Текст книги "История мирового цирка"

Автор книги: Домини Жандо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Часть вторая. Современный цирк. XX век

Глава первая. Сюрпризы английского цирка

Итак, на заре своего существования цирк был преимущественно конным; все пионеры этого искусства: Астлей, Франкони, Ренц, Гинне, Чинизелли, Рикетс – были наездниками.

Однако, как мы видели, во второй половине XIX столетия наступление индустриальной эры постепенно привело к упадку конного искусства. Прежде люди постоянно имели дело с лошадьми; лошадь служила символом благородного происхождения (традиция, восходящая ко временам рыцарства) и мужества: «Благороднейшее завоевание человека…»

Искусство верховой езды, умение управлять лошадью, подчинять ее своей воле, союз человека и коня, сочетание их тел, то сливающихся воедино в прыжке, то внезапно отрывающихся друг от друга, – прежде все это приковывало к себе внимание зрителей, постоянно имеющих дело с лошадьми и лишь по недостатку таланта или времени не овладевших верховой ездой так, как Филип Астлей или Лоран Франкони.

Но время шло, машины начинали играть все большую роль в жизни человека; общественный транспорт, пар и электричество вытесняли лошадей в деревню с ее неторопливым ритмом жизни, и ряды любителей конного искусства редели.

Преимуществом цирка было разнообразие его жанров: клоуны развлекали публику, дрессировщики удовлетворяли ее потребность в экзотике, акробаты приводили ее в трепет, а все зрелище в целом поражало воображение: цирк – живое искусство; человек еще долго будет поражать человека.

Итак, по мере развития цирка жанры, прежде считавшиеся второстепенными, выходили на первое место, оттесняя тот благородный вид искусства, что царил прежде, – верховую езду.

Но в новом столетии у цирка появились серьезные соперники. Во-первых, мюзик-холл с его гораздо более изощренным оформлением: прожекторами, декорациями, костюмами, музыкой, сложными техническими приспособлениями. Все эти новшества родились на цирковой арене; мюзик-холл позаимствовал их у цирка, где царит труд, то есть будничность, и от зрителя требуется больше внимания и «сопереживания», и перенес в воздушный мир грез.

Вторым соперником стало кино; вначале оно было немым, но фильмы непременно шли под музыку, причем аккомпанировали отнюдь не одни только пианисты, как многие сейчас полагают; порой во время демонстрации киноленты в зале играл оркестр из семидесяти музыкантов, а орган воспроизводил шум поезда или грохот землетрясения; благодаря этому фону изображение приобретало объемность, жизненность и в конечном счете впечатляло гораздо больше, чем реальная действительность. Появление звукового кино сделало новое искусство еще более могущественным конкурентом цирка.

Наконец, самый опасный соперник – телевидение, дающее возможность побывать на представлении, не выходя из дома.

Но можно с уверенностью утверждать: ни одной из этих новых форм не удалось сокрушить цирк, ни одной моде до сих пор не удалось надолго отвратить публику от любимого искусства.

Цирку пришлось приспосабливаться к новым условиям.

Первым проявлением этого процесса стало увеличение числа передвижных цирков. Подлинных ценителей циркового искусства осталось мало, поэтому постоянные труппы, выступавшие в стационарах, начали распадаться, что позволило чаще и существеннее обновлять программу. Однако существовал и другой путь: переезжая с места на место, труппа получила возможность менять не программу, а зрителей.

Вначале европейские передвижные цирки представляли собой временные деревянные сооружения; устанавливали их на ярмарках. С собой труппа возила лишь реквизит и часть декораций, а саму постройку каждый раз приходилось возводить заново. Потом появились «полуфабрикаты»– брезентовые купола, натянутые на деревянный (впоследствии металлический) каркас, и дощатые стены. Это легкое и практичное оборудование можно было возить за собой из города в город. Ранси и Палисс во Франции, Миккени в Голландии и Сарразани в Германии были последними, кто остался верен этим сборно-разборным конструкциям.

Решающее влияние на развитие передвижных цирков оказали американские нововведения (карнизные опоры, использование нескольких центральных мачт, поездки по железной дороге). Турне Цирка Барнума и Бейли в начале столетия открыло европейцам новые методы работы, которые они тут же переняли, а затем видоизменили, приспособив к собственным нуждам; так, в Европе, где расстояния сравнительно невелики, оказалось удобнее ездить на машинах, а не на поезде.

Даже внутреннее убранство шапито претерпело значительные изменения. Прежде всего, зрители получили возможность видеть представление «в новом свете»: на смену свечам пришло газовое, а затем электрическое освещение. Разумеется, быстрее всего стали использовать электричество стационары, но и шапито недолго обходились без него. Первыми установили в своем шапито электрогенератор Купер и Бейли в 1870 году; их примеру вскоре последовали директора многих других цирков, которых расцвет мюзик-холлов заставил тщательнее заботиться об освещении представлений. Цирк не нуждается в особенно изощренных световых эффектах, но некоторые номера много теряют, не будучи высвечены лучом прожектора. Однако этим достижением технического прогресса не стоит злоупотреблять, поскольку оно часто приносит цирковым номерам больше вреда, чем пользы.

Что касается акустических устройств, то они во многих случаях оставляют желать лучшего. Держа микрофон перед носом, как эскимо на палочке, артист лишает себя необходимой свободы движений. Кроме того, современная страсть к усилению и искажению звука совершенно противопоказана цирку. Нужно знать меру и не путать блеск и размах, непременные качества циркового представления, с шумом и треском.

Еще медленнее и труднее совершенствовалось устройство зрительного зала.

Стационарный цирк нетрудно протопить, в нем можно без труда установить мягкие кресла, но для директора брезентового шапито, которое нужно быстро собрать и разобрать, все это – проблема. В 30-е годы для отопления стал регулярно применяться воздухонагнетательный насос, соединенный с шапито брезентовыми муфтами; во второй половине нашего столетия этот тип отопления получил повсеместное распространение.

Что касается мест для зрителей, то деревянные трибуны и скамьи до сих пор остаются самым практичным, хотя и не самым комфортабельным выходом из положения; оказалось, что и здесь возможен некоторый прогресс: в 50-е годы в Цирке Ринглингов, Барнума и Бейли появились специальные прицепы с откидными сиденьями: они устанавливаются на равном расстоянии друг от друга перпендикулярно скаковому кругу; после этого их боковые стенки поднимаются и образуют вместе с крышами единую поверхность; на этой поверхности укреплены откидные сиденья, и перед представлением она наклоняется в сторону манежа. Внутри прицепов располагаются артистические уборные, а в пути эти помещения можно использовать для перевозки инвентаря. Таким образом, эта система выгодна во многих отношениях. Из европейцев ее взяли на вооружение (впрочем, с меньшим успехом) Дарикс Тоньи в Италии, Чипперфильды, братья Роберты и сэр Роберт Фоссет в Англии.

В немецких шапито у трибун есть спинки, а в швейцарском Цирке Кни на них укреплены съемные мягкие сиденья. В больших итальянских шапито, например, у Мойры Орфеи, в первых рядах устанавливаются легкие плетеные кресла, какие стоят обычно на верандах, а в некоторых рядах – низкие сиденья наподобие тех, что бывают в спортивных автомобилях.

После второй мировой войны к трудностям, вызванным конкуренцией кино и телевидения, прибавилась проблема рабочей силы. Рассуждая о том, что в прежние времена в оркестрах цирков Кроне, Сарразани или Глейха играло до сотни музыкантов, не следует забывать, что эти виртуозы были монтировщиками и параллельно занимались сборкой шапито; в ту пору от музыкантов (большей частью чехов по национальности, отсюда их прозвище – «чехо») требовалась не только одаренность, но и привычка к бродячей жизни. В наши дни все цирки, и стационарные и передвижные, подчиняются одним и тем же законам. Профсоюзы музыкантов, обычно весьма могущественные, выступают против использования чернорабочих в качестве музыкантов.

Цирку пришлось считаться с новыми условиями. На помощь человеку пришла техника; реквизит стал легче и удобнее в обращении, но при этом сборка, упаковка, перевозка конструкций усложнились и приобрели едва ли не решающее значение.

И если в первой половине XX столетия с цирком произошли большие изменения, то во второй половине он переродится полностью: исчезнет чудесное племя творцов, ценой неимоверных усилий воплощавших мечту в действительность, людей, чья жизнь была непрекращающейся цепью приключений; им на смену постепенно придет двуглавое чудовище, соединяющее в себе дельца и его помощника – артиста.

В Лондоне нет стационара, а в провинции сохранилось несколько небольших шапито, таких, как шапито Зенгеров или Розэров, и несколько стационарных цирков (к одному из них, открывшемуся в начале века в крупном туристском центре Блэкпуле, мы еще вернемся).

В столице после первой мировой войны цирковые представления были редкими и нерегулярными. В Кенсингтонской Олимпии, предоставившей некогда свое помещение Величайшему в мире цирку, каждый год разыгрывалось «Рождественское представление», мало чем способное привлечь зрителей[39]39
  Исключение составляли представления, поставленные К.-Б. Кочрэном в 1906 и 1913 годах.


[Закрыть]. Нашелся человек, осознавший это; его звали Бертрам Миллз.

Бертрам Миллз.

Торговец экипажами, Миллз страстно любил лошадей, и потому во всех городах, куда попадал по делам, ходил в цирк. Это обеспечило ему большие связи среди британской знати, испокон веков с уважением относящейся к верховой езде, и дружбу нескольких людей, причастных к конному спорту, в частности директоров Кенсингтонской Олимпии, где проходили Международные конные представления. Однажды по окончании «Рождественского представления» друзья поинтересовались впечатлениями Миллза. Ответ был однозначен: «Грош мне цена, если я не сделал бы все это гораздо лучше!» Критика была строгой – говоривший хотя и не был профессионалом, хорошо разбирался в цирковом искусстве. Один из директоров, Реджинальд Хитон, не преминул воспользоваться случаем и спустя несколько дней предложил Бертраму Миллзу подготовить следующий сезон в Олимпии. Таким образом, он припер Миллза к стенке, одновременно выказав ему свое доверие, и Миллзу пришлось поднять перчатку, которую он сам же и бросил. Идея его была довольно простой. Во время одной из поездок в США он познакомился с директором Величайшего в мире цирка Джоном Ринглингом-Нортом, видел представления американского цирка-гиганта и решил пригласить его на гастроли в Лондон. Чтобы организовать эти гастроли, достаточно было бы расположить трибуны Олимпии, как для конного представления, а вместо одного манежа оборудовать три. Ринглинг принял предложение, и все шло прекрасно – до тех пор, пока в самый последний момент он не прислал срочную телеграмму с сообщением, что не сможет приехать…

У Бертрама Миллза оставалось два выхода: отказаться от своих планов или самому взяться за подготовку представления. Он отвечал за свои слова и поэтому выбрал второй вариант.

Ему пришлось нелегко – ведь нужно было составить программу, по меньшей мере не уступающую программе американского цирка. Для начала Миллз решил, как это принято в Европе, ограничиться одним манежем, так что архитекторам Олимпии пришлось вернуться к первоначальной планировке и расположить трибуны по кругу. Кроме того, он решил сам отбирать номера, не прибегая к помощи посредников. Этой традиции следовали затем и его сыновья. Когда в афишах Бертрама Миллза говорилось, что в его представлениях участвуют «специально приглашенные артисты разных стран», то это не было обычным «блефом», каким грешит большинство рекламных плакатов (блеф этот выглядит особенно забавно, когда большая часть программы исполняется членами одной семьи). Эта система позволяла Бертраму Миллзу уславливаться о ставках непосредственно с артистами, минуя импресарио (что очень важно, если учесть обычные запросы этих последних), полагаться только на собственное суждение и не позволять обманывать себя многообещающими фотографиями и сомнительными рекомендациями (что еще важнее).

Из своей поездки по Европе новоиспеченный антрепренер – человек уже немолодой – привез среди прочих конную труппу шведа Орландо; Миллз предпочел ее копенгагенской труппе Шуманов, потому что немецкая фамилия имела мало шансов понравиться английской публике послевоенного времени. Тем не менее впоследствии Шуманы стали постоянными участниками миллзовских представлений, а их превосходные конные номера – бесспорным «гвоздем программы».

На административные должности Миллз поставил людей, не имевших, как и он сам, цирковых корней, но обладавших всеми качествами, необходимыми для исполнения возложенных на них обязанностей. Пост главного администратора он доверил Дж. Расселу Пикерингу, своему однополчанину и финансовому советнику.

Когда Миллз предложил Пикерингу взять на себя финансовое управление безумной затеей, тот решил, что его патрон шутит: впрочем, это не помешало ему занять пост администратора и оставаться на нем двадцать семь лет!

Большой международный цирк Бертрама Миллза начал выступать в Кенсингтонской Олимпии 17 декабря 1920 года; представления шли в течение пяти недель.

Цирк Бертрама Миллза в Олимпии.

Манеж был великоват (с внутренним диаметром тринадцать метров), но разве это имело значение?! Представление было блестящим, отзывы прессы – восторженными. Надо сказать, что и в этом была заслуга нового директора: перед премьерой он пригласил журналистов на роскошный банкет. Мероприятие имело большой успех, и Миллз понял, что пиршество должно стать доброй традицией. В следующем году круг приглашенных был расширен; отныне на миллзовских банкетах перед открытием сезона собиралось избранное общество – члены парламента, цвет лондонской аристократии; дошло до того, что значительным лицом мог считаться лишь тот, кто бывал у Миллза. Связи, приобретенные новым директором, оказались очень полезными и помогли сделать открытие сезона в Олимпии одним из главных событий лондонской зимы. В 1922 году почетным президентом цирка стал граф Лонсдейл, и это привлекло к заведению Миллза многих влиятельных людей, в частности лорд-мэра Лондона, который самолично открывал представление. Таким образом, Миллз постепенно формировал цирковые традиции; он совершил подвиг – ему удалось собрать вокруг манежа публику, которая вот уже много лет как охладела к цирку; а вслед за избранными ценителями в Олимпию, как когда-то в Королевский художественный Амфитеатр, повалила толпа простых зрителей.

Банкеты Цирка Бертрама Миллза вскоре стали столь многолюдными, что их пришлось устраивать в большом зале Олимпии: в десятилетний юбилей первого банкета у Миллза собралось около тысячи четырехсот гостей; среди них были пэры, архиепископы, цвет знати, члены правительства и оппозиции, военные всех родов войск, представители лондонского городского совета, крупные промышленники, знаменитые художники, писатели и журналисты.

Прошло десять лет – это означало, что Бертрам Миллз выиграл пари; в 1922 году Большой международный цирк стал Цирком Бертрама Миллза; создатель и вдохновитель цирка заслужил эту честь; кроме того, изменение названия диктовалось и необходимостью – публика спешила увидеть не очередное «Рождественское представление», а программу Цирка Бертрама Миллза.

В Олимпии царила теперь совсем не та атмосфера, что прежде. Сам цирк занимал лишь треть зала; на остальной площади располагалась «потешная ярмарка»– балаганчики и карусели в стиле рококо; здесь господствовали красный и золотой цвета, сверкали зеркала и медь. Как только зрители попадали в огромный зал на шесть тысяч мест, они тотчас окунались в атмосферу праздника и подчинялись чарам цирка.

В 1925 году компаньоном Бертрама Миллза стал его сын Сирил, инженер, окончивший Кембридж и возвратившийся в Англию после двухгодичного пребывания в Индии. Сирил Б. Миллз однажды уже помогал отцу в его цирковых делах – перед открытием первого сезона, когда Миллзам не хватало рабочих рук, он взял на себя расклейку афиш. Больше он цирком не занимался, но это не помешало ему вместе с братом Бернардом несколькими годами позже последовать примеру отца и блестяще справиться с директорскими обязанностями. Сирила прозвали «летающим директором»: в поисках новых номеров он отправлялся в разные концы Европы на личном самолете, которым сам управлял. В 1934 году он стал режиссером представления, сменив Вилли Шумана, занимавшего этот пост с 1922 по 1933 год. При Сириле темп представления стал более напряженным – он решительно выбрасывал из номеров все «красивости», не имеющие отношения к настоящей работе. За кулисами Олимпии висело расписание, которому должны были беспрекословно подчиняться все артисты; время, отведенное на каждый номер, было рассчитано с точностью до минуты. Благодаря такой строгой организации представление не прерывалось паузами и шло как по маслу; предусмотрена была каждая мелочь. Своим совершенством Цирк Бертрама Миллза был обязан в первую очередь именно этим методам работы, которые стоило бы перенять многим циркам.

В 1928 году братья Миллз стали задумываться о расширении отцовского предприятия. Сезон в Олимпии длился всего полтора месяца, а подготовка к нему занимала не меньше четырех месяцев; в представлении участвовали первоклассные мастера, а занять их в остальное время года было нечем. Кроме того, в этих условиях было невыгодно приобретать лошадей и животных для постоянного зверинца – а он очень пригодился бы цирку.

Чарли Кайроли и Норман Баррет в блэкпулском «Тауэр Цирке».

Шуманы в Цирке Бертрама Миллза.

Пятидесятичетырехлетний Бертрам Миллз не отваживался на организацию передвижного цирка, но сыновья вынудили его признать, что это единственный выход из положения.

Однако Сирил и Бернард Миллзы не собирались показывать провинциальному английскому зрителю обычные представления, какие он видел во множестве. Они считали своим долгом не посрамить марку лондонского заведения своего отца; девиз оставался прежним: исключительное качество, роскошь, комфорт.

У них перед глазами был пример немецких цирков: их устройство (скамьи со спинками и широкими сиденьями, удобные выходы) могли бы взять за образец все, а в особенности англичане, у которых все еще были в ходу расположенные лесенкой деревянные доски, служившие сиденьями одним зрителям и полом другим.

Итак, Миллзы заказали большой двухмачтовый шатер у лучшего немецкого специалиста – Штромейера из Констанца. Почти совсем новые трибуны для зрителей нашлись у гамбургского владельца типографии – он получил их в счет долга от цирка, которому печатал афиши.

Открыть передвижной цирк предполагалось в 1930 году. Но один поклонник циркового искусства сообщил Бертраму Миллзу, что «Великий Кармо», знаменитый иллюзионист, выступавший в тот момент в Ирландии, собирается открыть в Англии большой передвижной цирк раньше этого срока. Миллзу вовсе не хотелось иметь конкурента, и он решил объединиться с Кармо на сезон 1929 года. Новый цирк окрестили Большим цирком Кармо; это было неплохо для начала, поскольку возможная неудача не помрачила бы славу Цирка Бертрама Миллза, известного не только в Лондоне, но и в провинции; прибыль уговорились разделить пополам. Миллзы предоставили шапито, Кармо отвечал за транспорт.

Большой цирк Кармо принял первых посетителей 6 мая 1929 года в Кентфорде. Отсюда путь его лежал в Лейтон. Но если с шапито все было в порядке, то грузовики, за которые отвечал Кармо, все никак не появлялись. Наконец в самый последний момент они прибыли, но вид их не слишком обнадеживал: это оказались отремонтированные армейские машины, «ветераны» первой мировой войны. Хотя их недавно покрасили, контраст между ними и новехоньким современным шапито Бертрама Миллза был разителен, а переезд в Лейтон занял из-за них в три раза больше времени, чем было намечено: моторы грузовиков были не моложе их кузовов, и в дороге авария следовала за аварией.

Несмотря на ненадежные средства передвижения, из-за которых братьям Миллз не раз приходилось менять маршрут, а механикам показывать чудеса ловкости, сезон продлился до середины октября. По окончании его Миллзы все же сочли опыт удачным и решили на будущий год повторить его уже под своим именем и с более совершенным транспортом. Поскольку конкуренции Кармо с его грузовиками можно было теперь не опасаться, Миллзы с легким сердцем расстались с фокусником.

Зимой 1929/30 года Бертрам Миллз открыл параллельно с Олимпией цирк в манчестерском «Сити-Холл». Но в это время владельцы зоопарка «Бель-Вю» также вознамерились давать цирковые представления, и в следующем году Миллз предпочел избежать соперничества с ними. С тех пор манчестерский цирк «Бель-Вю» неизменно пользуется большим успехом у зрителей.

Именно в Манчестере дебютировал клоун Коко. Настоящее имя этого потомственного артиста, выходца из России, было Николай Поляков. Бертрам Миллз увидел его в Цирке Буша в Берлине, и вскоре Коко стал одним из любимцев английской публики и непременным участником программ Цирка Бертрама Миллза, заняв место «весельчака Уокера» – «последнего королевского клоуна».

9 апреля 1930 года передвижной Цирк Бертрама Миллза отправился в свое первое турне по Великобритании. Грузовики Кармо были отремонтированы; к ним прибавились три гусеничных трактора, незаменимые на труднопроходимых участках дороги.

В конце сентября того же года в Саутси Коммон цирк впервые попал в бурю: она полностью разрушила шапито, и Миллзы, у которых не было запасного шатра, столкнулись с угрозой разорения. Они вложили в передвижной цирк целое состояние, но, несмотря на огромный успех первых двух сезонов, расходы еще не окупились. Заказывать новый шатер у Штромейера было сложно, а готов он оказался бы лишь к концу сезона.

От катастрофы Бертрама Миллза спасли Джеймс и Джордж Зенгеры, одолжившие ему свой запасной шатер. Цирк смог продолжить работу; Миллзы пользовались любезностью Зенгеров до тех пор, пока Штромейер, у которого, по счастью, оказалось подержанное шапито, не переправил его в Англию. Так Бертрам Миллз убедился, что понятие «цирковое братство» – не пустой звук и что отныне он тоже стал членом этой семьи.

В 1933 году, пытаясь решить транспортные проблемы, Сирил Миллз понял, что громоздкий инвентарь целесообразно перевозить по железной дороге. Он знал, что в Англии остались вагоны, которые во время своего последнего европейского турне заказал Цирк Барнума и Бейли. Намереваясь купить эти вагоны, Сирил взялся за поиски и выяснил, что их, к несчастью, уничтожили за ненадобностью. Однако удача все же улыбнулась ему – в депо Южной железной дороги он обнаружил платформы, служившие во время первой мировой войны для перевозки танков. Миллзы приобрели их и заказали у Крейнса в Дэрхеме специальные фургоны, которые можно было, водрузив на платформы, провезти сквозь туннель любой высоты. Стоили они дорого, но служили Миллзам до самого закрытия шапито, и за эти тридцать лет затраты полностью себя оправдали.

С 1934 года цирк передвигался только по железной дороге.

Афиша передвижного Цирка Бертрама Миллза. 1960 год.

Афиша выступлений Цирка Бертрама Миллза в «Олимпии». 1965 год.

16 апреля 1938 года в возрасте шестидесяти четырех лет Бертрам У. Миллз скончался от воспаления легких в своем доме в Челфонт Сент Джилз. К этому времени передвижным шапито уже несколько лет управляли его сыновья, но главой предприятия по-прежнему оставался он сам. Похороны Бертрама Миллза были грандиозными – поражала не столько пышность церемонии, сколько толпа народу, пришедшая отдать покойному последний долг. В этот печальный апрельский день Англия потеряла одного из своих любимцев – того, кто возвратил цирку его былое могущество.

В 1939 году, когда цирк начал свое очередное турне, международное положение было отнюдь не блестящим! Некий диктатор привлекал к себе чересчур много внимания; настроение было не праздничное. 28 августа ввиду угрозы, нависшей над Англией, железнодорожные вагоны Миллзов были реквизированы армией. Шапито со всем оборудованием было оставлено на хранение в Эскоте, а цирк продолжал турне, выступая на сцене «Эмпайра» и Ипподрома цирка Мосса. О том, чтобы к Новому году открыть сезон в Кенсингтонской Олимпии, не могло быть и речи. Однако Цирк Бертрама Миллза был связан с ней трехлетним контрактом. Братья Миллз добились перенесения этих трех сезонов на послевоенное время – при условии, что и цирк и Олимпия к тому времени еще сохранят свое существование.

В 1940 году цирк все-таки совершил турне благодаря тому, что Миллзам удалось получить у администрации Британских железных дорог несколько платформ и вагонов для скота. Миллзы свели реквизит к минимуму и избрали несложный маршрут. Тем не менее 18 июня, после сообщения о капитуляции Франции, цирк был окончательно демонтирован, а артисты и обслуживающий персонал занялись более важными делами. Шатер и транспортные средства остались в Эскоте и в имении миссис Миллз в Поллардз-Вудзе; лошадей раздали знакомым фермерам. Сирил и Бернард Миллзы вступили в ряды Королевского воздушного флота.

В военные годы в Англии не раз появлялись маленькие цирки, неопытные владельцы которых стремились лишь к одному: как можно скорее нажить побольше денег. Собственно говоря, это не были цирки в полном смысле слова; их по заслугам прозвали «дикими цирками». В Лондоне нашелся даже не слишком щепетильный самозванец, открывший Цирк Джина Миллза, причем имя, в отличие от фамилии, печаталось в афишах крошечными буквами. К счастью, вмешательство властей быстро положило конец этому мошенничеству.

В 1945 году, покинув наконец ряды Королевского воздушного флота, братья Миллз взялись за восстановление своего предприятия. Из тех, кто служил в цирке до войны, только пятнадцать процентов вернулись на старое место, доказав тем самым свою преданность Миллзам. Тем не менее в 1946 году цирк снова начал работу.

Весь инвентарь превосходно сохранился; шатер, вагоны, костюмы были в прекрасном состоянии. Цирк Бертрама Миллза не утратил своего блеска, а в сравнении с другими цирками, пережившими войну, казался еще более роскошным. Многие города, в которых Миллзы обычно начинали свои гастроли, были не в состоянии принять передвижной цирк, поэтому первое представление состоялось в парке Виндзорского замка.

Второе рождение Цирка Бертрама Миллза стало его триумфом. Журналисты в один голос расхваливали новую программу, называя ее самым важным событием сезона. В первые послевоенные годы представления Миллзов дали большие сборы, возбудив зависть конкурентов. Чипперфильды, владельцы передвижного зверинца, а затем небольшого цирка, тоже захотели попытать счастья, встав во главе большого шапито; собственный цирк открыл Билли Смарт, человек, который, начав с выступлений на ярмарках, стал затем одним из крупнейших английских антрепренеров.

Возвращение Миллзов в Олимпию прошло с неменьшим успехом; импресарио Том Арнольд составил им конкуренцию, открыв цирк в Хэррингее. В атмосфере ликования, охватившего страну с наступлением мира, английский цирк переживал эпоху расцвета.

Сезон 1947 года принес Миллзам такие доходы, что частным лицам стало не под силу владеть цирком: налоги достигли чудовищных размеров, и по мере роста прибылей капитал цирка, то есть состояние братьев Миллз, таял. Было решено создать акционерное общество; Сирил и Бернард Миллзы оставили себе две трети акций.

В этом же году Олимпию посетил Уинстон Черчилль, которому удалось совершить невиданный трюк – прервать представление; он опоздал на четверть часа, и зрители, увидев, как он со всей возможной для такой персоны скромностью пробирается на свое место, устроили ему бурную овацию; к ним присоединились артисты на манеже и за кулисами, музыканты и весь обслуживающий персонал!

Однако начиная с 1950 года жизнь цирка стала более трудной. Если до войны можно было оправдать расходы при наполовину заполненном зале, то теперь для этого требовалось, чтобы зал был заполнен на три четверти. В 1955 году, несмотря на успех выступлений, прибыль уменьшилась на четверть по сравнению с предыдущими сезонами. Каждый день Цирк Бертрама Миллза сталкивался с новыми и новыми проблемами, от решения которых зависело его будущее. Для Сирила и Бернарда Миллзов ситуация осложнялась еще и тем, что они во что бы то ни стало хотели сохранить высокое качество представлений. Они не желали посрамить славное имя Миллзов. Им нужен был такой цирк, какой создал их отец, – компромиссов они не признавали.

А тем временем сезоны шли один за другим. 18 декабря 1952 года ее величество королева Елизавета Английская и герцог Эдинбургский заказали благотворительное представление: Миллзы продолжали держать марку!

К концу сезона 1960 года стало ясно, что прибыли неуклонно падают. Цирк отплыл и Ирландию, где конкуренция была слабее, а публика благосклоннее. Поездка потребовала определенных затрат, но сборы немного выросли. Пока шапито путешествовало за границей, Сирил Миллз организовал турне по Англии передвижной кинопанорамы.

Сантосы в Цирке Джерри Коттла.

Бобби Робертс и его слоны.

В 1964 году после трудного сезона цирк совершил новое турне по Ирландии, введя в программу такое новшество, как выступление группы танцовщиц из мюзик-холла. В этом году истекал срок контракта, связывающего Миллзов с Британской железнодорожной компанией. Его возобновление обошлось бы Миллзам на 15 % дороже; между тем расходы росли, а прибыли уменьшались. Обстановка оставляла желать лучшего: Чипперфильды, в частности, объявили о своем отъезде в Южную Америку. В этих условиях Цирк Миллзов мог продолжать работу, лишь пожертвовав своим великолепием. Сирил и Бернард Миллзы предпочли прекратить разъезды, и в Ливерпуле состоялось последнее представление их шапито.

18 декабря начался сезон в Олимпии. Несмотря на протест Сирила Миллза, администрация решила показать публике представление в духе тех, что были в ходу во время турне по Ирландии, – с танцевальными интермедиями, с участием модного и, надо сказать, неплохого музыкального ансамбля «Бэрон Найте», пародировавшего выступления своих конкурентов. Первое время эти номера стояли в конце программы, но довольно быстро они передвинулись в ее начало. И хотя затем на манеже появлялись Шуманы, Борра, Фаттини на качающемся перше, жонглер Эдоардо Распини, сестры Диор на шарах, Бронли в их удивительной ракете, Филлис Аллан с собаками, Геста Крузе со слонами, в дирекцию посыпались письма с жалобами на нововведение.