Текст книги "Бешеный прапорщик. Части 1-18 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Зурков

Соавторы: Игорь Черепнев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 104 страниц) [доступный отрывок для чтения: 37 страниц]

– До дирижабля восемьсот метров! – Роман Викторович азартно крутил верньеры дальномера. – Идет почти на форт, немного влево!

Федор, давай! Наделай ему дырок! – Иваном Георгиевичем тоже овладел азарт.

Кот цепляет крюк ружья за орудийный щит. Десять секунд томительного ожидания, потом грохочет выстрел.

– Мимо! – Не отрываясь от стереотрубы, подпоручик комментирует выстрел. Федор перезаряжает ружье, приникает к прикладу, снова грохот и облако белого дыма.

– Есть попадание!!! Молодец! Дай ему еще! – Берг очень смахивает на футбольного фаната, чья любимая команда забила пенальти. Следующий выстрел, похоже, почувствовали и на дирижабле, который, забыв про бомбардировку, стал неторопливо разворачиваться влево. Пока он там телепался, Котяра еще пару раз попортил ему шкурку стодвадцатиграммовыми стальными «подарками». Вот теперь вся надежда на то, что мои пулеметчики сообразят, что делать.

Они сообразили как нельзя лучше. Дождались, пока «колбаса» приблизится, и дали хорошую такую очередь патронов на сто по пролетавшему над ними чудищу. Это, вкупе с последним выстрелом Федора, разнесшим вдребезги один из иллюминаторов гондолы, стало решающим доводом для немецких летунов в пользу скорейшего возвращения обратно на базу.

Обед фельдфебель Пантелеич, вдохновленный рассказами Михалыча о наших похождениях, организовал на славу. Наверное, армейская кухня – отдельный вид кулинарного искусства. Из небольшого ассортимента простых продуктов некоторые уникумы могут приготовить настоящие шедевры, что и было им доказано. Единственным препятствием к сему может быть неистребимая тяга к воровству из солдатского пайка, но в данном случае никто у самого себя красть не будет.

Хотя, признаться честно, уже успел соскучиться по Ганниной стряпне. Ну, а после праздника живота вся рота, изображая табун радостно оживленных коней, ломанулась в баню. Спустя пару часов свежевымытые и отстиранные бойцы вернулись в казарму и занялись дальнейшим приведением себя к уставному виду, дабы в крепости не находить приключений на свои… пятые точки опоры. Похоже, остаток сегодняшнего дня пройдет тихо и мирно.

Но, все-таки, законов Мэрфи никто не отменял. Давно пора было усвоить: если вы считаете, что дела идут хорошо, то, значит, чего-то не заметили. В начале шестого меня нашел вестовой от штабс-капитана Федоренко и передал убедительную просьбу Игоря Александровича срочно прибыть к нему. С хорошими вестями так не вызывают, поэтому, оставив роту на попечение Сергея Дмитриевича, быстренько поскакал в «кают-компанию». Там уже собрались почти все офицеры, после меня прибежал только Щавельков. Штабс-капитан мрачно оглядел всех присутствующих, затем выдал в эфир сногосшибательную новость:

– Господа, получен приказ… Ввиду сложившейся обстановки оставить форт и следовать в крепость на соединение с полком…

– Как же так, Игорь Александрович!.. Это же прямой путь к сдаче крепости!.. – Подпоручик Берг был вне себя от возмущения.

– Прав был Вольдемар, это – измена! – Это уже кто-то из компании прапорщиков. – Что нам теперь говорить солдатам?

– Господа офицеры! – Игорю Александровичу пришлось повысить голос, чтобы навести порядок. – Я разделяю Ваши чувства, но приказ должен быть выполнен! Все войска отводятся на линию старых фортов!

– И, что, все остается германцам в целости и сохранности? – Роман Викторович саркастически улыбается. – Господин штабс-капитан, прошу Вашего указания подготовить фортовые сооружения к взрыву!

– Со своей стороны готов оказать возможную помощь. – Вставляю свои «пять копеек» в общий разговор. – Мои вчера собрали около тридцати трофейных гранат, можем заминировать часть дверей и помещений..

– Хоть в приказе об этом ни слова не сказано, считаю правильным и необходимым подрыв форта. – Федоренко обводит нас взглядом, затем обращается к своим прапорщикам. – Вам, господа, час на сборы и вывод подразделений. Я дал команду Пантелеичу раздать продукты нижним чинам. Саперы под командованием прапорщика Щавелькова и подпоручика Берга готовят к подрыву орудия, артпогреба, склады, газолиновую цистерну, артезианскую скважину, если сможете, – часть несущих конструкций в казематах. Помните, господа, ни один ствол в форте после нашего ухода не должен выстрелить. Ну, а Вы, Денис Анатольевич, помогите им.

Вот так вот… Мощнейшая крепость, огромный гарнизон… После пары дней окружения и осады, нескольких не самых сильных штурмов, одним росчерком пера идиота и труса в генеральских погонах… Я, конечно, не самый большой знаток военного искусства, но тут и ежику понятно, что Новогеоргиевск обречен, и сдача – дело ближайших дней…

– Денис Анатольевич, уделите пару минут, будьте любезны. – Берг выглядит озабоченным. – Хотел обсудить с Вами один вопрос.

– К Вашим услугам, Роман Викторович.

– Тут вот какое дело… Я от своих артиллеристов наслышан о действиях Вашего отряда. Смею предположить, что в случае капитуляции крепости Вы в плен сдаваться не будете.

– Совершенно верно. Мы будем пробиваться к своим.

– И даже нарушение приказа, буде такой последует, о сдаче в плен Вы выполнять не намерены?

– Нет, не намерен. Мы все равно уйдем. А там пусть мое начальство решает, правильно ли я поступил.

– Собственно, я задаю эти вопросы единственно с целью уйти вместе с Вами. – Берг внимательно смотрит на меня. – Обузой не буду.

– Ну, что ж, Роман Викторович, милости прошу к нашему шалашу. Только сразу хочу предупредить, что будет или трудно, или очень трудно.

– Ну, значит, быть по сему… А теперь пойдемте, займемся минированием…

Мои «взрыватели» с нетерпением дождались, пока рванут все заряды, заложенные саперами и Бергом, и пыль от взрывов еще не улеглась, как чуть ли не галопом понеслись обратно в форт ставить растяжки. Времени на это у них ушло немного, чувствуется, что ребята набили руку и теперь продемонстрировали свое мастерство Бергу, который, впрочем, не остался сторонним наблюдателем, а принял в веселии самое непосредственное участие. Теперь, если все пойдет так, как рассчитали, мелкие неприятности будут сопровождать гансов, начиная от самых ворот. Использовали все собранные гранаты и часть пироксилина, обещанного подпоручиком. Отдельно заложили пару захваченных ранее из погребов 48-линейных снарядов в указанный Бергом штатный колодец для подрыва моста через ров. Добавили сверху немного пироксилина и приспособили к этому «коктейлю» в качестве украшения последний химический взрыватель студента Максима, который разве что крест не целовал, убеждая Романа Викторовича в работоспособности девайса.

По шоссе до ворот Парижского фронта было верст восемь, но не всё меряется только расстоянием и временем. Дорога тянулась бесконечно. Долго и тяжело. Наверное, так всегда бывает при отступлении. Длинная темная змея батальона штабс-капитана Федоренко вползла внутрь крепости, когда уже почти стемнело. Еще час ушел на то, чтобы разыскать их родной 249-й Дунайский полк. Оставив народ размещаться в казармах, пошли представляться командиру полка полковнику Асташеву.

По дороге Игорь Александрович кое-что рассказал про него. Командир 249-го пехотного Дунайского полка 63-й пехотной дивизии полковник Александр Васильевич Асташев, оказывается, был толковым и храбрым офицером. По словам штабс-капитана, бывший флотский, кавторанг, командовал несколькими придворными яхтами, затем вышел в отставку, но позже, в русско-японскую вернулся в строй, получил батальон. В 14-м формировал их родной 249-й Дунайский, затем возглавил его. В феврале, командуя полком, был ранен и контужен, попал в плен под Праснышем, умудрился сбежать и был возвращен на прежнюю должность. В Новогеоргиевске дунайцев поставили оборонять 15-й и 16-й форты, – ту самую группу «Царский дар», которая приняла на себя бомбардировку «Большими Бертами» и основной удар штурмовой группы немцев, только батальон Федоренко был откомандирован на западный фланг ввиду того, что соседние укрепления занимали ненадежные ополченцы, собранные с бору по сосенке. Штабс-капитан охарактеризовал своего командира, как спокойного, интеллигентного человека, уважающего своих офицеров и солдат, что, по общему мнению, являлось большой редкостью.

Слишком долго шагать по коридору, напоминающему тоннель метро, нам не пришлось. Зайдя в одну из дверей, попадаем в «предбанник» – небольшую комнатушку, где за письменным столом между двух телефонов сидит молодой поручик с щеголеватыми усиками, и увлеченно что-то пишет. Увидев нас, улыбается и вылезает из-за стола.

– Игорь Александрович, Роман Викторович, здравствуйте! Рад Вас видеть! – Замечает меня и, после секундного замешательства, представляется. – Поручик Вязьмин, полковой адъютант.

– Подпоручик Гуров, командир партизанского отряда 2-й армии.

– Партизанский отряд? – Его брови удивленно взлетают вверх. – Какими судьбами здесь оказались?

– Они, Алексей Витальевич, вышли к нашему форту, причем, очень даже вовремя. Помогли отбить атаку германцев. – Федоренко в двух словах вводит адьютанта в курс дела. – Затем вместе с нами эвакуировались в крепость… А кого там наш отец-командир распекает? Право, давно не слышал, чтобы он так шумел.

Из-за двери доносится чей-то голос. Слов не разобрать, но громкость и интонации говорят сами за себя.

– У Александра Васильевича какой-то прапорщик из автоотряда. Что уж там у них случилось, не знаю. На моей памяти был только один случай, когда он использовал по старой памяти флотский «фольклор» на повышенных тонах, причем, было за что. Сейчас доложу, надо же спасать беднягу.

Поручик открывает дверь в кабинет, откуда тут же доносится:

– Вас не то, что перед строем расстрелять надо! Пули для вас жалко, ничтожество! Повесить, как бешеную дворняжку!.. Что там еще, Алексей Витальевич?

– Штабс-капитан Федоренко, подпоручики Берг и Гуров, господин полковник!

– … Пусть зайдут… А вы – вон отсюда, мерзавец!.. Наш разговор еще не окончен!

Мимо нас из кабинета вылетает взмокший съежившийся прапор с мордочкой красно-фиолетового цвета, и очень быстренько покидает помещение, видно, опасаясь, что начнется вторая серия. В кабинете нас встречает высокий, чуть полноватый полковник, еще не остывший от разноса. Или в понимании Игоря Александровича так выглядит спокойный интеллигентный человек, или автопрапор накосячил что-то очень нехорошее. Полковник здоровается с моими спутниками, хмурит брови, глядя на меня, очевидно, пытаясь вспомнить, знакома ли ему моя мордочка, потом опускает взгляд на «Аннушку» и более спокойным голосом предлагает:

– Представьтесь!

– Подпоручик Гуров, командир партизанского отряда 2-й армии. – Скоро на языке мозоль набью от этих представлений.

– Партизаны?.. Хм, однако… Извините за шум, господа, не смог сдержаться!

– Значит, было за что? – Дипломатично спрашивает Федоренко.

– Вы же знаете, Игорь Александрович, что полк поставили на тяжелый участок – «Царский Дар», «Голавицы» и 16-й форт, а Ваш батальон кинули на «Закрочим». В ночь на 1 августа германцы начали штурм фортов, главный удар пришелся по 14-му и 15-му. Четыре дня мы отбиваем атаки ландвера, сидим под обстрелом крупнокалиберной артиллерии. Можете представить себе силу взрывов, если после падения одного снаряда перед укреплением бетонная стена длиной в 6 метров и толщиной в два откололась от свода и сдвинулась на два сантиметра внутрь.

– Ничего себе… – Потрясенно шепчет Роман Викторович. – Не иначе, «Убийц фортов» подвезли…

– Да-с, Роман Викторович, мои артиллеристы потом измерили воронку от него. Глубина – четыре метра и диаметр – десять с половиной. Осколки разлетаются до двух километров. Наши батареи в ответном огне расстреляли почти весь боезапас, мои трехдюймовки тоже стоят с пустыми зарядными ящиками. Телефонирую в крепость, мол, нужны снаряды. На другом конце провода отвечают, что высылают колонну… Мы ждали два дня! Я дозвонился аж до генерала Римского-Корсакова, помощника коменданта по артиллерии. Ответ тот же: «Ждите! Скоро будут!».

Полк все эти дни дрался достойно, и если бы вовремя подбросили нам подкрепления, штурм имел бы все шансы быть отбитым даже несмотря на отсутствие поддерживающего артогня! Но нам присылают несколько разрозненных и недоукомплектованных батальонов, состоявших из ополченцев, да еще когда все кончено!.. Помните, господа, штабс-капитана Войтенковского? Он с остатками своей роты остался в укреплении ХV-а и прикрывал отход полка. Резервы подошли, только когда германцы взорвали горжевые ворота и ворвались внутрь.

Но даже в таком положении можно было обороняться. Сразу за фортами лес, превращенный в укрепленный район. Уже присмотрели новую позицию, как приходит приказ: «Отходить в крепость!»… Я привел полк… Наши потери – более тысячи двухсот нижних чинов, восемь офицеров убито, пятеро ранены. Здесь, в крепости, решил разобраться со снарядным вопросом. И, господа, Вы мне не поверите! Автоотряду действительно было приказано доставить снаряды. Но тот… негодяй, которого Вы видели, побоялся ехать и отправил колонну без сопровождения. А солдаты-водители взяли пример со своего начальника, и на полдороги скинули ящики в какой-то рощице…

– Но, Александр Васильевич, это дело так оставлять нельзя! – Федоренко вскипел, как электрочайник. – Это же даже не саботаж, а невыполнение приказа в боевой обстановке! Нужно писать рапорт, пусть назначат расследование…

– Милый мой Игорь Александрович! Я не хуже Вас знаю, как поступать в таких случаях! – Полковник как-то враз сгорбился и обмяк. – Но… До сдачи крепости, как мне кажется, не более суток… Наша битва проиграна… Сегодня сдал полковое знамя авиаторам. Они поклялись начальнику штаба уничтожить всю секретную документацию и регалии, если их собьют. Завтра утром они вылетают…

Охренеть!!! Офицер БОИТСЯ ехать на передовую выполнять приказ!!! И даже не в бой идти, под пули, а просто подвезти снаряды! В каком бреду такое может привидеться?! Твою ж маман! И, самое обидное, теперь уже никто не будет разбираться кто прав, кто виноват!

– Зачем я тащил свои пушки в крепость?! – Подпоручик Берг в отчаянии сжимает кулаки. – Чтобы они стали трофеями германской армии? Лучше бы там, в форте подорвал!.. И что нам теперь делать?

– Сидеть и ждать, Роман Викторович. Ждать дальнейших указаний. – Асташов смотрит на Романа Викторовича, в глазах явно читается безысходность. – Больше мы не можем сделать ни-че-го!

– Простите, господин полковник! – Мне не слишком понравилась обрисованная перспектива. – Если я правильно понимаю, на данный момент крепость обречена. И кто бы ни взял на себя командование, результат будет один – капитуляция и плен.

– Да, подпоручик… Э, да что там… Сейчас это все уже не имеет никакого значения… Однако, я надеюсь на Вашу честность и умение хранить тайну, господа… По прибытии был вызван к генералу Веневитинову. Там еще были некоторые полковые и бригадные командиры. Между нами состоялся разговор о положении дел в крепости. И, в частности, было предложено отстранить коменданта от командования и организовать действенную оборону. Но часть офицеров сослалась на субординацию, часть – на низкую обученность и ненадежное моральное состояние нижних чинов. И сколько бы наш генерал не пытался их убедить, вывод был сделан один: после того, что наворотил генерал Бобырь, никто уже не может исправить ситуацию. Остается только плен… Господи, дай мне силы испить сию чашу…

– Александр Васильевич, Вы ведь уже один раз бежали из плена. – Роман Викторович, кажется, догадался, куда я клоню, и теперь пытается агитировать командира полка. – Зачем опять попадать туда?

– Поясните свою мысль, подпоручик. – Асташев с любопытством смотрит на Берга. – Если Вы хотите предложить сражаться дальше, то, боюсь, я Вас разочарую. Даже большинство наших солдат, не говоря уже об ополченцах, свыклись с мыслью о плене. Да и смысла в этом я не вижу. Напрасную и бессмысленную гибель людей на свою совесть брать не хочу.

– Извините, господин полковник! – Пора вписываться в этот «конструктивный» диалог. – Подпоручик Берг, по-видимому, хочет предложить Вам вместе с вверенным полком пробиваться к своим. Я прав, Роман Викторович?

– Да, Денис Анатольевич. Именно это я и хотел предложить.

– Мальчишки… Вы хоть представляете себе, как далеко сейчас линия фронта? До наших передовых позиций около ста километров! Вести полк придется по территории, занятой германцами, которые вцепятся в нас, как цепные псы! И отнюдь не факт, что мы сможем прорвать немецкую оборону!

– Я со своими людьми уже две недели хожу по германским тылам. И ничего особенно трудного в этом не вижу.

– Денис… Анатольевич, сколько у Вас человек в отряде? Какое вооружение?

– Около сотни, все вооружены винтовками Маузера, помимо этого десяток ружей-пулеметов Мадсена и шесть трофейных МГ-08.

– Ого! Где это Вас так снабдили? Я себе в полк не мог выбить пулеметы месяца два.

– В начале лета я получил под командование пограничную пешую сотню в Новогеоргиевске. Вооруженных несколькими берданками. Здесь же, на складе взял мадсены. Всем остальным, Вы не поверите, нас снабдила германская армия.

И все дружно глядят на меня, будто увидели что-то сверхъестественное, приходится объяснять:

– Каждый солдат сам добыл себе оружие в рукопашной схватке. Естественно, под присмотром опытных товарищей. Тем самым, сдал экзамен на право воевать в отряде.

– Однако… Как Вы воюете, я посмотрел. – Штабс-капитан поворачивается к полковнику. – Александр Васильевич, во время атаки на форт, Денис Анатольевич со своими незаметно зашел во фланг тевтонам…

– И лихим штыковым ударом их обратил в бегство? – В словах Асташева звучит ирония.

– Никак нет! Поставил пулеметы и положил роту германцев. Мы потом собрали сто семьдесят винтовок.

Полковник смотрит теперь на меня с интересом, потом спохватывается и возвращается к теме разговора:

– Вы представляете скорость прохождения колонн? И их длину? С обозами, артиллерией… Это у Вас, подпоручик, сотня человек, которых можно спрятать в любом лесу. А у меня в полку – более трех с половиной нижних чинов, полсотни офицеров… Да одних только лошадей сто пятьдесят голов. А обозы с патронами, продовольствием и фуражом? Артбатареи?.. Вы – утописты, господа!

– Если идти несколькими колоннами сначала вдоль Нарева, а потом – Буга, – показываю на висящей на стене карте, – то полк будет двигаться компактно. Сто километров – это три дня пути. Взять с небольшим запасом консервы и фураж, если решитесь бросить обозы, каждому солдату ноша будет по силам. Все попадающиеся по дороге германские части уничтожать, чтобы информация о нашем движении не просочилась к противнику, заодно разживетесь винтовками и патронами. Я со своим отрядом буду работать сторожевым охранением…

– Допустим, а как Вы добьетесь разрешения вывести солдат за пределы крепости? Генерал Бобырь Вам точно не разрешит.

Ну, вот и настало время открыть все карты. Точнее, достать тот заветный листочек, врученный капитаном Бойко.

– Извините, господа. – С этими словами расстегиваю китель, достаю из внутреннего кармана пакет из вощеной ткани. Ножом распарываю нитки, достаю еще конверт из пергаментной бумаги, и уже оттуда на свет Божий появляется «индульгенция». Протягиваю листок полковнику. – Прошу, господа.

Александр Васильевич берет бумагу в руки, Федоренко и Берг заинтересованно придвигаются, чтобы удобней было читать. Текста там немного: «Предъявитель сего является офицером для особых поручений командующего армиями Северо-Западного фронта. Военным и гражданским чинам предписывается оказывать всемерное содействие. Генерал от инфантерии Алексеев».

– Шустрый Вы… партизан, Денис Анатольевич. На все ответ найдете, и бумажка у Вас сильная. Я не говорю «Нет», но все необходимо как следует обдумать. Давайте вернемся к этому разговору завтра, а сегодня – идите, господа, отдыхайте. – Асташев вежливо дал понять, что аудиенция закончена.

– Простите, господин полковник, еще один вопрос. Не подскажите, как могу я связаться по радио с штабом 2-й армии? Хотел сообщить о выполнении задания.

– Это можно сделать только с разрешения начальника штаба. Вам завтра представляться ему, заодно и решите этот вопрос…

Стоило появиться в расположении, как ко мне подошли Оладьев с Михалычем.

– Неважнецкие дела, Денис Анатольевич. – Сергей Дмитриевич выглядит озабоченным. – По всей казарме ходят разговоры о близкой сдаче крепости. Только малая часть, в основном старослужащие, готова воевать. Молодые, недавно призванные, кричат во всю глотку о том, что в плену лучше, чем в окопах. Более того, появлялась пара каких-то агитаторов, чуть ли не митинг устроили, мол, во всем виноваты царь и генералы с офицерами. Дескать, гонят нас, бедных-несчастных, как скотину, на убой, а сами жируют с кровушки солдатской.

– Могу Вам сказать, Сергей Дмитриевич, что среди офицеров – примерно такие же настроения, с той только разницей, что во всем виноват тупой комендант Бобырь, дурак и трус… Наши как?

– Мы заняли одну сторону казармы, держимся все вместе. – Михалыч спокоен и невозмутим, прям, Чингачгук какой-то. – К нам подкатывали, интересовались настроением, спрашивали что, да как.

– И что?

– Да ничего. Послали их, куда Макар телят не гонял. А чтоб неповадно было вдругорядь лезть, мои казаки с погранцами спор устроили, кто кого в рукопашке одолеет. Выборных бойцов выставили. Тока без оружия. Ну, как на базе, занятия проводили. До сих пор балуются.

– А вот это – молодцы! Здорово придумали!.. Значит, вот что… Нам здесь, наверное, только переночевать придется, а там – пойдем дальше. Крепость больше двух дней не протянет, сами видите. Поэтому с утра иду к начштаба, попробую дать радиограмму нашим в штаб. Ну, а дальше – собираемся и уходим. Если повезет, с нами пойдет 249-й Дунайский. Их полковой командир сейчас думает: оставаться, или нет. Ужинаем сухпаем, если не будет других вариантов. На ночь надо будет выставить дежурных, мало ли что…

Разговор сам собой прервался, когда зашли в отведенную роте часть каземата. На свободном месте между нарами шел ожесточенный бой… почти без правил. Двое погранцов, сняв сапоги и ремни, боролись, как я понимаю, за звание чемпиона казармы по рукопашному бою. Оба уже красные, потные, тяжело дышащие, сошлись снова. Видно, взыграл гонор, и никто не хочет уступать. Но самое интересное было в том, что их окружала толпа солдат, и не только моих. Соседи тоже пришли посмотреть на бесплатный цирк. Отовсюду, даже с верхних нар, где расположились счастливчики, занявшие лучшие места, неслись азартные выкрики.

Наконец, один из бойцов допустил промашку, и был пойман на болевой, и ему пришлось хлопнуть по полу, признавая поражение. Конец схватки отозвался ревом голосов. Блин, хоть шапку по кругу запускай, – озолотиться можно! Недавние соперники обнялись, хлопнули друг друга по плечам и собирались уступить место следующей паре, но из толпы «гостей» раздался голос:

– Постой, паря! Со мной сойдешься? – Вперед, отдав кому-то фуражку и расстегнув ремень, выходит какой-то незнакомый унтер. Которого местные «фанаты» поддержали одобрительным гулом.

– А не боишься, дядя? – Разгоряченный погранец оборачивается к новому поединщику.

– Ты меня сначала завали, а уж потом я тебя бояться буду. – Унтер, не торопясь разувается и двигается вперед.

– Ну, как знаешь. Только потом чтоб обид не было. – «Чемпион» идет ему навстречу…

Ой, нарвется сейчас мой обалдуй! Унтер, дождавшись захвата, плавным движением обтек противника и в свою очередь попытался провести удушающий. Нет, не зря я гонял их до седьмого пота! Накрепко вбитое на тренировках движение, – и унтер падает… Но в падении умудряется подбить ноги противника. Так что на пол грохнулись оба… Никогда не считал себя азартным человеком, но сейчас поддался настроению толпы. Хотя, впрочем, не я один. Вон, Михалыч непроизвольно двигает плечами, примеряя схватку на себя, Оладьин тоже не остается равнодушным, глаза горят, что те фонарики. Хотя, мне больше интересны унтеровские движения. Что-то похожее на казачий стиль, но в то же время неуловимо отличающееся в деталях…

Бой между тем уже закончился. Победой унтера к радости соседей, выразившейся в громком, торжествующем рёве. Погранец прижат к полу, рука на болевом удержании. Отпущенный победителем, встает, разминает кисть и локоть, виновато смотрит на свою группу поддержки. Так, а не размяться ли мне лично?

– А со мной, унтер, слабо?

– Дык это, Вашбродь… Нельзя нам. Подсудное ж дело, ежели что…

– Да не робей, пехота! Даже если проиграю, слово даю, – ничего тебе не будет.

Расстегиваю портупею, не слушая Митяева, который сам рвется в бой, сапоги долой, выхожу на «ринг». Унтер валко поводит плечами, движения чем-то напоминают китайский стиль пьяного, пытается захватом поймать за ворот. А мы тебя вот так! Проворачиваюсь навстречу, правая рука взлетает под локоть противника, захват за рукав, тянем на себя, поворот корпуса в обратную сторону, левой рукой «обнимаю» за голову, указательный и средний пальцы давят на точку между основанием носа и верхней губой. Круговым движением запрокидываю голову противника вверх, затем вниз, унтер сдавленно охает и падает. Да, вот эту точечку ты и не знал… Твою мать, растяпа хренов!.. Тоже падаю, причем с трудом перехожу в кувырок назад. И как это он меня зацепил? Не углядел. Ладно, все мысли из головы вон, есть только ты и твой противник… Унтер осторожничает, крутит несколько обманных движений, затем быстро делает захват за локоть. Который я ему позволяю, а потом, вместо того, чтобы выдирать рукав из руки противника, двигаюсь навстречу. Правая рука захватывает кисть противника со стороны мизинца. Запястье согнуто, локоть – тоже. Замечательно! С шагом назад сажусь на одно колено, нажимая на захваченную кисть. По себе знаю, это очень больно и неприятно, но унтер рушится рядом, не проронив ни звука. Хлопает ладонью по полу, признавая поражение… Встаем, он потирает запястье, которое, видно, я все-таки помял. Но улыбается.

– Ну и хитры Вы, Вашбродь! Николи такого не видывал. Покажете ешо разик?

Ну, для хорошего человека ничего не жалко. Медленно, с объяснениями, показываю прием еще раз.

– Благодарствуем за науку, Вашбродь!

– А теперь ты покажи, как сначала меня сбил.

– Ну, дык ето просто. Коли падаешь, одну ногу под себя нужно поджать, другой супротивника за пятку подцепить, а потом ужо поджатой ногой в колено и ударить. Да не прямо, а по кругу.

Да, все просто. Обычные «ножницы», только сбоку. И движение ногой не прямое, а по спирали.

– Ты где так драться научился?

– Дык, дед учил. Хоть и в годах уже был, а нас, всех четверых, по двору, как котят гонял. Теперича вот батя сынов моих учит.

– А что не сам? У тебя, вроде, неплохо получается.

– Батя сказал, шо молод я других учить. Поди, грит, на войну, там учись, ума набирайся. А возвернешься, ежели по сердцу будет твоя наука, пущу мальцов учить.

– И где же такие богатыри живут на земле русской?

– Тверские мы. А про богатырей, так ето не к нам, ето вон к их благородию прапорщику Завьялову. Он нам все про богатырей стихи читал. Етого… как его… А, господина Пушкина!

– Про Руслана и Людмилу?

– Ага. Тока у нас в деревне каждый, почитай, богатырь. Как на масленицу мужики на реку выйдут, да Минька-гармонист заиграет «Кровь младенька грает, побузиться хочет», дык тока держись! Ухайдокают в два счета. И фамилие не спросют…

Наш разговор был прерван появлением Пантелеича, который объявил, что ужин готов, типа, кушать подано. Остаток вечера прошел, как говорили в далекое Советское время «в теплой и дружеской обстановке».

С утра получил почти эротическое удовольствие. После двух недель умывания в ручьях и соскабливания щетины ножом, пусть и очень острым, просидеть аж пять минут с распаренным полотенцем на мордочке, потом быть побритым настоящим парикмахером из нестроевых все того же Дунайского полка настоящей бритвой с помощью взбитого настоящего мыла и горячей воды, и в качестве «десерта» быть обрызганным настоящим одеколоном, – ощущения выше среднего, причем, намного! С самого подъема полковник Асташев прислал нам маленького щуплого брадобрея, который «осчастливил» своим искусством сначала меня, потом Волгина, Оладьина, и, за компанию, Михалыча. Тепло попрощавшись с маэстро, очень характерно произносившим звук «р», и отдав в качестве благодарности пачку трофейных сигарет, помчался искать сапожную щетку и ваксу. Нашел только у денщиков, которые выпали в осадок, узнав, что у командира роты нет их коллеги, и что вышеупомянутый командир собирается САМ!.. чистить свои сапоги!!! В ответ на предложения помочь, выдал в эфир «Не учите меня жить…», превратил свои «шузы» в подобие зеркала, и умотал в штаб крепости представляться начальству и решать свои проблемы.

К начальнику штаба попал довольно быстро, через каких-то полтора часа ожидания в компании с другими «везунчиками», предъявил официальную бумагу, полученную как раз на такой случай, мол «Подпоручик Гуров с Особым партизанским отрядом выполняет…» за подписью нашего командарма. Генерал-майор Глобачев уделил ничтожному подпоручишке аж целых две минуты, выслушав доклад и просьбу разрешить связаться со своим начальством. Собственно, сам доклад занял тридцать секунд, остальные полторы минуты ушли на обдумывание ответа и требование показать ему текст радиограммы. К этому повороту событий я подготовился с вечера, и перед глазами начальства появился листок с колонками непонятных цифирок. На вопрос «Что это?» был дан развернутый и исчерпывающий ответ, что это – шифровка, и ключ к шифру я могу дать только по личному указанию командующего 2-й армией. На самом деле перед выходом на задание мы с Валерием Антоновичем договорились, что если представится возможность, будем общаться по радио с помощью нехитрой уловки. В качестве ключа к шифру мы решили использовать романс Булата Окуджавы, спетый Анатолю Дольскому в «Вечер откровений». Начиная с конца текста, каждая буква имела свой номер, получился цифровой алфавит. А для пущей секретности Бойко предложил воспользоваться новым, в смысле, «моим» алфавитом. Без ятей, еров, фетов и подобной ерунды. Текст донесения был краток: «Задача выполнена. Потери: пятеро убитых, двенадцать легкораненых. Нахожусь в Ново-Георгиевске, крепость собираются сдать. Буду уходить к линии фронта».

Начальник штаба, недовольно посопев, все-таки разрешил воспользоваться радио, о чем и информировал появившегося по звонку адьютанта-делопроизводителя. Затем сдуру спросил, что еще желает мелкий, наглый, назойливый тип с погонами подпоручика. В смысле, чем он еще может быть полезен генералу от инфантерии Владимиру Васильевичу Смирнову. В ответ получил заверения, что Его Превосходительство будет очень признателен, если его Особый партизанский отряд выпустят без всяких проволочек из крепости. Представитель этого отряда в моем лице получил искреннейшие заверения в том, что никто не будет мешать катиться нам ко всем… жителям определенной области тонкого мира, чаще всего пахнущего серой, лишь бы не создавали проблемы для начальства. В переводе на русский язык это означало: