Текст книги "Ничего личного"

Автор книги: Дмитрий Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Прямо как у нас: сначала мелочь под честное слово, потом еще – на пробу, а потом…

– А потом ему отдали ВСЕ золото, проходящее по государственному валютному плану! 200–300 тонн ежегодно! – Захар вылил в себя остатки скотча из тумблера и плеснул нам еще. – Представляешь? На полмиллиарда долларов ежегодно в ценах начала семидесятых! И все так же их возили в рейсовых пассажирских самолетах! Много лет. Под устное поручительство швейцарцы перечисляли на счета, указанные Карнаухом, деньги за десять–двенадцать тонн золота! Это десятки миллионов долларов – под устное поручительство! Но важно даже не это. Суть рассказа герра Ханса Йохима Шрайберга, с которым я встречался в Сингапуре, и который лишился своего поста в Дрезденском банке как раз из‑за этой истории – в другом. Нет, хороший вискарек, зря я на него напраслину возводил. Еще?

Я согласно кивнул, и бутылка опустела уже наполовину.

Захар устроился поудобнее на приступке, предназначенной для того, чтобы пассажир, сидящий в кресле, складывал на нее ноги, и продолжил:

– В те годы на рынке было два очень больших игрока – ЮАР и СССР. ЮАР продавал больше золота, но денег имел существенно меньше – потому что не мог противиться условиям покупателей. Если южноафриканцы продавали свои драгметаллы в Лондоне по фиксированным ценам, то советским трейдерам, научившимся пользоваться всеми преимуществами и инструментам трейдинга, удавалось получать большие деньги на существенно меньших объемах! Здесь нужно заметить, что советская экономика лучше всех научилась создавать искусственный дефицит. Казалось бы – сомнительное достижение. Но представь искусственный дефицит на международном рынке? Цены прут вверх, а ты потихоньку копишь и копишь актив, поступающий к тебе с магаданских приисков, потом сбрасываешь. Юрий Юрьевич – настоящий молодец: продавал небольшими партиями, откупал обратно при малейшей просадке, легко вступал в альянсы, если это было выгодно. В общем, торгуя свои ежегодные 300 тонн, он практически единолично определял цену на золото на всем мировом рынке! За десять лет он поднял цену на свой товар до 800 долларов – в двадцать три раза!

– Силен, дядька! – успехи советского банкира и в самом деле впечатлили меня. – Помнишь, кто‑то, по–моему, Павлов, говорил нам, что есть и такие ребята, которые орудуют на биржах? Наверное, этого Карнауха и имел в виду. И что было дальше?

– Да уж. Авторитет у него был колоссальный. Алхимов – тогдашний председатель правления Госбанка, говорил, что из пяти булок хлеба в Советском Союзе три оплачивает Юрий Юрьевич. В семьдесят четвертом он едва не обанкротил ФРС. Те были вынуждены окончательно отменить обеспечение доллара, разрешить запрещенную внутри страны торговлю золотом частным лицам, начать аукционную торговлю – Казначейство и МВФ открыли такие площадки, куда не пускали центробанки. Сделано это было, чтобы понизить цену на золото, так невыгодно растущую год от года. Но и здесь Карнаух выкрутился – он просто выкупал золото на этих тогах, не давая цене снизиться, и вскоре американцы заголосили: "зачем нам продавать золото, если его всегда выкупают русские?" Больше всего в те годы торговцы золотом боялись сговора ЮАР И СССР – тогда рынок драгметаллов стал бы монопольным и не в пользу американцев с англичанами. Директор ЦРУ Кейси летал в ЮАР запрещать им контакты с русскими.

– Понятно, сплошная красота и благолепие. Что‑то мне подсказывает, что кончилась история не очень хорошо, да?

– Конечно. Если бы она продолжалась, я не уверен, были бы мы с тобой сейчас в этом боинге. Карнаух развернулся так широко, что торговал не только советским золотом, но и вьетнамским и даже золотом Банка Австрии, которому вообще‑то законодательно было запрещено вывозить металл из страны. Но что такое запрет перед лицом прибыли? Детская условность. И австрияки воспользовались случаем, а Юрий Юрьевич получил дополнительные объемы, чтобы влиять на рынок. Его услугами пользовались еще и немцы и швейцарцы, и это сильно бесило тех, кто придумал этот рынок.

Захар посмотрел в иллюминатор:

– Красиво, черт ее дери! Иногда думаю: так и летал бы над землей – чтоб не видеть дерьма, что там – внизу. В общем, как говорится: когда правила не позволяют джентельменам выигрывать – они меняют правила. Так было и тогда. Поняв, что экономических рычагов против действий маленького банка "Восход" из Цюриха у джентельменов нет, они покинули поле честной конкуренции и стали действовать с другой стороны. Задница началась в восемьдесят третьем – сначала со своего поста по необъяснимым причинам слетел Шрайберг, который пробивал "золотой ОПЕК" Союза и ЮАР и тема такого альянса заглохла. Потом, в восемьдесят четвертом из Москвы нагрянула та самая комиссия во главе с Макеевым. Якобы на руководство банка "Восход" "поступил сигнал". Восемьдесят четвертый год. Ты помнишь, что тогда было?

– Помню.

– Ничего этот Макеев не нашел, но сообщил в ЦК – "чую что‑то неладное". Наверное, наш Золль тоже что‑то такое "чуял". И надо же такому случиться – умер! Макеев умер, – поправился Захар. – А когда труп был доставлен из Швейцарии в СССР, выяснилось, что мозга и некоторых органов у него нет!

– Инопланетянин что ли?

– Тьфу, дурак, – сплюнул Захар. – Вырезали швейцарские патологоанатомы, устанавливая причину смерти! Слышал когда‑нибудь о подобном?

– Отравили? И следы отравления удалили.

– Наверняка, – кивнул Майцев. – В восемьдесят пятом – уже у власти Горби – на Карнауха и его зама завели уголовное дело! На человека, принесшего стране миллиарды, имеющего возможности сделать миллиарды себе лично, но не воспользовавшегося этим, заводят дело, вытаскивают в СССР и старательно мурыжат на следствии. Доказательств нет, от них ждут признания хоть в чем‑нибудь, но Карнаух посылает следователей в то место, откуда они на свет появились. Наверное, вызваны эти действия были тем что цена в те годы здорово просела. Дело постепенно разваливается, но пока оно длится, банк "Восход" теряет самостоятельность, становясь филиалом Внешторгбанка, торговля золотом прекращается в Швейцарии и переводится в Лондон! А там заправляют американцы с англичанами. Все, финиш! Саудиты роняют цену на нефть, и Союзу вдруг требуется Перестройка!

– Значит, правильно мы сделали, что не полезли к официальным лицам.

– Да уж, – Захар потряс над стаканом бутылку, но ничего не выдоил из нее. – В общем, прав, наверное, Уолтер: заговор разведок, масонов, банкиров – уж не знаю кого еще – скорее всего, существует. И проник он и в верхушку ЦК тоже. Сам подумай: долгое время голосом социализма для англоговорящих стран был некий Владимир Познер. Где он сейчас? Где этот пропагандист социалистических ценностей? Разумеется, теперь он главный защитник демократии. Как можно было назначить этого человека без родины, с неясными жизненными ценностями "Голосом Москвы"? Кто это сделал? Он же тосковал по своей разлюбимой Америке – в каждой фразе, в каждом слове. Неудивительно, что те немногие сочувствующие, что были в Штатах или Канаде, при посредничестве этого деятеля перестали восторженно думать о СССР. Это же он объяснил причины ввода войск в Афган, он неуклюже отбрехивался от сбитого Боинга, он то ли оправдывал, то ли осуждал Сахарова. Если уж пропагандист социализма – полное ничтожество без ясной точки зрения, то чего ожидать от остальных? Всех этих Познеров–Гордонов–Яковлевых нужно в тюрьмы сажать – за измену Родине, а они назначаются главными духовными и идеологическими учителями. То ли и в самом деле тупые идеалисты, то ли хорошо законспирированный враг. Вот и строй с такими БАМ!

Я воспринял его рассказ несколько иначе. С заговорами мы как‑нибудь разберемся, а вот людьми разбрасываться нельзя. И без того работа с кадрами ведется как бог на дущу положит. Почему‑то наверх пролезают по большей части не умелые–достойные, а приспособившиеся.

– Ему ведь должно быть лет пятьдесят–шестьдесят? – спросил я, не обращая внимания на танцы Захара вокруг бутылки.

– Кому? Познеру? Ну да, около того должно быть.

– Нет, на твоего Познера мне наплевать. Пусть с ним товарищи из ТАСС или где он там подвизается, разбираются. Юрию Юрьевичу Карнауху сколько?

– А! Наверное, я не уточнял. Если в конце шестидесятых он на такой должности, которая предполагает лет тридцать–тридцать пять, то сейчас ему должно быть около пятидесяти пяти. Наверное.

– Захар, он нам нужен. Если он жив, то он нам нужен.

– Зачем? Он же просто талантливый торговец. Он не сможет заработать больше, чем ты.

– Во–первых – сможет. При наличии должного ресурса он сможет заработать больше. Во–вторых Карнаух – это наверняка имя. Немного позабытое, но если он вернется на рынок – все, кто еще не лег под американцев, будут с ним, потому что… Черт, да при том, как работал этот человек – любой Баффет или Сорос должны тихо отойти в сторону и не отсвечивать! В–третьих – вот тебе легализация части валютных поступлений в Россию – чтобы народ не голодал, когда мы станем сажать своего президента. Есть еще и "в–четвертых, и в–пятых", но это уже мелочи.

– Я как‑то об этом не подумал, – рассеянно пробормотал Захар. – Мне все мнилось, что мы напали на хвост заговорщиков и нужно заняться их выведением на чистую воду…

– Зачем? Если они есть – пусть дальше друг другу мозг парят, мы займемся своими делами. Их и без развенчания заговорщиков по горло!

В дверь постучали, и на пороге снова появилась улыбчивая стюардесса. Она принесла еще одну бутылку – я даже не заметил, когда Майцев ее вызвал. А, может быть, он заранее договорился.

Едва за ней закрылась дверца–шторка, как Захар сказал:

– Хорошо, я вытащу его из Союза, если он еще жив.

– Вот этих слов я от тебя и ждал. Займись этим завтра же. Это очень важно. Это – то самое звено, которого нам не хватало!

– Да понял я, – закрыл тему Захар. – Но это еще не все. Я встретился еще с одним французом. Кардиналом–расстригой или как там это у них называется?

– Католик?

– Ага, – Майцев откупорил бутылку и плеснул в стаканы.

– У католиков нет лишения священного сана. Если ты священник – это навсегда. Могут только запретить священнослужение.

– Откуда ты это знаешь?

– Помнишь, я ездил в Чикаго и разговаривал там с симпатичной ирландкой? Оссия ее звали. О'Лири.

– Ну?

– У нее дядя священник, которому запретили служение из‑за обвинения в педофилии.

– Знакомое обвинение, – рассмеялся Майцев. – У моего экс–кардинала такая же история. Но истинная причина в том, что он пытался выяснить направление финансовых потоков в Ватикане. И его тоже выкинули из церкви! С таким обвинением с ним даже родная сестра теперь не здоровается.

– Экс–кардинала? Высоко летаешь! – я поднял стакан и мы снова чокнулись. – Так что он тебе рассказал?

– Отец Франсуа? В общем, он поссорился с кардиналом–камерленго его высокопреосвященством Паоло Бертоли. Знаешь кто это?

– Главный финансист престола?

– Точно! И по совместительству замещает Папу Римского в период, когда выбирают нового. Не забавно ли, что главное лицо духовной организации в отсутствии ее главы – не библиотекарь, не идеолог, а финансист? Бухгалтер!

– Действительно, как‑то некомильфотно.

– Отец Франсуа считает, что сила, которая рулит ныне в мире – это Ватикан.

– Что? – такое "откровение" даже для меня стало новостью.

– Подумай сам. Организация, полторы тысячи лет собиравшая десятину со всей Европы. Контора, чьи финансовые манипуляции совершенно непрозрачны. Организация, члены которой есть в каждой стране мира, объединенные общими целями, клятвами и обязанностями. Обличенные властью узнавать все самые сокровенные тайны прихожан, а прихожане обязаны исповедоваться, чтобы не быть изгоями! Представляешь уровень инсайда? А имущество? В каждой стране – от Италии до Филлипин – дворцы, храмы, утварь, монастыри – голова кружится! И уж никак нельзя подумать, что эта организация, временный глава которой – всегда финансист, я так понимаю, чтобы не раскрывать бухгалтерию Престола перед непосвященными – никак не использует свои возможности для "утверждения веры"! Ватикан тысячу лет запрещал кому попало заниматься банковской деятельностью и позволял делать это "своим" карманным банкам. Как можно объяснить, что большинство старинных банков – католические, развившиеся здесь, под боком у главного противника ссудного процента – Папы Римского? А теперь он просто называет банк "Институт по религиозным делам" и сам уже занимается ссужением денег. Правда, суммы, которые он показывает в отчетности – сущие крохи. Вот это я понимаю – центр силы. И статус соответствующий: представитель самого Бога! Какие вопросы и претензии?

– Занятно. Выглядит внушительно.

– В общем, отец Франсуа долго таскал меня по истории Европы. Ислам, по его мнению, был создан как раз противниками централизации власти и доходов. У них ведь нет ничего похожего на Ватикан и духовный глава государства чаще всего его же и светский глава. Как и в английской церкви. В общем, он думает, что все эти силы – масоны всякие, церковники, банкиры – это проявление одного и того же феномена – хозяев мира. Кажется, я напился, – признался вдруг Майцев. – Нужно выспаться до прилета. Пойду я в свою каюту. И ты тоже спать ложись.

– Хорошо, спасибо, – я поблагодарил друга за дельный совет, и уставился в окно.

Если все эти люди правы хотя бы на десять процентов и над Землей висит хотя бы тень той глобальной паутины, о которой мне рассказывали в последние дни – нам реально придется туго!

Глава 7

Наш рейс прибыл в международный аэропорт О'Хара с двадцатиминутным опозданием и все это «лишнее» время Захар изводил меня ожиданием неминуемой катастрофы: ему казалось, что пилоты скрывают от пассажиров бедственное положение самолета и многотонный «Джамбо» вот–вот грохнется о землю! Наверное, все‑таки он больше пугал меня, чем серьезно чего‑то боялся – с его‑то налетом! У иного пилота стольких часов в воздухе нет, сколько у Майцева.

К моему удивлению в зоне прибытия нас поджидала Марта. Как обычно – бесконечно деловая и собранная.

– Добрый день, – она сухо поприветствовала нас и сразу перешла к сути своего появления: – Спасибо, Зак, что догадался позвонить и сообщить о прилете. Но мы все равно опаздываем! Я вылетела вам навстречу и здесь заказала…

– Стой–стой–стой, – Захар выставил перед ее напором обе руки, – куда опаздываем, что случилось? Астероид падает?

И мне тоже представилась какая‑то глобальная катастрофа

– На свадьбу Эми! – она выбрала для этих слов такой тон, словно на это действо были завязаны все мировые события. – Мы же говорили с тобой, когда ты звонил?

– Ах, свадьба! – Захар почесал свою начинающую лысеть макушку. – Что‑то мы забыли про нее совсем. Нельзя так много пить, Сардж! Помяни мое слово, не доведет нас эта пагубная привычка до добра! Больше никогда не соглашусь, как бы ты меня не уговаривал. Веди нас, Марта.

Мы вышли из международного терминала, погрузились в машину, заранее заказанную Мартой, и, объехав огромнейший аэропорт кругом, остановились у невзрачных ворот из металлической сетки.

Марта передала водителю какую‑то картонку, он предъявил ее охраннику и мы въехали на бетонку, где нас уже давно ждал маленький самолетик. К моему удивлению у трапа обнаружилась Оссия О'Лири.

– Что она здесь делает? – спросил я Марту.

– Оссия? Она уже с полгода в подружках Эми числится. – Ответила Марта, выходя из машины. – Мы же с ними работаем ежедневно. И Эми в постоянном контакте с Оссией. Вот, подружились по телефону. Эми ее тоже на свадьбу пригласила. Она собиралась уже вылетать, когда Зак позвонил мне и сказал, что вы прилетите в Чикаго из Рима. Я позвонила Оссии, а уже она заказала для нас самолет до Луисвилла, ну и сама решила лететь с нами.

– Интересно девки пляшут, – поделился со мной Захар, прислушавшийся к объяснениям Марты. – Ты знаешь эту рыженькую?

Я ничего не ответил и шагнул навстречу немного смущенной ирландке, понявшей, что обсуждаем мы именно ее.

– Здравствуйте, мисс O'Лири, – выпалил я, хватая ее тонкую руку. – Очень рад этой встрече! Несколько раз собирался заехать к вам в офис, да все как‑то срывалось. Но видите, если что‑то должно произойти, оно все равно произойдет! Это наш самолет?

– Да, мистер Саура, сэр, – отозвалась Оссия. – Марта позвонила мне и попросила помочь и вот я..

– Замечательно, Оссия, замечательно! Только, если вы помните, то мы договорились называть друг друга по именам, как друзья?

– Разве? – она этого не помнила, да и не могла помнить, потому что ничего подобного никогда не было.

– Конечно! Когда вы водили меня по набережной вашей зеленой реки! Правда тогда, вечером, она была серой. В этом году ее уже красили? Я вот все время жалею, что не удалось посмотреть на это чудо. Помните?

Ничто так не сбивает человека с толку, как масса бессмысленных подробностей и мисс O'Лири не была исключением. Она похлопала своими оленьими ресницами, пытаясь припомнить события годичной давности, но, кажется, ничего ей в голову не пришло, и она вынуждена была согласиться:

– Я совершенно этого не помню, мистер… Сардж. А реку в этом году еще не красили.

– Сардж, ты представишь меня? – из‑за плеча выступил Захар.

Я оглянулся на компаньона:

– Конечно, Зак. Знакомьтесь! Эта замечательная девушка – мисс Оссия О'Лири из офиса Джейсона Старка. Наш менеджер.

– Из "Оffice work and secrecy"? – зачем‑то уточнил Майцев.

– Ну, если у Джейсона появился еще какой‑нибудь офис, то я не в курсе. А это, Оссия, мой друг и партнер, большой почитатель женской красоты, Закария Майнце. С Мартой, вы, наверное, знакомы…

– Да, Сардж, по телефону мы разговариваем частенько, – Марта приобняла ирландку и чмокнула ее в розовую щеку. – Оссия, твой голос совершенно не похож на тот, что я слышу в аппарате!

Марта отступила чуть в сторону, и я продолжил представление:

– А вот этот импозантный мужчина – глава нашей охраны Алекс Вязовски. – Алекс просто кивнул, а О'Лири растерянно улыбнулась в ответ. – Вот, всё, вроде бы.

– Зовите меня просто Зак, – сразу же встрял Захар. – А то будет выглядеть странно, если Сарджа вы станете называть по имени, а меня величать мистером и сэром. Я ведь моложе его. На пару месяцев всего, но моложе. Договорились?

Оссия кивнула, и, развернувшись на каблуках, сильно смутившись, что было заметно по быстро краснеющим щекам, взлетела по трапу в салон самолетика.

– Нам бы поторопиться, – посмотрев на часы, сказала Марта. – Церемония уже началась, а мы в полутысяче миль от неё.

Она процокала набойками мимо меня и тоже исчезла за дверью.

Я двинулся было следом, но почувствовал, как Захар положил мне на плечо руку и зашептал в самое ухо:

– Хорошенькая. Одобряю.

Я хмыкнул, но отвечать ничего не стал.

Взлетели мы быстро – от закрытия люка до отрыва от земли прошло всего минут пять. Всю дорогу Марта рассказывала как они всем офисом переживали за пропавшего Майцева, как хотели обратиться в ФБР и только Том Снайл смог отговорить их от этого шага, сказав, что мне такая самодеятельность не понравится. Еще он сказал, что если уж я в Италии, то все будет хорошо. Том всегда был молодчиной и схватывал суть на лету. Но наши девчонки все равно переживали, а Линда даже едва не упала в обморок, когда после разговора со мной по телефону поняла что произошло. Еще они очень жалели мистера Блэка и этого… второго – она не смогла вспомнить ни имя, ни фамилию.

Захара немало позабавили эти подробности душевных терзаний, одолевших наш "курятник", он хорохорился и рассказывал ужасающие детали нахождения в плену у "безголовых коммунистов". Описывал свои страдания, голод и жажду – ведь злобные комми лишили его даже воды! И каждые пять минут грозились отрезать ухо и выслать по почте Президенту Рейгану! Марта охала, к ней присоединилась Оссия, а Алекс просто отвернулся к окошку – ему были неприятны ложные воспоминания Захара и я начал догадываться, что мне еще предстоит очень непростой разговор с Вязовски.

В самолете оказались заготовлены три строгих костюма с одинаковыми – пурпурными галстуками. Такой выбор цвета соответствовал платью невесты и должен был сказать гостям, что мы приглашены с ее стороны. На Алекса едва налезла сорочка, а, пока он переодевался под смущенными взглядами наших дам, я порадовался, что нет на нем наколок вроде "ВДВ–навсегда! 1965–1967".

Летели чуть больше часа и приземлились почему‑то в Кларк Риджинал. Впрочем, причина выяснилась быстро: церемония проходила в Соллерсберге, индианском пригороде Луисвилла, и из этого маленького аэропорта добираться до места было гораздо удобнее и в десять раз ближе – Марта сэкономила нам час–полтора.

Мы появились уже после того, как невеста сказала "да". Народ, приглашенный на сочетание Эми, которую, как оказалось, полностью зовут теперь Эмилия Роза Дэйли, уже разбрелся по начинающей зеленеть лужайке, какие‑то музыканты на сооруженной сцене настраивали инструменты, а молодожены принимали поздравления от запоздавших гостей. Мы стали последними и я, ступая по дорожке к улыбавшейся Эми и ее жениху, вдруг понял, что подарка‑то у меня никакого нет – то колье, что купила Марта, лежало в ящике стола в офисе! Мне стало неловко, и я спрятал руки за спину, понимая, что сейчас придется как‑то выкручиваться.

И сразу в ладони ткнулась какая‑то приятная на ощупь коробочка. Я оглянулся и увидел, как ободряюще мне улыбается Марта, идущая следом.

Эми стояла перед нами в пурпурном (вот, зачем понадобились такие галстуки!) платье, радостная и с мокрыми дорожками на щеках. Если в тот миг она не была похожа на принцессу – значит, я ослеп и уже ничего не вижу!

Я протянул ей наш подарок, а она вдруг обняла меня и, захлюпав носом, разревелась – едва слышно для других, но прямо на моем плече, и поэтому я замер растеряно посреди праздника, ощущая на себе недоуменные взгляды гостей.

Её жених – смуглолицый блондин, чем‑то похожий на Курта Рассела, протянул мне руку, и мне пришлось жать ее все время, пока Эми увлажняла мой пиджак.

– Майк Дейли, – представился мне ее избранник. – А вас я знаю, мне Эми уши прожужжала: Сардж то, Сардж се.

Он открыто улыбался, демонстрируя слегка тронутые табачным налетом крепкие зубы с небольшой щербиной между нижними резцами.

– Поздравляю, – я не нашел других, лучших, слов.

Эми, тем временем, немного успокоилась и отступила к Майку.

Затем наступила очередь Захара и он, улыбаясь во всю возможную ширину, подарил им еще и карточку Visa: "на свадебное путешествие, если вы такое еще не планировали!"

Потом обнимались Марта и Эми, Марта и Майк, Майк и Эми, Оссия и Эми, Оссия и Майк и снова Майк и Эми. Алекс церемонно раскланялся с парочкой и вручил им конверт.

Захар начал болтать о какой‑то ерунде, вроде своих подвигов на Аппенинском полуострове, теперь пришла очередь мистера и миссис Дейли восторгаться его находчивостью и железной выдержкой.

Я отошел в сторону – к столу с закусками, потому что изрядно проголодался в дороге и был сразу перехвачен седым господином с крепкими сухими руками: правую он не церемонясь протянул мне:

– Эми вас очень ждала, мистер Саура, – сообщил мне дедок. – И мистера Майнце. Три последних дня только и было слышно: "приедут – не приедут!" Я отец невесты – Джордж Спротт. Называйте меня просто – Джордж. Вы так много сделали для моей девочки, что стали очень близки нашей семье – как еще один сын. Если не возражаете, я тоже буду называть вас Сарджем? Вот и хорошо, а теперь, думаю, нам стоит хорошенько выпить! Поверьте мне, когда станете отцом и будете выдавать свою единственную дочь замуж – вы прочувствуете всю полезность изобретения виски. Или джина – неважно!

Мистер Спротт рассмеялся, а мне оставалось только согласиться. Он слегка картавил и иногда осмысление его быстрой скороговорки стоило некоторого напряжения: проглоченные им буквы коверкали слова, заставляя догадываться о сути по контексту.

– Мне Зои, это моя супруга, вон она ходит с племянницами, говорила в последнее время: Джордж, то, что эти мальчики сделали для нашей семьи – больше, чем сделали все наши предки, работавшие без устали от рождения до смерти, но так и оставшиеся бедняками. – Он наполнил стаканы. – Ваше здоровье, Сардж!

Мы выпили по глотку, и к своему удивлению в жидкости я опознал водку – не такую противную, как доводилось мне пить в институте, гораздо мягче и без тошнотворного послевкусия, но все равно водку!

– Нравится Столи? – Джордж заметил движение моих бровей. – Вкусную дрянь сварили русские! Если не считать ракет и танков, то это единственное, что они умеют делать лучше всех!

Я посмотрел на бутылку – литровая "Столичная".

– Первый раз пьете такое? – Не унимался Джордж. – Я специально заказал, чтобы всех удивить. У Эми по материнской линии русские корни, вот как бы символ. Дороговат, правда, целых пятнадцать долларов за бутылку, наш Smirnoff доступнее, но – экзотика! Из самой России.

– Замечательно! – я "оценил" вкус продукта. – Мы в свое время поучаствовали в становлении "Келлера–Коллинза", нужно было что‑то подобное сварить. Пятнадцать долларов? С ума сойти!

– Эми говорила, что все, к чему вы прикасаетесь с мистером Майнце, сразу превращается в золото. Думаю, у вас был замечательный шанс показать русским, чья водка лучше! – Рассмеялся Спротт. Он еще раз прихлебнул из стакана и неожиданно выдал: – Сардж, вот вы молодой, умный, успешный человек, скажите мне, куда катится Америка? Я двадцать пять лет отработал на местном заводе мистера Форда. От мальчика при конвейере я добрался до должности старшего мастера участка. Я начинал с заработка в четыре с четвертью доллара в час, теперь я зарабатываю почти двадцать долларов за тот же час, но у меня нет на счетах такого количества денег, как у моей сопливой Эми! Черт, она ведь колледж закончила только потому, что я ее заставлял учиться ежедневно! А сейчас у нее на счету почти четверть миллиона! Я ведь думал помочь ей со свадьбой, но она отказалась! Она знает, что у меня нет лишних денег!

Я заглянул в его внимательные глаза: он на самом деле ждал объяснений. Это была не зависть к благосостоянию дочери – это было искреннее недоумение! Ему всю жизнь внушали: работай–работай–работай и будет тебе успех, но действительность опрокидывала все его жизненные постулаты. Джордж на самом деле не понимал – что такое делает его дочь, что ее доходы на порядок перекрывают его заработок? Разве она летает в космос? Нет. Может быть, она пишет романы или картины? Нет. Тогда, наверное, она ведет тяжелые юридические тяжбы? Тоже нет!

Это все читалось в его глазах и он на самом деле ждал объяснений, потому что считал, что я, тот, кто превращает слова в деньги, знаю об этом больше всех.

– У вас, Сардж, нет ответа?

– Есть, Джордж, но, боюсь, он вам не понравится.

– Но вы ведь не делаете ничего противозаконного?

– Что вы, Джордж! Мы всего лишь торгуем человеческой алчностью. Помогаем богатым стать еще богаче.

– Вот как? – он снова приложился к стакану. – Видимо, прибыльное занятие. Стоит водке согреться и она теряет свое очарование. Вы уже познакомились с Майком?

Я оглянулся на молодоженов, но на прежнем месте их уже не оказалось – вся молодежь большой группой проследовала к сцене, где уже слышались связные аккорды музыкантов.

– Да, с моим зятем, – уточнил Джордж. – Он с соседней улицы. Я хорошо знал его отца – он работал на том же участке, что и я. Только после развода со своей Мэри – лет восемь тому, он уехал в Шайенн. В Вайоминге. Слышали про такой? Сущая дыра, я там был как‑то раз, еще когда служил в армии. Там ничего никогда не происходит. Луисвилл – город спокойный, а Шайенн – просто вселенская пустошь! Самая скучная столица штата из всех пятидесяти столиц. Даже скучнее нашего Франкфорта. Кроме военной базы, там вроде бы и нет ничего. А у Дейва – так зовут отца Майка, там небольшой участок земли возле Дэвилз–Тауэр. Слышали?

Я кивнул, хотя ничего не слышал ни о Вайоминге, ни о Шайенне, ни, тем более, о какой‑то башне Дьявола.

– Майк похож на отца, он хороший парень. Звезд с неба не хватает, трудолюбивый и упрямый. Как я. Он будет упираться всю жизнь, но никогда не заработает столько, сколько Эми заработала за последние пару лет. Понимаете, Сардж?

– Кажется, да, – я и в самом деле вдруг сообразил, чего он боится.

– А нет ничего хуже, когда в доме верховодит баба. Жизнь такова, что кто приносит больше денег, тот и глава в семье. Они, конечно, сейчас счастливы, но это ненадолго. И мне делается от этого… нехорошо, Сардж. Понимаете?

Он налил в свой опустевший стакан еще водки.

– Очень скоро это поймет и Эми. И станет подыскивать себе более удачную партию. А ведь Майк ухаживал за ней лет десять – со школы.

– А что я могу сделать? – Я развел руками. – Уволить ее?

Джордж Спротт рассмеялся:

– Знаете, Сардж, если бы я был достойным своих пуританских предков, я бы сказал: да, Сардж, увольте ее! Бабье место – у плиты. Но беда в том, что я тоже желаю счастья своей дочери. Я знаю, что деньги его не дают, Но и без денег оно непрочно. Я не знаю, как у них сложилось бы с Майком не будь вас, но вы‑то есть! И поэтому у моей дочери есть приличный доход. Ей не придется считать центы, собирая на детские завтраки, как приходилось это делать Зои, но зато ей теперь придется работать над своим семейным счастьем в три раза больше, если, конечно, это для нее важно. Чтобы было у нее все хорошо! – Он поднял стакан и одним махом осушил его.

Я последовал его примеру.

Чуть позже, когда я рассказал ему, как работают на заводах в Италии и Германии, мы неспешно пошли к сцене, где уже гремела музыка–кантри и суховатый баритон рассказывал собравшимся о том, что он "Никогда не прекратит любить тебя". Довольно популярная песенка Гари Морриса в этом исполнении звучала едва ли не лучше, чем в оригинале. Потом были "Лучший год в моей жизни" Эдди Рэббита, "Ты можешь мечтать обо мне" Стива Варинера, а потом пошло что‑то незнакомое – видимо, самодельное. Веселое и однообразное.

Народ бросился танцевать, раздался молодецкий топот и громкие крики вроде тех, что должны издавать ковбои.

Захар скакал в толпе между Мартой, Линдой, Марией и смущающейся Джоан – весь наш небольшой коллектив присутствовал на площадке. Невеста сверкала своим нарядом в самом центре – перед беснующимися музыкантами, рядом размахивал руками Майк. Под деревом, чуть на отшибе, стоял Алекс и рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу – Оссия. Они не знали здесь практически никого и поэтому держались вместе.

– Видите, Сардж, как немного нужно человеку для того, чтобы чувствовать себя счастливым? Музыка, друзья и немного алкоголя. – Джордж забрал из моей руки стакан. – Идите, Сардж, покажите этой шантрапе, как пляшут настоящие финансовые киты из Central Business Destrict (деловой район Луисвилла)!