355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Калюжный » Другая история Руси. От Европы до Монголии » Текст книги (страница 33)
Другая история Руси. От Европы до Монголии
  • Текст добавлен: 8 сентября 2016, 21:57

Текст книги "Другая история Руси. От Европы до Монголии"


Автор книги: Дмитрий Калюжный


Соавторы: Сергей Валянский

Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 40 страниц)

Литовские источники о Московии и Литве

Вот что рассказывает о Московии тех времен Михалон Литвин, автор трактата «О нравах татар, литовцев и москвитян» (1550 год):

«…города [москвитян] славятся разными искусными мастерами; они, посылая нам деревянные ковши и посохи, помогающие при ходьбе немощным, старым, пьяным, [а также] чепраки, мечи, фалеры и разное вооружение, отбирают у нас золото.

Прежде москвитяне были в таком рабстве у заволжских татар,[76]76
  Что за Волга имеется в виду? Немного ранее этот же автор сообщает, что Волга – лишь другое название реки Танаис. Между тем, Танаис – античное название Дона.


[Закрыть]
что князь их [наряду с прочим раболепием] выходил навстречу любому послу императора (а не хана, обратите внимание) и ежегодно приходящему в Московию сборщику налогов за стены города и, взяв [его] коня под уздцы, пеший отводил всадника ко двору. И посол сидел на княжеском троне, а он сам коленопреклоненно слушал послов. Так что и сегодня заволжские и происшедшие от них перекопские[77]77
  Ничего этнически общего, кроме названия, нет у крымских (перекопских) и волжских (казанских) татар.


[Закрыть]
[татары] называют князя москвитян своим холопом (cholop), то есть мужиком (rusticum). Но без основания. Ведь себя и своих людей избавил от этого господства Иван,[78]78
  Иван III.


[Закрыть]
дед того Ивана [сына] Василия, который ныне держит [в руках] кормило власти, обратив народ к трезвости и повсюду запретив кабаки. Он расширил свои владения, подчинив себе Рязань, Тверь, Суздаль, Володов и другие соседние княжества. Он же, когда король Польши Казимир и князь Литвы сражался в Пруссии с крестоносцами (cruciferos) за границы королевства, а народ наш погрязал в распущенности, отнял и присоединил к своей вотчине литовские земли, Новгород, Псков, Север и прочие; он, спаситель и творец государства, был причислен своими людьми к лику святых. Ведь и стольный град свой он украсил кирпичной крепостью, а дворец – каменными фигурами по образцу Фидия (помнят, помнят Фидия, скульптора, помершего за 2000 лет до них! Кабы мы так помнили скульпторов двадцатилетней давности), позолотив купола некоторых его часовен.

Также и рожденный им Василий, поддерживая ту же трезвость и ту же умеренность нравов, в год 1514 в последний [день] июля отнятую у нас хитростью Михаила Глинского крепость и землю со Смоленском присоединил к своей вотчине. Вот почему он расширил стольный град свой Москву, включив в нее деревню Наливки, создание наших наемных воинов, дав ей название на позор нашего хмельного народа. Ведь „налей“ соответствует латинскому „Infunde“. Точно так же рожденный от него, правящий ныне, хотя и отдал нам одну крепость, но между тем в наших пределах воздвиг три крепости: Себеж, Велиж, Заволочье. Он в такой трезвости держит своих людей, что ни в чем не уступает татарам, рабом которых некогда был; и он оберегает свободу не мягким сукном, не сверкающим золотом, но железом; и он держит людей своих во всеоружии, укрепляет крепости постоянной охраной; он не выпрашивает мира, а отвечает на силу силой, умеренность его народа равна умеренности, а трезвость – трезвости татарской; говорят, что образом жизни он подражает образу жизни нашего героя Витовта».


Московский всадник. С немецкой гравюры XVI века.

Если учесть, что одна из задач автора приведенных строк – унизить Московское княжество, то становится понятным стремление выдать московичей за рабов диких татар, вассалов Литвы. Но могло ли это быть, судите сами по быту татар (описание из того же трактата Литвина приведено в одной из предыдущих глав этой книги), и по перечню товаров, поставляемых из Московии той же Литве.

Затем автор принимается рассуждать о происхождении Литвы. Здесь вдруг совпадают события монгольского нашествия с временами Римской империи. Впрочем, в таких «заблуждениях» Литвин не одинок. Немецкий хронист Петр Дусбург в XIV веке сообщал о сражениях пруссов, родственных литовцам, с воинами Цезаря. Вплоть до XVI века бытовали и другие предания, согласно которым литовцы-пруссы воевали не только с Цезарем, но и с Александром Македонским.

Польская традиция тоже сохранила несколько вариантов легенды о литовцах, как потомках древних римлян. Ректор Краковского университета Ян из Людзишки в своем приветствии новому, избранному в 1447 году королю Казимиру Ягеллону высказал надежду, что король из династии, происходящей от римских консулов и преторов, сумеет ограничить произвол светских и духовных магнатов.

Один из первых гуманистов Польши Ян Остророг в речи, обращенной к папе Павлу II, не только восхвалял природу Польши (включая в нее и Литву), но и прославлял победы древних жителей этой земли над Юлием Цезарем. Идеи Остророга, сторонника независимости от папства, были отвергнуты в Италии, что, впрочем, не вызвало там сомнений в самой возможности контактов гетов-литовцев с римлянами. Распространялись тогда и легенды о битвах гетов с Александром Македонским, в которых соединилась античная традиция с библейской (о гетах-даках как потомках Яфета).

Эти легенды относились к монархической модели теории о римском происхождении литовцев, согласно которой основатели династий Литвы возводились к Юлию Цезарю, но существовала и другая модель, республиканско-аристократическая, которая связывала литовцев с Помпеем, противником Цезаря. Именно эту версию изложил Ян Длугош в своей «Истории Польши». Даже название «Литуаниа» (Litvania или Lituania) он возводил к искаженному «l'Italia». Он привел и факты сходства языка, обычаев и верований (почитание одинаковых богов огня, грома, леса, культ Эскулапа). Политическим взглядам Длугоша весьма близка версия литовских летописей; согласно ей, во времена Нерона от его жестокостей бежали 500 римских семей во главе с Палемоном.[79]79
  О том, что события Древнего Рима происходили на самом деле в Средние века, мы уже писали в книге «Другая история Средневековья». Здесь достаточно напомнить, что название немецкого Нюрнберга (известен с середины XI века) произошло от имени древнеримского императора Нерона. Так когда же правил Нерон, кто он был? Давно пора пересмотреть хронологию земных цивилизаций.


[Закрыть]
От них-то и произошла не только правящая династия, но и наиболее могущественные литовские фамилии XVI века.

Но Михалон Литвин излагает «цезаристский» вариант легенды. Он отвергает легенду о Палемоне, хотя эта версия ему известна. Литва у него – это завоеванная воинами императора провинция, подобная Дакии-Валахии-Румынии. Мы тут можем согласиться с ним, но только, оставаясь в рамках нашей концепции истории полагаем, что завоевание произошло во времена Крестовых войн. Ведь и в самом деле, католические войска императора Священной Римской империи германской нации осваивали «дикие» земли Прибалтики.

С теорией о римском происхождении литовцев тесно связано и резко отрицательное отношение Михалона к чуждому рутенскому языку, московитской письменности, употреблявшихся в делопроизводстве, законодательстве и суде Литвы. Наряду с рутенским здесь бытовала и латынь. Все большее значение приобретал польский язык.

На середину XVI века приходится образование литовского литературного языка и формирование литовской интеллигенции, говорившей на нем. Будущее, конечно, принадлежало национальному языку, хотя считается, что распространение латинского обогащало и его и всю литовскую культуру опытом «античности», активно включало Литву в круг европейских народов, применявших латынь.

Но быстрый разрыв со старинной русской традицией в деловой и юридической письменности в то время был совершенно нереален, в особенности для Литвы, государства с преобладающим «русским элементом». Особенно, если учесть обострившуюся борьбу с восточным соседом за земли с населением, этнически и конфессионально близким населению украинских и белорусских земель Короны Польской и Литовского княжества.

Легенде об итальянском происхождении литовцев была противопоставлена теория, согласно которой наш отечественный Рюрик причислялся к потомкам Августа-кесаря, через некоего Пруса (от которого пошел народ прусы). Русская монархическая легенда, как и один из вариантов литовской римской, неизменно излагалась русскими дипломатами на всех переговорах с литовскими и польскими послами. Возводя литовцев к римлянам, Михалон Литвин просто пытался нейтрализовать доводы русской стороны о древности их государей.

Впрочем, в свете новой хронологии истории не кажутся столь фантастическими многие труды средневековья, к числу которых относятся и сообщения Михалона Литвина о происхождении части литовцев и рюриковичей. Они противоречат Скалигеровской хронологии и потому считались мифическими, теперь же становится ясно, что их следует серьезно рассмотреть.

«Рассердившись на кого-либо из своих, московитяне желают, чтобы он перешел в римскую или польскую веру, настолько она им ненавистна. У нас, к сожалению, нет гимназий. Мы изучаем московские письмена, не несущие в себе ничего древнего, не имеющие ничего, что бы побуждало к доблести, поскольку рутенский язык чужд нам, литвинам, то есть италианцам, происшедшим от италийской крови.

То, что это [именно] так, явствует из нашего полу-латинского языка и из древних римских обрядов, которые не так уж давно у нас исчезли, а именно, сожжение человеческих трупов, гадания, прорицания и прочие суеверия, до сих пор бытующие в некоторых местах, особенно в культе Эскулапия, почитаемого в виде змеи, в каком он переселился некогда в Рим. Почитаются и священные пенаты, моря, лары, лемуры, горы, пещеры, озера, священные леса. Но едва лишь этот священный и постоянный [обряд] римский и еврейский жертвосожжения превратился в обычай, как под волной крещения погас огонь.

Ведь пришли в эти края наши предки, воины и граждане римские, посланные некогда в колонии, чтобы отогнать прочь от своих границ скифские народы (а мы помним, что так называет он татар). Или в соответствии с более правильной точкой зрения, они были занесены бурями Океана при Г. Юлии Цезаре. Действительно, когда этот Цезарь, как пишет Луций Флор, победил и перебил германцев в Галлии и, покорив ближайшую часть Германии переправился через Рейн и [поплыл] по Океану в Британию, и его флот был разметан бурей, [и] плавание было не слишком удачно, и пристали корабли предков наших к побережью, то, как полагают, они вышли на сушу там, где ныне находится крепость Жемайтии Плотели. Ибо и в наше время приставали иные заморские корабли к этому самому побережью.

Здесь наши предки, утомленные и морскими трудностями и опасностями, и владеющие огромным количеством пленных, как мужчин, так и женщин, начали жить в шатрах с очагами, по военному обычаю, до сих [пор] бытующему в Жемайтии. Пройдя оттуда дальше, они покорили соседний народ ятвягов, потом роксоланов, или рутенов, над которыми тогда, как и над москвитянами, господствовали заволжские татары; и во главе каждой рутенской крепости стояли так называемые баскаки (если баскак – это „главарь“, предводитель, то все понятно. Если же это простые сборщики налога, то почему управляют они крепостями?). Они были изгнаны оттуда родителями нашими италами, которые после стали называться литалами, потом – литвинами.

Тогда с присущей им отвагой, избавив рутенский народ, земли и крепости от татарского и баскакского рабства[80]80
  Вот еще одно противоречие в понимании истории. Русские полагают, что «спасли Европу от татарского рабства». Литовцы – что они спасли русских от татарского рабства. Понятно, что Михалон Литвин говорит о той части русских, что жили на землях Великой Литвы. Но ведь это свидетельство разделения земель Руси между разными политическими силами, в котором участвовала Литва.


[Закрыть]
они подчинили своей власти все от моря Жемайтского, называемого Балтийским, до Понта Эвксинского, где [находится] устье Борисфена и до границ Валахии, другой римской колонии и земель Волыни, Подолии, Киевщины, Северы, а также степных областей вплоть до пределов Таврики и Товани, [места] переправы через Борисфен, а отсюда распространились на север к самой крайней и самой близкой к стольному граду Московии крепости [называемой] Можайском, однако, исключая ее, но включая Вязьму, Дорогобуж, Белую, Торопец, Луки, Псков, Новгород и все ближайшие крепости и провинции.

Впоследствии воинской доблестью расширив так владения их, они добыли корону с королевским титулом князю своему Миндовгу, принявшему святое крещение.[81]81
  Аукшайтский князь Миндовг в первой половине XIII века объединил под своей властью Восточную и Западную Литву, а также Черную Русь. В 1251 году он принял католичество и через два года с благословения папы стал королем Литвы. И это было результатом компромисса с Ливонским орденом за уступку крестоносцам Жемайтии. Через семь лет Жемайтия освободилась от крестоносцев, Миндовг вернулся в «язычество» и заключил с Александром Невским союз против крестоносцев.


[Закрыть]
Но по смерти этого короля погибли как титул королевский, так и христианство, пока соседний христианский с нами народ польский не вернул нас к святому крещению и высокому королевскому титулу, в год [от Рождества] Христа 1386. Он пригласил счастливо правящего здесь прадеда Священного Величества Вашего, блаженной памяти Владислава, по-литовски называемого Ягелло, чтобы объединенная доблесть двух граничащих друг с другом народов усилилась в отражении общего врага имени христианского. В эту землю стекся изо всех других земель самый скверный народ иудейский (judaica), уже распространившийся по всем городам Подолии, Волыни и других плодородных областей; [народ] коварный, ловкий, лживый, подделывающий у нас товары, деньги, расписки, печати, на всех рынках лишающий христиан пропитания, не знающий иных способов [поведения], кроме обмана и клеветы; как доносит Священное Писание, это злейший народ из рода халдеев, развратный, греховный, неверный, подлый, порочный».

Но ведь караимы, живущие возле Тракая, из числа которых Литва поставляла вождей Крымским татарам (о чем тоже вспоминает Литвин), тоже были иудеями! Почему об их иудействе ничего не говорит он здесь? Может быть, тогда они еще не были иудеями? Или это совсем другой народ – иудеи-европейцы?..

Смутная история России

Итак, в какой-то момент истории Татрское крестоносное нашествие заменилось в сознании людей Татарским монгольским нашествием. Когда же это произошло?..

Историко-географическая карта России с латинским текстом, составленная фон Герардом, издана была в 1614 году; так помечено на ней самой. Карта вычерчена в нашей обычной шаровой проекции, ее меридианы дугообразно суживаются к северному полюсу. Первый меридиан ее считается от Парижа, а градусы широты идут от экватора, причем северный полярный круг показан правильно, около 67 градусов. Мы находим на ней обозначенное корабликами судоходство и на «Мурманском», и на Каспийском морях.

Но вот на заволжской стороне ее мы видим изображение трех «монголов» или татар при надписи «tartari», причем один из них вооружен мушкетом – оружием, едва ли известным в то время азиатам, но безусловно известным в Европе и России. Да и одеты эти три «тартарина» по-европейски: один как христианин-каноник, другой как воин, третий – как боярин или князь.

Рисунок показывает нам, что в год создания карты крестоносные ордена уже считались татаро-монгольскими ордами. Значит, «перевертыш» произошел еще до 1614 года. Обратимся же к предыдущему периоду истории России, Смутному времени. Видимо, именно тогда исторически известный и достоверный германский Drang nach Osten превратился в фантастический монгольский Drang nach Westen, поход на Запад. И если так, то в этот период обязательно должно было происходить противоборство сторонников православно-католического униатства с ортодоксальными византинистами.

«Смутное время» начинается со смерти Федора, сына Ивана IV Грозного, и длится до воцарения первого Романова, Михаила. В этом промежутке успели поцарствовать Борис Годунов (ум. в 1605), его сын Федор Борисович, царствовавший меньше года, и ряд так называемых «Лже-Дмитриев».

Самой выдающейся личностью этого времени является Дмитрий, получивший у историков имя Лже-Дмитрия Первого. Вот что говорит о нем официальная история (выписки делаем из «Настольного Энциклопедического Словаря Граната» 1901 года, ибо статьи в нем кратки и даны в виде некоторого обобщенного мнения, что удобно.) Итак, Лже-Дмитрий (скобки наши):

«Личность его до сих пор остается спорной. Общепринятое мнение, что он беглый монах Чудова монастыря, оспаривается многими историками. Первоначально он объявился в (униатской) Польше. Адам Вишневский и Юрий Мнишек первые оказали ему поддержку. Из Польши он разослал грамоты по Руси, призывавшие народ к восстанию против Годунова (защитника греко-русского православия). Враждебная Годунову (за гонения царя на униатов-староверов) партия бояр поддерживала о нем (как об истинном сыне Ивана Грозного) благоприятные слухи. А в староверческом униатском народе, среди которого уже давно бродили слухи о бегстве (якобы убитого) царевича Димитрия (в Польшу) являлись симпатии к нему.

Вступив (во главе польских войск) в пределы России, он большею частью не встречал сопротивления, быстро увеличил свои войска и одержал победу над Мстиславским и Басмановым, высланными против него Годуновым. А после внезапной кончины Годунова (в 1605 году) он вошел в Москву при полном энтузиазме народа.

Когда же царица Марфа (вдова Ивана Грозного и мать Дмитрия), которую он выехал встретить перед Москвой, всенародно обняла его, как сына, всякие сомнения в его личности исчезли. Через некоторое время он обвенчался с Марией Мнишек (католичкой и сторонницей унии), дочерью Юрия Мнишека (по другим сообщениям, обвенчался он с нею еще до похода в Москву) и короновался.

Чтобы упрочить свою власть, он стремился приобрести общее расположение, избегал казней, старался облегчить положение служащих, смягчить и ограничить холопство, сделал суд бесплатным, начал борьбу против лихоимства, объявил свободными и беспошлинными торговлю и ремесла (очень прогрессивные реформы, полезные народу). Во внешней политике он поддерживал дружеские отношения с Европой.

Но Василий Шуйский (очевидно, византинист) возмутил народ против поляков», —

и дальше, если продолжить изложение своими словами, ставленники Шуйского не то убили самозванца, не то, по другим сообщениям, убить не смогли, и он спасся. И снова появился с войском в селе Тушине, в 12 верстах от Москвы, причем враги прозвали его «Тушинским вором», а историки «Лжедмитрием Вторым». А по третьим сказаниям он, изгнанный из Тушина, явился снова в 1611 году среди казаков близ Пскова и с их помощью овладел этим городом, а потом был схвачен неизвестно кем и казнен в 1613 году.

А вот что рассказывает о нём «Малый Энциклопедический Словарь» Брокгауза и Ефрона:

«Лже-Димитрий I, царь Московский 1605–1606 гг. Его происхождение до сих пор неизвестно. Грамоты Бориса Годунова (его противника) излагали его историю, как Гришки Отрепьева, беглого монаха. Этот рассказ вошел в летописи и в труды старых историков и занесен в „Историю Соловьева“. Сомневались в его достоверности историки Погодин и Костомаров. Димитрий не был обыкновенным обманщиком и сам верил в свое происхождение. Судьбой же его распоряжались другие, как полагают – бояре… Учился он в арианской школе (а где была такая неизвестно), потом жил у литовского князя Вишневецкого, где объявил себя сыном Иоанна Грозного Димитрием и был поддержан польскими вельможами, склонив на свою сторону и духовенство принятием католичества и обещанием ввести его в России. Он получил руку Марины Мнишек, обещая закрепить за ней Новгород и Псков.

В 1604 году он двинулся к Москве с католическими войсками. Русские войска неохотно сражались против него, и 20-го июня 1605 года, провозглашенный царем, он въехал в Москву. Он перестроил боярскую думу, удвоил жалование служилым людям, мечтал о политическом союзе Европейских держав против Турции (покровительствовавшей, кстати, православию)… Забвение им старинных обычаев не нравилось придворным старожилам, а народ, видимо, любил его.

Заговор бояр против него, с Шуйским во главе, был открыт при первых же днях царствования нового царя, но прощенный им Шуйский продолжал свою темную работу. В ночь на 17 мая 1606 года народ, обманутый ложными криками, будто поляки бьют царя, толпами бросился к дворцу (очевидно, чтобы царя защитить)».

И его тут будто бы застрелили. Но правда ли это, и куда же делся его труп? И не более ли правдоподобно сообщение, что он бежал, и в следующем же 1607 году объявился в селе Тушине, почему и назван был своими врагами Тушинским вором.

Царица Марина признала его, как своего мужа Дмитрия. Польские воеводы Сапега и Лисовский служили ему со своими войсками. Неудачная осада поляками Троицкого монастыря задержала его успехи.

«Когда поход польского короля к Смоленску отвлек от Димитрия поляков, он бежал в Калугу и его признали за царя южные и юго-восточные области России. А когда его убил из мести татарин Урусов (за что же он ему мстил?), Калуга провозгласила царем сына его и Марины – Ивана».

После его очередной смерти (в 1610 году) Марина осталась при охранявшем ее все время старшине Донских казаков Заруцком, который, разгромив Коломну и часть Рязанской области, двинулся по Дону к югу. Затем, настигнутый в 1613 году московскими войсками у Воронежа, он поворотил к Волге, чтоб поднять волжских казаков, что ему и удалось. Позднее начались несогласия, московские войска выбили Заруцкого из Астрахани и в 1614 году привезли в Москву, где он и был казнен, да и Марина с сыном, отвезенная в Москву, погибла здесь ужасным образом.

И насколько же правдоподобна традиционная, официальная наша история? Да настолько же, насколько путешествие героя Троянской войны Одиссея. Ведь это чистый роман! Пусть плохо сочиненный, но все же:

Вот чванливый польский пан Мнишек принимает к себе в семью самозванца Гришку Отрепьева (беглого монаха; ничего себе?) и позволяет своей дочери Марине выйти за него замуж (монах жениться не может). Да он скорее вырвал бы ей все волосы, чем допустил такой мезальянс! А он, такой доверчивый, сопровождает их в Москву, где видит, как вдова великого Иоанна Грозного, царица Марфа встречает и публично обнимает «Гришку», как сына. Ах, Дмитрий – на самом деле Дмитрий? Царь! Коронуется в Москве, любим народом, царствует меньше года, успевает сделать ряд демократических реформ и завести сношения с государствами Западной Европы. Бояре-византинисты составляют против него заговор, он пропадает… Убит. Вдруг другой какой-то Дмитрий появляется в 12 верстах от Москвы в селе Тушине. Марина признает мужа, и все ее сановитое семейство тоже. Любовь торжествует! (О, Анжелика! О, Жоффруа! Им такое и не снилось.) Но бояре прозывают нового самозванца Тушинским вором, – не признают своего царя, хоть тресни, – и этого достаточно (для историков). Что делать? Помощь авантюристу приходит из тогдашней Польской Украины! Вождь Донских казаков, потомков черноморских католических колонистов Заруцкий спешит на помощь! Дмитрий опять исчезает и появляется под Псковом. Он ли это? Здесь его хватают и казнят.

Ну, чем не роман? Конечно, он имел отголоски в умах последующих фантазеров: «Если какой-то Гришка Отрепьев, вообразив себя царевичем Димитрием, мог завладеть московским престолом, так почему не могу и я?»

Если же отбросить литературное фантазерство, то вывод можно сделать только один: наследник престола добивался соблюдения своих прав, силой вернул свое законное царство, его ошельмовали и прав лишили, превратив его жизнь и деятельность в какую-то сказку, а поддержавших его достаточно умных и влиятельных людей представили дураками. И мало того: почему поддержали его польские магнаты? Да потому, что считали отход России от унии с католиками неправомерным, и были в своем праве, если согласиться с тем, что во все время так называемого «татарского» ига Русь была в союзе с католическим Западом.

И вот в результате искаженного понимания истории мы видим в России невиданные в остальных государствах земного шара попытки самозванства, самой выдающейся из которых, помимо истории с Дмитрием, был Пугачевский бунт.

Вот как рассказывает об этом официальная история (воспользуемся опять «Энциклопедическим Словарем Граната»):

«Среди казаков-раскольников (сторонников унии) имя Петра III было в большом почете. По происхождению он был немец, сын цесаревны Анны Петровны и Карла Фридриха Гольштейн-Готторпского и родился в Киле в 1728 году, а потом был воспитан, как лютеранин и претендент на Шведский престол. Но тетка его, русская императрица Елизавета Петровна, вызвала его из-за границы, заставила принять православие и в 1742 году объявила наследником русского престола. Фридрих Великий в 1744 году прислал ему в жены принцессу Ангальт-Цербстскую Софию-Фредерику-Августу,[82]82
  Супруги не являлись Романовыми по рождению, а потому и они, и следующие за ними самодержцы считаются членами династии Романовых в силу традиции.


[Закрыть]
принявшую в православии имя Екатерины Алексеевны (Екатерины II). Но перемена вероисповедания не сделала Петра III православным в душе, и навязанный ему брак с Екатериной не был счастлив.

25 декабря 1761 года, когда умерла императрица Елизавета Петровна, его воцарение совершилось без препятствий, начались реформы, были прекращены все дела о раскольниках (приверженцев „старой церкви“, сложившейся при унии „тартарских“ времен) и тем из них, которые бежали в Польшу и другие заграничные места, было позволено возвратиться с отведением им земель за Уралом для жительства (вот причина, по которой имя Петра III пользовалось такой популярностью среди раскольников). Опальные прежних царствований были им возвращены из ссылки. Но намерение отобрать в казну монастырские поместья вызывало неудовольствие в (православном) духовенстве, которое еще усиливалось явным предпочтением Петра III лютеранской религии. Не менее недовольной была и гвардия, к которой Петр III относился пренебрежительно…

С Пруссией был заключен тесный союз, но тут произошел дворцовый переворот… 28 июня утром Алексей Орлов прибыл в Петергоф, где находилась императрица и побудил ее немедленно ехать в С. Петербург, где она с восторгом была принята гвардейскими полками. Солдаты и офицеры присягнули ей. В Казанском соборе архиепископ Новгородский с высшим (православным) духовенством отслужил благодарственный молебен, торжественно провозгласив Екатерину „Самодержавнейшею императрицей“… Узнав об этом Петр III, пораженный таким поступком, подписал присланный ему акт отречения от престола и был отправлен в сопровождении военного отряда под арест в замок Ропшу около Петергофа, где КАК ГОВОРЯТ, скончался через несколько дней 7 июля 1762 года, ибо так, БУДТО БЫ, было сказано в письме сторожившего его Алексея Орлова к Екатерине II».

Но правда ли, что Петр III умер через несколько дней после своего ареста 5 июля 1762 года? Неизвестно. Нет фактов, кроме слухов о письме Орлова, а слухи, они… И вот:

«14 октября 1773 года Пугачев под именем Петра III (или сам Петр III) осадил Оренбург с 15-тысячным войском и вся Башкирия поднялась… Его войско обнаружилось на Волге и взяло Казань, потом Пензу. Он поворотил к югу, взял Саратов и направился на Дон и Кубань. Но 24 августа посланный против него Михельсон наголову разбил его войско у Черного Яра»…

Пугачев был выдан своими сторонниками и, привезенный в Москву в железной клетке, четвертован 10 января 1775 года, через 13 лет после низложения императора Петра III.

Был ли он действительно спасшимся Петром III или нет, но самое его имя Пугачев или Пугач едва ли настоящее имя, а не прозвище, данное его врагами, вроде прозвища царя Дмитрия «Тушинским вором» и каким-то Гришкой Отрепьевым. Во всяком случае, пугачевский бунт лишь последняя стадия того же застарелого спора между униатами (староверами) и византистами-никонианцами. Да в таком случае это и не бунт вовсе, а гражданская война.

Относительно же того, что наши привычные представления об этом страшном бородатом «Пугаче» не сходятся с представлениями о том, что он действительно был Петром III, сыном Фридриха Гольштейн-Готторпского… Не забудем, что все наши представления о нем все мы без исключения составили по романтической «Капитанской дочке» А. С. Пушкина. Александр же Сергеевич, при всей нашей к нему любови, ни с Петром III, ни с Пугачевым лично не встречался.

Так же не узнали бы мы и любых других исторических деятелей прошлого по их литературным портретам и характеристикам. Литератор создает образ героя, следуя своему литературному замыслу и своим представлениям об истории, не более. Так же точно зачастую творят и художники, и скульпторы. Похож ли «Александр Невский» кисти П. Д. Корина на реального князя Александра? Вряд ли. Или другой пример. Елена Егорова пишет в газете «Московский комсомолец»:

«…как же быть с памятником Долгорукому на Тверской площади (в Москве)? Кто же там скачет на бронзовом коне? Кто-то скачет. Но не князь. Собственно говоря, авторы памятника (С. Орлов, А. Антропов и Н. Штамм) никогда не скрывали, что московский Юрий Долгорукий – это некий собирательный образ, позаимствованный из фольклора. Нечто среднее между Добрыней Никитичем и Алешей Поповичем».

Авторы-то не скрывали, но спроси любого русского:

– Как выглядел основатель Москвы?

– А ты взгляни на памятник…

Жизнь и смерть «Пугача» вызывает немало вопросов:

– Почему, схватив бунтаря на Дону, полководец Михельсон не казнил его тут же? (Не посмел; царская особа.)

– Не решившись казнить, куда он его отправил в железной клетке? (Очевидно, в Петербург, к императрице Екатерине, для решения его судьбы.)

– По чьему приказанию и почему его судили и казнили на пол-дороге до Петербурга, в Москве, которая была тогда такой же провинцией, как Ярославль, Уфа, Оренбург или любой другой город? (По высочайшему повелению; потому что в Петербурге все придворные лично знали Петра III, каковым Пугачев себя всегда называл, а в Москве никто его не видывал.)

Но вернемся к «смутному времени». Чтоб прекратить всякие разговоры, будто царь Дмитрий (муж униатки Марины и сам униат) был настоящим сыном Ивана Грозного, в Москве захоронили останки якобы царевича Дмитрия, якобы убитого в нежном возрасте в Угличе, к тому же останки эти объявили чудотворными. Действительно, это привело к прекращению всяких разговоров на эту тему, впрочем, и к прекращению всяких дальнейших исследований и даже изданий старинных документов. И вот после всех этих вполне политических интриг остались о «смутном времени» лишь разноречивые сообщения. Смутные такие сообщения.

Посмотрим же на историю и других деятелей этого времени, например, Минина и Пожарского. В том же Энциклопедическом Словаре находим:

«Мясной торговец Минин выступил на поприще политической деятельности, когда грамоты (православных) властителей Троицко-Сергиевского монастыря вновь призывали города подняться на защиту (православия) и очищения Русской земли (конечно, от униатов). Возбужденное Троицкими грамотами население многих городов ждало только резкого, энергического движения, чтобы двинуться вслед за ним на очищение государства от внешних врагов (добивавшихся унии церквей поляков) и от внутренних (униатов-староверов)».

Этот мясной торговец:

«…нашел и воеводу в лице стольника князя Д. М. Трубецкого, уже известного своей борьбой с поляками в Москве 19 марта 1611 года…

27 ноября 1612 года старое ополчение князя Трубецкого и новое земское ополчение Минина и князя Пожарского уже слушало на Красной площади в Москве благодарственный молебен».

Как видим, вся история Смутного времени прошла под знаменем борьбы византийского православия с униатством, вплоть до создания ополчения в 1612 году. А латинская карта фон Герарда, упомянутая нами в самом начале этой главы, и помеченная, как показано на ней самой, 1614-м годом, вышла в свет через полтора или два года после освобождения Москвы от поляков. Вот и получается, что обозначенные на ней три «тартарина» за Волгой – поляки-униаты: ксендз, рыцарь и пан.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю