я знал, что будет все хуже и хуже.

– Детка, пожалуйста, возьми беруши и постарайся просто поспать. Ему это сейчас нужно. И если я вмешаюсь, то прогоню его насовсем. – Это наш самый большой страх.

– Господи, – вздыхаешь ты и прислоняешься лбом к моей груди. Я обнимаю тебя и глажу по голове. – Ты хороший отец, Китон. Если бы не ты... – говоришь, встаешь на цыпочки и оставляешь короткий поцелуй на моих губах. Потом возвращаешься в постель, при этом ругаясь под нос.

Да, я знаю, Оливия.

Но в данный момент даже я бессилен.

Я слышу, как Райли и Эмилия спорят между собой, как и каждый вечер с тех пор, как вернулся Мейсон. Райли больше не разговаривает со мной, и я должен сказать, что это чертовски больно. Этого я не хотел и даже иногда сомневаюсь в том, что поступил правильно, не сказав ему о происходящем. Нелегко воспитывать двух людей, которые видят друг в друге конкурента и несут это с собой на протяжении всей жизни. Но, наверное, никогда не перестаешь быть родителем, правда? И, как родитель, вы не можете просто стать на чью-то сторону, а я пробовал, Оливия, ты знаешь об этом. Я люблю их обоих. Но проблема в том, что я узнаю себя в Мейсоне. Когда-то я был такой же, как он, Оливия, пока не научился контролировать себя. Этому ему еще предстоит научиться. Но прежде он должен полностью потерять контроль, чтобы знать, как сохранить его в будущем.

Этому каждый должен научиться сам. На своих собственных ошибках. И я не могу такое сделать за него. Он сейчас это делает сам. Учится. Это нелегко, больно, но именно так оно работает, Оливия. Ты и сама знаешь. Ты тоже должна была научить меня нескольким вещам. Остальное я узнал, став отцом. Как это беспокоиться о ком-то, кто не возвращается домой ночью, придумывать худшие сценарии, не в состоянии отпустить его в первый день школы; проводить бессонные ночи, из-за беспокойства о его будущем; быть обосранным и обрыганным после того, как он напился в первый раз... эта маленькая крошка в твоих руках, и понимание, что теперь ты в ответе за нее. Это меняет тебя, Оливия, хочешь ты того или нет.

И да, возможно, я немного предпочел его, но не потому что люблю больше, а из опасения и страха, потому что знал, что когда-нибудь произойдет именно то, что происходит с ним сейчас. Вот почему я предложил Мейсону подвал, а Райли отправил в пентхаус, потому что знал, что Райли может позаботиться о себе, но Мейсон – нет, Оливия.

Мейсон слишком чувствителен для этого мира. Я больше не могу защищать его от всего, но я, по крайней мере, рядом, в двух шагах, когда он совершает очередные ошибки, чтобы помочь ему.

Это то, что делают хорошие отцы, Оливия.

26. Твое наказание – игнор, Эмилия

Мейсон

Осталось четыре дня до твоего отъезда в Нью-Йорк, Эмилия.

Прошло три дня, в течение которых я игнорировал тебя, когда ты практически не существовала для меня. Тебе приходится справляться с тем, что я не разговариваю с тобой. Приходится привыкать, что я прохожу мимо, не ущипнув тебя за задницу или даже не взглянув на тебя. До этого мой взгляд всегда был прикован к тебе, ты была практически центром моей вселенной. Я это замечаю только сейчас, когда тебя больше нет. Но страница может быстро перевернуться, если тебя называют насильником и психопатом, Эмилия.

Я не избиваю женщин, потому что женщины, как правило, слабее. Конечно, всегда можно шлепнуть девушку по заднице или другим участкам тела, если ее это заводит. Я полностью потерял контроль над собой, Эмилия.

Тебе удалось сделать из меня омерзительного мудака, и я больше никогда не хочу испытать это снова.

Как я только мог наделить тебя такой огромной властью? Я бы извинился перед тобой за то, что причинил тебе боль, но это ты должна извиниться передо мной за то, что причинила боль мне. Но, по-моему, ты даже не осознаешь, что сделала это. Думаю, поэтому разговор и не состоялся. И что мне дадут эти сраные извинения? Слова, которые вылетают, и руки, которые бьют, нельзя забрать обратно. Ты вынесла мне мозг, Эмилия, хуже, чем когда-либо. Такое ощущение, что прошло много лет с тех пор, как я трахал тебя в последний раз. Признаю, что сделал бы это снова. Ты горячая. Даже несмотря на то, что сейчас ты слишком худая, а мне нравятся округлые задницы, а не плоские доски. Но этого больше никогда не произойдет.

Я никогда не подпущу тебя к себе.

Ты яд для меня. Так же, как и я для тебя.

Я сижу в своей полностью разрушенной квартире. Люди смеются, кто-то веселый, а кто-то под кайфом. Я просто под кайфом. Плюхнулся в кресло в гостиной и позволил Шерон, или Шеннон, или Кэрол сделать мне минет. То, что повсюду люди, кажется, ее не заботит. Тогда почему это должно заботить меня?

Я не трогаю ее, Эмилия. Я больше никогда не прикоснусь к женщине, не так. В одной руке держу свое пиво, другая свободно лежит на спинке кресла, и наблюдаю, как она сосет мой член. Но она меня не удовлетворяет. Я просто хочу кончить, потому что это дает мне на несколько секунд то возвышенное чувство, к которому когда-то так пристрастился.

Сейчас ты находишься наверху, с моими родителями, с моей собакой, спишь рядом с моим братом в моей старой комнате, а я здесь внизу. Так будет всегда.

По крайней мере, я так думаю. А потом открывается дверь, Эмилия. Ты одета в пижаму, при том, что здесь вечеринка в самом разгаре. В моей квартире гремит «I miss you», группы Blink-182, и ты кривишься, потому что басы вибрируют в твоих ушах. Тебе никогда не нравилось, когда я громко включал музыку в машине, но я все равно так делал. Бывало, что я приезжал к тебе посреди ночи для быстрого перепиха на заднем сидении. Я насиловал тебя, Эмилия? После этого моя спина так не выглядела, и я не уверен, что во время изнасилования можно два раза кончить. Думаю, нет.

Ты оглядываешься вокруг, протискиваешься мимо смеющихся, накуренных неудачников, мимо шумных пар и танцующих шлюх. Ты цепляешь плечом дурацкую вазу, которую туда поставила мама и которая совсем сюда не подходит, потому что это не долбаная женская квартира. Она позолочена, Эмилия. Золото меня утомляет.

Ваза покачивается слева направо, и ты пытаешься ее удержать.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я. Это отвлекает тебя настолько, что ваза падает на пол и разбивается, но никто из присутствующих этого не замечает. Блондинка возле меня смотрит так, будто я ее имел в виду. – Продолжай, – говорю я, чувствуя ее улыбку на моем члене. Это так отвратительно. Я терпеть не могу женщин, Эмилия, особенно если они смотрят на меня так, как ты сейчас. С такой болью, так шокировано, детка, как будто ты не знала, что я здесь все время делаю.

– Мы можем поговорить? – неуверенно спрашиваешь ты и смотришь на мой пах... а потом снова в глаза.

– Конечно, – говорю я. – Вперед. – Делаю глоток пива.

– Что ты делаешь? – раздраженно спрашиваешь ты. – Ты хочешь сделать мне больно?

– Да, Эмилия, весь мир вращается только вокруг тебя. Я делаю это только для того, чтобы причинить тебе боль. Когда ты, наконец, уедешь, я вернусь к нормальной, цивилизованной жизни. Буду просыпаться в семь утра, питаться со своей женой в дорогих ресторанах, парковать мой мазерати в шикарном гараже и играть со своими двумя детьми, – скучающим тоном говорю я. Ты фыркаешь, Эмилия, и были времена, когда я бы наказал тебя за это пятью ударами. Теперь я наказываю тебя своим игнорированием.

– Еще что-нибудь? Хочешь выпить? – блондинка смотрит вверх.

– Ты прикалываешься надо мной? – спрашивает она.

– Продолжай сосать, – грубо говорю я.

– По крайней мере, он не упал, как только я тебя увидел. Стоит как всегда, Эмилия. Если покажешь свои сиськи, может я, наконец, кончу.

– Ты такой гадкий, Мейсон!

– Ты спускаешься в мою квартиру, чтобы сообщить, что я гадкий? – поднимаю одну бровь.

– Нет, я думала, что можно по-нормальному поговорить с тобой.

– О чем ты хочешь поговорить? Еще недостаточно сказала? И, чтоб ты понимала, это Шерон, Шерол, Кэрол, и она хочет всего этого. Я ее не принуждаю. Правда, Кэрол?

– Меня зовут Шерон!

– И? Ты хочешь сосать мой член, или я принуждаю тебя?

Она закатывает глаза.

– Я хочу этого!

– Хорошо, значит продолжай!

– Дерьмо, Мейсон, ты такой дурак! – тебя толкнул какой-то парень, и ты почти падаешь на меня. Опираешься рукой о мое плечо, Эмилия. Мне это не нравится, Эмилия.

– Не прикасайся ко мне, – тихо, но угрожающе рычу я. Ты отскакиваешь назад, как будто обожглась о мою кожу. Надеюсь, так и было.

Озлобленно и опозоренно ты уходишь. Когда вижу твою задницу, с которой проделывал так много постыдных вещей я, наконец, кончаю. Давно пора.

27. Чего бы то ни стоило, Мейсон

Мейсон

Осталось три дня до твоего отъезда, Эмилия.

Я сплю до пяти часов вечера, потому что лег только в одиннадцать дня. Если нюхаешь кокаин, не спишь вообще, Эмилия. По крайней мере, пока не пройдет действие. В это время я думал о том, что мог бы с тобой сделать. А потом понял, что мне насрать.

Скатываюсь с кровати. Мисси уже ждет, а я сначала выпиваю почти литр воды, потому что такое ощущение, что у меня песок во рту. Я голый, Эмилия. В какой-то момент, прежде чем я заснул, две сучки, которых я трахал, свалили. Я ненавижу, когда они спят здесь. Мне также не нравилось, когда ты здесь спала. Твои длинные волосы были повсюду, даже у меня во рту, и я находил их на моей подушке даже спустя несколько недель. Скорее всего, они все еще там, потому что я знаю, что ты лежала в моей кровати, когда меня не было. Здесь пахнет тобой, Эмилия. Я должен сказать маме, чтобы она поменяла постель.

Я надеваю спортивные штаны на голое тело, быстро чищу зубы и поднимаюсь с Мисси наверх. Она уже подстроилась под мой дневной ритм, мы существуем так уже восемь недель. Мы не спим ночи напролет, а днем отсыпаемся.

Слышу, как работает телевизор. Я заметил, что в этом доме больше никто не ездит на работу, Эмилия. Это из-за того, что меня не было, или потому что вы переезжаете в Нью-Йорк, и все взяли себе отпуск, чтобы помочь вам с этим сраным переездом?

В гостиной никого нет, несмотря на включенный телевизор. Мама суетливо бегает по дому.

– Кто-нибудь видел этот проклятый скотч? – раздраженно спрашивает она. Мама больше не в настроении сахарной ваты. Мне кажется, я сломал ее, как ломаю все остальное. Мне действительно стоит держаться подальше от людей, по крайней мере, от тех, кто мне дорог.

Но ты больше таковой не являешься, Эмилия. Ты как раз спускаешься по лестнице, на тебе комбинезон и белая футболка. Твои волосы собраны в высокий пучок, а джинсы завернуты до лодыжек. Ты в режиме переезда. Никакие метки не украшают твое тело, никаких признаков меня на тебе. Мне все равно. За тобой выбегает Райли. Ты меня еще не увидела.

– Детка, подожди, давай еще раз поговорим, – говорит он и хватает тебя за запястье. Ты вырываешься, а со мной бы так не смогла.

– Нет, Райли, мы достаточно говорили. Оставь меня в покое! Мне нужно успокоиться. – Ты продолжаешь идти и только сейчас замечаешь, что я стою здесь. Потом смотришь на меня, раздраженно вздохнув, и покидаешь дом. Райли со ступенек сверлит меня взглядом, и я поднимаю одну бровь вверх. Что с ним в последнее время?

– Что такое? – в очередной раз спрашиваю я.

– Мейсон, ты, наконец, проснулся? – спрашивает мой отец, как всегда вовремя. Как он постоянно так делает? – Все в порядке?

– Все прекрасно, – безэмоционально говорю я. – Просто проголодался. На меня же никто не обидится, если я не буду помогать с этим переезжающим цирком?

– Чтобы ты, чертов психопат, украл трусики моей невесты?

– О, Господи, никто не хочет твою невесту. Успокойся, придурок!

– Райли, – предупреждает отец.

– Тебе не обязательно со мной разговаривать, носись и дальше со своим исчадием ада.

Папа поднимает брови вверх.

– Что прости? – тихо спрашивает он. Впервые за несколько недель мне становится немного весело и я, ухмыляясь, формирую немую «O» своими губами. Сегодня Райли настроен воинственно, наверное, ему жить надоело. Когда я связываюсь с папой – это одно, но если так делает Райли – совсем другое. Он никогда подобного не делает.

– Я сказал, продолжай дальше носиться со своим исчадием ада! – отчетливо формулирует Райли. Папа выпрямляется. Он закипает, и я на всякий случай отступаю на шаг назад. Как только он хочет что-то ответить Райли, появляется мама и хватает его за плечи. Происходит что-то нездоровое, Эмилия. Она смотрит на него и говорит:

– Китон, не надо! Пожалуйста, скоро все закончится... – он стреляет взглядом в Райли, который слегка побледнел, потом смотрит на маму и обратно на него. Потом снова на нее. Только мама имеет над ним такую власть.

Отец рычит:

– Уйди с моих глаз, Райли. – Это был первый раз, когда папа так с ним разговаривал, но и Райли тоже впервые так разговаривал с отцом.

– Мне кажется, всем будет лучше, если я снова исчезну!

Моя мать не отвечает мне, она до сих пор в зрительном контакте с отцом и успокаивает его глазами. Она только говорит мне взять что-нибудь поесть, что я и делаю, Эмилия. Трах всю ночь напролет вызывает голод, но ты же об этом знаешь.