Текст книги "По ту сторону черной дыры"

Автор книги: Дмитрий Беразинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

Глава 12.

Был конец июня. Закончили укладку силового кабеля, и теперь у каждого жителя Бобровки была зажжена, по выражению Булдакова, «лампочка Ильича». Парочка любопытных сопляков из слободы тайно пыталась узнать природу электричества, но, к счастью, обошлось без смертельных случаев. Время Ампера и Вольта еще не наступило.

Агроном Худавая носилась по полю и охала. Пшеница, конечно, была высеяна позже срока, и с колосом, естественно, опаздывала, но картофель, посаженый в девственную почву, буйствовал. Началась подготовка к сенокосу. Так, как своего животноводческого комплекса, если не считать свинофермы, у базы не было, то были выделены средства на строительство за слободой коровника на двести голов. По этому случаю Норвегов дал «добро» на разборку одного из ангаров, где до этого Малинин хранил какой-то хлам. Его быстро разобрали и начали сборку метрах в трехстах от реки.

Главным зоотехником был назначен бывший выпускник Витебского ветеринарного института, а нынче младший сержант Генечко. Его немедленно сняли с должности командира отделения взвода связи, в чем он, искренне говоря, ни черта не смыслил, объяснили, что от него нужно, и спросили, что ему потребуется.

– Два ветеринара! – буркнул он, раздувая щеки от осознания собственной значимости. Времена «чмошничества» кончились – теперь он стал начальником. Два ветеринара нашлись сразу. Вообще, солдат с этой профессией было хоть отбавляй. Но Генечко Александр Николаевич, отобрав шестерых самых смышленых, устроил самый настоящий экзамен. Задачей на нем было кастрировать поросенка.

Двоих, справившихся лучше всех, он сразу включил в штат, а затем провел показательную операцию, да так профессионально, что собравшиеся искренне зааплодировали.

Привлеченный скоплением возле свинофермы, туда сунулся слонявшийся неподалеку капитан Малинин, но, будучи полным профаном в ветеринарии, не смог оценить истинного мастерства. Выбравшись из толпы с искаженным лицом, он прохрипел:

– Во изверги! – и побрел прочь, на всякий случай прикрыв руками чресла.

Отправили домой изрядно поредевшую дружину Казимира под конвоем двух БТРов и двенадцати вооруженных до зубов солдат. Взяв дополнительный запас топлива, они проводили великолитовцев до самого Новогородка…

Группа молодых специалистов под управлением техника из роты обеспечения «изобрела велосипед» – разработала молокопровод для коровника. Вакуумный насос для него придумал Андрей Норвегов. Папа-командир был очень доволен.

– Новатор растет! – хвастался он Ратибору.

Тот лишь отрешенно кивал, уставившись на стакан горькой. Альтесту было от чего кручиниться – верные люди передали, будто игумен Новосельского монастыря, расположенного неподалеку, собирается вскоре нанести визит. А от этого визита можно было ожидать чего угодно: увеличения оброка, предания анафеме за связь с чужаками, требования ритуального самосожжения. Можно было бы попросить защиты у Булдакова, но селяне и так нехорошо шепчутся о политике альтеста в отношении чужеземцев. Сколько раз брат Алексий призывал Ратибора ночью по-тихому покинуть слободу и идти искать пристанища в другом месте! Простофиля! Да разве с бабами уйдешь далеко? Мигом захватят в полон и разберутся: мужиков под нож, а девок – в женки.

Наконец, из монастыря, расположенного у слияния Березины и Свислочи (жители городка называли эти реки по старой памяти, хотя здесь они назывались немного по-другому, и текли другими маршрутами) прибыл крестный ход во главе с игуменом Афанасием. Первым, кто их заметил, оказался часовой Иван Федорчук.

– Стой, кто идет! – проорал он в микрофон, обнаружив толпу неизвестных.

Когда монахи услышали голос из скрытых громкоговорителей, расположенных почти на самых верхушках деревьев, им показалось, что вопрошает сам Господь. Все, не исключая игумена, пали ниц. Видя такую беду, Иван матюгнулся. Микрофон оставался включенным. Узнав о существовании еще какой-то матери, монахи совсем стушевались и ответили божественной литургией. Нельзя сказать, чтобы Ване понравились эти завывания – ему и так приходилось несладко. Во время караулов ему все время выпадало что-нибудь горяченькое: то медведь в будку норовит залезть по лестнице, то очередное вторжение, то коршун норовит долбануть по блестящей каске…

Федорчук остервенело принялся накручивать дежурному. Тот сообщил о происходящем неразлучной парочке Булдаков-Ратибор.

– Что за монахи? – осведомился майор у приятеля.

– Тут неподалеку есть монастырь.

– Неподалеку, это сколько?

– Верст двадцать отсюда.

– Что же его наш вертолет не заметил?

– Монастырь в глухом лесу, – пояснил Ратибор, – я пару раз бывал там, – монахи солнца почти не видят.

– Ясно! – протянул Булдаков, – укрыт с воздуха, чтобы голуби не гадили. Ну и как ты думаешь, с чем они пожаловали?

– Обычно они являются за десятиной.

– А свинцом их не угостить?

– Шутишь, Палыч, – это же свои.

– Имел я таких своих во все эрогенные точки! На дармовщинку хотят!

– Зато они в монастыре замаливают наши грехи, – оправдывал монахов Ратибор.

– Пускай свои сначала замолят! Знаю я эту братию! Небось, жрут от пуза и рыбку ловят!

– Давай хоть пойдем посмотрим, чего им нужно на этот раз.

– Ну, за смотр рыло не чистят! Пойдем, жирок порастрясем немного.

Когда они подошли, или, вернее, подъехали к посту номер один, монахи, оправившись от испуга, уже стояли у вышки под присмотром бдительного часового.

– Ты бы, Ваня, еще положил их! – прокричал Булдаков часовому.

– Было уже! – флегматично отозвался Федорчук. Майор пропустил мимо ушей это заявление и подошел к инокам.

– Здоровы были, слуги божьи! – отец Афанасий перекрестился и ответил за всех:

– Доброго здоровья! – вглядываясь то в одного, то во второго, он недоуменно сказал:

– Нешто я не признаю никого из вас.

– Это же я – Ратибор! – воскликнул старейшина. Игумен ошарашено посмотрел на него.

– А пошто ты оголился?

– Вши замучили! – сбрехнул первое, что пришло на ум Ратибор.

– Ну, тебя я признал, а вот ты, мил человек, кем будешь? – старец смотрел на Булдакова.

– Я, святой отец, здесь самый главный по защите местных земель. Звать меня – майор Булдаков Олег Палыч. Если сказать попроще, майор Олег, отрок Павла, сын Булдаков.

– Что за дивная речь? – подивился отец Афанасий, – нигде в княжестве и за пределами оного так не молвят… Предивно…

– Дело не в речи, – ухватил быка за рога Олег Палыч, – дело в вас. Чем обязаны столь многочисленному визиту?

– Ты, мил человек, нас в слободу не пустишь, здесь будем говорить? – майор смутился.

– Прошу прощения, святой отец – зарапортовался. Сейчас организуем. Попрошу лишь об одном, хотя может быть, прошу слишком много… Возможно, что-то здесь покажется вам странным, что-то непонятным, а что-то – чужим и противным. Постарайтесь не слишком удивляться и пугаться.

– Запоздала твоя просьба! – ухмыльнулся в бороду игумен, – у моих монасей давно поджилки трясутся.

– Это только цветочки, – усмехнулся Булдаков, доставая транк, – оперативный?

– Капитан Уточка, слушаю!

– Это Булдаков. Саша, я на первом. У нас гости из монастыря, организуй в слободе обед, – он оторвался от рации и спросил у игумена:

– День сегодня не постный?

Тот посмотрел на майора, как баран на новые ворота. Мало того, что он разговаривает непонятно с кем, так еще и не знает, какой сегодня день! Старец пожал плечами.

– Сегодня вторник! – увидев, что это ровным счетом ничего не объяснило майору, пояснил, – можно вкушать скоромное.

– О` кей! – продолжал наговаривать Булдаков в рацию, – значит, Саша, обед на тридцать человек, затем прикажи, чтоб разбили палатку побольше. Да! Пришли сюда наш «Икарус», который синего цвета – не на УАЗиках же их везти, а до слободы километров шесть. Здесь есть люди почтенного возраста. Короче, Саша, я на тебя надеюсь. Как понял?

– Обед, палатка, «Икарус» на первый пост. Норвегову докладывать?

– Нужно сказать.

– Тогда отбой!

– Пока! – майор повернулся к монахам, – ну-с, гости дорогие, сейчас за нами приедет… повозка, которая отвезет нас в слободу.

– Подождем, – согласился игумен перекрестясь, – с кем это ты сейчас разговаривал? Дивный предмет черного цвета – что это?

Он снял с пояса небольшую бутылочку и попробовал брызнуть на непонятную вещицу находящейся внутри жидкостью.

– Но-но! – воскликнул майор – папаша, лучше серебром испробуй! Огонь – не колдовство, а воды боится!

Игумен послушно повесил обратно сосуд, взял в руку болтающийся на цепи полукилограммовый крыж и осторожно коснулся им пластмассы.

– Он позволяет разговаривать с человеком, находящимся далеко от нас, – быстро нашелся Олег Палыч, – а водицею любого святого утопить можно!

– Так с кем ты гутарил?

– Есть у нас что-то типа эконома, обязанности которого исполняются в порядке очереди. Он в курсе всех дел на территории.

– Келарь! – подсказал Ратибор, – навроде.

– Понял, – кивнул игумен, хотя по его лицу этого не сказал бы, – до слободы еще порядком, подождем телегу. Хоть вся братия в телегу не поместится, молодые иноки могут дойти пехом.

– Наша повозка довезет вас минут за двадцать. И разместятся все, – возразил Булдаков, – А вот, кстати, и она.

На пригорок подымался «Икарус», пофыркивая и немилосердно пыля. Увидев подобное чудище, монахи принялись неистово креститься, что моментально начало раздражать майора.

– Игумен, – обратился он к отцу Афанасию, – некоторые из моих людей никогда не видели тура, но они не крестятся при виде его.

– Так то же тур, а тут… – игумен зашикал на монахов, чтобы те перестали махать руками. «Икарус» подъехал к ним и водитель открыл дверь.

– Прошу! – сделал майор пригласительный жест. Никакого движения. Все остались стоять, недоуменно переглядываясь.

– Ратибор, залезай первым! – Булдаков начал сердиться, – остальные давайте за ним.

– Ни в коем разе! – игумен поднял руки, – чтобы я да в эту чертову телегу! Никогда!

– Шайтан-арба! – возопил майор, – прекратите дергаться. На обычной повозке вы не боитесь ездить!

– Но это – не обычная повозка! – застонал отец Афанасий, – у нее дым из задницы валит!

– А рога! – воскликнул Олег Палыч, – рога где? Нетушки! И у дьявола дым со рта валит, а не из задницы!

Он поддержал под руку отца Афанасия, когда тот, осенив себя крестным знамением, полез по ступенькам в салон.

– Садиться вот сюда, – показал Булдаков на переднее сиденье. Игумен плюхнулся в мягкое сидение, затем встал и подошел к двери. Первопроходец в нем торжествовал.

– А ну, толстомясые! – зарокотал он, – быстро все сюда! Не то такую епитимью наложу, не обрадуетесь!

Это в некоторой мере подбодрило монахов, и они принялись влезать внутрь. Парочку иноков, правда, пришлось впихивать насильно – «они пужались ехать, но паче пужались оставаться».

– Все, товарищ майор? – спросил у Олега Палыча водитель – ефрейтор Андриевский, лицом похожий на только что испеченный пончик.

– Все, Саня, – давай трогай, а не то я рехнусь с ними, – Булдаков, сидевший рядом с водителем, достал носовой платок и промокнул вспотевший лоб, – в жизни не видал более неорганизованной команды.

Андриевский закрыл дверь, и автобус покатился по наезженной дороге. Скорость не превышала 50 км/час, но у монахов, не видевших более быстрой езды, захватило дух.

– Кто толкает эту повозку? – наклонился к майору игумен.

– Долго объяснять, святой отец. Стоит такая штука внутри, которая крутит колеса, – отец Афанасий порылся в своей памяти, но сколько не напрягал мозги, не мог вспомнить ничего подобного. На всякий случай он десять раз про себя прочел душеспасительную молитву и пять раз – «Богородице-матка – верую».

«Икарус» размеренно катил по грунтовке. Монахи ехали молча: некоторые закрыли глаза и перебирали четки, отсчитывая положенное количество молитв, а некоторые уже клевали носом – их укачало. Позднее, когда сытно пообедав все сидели на лавках, Булдаков рассказал историю своего появления здесь. Игумен обалдело крутил головой, в тайне не веря ни одному слову. Майор вдруг спросил:

– Слышь, ваше преподобие, а ты бы смог объяснить дикарю устройство водяной мельницы в твоём монастыре?

– Кажись, не смог бы, – отвечал игумен, поразмыслив.

– Так представь, как я тебе могу объяснить устройство всего этого? – он обвел рукой технику, стоящую под навесом.

– Я таки не дикарь! – возразил отец Афанасий.

– Верно! – развеселился Булдаков, – ты читать умеешь?

– Я умею, и еще три инока грамоте обучены.

– А у нас все шесть сотен человек грамоту знают, да порой и не одну. Чтобы понять, как работает двигатель, необходимо учиться лет пять, начиная от таблицы умножения имени Пифагора, и заканчивая циклом Карно.

Игумен с блаженным видом выслушал всю эту ахинею и заявил:

– Наверняка, некоторые из моих монахов могли бы поучиться у вас. Среди них есть и весьма смышленые бестии. Видишь вон того инока, который слегка прихрамывает на обе ноги? – майор кивнул, – тем летом сшил большой мешок, наполнил его горячим воздухом, да и спрыгнул, щучий сын, с колокольни. Сломал обе ноги, но братья его отходили. В этом году начал помаленьку ходить, так сразу смастерил себе стул на колесах. Сидит и колеса крутит. Грех один – не поймешь, толь ходит человек, толь ездит. Но довольно о всяких глупостях! Тебе, небось, интересно, какого лешего мы сюда заявились?

– Сгораю от любопытства, – признался Олег Палыч. Он удобно вытянул ноги и обратился в слух. Игумен прикрыл глаза и, стараясь ничего не упустить, повел свой рассказ издалека.

– Монастырь наш основан более двух сотен лет тому – почти ровесник нашей вере. Нужно сказать, что в западных землях дело с этим обстоит гораздо проще. Там вера одна и, хотя бароны и герцоги постоянно враждуют друг с другом, монастыри и аббатства не слишком от этого страдают – вояки боятся господнего гнева. У нас все по-другому. С севера лезут одни язычники, с востока другие, а с юга ломятся третьи. Поэтому нам приходится большую часть времени отбиваться от непрошеных гостей. Вместо того, чтобы проводить время в молитвах за упокой людских душ и очищении от скверны, мы регулярно отправляем к праотцам изрядное количество народу.

– И это ставит под сомнение ваше существование, весь смысл? – прервал игумена Булдаков.

– Именно, – подтвердил старец, открывая глаза, но вот недавно мимо нашего монастыря вихрем пронеслась горстка крепко побитых прихвостней Иссык-хана, а совсем рядом с воротами свалился с лошади один из них. Крепко обгоревший, он перед смертью поведал нам о том, что какие-то люди разгромили их при помощи диковинного оружия, правда перед битвой честно предупредили их о последствиях. Взвесив все, я пришел к выводу, что необходимо этих людей навестить. Слышно было кое-что еще. Например, я знаю что вы не потеряли в битвах ни одного человека.

– Одного ранили, – поправил майор.

– Один раненый на несколько тысяч убитых! – воскликнул игумен, – но, однако, я продолжу. Последний раз шум битвы услыхали даже мы, ибо она происходила верстах в семи от монастыря. Говоря по правде, сначала мы подумали, что наступает конец света, ибо кое-кому из иноков почудился рев труб архангелов. Ночь все провели на коленях, молясь о спасении людских душ. Наутро я и несколько братьев посетили место сражения. Мы не поверили своим глазам, насчитав почти шесть сотен человек убитых, и не заметив никаких следов присутствия их супротивника. Само место выглядело так, словно сам Сатана, да будет проклято его имя, сплюнут туда огненной слюной. Когда наш ужас улегся, мы попытались предать погибших земле, но вскоре поняли, что это не в наших силах. И я вновь очутился на перепутье…

– Весь прошедший месяц я находился в раздумьях, – продолжал игумен, – а затем решился. Мы прибыли затем, чтобы просить дозволения поселиться рядом с вами и быть под вашим покровительством.

Булдаков прочистил горло и взглянул на отца Афанасия. Крепко же их прижало! Нет, скорее всего хитрый игумен сказал не полную правду. Прознали, видать служки божьи, аль нюхом учуяли скорый «шухер»… Это было бы вернее. Скорое нашествие Орды, либо, как ее прозывали здесь, Оравы. Кому ж ты мозги паришь, батя! Майор за свой короткий век навидался всяких хитрецов – все желания и помыслы игумена были видны невооруженным глазом.

– Я вас понял приблизительно так: мы охраняем ваши тела, а вы – наши души, – игумен кивнул.

– Видишь ли, святой отец, один я такие вопросы решать не могу – ГубЧК не уполномочил. Сейчас я вызову нашего главного. Если он не возражает, то мы это дело обтяпаем в три счета.

Булдаков связался с Норвеговым и изложил ему монастырскую проблему. Полковник был чем-то занят, но предложил майор взять игумена и приехать в штаб. Отец Афанасий согласился с таким раскладом, и через час в кабинете полковника состоялась летучка.

Полковник был занят расследованием несчастного случая, происшедшего с одним из солдат роты обеспечения. Паренек, поняв что отныне и навсегда среда обитания разменяна без права обратного хода, решился на акт суицида. Будучи в наряде по столовой, он дождался, пока все уйдут, а затем наполнил теплой водой ванну для очищенного картофеля. Забрался, бедолага, туда и выпил почти пол-литра медицинского спирта, который днем раньше стащил в медчасти. Затем он попытался перерезать себе вены, но в виду полной невменяемости, лишь сильно порезался и уснул. Обнаружила солдатика Ильинична и подняла неслабый шум.

Влетело всем: командиру РМО капитану Уточке, его заму по воспитательной работе, начмеду Львову за легкодоступный спирт и начальнику столовой за манкирование обязанностями. Затем полковник навестил незадачливого самоубийцу в медчасти и, мешая отеческий тон с командирским матом, пытался его образумить.

– Ну, что ты, Виталик натворил? – укоризна в голосе Норвегова мягко претворялась в утешение, – кому ты что хотел доказать? Кого ты хотел удивить? Нам теперь что, как старообрядцам обряд самосожжения устроить? Мол, Боже, тебе пофигу судьбы детей твоих, так вкуси дымку, нахер!

– Мне все равно, – прохрипел парень, которого корежило более от спирта, нежели от ранений, – у меня там жена молодая осталась. Я вечером как представил себе чужие руки, которые лапают мою Наташку, так внутри что-то порвалось… Волосатые такие лапы…

– А мать у тебя тоже там осталась? – спросил начальник штаба.

– Нет. Детдомовец я. Наташка у меня одна… была…

– Слышь-ка, Леоныч, выйдем в коридор! – вдруг предложил командир врачу, – есть у меня кой-какие проблемы…

В коридоре он прижал пузом Львова к стене и тихо сказал:

– Ты у меня всем эскулапам эскулап. Я ж за тебя твоему шефу в окружном госпитале новую «девятку» отдал! Вколи ты этому неврастенику какого дерьма, чтоб сама мысль о самоубийстве показалась ему абсурдом! Плюнь на Гиппократа – если этот пацан сдохнет без своей Наташки – половина базы запьет! Я тебе приказываю, пшеничная твоя морда, плюнуть на Гиппократа! Представь, что ты верблюд и плюнь! Харкни!

Львов покраснел. Он видел, что Норвегов тоже нуждается в стимуляторе. Но тот был крепким мужиком и ему обычно хватало двухсот граммов коньяку для снятия излишнего нервного напряжения. Поэтому капитан ловко вывернулся из-под командирского пресса и пригласил его в ординаторскую. Там они молча приняли по стопке спирта, зажевали вчерашними чахлыми луковыми стрелками, повторили. После чего начмед сказал:

– Я попробую, Константин Константинович. Я попробую. Но толком действие этих препаратов никто не изучал. Общие намеки, кое-что из побочных эффектов, продолжительность действия… Я дам ему что-нибудь полегче.

– Смотри! Приставь к нему парочку медсестер, чтобы он круглосуточно был под наблюдением. От этого пацана слишком много зависит. Уже весь городок шепчется…

Тут и прозвучал сигнал транка. Норвегов поговорил с Булдаковым и засобирался в штаб – опять ему нужно было решать, думать, мозговать.

– Игорь, я переведу Петренко (так была фамилия потерпевшего) к Булдакову, – говорил по дороге начальнику штаба полковник, – пусть этот гвардеец понюхает пороху. Как ты соображаешь?

– Должно помочь, – отозвался подполковник Семиверстов, – во всяком случае, хуже не будет. Ты, Константинович, совершенно прав – погибни он, тут же пойдет тихая паника (под тихой паникой в элитных частях подразумевали пьянство). А стоит нам поддаться хандре – пиши пропало. И все наше вооружение не поможет. Раскатают нас друзья-враги, как евреи арабов в шестидневной войне.

– Этого я не допущу! – твердо сказал Константин Константинович и до самого штаба не произнес ни слова. На летучке он был собран и внимателен как никогда.

Перезнакомив всех собравшихся с игуменом, Олег Палыч изложил суть дела. Против никто не высказался. Прославленный теоретик научного коммунизма и борец с проявлениями культа во всех его отображениях, капитан Горошин отсутствовал по причине несварения желудка.

Тогда слово взял полковник. Он развернул карту и попросил всех подойти поближе.

– Лично я, – сказал он, тыча пальцем в южный кусок карты, – вижу одно удобное место. Смотрите – за дорогой, ведущей из слободы к реке и посту номер два имеется неплохой участок целины гектар в сорок. Здесь правый берег Березины очень крутой и высокий – буквально метров десять, так что весной половодье туда не достанет. Не знаю как вам, майн геррен, но мне место нравится.

Игумен, который с интересом наблюдал за манипуляциями Норвегова, тоже подошел к карте.

– Красиво нарисовано! – восхитился он.

– Зачем мы тогда чертежное бюро держим! – рассмеялся полковник.

– Насколько я понял, продолжал отец Афанасий, вы нам предлагаете вот это место?

Он указал на карте предполагаемое место расположения монастыря.

– Да ты, отец, топограф! – захохотал начальник секретной части. Игумен довольно улыбнулся.

– А сколько в монастыре монахов? – поинтересовался начальник штаба.

– Душ около сотни наберется, – передернул плечами игумен, – да, где-то около сотни.

– Как вы думаете перевозить своё имущество? – не отставал Семиверстов.

– Как? Как всегда – на телегах. Ратибор, надеюсь не поскупится и выделит десяток подвод.

«Перекрестный допрос» продолжался. У отца Афанасия уже от пота взмокла лысина. Вдруг командир о чем-то вспомнил.

– Я так думаю, – сказал он, – что нам все равно необходимо технику обкатать. А что, святой отец, дорога до вашего монастыря есть?

– Конечно есть. Неплохая дорога. По крайней мере, телеги не застревают.

– А широкая?

– Ну, как вот от меня и до стены.

– Значит, метра три. Я полагаю, что «Урал» должен пройти, не так ли, товарищи? – обратился он к офицерам.

– Как два пальца в розетку сунуть! – ответил за всех Булдаков.

– Значит так. Отправим туда двадцать «Уралов» и десять ЗиЛ-131. Заодно и дело благое сделаем, и парк машин обкатаем. Теперь другой вопрос. Нужно предоставить пяток палаток. Затем выделить отделение из РМО, вооруженное бензопилами системы Husqvarna для валки леса на сооружение новой обители. Только уж, отец Афанасий, не обессудь – лес мои парни свалят, техникой поможем, а вот строить – это уж вы сами. Нету у нас таких мастеров, больно древняя специальность.

Игумен благодарно перекрестился.

– Истинно: росич всегда остается росичем. Нынче же восхвалим Господа за то, что направил он меня к вам.

Норвегов тут же подумал о роте материального обеспечения, которая уже устала точить лясы и ее дальнейшее пребывание в этом состоянии грозило обернуться непредсказуемыми последствиями.

– Добро! – начал закругляться полковник, – вопросы еще какие остались нерешенными? – многозначительно кашлянул Рябинушкин:

– А куда вы собрались складывать свой скарб? Под открытым небом ему не следует находиться.

Подумав об этом, игумен опечалился. Рябинушкин, что-то просчитав, сказал:

– У нас два склада свободных. А затем, когда построят монастырский амбар, туда все перевезется. Если командир не возражает.

Командир лишь пожал плечами. Игумен просиял.

– Это было бы весьма хорошо!

– Если мы все решили, – сказал Норвегов. – тогда в честь высокого гостя в столовой накрыт праздничный ужин. Олег Палыч нам сообщил, что сегодня скоромный день. Айда скоромиться!

Он увлек вконец засмущавшегося игумена за собой, в другое крыло здания, где размещалась офицерская столовая. Ради такого случая полковник пошел на крайние меры: пожертвовал из домашнего, довольно обширного погребка, три бутылки «Монастырской избы», чем окончательно расположил к себе отца Афанасия.

Затем представитель бога на земле совершил экскурсию по городку и заночевал-таки у майора Булдакова, радуясь сохранению сознания в изначальной форме – от всего увиденного у него шла кругом голова.