Текст книги "По ту сторону черной дыры"

Автор книги: Дмитрий Беразинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

Глава 14.

Три дня спустя в лесу затерялась небольшая группа, возглавляемая начпродом – майором Галкиным. Люди пошли за грибами. Тут и сыграла с Сергеем Васильевичем дурную шутку его наследственность.

Его дед – Петр Галкин – был прямым потомком Иисуса Навина, легендарного библейского героя. Страсть к путешествиям неотступно преследовала их династию. Любимым занятием Петра Галкина было водить белополяков по полесским болотам в поисках партизан. Проводник из Галкина был никудышный – в деревне его выгнали из пастухов. Стадо никогда не возвращалось домой – максимум, пятнадцать процентов наиболее упорных, да еще десять находили деревню самостоятельно по азимуту.

Но поляки – люди, вообще, очень доверчивые. Увлекаемые проводником, они вязли в топи, как мухи в патоке. Люди не коровы. Пришлось белополякам, скрепя сердце, повесить Петра на суку корявой ивы. Сиротой остался маленький Вася Галкин. Мать повесили солдаты кайзера Вильгельма за то, что когда её попросили нарисовать как добраться до соседней деревни, она ошиблась, и полвзвода утонуло в выгребной яме за огородом.

Василий рос смышленым мальчиком. К шестнадцати годкам закончил Нахимовское училище, стал его гордостью, сдав на «отлично» лоцию и навигацию. Великая Отечественная война застала его в Таллине. Мечтая отличиться в морских баталиях, паренек нанимается лоцманом на немецкий линейный корабль «Дер Вератер», на котором вступает в связь с дочерью капитана – фройлян Кирхнер.

Василий, управляя кораблем в кромешной тьме и постоянном тумане, зарулил в Тронхейм-фьорд. Высадившись на берег, оккупанты принялись вырезать мирных норвежских жителей. Когда туман рассеялся, оказалось, что произошла ошибка, но было уже поздно – город Тронхейм оказался в лапах нацистов. Лоцмана призвали к ответу, говоря, что согласно диспозиции они должны были быть в Мурманске, но в ответ на упреки капитана, Василий равнодушно заявил:

– Майн готт! Захватим и Норвегию – отличные луга!

Кляня идиота-лоцмана нехорошими немецкими словами, штандартенфюрер Кирхнер загнал своих доблестных орлов обратно на корабль, и приказал идти на полных оборотах к Мурманску.

Разворачиваясь, Вася зацепил кормой за брекватер, и линкор дал течь. Осмотрев пробоину, Кирхнер понял, что боги отвернулись от него. Он вынул из кобуры «парабеллум», и застрелил гордость мореходки на месте.

– Никогда не доверяй нахимовцам! – пробормотал штандартенфюрер, пуская себе пулю в лоб.

Май 1945 года. Советские солдаты выкуривают из роскошного особняка семейство Кирхнеров. Взгляду запыленного майора предстает очаровательная немка с трехлетним карапузом на руках. Фрау что-то тараторила на своем прусском наречии. Переводчик поведал майору, что эта женщина утверждает следующее: пацан – сын русского героя – Василия Галкина, который в одиночку потопил немецкий линкор.

– Ya, Ya! Vasily Galkin! – повторяла немка, как попугай, – Pif-paf!

– Чего? – не понял майор.

– Расстреляли Василия, – пояснил переводчик.

– Ах, ну конечно! – вздохнул красный командир, – за линкор у них высшая мера.

Он решил взять мамашу с сыном в СССР. Оставлять ребенка предполагаемого Героя Советского Союза в Германии было нелогично. Привез майор их в свой родной Новогрудок, да и сдуру женился на красавице Берте. Загнала она его в гроб своей немецкой педантичностью через десять лет, а сама полностью посвятила себя воспитанию сына.

Сергей закончил с отличием школу, затем МВИЗРУ, но был почему-то направлен в часть «Бобруйск – 13», где и дослужился до майора. Выше его не отпускал Рябинушкин, который очень ценил Сергея Васильевича, шутя поговаривая:

– Вот уйду я на дембель, Серега, тогда займешь моё место, – и при этом хохотал во все горло. Рябинушкин был младше Галкина на два года. Им давно была пора на пенсию обоим, но неразбериха в республике сохранила кормушку и шефу, и заму.

Жена, Алевтина Тимофеевна иногда в сердцах обзывала его неудачником. Галкин молча слушал ее тирады, а затем как бы невзначай спрашивал:

– Мать, что у нас сегодня на обед?

– Шашлык по-карски, – не понимая, о чем речь, отвечала супруга.

– А завтракать чем мы изволили, что-то не припомню?

– Кашей гречневой с сосисками.

– Так… А ужинать чем будем?

– Карп в желе.

– Ну не знаю… не знаю… Тина, может тебе дубленку купить?

– Да у меня их три!

– А может нам стоит квартирку подремонтировать…

– Глаза разуй! В прошлом году под «евро» все сделали!

– Дык что же ты, сучка, меня достаешь! – вскакивал и делал страшные глаза Сергей Васильевич, – может тебя для полного счастья плетью разок вытянуть? А!?!

Затем оба шли на кухню. Жена тянулась к шкафчику за валерьянкой, а Галкин к холодильнику – за водкой. Полечившись таким образом, ни затем сидели на диване и слушали «Лунную сонату».

Пропали грибники. Не вернулись вечером пять человек: Галкин, Малинин, Знак и жены двух последних. Об этом утром и доложила Норвегову Алевтина Тимофеевна.

– А почему, извините за любопытство, вы не с ними? – спросил командир базы.

– Да я бы с ним к подруге в соседний подъезд не пошла бы – заблудилась! Такого Сусанина свет еще не видывал! Хотела бы я знать, как он с работы домой добирается?

– На машине, Алевтина Тимофеевна, на машине. А может они с ночевкой?

– Да нет же! Они собирались часок побродить около городка – грибов насобирать. У Малинина вчера был день рождения. Сорок пять годков стукнуло.

– Да! Дела… – протянул полковник, – придется вызывать «Бойскаута».

«Бойскаут» – так прозывался на базе старший прапорщик Мухин, всю свою бурную молодость проведший в разведроте. Отпуска он проводил в тайге, как он выражался, «охотясь на комаров».

Позвонили ему, но трубку никто не снимал.

– Или на «очке», или пьян в стельку, – констатировал Норвегов.

Жены у Мухина не было. Ни одна женщина не смогла привыкнуть к его проспартанской обстановке. Из мебели в квартире у него было всего: телефон, полуторалитровая пластмассовая бутылка с водой, да охапка сена, на которой спал хозяин. Завтракал и обедал он в солдатской столовой, а на ужин вообще мог поймать себе жирную крысу и устроить целое пиршество.

Вдобавок, он крепко и на всю жизнь побратался с «зеленым змием», и его основной исторической сущностью, в особенности по утрам, стала борьба с похмельем.

Как– то, подвергнув свои утренние ощущения классификации, он определил двадцать видов бодуна. Вот некоторые из них:

1. Легкое недомогание после «Столичной»;

2. Приятная истома после «Кристалла»;

3. Сухость во рту после массового приема сухого вина;

4. Тяжко налитая голова после чернила;

5. Великая сушь после спирта «Роял»;

6. Очумение от смеси водки с пивом;

7. Частичная потеря памяти после коктейля из шампанского, водки и «зубровки».

Заканчивался этот список перлом: «Ощущение прострации, связанное с принятой накануне смеси зубного эликсира с гуталином».

Недомогание, овладевшее Леонидом Ивановичем в это отвратительное утро, грозило вписаться в вышеупомянутый каталог под номером двадцать один: «жуткая мигрень, как следствие принятия огромного количества водки, разбавленной спиртом». Лучи восходящего солнца осветили не рожу, не морду и не харю. Выражение муки, застывшее на челе Мухина, давало сто очков форы выражению лица Иисуса Христа, изображенного на распятии. Если бы, сохранив это выражение, старший прапорщик сел бы где-нибудь у храма просить милостыню, он обеспечил бы себя на всю оставшуюся жизнь.

С усилием разлепив глаза, он стал прикидывать, где бы ему опохмелиться. По этой части он был докой. Ходили слухи, что однажды в таком состоянии он продал за сто долларов бобруйским цыганам коня на колесиках.

Раздался звонок в дверь.

– Карамба! – выругался Леонид Иваныч и пошел открывать. На пороге стоял Норвегов. В руках у него был полиэтиленовый пакет.

– Здорово, Иваныч! Нам нужна твоя помощь, – Мухин не сводил завороженного взгляда с пакета. Заметив это, Норвегов извлек оттуда бутылку водки и кольцо колбасы.

– Давай, лечись, а я тебя пока в курс дела введу. Пошли вчера пятеро наших в лес за грибами и не вернулись до сих пор. Необходимо, чтобы ты сходил на поиски.

Старший прапорщик сделал глоток прямо из бутылки и отхватил закуски.

– А кто повел? – прогудел он, аппетитно чавкая.

– Галкин! – Мухин подавился водкой.

– Кто-кто? Извините, товарищ полковник! – он закашлялся, – так этот хрен у себя дома сортир по стрелкам ищет! Я сам видел! Почти сутки прошли. Их нужно с Ка-50 искать, и где-нибудь на берегу Финского залива!

– Невозможно, Иваныч! Лес густой, сверху ничерта не видно. Вспомни, «Акула» цельный монастырь не заметила, а здесь всего пятеро человек. К тому же, зверей – море.

– Ну, что же! – Бойскаут отхлебнул еще разок из бутылки, – придется мне идти.

– Там в машине автомат с двумя запасными рожками, парочка гранат и бронежилет с каской.

– А лопатка саперная есть?

– Зачем она тебе? – удивился полковник.

– От медведей отмахиваться! Вы что, думаете, я от них отстреливаться буду? Больно мне нужно столько зверья калечить! Их же здесь, что в твоем зоопарке.

– Не придуривайся, – засмеялся Константин Константиныч, – отпугивать зверей будешь ракетницей. К ней зарядов – полный патронташ.

– Тогда все о’кей! – допив бутылку и зажевав оставшейся колбасой, старший прапорщик запер квартиру и бодренько сбежал по лестнице во двор.

Вечером вернулась автоколонна с монастырскими пожитками. Вместе с ними прибыли и незадачливые грибники.

– Где вы их нашли? – поинтересовался Норвегов у Булдакова, возглавлявшего колонну.

– Почти у самого монастыря – километрах в пяти. Выбежали из леса, как черти, и давай плакать от радости. Заблудились, говорят.

– С таким провожатым, и заблудиться? – спросил командир у грибников. Галкин стал краснее павианьего зада.

– Ладно! – сказал Норвегов, – с Мухиным будете разбираться сами – я его по ваши души отправил. Готовьте литров десять.

Домой Галкин шел с женой.

– Представляешь, мать! – возбужденно размахивал он руками, – зверя видели! Не олень, не зубр, и рога – во!

– Это тур, – устало улыбнулась Алевтина Тимофеевна, – будь я помоложе, я бы тебе за эти штуки наставила еще большие рога. Устал бы носить, поводырь хренов!

Глава 15.

Олег проснулся в полдевятого. Родители уже ушли на службу, и он мог еще немного поваляться. Его отец, начальник секретной части майор Локтев Михал свет Васильевич устроил свое чадо, которому уже было не много ни мало – двадцать четыре годика, на должность метеоролога. Олег, единственный из молодого поколения, видел приборы со стрелками и имел острый нюх на непогоду, в особенности, если речь шла о прополке клубники.

Идти на работу нужно было во второй половине дня: запускать зонд, возиться с барометрами, термометрами, гигрометрами и прочей военно-воздушной фигней.

Откуда– то из подмышки раздался стон. Затем одеяло отползло в сторону, и в образовавшееся отверстие просунулась взъерошенная блондинистая голова.

– Eh? Willkomm, Oleg. Kommen Sie her, Eine KuB!

– Я не понимаю по-немецки, – пошутил Олег, целуя светлый затылок.

– Ist Trottel! – отвернулась обиженно голова. Парень нежно обнял девушку.

– Und du, mein Schats! Was geht los?

– Der gute Junge, – вздохнула девушка, – Ich nicht Huren. Ich lieben dich.

– Боже, что за лингва! – вздохнул парень, – язык сломать можно.

Рената Кохтль упорно не желала учить русский. Уже даже мать Олега, дама с весьма невысокими лингвистическими способностями, выучила с, грехом пополам, несколько немецких фраз для общения с невесткой.

До катаклизма Олег работал на студии звукозаписи в Бобруйске. Однажды с напарником они отправились за очередной партией кассет в Польшу. В Лодзи остановились на несколько дней у знакомых, ожидая хорошего предложения. Игра в «гости» несколько затянулась по причине весьма банальной.

В результате очередной попойки «за приезд», Олег очнулся в незнакомом месте. Этим незнакомым местом оказался железнодорожный вокзал, выйдя из которого он прочитал название станции.

– Ну почему именно Гамбург! – застонал он, сжимая разламывающуюся от известной причины голову.

Организм требовал срочной опохмелки. Олег пошарил по карманам. В левом нагрудном нашлась бумажка достоинством в десять долларов. Она, да болтавшаяся на плече гитара – вот и все личные вещи, которые находились при нем. Решив, что на больную голову и пустой желудок решения не принимаются, он отправился в ближайший бар, сверкавший неподалеку своей вывеской. Начало смеркаться. Олег смутно помнил, что опохмеляться они сели, когда солнце только всходило.

Знание немецкого на уровне хорошей средней школы помогло ему в общении с барменом, оставив традиционный в таких случаях язык жестов на потом. Основательно утолив голод, и более, чем основательно, жажду, он понял, что в таком свинском состоянии серьезные решения принимают только идиоты. Поэтому, схватив свою музыкальную подружку, он отправился в разбитый неподалеку от бара скверик, где надеялся поспать на скамейке, но полицейский патруль заставил его отказаться от этого намерения. От скуки Олег начал перебирать струны гитары, напевая что-то из репертуара «Scorpions». Затем ему это надоело, и он завел песню Высоцкого «Баллада о детстве». Вокальные данные его оставляли желать лучшего, но он их компенсировал искренностью и страстью. По окончании песни раздались дружные хлопки. Парень поднял голову и открыл глаза – около полутора десятков человек расположилось около его скамейки и жадно внимали. В их числе были и двое полицейских, патрулировавших сквер.

– Noch, bitte! – попросила стоявшая рядом, удивительно симпатичная для немки, блондинка.

– Ну, арийцы, держитесь! – сказал Олег, и зашпарил «Охоту на волков».

Так продолжалось до поздней ночи, пока его пальцы не стали кровоточить. Рядом с ним крутилась компания каких-то битников, в которой верховодила та самая блондинка. Она протянула ему коробку, в которой Олег насчитал около семисот дойчмарок. Затем она сказала, что ее зовут Рената, она просит его придти сюда утром, а теперь пора по домам.

– Gut! – зевнул парень, укладываясь ночевать на скамейке, ибо было на редкость тепло.

Но уснуть ему не удалось. Девица его растормошила и увлекла за собой в какой-то погребок. Олег лишь успел прочитать, что он называется «У хромого Кристиана». То, что немцы гулять умеют, он понял, увидев несколько человек, лежащих на полу в интересном состоянии. Их постепенно отправляли по домам на такси более трезвые товарищи. Олег с Ренатой сели на свободные места, и все понеслось перед глазами. Впервые отведав национальных немецких коктейлей, парень понял, что попал. Тело отделилось от мозга, мозг от сознания, а сознание – от реальности.

Он пришел в себя лишь наутро. Реальность, вернувшаяся на своё законное место оказалась настолько нелепой, что бедняга подумал, что отъехал.

– Бред! – проговорил он вслух, надеясь на пробуждение. Но реальность расхохоталась ему в лицо.

Потолок был зеркальный, и в нем Олег увидел своё отражение. Он лежал на кровати в чем мать родила, а рядом посапывала вчерашняя блондинка. Кисть правой руки испытывала какое-то неудобство. Поднеся оную конечность к глазам, парень увидел на безымянном пальце обручальное кольцо. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце.

– Рената! – позвал он и похлопал девушку по обнаженному плечу.

– Was? – отозвалось сонное тело.

– Was ist los?

– Wir sind Gatten! – вяло возликовала блондинка.

– Депрессия – это гнев без энтузиазма, – начал было Олег, но вдруг до него дошел смысл сказанного.

– Чего? – заорал он, падая с кровати на шкуру какого-то животного, служившую ковриком, – какие, нафиг, супруги?!? Где мои джинсы?!?

Разревевшись чисто немецкими слезами, Рената рассказала, что вчера после погребка они гуляли по вечернему Гамбургу. Что их заставило зайти в ту церковь, девушка толком объяснить не смогла. Но, в итоге, их обвенчал протестантский кюре, чему господин Локтев абсолютно не противился (на этом месте Олег удивленно изогнул брови). Их брак занесли в книгу прихода, свидетели расписались, а новоиспеченные супруги пошли праздновать брачную ночь к ней домой.

Рената жила с отцом, шефом какого-то, чрезвычайно популярного в Германии журнала. Герр Кохтль, едва учуяв русский дух, поднял руки вверх и сказал «Гитлер капут». Затем угостил их каким-то нацистским пойлом и, указав на дверь спальни, с идиотским видом пожелал «спокойной ночи». Дочь задержалась, чтобы звездануть старика по лысине за столь наглую выходку, а когда вернулась, молодой муж вовсю выводил носом Брамса. Рената его раздела, разделась сама и прилегла рядом, полночи наблюдая, как молодое сильное тело нагло пренебрегает супружескими обязанностями. Под утро она уснула.

– Крестили ли меня в детстве? – размышлял вполголоса парень, – крестили. Цепочка где-то дома валяется. Действителен ли брак, заключенный церковью между представителями двух различных ветвей христианской веры? Хрен его знает!

Разум возопил, но тело уже поняло, что попалось. Успокоившись усилием воли, Олег глянул на обнаженную девушку и понял, что успокаиваться не время.

… А через пару дней, во время небольшого скандальчика в вышеупомянутом погребке, его сгребла полиция и, ввиду того, что при нем не оказалось визы, парня депортировали из Фатерлянда. Так, пройдя семь кругов ада, он очутился в родной двухкомнатной квартире. Родители удивленно покосились на кольцо, но расспрашивать не стали – у сына было отвратительное настроение. Кольцо он решил не снимать, ибо брак его был заключен на небесах, да и вообще, шею оно пока что не давило.

И вот однажды, в начале мая, он сидел дома и ждал прихода предков. Отец обещал похлопотать насчет работы – студия звукозаписи медленно, но верно откидывала копыта. В полшестого раздался звонок в дверь. Олег пошел открывать. За дверью его ждал сюрприз: с воплем «Meine lieber!» на его шее повисла Рената. Сзади выглядывали довольные физиономии родителей.

Выяснилось, что молодая супруга, уладив разногласия между двумя странами, приехала забрать Олега в свой родной Гамбург. Предки весь вечер ликовали и пили за здоровье молодых, и за то, что их сын будет жить лучше, чем они. Парень, слегка выбитый из колеи, поглядывал на вновь обретенную жену и славил Господа, за то, что при создании Ренаты был проявлен творческий подход.

Пока оформлялся загранпаспорт Олега, Рената жила в городке. Командир базы ворчал, что он имел ввиду такую секретность, при которой представители бундесвера разгуливают по территории, как в сорок первом, но, в целом, держался молодцом. Особист нес какую-то чушь насчет потайных микрофонов и видеокамер, установленных на немке. Олег был вызван в штаб, где ему напомнили о патриотизме, чувстве долга и детально расспросили. Он, пожав плечами, отвечал, что после нескольких брачных ночей исследовал все потайные места, как на одежде, так и на теле супруги, но ничего подозрительного не обнаружил.

А затем случился катаклизм. Рената пала духом на пару месяцев, но постепенно из транса выходила. Вот и сейчас она, лежа на животе, что-то тихонько мурлыкала про себя. Олег, повинуясь внезапному порыву, поцеловал копну золотистых волос и пробормотал:

– Боже, как с тобой хорошо!

Внезапно девушка уткнулась в подушку и начала всхлипывать.

– Was geht los? – спросил встревоженный Олег. Рената оторвала от подушки зареванное лицо прорыдала по-русски:

– Олег, я – сволочь! – парень улыбнулся:

– Вот мы уже и по-нашему заговорили. Давай, выкладывай, чего таилась? Только не говори, что ты шпионка – все равно не поверю, – Рената сразу перестала плакать.

– А я боялась, что ты так и подумаешь. Все гораздо проще. В университете я специализируюсь на русской культуре.

– В университете?

– Ну да. Я – бакалавр университета мировой культуры.

– И твои искания завели тебя так далеко, что ты решила выйти замуж за представителя этой великой нации? Эксперимент, так сказать провести! Значит… Значит, на моём месте мог оказаться практически любой? Ну спасибо за утренние новости! – Олег обиженно шмыгнул носом, – ну и сволочи вы, товарищи ученые!

– Ты меня выгонишь? – испуганно спросила Рената.

– А что, тебе есть куда идти? – иронично спросил Олег, – в Мариенбурге ждут не дождутся, когда ты осчастливишь их своим приходом.

– Так ты меня не выгонишь? – с надеждой спросила она.

– Не раньше, чем ты мне подаришь пару-тройку ребятишек. Шпионка! Давай-ка вставай – нам на работу скоро идти.

– А что теперь будет?

– Что-что! Русский потихоньку учить будем.

– Так я же его знаю!

– Ничего ты не знаешь! Будешь делать вид, будто потихоньку овладеваешь грамотой росейской. Yawohl?

– Иди ты!

– Пойдем завтракать, шпионка! Рацию потом в лесу закопаешь!

– Чего?

– Шучу, шучу. На склад сдашь.

В дверь позвонили. Олег пошлепал босыми ногами по полу в поисках тапочек и, найдя их, побрел открывать.

– Доброе утро, герр Локтев Олег ибн Миша! – поздоровался, входя в квартиру Андрей Волков. Следом за ним проскользнула Настя. Заметив, что Олег в своих любимых «трусах по чашечку», она взвизгнула.

– Ой! Вы еще спите! – Олег протер глаза.

– Уже нет. Проходите, – гости прошли в зал, где убирала постель Рената.

– Гутен морген! – поздоровался Андрей.

– Добрый утро! – отозвалась немка. У Андрея что-то защелкало.

– Олег! – позвал он, – а ты говорил, что не впитывает!

– Прорвало, – сказал вошедший Олег.

– Was ist «прорвало»? – спросила Рената.

– Даст ист фантастик! – ответил супруг. Она толкнула его кулачком в бок.

– Du ist SheiBen! – просипела девушка.

– Ого! – захохотал Андрей, – это даже я понимаю! Невысок же курс твоих акций.

– Не обращай внимания. Немцу сказать «шайзе», все равно что нам – «твою мать».

– Ладно, мы не за этим. Настя меня вот тащит к местному волхву – на сеанс колдунотерапии. Компанию не составите? Это недолго – часа на два-три.

Олег взглянул на супругу. Она чуть заметно кивнула и ушла на кухню.

– Сейчас позавтракаем и идем. Присоединиться не желаете?

– Спасибо, мы уже поели. Ты вот что: ответь мне на один вопрос. Вы с женой на каком уровне общаетесь? Она же все поняла, – Олег поковырялся в ухе.

– Видишь ли, я сам еще до конца не разобрался. Может мы просто созданы друг для друга? – он повысил голос, – а, Рената?

– Ya, ya, matka! – донеслось из кухни.

– Хенде хох! – подвел итог Андрей, – шли бы вы, товарищи, маршрутами созидания!

Было около десяти утра, когда они вышли из дома. Андрей и Олег на всякий случай захватили автоматы. Анастасия и Рената шли налегке. Подруга Андрея по такому случаю напялила пятнистый комбинезон, который он выпросил на складе. Парень хотел повесить ей пистолет через плечо, но ПМ оказался для нее слишком тяжел. Даже с обеих рук она умудрялась попадать в землю и после каждого выстрела долго ковырялась в ушах.

Выйдя через западный выход, они зашагали по дороге ведущей к посту номер пять и, пройдя по ней с полкилометра, свернули в лес. Странное это было место. Привыкшие к лесопарковой зоне двадцатого столетия, слегка захламленной, парни постоянно оглядывались. Такое они видели в сказках про бабу-Ягу в постановке Александра Роу. Девственный лес: громадные деревья, кое-где бурелом, придающий лесу сходство с волосами похмельной феи – все это здорово давило на психику. Теперь Андрей понял, почему колдуны выбирали для своих жилищ подобные места. Пока человек дойдет до места обитания волхва, у него будет душа в пятках и не совсем сухо в штанах.

Протащившись с километр по этой «сельве», путники наконец увидели капище, на самом краю которого располагалась избушка. Избушка была обнесена высоким частоколом. У входа их приветствовало немым криком боли чучело филина, насаженное на высокий шест.

«Его умертвили еще при жизни», – почему-то пришло на ум Андрею. Обстановка впечатляла. Кроны вековых деревьев смыкались над капищем, почти не пропуская света. И под всем этим великолепием стояла избушка, крыша которой, полностью покрытая мхом, никогда не видела солнца. Сам колдун возился в земле неподалеку от своего жилища. Он оказался старичком, у которого волосы и борода имели тот оттенок, который с начала времен отличает всех Санта-Клаусов.

– Здравствуй, дедушка! – поздоровалась Анастасия. Волхв поднялся, отряхнул колени и глянул на пришедших.

– Доброго здоровья! – пророкотал он неожиданно густым голосом, – вспомнила, внученька, про деда, в кои то веки?

– Вспомнила. А что это ты, дедушка в земле ковыряешься?

– Сельдерей пропалываю, будь он неладен!

Тут Андрей, вспомнив начала ботаники, решил вставить свои «пять копеек»:

– А разве без света что-нибудь растет? – дед хитро глянул на него:

– А я его, Андрюша, живой водой поливаю, – парень изумился.

– Откуда вы знаете мое имя?

– Ну что я за колдун, если не могу узнать такой простой вещи! – затем он засмеялся, показав зубы, которым позавидовала бы любая лошадь, – да мне внучка уже все уши прожужжала.

– А зелья приворотного она вам не заказывала? – Настя покраснела, а старик отвечал:

– Пыталась. Но мне удалось ей доказать, что истинное чувство выше волшебства.

Андрей сурово посмотрел на суженую, которая тотчас опустила глаза.

– Не брани ее, – попросил старик, – она ведь еще дитя. Ну очень ей в невесты захотелось!

Олег и Андрей засмеялись.

– Значит, ты хотел бы узнать, как сейчас себя чувствует твоя супруга? – парень кивнул, – это можно.

Старик подошел к небольшой бадейке, стоящей на лавочке у стены, и умыл руки. Затем взял что-то похожее на большой половник.

– Ходите за мной, – позвал он Андрея с Настей, а остальным велел ждать.

Волхв привел нашу парочку в хижину, состоящую из одной большой комнаты, посередине которой на каменном постаменте стоял огромный ушат с водой.

– Ходите сюда! – позвал старик, – ты, Андрей, думай о своей женке. А ты, внученька, думай о нем.

Он достал из висевшего на поясе мешочка щепотку порошка и сыпанул его в воду. Оттуда моментально высунулась щучья голова.

– Кыш, окаянная! – сплюнул дед, и ловко треснул рыбу по башке половником. Затем добавил порошка и принялся яростно помешивать, при этом гнусаво напевая. Из ушата повалил дым, такой вонючий и едкий, что Андрей чуть не закашлялся.

– А запах! – сморщился он.

– Тихо! – шепнул старик, – гляди в воду!

Парень затаил дыхание и до боли в глазах принялся вглядываться в зеркальную поверхность. Дым осел, и неожиданно Андрей увидел Анжелу. Она, покуривая, валялась на кровати, а рядом с ней сидел сосед из квартиры напротив – пятнадцатилетний Митяй Подвойский, и гладил ее по обнаженным филейным частям.

– Я как только тебя увидела, – донесся голос Анжелы, – так во мне сразу что-то перевернулась. Я себя удерживала, говорила сама себе, что ты младше меня на двенадцать лет, что я слишком старая для тебя…

– Ну какая же ты старая! Ты – классная девка! – бубнил Митяй, пуская слюни и льстя нагло и по-хамски, – тебе никогда не дашь твои двадцать пять…

– Мне двадцать семь, глупенький! Иди ко мне!

Последующая за этим сцена заставила волхва прекратить сеанс.

– Потерялись, – кашлянул он в бороду, – еще найти?

– Достаточно! – сказал Андрей, у которого от гнева потемнело лицо, – дед, а ваш аквариум не брешет? Чисто в практичных целях? Прошу прощения за вопрос, конечно.

– Никогда ничем подобным не занимался, – фыркнул старик. Он подошел к бочонку, стоящему в углу, черпанул там ковшиком и протянул его Андрею.

– Выпей, парень! Полечи хандру.

– Что это? – спросил Андрей.

– Мед хмельной. Как раз то, что тебе нужно, – Волков поворчал, но мед выпил. Волхв налил еще ковшик.

– Непостоянство – имя бабе. Моя Матрена десять лет со мной прожила, честь по чести, а затем по мужикам тягаться начала.

– А вы? – едва не подавился от такой откровенности парень, – что вы потом делали.

– Что робил? – переспросил волхв, – Матрене камень на шею – да и в Березовку. Детей сам выгодовал, а как последнюю дочку замуж выдал, так в волхвы ушел. Тридцатый год, как я тута…

Они попрощались со стариком и пошли домой по адской тропинке.

– Слышь, Таська, – начал Андрей по дороге свой нелегкий разговор, – про то, что видели, Косте ни слова. Как раньше говорили детям одноклеточные мамаши: «твой папа был летчик и разбился при рулежке». Его мама была тварью, ее сдали в зоопарк. И проехали эту тему. Олег!

– Чего? – отозвался приятель.

– Ты сейчас куда?

– На работу, куда же еще! А ты куда хотел?

– У тебя там что-нибудь крепкое есть?

– Спирт. А ты что, Штирлиц, по Родине соскучился? Если так, то есть отличная свинячья тушенка.

Андрей обратился к Анастасии:

– Таська, солнышко мое, я сегодня вечером побуду один. Хорошо?

– Во-первых, сначала отдай автомат, а во-вторых, плохо! Не пойдет!

– Настя!

– Я уже восемнадцать зим Настя! Буду пить с тобой.

– У, ёлки-палки! Как у вас тут просто! Камень на шею, и в Березину! Зато остальные все верные…

– Слышь, Олег! – горько рассмеялся Волков, – эта дама изъявляет желание накачаться вместе со мной спиртом! Как тебе эта заявка? – приятель засмеялся тоже.

– Спирт – это не женский напиток. Спирт – это мужской эликсир забытья. Но я, кстати, видел номер похлеще! Была такая передачка на станции «Маяк», называлась «По вашим письмам». Звучала она в обеденный перерыв. Песни по заявкам, естественно, передавали там не полностью – начало и конец обрезали, чтобы занимала песенка не более трех минут. И вот, представь себе, приходит однажды письмо от какой-то бабульки. «Дорогая передача! Такого-то числа мне исполняется ни много не мало – сто лет. Для этих лет я сохранила нормальный слух, а вот со зрением хуже. Поэтому, вместо телевидения, пишу вам. Очень прошу вас передать на мой день рождения произведение Иоганна Себастьяна Баха „Такатта ла фуга“, причем, соколики, в полном объеме». И бабульке не откажешь, считай в последнем желании, и фуга эта – за десять минут зашкаливает. Короче, победила старость и все радиослушатели более десяти минут внимали органу. А потом оказалось, что два кадра, вообще предпенсионного возраста, поспорили, что на «Маяке» передадут песню длиннее пяти минут. Спорили на ящик чернила, который потом вместе и выпили, так как проигравший заявил, что если это – песня, то он – граф Цеппелин. Ну что, идешь? Тут нам налево.

– Ты все-таки хочешь пойти со мной? – спросил Андрей у Анастасии.

– Разумеется! – топнула ногой она.

В комнату отдыха, где была тахта, стол, пару кресел, магнитофон и аквариум, Олег принес пол-литра спирта, буханку хлеба и банку тушенки. Открыв банку и нарезав хлеб, он достал из шкафчика две рюмки, поставил на столик и, таинственно улыбаясь, сказал:

– Я на работе, а вы расслабляйтесь. Вода для запивки в графине. Желаю всего наилучшего!

Когда он ушел, Настя сбросила босоножки и забралась на тахту. Андрей сидел в кресле мрачнее тучи и думал о чем-то своём. Глядя на него хотелось выть. Девушка встала и, подойдя к столу, щедрой рукою налила по стопке.