355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Морозов » О них не упоминалось в сводках » Текст книги (страница 4)
О них не упоминалось в сводках
  • Текст добавлен: 13 марта 2019, 21:00

Текст книги "О них не упоминалось в сводках"


Автор книги: Дмитрий Морозов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Добравшись окраинными улочками до домов комсостава, Семенихин увидел только груду обгоревших развалин. Тогда он отправился на частную квартиру, где я жил в прошлом году. Хозяин квартиры встретил его недружелюбно. На вопросы Николая ответил, что девочка недавно приходила к нему с какой-то женщиной, просилась переночевать. Но потом, мол, они передумали и ушли.

– Этот куркуль сам ее прогнал, факт! – возмущался разведчик. – Побоялся семью командира укрыть!

Между тем близился рассвет. Семенихин спрятался в огороде. Мимо него немецкие автоматчики в черной форме провели большую толпу женщин с детьми и мужчин всех возрастов. Их гнали быстро, подталкивая прикладами. Видел Николай и группу военнопленных: командиров и красноармейцев. Среди них было много раненых.

Выбравшись на окраину города, Семенихин залег во ржи, возле дороги. А когда появилась грузовая машина с гитлеровскими солдатами, он бросил в кузов две гранаты.

– Немцы, которых не убило, так обалдели, что в мою сторону никто не стрелял. А я ползком – через рожь да к лесу, – закончил рассказ разведчик.

Я слушал Семенихина с большим волнением. По его словам получалось так, что дочь осталась в Слуцке. Что же теперь будет с ней?

Семенихин вскоре заснул. Во сне он бормотал, вскрикивал. Я смотрел на его веснушчатое, всегда веселое лицо. Сейчас оно было грустным.

Медленно тянулась эта тревожная ночь. Впереди – неизвестность. Слева, со стороны шоссе, параллельно которому двигалась наша колонна, доносился несмолкаемый гул немецких танков, стремившихся на восток. Темноту то и дело прорезали осветительные ракеты. На горизонте полыхало зарево близких и далеких пожаров.

Новый день застал нас на марше. Колонна, собранная из остатков дивизии, растянулась километра на два. Тут были всадники, повозки, грузовики, тракторы без орудий, один уцелевший танк и одна бронемашина. Пешие двигались по обочинам, по обе стороны дороги. К нам присоединялись одиночки и группы бойцов, выходивших из леса. Мы нагоняли беженцев, гурты еле плетущегося скота.

На малом привале как-то сам собой возник отряд смельчаков, которые хотели выйти на шоссе и устроить там засаду. Но подполковник Тер-Гаспарян запретил делать это.

– Больше будет вреда, чем пользы, – сказал он. – Немцы вышлют разведку, обнаружат нас и отрежут от Глуска. А свернуть нам некуда – справа болота.

Довод был веский. Но очень уж велико было желание бить гитлеровцев. Человек пятнадцать бойцов и командиров незаметно отстали от колонны и скрылись в лесу.

В эти дни нам приходилось встречать и командирские семьи. Они выходили из леса на дорогу голодные и усталые. В одной из таких групп оказалась моя соседка по квартире. Она подтвердила, что несколько командирских семей не успели уйти из города. Вместе с ними видели и мою дочь.

Когда мы въехали в Глуск, из домов высыпали жители. Они недоуменно и даже испуганно смотрели на нас: видимо, мы выглядели странно и удручающе. К тому же среди нас было довольно много раненых.

Наша машина остановилась у здания райвоенкомата. Тут никого не оказалось. Ветер гонял по двору пепел сожженных бумаг.

Подполковник Тер-Гаспарян хотел позвонить в Бобруйск, чтобы выяснить обстановку, но телефон не работал. Мы не знали, где свои, как далеко продвинулись немцы. Тер-Гаспарян, разложив на столе карту, долго сидел над ней, обдумывая, что делать. Потом поднялся и объявил нам свое решение: двигаться дальше в общем направлении на Рогачев.

Мост через реку Птичь, протекавшую около города, оказался сожженным; из воды торчали обугленные сваи. Для того чтобы переправиться через реку, нужно было сделать крюк в десять – двенадцать километров. К шести часам вечера мы добрались до деревни Жолвинец. Началась переправа. Высланная разведка сообщила о движении сплошных колонн немецких войск по шоссе от Старых Дорог на Бобруйск. С северо-востока доносился отдаленный гул артиллерийской стрельбы.

Офицер связи, приехавший наконец из штаба армии, привез распоряжение. Части дивизии должны были собраться в районе Чечерска для укомплектования. Предстоял марш около ста восьмидесяти километров. Обстановку представитель штаба не знал, он сказал только, что бои идут на реке Березина.

Старшему лейтенанту М. Л. Оспищеву и мне Тер-Гаспарян приказал организовать оборону моста и держаться до тех пор, пока переправится пешая колонна дивизии. Мы собрали команду из пятнадцати добровольцев. Здесь были и артиллеристы, и пехотинцы, и даже два танкиста. Переписали фамилии и домашние адреса бойцов. Выставили охрану.

Одиннадцать винтовок и карабинов, три ППД (пистолет-пулемет Дегтярева), один ручной пулемет, бутылки с горючей смесью и около двадцати гранат – таким было вооружение нашей группы.

Вскоре Оспищев получил приказание Тер-Гаспаряна выехать за отставшим 161-м запасным полком, разыскать его и вывести проселочными дорогами к главным силам дивизии. В нашем распоряжении находились две машины, в том числе крытый штабной автобус, забитый чемоданами комсостава. Все эти вещи пришлось выбросить. Матвей Лукич Оспищев выкинул и свои чемоданы. Потом, когда он догнал дивизию, приведя запасный полк из Уречья, никто из командиров штаба не обиделся на него.

Оспищев уехал. А через мост всю ночь проходили войска и беженцы. Ни одного орудия и танка, никакой техники – только люди.

Перед рассветом движение прекратилось. Дорога опустела. Вся наша группа бодрствовала. Бойцы лежали у въезда на мост, тихо переговаривались.

– Как сейчас дома поживают? Сенокос вовсю идет, а там и жнитво… Мужики, наверное, все в армию ушли, остались одни бабы да старики. Работать некому, – сказал красноармеец Роман Силков. В его голосе звучала затаенная грусть.

– А ты сам откуда? – спросил Семенихин.

– Рязанский. Около Сасово наша деревня.

– Туда война не дойдет, а мою уже немцы забрали…

– Родня-то осталась?

– Тетка, двоюродный братишка с сестренкой.

– Плохо. Тяжело будет под немцем, – сочувственно произнес Силков.

В деревне пропели петухи. Тускнели звезды. Стая уток опустилась в тихой заводи, неподалеку от нас.

Со стороны Бобруйска снова докатился гул артиллерийской стрельбы, которая стихла ночью. Высоко в небе, держа курс на восток, проплыли бомбардировщики. Начинался тяжелый и длинный фронтовой день.

Со стороны леса послышался шум моторов. В предрассветной мгле показались три черных силуэта.

– Бронеавтомобили! – определил Семенихин.

Машины остановились у поворота в трехстах метрах от нас. Из переднего броневика вылез офицер, в руках его забелела карта.

– Немцы! Кресты вижу! – прошептал Семенихин.

«Вот сейчас из пушки ударить, ни один не ушел бы!» – подумал я.

Офицер сложил карту и сел в машину. Броневая дверка захлопнулась.

– Спокойно, ребята! Раньше времени не стрелять! – передал я по цепочке.

Вся наша команда лежала в высохших канавах около дороги, у каждого под рукой – бутылки с горючей смесью и гранаты.

Броневики на малой скорости приближались к мосту.

Красноармейцы застыли в напряженном ожидании.

Признаюсь, что в ту минуту мне было страшно, я, наверное, побледнел. Но вот перед глазами возник образ дочери. Это они, фашисты, нарушили наш покой, разбили мою семью, усеяли землю трупами…

Закипевшая злоба прогнала страх. До боли в пальцах я сжал потеплевшую лимонку. Этой гранатой я не мог промахнуться!

Зеленые машины с серо-коричневыми пятнами камуфляжа совсем близко. Сердце отчаянно колотилось, во рту пересохло.

– Огонь! – вскочил я. Граната полетела точно в машину. Я упал. Рядом тяжело плюхнулись Силков и Семенихин, бросившие свои «гостинцы». Гранаты, бутылки с горючей смесью сыпались на немцев и справа и слева. Затрещали винтовочные выстрелы.

Передний броневик, объятый пламенем и потерявший управление, продолжал катиться по дороге. Проехав метров двадцать, он свалился под откос и, перевернувшись, упал в реку.

Загорелась и вторая машина. Дверца была открыта, около нее валялся убитый офицер. Третий броневик замер на дороге.

«Тоже подбит», – решил я.

– Здорово сработано! – радостно воскликнул Семенихин.

Бойцы вскакивали на ноги, громко смеялись. И вдруг гулко застучал пулемет. Струи свинца прижали нас к земле. Это открыл огонь третий броневик. Машина медленно пятилась по дороге.

– Уйдет, подлец! – крикнул Силков. Пригнувшись, он побежал по канаве. Вот красноармеец размахнулся и кинул гранату. Она разорвалась за броневиком.

– Эх, черт возьми, промазал! – на помощь Силкову бросился Семенихин.

Но было уже поздно. Набрав скорость, броневик скрылся за пеленой поднимавшегося тумана.

– Теперь приведет целое войско, – сказал кто-то из красноармейцев.

Ну что же, две бронемашины враг вынужден списать со счета! Это была хоть маленькая, но победа. Однако радость ее омрачилась тем, что в самую последнюю минуту фашистская пуля сразила Романа Силкова.

Силков лежал на краю канавы. Раскрытые черные глаза застыли в каком-то недоумении. Изо рта тонкой пенистой струйкой текла кровь. Пуля ударила его в грудь, навылет.

Сразу нахмурились, помрачнели бойцы.

Передо мной встал вопрос: что делать дальше? Колонна нашей дивизии прошла, 161-й полк Оспищев поведет через южный мост. «Пора уезжать», – решил я.

Отряд быстрым шагом двинулся на пригорок, к деревне. Впереди Семенихин и еще трое бойцов несли тело Силкова. Густая, потемневшая кровь редкими каплями падала на дорожную пыль.

От леса отделилось несколько танков и автомашин с пехотой. Они устремились к мосту.

Мы отошли вовремя. Задержись наш отряд на десять-пятнадцать минут, мы не смогли бы оторваться от противника.

Деревня будто вымерла. Не мычали коровы, не скрипели колодезные журавли, над трубами домов не вился дымок. Оставшиеся жители, встревоженные стрельбой, выходили к воротам и молча провожали нас тоскливыми взглядами.

На окраине деревни нас ждала грузовая машина. Недалеко от дороги, возле старой березы, бойцы выкопали могилу. Тут и похоронили мы красноармейца Романа Силкова. Когда опускали его в неглубокую яму, со стороны моста донесся треск выстрелов. Немцы обстреливали берег реки. Они боялись теперь лезть напролом.

К вечеру мы выехали на шоссе Брест – Москва около Рогачева. Над городом медленно проплыл четырехмоторный тяжелый бомбардировщик ТБ-3. Огромная воздушная крепость шла с запада без сопровождения истребителей. Это – первый наш самолет, который я увидел за восемь дней войны.

Брестское шоссе было еще больше запружено транспортом, людьми и гуртами скота. Двигались мы медленно. То и дело приходилось останавливаться и ждать, когда рассосется очередная пробка.

Только 1 июля прибыли мы наконец в район Чечерска. Сюда, в лесной лагерь, что в шести километрах западнее города, стягивались на доукомплектование остатки нашей дивизии. Представители дивизии, разъезжая по окрестным дорогам, собирали красноармейцев и командиров, отбившихся от своих частей. Этими людьми пополнялись наши подразделения. Кроме того, из ближайших районных центров к нам прибывали и вновь мобилизованные.

В ходе укомплектования выяснилось, что наши потери убитыми и ранеными за первые дни войны были не столь значительными, какими они казались до этого. Части нашей дивизии редели главным образом за счет пропавших без вести. Подразделения, не имевшие транспорта, отходили в стороны, двигались по проселкам через леса и отставали от главных сил. Теперь эти подразделения разыскивали свои полки или вливались в другие части.

– Ну, товарищ Морозов, собирай артиллерию, тащи в дивизию все, что попадется под руку. Людей найдем, дело за пушками! – распорядился Тер-Гаспарян.

На ближайших складах орудий не оказалось. Мы пополнялись ими за счет «перехвата» на дорогах. 141-й артполк так и остался без гаубиц. Он представлял собой пешую команду численностью около шестисот человек. Для полковой и батальонной артиллерии удалось достать девять пушек калибром 45–76 миллиметров и десять 82-, 120-миллиметровых минометов.

В полном составе прибыла наша штабная батарея. Оторвавшись от штаба дивизии, она отходила по Брестскому шоссе через Бобруйск. В районе Довска командир батареи младший лейтенант Макаров случайно встретил работника штаба армии, который и направил батарею сюда.

В конце первой недели июля вернулись в дивизию полковник Семенов и капитан Деревенец. Они привели с собой 107-й стрелковый и 84-й артиллерийский полки, которые разыскали еще 27 июня севернее Слуцка.

Деревенец рассказал мне о боевых действиях этих частей.

107-й полк развернулся 24 июня перед Слонимом, куда он был переброшен автотранспортом. 84-й артполк вступил в бой позднее в районе Барановичей. Здесь в первом бою артиллеристы подбили с десяток фашистских танков, при этом потеряли всего лишь два орудия.

26-27 июня полки сражались бок о бок с мотострелковой дивизией, имевшей на вооружении одни лишь винтовки и пулеметы.

В бою с прорвавшимся противником артиллеристы обоих наших полков подбили и уничтожили еще десять танков. Капитан Деревенец восхищался умелыми действиями батареи лейтенанта В. Э. Шомоди, которая больше всех подбила танков, не потеряв ни одного орудия.

Проверяя перед этим боем организацию противотанковой обороны, Деревенец случайно встретил в лесу группу женщин с детьми, в том числе и свою семью: жену с дочкой. Эти женщины – жены командиров – 24 июня пешком вышли из Слуцка по дороге на Минск.

Они были очень голодны и сильно устали. Их накормили, а потом на машине отправили в Смоленск. Оттуда они должны были уехать в глубь страны поездом.

После боев севернее Слуцка оба полка отошли на восточный берег Березины, где держали оборону около двух суток, отражая попытки немцев форсировать реку с ходу. Здесь батарейцы 84-го артполка подбили несколько танков. Сдав рубеж частям воздушно-десантного корпуса, полки продолжали путь на восток. С их прибытием боевые возможности нашей дивизии резко возросли.

107-й стрелковый полк имел около половины своего первоначального состава. 84-й артполк оказался в лучшем состоянии: потери его были незначительными. Семенов считал, что главная заслуга в этом принадлежит командиру полка майору И. К. Воропаеву[2]2
  24 октября 1944 года Воропаеву было присвоено звание Героя Советского Союза. Генерал-майор артиллерии И. К. Воропаев скончался в 1948 году.


[Закрыть]
. Он умело руководил боем, добивался успеха ценой малых жертв. Сказывался большой боевой опыт, полученный Воропаевым в Испании, где ему довелось уже встречаться с фашистами. Капитан Деревенец очень лестно отозвался о работе штаба полка, возглавляемого капитаном Н. Д. Азаровым.

Но артиллеристам очень не повезло. Нанеся врагу большие потери, артполк прибыл в район сосредоточения без своего боевого Знамени.

Случилось так, что взвод, охранявший святыню полка, был отрезан в бою от главных сил. Весь взвод погиб под гусеницами фашистских танков.

Лишь несколько лет спустя стало известно, что один из раненых красноармейцев успел спрятать Знамя и оно не попало в руки гитлеровцев. Его нашла колхозница Е. М. Мясник. Вместе со своим братом смелая женщина бережно хранила боевое Знамя до прихода советских войск. За свой патриотический поступок Е. М. Мясник была награждена орденом Красной Звезды. Сейчас Знамя полка находится в Минске, в музее истории Великой Отечественной войны.

Опыт, оплаченный кровью

Дивизия не только доукомплектовывалась, но и вела оборонительные работы на двенадцатикилометровом фронте по восточному берегу реки Сож – от Пропойска (Славгорода) до Старой Каменки. Этот рубеж мы и заняли 12 июля, войдя в состав 28-го стрелкового корпуса. Командный пункт дивизии расположился возле села Кремянки, в четырех километрах восточнее Пропойска.

Севернее заняла оборону по реке Проня 42-я стрелковая дивизия. Для усиления 44-го стрелкового полка этой дивизии, на который возлагалась оборона Пропойска, был передан наш 84-й артполк. Мы снова остались почти без артиллерии.

О том, что происходило впереди – на Днепре, мы узнавали из скупых сводок Совинформбюро.

Полковник Семенов сообщил мне и Деревенцу, что нашей 4-й армии, располагавшей фактически только 28-м корпусом, поставлена задача не допустить прорыва немецких войск в направлении Пропойск – Кричев. 47-й стрелковый корпус, тоже входивший в состав армии, имел огромную нехватку личного состава, совсем не имел артиллерии и был сосредоточен в районе Новозыбков – Климово для пополнения.

Двое суток я провел на рубеже обороны стрелковых полков и в боевых порядках 84-го артполка: проверял готовность артиллерии. Противника перед дивизией еще не было. Оборонительные работы шли полным ходом.

С наблюдательных пунктов, расположенных на правом фланге дивизии, хорошо видны были противоположный берег реки, восточная и южная окраины Пропойска, шоссе, выбегавшее из города. По дороге двигалось в обе стороны много машин и повозок. Часто появлялись в одиночку и звеньями немецкие самолеты, стреляли из пулеметов и сбрасывали бомбы. Движение замирало. Но как только самолеты удалялись, машины и повозки снова пускались в путь.

Огневые позиции артиллерийского полка были выбраны удачно и хорошо замаскированы, особенно позиции батарей, которыми командовали лейтенанты Шомоди, Ларюхин и старший лейтенант Чапенко. Командир полка майор Воропаев и командир 1-го дивизиона капитан Лубинский были мастерами маскировки. Они научили этому и своих подчиненных.

Все шло нормально. Люди жаловались только на отсутствие топографических карт, по которым можно готовить данные для стрельбы. С этим у нас было плохо. Для общей ориентировки пользовались географическими картами Белоруссии. Одна-единственная карта масштаба 1:100 000 находилась у командира дивизии.

Довольный своей поездкой и бодрым настроением артиллеристов, возвращался я на командный пункт. Дорога то шла лесом, то выбегала на простор полей. В золотистых солнечных лучах купались березовые рощицы. Темной стеной стояли заросли елей. Хотелось выйти из машины и приподнять еловые ветки, веером нависшие над землей, под ними часто прятались белые грибы.

Вскоре я подъехал к штабу, укрывшемуся в лесу. Полковник Семенов и капитан Деревенец только что вернулись из других полков. Ординарец Семенова красноармеец Скиба кипятил на маленьком костре чай в котелке. После того как я доложил о своей поездке, Семенов сказал:

– Наши войска на рогачевском направлении перешли в наступление. Об этом передавали по радио.

– Может, и обороняться здесь не придется?! – обрадовался Деревенец.

– Не знаю, – ответил Семенов, прихлебывая чай, только что налитый из дымящегося котелка.

Я удивлялся, как это полковник умудряется не обжечь рот.

С нетерпением ждали мы, когда вернется из штаба армии Тер-Гаспарян. Мы думали, что он привезет хорошие новости. Но получилось другое. Новости оказались крайне неприятными. Подполковник сказал, что еще 10–11 июля немецкие войска форсировали Днепр. К вечеру 14 июля, продвинувшись на сто километров, они захватили Мстиславль, угрожая с севера Кричеву. Складывалась очень трудная для нас обстановка.

2-й дивизион 84-го артполка был срочно направлен в район севернее Кричева для совместных действий с частями 6-й стрелковой дивизии, которые должны были не допустить немцев к городу. Наша дивизия получила новую задачу. Совершив в ночь на 15 июля тридцатикилометровый марш, она сосредоточилась в лесах южнее Черикова. Предполагалось, что мы примем участие в контрударе по группировке противника, прорвавшейся на Горки – Мстиславль. Но контрудар не состоялся.

На рассвете был получен новый приказ: немедленно вернуть 107-й стрелковый полк с 1-м дивизионом 84-го артполка к Пропойску. Оказалось, что немецкие танки ворвались в Пропойск, потеснили 42-ю дивизию и продвигаются на Чериков.

– Черт знает что это такое! Только от Пропойска ушли, а там прорыв! – возмущался Тер-Гаспарян. Он был человеком горячим, вспыльчивым и на все промахи, как свои, так и чужие, реагировал всегда болезненно.

Полковник Семенов поддержал его:

– Какая-то свистопляска. Из-под самого носа немцы город у нас отхватили. Рубаха горит, а мы в сапоги воду льем! Столько войск, а фашистов никак не задержим!

– Войск немало, да и дыр хватает, успевай только затыкать!

Слушая их разговор, я подумал, что управление войсками на нашем направлении осуществляется, вероятно, далеко не лучшим образом. Ни я, ни другие товарищи не знали в то время ни размеров неудач, ни их причин. Сведения о событиях за пределами дивизии доходили до нас с опозданием, в самых общих чертах.

Днем части дивизии вели разведку переправ через Сож, заготавливали плоты на случай форсирования реки.

Разведчики, высланные вперед, сообщили, что немцы прорвали оборону на реке Лобчанка, притоке Сожа, в двенадцати километрах западнее Черикова. Там оборонялся 333-й полк 6-й стрелковой дивизии. Людей в нем осталось мало, артиллерии совсем не было. Полк не смог отразить танковый удар и отошел к переправе через Сож, в район Мирогощи – Журавля.

Тер-Гаспарян, не ожидая распоряжения из штаба корпуса, принял решение перебросить наши части через реку, с тем чтобы удержать Чериков за собой. Но осуществить это не удалось – немецкие танки уже подходили к городу.

Успевшие переправиться батальоны 111-го стрелкового полка, едва выдвинувшись на юго-западную окраину Черикова, сразу вступили в бой. Мы с Семеновым находились в это время возле переправы, южнее города. У нас не имелось средств, чтобы организовать артиллерийскую поддержку дерущихся батальонов. А пушки там были очень нужны!

Через час после начала боя немецкие танки ворвались в Чериков. Тер-Гаспарян приказал батальонам отойти обратно на восточный берег реки. Потом он, в разговоре с Семеновым, сожалел, что не переправил дивизию днем и не организовал заблаговременно оборону Черикова. Семенов успокоительно ответил ему, что на это мы не имели приказа сверху, да и трудно было предположить, что обстановка изменится так резко и неожиданно.

После потери Черикова нам было приказано занять оборону по берегу Сожа от Гронова (в пяти километрах восточнее Черикова) до Пропойска. 333-й стрелковый полк был временно передан в состав нашей дивизии. Вместе с ним и 161-м запасным у нас теперь насчитывалось пять стрелковых полков.

Наш 107-й полк, возвращенный в район Пропойска, не смог оказать существенной поддержки частям 42-й дивизии, отступившим от города. Попытка вернуть Пропойск окончилась неудачей, и полк был вынужден перейти к обороне, удерживая за собой небольшой плацдарм. Но после передышки полк ночью ворвался в южную часть города, перебил там застигнутых врасплох гитлеровцев, поджег несколько танков и автомашин. Утром фашисты бросили в атаку два танковых батальона с автоматчиками. До полудня шел жаркий бой за каждый дом. Наши стрелки не смогли отразить натиск бронированных машин: противотанковых орудий и мин у нашей пехоты не было. Полк отступил на исходные рубежи.

Утром 17 июля к нам приехал новый начальник штаба дивизии подполковник К. А. Елшин. Черный бархатный воротник и брюки навыпуск с малиновыми лампасами свидетельствовали, что прибыл он из Академии Генерального штаба. Тер-Гаспарян с капитаном Зуевым, временно исполнявшим должность начштадива, расположившись у шаткого стола под развесистой елью, сразу познакомили нового начальника штаба с положением дел. Обстановка после захвата немцами Пропойска и Черикова еще больше обострилась. Наша армия снова понесла серьезные потери. В 28-м стрелковом корпусе осталась лишь наша дивизия да часть сил 6-й дивизии. Две другие дивизии, 42-я и 14-3-я, были отрезаны от своих.

Положение наше было незавидным. Но в этот день на смуглом обветренном лице Тер-Гаспаряна впервые за последнее время появилась улыбка. Он радовался тому, что у него появился теперь надежный помощник.

При новом начальнике штаб дивизии заработал более деловито и оперативно. Елшин не оставлял нерешенным ни одного вопроса, не откладывал их в долгий ящик. Он часто собирал начальников отделений штаба и служб, требовал точных докладов, давал указания, что и как надо сделать. В разговоре с подчиненными он был вежлив и тактичен.

Меня послали в 228-й полк проверить противотанковую оборону и уточнить наличие вооружения. В полку насчитывалось около половины штатного состава. Имелось восемнадцать ручных и станковых пулеметов, сто автоматов, три ротных миномета и две 76-миллиметровые пушки образца 1927 года. Короче говоря, оснащенность полка тяжелым оружием была в десять раз меньше положенной по существовавшим тогда нормам. Противотанковых мин не было, ручных гранат – весьма ограниченное количество.

У нас не хватало всех видов оружия. Артснабженцы дивизии и полков сбились с ног, а достать ничего не могли. Большое количество складов, в том числе и наш уреченский склад, оказались на территории, оккупированной врагом. G тыловых баз вооружение еще не поступало.

Фашисты захватили Кричев, вышли к реке Сож от Пропойска до Мстиславля. Наше положение еще более осложнилось.

На фронте протяженностью около тридцати пяти километров оборонялась только наша дивизия и до полка 6-й дивизии. Рубеж для таких сил был слишком велик. Подразделения растянулись вдоль берега редкой цепочкой.

Командир взвода разведки штабной батареи лейтенант М. Васильев привел в штаб пожилого колхозника из деревни Журавель, перешедшего на наш берег. Колхозник рассказал, что в лесу восточнее деревни немцы сосредоточивают переправочные средства: разборные мосты, понтоны и лодки.

– Значит, наверняка будут наступать здесь, – решил полковник Семенов.

– Была бы авиация или аэростаты, можно было бы точно определить, где понтоны. А с наблюдательных пунктов ничего не видно, – досадовал Деревенец.

– Морозов! Езжайте к Воропаеву и передайте, чтобы второй дивизион срочно передвинул вот сюда! – показал на карте Семенов. – Наблюдательные пункты выдвинуть к самой реке. Пристрелку пока не вести, пусть немцы думают, что артиллерии у нас нет.

– Предупредите, чтобы подготовили неподвижный заградительный огонь, – добавил Деревенец.

Через час мы с майором Воропаевым поехали выбирать огневые позиции и наблюдательные пункты для дивизиона. Была уже ночь. Ориентироваться в темноте без карты в лесной местности трудно. Хорошо, что Воропаев взял с собой взвод бойцов и выставил на всех поворотах регулировщиков, которые показывали дорогу дивизиону, двигавшемуся вслед за нами.

Дивизион только что вернулся из района Мстиславля, где участвовал в боях с прорвавшимися немецкими танками, поддерживая своим огнем 1-й батальон 125-го полка 6-й дивизии. В этих боях, по словам Воропаева, особенно хорошо себя показала батарея лейтенанта Шомоди, уничтожившая девять немецких танков и не потерявшая ни одной пушки.

На рассвете, возвращаясь из полка, я увидел на лесной поляне тригонометрический пункт – высокую, как колокольня, деревянную вышку. «С нее наверняка просматриваются вражеские позиции», – подумал я. Прибыв в штаб, предложил капитану Деревенцу:

– Надо использовать эту вышку для наблюдения, может быть, удастся разведать точно место, где немцы готовят переправу.

– Правильно! Сейчас позвоню Воропаеву, пусть командира батареи на нее посадит.

– Разрешите мне, – попросил я.

Деревенец согласился. Взяв с собой отделение связи из штабной батареи и разведчика Семенихина, я отправился к вышке. Прежде чем забраться на нее, мы подключились к телефонному проводу, проложенному с наблюдательного пункта на огневую позицию. Телефонисты, находившиеся на концах этого провода, никак не хотели отвечать, из какой они батареи. Видимо, подумали, что с ними разговаривают немцы. По нашей просьбе они подозвали к аппарату командира. Им оказался Шомоди. Я предупредил лейтенанта, что, возможно, его батарее придется вести огонь. Шомоди охотно согласился, попросив только не разорять его – поменьше расходовать снарядов.

На вышку я залез вместе с Семенихиным и телефонистом Калининым. Взяли с собой стереотрубу, два бинокля и телефонный аппарат. Трудно было подниматься по ветхим ступенькам, готовым обломиться.

Видимость с верхней площадки была отличной. Угадывались даже очертания Пропойска, удаленного от нас почти на двадцать пять километров.

Впереди блестели извилины Сожа, а за рекой зеленым океаном раскинулся лес, который пунктирной линией прорезало шоссе. Просматривались только отдельные участки дороги. А вот и деревня Журавель.

Укрепив стереотрубу, я долго всматривался в каждый уголок леса, но ничего подозрительного не нашел. Верх вышки заметно качался от ветра. Это мешало наблюдению.

Наконец я обнаружил немецкие автомашины. Они двигались по накатанной на просеке дороге и скапливались в редком лесу.

Потом мы с Семенихиным разыскали место сосредоточения переправочных средств. Понтонная часть противника расположилась со своим имуществом в полукилометре от реки. Значит, колхозник не ошибся.

Телефонисты установили связь со штабом артиллерии. Я доложил Деревенцу о том, что видел, и попросил разрешения открыть огонь. Получив положительный ответ, тут же позвонил Шомоди.

– Виктор, сколько у тебя «огурцов»?

– Чуть больше одной нормы, – ответил тот.

Значит, на батарее около шестисот снарядов. «Запас приличный», – прикинул я.

Пристрелка прошла быстро. Огневые взводы работали сноровисто и точно. Снаряды с легким шипением проносились правее нас.

После пристрелки я перешел на поражение беглым огнем, обстреливая площадь скачками в одно деление (пятьдесят метров), то увеличивая прицел, то вдруг уменьшая его. Так продолжалось десять минут. Участок леса заволокло дымом и пылью. Из-под обстрела ушло лишь несколько грузовиков.

– Хватит! – попросил лейтенант Шомоди. – Этак вы все снаряды израсходуете.

– Цель оправдывает средства, – весело ответил я, но стрельбу прекратил.

– Здорово им жару дали! – восхищался Семенихин. – Вот туда бы еще стрельнуть! – показал он на пехоту и грузовики, скопившиеся на поляне.

С вышки было видно много разных целей, все их хотелось уничтожить. Но не хватало снарядов. Вчера, правда, привезли в полк около четырех тысяч снарядов для 76-миллиметровых орудий и двести для гаубиц. Однако их приберегали на случай наступления противника.

– Давай хорошенько наблюдать и все нанесем на схему, – сказал я Семенихину. – Ты разведчик, тебе и карты в руки.

Вскоре гитлеровцы заметили нас – черные точки в переплете вышки. Послышался звук летящей мины. Она разорвалась с недолетом. Следующая – за спиной.

– В нас стреляют, – забеспокоился Семенихин. – Вы, товарищ старший лейтенант, слезайте, я посижу.

Мины с треском рвались все ближе и ближе. Осколки пролетали мимо нас и впивались в деревянные балки.

– Вниз! – приказал я.

Мы спешили. Ступеньки ломались под ногами. Пришлось сползать, обхватив бревно руками и ногами. Хорошо, что Калинин догадался спустить на проводе телефонный аппарат и стереотрубу.

Мины осыпали вышку со всех сторон. От балок и перекладин летели щепки. Осколок царапнул Семенихина по ноге, вырвал кусок голенища. Я думал, что на этот раз нам не выбраться. Но все кончилось благополучно. Дождавшись паузы в стрельбе, мы побежали к лесу и укрылись среди деревьев. А противник продолжал еще минут пять обстреливать вышку, но так и не попал в нее.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache