Текст книги "Бешеный прапорщик. Части 1-18 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Зурков

Соавторы: Игорь Черепнев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 104 страниц) [доступный отрывок для чтения: 37 страниц]

– Сделайте милость, господин подпоручик. Небось, рассупонились, лежебоки, минут пять собираться будут. – басит монах, испытующе поглядывая на меня.

– А вот и нет, отче. Здесь, как я понял, все делается очень быстро. – Поясняет Бойко, затем поворачивается ко мне. – Денис Анатольевич, покажите отцу Александру то, что Вы демонстрировали мне в прошлый раз.

Поймав мой вопросительный взгляд, поясняет:

– Отец Александр знает, что у Вас не совсем обычное подразделение. И не совсем обычный командир. Почему и будет приставлен к вам.

Так, понятно. «Замполита» или «Зоркого Глаза» мне на шею посадить хотят. Ну, может оно и правильно, посмотрим, что дальше будет.

– Ну, что ж, пойдемте…

Мы вышли из казармы, отошли на десяток метров и остановились. По дороге я подобрал небольшой камушек, и, вернувшись к крайнему окну казармы, кинул его внутрь и высвистел «Тревогу». Валерий Антонович с отцом Александром стояли поодаль и наблюдали за происходящим. Из окон вылетели мои «орлы» и «орлята» второго набора. Часть не по форме, кто – без фуражки, кто – без гимнастерки, но – с оружием. Две секунды, и все изготовились к стрельбе.

– Отбой вводной! Привести себя в порядок! Построение через две минуты!

Подзываю Митяева:

– Михалыч, на тренировках хуже получалось, секунд десять. А сегодня что за праздник такой?

– Командир, мы ж тоже не лыком шиты. Как ты вместе с начальством вышел, да еще камень поднял, так оно и понятно стало, что дальше-то будет, это – к бабке не ходи. Вот я всех по окнам и рассовал…

– Ну, вы и артисты!

– Как учили.

– Ладно, молодцы! Строй группу, сейчас нового батюшку представят и пошагаем на молебен…

Отец Александр проводил службу иначе, чем его предшественник. Было видно, что молитва для него не нудная обязанность, не пустой ритуал, доведенный до автоматизма, и поэтому не требующий никаких душевных сил. Он не читал молитву, он действительно молился. И за себя, и за тех, чьи души были вверены в его окормление. Мои бойцы тоже это почувствовали. Даже «казачонок» второго набора Егорка, егоза и хулиган, получивший в прошлое воскресенье от меня хорошего командирского «леща» за попытку помяукать в тон отцу Оресту, повторял слова молитвы с каким-то серьезным, взрослым выражением на лице. После окончания службы наш новый батюшка обратился к группе с проповедью. Прочитав небольшое поучение на Евангелие об укрощении Господом бури на море, он увещевал солдат веровать, что Он и среди военных бурь, сражений и походных трудов всегда со своим православным воинством, только надо крепко верить и усердно молиться Ему о даровании победы над супостатом.

После окончания службы отец Александр в сопровождении Бойко подошел ко мне.

– Денис Анатольевич, ежели надобность во мне возникнет, – обращайтесь безо всяких сомнений.

– Благодарю, отче. Пока что проблем душевных не возникало.

– Ложь есть грех, господин подпоручик. А ложь лицу духовного звания – вдвойне. Вижу в Вас душевную борьбу и терзания, – Батюшка пристально смотрит на меня. – Но не готовы еще Вы к разговору. Как сподобитесь, найдите меня…

По славному русскому обычаю праздновать все, что только можно, организовываю то, что гораздо позже будут называть коллективной пьянкой. Второй раз уже. И в обоих случаях являюсь виновником торжества. В первый раз действо называлось «представление, то бишь вливание в коллектив» В обоих смыслах. И влился в славный коллектив разведотдела, и влил в него две бутылки шустовского коньяка. Мог и больше, но Валерий Антонович воспретил ввиду большого на тот момент объема работы. Поэтому мероприятие было достаточно кратким. Всю торжественность отложили до следующего раза. Все выпили по паре рюмок, закусили папиросами и шоколадом, и пошли работать дальше. А я был послан набирать казаков-добровольцев.

Ныне – другое дело. Никто никуда не спешит, поэтому обстоятельно готовлю процесс обмывания звездочек и таинство превращения прапорщика в подпоручика. И пусть мне кто-нибудь докажет обратное! По еще несостоявшейся будущей жизни помню, как обижался на начальника отдела в первый год службы, когда он обращался: «Товарищи лейтенанты и офицеры!». И только получив третий «гвоздь» на плечо, да посмотрев на то, что выпустилось после меня, на эти довольно жалкие потуги котят копировать повадки взрослых котов, понял, что старый майор был прав.

На данное мероприятие был приглашен весь отдел. Я заранее начал запасаться нужным количеством веселящей жидкости и провизии. В небольшом городке ресторана по определению не было, да и разговоры, которые будут вестись «за столом» могли быть вредными для лишних ушей. Поэтому предложение устроить «пикник» на свежем апрельском воздухе вызвало полное одобрение со стороны начальства в лице капитана Бойко. В качестве закуски решил использовать ноу-хау опять-таки из будущего. Всем известные «шашлыки», поименованные «свининой на шомполах по-фронтовому».

На заранее облюбованную полянку рядом со стрельбищем потащил охапку березовых чурочек под удивленными взглядами своих «орлят». Удивление их, правда, длилось недолго. Гриня чуть ли не силой отобрал дрова, мотивируя тем, что: «Командир к нам – как к людям, в сотню праздновать погоны отпустил, ни слова потом не сказав, а мы, шо, бусурмане? Вспомочь не могем?» Митяй с Андрейкой прихватили корзинки и поспешили следом. Так что мне осталось разжечь костер и готовить угли. Кусок ошейка еще вчера был нарезан и замочен в маринаде, совсем простом – уксус, вода, лук колечками, соль, перец и чуть-чуть растительного, то бишь постного, маслица. Ни каких-то особых специй, ни лимона добыть не удалось, поэтому обходился простейшим рецептом. Итак, скатерть типа «поляна» расстелена на травке, бутылки, рюмки, тарелки с хлебом, весенним укропчиком, петрушечкой и зеленым лучком стоят как на строевом смотре ровными шеренгами. Угли скоро догонятся, бадейка с мясом в готовности ╧1, шомпола лежат и ждут своей очереди…

И тут появляется Митяев, который на пару с Гриней тащит еще одну большую корзину. Поставив ее на землю, он «берет под козырек» и изрекает:

– Вашбродь! Поздравляем со званием. Примите от казаков!

И теперь уже под моим удивленным взглядом достает из корзины горшки с солеными огурцами и грибочками, большой шмат одуряюще пахнущего копченого сала… и объемную, на четверть, бутыль с чем-то янтарно-золотистым. И я, кажется, догадываюсь с чем. Самогоночка на травках!

– Михалыч, спасибо! Откуда такое великолепие?

– Ну, я тут познакомился с одной… Вдовой-солдаткой… Ну, она и поспособствовала из своих запасов…

Редкое зрелище, наверное, видеть Митяева смущенным и даже слегка покрасневшим. Вот, значит, к кому мой вахмистр по воскресеньям в гости ходит…

– Михалыч, передай казакам мою благодарность. Спасибо вам за поздравление…

Теперь дело осталось за малым – дождаться честной компании. Которая не преминула появиться минут через десять, когда импровизированные шампуры были готовы.

– Здравствуйте, господин прапорщик!

– Здравия желаю, господа!

– Офицерское собрание разведотдела штаба армии прибыло в полном составе по Вашему приглашению. Как старший по должности и званию, капитан Бойко делегирован нами для проведения церемонии.

– Господа, я вижу, что господин прапорщик не готов к процессу. – Дольскому обязательно нужно погусарить. – Денис Анатольевич, а где же Ваш боевой снаряд?

– Анатолий Иванович, я уже давно нахожусь в полной боевой готовности, – с этими словами достаю из корзинки граненый стакан с блестящими на дне звездочками, – Дело только за Вами.

– Отлично! Поручик Дольский, Вы назначаетесь тамадой!

– Слушаюсь, господин капитан!

– Петр Иванович, Вам – обязанности виночерпия!

– Есть!

При этих словах, чуть сдерживаю смех, маскируя его покашливанием, что, впрочем не укрылось от Валерия Антоновича.

– Что-то не так, Денис Анатольевич?

– Извините, господа, вынужден отвлечься на две минуты к костру.

Раскладываю первую порцию на рогульки и возвращаюсь обратно.

– Итак, Анатолий Иванович, Петр Иванович, начинайте!

– Господин капитан, господа офицеры! Ваш покорный слуга имел удовольствие познакомиться с господином прапорщиком, будучи на излечении в госпитале. За то время, которое мы там провели, я видел Дениса Анатольевича только с лучшей стороны. Имея заслуженное право выйти в отставку в связи с контузией, тем не менее настоял на отпуске по ранению, за короткое время восстановил свою форму и вернулся в строй. Более того, такие боевые навыки, как у него, я еще ни у кого не видел. Как Вы знаете, я принимал участие в одном деле вместе с ним. Так спланировать и провести операцию по уничтожению взвода немцев может далеко не каждый кадровый офицер. Поэтому я рад, что господин прапорщик служит с нами в одном подразделении. Ваше здоровье, Денис Анатольевич!

– Благодарю Вас, Анатолий Иванович!

Все пьют, кроме меня, естественно. Моя очередь впереди. Ритуал-с, блин!

– Господа офицеры, кто-нибудь еще желает высказаться? – Валерий Антонович серьезен и торжественен.

– Позвольте мне, господа! – Это уже поручик Ломов берет слово. – Вы все знаете, что моя основная обязанность – анализ разведданных, так сказать – аналитическая работа.

При этих словах опять еле сдерживаюсь от смеха, но на улыбку все-таки пробивает. Петр Иванович тем временем продолжает:

– Мне приходится часто беседовать с пленными, кое-какой опыт в этом есть. И я заметил, что «языки», приведенные господином прапорщиком, гораздо охотнее идут на разговор. И еще, когда я допрашивал офицера-артиллериста, тот поначалу кочевряжился, вел себя достаточно высокомерно. В это время по своим делам прибыл Денис Анатольевич и остановился послушать. Так вот с того момента обер-лейтенант стал очень разговорчивым и вежливым, но самое главное, он, глядя на господина прапорщика, непроизвольно держался руками за свою, пардон, задницу!

Мне, господа, до сих пор интересно: почему немец себя так вел?

Объясняю сквозь общий хохот:

– Дело в том, господа, что когда я его вел в плен, приходилось подгонять немца, чтобы не тормозил всю группу. Лучшего способа, чем легкие уколы ножом в это место, я не нашел.

Все это приходится объяснять, манипулируя шомполами, чтобы мясо не подгорело.

– Так вот, я предлагаю выпить за удачу нашего прапорщика. За короткое время – три «языка», выведенный из строя пулемет вместе с пулеметчиком и уничтоженный взвод противника, причем без единой потери с нашей стороны! А казачки на него, как на икону молиться готовы! Это – тоже редкая удача!

Вторая рюмка пролетела мимо. Чувствую себя как зритель в кинотеатре, то есть наслаждаюсь эффектом присутствия, и только… И выпадаю в осадок от фразы одного из офицеров:

– Решили старинный рецепт вспомнить, Денис Анатольевич? Мой дед рассказывал, они в турецкую кампанию вот так же мясо на углях готовили.

Вот, блин, и ноу-хау!

– Господа, третий тост – командиру! Господин капитан, Ваше слово…

– Господа офицеры! Я так же, как поручик Дольский, познакомился с прапорщиком Гуровым в госпитале. И мое внимание он привлек одной короткой фразой, в которой четко обозначил цель этой войны. Денис Анатольевич, можете повторить еще раз для всех в чем заключается долг российского офицера?

– Так точно, господин капитан. Долг офицера заключается не в том, чтобы умереть за Веру, Царя и Отечество, а в том, чтобы принудить врагов умереть за свою веру, своего кайзера и свое отечество.

– Лучше не скажешь! И Вы начали доказывать это делом. Ну, а пока…

Валерий Антонович достает из нагрудного кармана кителя чистые погоны с одним просветом и протягивает мне, рядом появляется Петр Иванович с моим персональным стаканом, наполненным по самое-самое. Все стоят и с интересом смотрят, что же будет. А ничего особенного не будет. Берем стакан, делаем глубокий вдох, неспешно выцеживаем водку, ловим губами звездочки и раскладываем на погонах, «целуя» их. Выдох. Все… Все было бы гораздо сложнее, если бы незадолго до этого я не сьел пару бутербродов со смальцем… Теперь – доклад: «Господин капитан, господа офицеры, представляюсь по случаю присвоения очередного воинского звания, подпоручик Гуров.»

Стоим твердо, не шатаемся, речь внятная, вид адекватный. То, что надо…

– Господа офицеры, в нашем полку прибыло! – слова Бойко потонули в троекратном «Ура!» – Анатолий Иванович, разрешаю объявить перекур.

Ну, а мы вторую очередь шомполов на угли положим. А пока это делаю, сзади подходят Валерий Анатольевич и Ломов.

– Денис Анатольевич, нам показалось, что Вы как-то странно отреагировали на назначение Петра Ивановича виночерпием. Можете объясниться?

– Бога ради, Петр Иванович, не обижайтесь! Просто, зная род Ваших занятий, мне на ум пришло другое объяснение слова «аналитик». Тот, кто проверяет «а налито ли у всех?»

Секундная пауза, потом даже не смех, а хохот, к которому, по мере уяснения причины, присоединяются остальные…

… Утром состоялась интересная беседа с капитаном Бойко, которая по началу носила характер монолога. Командир был явно выбит из колеи, и ему было просто необходимо выговорится перед кем – то из близких по взглядам и, естественно, умеющих держать язык за зубами. Первоначально я думал убедить начальство в необходимости расширения группы, но не за счет казаков, а «технарями» – артиллеристами, радистами, саперами, а также обеспечения разнообразным имуществом, инструкциями и циркулярами не предусмотренном. Но говорить мы стали о другом…

– Денис Анатольевич, как Вы знаете, положение на фронте неважнецкое. На Юго-Западном фронте немцы с австрияками прорвали линию обороны в Горлице, теперь развивают успех в юго-восточном направлении. Наша 3-я армия с боями отходит. Здесь, в Польше, противник также усилил активность. Командующий поставил задачу: выяснить все, что только возможно о передислокации германских войск на участке нашей армии. И отслеживать постоянно. И немедленно докладывать ему обо всех изменениях. Он ездил в Ставку на совещание, со слов его знакомого из штаба Юго-Западного фронта, генерал Дмитриев, командующий 3-й армией, буквально засыпал вышестоящие инстанции требованиями об усилении, ссылаясь на данные разведки. Штаб расценил это, как ложную демонстрацию, а Ставка его в этом поддержала. В результате – перевес немцев только по артиллерии – в шесть раз. Оборона прорвана, а только сейчас на усиление отправлены войска. Будто это сможет что-то изменить! Я – не полководец, но чувствую, что придется и нам отступать, дабы избежать окружения.

– Господин капитан, жду постановки задач своей группе.

– Господин подпоручик, не разыгрывайте из себя тупого солдафона! Простите, Денис Анатольевич, положение наше – тяжелое с тенденцией к критическому. Это я Вам, как генштабист, говорю. Сейчас германцы будут выдавливать наши войска на север, чтобы потом совместно с Людендорфом окружить несколько наших армий здесь, в Польше. И, чтобы избежать этого, нам остается только отступать. Планомерно, вывозя все ценное, сохраняя войска для будущих сражений, но – отступать! И уничтожать все, что не сможем вывезти!

– Валерий Антонович, я не актер захудалого губернского театра, дорвавшийся до бесплатной антрепризы! Как командир группы разведчиков, жду дальнейших указаний и постановки задач.

– Извините, Денис Анатольевич. Сорвался. После этого известия – на нервах. Насколько я понимаю, все планы кампании 1915 года – коту под хвост.

– Господин капитан, в нашей жизни все болезни – от нервов, один только люэс – от удовольствия.

Бойко недоуменно смотрит на меня, потом через силу усмехается и выдает в эфир:

– Ваша парадоксальная логика иногда ставит меня в тупик, подпоручик. Хотя должен признать, что с такой точки зрения воспринимать события легче. Но это как-то не вяжется с теми чувствами, проявление которых имел честь наблюдать в госпитале…

– Госпиталь – это очень личное, господин капитан. И давайте не будем касаться этой темы без крайней на то нужды.

– Простите еще раз, Денис Анатольевич! И не обижайтесь. Поверьте, я не могу при всем моем уважении к Вам, рассказать все подробности и детали…

– И не надо. Валерий Антонович, ставьте боевую задачу моей группе, и будем думать, как ее выполнить… А к запланированному разговору вернемся позже, после ее выполнения …

В результате этого разговора, постановки задачи и решения насущного вопроса «Что делать?», мы в полном составе уходим в рейд по германским тылам. Идут все, вооружаемся стандартно: карабины, пистолеты, ножи. Андрейка и Федор тащат свой «Мадсен» с запасом патронов. Гриня вешает на плечо импровизированную аптечку, а Михалычу я доверяю очень ценное имущество – фляжку со спиртом. Для дезинфекции и в качестве противошокового. Хотя, лучше ее полную обратно притащить, нераспечатанную. Оставляем только лишние стволы и шашки, от которых казаки почти отвыкли. Казарму сдаем «на хранение» командиру учебной команды, нас приютившему. Старый штабс-капитан с протезом вместо кисти правой руки понимающе усмехается, глядя на наши сборы.

– Вы все-таки поосторожнее там, Денис Анатольевич.

– Андрей Владимирович, волков бояться, – в лес не ходить. Вы присмотрите, пожалуйста, за нашим хозяйством, а мы скоро вернемся.

– Мне бы Вашу уверенность, подпоручик… Тьфу-тьфу-тьфу, не буду каркать. Возвращайтесь все! А за хозяйством мы здесь присмотрим…

… Линию фронта перешли ночью «на цыпочках». Ждали, пока часовой в окопе закемарит, замирали по десять минут, пока не пройдут немецкие патрули, Я запретил трогать кого-бы то ни было, пока не уйдем вглубь верст на десять. Ушли, добрались до небольшого лесочка, и повалились там отсыпаться, выставив дозорных. Мне не спалось, сидел возле микроскопического костерка из веточек, оборудованного в ямке и думал. О поставленной задаче. Она была достаточно простой: собрать сведения о тех частях немцев, что стоят против участка ответственности нашей армии. Кто стоит, зачем стоит, чем вооружены и так далее… В принципе, задача не такая уж сложная. Пройтись в тактическом тылу вдоль линии фронта, собирая информацию, потом выйти на стыке наших армий и передать данные. Только это все – на бумаге. А реальность согласно старинной русской пословице может изобиловать оврагами. И надо их обойти, желательно, без потерь. Немцы – не дураки, могут прикинуть тенденцию пропажи солдат, и поставить на нашем пути несколько засад. Поэтому не должно быть явно тянущихся в каком-то направлении следов. Все должно быть максимально хаотично, и очень похоже на работу «охотников». Тогда никто не догадается ловить у себя в тылу крупную группу разведчиков. Значит, нужно найти место постоянной дислокации, и оттуда рассылать боевые «двойки» за получением информации. Вот и ищем на карте это удобное и безопасное место. Ищем, и пока не можем найти. Ладно, утро вечера мудренее, даже если вечер продлился до четырех ночи…

… Наутро проснулся гораздо позже, чем планировал. Сказал же: разбудить через три часа. То есть в семь. А, когда проснулся, солнце уже стояло в небе где-то на девять часов. И мой праведный командирский гнев разбился о честно-оловянные глаза дозорных и фразу: «Михалыч сказал не будить до особого распоряжения». Оный же Михалыч, будучи отведенным в сторонку и выслушавший все, что его командир думает о самовольных действиях в боевой обстановке, спокойно ответил, что с утра все действия группы, как то: смена дозорных, побудка, завтрак и прочие мелочи уже сделаны под его бдительным присмотром, а вообще-то, «командир должен думать, а не только шашкой махать», процитировав меня и героев фильма «Офицеры» с точностью до смысла. А для того, чтобы думать, нужно немного выспаться. Поэтому он, между прочим, целый вахмистр, и распорядился все утренние мероприятия провести без вмешательства командира, дабы тот, выспавшись, смог придумать, как им супостата получше одолеть. И что вышеупомянутый вахмистр окажет всю необходимую помощь в обдумывании этого одоления. Сплюнув с досады, попросил этого шибко самостоятельного вахмистра больше самодеятельностью не заниматься, и мы пошли обдумывать план дальнейших действий, где и озвучил ночные мысли.

– Смотри, Михалыч, судя по карте, мы сейчас – в этом лесочке. А он слишком близко к германской передовой стоит. Надо бы немного подальше в тыл немцам уйти, вот к этому местечку. Там и развилка дорог совсем рядом. И посмотреть, и поспрошать, если кто одинокий брести будет, гораздо удобней. Да и в самой деревне немцы могут стоять. И лесной массив прямо к околице выходит. Вот туда мы и пойдем, но не сейчас, а так, чтобы с сумерками подойти. Если никого нет, устраиваемся с комфортом, если есть, – ночуем в лесу.

– А сейчас надо пару-тройку казаков послать тропку разведать?

– Да, только посылаем две «двойки» вперед к деревне, и по одной вправо-влево в стороны. Осмотреться, определиться. Может соседи интересные попадутся. Остальные – охранение лагеря и резерв.

– Добро, командир. Сейчас отправлю.

– Собери всех, пару слов им скажу.

Через пять минут бойцы внимательно слушали последнее напутствие:

– Ваша задача сейчас – только наблюдение. Никакого геройства, никакой стрельбы. Незаметно пришли, посмотрели, и незаметно ушли. Вопросы? Нет? Замечательно! Проверились, попрыгали, и вперед. Часа через три жду всех обратно. Всех! Понятно?..

К обеду все вернулись назад. Новостей особых не было. По бокам – лес, граничащий с полями. Впереди есть удобный проход по мелкой ложбинке. В самой деревне никого нет. Потому, как сгорела полностью. Движения между развалинами не заметили. Но в километре стоит полуразрушенный фольварк, там можно переночевать. Значит, собираем группу и выдаем решение:

– Через час выступаем. Сейчас обед, потом – уборка. Чтобы после вас ни единой мусоринки не осталось. Оставить разрешаю только пару кусков немецкой газеты, использованной по предназначению.

Стараниями капитана Бойко с продовольствием нам повезло. Взяли с собой недельный запас сухарей, тушенку и неизвестно откуда на складе взявшиеся бульонные кубики. В наших условиях – самое то. Быстро, калорийно, и даже вкусно. Временами. Тушенка, сухарь, глоток бульона. На десерт – незаменимые чай и сахар… Романтика!

К деревне вышли под вечер, когда только-только начало темнеть, на западе горизонт занялся ярко-алым небесным пожаром с сиренево-дымными полосами облаков. На этом фоне черные обугленные головешки казались пальцами, протянутыми к небу в отчаянной мольбе, и закопченные печи на пепелищах стояли траурными обелисками, памятными знаками чей-то большой беды.

– Видать, наши жгли, когда уходили. – фраза-вздох кого-то сзади. – Лишь бы германцу не досталось. А ведь столько добра сгорело…

Я знал об этом идиотском приказе, идущем с самых верхов власти. И, к сожалению, ничего никому не мог объяснить. Это каким же недоумком надо быть, чтобы сорвать людей с насиженных мест, сжечь у них на глазах дом, где жили, наверное, их деды и прадеды. И угнать с немногочисленным скарбом на восток. И потом надеяться на их лояльность и уважение? Да с такими беженцами никаких диверсантов не надо. Только спичку поднеси, и как полыхнет! А мне в курсантскую бытность такие сладкие песни пели про мудрого царя, который не ел, не пил, не спал, – все о России-матушке думал. Правильно на Руси говорят: «Бей своих, чтоб чужие боялись!»…

Фольварк был не в лучшем состоянии, но стены двух домов устояли перед огнем. Мы лежали в сотне шагов от них и ждали разведку, которая почему-то задерживалась. Наконец из сгущающейся темноты вынырнул Егорка и, уже не таясь, направился к нам с Митяевым.

– Командир, в хатах никого, следов тоже нет.

– Михалыч, давай всех в большой дом, пусть располагаются, готовятся к ночевке, а потом посмотрим что там во втором…

Разместились, можно сказать, с комфортом. Часть крыши уцелела, поэтому «лежбище» устроили под ней, убедившись, что на голову ничего не рухнет. Пока бойцы обустраивались на ночлег, мы пошли глянуть на маленький домик. Тот был вообще без крыши, с выбитыми наружу окнами и дверью.

– Не иначе, гранату туда кинули, а, командир?

– Да нет, Михалыч, насколько я понимаю, тут что-то покрупнее рвануло. Граната крышу не снесет. А вот снаряд, – другое дело. И смотри сколько осколков. Не похожи они на гранатные. Ну да и Бог с ним, нам-то это без разницы. Вот здесь, возле окна место хорошее – все подходы из леса видны. Поставим сюда второй пост, и пусть дежурят. Давай прикинем варианты отхода, сектора обстрела по постам.

– Может, на всякий случай еще секрет поставить?

– Не надо, полгруппы не выспится. И всем свободным – отбой! А ты, Михалыч, завтра отсыпаешься! До десяти утра. Лично прослежу!..

И ему это почти удалось. Ночь прошла спокойно, и только в предрассветных сумерках второй пост «чирикнул» тревогу. Все-таки, тренировки сказываются. В лучшую сторону. «Дежурный по костру», услышав сигнал, тихонько дотянулся до нас с Митяевым и командиров групп. А те в свою очередь легкими тычками разбудили остальных. Никто не вскакивал, не шумел, все бесшумно взяли оружие на изготовку, рассредоточились и всматривались в отступавшую темноту. Тлеющие головешки в ямке сверху накрыли заранее приготовленным куском кровельного железа, оставив маленькую щель. Двое казаков по кивку Митяева еле заметными тенями выскользнули наружу, через минуту один вернулся.

– Со второго поста заметили кого-то в лесу. Думают, что человека три, не больше. Сидят у опушки, смотрят на деревню, выходить, наверное, боятся.

– Гансы бы так себя не вели. – шепчет Михалыч. – Пошлем группу?

– Давай, но брать только когда из леса выйдут. И пошли пару в обход, посмотреть: не идет ли кто за ними.

Минут через десять терпение у лесных обитателей кончилось, и они, пригнувшись, стали красться мимо фольварка в сторону деревни. Далеко, естественно, не ушли. В зыбком рассветном свете было видно, как внезапно за их спинами возникли фигуры в балахонах-лохматках, а вот дальше нас ожидал сюрприз. Двоих казаки спеленали сразу, даром, что один нес штыковую лопату с обгоревшим черенком, у другого в руках был немецкий штык. Упали на землю и больше не поднялись. А вот с третьим получилось не так гладко. Он будто спинным мозгом почуял момент нападения, дернулся в сторону, и атакующий казачок пролетел мимо, напутствуемый пинком в копчик. Неизвестный одним движением развернулся навстречу второму, подкатился и подбил противника. Но и встать уже не успел. Подоспевший первый боец прыгнул ему на спину и жестко провел удушение. Второй, пользуясь ситуацией моментально достал бечеву для вязки, приготовленный кляп, и через десять секунд все было закончено.

К нам подбежал Егорка:

– Командир, взяли троих. Вроде, на наших похожи. Гриня с Мишкой их караулят. А так все чисто.

… У стены лежали три человека, связанные по рукам и ногам. Ну, это Гриня умеет. По моему знаку он с казаком поднимает крайнего, ставит на колени. Потом протягивает мне отобранный штык от маузера и шепчет:

– В карманах и за голенищами у всех пусто.

Шепчу в ответ:

– Достань кляпы, разговаривать будем.

На меня в неярком утреннем свете смотрит заросший, всклокоченный, до черноты грязный мужик в изрядно излохмаченной солдатской форме Российской армии.

Так, а ведь мы все в балахонах, формы не видно, карабины немецкие… А вот на всякий случай проверим их на «вшивость». Делаю знак рукой «тихо» Михалычу и начинаю спектакль:

– Вер зинд зи, русише швайне? (Кто вы такие, русские свиньи?)

И смотрим на реакцию. Собеседник широко раскрывает глаза, полные отчаяния, судорожно глотает… Так, товарищ в ступоре. Второй, весь какой-то округлый и мягкий даже с виду, лежит на земле и дрожащими губами что-то шепчет, похоже – «Отче наш» читает, глаза плотно зажмурены, – сильно боится.

– Твою ж мать!.. Опять немчура…

Это уже третий, которого заломать сразу не смогли. Внешне – самый опрятный, в смысле, видно, что следит за одеждой, даже сапоги почище, чем у других. Лет тридцать-тридцать пять, коренастый, плечистый, широкая борода, фиолетовый синяк на одной скуле, большая ссадина на другой, хотя мои его по лицу не били. Пронзительный злой взгляд… Столько ненависти в глазах я никогда не видел!

Похоже, не «засланцы». Добро, меняем язык:

– Ну, доброго вам утречка, славяне.

И теперь шесть изумленных глаз смотрит на меня, аж стыдно немного стало. Михалыч приходит на выручку и принимается за допрос:

– Ты кто таков будешь, мил человек? Откель здесь взялся и что делаешь?

– Бомбардир-наводчик 6-й батареи 77-й артиллерийской бригады Савелий Малышев. Из плена я бегу, трое нас. Сначала убежало с десяток, да немцы по следам собак пустили. Мы-то ручьем в сторону ушли, а остальных – порешили, наверное…

– Когда и где это было?

– Да дня три как тому назад. А где – не знаю. Шли на восход, отсыпались в лесу… А вы кто будете? Вы же наши, рассейские?

– А вот это тебе знать пока необязательно. Ты посиди, отдохни малость, а я с другими побалакаю. Гриня, давай второго, который вам всем чуть не навалял… Ты кто будешь?

– А человек я русский буду! Тока вот не знаю кто вы есть, и как к вам обращаться – тоже мне неведомо!

Пора брать дело в свои руки. Больно уж норовистый собеседник попался. Весь напрягся, будто пытаясь порвать путы.

– А не боишься так разговаривать с русским офицером? За такое можно и под суд загреметь.

Собеседник даже оскалился по-звериному. Такое ощущение возникло – с волком, загнанным в угол, разговариваю. Вот этого силой не возьмешь. Скорее в глотку вцепится, умирая, но зубов не разожмет.

– Не вижу я пока офицеров! Каких-то мужиков в дерюжках вижу, а более – никого!

– Стоять! – это я уже казакам, которые собрались поучить вежливости грубияна с помощью сапог. – Пока он несвязанный был, не сразу его одолели, а теперь уж чего силу показывать?

Неторопливо расстегиваю свой балахон, показываю погоны:

– Этого достаточно? Теперь будем разговаривать?

– Встал бы во-фрунт, Ваше благородие, да руки-ноги связаны. Стрелок 2-й роты 1-го батальона 53-го Сибирского полка Семен Игнатов. Вместе с ними из этапного лагеря бежал.

– Это тебя в лагере так разукрасили? Германцы?

– Не-а, не только. Свои тоже постарались. За то, что своровать у раненых одежку, да сапоги не дал.

– Я так подозреваю, им не меньше досталось.

– Руки-ноги не ломал, жить будут, паскуды.

– Ладно. Гриня, развяжи их, и давай третьего сюда. Уже намолился за это время на год вперед, наверное.

– Ваше благородие! Обозный ездовой 6-й батареи 77-й артиллерийской бригады Платон Ковригин!

– Да не ори ты так, всех немцев в округе перебудишь. Тебя же обратно в плен и заберут.

– Не, никак не можно нам в плен. Очень уж там плохо. Мы лучше к своим…

– Он со мной с одной батареи, Ваше благородие, – пояснил бомбардир. – Нас тогда пятеро осталось…

– Так, добры молодцы, голодные наверняка? Митяй, твои сегодня кашеварят, добавь одну банку тушенки им на троих, и чаю побольше заварите. Завтракаем и идем дальше.