Текст книги "Жребий воина"

Автор книги: Дмитрий Ладыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Глава 37

Куртмурад, или просто Курт, как звали его друзья, вел старенький «Москвич» к родному поселку. Это был тучный и очень смуглый туркмен со смоляными волосами с проседью. Рядом с ним сидел Сердар-ага, пожилой сухощавый человек в норковой шапке. Виталий, который ехал на заднем сиденье машины, все гадал, как можно ходить в сорокаградусную жару в шапке, но стеснялся спросить. Многие пожилые мужчины-туркмены носили такие вот изумительные, с точки зрения европейца, головные уборы. Встречались и молодые люди в норковых шапках и рубашках с коротким рукавом, но значительно реже.

Они спали от силы два часа. Дольше спать было просто невозможно из-за наступления жары. («Виталик, если на рассвете не вставать, то шайтан на лицо помочится», – сказал Реджеп.) Уже часа полтора, как рассвело, и в окошко можно было смотреть без боли в глазах лишь потому, что они ехали на запад. Слева от дороги, обсаженной куцыми шелковицами, тянулась драконья гряда гор. Справа зеленели терзаемые ежедневным зноем поля. У обочин кое-где паслись надменные верблюды. Они лакомились зеленовато-белесыми колючками. На полосках зелени то тут, то там трудились местные крестьяне, в основном сгорбленные фигурки женщин, чьи головы были замотаны, чтобы не сжечь лицо, белыми косынками.

Курт и Сердар-ага о чем неторопливо, но очень громко говорили по-туркменски. Виталия забавлял этот язык. По дороге в Туркмению он, правда, привык к слащавому блеянию бакинцев. Здешняя же речь хотя и была родственной азербайджанскому, но сильно отличалась. Это был гортанный и горделивый язык жителей пустынь. Словно они каждым своим словом преодолевали какие-то суровые внешние обстоятельства.

– Виталик, тебе не жалко в такой одежде ехать в горы? – вдруг спросил Курт.

– А? Что? – сказал застигнутый врасплох за размышлениями Виталий.

– Ты не снисняйся. У меня дома мы найдем тебе одежду, – пообещал Курт.

– Угу, спасибо, – кивнул Жуков.

– Раньше не был в Туркменистане? – спросил Сердар-ага.

– Нет, – сказал Виталий.

– Погоди, еще такие места увидишь, – посулил Курт.

Они свернули с дороги направо и въехали в поселок. Асфальт широкой улицы плавился от зноя. Лоснилась на солнце и трепетала от легчайших дуновений зелень.

Они остановились у одного из дворов и вошли в ворота. Просторный одноэтажный дом был полностью затенен виноградными беседками. Рыжеватая девочка-подросток катала в коляске голопузого младенца. В ближнем углу двора лежала огромная серая собака с подрезанными ушами. Она лишь приоткрыла один глаз на вошедших, но не шелохнулась. В дальнем углу двора стоял могучим зверем грузовик «Урал».

На топчане в пятнистой тени виноградника сидел юноша в сорочке с длинными рукавами и в черных штанах типа шаровар. До появления мужчин он степенно завтракал, но, завидев их, соскочил с топчана и поспешил навстречу. Он пожал руку старика и руку Виталия обеими руками, широкими ладонями крестьянина. Курт, его отец, отослал его зачем-то в дом.

– Мой сын Данатар, – сказал Курт.

Они втроем уселись по-турецки на топчан. Из дома вышла жена Курта, статная женщина в просторном балахоне до пят. Нижние концы головного платка скрывали ее подбородок. Она поздоровалась с мужчинами и подала Курту блюдо с лепешками и миску с жареными овощами. Потом вынесла из дома чайнички с зеленым чаем, пиалы и большой арбуз на керамическом круглом подносе.

Данатар тем временем выносил из дома снаряжение: канистры для воды, обшитые войлоком, туго набитые вещмешки, кожаные патронташи и огромную авоську с пустыми пластиковыми баклагами. Он отнес все это в кузов грузовика. Потом стал выбрасывать из сарайчика корявые узловатые дрова, которые падали на бетон с чугунным звуком.

– Виталик, не был в песках наших? – спросил Курт.

– Нет.

– Эти вот палки – саксаул. Если саксаул есть – другой дрова не надо. Как уголь горит.

Потом они стали завтракать, поскольку в доме Реджепа из-за позднего ужина есть спозаранку отказались. Курт и Сердар-ага ели неторопливо, изредка обмениваясь фразами. Виталий решил, что тушеные овощи удались хозяйке на славу. Задрав голову, он увидел среди листвы обильные, но еще незрелые гроздья. Потом посмотрел на собаку. Собака в эту минуту как раз легла поудобнее на бок и вытянула длинные лапы.

– Нравится мой алабай? – спросил Курт.

– Не знаю, – пожал плечами Виталий. – Похож на дворнягу. Он что, совсем не лает?

Курт переглянулся со стариком и улыбнулся:

– Этот дворняга люди из Москвы приезжают брать. За пятьсот долларов щенок идет. У меня эркек… самец то есть. У соседа самка. Когда щенки буваит – сразу ребята забирают. Целый очередь стоит. Только мы за границу не продаем. Пускай тут будут.

– Этот собака знаешь какой? – сказал Сердар-ага. – Он зря туда-сюда гав-гав не делает. Ты попробуй зайди во двор, когда хозяева ушли. Он тебя пустит. Можешь в дом зайти, чай попить. Потом захочешь уйти – уже не пустит. Хозяина будешь ждать. И ни один лишний раз не залает.

Поев, туркмены провели руками по лицу, видимо, произнося мысленно благодарение за трапезу. Потом Курт сказал:

– Виталик, иди там в кузове посмотри себе одежду. Там чистый гимнастерка есть, штаны есть, панама.

– Нет-нет, спасибо, – замотал головой Виталий, карманы джинсов которого под прикрытием подола футболки ломились от долларов, рублей и манатов. – Это у меня домашняя одежда.

Курт обескураженно посмотрел на новенькие голубые джинсы Виталия и белоснежную футболку. Потом стал рассказывать:

– У меня племянник учится в Истанбуле. В том году на каникулы приехал. Поехали в пески на зайчиков. Сердар-ага был, Реджеп был, я был. Убили штук десять зайцев. Лежим ночью, кушаем, чайкуем. Племянник берет сигарету, закуривает. Реджеп спросил: «Ты на кого учишься?» Племянник говорит: «Банкир буду. Бизнес-мизнес делать буду». Вдруг Сердар-ага сказал: «Ай, ни х… ты не будешь бизнес-мизнес!» Племянник говорит: «Почему, Сердар-ага?» Сердар-ага сказал: «В костре много угольки есть, а ты спичка потратил. Вот почему».

Курт так точно и живо изобразил нравоучительную сценку, что Виталий захохотал. Вместе с ним засмеялись и Сердар-ага с Куртом.

Глава 38

До ущелья оставалось метров сто. Пологая земля предгорья сменилась россыпями камней. Курт притормозил и сказал:

– Пойду посмотрю, где ишан Тагы.

Он вылез из кабины и пошел к ущелью. У ворот ущелья ютился под скалой домик. Куб размерами три на три метра с плоской крышей и высоко расположенным оконцем.

– Кто. такой ишан? – спросил Виталий у старика.

– Ишан? – переспросил Сердар-ага. – Это как племя такое. Только это не племя на самом деле.

Из последующих объяснений Виталий понял, что ишаны – это немногочисленные потомки арабских миссионеров, которые были призваны блюсти чистоту веры. Сам ишан и его семья живут в маленьком ауле километрах в двух от ущелья, а этот домик – что-то вроде дачи и мужского клуба одновременно.

Виталий промокнул залитые потом глаза и увидел через лобовое стекло, как Курт приоткрыл дверь домика, заглянул внутрь, а потом пошел назад к машине.

– Ишан Тагы йок, – сказал он, трогая машину с места.

Они въехали в ущелье и тряско двинулись по камням. Дно ущелья представляло собой строго горизонтальную галечную дорогу и было похоже на устье мертвой реки. Наверное, ему случалось бывать под водой, когда весной сходили снега. Если в таком жарком климате вообще могли быть снега. Стены ущелья, голые громады желтоватого известняка, в узких местах почти полностью затеняли дно. Они были в основном отвесными, но встречались и крутые склоны из природного щебня. Растительности поначалу было мало, только какие-то полукусты-полудеревья с сизоватыми листочками.

Стены ущелья то сближались до расстояния в десяток метров, то расступались до просторов небольшой каменной долины. То там, то сям встречались поверженные давным-давно валуны. Их макушки, словно покрытые бурой коростой, были заметно темнее боков. За тысячи лет мощь солнца покрыла загаром даже камни.

Ехали медленно, не быстрее десяти, а то и семи километров в час. Виталий удивлялся тому, как переносят жажду туркмены: они за всю дорогу ни разу не пили. А может, никакой жажды у них не было? Когда Виталий во второй раз попросил остановить машину, чтобы взять у Данатара из кузова новую баклагу воды, Курт сказал:

– Напрасно столько пьешь. Воду не стоит пить.

– А что тогда пить? – удивился Виталий.

– Подожди, когда приедем. Чай будет. Вода – что вода? Она сразу из кожи вытекает.

– Правда? Тогда я потерплю, – сказал Виталий.

Через несколько километров пути каменное дно сделалось темнее.

– Здесь была вода? – спросил Виталий.

– Скоро будет, – сказал Курт. – Здесь речка есть. Вода такой мягкий – мыло не нужно. Бараний жир сама отмывает.

– Зачем тогда воду брали из дома? – спросил Виталий.

– Как – зачем? – сказал Курт. – Всегда была речка – вдруг сегодня уже нет? Это как бог даст.

– Конечно, даст, – сказал Виталий, видя за окном машины уже довольно обильную растительность.

– Так не скажи, – вступил в беседу Сердар-ага. – Вот слушай, как было. Был один джигит. Он сказал жене: «Сделай палов». Жена начала готовить. Муж сказал: «Сегодня палов поем». Жена говорит: «Если аллах даст – поешь». Он сказал: «Ай, даст, не даст – все равно поем». Тут приезжает от курбаши человек и говорит: «Курбаши позвал». Сел джигит на коня, поехал. Там у чабана проблема слючилься: иранцы нападали, баранов забрали. Надо их было поймать. Все нормально – иранцев догнали. Пока туда-сюда – темно стало. Только утром пришел джигит свой дом. Жена плов дает и говорит: «Поел ты вчера палов?» – «Нет. На другой день ем, – муж сказал. – Вчера аллах не дал».

Они объехали огромный лобастый валун и увидели нестерпимый блеск воды. Курт остановил машину. С кузова спрыгнул Данатар и вылил из солдатской фляги воду, чтобы набрать свежей. Виталий присел у воды на корточки и зачерпнул пригоршню. Вода была прохладной и вкусной.

– Хороший вода? – спросил Курт, закуривая сигарету.

– Отличная, – сказал Виталий.

– Ты еще к нам вернешься, – сказал Сер-дар-ага.

– Почему?

– Кто пил нашу воду – вернется.

Далее они ехали уже вдоль петляющей реки. Зелени становилось все больше: средней высоты деревца дикорастущего инжира, непролазные кусты ежевики, барбарис и какие-то развесистые деревья с обилием маленьких плодов, похожих видом на желтую рябину. Однако туркмены сказали, что в спелом виде эти плоды мучнистые, как финики.

– Тебе надо осенью туг быть, – сказал Курт. – Теперь срывать рано. Еще ничего не спелое.

Вскоре им пришлось оставить машину: они уперлись в рощицу. Река затерялась в тучной траве. Параллельно речке петляла тропа. Кое-где на земле виднелся овечий помет: здесь бывали со своими стадами чабаны.

Данатар спрыгнул с кузова, обвешанный вещмешками. В руках он держал скатанную валиком кошму – войлочный коврик. Курт подал Виталию блеклую солдатскую панаму:

– Надевай. А то солнце ударит.

Курт со стариком взяли только ружья и патронташи.

– Что еще мне взять из кузова? – обратился Виталий к Данатару.

Тот не понимал по-русски и в ответ лишь смущенно улыбнулся.

– Пусть несет. Он молодой, – сказал его отец. – А ты гость.

Только издали роща казалась густой. На самом деле на ее проторенной стадами тропе легко разошлись бы два человека. По левую руку взмывала скальная стена, а по правую руку от идущих еле слышно журчала река.

– Далеко еще? – спросил Виталий, тяжело дыша от зноя.

– Пятьсот метров, – сказал Курт.

Через несколько минут Сердар-ага, который шел впереди, внезапно встал, будто его пригвоздили стопами к земле.

– Няме болды, Сердар-ага? – спросил с тревогой Курт.

– Аны йылан гелья, – указал старик на тропу перед собой.

Виталий вытянул шею и увидел, как за три метра впереди извивается поступательными движениями большая, с человеческую руку толщиной, змея. Она шипела, как продырявленный надувной матрас. Казалось, ее маленькие глазки смотрят на людей гневно. Тут Виталий, повинуясь какому-то древнему инстинкту, подхватил обеими руками плоский камень и с кряхтеньем швырнул им в змею.

– Ай, не надо было! – воскликнул с непонятным сожалением Курт, и Сердар-ага проговорил что-то по-туркменски, покачав головой.

Камень буквально размазал гюрзу. Ее треугольная голова дергалась в агонии, а сквозь разлезшуюся серую шкуру виднелся рыбий позвоночник и розовая плоть. Кровь же у змеи оказалась темная, почти черная.

– Ай, убил – убил, да, – как истинный фаталист сказал Сердар-ага и носком своей черной калоши откинул еще трепещущего гада в сторону.

Они брели еще минут десять и тут увидели неглубокую тихую заводь. За ней ущелье делалось очень просторным. У скалы слева рос могучий платан с густой кроной. Под его сенью могла бы укрыться от солнца дюжина путников.

– Вай, красавица-чинара, – похвалил дерево Курт.

– Здесь будем ночевать, – сказал Виталию Сердар-ага.

Речушка в этом месте была особенно красива: бурное течение не скрывало гладких камешков дна, а вдоль берегов росла нежно-зеленая трава. Виталий сорвал один листок и убедился, что это мята.

Сердар-ага стал смотреть вдаль ущелья через бинокль, говоря при этом с Куртом по-туркменски.

Данатар торопливо организовывал привал: из раскатанной кошмы показались мелкие дрова. Он быстро нашел тонкий хворост, немного ломкой травы и разжег одной спичкой на старом кострище огонь. Костер через пару минут горел вовсю. Данатар взял закопченный металлический кувшин с носиком как у чайника и зачерпнул им воды в реке. Потом сунул кувшин почти в самый костер.

Данатар отправился за второй порцией скарба к машине, а мужчины легли на просторный войлок и закурили.

– Хорошо здесь, – сказал Виталий.

– Правда нравится? – спросил Курт. – Да, друг, у нас красивые места.

Сердар-ага сказал:

– Эти туфли у тебя как кроссовка. С нами пойдешь?

– Далеко это? – спросил Виталий.

– Километров десять по горам. Вверх-вниз.

Одно место есть – по веревке ползать надо, – сказал старик.

– Я уж лучше воздержусь, – улыбнулся Виталий.

– Ай, смотри сам, – сказал Курт. – С Данатаром останетесь.

Данатар вернулся удивительно быстро. Они вчетвером сели пить мятный чай и есть припасенные чебуреки с тыквой.

Глава 39

Сергей сидел рядом с водителем. Шурик ехал на заднем сиденье, придерживая сумку со снедью. Третьим человеком в «УАЗе» с выцветшим брезентовым верхом был его водитель и владелец Реджеп, сухощавый туркмен лет сорока в светлой парусиновой кепке. Он уверенно вел машину к западу от города.

Часы Сергея показывали пять пополудни. Здесь это было самое знойное время. Переносить жару россиянам было тяжело, потому что они не запаслись в дорогу питьем.

– Скоро аул? – спросил Сергей, разлепив сухие губы.

– Мы в аул не пойдем, – сказал Реджеп. – Время много. Я еще хочу дотемна немного в горы походить. Сразу ущелье пойдем.

– Пить охота, – не вытерпел Шурик.

– Пить? – переспросил Реджеп. – Вон как раз яшули сидит.

Они притормозили у автобусной остановки. Единственным человеком в ее тени был седобородый старик в огромной бараньей шапке и зеленоватом халате. Он сидел на стульчике и торговал чем-то из большого, укрытого войлоком термоса.

– Няме сатьян, яшули? – обратился к нему Реджеп.

– Чал, – сказал старик.

– Вам повезло, – сказал своим гостям Реджеп и попросил по-туркменски три стакана.

Несмотря на жажду, в Сергее шевельнулась брезгливость, но тут старик достал из кулька стопку одноразовых стаканов.

Он налил им из термоса беловатый холодный напиток. Напиток оказался кислым и резким, как шампанское.

– Нравится? – спросил Реджеп.

– Ништяк, – простонал Шурик с прикрытыми глазами.

Реджеп сказал что-то старику, и тот с улыбкой закивал.

Реджеп не позволил им достать деньги, расплатился со стариком, и они поехали дальше.

– Надо было по третьему долбануть, – сказал Шурик.

– Опять пить хочешь? – удивился Реджеп. – Такой быть не может!

– Нет, не хочу, – сказал Шурик. – Просто на всякий случай.

– Еще три часа пить не захочешь, – сказал Реджеп. – Это же чал. Из бурблюжий молока делают. Мало пьешь, потом долго пить не хочешь.

Они ехали по шоссе еще километров пять, а потом свернули на грунтовую дорогу, ведущую к горам.

Они ехали быстро, но горы росли слишком медленно. Выяснилось, что до них по крайней мере еще километров двадцать. А со стороны уже казалось – рукой подать.

– Значит, Виталик деньги забыл? – спросил Реджеп.

– Не то чтобы забыл, – с готовностью стал объяснять Сергей. – Просто его должны были встретить из нашей фирмы и не встретили. У того, кто не встретил, родственник умер в Москве, и тот срочно уехал. Виталик приехал сюда – ни связей для работы, ни денег. Он с Рамазаном еще в Москве познакомился. Рамазан предложил его приютить. Виталик перед этим позвонил в Москву и назвал нам адрес Рамазана. Вот так вот получилось.

– Хорошо, что так получился, – сказал Реджеп. – Я хотел сказать, что вы наши места посмотрите. Пески тоже надо смотреть. Только там не каждый понимает, что красиво. А горы сразу видно.

– Что, охота у вас тут хорошая? – спросил Шурик, чтобы увести разговор от скользкой темы про Виталика с Рамазаном.

– Охота есть, – сказал Реджеп. – Зимой зайцев бьем. Даже до Казахстана за зайцами ездим. Русские ребята ездят в Теджен. Там в камышах дикий кабан есть. Рыбалка хорошая. Вообще, много что есть. Дикобраз, кяклик… это куропатка такой. Потом архары, джейраны. Прошлый год я убивал этот… cap по-нашему. Сейчас вспомню… Гиена, да. Один яшули, старик то есть, просил гиена убить. Он к нему ночью ходил в сарай.

– Змей много? – спросил Шурик.

– Змей навалом вообще, – сказал Реджеп. —

В горах ночевать будем – осторожно надо быть. Тувалет пойдешь – может укусить.

Впереди замаячил предгорный аул: десятка три дворов с одноэтажными домиками.

– Этот аул я всех ребят знаю, – сказал Реджеп. – Назад будем ехать завтра, зайдем в гости. Тут моего друга Курта родственники живут, потом ишан живет.

– Ишан? – переспросил Сергей.

– Ну, это как… уважаемый человек. У него такой весь род. Они из Мекка пришли раньше, понимаешь?

Сергей солгал, что понимает.

Горы оказались в двух километрах от маленького аула. У врат ущелья было жарко, как в духовке. К подножию скалы лепился кубик плоской хижины из оштукатуренного камня. Рядом стоял мотоцикл с люлькой, и неподалеку паслись два ишака.

– Вай-во! Ишан Тагы тут! – воскликнул Реджеп. – Давайте зайдем.

Сергей с Шуриком досадливо переглянулись, а потом пошли за Реджепом в домик ишана.

В темноватом помещении они увидели троих немолодых туркмен. Двое были с бритыми лицами и в кепках, а бородатый ишан носил тюбетейку.

Сергей и Шурик по примеру Реджепа поздоровались со стариками почтительно, обеими руками. Затем все трое сели на пол, и хозяин налил им зеленого чая.

Один из стариков рассказывал степенно и одновременно с азартом о недавней охоте. Сергей и Шурик млели от жары и непонятной, как магические заклинания, туркменской речи, в которую между тем причудливо вплетались русские слова.

Рассказчик, носатый человек в клетчатой рубахе, держал пиалу на поднятых к лицу пальцах левой руки, а правой рукой скупо и внушительно жестикулировал:

– …Оглан дийди: «Аны теке гелья!» Мен – бу-бум! Онун юмурта гитти!

– Вай-во! – удивился ишан. – Сапсим гит-тикми?

– Сапсим, ишан Тагы! – подтвердил рассказчик.

– Он говорит, – стал переводить Реджеп, – что был на охоте. Его сын горный баран увидел и крикнул. Он в баран стрелял. Сначала яйцо ему попал. Яйца совсем отпали.

– Ишь ты, – вежливо промолвил Сергей.

А Шурик вдруг поставил пиалу на пол и пья-новатыми движениями метнулся на улицу.

– Няме болды? – полюбопытствовал безмолвный прежде старик.

Реджеп и Сергей вышли наружу и увидели, как Шурик сидит на корточках в куцей тени от домика и обмахивается сорванной с себя футболкой.

– Что случилься? – спросил Реджеп.

– Жара… не могу, – выдохнул Шурик.

Реджеп ушел в дом. Он вернулся оттуда с кружкой воды и вылил ее Шурику на темя. Потом сказал:

– Сейчас надо шапка ему надеть. И чай немножко посолить.

Глава 40

Виталий проснулся от стука, который и породил кошмар. Это был глухой нечастый стук. От него, казалось, вздрагивала земля.

Виталий откинул с лица одеяло и увидел, как Данатар ломает кривые бревна саксаула: он хватал одно бревно обеими руками и наотмашь ударял о другое бревно. Очень твердый, но хрупкий саксаул разваливался на большие куски.

Сон Виталия трудно было назвать настоящим сном. Было так жарко, что непривычный человек не мог бы спать. Однако жара одновременно расслабляла, и спать хотелось. После наблюдений за одеждой туркмен он понял, что температура собственного тела ниже внешней температуры. Тогда он укрылся одеялом и впал в знойное забытье. Даже сновидения были связаны с жарой: все были в оранжево-красных тонах. В последнем сне неистовые чертенята жарили, как пескарей, грешников. Грешники вопили по-рыбьи беззвучно, только страшно разевали рты. Зато их глаза от нагрева лопались со звуком ударяющихся друг о друга бревен саксаула.

Виталий нашарил у себя под боком часы: семь вечера. Он прел под одеялом четыре часа.

Увидев, что он проснулся, Данатар проговорил ему что-то приветливое и указал на бурлящий казан. В казане варились куски баранины, помидоры, луковицы и картофелины.

Виталий вспомнил о близкой заводи и с блаженством потянулся. Он в одних трусах и туфлях, чтобы не пекло ступни, пошел к воде.

Она была неглубока, от силы вершка три.

Чтобы погрузиться целиком, нужно было лечь плашмя. Он так и поступил, разведя в стороны руки и ноги.

Вода приносила блаженство. Он ощущал скольжение по телу ее холодных и приятных струй.

После купания он попрыгал на плоском камне и обулся. Идя медленно к облюбованной тени чинары, он думал о том, как хорошо в горах. Так тихо и спокойно, словно в первозданном раю. На минуту ему показалось удивительным, что неподалеку кишит людьми мир, который заставляет суетиться и добывать деньги. Эх, как там его родные? А как Женька? Наверняка она очень скучает. Лишь теперь он мог по достоинству оценить ее ласковую преданность.

Едва он привалился на кошму и собрался выпить прохладного чая из мяты, как с тропы со стороны заводи послышались голоса.

– Аны Реджеп гелья, – сказал Данатар.

– Угу, Реджеп, – бездумно подтвердил Виталий.

Но вот в поле зрения действительно возник Реджеп. Долговязый, в парусиновой кепке, в сорочке навыпуск и шароварах-балаках. Над плечом его торчал ствол ружья. Следом за ним двигались два человека в треуголках из газет и темных очках. На обоих одинаковые светло-зеленые футболки и спортивные штаны с лампасами. Кожа у них посветлее, чем у Реджепа. Да нет, бледных туркмен немало, особенно в городе. И все-таки было в этих фигурах что-то близкое, что-то такое русопятое… Тот, что казался помоложе, нес пакет с едой. Другой шел налегке, прихрамывая на правую ногу.

Данатар шагнул им навстречу и стал пожимать им руки обеими ладонями.

Тут Виталий коротко простонал и нацепил на нос темные очки. И стал судорожными движениями одеваться, с трудом попадая ногами в штанины.

– Сейчас будем шурпа кушать, – сказал своим спутникам Реджеп. – Виталик, я твоих друзей привел.

– Ви-вижу. – От ужаса язык Виталия заплетался.

Более моложавый спутник Реджепа пошел на Виталия с распростертыми руками:

– Витаха, братан! Сколько лет! Сколько зим!

Его фальшиво-радостный рев звучал в ущелье как что-то чуждое, неприятное.

Шурик обнял Виталия и зашептал ему в ухо:

– Только рыпнись, падла. У него ружье не заряжено. А у Сереги пушка за поясом. Всех уложит. Будешь тихо – все мирно решим.

– Ухю, – кивнул, как болванчик, Виталий.

Если бы на лице застигнутого врасплох не было солнцезащитных очков, Реджеп увидел бы наяву часть недавнего ночного кошмара Виталия: глаза, готовые лопнуть.

Когда Шурик шагнул от него в сторону, руку Виталия до боли сжала стальная рука Сергея.

– Что кряхтишь, родной? – с нехорошей улыбкой выдохнул ему в лицо Сергей. – Будешь тихо – будешь живой. Учти – туркмены тебе уже не помощники.

Со стороны могло показаться, что мило переговариваются два давних друга.

– Мальчишка все равно здесь останется, – промолвил Виталий.

Сергей отпустил его руку и повернулся к Да-натару:

– Ну, что ты там варишь, парень? Какую такую шурпу?

Данатар, который в эту минуту снимал котелок с огня, только улыбнулся и проговорил что-то свое, гортанное.

– Он по-русски совсем не знает, – сказал Реджеп. – Раньше бы армия Россия пошел – сразу бы выучил. А теперь даже телевизор больше турецкий передача есть, чем русский.

Они уселись на кошму впятером вокруг эмалированной миски с шурпой и стали есть расписными деревянными ложками. Шурпа была приятно соленой, с разваренными картошкой, луком и помидорами, и нежная баранина соскальзывала с костей. Виталию пришлось сидеть рядом с Сергеем, и даже ложки их порой задевали одна другую. Очки, естественно, пришлось снять, и он старательно опускал глаза в миску и с усилием проглатывал суп. К счастью, занятому едой Реджепу говорить не хотелось. Он только задал несколько отрывистых вопросов Данатару.

Туркмены провели после трапезы руками по лицу, и Реджеп поднялся:

– Пойду охота. Убить не убью, хотя бы ребят встречу. Вы отдыхайте. Природа смотрите.

И он стал удаляться, пока совсем не затерялся черной щепочкой в неведомом краю ущелья.

– Что так смотришь? – спросил Шурик. – Он ушел.

Виталий сказал:

– Не слепой, – и поднялся с кошмы, чтобы бочком пробраться мимо врагов в сторону и сесть на камень.

– Куда ты уползаешь, а? – усмехнулся Шурик.

– Противно с вами сидеть, – неожиданно для самого себя сказал Виталий.

– Думаешь, нам с тобой приятно, – сказал Шурик и покосился в сторону Данатара, который отмывал в речке посуду.

– Хоть пацана не трогайте, – сказал Виталий.

– Мы и тебя можем не трогать, – сказал Шурик.

Сергей тем временем задрал штанину и с угрюмым лицом ощупывал свою исполосованную шрамами голень.

– Что-то не верится, – сказал Виталий и нацепил на нос очки.

– Деньги где? – спросил Шурик.

– Нету. Половину оставил своей девчонке, другая половина… тоже в надежном месте.

– Почему «тоже»? – Сергей одернул штанину и поднял на Виталия глаза. – Деньги у бабы – это ты называешь в надежном месте? Дурак ты.

– Сам знаю, что дурак. – Виталий, казалось, воспринял слова Сергея в более общем смысле. – Что дурак, то дурак.

– На нас деньжата повесили. Всю сумму, – сказал Сергей. – Так что ты не просто дурак – ты сволочь. И Мазепа хочет твою руку.

– Отхватить у вора руку, – после паузы криво осклабился Виталий. – Арабских сказок начитались, да?

– У твоих друзей туркмен научились, – сказал Шурик.

– Врешь ты все, – огрызнулся Виталий. – Они просто вора ногами лупят. Поймают если вора на базаре и бьют ногами. Они не такие волки, как вы.

– А ты спи…ди у них столько бабок – мы еще посмотрим, – сказал Шурик, – чем они таких вот гадов бьют.

– Пустой разговор у вас, – сказал Сергей. – Виталий, мальчишка по горам еще не лазил?

– В каком смысле?

– В прямом. – Сергей устало прикрыл глаза и повалился навзничь на кошму. – Мальчишка есть мальчишка, понимаешь? Они его забрали по хозяйству. Вот он пожрать сварил, посуду помыл… Дров для ужина приготовил?

– Приготовил^ – сказал Виталий.

– Приготовил, – задумчиво протянул Сергей. – Теперь ему охота погулять. По горам полазить. Там где-нибудь ящерицу поймать, где-то череп барана увидеть, в укромном месте ручкой погонять. Или косячок шмальнуть.

– Он вообще не курит, – сказал Виталий и закурил.

– Какая разница, курит, не курит, – сказал Шурик и тоже закурил. – Ты нас понял – как только парень уйдет, мы с тобой разберемся.

Сказав это, Шурик прилег на бок на кошму и подпер голову рукой. Он теперь смотрел на Виталия с каким-то злым и веселым любопытством.

На нервной почве Виталия внезапно разобрал смех.

– Ты чего заколотил в сигаретку? – сурово поинтересовался Шурик. – Или крыша едет? От страху в штаны не наложи.

– Я… я подумал, что ты в своей газетке похож на малолетку, который играет в войнуш-ки. Наполеон.

Шурик злобно смахнул с головы газетную треуголку и сел на кошму по-турецки.

– Я тебе сейчас расскажу, что будет, – сказал он. – Мы спровадим пацана. Потом ты скажешь, где деньги. Если ты думаешь, что не скажешь, то ты ошибся. Как миленький скажешь. Потом мы возьмем твою руку. Нам лично на нее плевать. Просто шеф так разозлился, что хочет знать наверняка, что мы тебя наказали. Он пока не услышит, что совпали отпечатки, – не успокоится.

Виталий приоткрыл от страха рот, а потом с усилием выдавил:

– Думаете, все так просто? Это вам не Россия, здесь так просто человека не грохнешь.

– Ты слыхал, нет? – с демонстративной усмешкой спросил Сергея Шурик. – Да мы тебя, Витаха, просто тюкнем камнем по башке, потом поднимем в гору и сбросим метров с десяти. Полез парень погулять – и сорвался. Мы же с тобой в одной фирме работаем – не знал? Помоем тебя в речке, зашьем тебе в брюхо наши денежки. Потом вколем формалину, чтобы не вонял. Возьмем гробик цинковый – и с почестями в Москву. И будет Мазепе не только рука, а весь кидала. Как здорово придумано?

Виталий в ответ только ел его круглыми глазами. Потом кое-как выговорил дрожащими губами:

– Надо было мне все ребятам рассказать. У вас наверняка пистолета никакого нет.

– Мы служили в разведке, – сказал Шурик. – Такого козла, как ты, можно и голыми руками задавить. Раз плюнуть. И вообще мне сдается, что кое-какие деньги у тебя поблизости спрятаны. Может, даже в карманах.

Лицо Виталия дрогнуло, и Шурик засмеялся:

– Он весь дергается, Серега, – ты посмотри!

– Глаза бы не глядели, – проговорил, не шевелясь, Сергей.

Шурик стрельнул окурком в Виталия и опять улегся поудобнее на кошму.

Виталий в смертной тоске наблюдал, как Да-натар закончил укладывать посуду под полотно, чтобы не бегали по ней мухи, а потом стал из-под ладони осматривать окрестные горы.

– Только пискни. Тогда его тоже придется с горы уронить, – предупредил Шурик.

Виталий снова закурил. Понурив голову, он выпускал дым себе на ноги и тяжело дышал. Потом сказал задумчиво:

– Я где-то читал, что наша жизнь – это сужение.

Эти слова были настолько странными, неуместными, что даже Сергей приоткрыл один глаз и посмотрел на Виталия, а Шурик фыркнул презрительно.

– Что ты хочешь этим сказать? – проговорил с расстановкой Сергей.

– Наша жизнь сужается, – сказал Виталий. – Чем дальше – тем уже. Когда учишься в восьмом классе, можешь пойти в девятый, а можешь не пойти. Когда девушка твоя беременна, можешь погнать ее на аборт, а, можешь пощадить ребенка. Чем старше, тем все скорее сжимается вокруг и тем меньше остается выбора. Идешь годами на какое-то острие. Или в острый угол. Под конец плечи о стены цепляются.

Шурик хмыкнул и сказал:

– Тебя уж точно – с приходом!