Текст книги "По ту сторону черной дыры"

Автор книги: Дмитрий Беразинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

Глава 36.

– Ты уверен, что нас никто не подслушивает? – спросил Жак, отхлебнув из бокала добрый глоток ореховой настойки.

– Расслабься, – посоветовал Булдаков, приканчивая свою порцию, – Джонатан так измотан дорогой, что дрыхнет без задних ног, а Генриетта тем более. Доступ на четвертый этаж ограничен, но чтобы ты не сомневался и окончательно успокоился, глянь в монитор.

Жак привстал и бросил взгляд на экран. Коридор был совершенно пуст, лишь в конце его за столом сидел дежурный и что-то строчил в журнале.

– Если вашим штукам можно верить, то тогда конечно! – пробормотал министр, – а на крыше никого нет? Стены тайных ниш не имеют? Вы хорошо проверили?

– Успокойся, старина, – благодушно сказал Олег Палыч, – можно подумать, что мы замышляем государственную измену – такая секретность. Мне-то всего и надо, чтобы ты уговорил Людовика на одну аферу…

– Дружище! – подскочил Жак на своем кресле, – последний год я только тем и занимаюсь, что уламываю короля Франко на твои идеи…

– Скажи-ка мне, приятель! – зловещим шепотом перебил его подполковник, – хуже стало для Франко от моих идей?

– Да лучше, бесспорно, – вяло махнул рукой приятель, – только этому кретину не объяснить. Как об одолжениях просишь…

– А может, нам короля сменить? – высказал Булдаков вслух свою мысль, – если этот нам тормозит весь прогресс.

– Ты что! – подавился настойкой министр, – у нас так не принято! Лучше скажи, чего тебе на этот раз от меня надо?

– Мне лично от тебя ничего не надо. Мне нужно, чтобы Людовик, едри его копыта, согласился на брак Анны и короля Британии.

Министр закашлялся. Посол подошел к нему и участливо похлопал по спине.

– Бля! – выдохнул Жак, – ты мне, Олег, чуть позвоночник не сломал!

– Позвоночник – это херня по сравнению со счастьем принцессы Анны, – раздраженно бросил Булдаков, – ты поставь себя на ее место. Замуж хочется?

– С каких пор это ты такой добрый стал? Лично мне моя Камилла (та, что Диана сосватала) иногда поперек горла. То ей не так, это ей не этак! Так и чешутся руки по глупой роже надавать… Хорошо. А если Людовик упрется рогом?

– По рогам ему! Анну подключи. Видал ее глаза, когда Джонатан произнес «прошу руки»?

Бывший шут грустно посмотрел в пустой бокал. Заметив это, Булдаков усмехнулся:

– Хватит тебе ореховку трескать. Сопьешься на нет, и на дерьмо изойдешь. Лечи тебя потом, абстинента!

– Олег, так я уже два дня не пил!

– Послезавтра тоже будет два дня, как я не пью. Все, хватит. Мне для полного счастья только друга-алкоголика не хватало. Пойдем лучше в бассейне искупаемся. Нет! Сначала в баньке попаримся! Ну!

Жак встал и уныло потащился вслед за послом в подвал, где находилась сауна. Булдаков стабильно раз в два дня ее посещал, отчего несколько лишних килограмм сошли с него, и теперь он кичился своей стройностью на всех углах посольства. Французы этого удовольствия в упор не понимали; один лишь Жак мужественно переносил сухой пар в угоду своему лучшему другу. Но и он частенько ворчал.

– Зачем так часто мыться, ума не приложу?

– Чтоб собаки след не брали! – отшучивался Олег Палыч, – ради бога, не напоминай мне чукчу из анекдота!

Понятие «чукчи» было для Жака очень сложным. Этим словом росичи и бранились, и ласково обзывались, и пользовались для обозначения всех иноземцев. Поэтому в таких случаях Жак лишь чесал свою тощую задницу, безбожно исполосованную можжевеловым веником.

Вот и сейчас, Булдаков уселся на специальную дощечку и принялся беззлобно подтрунивать над скукожившимся приятелем.

– Что росичу в кайф, то французу – смерть, а, старина? – министр что-то проворчал, а затем испортил воздух.

– У-у! Сука! – завопил подполковник и бросился вон из парной. Жак засмеялся и вышел вслед за ним. Олег Палыч уже плескался в бассейне.

– Ненавижу немцев и французов! – сообщил он, – за вашу отвратительную привычку бздеть где попало. У нас за это обычно дают по шее.

Жак тихо залез в бассейн и устроился в уголке, поглядывая, как бы рука Немезиды не покарала его за скверные шутки.

– Ладно, Олег! – примирительно сказал он, – ты с Людовиком не спал. Булдаков от ужаса хрюкнул.

– Я мальчиками не увлекаюсь.

– Какой, к черту мальчик, за тридцать уже! – посол покачал головой.

– Шиш тебе, а не свежий анекдот в следующий раз! Ты их против меня используешь.

Дверь в сауну заскрипела, и на пороге возник Джонатан Оверлорд в сопровождении своей сестры.

– Ты кого, бля, привел! – возопил Булдаков, погружаясь в воду по самую шею, хотя это не скрыло его фигуру ни в коей мере, – бабы с мужиками у нас давно не моются!

Удивленный и опешивший король Британии застыл в недоумении. Из-за двери высунулась рука Светланы и утащила принцессу за порог. Дверь закрылась.

– Пардон, Ваше Величество! – брякнул подполковник, – ну никак не ожидал здесь вашего появления, да еще и с дамой. Надеюсь, вы не сильно обиделись на мою фамильярность?

Бритт задумчиво почесал репу.

– Добро, хоть по шее не получил. Как это я не догадался спросить о порядке посещения купальной? У нас, сэры, в Британии дамы всегда помогают мужчинам совершать процесс омовения… Можно к вам присоединиться?

– Валяйте! – махнул рукою хозяин, – и запомните: нет у нас понятия «фамилиен таг». В смысле, family day. Мы, полешуки, сами моемся. Нет, нет, mon ami! Сначала в душ, затем в парную, и только потом купаться! Вы, кстати, читали чеховский «Крыжовник»?

В три часа ночи трое мужчин сидели в небольшой беседке и тянули пиво, доставленное с «Большой Земли». Совершенно изнуренный баней бритт полулежал в кресле и мечтал.

– Вернусь в Лондон, тоже сауну устрою. Ловко вы меня отделали, сэр Олег! Почище любого турнира.

– Да, грязи на вас немало было, – согласился тот, – такое тело в корыте не шибко-то и отмоешь.

Жак ничего не сказал, лишь наполнил свою кружку.

– Какой вкусный эль, – продолжал Джонатан, – у нас его пьют из рога. Но наш более кислый.

Вспоминая ту кислятину, которую во Франко называли «эль», Булдаков поморщился. Жак засопел и произнес:

– Ваше Величество, – мы с Олегом Палычем частенько сидим вот так и смотрим на звезды. Он утверждает, что некоторые из них гораздо больше нашего Солнца.

– Угу! – промычал Булдаков, – особенно вон та.

Он указал на яркую точку на небосводе.

– Та наверняка больше, – согласился Джонатан, – а вон та никак не больше.

– Юморист! – фыркнул Жак, – вот за такие шутки Торкемада сдирает шкуру. Хотелось бы знать, о чем сейчас думают Бертрам с Хосепом.

– Бертам с Хосепом сейчас спят, – зевнул Олег Палыч, – и я предлагаю тоже двигаться на боковую. Ваше Величество, вас просветили насчет уборных? Учтите, ночными вазами у нас не пользуются.

Утром, едва рассвело, посол уже припарковывал свой автомобиль к крыльцу королевского дворца. Но в королевской приемной его поджидал сюрприз: главный мажордом с неудовольствием ответил, что Его Королевское Величество заняты.

– А по печени? – сжал Булдаков пудовый кулак.

– Но, господин посол, я лишусь места! – захныкал мажордом.

– Сейчас я тебя сам его лишу, – пообещал посол опуская руку ниже.

Отстранив бедолагу мощным пинком под зад, подполковник распахнул дверь и объявил:

– Посол Белороссии господин Булдаков! Всем привет.

Людовик вздохнул с облегчением.

– Доброе утро, сир! – Густаво де Бертрам надавил своему повелителю на ногу.

– Ваше Величество, – капризно произнес Хосеп, – вы обещали нам личную аудиенцию! С глазу на глаз.

– Разумеется! – произнес наглый посол, без разрешения подвигая себе кресло и садясь, – все строго секретно: вы, он и я. Больше никого.

– Но почему! – воскликнул Бертрам, – разве Его Величество больше не хозяин в своем королевстве?

Людовик смущенно кашлянул.

– Все очень просто! – любезно отозвался Булдаков, – вас ведь двое! Теперь и нас стало двое. Играть нужно по правилам.

Нажатие на ногу Хосепа усилилось, и он побагровел.

– Любезный брат мой, – воскликнул он, – я не понимаю, по какому праву посланник чужой страны врывается в ваши покои и мешает нам обсуждать наши дела? Неужели некому его выпроводить? Сегодня из дворца, а завтра – из Франко.

– Любезный король! – насмешливо произнес Олег Палыч, – в отличие от вас, скорбных, мы вкладываем деньги в это королевство, и прилагаем некоторые усилия для его развития. И мы не можем допустить, чтобы Его Величество Людовик IX оказался жертвой ваших авантюр. Вот вам, к примеру, мил человек, на народ Франко плевать.

Палец посла уперся в герцога.

– Мы беспокоимся об их душах, – высокопарно произнес тот, – а не о грешной оболочке.

– А как же! – эхом отозвался посол, – только интересно, а как насчет собственных душ?

– О наших душах заботится Ромейский Владыка!

– Ну так вот! – решительно сказал Булдаков, – отныне вы будете заботиться о душах добрых каталонцев. А о французах позаботимся мы сами. Так, Ваше Величество?

Людовик согласно кивнул. Ему было все равно, под чьим каблуком править Франко. Росичи, даже казались предпочтительней, ибо давали больше самостоятельности и не лезли в религиозные вопросы.

Увидев, что дело не сдвигается с мертвой точки, герцог встал и надменно процедил:

– Что ж, очень жаль. Ромейский Владыка будет очень огорчен вашей непокорностью. Пойдемте, Ваше Величество! – Хосеп грустно посмотрел на француза.

– Жаль. Мне тоже очень жаль! Если передумаете, пришлите гонца. Не могу сказать, сир, что было приятно с вами познакомиться, – обратился он к Булдакову, – хоть вы и издалека, но королевский сан нужно уважать.

Булдаков искренне поклонился каталонцу.

– Король, моя работа такая! А что касается уважения… – подполковник скорчил мину, – когда вы приедете один, и я увижу, что вы перестали быть марионеткой в руках таких людей, как он… вот тогда и будет уважение.

– Мой брат Людовик тоже марионетка, – возразил Хосеп, – только в ваших руках.

– Отнюдь. Их Величество человек очень мягкий, а я лишь огласил наше общее решение. В противном случае, посольство Белороссии перебралось бы в Лондон. Джонатан Оверлорд оказал нам такую милость. До свидания, король! Герцог, прощайте!

Король Каталонии пытался что-то сказать, но Густаво де Бертрам увлек его за собой. Карета довезла их до порта, где оба сели на судно и в сопровождении мрачных кирасиров отбыли на родину. Луиза отбыла вместе с ними.

Разговор, состоявшийся в карете, был лишен оптимизма.

– Ну-с, Ваше Величество, как вам ваш царственный брат?

– Смел. Смел не по годам.

– По годам. Щенок еще не понимает, против кого он тявкнул. Тотмес быстро обломает его.

– Нет, герцог. Одного Людовика и ломать нечего. Человек, который стоит за ним – вот загадка. Жесткость без жестокости, гнев без злобы, вера в сердце без веры в душе!

– Опасный тип, Ваше Величество. Его нужно устранить.

– Я тебе, сука, устраню! – донесся голос из скрытого динамика, – так устраню, что дыба Торкемады мамой ласковой покажется!

Герцог втянул голову в плечи. Хосеп испуганно перекрестился и схватился за четки. Больше о страшном после Булдакове до самой Каталонии не было сказано ни слова.

А вечером во дворце короля был роскошный прием в честь короля Британии и его красавицы-сестры. Джонатан, одетый в черный охотничий костюм, весело болтал с кардиналом Дюбуа, когда Людовик разыскал его и, вложив в руку бритта руку принцессы Анны произнес свадебный тост.

Единственно волею своего могучего духа Джонатан Оверлорд не грохнулся в обморок, что было бы уж полной непристойностью, но его руки тряслись и через неделю, во время произнесения обетов верности.

На прощание Светлана долго шепталась с новоиспеченной королевой Британии, давая советы по уходу за кожей лица, которые, конечно, вреда не принесли бы, ровно как и пользы. Анна, не знавшая, радоваться ей или огорчаться, ехала к новому месту жительства моргая красными от слез глазами и хлюпая носом.

Ее золовка Генриетта осталась во Франко и готовилась выйти замуж за «куска» – Мухина, который в предвкушении этого «удовольствия» едва не раскодировался. В ожидании церемонии брака принцесса жила во дворце короля, в виде развлечения имея рассказы принца Франсуа о своих победах над женщинами. Людовику даже пришлось поставить брату на вид, что в случае незапланированного развития событий дальнейшее его пребывание на этом свете продлиться в келье напротив среднего брата.

Глава 37.

Перед иконостасом с зажженной свечой стояла Евдокия и дрожащими губами шептала молитву во славу святого Владимира – покровителя всех воинов-мучеников. Три года траура прошли, и завтра она вновь заплетет волосы в две косы – непременный атрибут бабарихи. Рядом что-то гундосил себе под нос ее отец, а чуть поодаль водил кадилом отец Афанасий, назначенный Норвеговым митрополитом Белороссии.

Сам командир сидел на лавке в первом ряду и тихонько подремывал. Вскормленному в лучших традициях атеизма полковнику не удалось настроить мысли на душеспасительный лад. Несколько раз «митрополит» неодобрительно покачивал головой при виде разморенного Константина Константиновича, но тот продолжал клевать носом. Чувствуя, что в храме вот-вот раздастся мощный командирский храп, отец Афанасий хотел побыстрее закончить мессу.

Наконец со стороны алтаря донесся финальный «Аминь», и люди потянулись к выходу. Под сенью вишневого сада, который столь любил священник, были накрыты поминальные столы. Прихожане чинно расселись за них и «тайная вечеря» началась.

Темнело. Тосты «за упокой» вскоре переросли «во здравие», вот-вот должна была затянуться первая стыдливая песнь, но чувствуя, что поминки превращаются в пьяный вертеп, Норвегов единым жестом завершил столь чудесный вечер.

За эти годы поселяне привыкли к соседству инородного социума и даже влились в веселое общество: в школе учились вместе дети военных и слободская ребятня, в числе молодых солдат было известное количество местных «парубков», а несколько человек из базы в поисках истины приняли постриг. На мануфактурах трудилась и вовсе разношерстная публика. Наемные рабочие из окрестных весей, полтора десятка ливонцев, несколько поляков. В эту компанию затесался даже отставший от каравана турок по имени Мустафа. Он быстро освоился на просторах Белой Руси и вскоре уже сидел на центральном рынке, подобрав под себя всю торговлю восточными сладостями.

Ввиду хорошей погоды домой возвращались пешком. От монастыря до военного городка вела широкая аллея, усаженная молодыми каштанами. Справа, на пашне слободы цвела гречиха, и над головами путников проносились последние пчелы тяжело груженые медом.

– Ой! – воскликнула Полина, – а они нас не покусают?

– Нужна ты им больно, – с деловым смешком опытного бортника ответил Андрей, – к тому же, ты, наверное, невкусная.

– Не был бы ты моим братцем! – разозлилась девушка, – я бы тебе показала и вкус и цвет!

– Если бы у бабы был… – завела Анастасия, но Андрей зажал ей ладонью рот.

Настя работала медсестрой у Львова и, соответственно, нахваталась от него «мудрости потомков», не имеющей к медицине никакого отношения. Трое молодых и перспективных: Анастасия Волкова, Александра Рябинушкина и Сергей Горошин осваивали нелегкое и почетное ремесло врача. Львов отыскивал свои старые конспекты, которые жена не успела «пустить на самокрутки», и заново проходил курс хирургии на головастиках.

Однажды Анастасии посчастливилось даже сделать самостоятельную аппендэктомию – операцию по удалению аппендикса у одного из монахов монастыря. Двое других «знахарей» пока не могли преодолеть страха перед анатомичкой, а вот Настя с удовольствием составляла компанию майору Львову и с увлечением ковырялась во внутренностях покойников. Врач делал ей кумплименты и предлагал стать патологоанатомом при госпитале.

– Полина, что ты делаешь завтра вечером? – спросила она у золовки. Та радостно встрепенулась:

– С малышами посидеть?

– Сестренка, мы хотим с Настей сходить к ее чудаку-деду, – объяснил Андрей, – просил зайти старик. Не так уж часто мы его и навещаем…

– Конечно-конечно! – защебетала Полина, – я с удовольствием вас подменю. Когда придти?

– Часикам к шести, – сказал Волков, – будем весьма признательны, если опоздаешь не более чем на полчаса.

Утром Андрей отвел близняшек в детский садик, расположенный на окраине Буковины – так жители Бобра называли новый район, выросший за последние три года между Базой и Бобровкой. Район был застроен однотипными двухэтажными коттеджами, в которые заселились молодые семьи из подземных квартир. Таким образом, нижние уровни снова были законсервированы до лучших (худших) времен.

Днем папа-Норвегов собрал очередное совещание, на котором снова был поднят вопрос о дензнаках. Рябинушкин предлагал ввести хотя бы серебряные гривны для расчетов с окрестным населением. Да и зарплата своим – неплохой стимул повышения производительности. Иначе находятся отдельные «элементы», способные днями слоняться по военному городку в поисках развлечений, и желающие пользоваться всеми благами цивилизации. При этом собрание таинственно посмотрело на майора Горошина, чье существование было сведено к обнаружению недостатков, как среди материальной части, так и в людской среде.

– Я свою зарплату отрабатываю! – огрызнулся тот в ответ на немой упрек.

– К сожалению, да, – подтвердил Норвегов, – люди подобного сорта будут нужны всегда.

– Какого такого «сорта»? – насторожился Горошин.

– Третьего, – пробубнил кто-то из глубины кабинета. Замполит покраснел.

– Давайте по существу! – предложил зампотылу, – деньги нам необходимы – это факт. Ни одно более-менее развитое общество без них не обходится. Я, по крайней мере, не знаю такого прецедента. Быть может наши потомки и смогут как-то по-другому выразить меру стоимости товара и труда, но сейчас нам некогда ломать над этим голову.

После не слишком бурных дебатов было все-таки решено чеканить собственную монету: медную и серебряную. Ответственным за это дело назначили-таки Горошина, ибо наряду с многочисленными недостатками он никогда не имел тяги к обогащению. Майор пообещал содержать Монетный двор на самом высшем уровне и тут же признался, что ни пса не смыслит в чеканке. К счастью, монастырский келарь в этом кое-что соображал, и он тут же набросал карандашом схему процесса. Заседание продолжалось.

Волков едва успел сам явиться домой к половине шестого и сесть за стол, а Полина уже быстро накормила близнецов, Наташку и Иринку, вымыла их мордашки и увела гулять. Близнецам было по два года и девять месяцев, и вместе они здорово доставали старшего брата Костю, которому уже шел четырнадцатый год. Тот дулся и говорил отцу, что сестрички должны ему в старости жевать корочки.

В данный момент он вернулся с улицы, где гонял мяч с пацанами, и готовился к вечернему свиданию с Марой, которая вот уже несколько лет была предназначена ему в жены. Отец Мары – Алексий доводился Ратибору родным братом и политическим противником. Он имел в Бобровке своих сторонников, не одобрявших политику старейшины. Они считали, что становятся слишком зависимыми от «пришельцев» и время от времени возбухали по этому поводу. Так что союз Костика и Мары носил легкий политический окрас.

Как только на ратуше пробивало пять часов вечера, Костя оставлял свои детские забавы и шел домой ворча: «Пора мою кобылу вести в ночное!».

И буде ночь, и тайна, и плезир…

Парня давил переходный возраст. Рано повзрослев физически, он морально оставался тринадцатилетним подростком, чье тело томилось, а пытливый ум страдал в отсутствие первичного опыта. И если другие пацаны сравнительно легко переживали эту трансформацию, то ему, рядом с которым находилась молодая девушка, да еще во время суток самой природой отведенное для услады…

Тело стремилось к тому, чего еще не готов был постигнуть разум, а Мара, прижимавшаяся к нему истово, усиливала ощущения дискомфорта. Дилемму необходимо было разрешить.

На окраине Буковины стояло несколько строений, предназначенных для исследований и практических работ. К одному из них и подошли к шести часам Волковы. Цех номер три занимал четырехэтажное здание палевого цвета и сверху напоминавшее букву «Ю». В той части, которая была «палочкой», группа «камикадзе» местного разлива решала историческую проблему: «Какого хрена?» Десятки компьютеров обменивались мнениями и информацией с резервным компьютером Базы. Пока успехи были ничтожны: в основном на главный монитор выводились надписи.

«Состав атмосферы пригоден для дыхания», «Следов радиоактивного заражения не обнаружено», «В Северных районах Канады возможны осадки типа снега» – примерные «новости» за неделю.

– Полезная информация! – кивал головой Серегин, прохаживаясь взад-вперед по машинному залу, – только как ее передать эскимосам? Особенно, если той Канады и в помине нет в этом мире…

Старший техник машинного зала Рената Локтева (урожденная – Кохтль) отвечала со своим насквозь гамбургским акцентом:

– А что бы вы хотели? Информация снимается с датчиков температуры, давления и влажности!

– Ты, Рената, конечно знаешь, где чего у гамбургера, но в теории пространства слаба аки котенок. Статистические результаты показывают интересную закономерность; ты знаешь, от чего зависит точность эксперимента?

– От количества экспериментов, ядрен батон!

– Так вот. Сравнивая данные, хранящиеся на компьютерах за период 1980 – 1999 годов и наблюдая за местной средой, мы обнаруживаем странное соотношение некоторых физических величин. Ты меня слушаешь?

– Yawohl! – отозвалась Рената.

– Gut. Компьютеры, к твоему сведению, подключены не только на датчики температуры, давления и этой, как ее, влажности! Имеются и другие. Вот ты, к примеру, заметила, что вода здесь закипает при 103 градусах по Цельсию, а не при 100?

– Да? – равнодушно пожала плечами девушка, – а я думала, что при девяноста…

Майор хрюкнул.

– Это вы, матушка, с прямым углом спутали… Так вот… А методом радиоуглеродного анализа вообще обнаружено, что возраст этой планеты – 2.2 миллиарда лет!

– Это много или мало?

– Крайне мало. На Земле в такую пору Протерозойская эра была – царство беспозвоночных. А тут картина типичного Кайнозоя. Так что, отвечая на наш вопрос, кстати, неправильно сформулированный, компьютер виртуально пожимает плечами: «Хрен его знает, ребята! Я не местный!» Такие вот дела, Зося Викторовна!

– Чего? – выронила Рената из рук рейсфедер.

– К нам гости! – поздравил собеседницу майор, оторвавшись от окна.

Дверь открылась, и Андрей Волков застыл на пороге.

– Гутен абенд! – вежливо произнес он, – привет всем товарищам, особенно майорам!

– Бонжур, – вяло поклонилась Рената.

– Хелоу, каптайн! – выбросил правую руку в нацистском приветствии Серегин, – Их унд моя баба приветствуют доблестный партизанен! Но пасаран!

– Рената, где твой благоверный? – перешел наконец на человеческий язык Волков.

– Муж, что ли? – скривилась та, – кораблики пускает.

– Ауфидерзаин, камерадес! – кивнул важно парень, – Настюха, ходу в Овал!

Они поднялись на третий этаж и прошли по путепроводу в Овал – странное сооружение в виде велотрека, служившее испытательным полигоном для моделей Олега. Здесь официально и наглядно подтверждались свойства местного магнитного поля. Здесь пропадал денно и нощно Олег Локтев – главный конструктор моделей летающих аппаратов нового поколения.

«Магнитопланы» летали исправно, сложнее было ими управлять, периодически изменяя намагниченность крыльев и фюзеляжа. Но Олег был мужиком упорным – уже был достигнут часовый рекорд пребывания модели в воздухе и скорость в 0.5 Мах.

Около полутора лет назад он, с детства любивший собирать из подручных материалов самолетики, обнаружил странное явление. За неимением подходящего материала очередной самолет был собран из куска мягкой жести, отодранной от старой трансформаторной будки. В воздухе модель повела себя странно: повернувшись носом к северу, она внезапно набрала приличную скорость и скрылась из виду.

Через неделю монахи принесли ее для обзора Норвегову. Модель самостоятельно преодолела тридцать километров и застряла в кочке на болоте, где иноки собирали клюкву. С тех пор Олег «заболел». Опровергая законы старого мира, его модели носились по Овалу все быстрее и стабильнее. Не за горами уже было строительство опытного образца.

Андрей шел к Олегу, который стоял на постаменте в центре Овала и вращал башкой со скоростью филина. Когда до приятеля оставалось несколько десятков шагов, Волкова едва не задела модель – сильно вытянутый треугольник, собранный из пермаллоя и полимеров.

– Ты хоть сам-то в курсе, по каким законам летают эти штуковины? – прокричал Андрей.

Тот обернулся, хлопнул ресницами и, протянув руку, поймал свое произведение.

– Гипермагнитный генератор моделирует магнитные потоки, по знаку противоположные полю планеты. Чем больше модуль разности магнитных потенциалов, тем большую массу может иметь модель. Соответственно, чем больший угол атаки, тем выше она поднимается. Что-то вроде летающего змея… Только там угол атаки образуют плоскость самого змея к направлению воздушного потока, а здесь – силовые линии поля. Направление вектора перемещения позволяет нам вычислить кое-какие версии насчет количества степеней свободы данного тела в полете… Если мне удастся ограничить их числом два, то Нобелевская премия у меня, брат, в кармане. Но тут еще масса вычислений, связанных с неевклидовой геометрией, так как законы обычного пространства здесь действуют с большими погрешностями…

– Хватит! – взмолился Волков, обожавший точные науки, как христиане – Иуду Искариота, – еще немного, и я сойду с ума.

– Тебе, собственно, чего? – вернулся, наконец, в себя Олег.

– Мне необходимо, чтобы сегодня вечером вектора наших перемещений совпали!

– Куда? – только и спросил Локтев.

– Несколько лет назад мы вчетвером ходили по одному забавному лесному маршруту, – начал Андрей, но Олег перебил:

– Не надо! Помню! К деду-Лешему?

– Ага? – кивнул друг.

– А нельзя раньше предупредить было? – покачал головой Олег, – ох, уж эти русские! Когда выходим?

– Уже!

– Ренату брать?

– На кой она нам? Пойдем! Успеешь еще наиграться со своими летающими вафельницами.

– Глаза бы мои на них не глядели! – в сердцах произнес парень, – может, перед прогулкой по «сто пятьдесят»?

– После. И по «двести».

У выхода переминалась с ноги на ногу Анастасия.

– Чего так долго? – спросила она недовольно.

– Нет, вы только послушайте! – заклекотал Олег, – приходят не предупредив, забирают к черту на рога, да еще и недовольны чем-то!

– Ну, не обижайся, что ли! – заныла Настя, – шибко надо!

Пройдя в молчании непричесанные заросли, путники оказались у знакомой ограды. Мрачное чучело филина равнодушно сверкнуло пустыми глазницами.

– Здорово, Цербер! – шутливо поприветствовал Андрей бывшую птицу, – яйцо не снес?

– Это же самец! – фыркнула Настя.

– Бывший самец, – поправил ее голос из-за ограды.

– Дедуля! – воскликнула девушка.

– Он самый, – старик отворил калитку, – редко же вы меня навещаете. Добрый вечер! Хотелось, правда, чтобы он был подобрее…

Андрей навострил уши.

– Что-нибудь случилось, дедушка? – волхв сделал пригласительный жест:

– Проходите в дом – там поговорим.

В доме он зажег свечи подбросил в очаг дров. Несмотря на летнюю пору в избе было прохладно – густые кроны вековых дубов почти не пропускали солнечный свет. Олег, впервые бывший внутри с живым интересом осматривался вокруг. Настя же с Андреем пытливо вглядывались в суровое лицо старика, безуспешно пытаясь определить причину его тревоги.

– Беспокоит меня, Андрюша, женка твоя бывшая, – наконец изрек дед. Не желаешь ли взглянуть?

– Отчего же, – сказал тот, – от меня ведь не убудет…

– Кто знает, – загадочно повел плечами волхв, – тело твое точно целым останется… душа же…

– За руки браться?

– Нет. Теперь она сама ищет тебя, прося помощи у Всемогущего.

– Однако! – протянула Анастасия, – сильно ее прихватило!

– Подойдите! – скомандовал волхв, и все трое приблизились уже к известному ушату.

Старик взял щепоть порошка из висевшей на поясе торбы, и бросил ее в воду. Из ушата повалил дым, а когда он рассеялся, в воде возникло отражение женщины, стоящей на коленях перед иконостасом. В руке она держала свечу, освещавшую бледное заплаканное лицо, в котором Андрей с трудом разглядел черты Анжелы. Губы ее шевелились, но в отличие от прошлого раза, звука не было. В душе Волкова шевельнулось что-то теплое.

– Возможно, я – дурак, – произнес он после того, как изображение исчезло, – мне ее жалко.

– Мне тоже, – шмыгнула носом Настя.

– В наших силах ей помочь, – произнес молчавший до этого волхв.

– Как? – воскликнули гости в один голос.

– Я могу перенести ее сюда, – скромно признался старик.

Анастасия вытянула губы трубочкой.

– Ну, спасибо, дедуля! Огромное «спасибо» за предложение! Вот я взяла и своими руками отдала собственного мужчину!

– Она погибнет, – глухо сказал Андрей, – как я смогу смотреть сыну в глаза, зная, что мог спасти его мать и не спас?

– Почему мне должно быть плохо, чтобы ей стало хорошо? – не унималась девушка.

– Никто не говорит, что она займет твое место, – вступился Олег, – ты ведь мать. Если бы у тебя отняли детей?

– Не знаю! – заплакала Настя, – ничего я не знаю. Чувствую только, что отныне придет конец моему спокойствию!

– Ты еще скажи «твоей моногамии». Вы прямо сейчас ее можете перенести?

Старик насупился.

– Если моя внучка против, то ни о каком переносе не может быть и речи.

Волков посмотрел на жену испытующим взглядом.

– Я согласна! – устало ответила она на его немой вопрос, – но ты, котяра, еще пожалеешь.

Олег с шумом выдохнул воздух. Волхв усмехнулся в бороду.

– Тогда завтра перед рассветом, когда Афродита вызовет сильное возмущение Селены. Это облегчит мою работу.

– Дедушка, – внезапно спросил Олег, – а вы нас туда перенести не сможете?

Волхв расхохотался.

– Ну уж и спросил! Насколько я понял, у вас твоих любимых «полей» нет? Как тогда сконцентрировать кокон, в который ты должен попасть? Никак!

– Поле есть, но очень слабое. Местное поле от него отличается как шторм от штиля.

– Вот видишь. Можешь залететь к Переплуту на кулички.

– А все-таки жаль! – вздохнул Андрей.

– Час от часу не легче! – заныла Анастасия, – теперь он хочет обратно!

– Тихо, внучка! – цыкнул дед, – даже у тысячи волхвов не хватит силы забросить к ним хотя бы собаку. В то время как…

– Интересно, выходит, что тысяча волхвов смогла бы нас перенести сюда, – задумчиво почесал в затылке Волков, – следует справиться, не было ли лет пять назад в окрестностях большого шабаша… Чутье мне подсказывает, что Афродита тогда зависала над Селеной больше недели.

– Шут с тобой, внучек! – икнул волхв, – кто такое помнит?

– Люди в дела волхвов не вмешиваются, – подтвердила Настя, с любопытством поглядев на деда, – дела эти сокрыты мраком и тайной. На сколько лет я моложе твоей Ангелы?