Текст книги "Ничего личного"

Автор книги: Дмитрий Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Гернсбек, не дождавшись от меня уточнения, достал из внутреннего кармана сначала очки, потом записную книжку, примостил оптику на свой выдающийся нос, и прочел где‑то в середине книжки, на постоянно выпадающем из переплета листке:

– Мистер… Закария Майнце. Так ведь зовут вашего партнера?

Дверь открылась и вошли Вязовски и едва знакомый мне адвокат Милтон. То ли Джон, то ли Джим – я все время путался.

– Этим господам обязательно присутствовать на нашей беседе? – Гернсбек сложил очки и отправил их в недра своего костюма.

– Мистер Гернсбек, я совершенно не надеюсь на свою память, – я старался улыбаться дружелюбно, – все забываю. Такая беда. Поэтому эти господа помогут мне запомнить нашу беседу. Только и всего.

– Как пожелаете. Вы на своей территории и в своем праве.

Милтон с Алексом разместились на креслах у журнального столика – там, где мы с Захаром обычно дегустировали спиртное.

– Это все? – посмотрев на них, осведомился агент Гернсбек. – А где мистер Майнце?

– Зака сейчас нет, он где‑то в Европе. Итак, мистер Гернсбек, сеньор Паццони, что вы хотели узнать?

– Как я уже говорил, мой коллега прибыл из Италии. Комиссар полиции, если вам это о чем‑нибудь говорит. Он не очень хорошо владеет английским, даже, если это останется между нами, скажем точнее – едва–едва можно понять, о чем он говорит, если вдруг ему захочется заговорить самому. Но зато он может разобрать довольно беглый разговор на английском. Такое бывает с людьми – язык знают, а говорить не могут. Наверное, дело в языковой практике.

– Должно быть, важная птица этот комиссар полиции? Как Коррадо Катани? Мафия–наркотики–контрабанда бриллиантов? Должен вас разочаровать, мистер Гернсбек. Ничего этого у нас нет. Наверное, вам стоит объяснить вашему коллеге, что Аль Капоне уже сорок лет как умер. Да и жил он в последние годы где‑то во Флориде, кажется?

– У вас слишком острый язык, мистер Саура. Не знаю, кто такой мистер Катани, но нет, перечисленные вами товары не интересуют комиссара. А вот взрыв в Hotel Porta Palio, что в Вероне, очень моего коллегу интересует.

– Итальянская полиция во всех взрывах на территории своей страны подозревает американских бизнесменов? – я впервые услышал голос Милтона.

– Это…, – ФБР–овец уставился на меня.

– Это мой адвокат – мистер Милтон.

– Нет, мистер Милтон, – развернулся к нему Гернсбек, – ни о каких подозрениях пока речи не идет. Все дело в том, что погибли два постояльца итальянского отеля. Как раз в их номерах и рвануло. Разумеется, сеньор Паццони первым делом установил личности погибших. И они оказались американцами, приехавшими в Верону на машине, взятой напрокат в миланском филиале Sixt. Мистеры Деннис Блэк и Уильям Донован. Вам о чем‑то говорят их имена?

– Разве не "Красные бригады" взяли на себя ответственность за тот взрыв? – вяло поинтересовался Вязовски.

– Такой звонок был, – согласился Гернбек. – Только сеньор Паццони не очень в этот звонок верит. Гораздо больше этот случай напоминает разборки между наркобаронами. Таких полно и в Италии, но там это решается, чаще всего, простым выстрелом в голову с проезжающего мимо мотоцикла – тихо, чисто, без ужасающих подробностей. И всем все сразу понятно. А вот так – с выгоревшими номерами в отеле, с кишками на стенах, с толпой зевак и срочными выпусками новостей на региональном ти–ви – так поступают только американские бандиты.

– И какие же подробности привели вас сюда?

– Итальянской полиции далеко до оснащенности нашего ведомства, – начал издалека Гернсбек, – но вот в том, что у них весьма светлые головы сомневаться не приходится. Коллеги сеньора Паццони провели большую работу. Они составили фотороботы безвременно усопших постояльцев, добыли ксерокопии документов, оставленных в прокатном агентстве. Там же, в Sixt'е, один из сотрудников компании припомнил, что в разговоре эти господа упоминали Сан–Ремо. Его еще удивило, что собрались они туда уже после фестиваля. И он им на это указал, а они сказали, что достаточно пофестивалили на своем веку и теперь желают недолго побыть в покое. Дальше, как вы понимаете, наши итальянские коллеги прокатились до Сан–Ремо. Люблю Европу – там все рядом. Это у нас чтобы из Луисвилла попасть в Даллас к примеру, нужно долго готовится, согласовывать визит с начальством обоих городов, рисовать себе командировочные предписания… Много мороки. А там – утром на одном конце страны, к вечеру – в противоположном, а к утру уже можно вернуться на работу. Вы позволите? – он достал еще одну сигарету.

– Конечно, и что же было дальше в вашей увлекательной истории?

– А дальше след почти оборвался. Потому что в отеле, где остановились Блэк и Донован, о них ничего сказать не могли. Но зато сказали в соседнем. Сеньор Паццони дотошный человек и своих подчиненных приучил к тому же. И один из них подумал – если бы я приехал в Сан–Ремо, я бы заехал в несколько отелей, прежде чем в каком‑то остановиться. Он ошибся – покойные поехали сразу в Hotel Paradiso, – федеральный агент так бойко сыпал названиями, что я уже совсем не сомневался, что представление с очками и записной книжкой было не больше чем рассчитанным на что‑то шоу. – Но зато их пару раз видели в Royal Hotel Sanremo. И оба раза приходили они к вам, мистер Саура! И были у вас подолгу. Их видели служащие отеля, официанты в ресторане отметили их скуповатые чаевые…

Он выпустил клуб дыма в потолок, зачем‑то переложил с места на место перьевую ручку, лежавшую на столе, и добавил:

– А потом в одном из чемоданов, найденных на месте взрыва в Вероне, еще один дотошный сотрудник обнаружил вот это, – Гернсбек достал из внутреннего кармана бумагу, на которой я, к своему ужасу, увидел копию факса с Захаром с той самой дебильной картонкой на груди, в которой он требовал за себя выкуп. – Этот господин как раз и был нами идентифицирован как ваш компаньон и партнер Закария Майнце. Сразу напрашивался вывод, что Донован с Блэком и были неведомыми похитителями мистера Майнце. Но потом все же наши итальянские коллеги решили, что действия этих господ больше напоминают поиски похитителей и предположили, что Донован и Блэк – сотрудники какого‑то детективного агентства, занимающиеся розыском похищенного. Но тогда зачем их взрывать?

Он повернулся к Паццони и что‑то быстро протараторил на итальянском.

– Си, Стэнли, все верно, – прозвенел комиссар. – Продолжай.

– Ну и последняя версия веронских полицейских, до которой они дошли своим умом, состояла в том, что это вы похитили своего компаньона и убили его, чтобы завладеть его долей в бизнесе.

Я рассмеялся и вслед за мной расхохотались и оба полицейских.

– Точно! – тыча пальцем в своего смеющегося коллегу, сказал Гернсбек. – Точно так они и думали, пока не подняли документы авиакомпании, перевезших вас обоих в Чикагский О'Хара! И теперь все стало совсем непонятно. Зачем вам нужно было убивать этих людей?

– Это официальное обвинение, агент Гернсбек? – поднялся со своего места Милтон.

– Что вы! Нет, конечно! Это рассуждение в порядке бреда на заданную тему. В общем, чем больше мои коллеги из Вероны узнавали о вас, мистер Саура, тем любопытнее им становилось. Согласитесь, в наши дни редко кто устраивает взрывы из любви к искусству? Любой взрыв должен быть чем‑то оправдан, не так ли? Ну и уж коли все это крутится вокруг вас и вашего компаньона, то мы и хотели бы получить кое–какие ответы. Мне, кажется, это разумно. Мы в любом случае откроем свое дело по этому взрыву – погибли американские граждане и мы должны узнать причины их гибели и наказать виновных. Вы это понимаете?

Что‑то еще там, в Италии, подсказывало мне, что нельзя вот так взять и взорвать гостиницу, рассчитывая, что все сойдет с рук.

– Так что скажете, мистер Саура? – давил агент. – Еще нам очень хотелось бы знать, где сейчас скрывается мистер Майнце. Жив ли он вообще?

Гернсбек снова рассмеялся – сухим дробным смешком.

– Если это официальный допрос, то… – Милтон подошел к столу, но закончить фразу не успел.

– Остыньте, Джим, – сказал я. – Все просто, агент. Погибшие действительно были нашими знакомыми и, если вы опросите персонал в офисе, людей с автостоянки, то установите это наверняка. Отказываться от этого знакомства я не стану. Все было почти так, как вы описали, за исключением нескольких деталей. Все дело в том, что мой друг Зак очень любит всякие веселые розыгрыши. Я даже пару раз выгонял его из офиса за особенно злые шутки. Вот и в этот раз он зачем‑то решил меня разыграть. Зак сделал эту фотографию сам. И придумал целую пьесу, чтобы ввести в заблуждение меня и Донована с Блэком. Но мы же знаем, что нынешние террористы–коммунисты уже совсем не те, что еще пять лет назад, хотя, должен признать, что сначала мы ему поверили. А когда примчались в Сан–Ремо, все это оказалось дурной шуткой. Все выяснилось достаточно быстро. Вот и все. А потом Уильям и Дени уехали в Верону. У них там были какие‑то дела. Снимок Дени оставил себе на память, чтобы показать жене или подруге – он не уточнял, очередной розыгрыш Майнце.

– Джон, – поправил меня Милтон.

– Простите, Джон, теперь я запомню ваше имя наверняка. Вы удовлетворены, сеньор Паццони?

– А взрыв, – напомнил Гернсбек, – тоже часть розыгрыша?

– А взрыв, агент Гернсбек, сэр, – дело рук Красных бригад, – отрезал я. – Совпадение. Случайность. Так бывает. И мы…

– Почему‑то не удивлены гибелью своих друзей, – настаивал носатый федерал, – Вы приняли эту новость как что‑то совершенно тривиальное.

Я посмотрел на Алекса – "выкручивайся"!

– Это для вас новость, – отмахнулся Вязовски. – А мы, увидев в новостях репортаж о взрыве в гостинице, где Дени и Билл бронировали себе номера, и откуда они нам звонили в Сан–Ремо, первым делом позвонили в Верону, а потом и приехали. Когда какой‑то портье сказал, что погибли американцы и назвал номера – те самые, где должны были проживать наши друзья, сомнений не осталось.

Гернсбек снова что‑то прочирикал итальянцу и тот ответил. Пару минут они разливались соловьями на итальянском. Удобно, когда все вокруг все слышат, а ничего не понимают. Наверное, их всех кондрашка бы хватила, начни мы с Алексом объясняться вдруг на "великом, могучем".

– Что ж, благодарю за обстоятельное объяснение, – Гернсбек потер свой нос и поднялся. – А чем вы занимаетесь с мистером Майнце?

– Слияния, поглощения, биржевые операции, управление активами, банки, – доложил я. Не без некоторой гордости. – В наш век приходится крутиться.

– Если я правильно помню, мистер Саура, вам ведь еще и тридцати нет? Похвально–похвально, молодой человек, – одобрил наш бизнес Гернсбек и, взяв меня под руку, повел к двери. – Моей бы дочери такого мужа…

Он снова засмеялся, увидев мое перекосившееся лицо. И в самом деле – представьте себе девушку с таким шнобелем как у папаши! Как говорит Хазанов: "форточку откроешь – голову от ветра раз–во–ра–чивает!"

– Шучу, шучу я, мистер Саура. Она молоденькая еще совсем, пятнадцать только–только отметили. Но, будь она чуть старше… Впрочем, у вас и без нее здесь целый цветник, – мы уже вышли из моего кабинета. – Думаю, очень скоро наше управление инициирует разбирательство по поводу гибели американских граждан и к вам еще наведаются ребята из моего ведомства. А, может быть, и я сам – как‑никак вроде бы в курсе дела уже. Так что надолго прощаться не буду. А вашему другу, когда он вернется, передайте, что с его небезобидными розыгрышами пора заканчивать. Они к добру не приведут.

Они ушли, и для нас их короткое прощание сберегло кучу нервов.

– Мне готовить исковые документы к этим господам? – едва за ними закрылась дверь, спросил Милтон. – Я на всякий случай все записывал.

Он поставил на стол портфель, с которым пришел и расстегнув его извлек на свет портативный диктофон Sony – чудесный образчик миниатюризации от японского гения маркетинга – Акио Мориты.

– Перспективы серьезно засудить этого Гернсбека не очень сбыточные, но с работы его вышвырнут за лишнюю болтливость – точно. Это я вам гарантирую.

– Нет, Джон, не стоит. Пусть лучше нами занимается этот болтливый старикашка, более обеспокоенный беспорочностью службы, чем реальными расследованиями. Мало ли кто окажется вместо него? А то, что в случае судебного разбирательства кто‑то нами займется – даже гадать не нужно, – возразил Алекс. – Это я тоже гарантирую.

Выпроводив Милтона – его время еще не наступило, мы с Алексом, уехав из офиса на берег реки, принялись за поминутное восстановление событий итальянской поездки. Мало ли что они еще могли нарыть?

Обязательно стоило в ближайшее время навестить дружков того самого Луиджи, который и готовил взрывы. Захар как‑то обронил, что бомбы закладывали настоящие террористы, убежденные людьми Луиджи в том, что постояльцами станут два американских генерала, ездящих инкогнито по Европе с инспекцией натовских баз. Следовало сделать так, чтобы эти террористы не нашлись.

Захару следовало отнестись к делу тщательнее. Обойдись он без взрывов, и шумихи наверняка удалось бы избежать. Никогда ничего нельзя готовить впопыхах – ошибки, совершенные под влиянием момента, сведут к нулю весь успех мероприятия.

Он прилетел еще спустя неделю и еще через пару дней привез в офис отца, приехавшего "читать лекции" по приглашению Государственного университета Алкорна – небольшого заведения из числа "черных университетов Америки", изначально предназначенного для обучения негритянской части населения. Его руководство за небольшой спонсорский взнос в двести тысяч готово было пригласить в свои стены хоть лысого черта, хоть Пол Пота, хоть самого Карла Маркса. Они сами оформили документы, и Майцев–старший получил полугодовое разрешение на работу.

Сергей Михайлович выглядел немного потрясенным той скоростью изменений в жизни, что произошли за каких‑то два месяца. Он со смехом рассказал, что в глазах коллег по работе он стал олицетворением удачи, каким‑то небожителем, полубогом вроде Тесея, получившим приглашение прямиком в рай. Ему завидовали все: от санитаров из числа студентов–третьекурсников до маститых работников облздрава, желавших поначалу направить в далекий миссисипский университет не указанного в запросе С. М. Майцева, а местного психиатрического гуру, избравшего однажды административную сторону медицинской карьеры и дослужившегося аж до должности зама главного медицинского функционера области. Все желали попасть в Америку, предполагая увидеть страну с молочными реками и кисельными берегами. Всем мнились небоскребы Манхэеттена и никто не желал открыть географический атлас и посмотреть – что это за дыра, где располагается учебное заведение со столь манящим названием.

Но упрямые негры из Алкорна были непреклонны – получив спонсорскую помощь за доктора Майцева, они не желали видеть в своих стенах никого другого – ни Иванова, ни Петрова, ни Сидорова и согласовывать визу не стали. Пришлось неведомому гуру от облздрава ждать другую подходящую командировку.

Несколько напутственных бесед в самом любопытном ведомстве на свете: "ах, КГБ уже не тот!" стали всего лишь формальностью – его даже не предупредили о необходимости сдать валютную выручку, видимо, уже смирились с тем, что приглашение в США, как пели любимые в Союзе BoneyM – "One way ticket"".

А в Штатах он сразу оказался в крепких руках захаровых парней, практически мгновенно доставивших его из аэропорта JFK в Луисвилл.

В университет Алкорна можно было даже не ездить – все документы уже были сделаны: его имя попало в расписание занятий, в зарплатные ведомости и в списки проживающих в тамошнем кампусе. Захар сам позвонил и поблагодарил ректора этого замечательного заведения за оказанные услуги, пообещав, если все будет хорошо, помочь с финансированием и в следующем семестре. Закончил он разговор, если я правильно расслышал, намеками на "отличные ходовые и эксплуатационные качества немецких автомобилей".

Отрекомендовав Майцева–старшего "представителем зарождающегося советского бизнеса", мы поручили его заботам Фрэнка Бригли и Линды – пообтесаться. Бригли, помня наши беседы и желание "инвестировать свободные капиталы в Россию и Китай", не особенно удивился такой просьбе, но долго не мог понять, что ему делать с "этим русским". Только после продолжительной беседы с коньяком и клятвенного заверения Захара "помочь с поставками любых кубинских сигар", все вопросы отпали и у Фрэнка появился новый стажер. Хотя поначалу возраст стажера и его дичайший акцент в купе с небывало кривым построением фраз вызвал у сотрудников Бригли смешки, вскоре Сергею Михайловичу каким‑то образом удалось завоевать их расположение и стать душой компании.

Линда даже рассказала как‑то раз, что они впятером: она, Майцев, которого она трогательно звала "Mychailytch", а так же работники офиса Бригли – Шпильман, красуня Джилл и Полански как‑то в ночь с пятницы на субботу шлялись по ночному Луисвиллу, и по желанию "русского гостя" прошли насквозь всю Мэйн–стрит, заходя в каждый попадавшийся на четной стороне улицы кабачок, где пропускали по стаканчику виски, и затем шли в следующий. И заразительно при этом смеялась, комментируя поведение Майцева–старшего. А мне подумалось, что если так все пойдет дальше, то нужно будет завести частный медвытрезвитель. И выписать из Союза десяток сержантов милиции для комплектования его штата.

В общем, Сергей Михайлович успешно постигал азы американского делового этикета и вскоре должен был сдавать серьезный экзамен – ему следовало самостоятельно получить канадское гражданство. И не за три года, как предусматривал закон, а за пару недель – как требовалось нам. Потому что на территории нашей многострадальной родины как‑то так сложилось, что у человека с паспортом иностранной державы, желательно из числа доминионов британской короны, был по умолчанию гораздо больший кредит доверия со стороны властей, чем у любого из отечественных предпринимателей. Это отношение тщательно культивировалось телевидением, прессой, эстрадой – видимо, стране очень была нужна валюта и ради нее нынешние правители готовы были лечь под кого угодно.

Пике и Берри остались в Союзе, поднимать старые знакомства, выстраивать внутреннюю сеть сочувствующих и доверенных, которые в скором времени должны были стать основными проводниками наших нововведений на всех уровнях – от законодательства до прессы и кухонных разговоров. Важнейшим моментом была массовость – и эти два человека должны были ее обеспечить. Финансировать их предполагалось через несколько учрежденных ими же совместных предприятий и некоммерческих фондов – когда советская машина бывала как следует смазана и простимулирована, она работала быстро, четко, с перевыполнением любых планов.

С Карнаухом Захар встретился с помощью вездесущего и всезнающего Павлова, но Юрий Юрьевич, год назад оказавшийся на пенсии, куда он ушел с поста замправления Внешторгбанка, был невыездным – кому‑то показалось, что он хранит слишком важные тайны. Да в общем‑то так оно и было: любая власть тщательнее всего охраняет свои финансовые дела, которыми немножко порулил Карнаух. Болгария да Чехословакия – вот самые западные страны, куда он мог выехать, если бы очень сильно того пожелал.

– Я нашел людей, отвечающих за соблюдение Карнаухом режима, – похвалился Захар. – В общем, двадцать тысяч долларов обеспечили кому‑то хорошее настроение и надежду на обеспеченную старость, а Юрия Юрьевича перевели в какую‑то другую категорию "секретных" работников. В общем, он в следующий понедельник будет в Белграде, а там парни Луиджи вывезут его в Италию.

– Ты рассказал ему о нас?

Захар посмотрел на меня так, будто я был одним из пациентов его папаши:

– С ума сошел? Я не такой балаболка как ты, разболтавший Блэку и его людям самую страшную тайну современности. – Майцев засмеялся довольно. – Нет, конечно! Павлов сплел для него какую‑то убедительную историю и предложил работу в одном из полусекретных загранучреждений вроде любимого Карнаухом банка "Восток", только в Штатах. Они были шапочно знакомы раньше, а теперь сошлись на ненависти к нынешнему Генсеку. В общем, Юрий Юрьевич очень хочет поработать в своем прежнем качестве биржевого дельца. Говорит, есть масса идей.

– А как он воспринял всю эту детективщину: взятки, побег из Белграда и вообще?

Захар беззвучно рассмеялся:

– Знаешь, он научился уже ничему в этом мире не удивляться. Его такими вещами не проймешь. Человек, возивший золото в пассажирском самолете… В общем, это ему глубоко безразлично: нужно, значит, нужно! Только еще настаивал на вывозе своей команды. Он ведь не один работал.

– И что ты ему предложил?

– Ну–у-у… – Захар протянул загадочно. – В общем, в течении нынешнего года все его люди будут здесь.

– Лучше в Англии.

– Как скажешь, – пожал плечами Майцев.

Неформальная встреча с журналистами, обещанная Фрэнком, все‑таки состоялась. Собралась дюжина "золотых перьев" из Нью–Йорка, парочка залетных с Западного побережья и последние двое представляли Чикаго. Все они были не из первого десятка пишущей братии, но "подавали большие надежды". Не как журналисты, "работающие в поле", а по большей части как администраторы от журналистики: редакторы отделов, выпускающие и даже один – Главный редактор какого‑то специализированного обозрения из Сан–Франциско. Конечно, время от времени они и сами пописывали, но важнее было другое – они должны были стать чрезвычайно полезны, полезнее самого талантливого писаки, потому что решали, какая статья появится в их изданиях, а какая будет положена в стол. Во всяком случае, Бригли думал так, и Уилкокс его в этом поддерживал.

Переговорная комната на шестнадцатом этаже, свежеотремонтированная, еще пахнущая всякой строительной химией – вездесущий Снайл успевал всюду: и перестраивать здание и заниматься делами фонда и контролировать биржевые операции – уже заполнилась гостями. После того как Фрэнк, Тим Ландри, и Майцев–старший вошли в помещение, на этаже появились мы с Алексом и я прочитал фамилии на визитках съехавшихся шелкоперов. В самом деле, по большей части их имена были незнакомы. Пара мне встречалась в финансовых еженедельниках – в нескольких разных, еще трое были из Fortune и Forbеs, остальные, видать, и в самом деле были "подающими надежды". Кто они такие – знали только Фрэнк и Бенджи. Но в любом случае встреча оказалась небесполезной. И один из этих "темных лошадок" и объяснил мне кое‑что, чего я раньше не понимал.

Наверное, стоит сказать пару слов о Тиме. Бывший школьный учитель истории, он стал первым из тех людей, что были подобраны и рекомендованы Золлем. До того, как попасться на глаза кому‑то из наших неведомых предшественников в деле подрыва американской государственности, он лет пять старательно скрывал свои доходы от мелкой торговли наркотиками в своей школе. В случае, если бы эта история всплыла – по совокупности заслуг – наркоторговля, уклонение от уплаты налогов, подделка документов – он должен был получить лет десять–пятнадцать тюрьмы. А заключения он боялся больше, чем знаменитого Красного Карлика из Детройта. Кому‑то из авторитетной тамошней братии, из числа отбывающих пожизненный срок, он сильно задолжал – не в деньгах, а в обещаниях, которые не выполнил, когда это было нужно. И теперь Тим резонно считал, что даже сутки в кутузке будут для него смертельной опасностью. И мы всячески поддерживали такое его мнение. Бухгалер и охранник при нем, как и завещал Золль, были подобраны из числа полнейших антагонистов и сговориться с ними он мог бы разве что в следующей жизни.

В общем, Тим Ландри был как раз тем парнем, который нипочем бы не стал подводить своих благодетелей. Да и не знал он нас. Я был представлен ему как один из таких же "счастливчиков", а Захар и вовсе был в его глазах "всего лишь курьером". Он искренне уверился, что за нашими спинами – за его, моей, захаровой и еще десятка таких же "миллиардеров" стояли такие "большие люди", что даже думать о них было неоправданным риском. Алекс уверил меня, что мы крепко держим его balls в своих крепких, не очень мозолистых руках.

Он был тщательно проинструктирован Фрэнком о том, что ему стоит говорить, а что нет, и куда он может засунуть свои личные соображения и предпочтения.

Мы с Алексом направились не в переговорную, а в соседнее помещение – в маленькую комнатку с кофейным аппаратом. Вся ее обстановка состояла из пары удобных кресел, столика с чайным сервизом и односторонней прозрачности зеркала, выходящего отражающей стороной в тот зал, где проходила встреча. И еще на стенах висели колонки, исправно доносящие до нас все, что происходило в соседней комнате.

Первые минуты разговор был достаточно скованным. Журналисты почти ничего не слышали о First Global Trust – первой нашей конторе для налаживания инвестиций в Россию, и поначалу восприняли собрание как место, где им раздадут приглашение на участие в какой‑нибудь афере. Но Бригли показал себя замечательным оратором, и я в который раз порадовался своему выбору. За полчаса он сумел расположить к нам большую часть гостей, и когда выступил Тим со своей программной речью о поиске новых рынков и желании инвестировать в Россию и Китай, некоторые даже ему похлопали. В заключении своего спича Тим сказал, что если в серьезных изданиях появится некоторое количество статей, пропагандирующих перспективность вложений в эти страны, наш фонд не останется безучастным к их авторам. Потом объяснил, почему считает подобные вложения в чужую экономику невозможными для одной, даже очень богатой и влиятельной компании, какими бы капиталами она не распоряжалась – здесь уже не хлопали, а просто согласно кивали.

А затем поднялся тот самый Кевин Менгер. Его фамилия показалась мне знакомой еще когда я рассматривал визитки, однако вспомнить, кто это такой – я не смог, и решил обязательно о нем справиться позже.

– Все это очень замечательно, мистер Ландри, – начал он. – Но скажите мне, у вас есть газон перед домом? Наверное, нет. Иначе бы вы понимали, что такое наступать на грабли. Еще мой прадедушка, отчаянно споря с основателем большевизма товарищем Марксом, замечал, что идеология может быть любой, но экономика всегда и везде одинакова.

И я вспомнил фамилию Менгер! Австрийский экономист, вечный критик марксизма, доживший, в отличие от Маркса, до победы идей оппонента в одной, "отдельно взятой стране" – Карл Менгер! Что‑то в последнее время жизнь стала меня сводить с потомками великих людей. Наверное, меняется круг общения. Эдак скоро меня представят Ее Величеству, королеве Британии!

– Против Китая лично я ничего не имею, – продолжал Кевин, – в конце концов, сейчас только ленивый и тупой не думают о перемещении производства подальше от дорогих рабочих рук. Не секрет, что нашей швее мы обязаны платить зарплату минимум в четыре доллара в час, в то время, как такая же таиландка обходится двумя долларами в день при сохранении качества прошиваемых футболок и сорочек. Разница в оплате тридцать долларов в день. А если таких швей на фабрике Nike пара сотен в смену, то экономия только на зарплате для одной фабрики около двадцати тысяч долларов в сутки и только на швеях. А если в такой же пропорции платить зарплаты мастерам, техникам, бухгалтерам, сторожам, то экономия составит еще двадцать тысяч в сутки. Итого – сорок тысяч экономии в сутки на маленькой фабрике. Существенный бонус, не так ли? Китайцы, малазийцы, филлипинцы трудолюбивы, легко управляемы, могут быть признательны благодетелю. Это все понятно, но зачем вам Россия, мистер Ландри? Разве будут русские за те же деньги работать как таиландцы или китайцы? Нет! Скорее, они постараются вас облапошить и сопрут станки с вашего завода! Но ладно бы только это. Мы все, кто немножко знаком с историей, знаем, чем кончаются дела с русскими. В Первую Мировую им была оказана колоссальная помощь, и что мы имеем на выходе? Они устроили революцию и поменяли власть, которая отказалась платить по долгам предыдущей! Помните этих несчастных французов, держателей царских облигаций? Если я ничего не путаю, им до сих пор никто не вернул вложенные в Россию деньги.

Он победно оглядел собравшихся. И никто не стал ему возражать, вспоминать золото Колчака, вывезенные бегущим нобилитетом богатства, присвоенные зарубежные российские активы – это все было не в счет. Важно было, что отобрали у них. Эта удивительная особенность англосаксонского способа мышления: свои действия оценивать с точки зрения насквозь прагматической, а чужие только с позиций морали и нравственности, была совершенно непонятна для любого нормального русского, у которого главное жизненное устремление – справедливость. Только русский может почувствовать себя неправым и добровольно возместить причиненный постороннему ущерб, англосакс – никогда. Для этого его нужно вздернуть на дыбу и пригрозить расстрелом всей семьи. Впрочем, и даже это не гарантия. Он так и будет орать, что его незаслуженно притесняют.

– Дальше – больше, – вещал разошедшийся Менгер, – После того как все успокоилось, русские опять запросили инвестиций, стали разбрасывать оставшееся и отобранное у населения золото, строить в Швеции механические заводы, предоставлять концессии Рокфеллерам, Форду, Бектелу. Лене Голдфилд вернули разработки на русском Клондайке – Лене и Колыме. И многим показалось, что наконец‑то в их мозги Господь вставил разум. Но все это было сделано только затем, чтобы в очередной раз обмануть доверчивых янки. Сталин выгнал из страны Троцкого и вместе с ним были изгнаны все доверившиеся русским. Остался только Арман Хаммер, но у того был мандат от их недавно усопшего бога – Ленина и поэтому имелись некоторые преференции. Однако, кто такой Хаммер в начале тридцатых и кто он в конце тридцатых? Это очень разные господа Хаммеры, мистер Ландри.

Он прихлебнул прямо из бутылки "Кока–Колу", упер кулаки в стол и продолжил:

– Потом, была Вторая Мировая. Воевали все. И мы, американцы, да и англичане тоже, слали–слали–слали в Россию помощь. Не бесплатную, конечно, но по ценам, позволяющим говорить о ленд–лизе именно как о помощи, а не о коммерческой операции. Мы сами воевали, сами отчаянно нуждались в технике, продовольствии, деньгах, но мы не бросали нашего союзника! И что мы получили в итоге, одолев военную машину Германии и Японии? А поимели мы спор о размере послевоенных выплат! И русские не признали большую часть долга! Сначала они вдвое скостили его размер, а потом отказались платить проценты по нему! Разве так ведут себя цивилизованные люди? Они украли у нас пол–Европы, отказались возвращать взятое взаймы и присвоили себе политические плоды победы над Гитлером. – Кевин прикрыл глаза, будто что‑то вспоминая, и процитировал: – "Из того, что я видел во время войны в наших русских друзьях и соратниках, я заключаю, что ничем они не восхищаются больше, чем силой, и ничего они не уважают меньше, чем слабость, особенно военную слабость". А потом их вот этот жест, когда они кое‑как отремонтировали все "Студебеккеры", "Доджи", "Матильды" и "Аэрокобры" и вернули нам весь этот устаревший хлам, зачтя его стоимость как часть выплаченного долга? Так только жулики действуют!