Текст книги "Произведения (сборник) (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Туэло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 129 страниц)

В начале 1784 года государыня назначила Г.А. Потемкина президентом Военной Коллегии, шефом кавалергардского полка и присвоила чин генерал-фельдмаршала, а также "навешала" на него одновременно генерал-губернаторство Екатеринославское и Таврическое.

Фактически, в это время реальная гражданская и военная власть России сконцентрировалась в одних руках. Слава Богу, что в руках патриота страны и гения.

Потемкину принадлежит слава основателя Черноморского флота. Первый линейный корабль "Слава Екатерины" был спущен на воду в 1781 году. На верфях Херсона, Таганрога и Севастополя сооружались линейные корабли и фрегаты. В 1783 году князь облюбовал бухту близ татарской деревни Ахтиар и превратил гавань, лучше которой не было, по его мнению, во всем свете, в стоянку Черноморского флота, названную им Севастополем. Укреплять Севастополь Потемкин начал сразу же после присоединения Крыма к России. Россия утвердилась на Черном море, полностью вытеснив флот Оттоманской Порты (еще раз напомню, Турции).

В 1786 году он утвердил новый Устав вооруженных сил России, в котором не только была регламентирована форма одежды, но который утвердил порядок военной подготовки войск, позволяющий быть им в постоянной боеготовности.

За время его генерал-губернаторства, Кубань и Крым (Таврия, по тем временам) превратились в процветающие губернии с богатыми поселениями, где уровень жизни крестьян существенно превышал средний уровень Центральной России. Нужно добавить, что в Новороссии, в краях, управляемых Потемкиным, крепостного права не было.

Заселение новых территорий велось высокими темпами и разными методами. В угоду интересам государственным он был готов не только стимулировать помещиков переселением на новые поселения, но даже ущемить их права одновременно. Например, он подал предложение Екатерине не возвращать беглых крепостных, если они решали осесть на завоеванных территориях. Предложение было принято, никто не имел права насильно вернуть беглого прежнему хозяину (еще раз "хм": абсолютно идентичные методы использовал в дальнейшем Н.Н. Муравьев-Амурский при заселении Сибири, прим. автора).

31 августа 1775 года Потемкин писал в секретном ордере генералу Муромцеву: «Являющимся к вам разного звания помещикам с прошениями о возврате бежавших в бывшую Сечь Запорожскую крестьян, объявить, что как живущие в пределах того (казачьего, прим. автора) войска вступили по Высочайшей воле в военное правление и общество, то и не может ни один из них возвращен быть...». Мудрое решение.

В 1787 году Григорий Александрович организовал поездку Екатерины на юг России до Севастополя, после увиденного царица присвоила Потемкину почетную приставку к фамилии – Таврический, вернее, присвоила титул: "Светлейший князь Таврический".

В том же, 1787 году Турция решила предъявить России ультиматум с требованием вернуть Крым обратно (это типа требования вернуть Абхазию и Южную Осетию обратно Грузии). Наш посол в Турции, Яков Иванович Булгаков, отказался передавать требование государыне, объяснив басурманам, что это бессмысленно, так как земли эти никто назад не отдаст, и вообще, причем тут Турция (Порта Оттоманская, прим. автора), если Таврия раньше была "независимым" ханством и добровольно решила перейти под юрисдикцию России при полном согласии сторон? Тем более, кому обратно, если Крымское ханство перестало существовать, о чем вопрос? После чего, не найдя весомых аргументов, посла нашего турки заключили в тюрьму и 13 августа Порта объявила войну России. В свою очередь, Россия в сентябре 1787 года то же самое объявила Оттоманской Порте.

Решено войну вести двумя армиями и флотом. Главнокомандующим Украинской армией был назначен П.А. Румянцев-Задунайский, Екатеринославской – Г.А. Потемкин-Таврический. В то же время, Г.А. Потемкин-Таврический являлся главнокомандующим всеми вооруженными силами России, в том числе и флотом, талантливейший полководец П.А. Румянцев-Задунайский, бывший начальник Потемкина, в то время еще не Таврического, оказался в его подчинении. Вражда назревала давно, в эту войну она вылилась в прямой отказ от командования Украинской армией. В 1789 году она вошла в единую Екатеринославскую под командованием светлейшего князя.

Настал звездный час для Григория Александровича Потемкина, час проверки на прочность всего содеянного им в предвоенные годы. Оценивая гигантскую его деятельность в годы той войны, ординарный профессор Николаевской академии Генерального штаба генерал-майор Д. Ф. Масловский писал: «Блестящие эпизоды подвигов Суворова во 2-ю турецкую войну 1787– 1791 годов составляют гордость России. Но эти подвиги (одни из лучших страниц нашей военной истории) лишь часть целого; по оторванным же, отдельным случаям никак нельзя судить об общем, а тем более делать вывод о состоянии военного искусства.

Вторая турецкая война, конечно, должна быть названа «Потемкинскою». Великий Суворов, столь же великий Румянцев занимают в это время вторые места. В строгом научном отношении, для суждения об общем уровне, которого достигло русское военное искусство в конце царствования Екатерины II, для заключения о значении реформ императоров Павла I и Александра I, 2-я турецкая война должна быть рассматриваема в целом, главным образом, как «Потемкинская война».

«Потемкинская война»

Прусский посланник Сольмс писал Фридриху II: «Все Екатерининские войны ведутся русским умом». Именно в этом заключались истоки наиболее блестящих побед русского оружия, побед, во время которых русские несли неизмеримо меньшие по сравнению с противником потери, уничтожая при этом целые полчища неприятеля.

Профессор Д. Ф. Масловский: «Главным действующим лицом в войну 1787– 1791 гг. был фельдмаршал Потемкин. Командуя войсками всего южного пограничного пространства, созданными им военными поселениями, начальствуя им же возрожденным краем, заведуя иррегулярными войсками и, наконец, управляя почти 14 лет делами Военной коллегии,– Потемкин является главнокомандующим по праву, безусловно незаменимым при тогдашних обстоятельствах и вполне ответственным перед историей за последствия его специально-военной и административной деятельности в период от конца 1-й и до начала 2-й турецкой войны».

Он и провел ту войну с блеском, о чем убедительно говорят замечательные победы русского оружия, в том числе и беспримерный в истории штурм Очакова, продолжавшийся всего час с четвертью, но заставивший содрогнуться от ужаса «блистательную» Порту. Об имевшей же якобы место медлительности сам Потемкин писал императрице: «Если бы следовало мне только жертвовать собою, то будьте уверены, что я не замешкаюсь минуты, но сохранение людей, столь драгоценных, обязывает идти верными шагами и не делать сумнительной попытки...»

Осада Очакова и последующий его штурм можно оценить как блестяще осуществленную операцию. И все действия Потемкина у стен вражеской твердыни свидетельствуют о замечательных его качествах, как военачальника и человека. Григория Александровича торопили из Петербурга, даже императрица поначалу просила ускорить взятие Очакова. Правда, уяснив затем глубокий смысл его действий, она стала союзницей его во всех его решениях.

Перед каждым штурмом крепостей и Потемкин, [97] и Румянцев, и Суворов обязательно направляли гарнизону предложения о сдаче, причем на очень выгодных условиях.

В этих ультиматумах русские полководцы обязательно предупреждали неприятельское командование об ответственности за кровопролитие, которое неизбежно должно было произойти в случае отказа от сдачи. И предложения эти были вполне обоснованными, ибо если в 1-ю турецкую («Румянцевскую») войну 1768– 1774 годов еще были случаи, когда, не сумев взять крепость, русские войска снимали осаду, то в «Потемкинскую войну» таких случаев не было.

Можно ли упрекать в жестокости Суворова, если он, не имея даже превосходства над противником, а уступая ему числом войск втрое, отразил под Кинбурном атаки турецкого десанта и уничтожил 5 тысяч из 5 тысяч 300 высадившихся турок, потеряв при этом 136 человек убитыми и 297 ранеными?! Он, что ли, звал неприятелей на Кинбурнскую косу, чтобы затем учинить эту «расправу»? Честный бой, в котором русские чудо-богатыри проявили великолепное мужество, а турки заслужили похвалу самого Суворова, решил дело, принеся первую значительную победу в «Потемкинской» войне и заставив турок отказаться от замысла по захвату Кинбурна, Глубокой Пристани, Херсона и нанесения удара на Крым. Ведь нападение на Кинбурн было их ближайшей задачей– началом исполнения далеко идущих агрессивных планов.

Блестяще была проведена Потемкиным и кампания 1789 года, во время которой турки были биты под Максименами и Галацем генералом Дерфельденом, под Фокшанами и Рымником Суворовым. Сам же Григорий Александрович взял бескровно Аккерман и Бендеры. Императрица писала ему: «Знатно, что имя твое страшно врагам, что сдались на дискрецию, что лишь показался…, кампания твоя нынешняя щегольская».

Следующий, 1790 год был славен штурмом Измаила, с блеском проведенным Суворовым, а 1791 год– знаменитой победой Ушакова при Калиакрии, окончательно подорвавшей волю Порты к сопротивлению.

Завершив свою «Потемкинскую» войну полной победой, Григорий Александрович умер 5 декабря 1791 года по дороге из Ясс в Николаев, так и не успев подписать мирный договор.

«Страшный удар разразился над моей головою..,– писала Екатерина Вторая,– мой ученик, мой друг, можно сказать, мой идол, князь Потемкин-Таврический умер в Молдавии... Это был человек высокого ума, редкого разума и превосходного сердца; цели его всегда были направлены к великому... Им никто не управлял, но сам он удивительно умел управлять другими..., у него были смелый ум, смелая душа, смелое сердце...».

Мужеству и отваге он учил и своих солдат, часто повторяя:

–Я вас прошу однажды и навсегда, чтобы вы предо мною не вставали, а турецким ядрам не кланялись...

Русские воины с восхищением говорили о нем:

–Благослови, Господь, Потемкина!..

Болью отозвалась кончина Григория Александровича в их сердцах. Один гренадер сказал племяннику князя Л. Н. Энгельгардту:

– Покойный его светлость был нам отец, облегчил нашу службу, довольствовал нас всеми потребностями, словом сказать, мы были избалованные его дети; не будем уже мы иметь подобного ему командира: дай Бог ему вечную память!

Искренне оплакивая утрату, генерал-фельдмаршал Румянцев (будучи в недружественных отношениях) сказал о Потемкине:

– Россия лишилась в нем великого мужа, а Отечество потеряло усерднейшего сына, бессмертного по заслугам своим…

Суворов претерпел немало обид от Потемкина, что даже примкнул к явным противникам его при дворе, и все-таки смерть светлейшего повергла его в тяжкое уныние:

– Великий человек был! – воскликнул он с присущей ему образностью. – Велик умом был и ростом велик!

Адмирал Ушаков еще не остыл после жаркой битвы у Калиакрии, когда известие о смерти светлейшего князя настигло его бедой – непоправимой:

– Будто в бурю сломались мачты – сказал он, – и не знаю теперь, на какой берег нас выкинет, осиротевших...

Некоторые считали, что Григорий Потемкин сделал для России на юге больше, чем Петр I на севере.

Но много было и тех, кто был готов сплясать на крышке его гроба.

Из Ясс гроб Потемкина был перевезен в Херсон, где его поставили в подпольном склепе внутри Соборной церкви Св. Екатерины; при этом случае о нем было сказано, что он «всюду победоносец неимоверный, возродитель градов, искусный созидатель флотов, удивление Европы... Сии два имени: Херсонско-Таврический, Потемкин-Таврический останутся навеки в нераздельном союзе".

Екатерина повелела в день мирного торжества с Портою Оттоманской (1793 г.): "В память его заготовить грамоту с прописанием в оной завоеванных им крепостей в прошедшую войну и разных сухопутных и морских побед, войсками его одержанных; грамоту сию хранить в Соборной церкви града Херсона, где соорудить мраморный памятник Таврическому, а в арсенале того ж града поместить его изображение и в честь ему выбить медаль".

Тело покоилось там, в красивом склепе, недолго: в 1798 г., при новом императоре Павле I, ненавидевшем фаворита матери, склеп был разрушен, и останки покойного исчезли. В 1837 году в Херсоне был открыт памятник Григорию АлександровичуПотемкину-Таврическому, уничтожен в 1917 году, прах его долгое время демонстрировался в местном историческом музее, пока в 1930 году советский замечательный писатель Борис Лавренев не уговорил власти перезахоронить останки князя. Памятник великому основателю Херсона по эскизам Мартоса был восстановлен скульптором Ю.Г. Степаняном ко дню празднования 225-летия города и открыт вновь на прежнем постаменте 19 сентября 2003 года.

Штрихи к портрету. Современники и историки о Г.А. Потемкине-Таврическом

"…Григорий Александрович Потемкин был высокого роста, имел статную фигуру и красивое лицо, которое мало портил поврежденный в молодости глаз. Всех чинов и богатств он добился благодаря неустанным трудам на пользу отечеству и государыне. Имел противоречивую натуру: бывал спесив и обходителен, щедр и скуп, любил и простоту, и роскошь. Великие полководцы Петр Александрович Румянцев и Александр Васильевич Суворов, с которыми он спорил славой, отдавали должное его уму, энергии и государственным способностям.

Это был самый недюжинный из екатерининских временщиков, несомненно, способный администратор, деятельный и энергичный человек, избалованный, однако, побочными обстоятельствами, доставившими ему высокое положение, и поэтому лишенный равновесия и способности соразмерять свои желания с действительностью.

Начинания его на юге России составляют несомненную его заслугу перед потомством. Созданные им города, особенно Екатеринослав, и теперь принадлежат к наиболее важным населенным пунктам нашего юга.

Г.А. Потемкин не любил позировать художникам.

Потемкин умел с необычайным мастерством подражать голосам и под настроение мог передразнить любого.

Екатерину он покорил своими необычайными физическими и умственными достоинствами.

У князя с государыней нередко бывали размолвки, случалось видеть, как князь кричал в гневе на горько плакавшую императрицу.

Это Потемкин придумает написать в приказах знаменитые слова – «Россия или смерть». И это впервые сделает национальное чувство лучшим и благороднейшим оружием русских.

Потемкин был отставлен от тела Екатерины, но тела всех других женщин обширной России именно теперь стали доступны для него. У Потемкина стоило поучиться искусству покорения. Однажды в Петербурге гостил знаменитый авантюрист и сердцеед граф Калиостро. Жена его считалась неприступной, поскольку Калиостро отличался выдающейся потенцией и та его страстно любила. Князь был наслышан об этом и соблазнил ее просто из спортивного интереса, чуть ли не на пари.

Потемкин ворвался, как горячий ветер из знойной пустыни. В нем угадывалась какая-то непонятная угроза. Огромный и неуклюжий, со слепым глазом, который он ничем не прикрывал, Потемкин бросал вызов напомаженным придворным, привыкшим скрывать свои телесные недостатки под повязками, париками и ярдами надушенного кружева.

Он был чужаком. Он был слишком не похож на людей света, и никто не знал, как к нему относиться. Герой Турецкой войны, награжденный за храбрость, он не блистал солдатской выправкой. Одежда его даже отдаленно не напоминала армейскую. Он предпочитал долгополые кафтаны из блестящих шелковых тканей. Его мясистые пальцы мерцали, усеянные перстнями с самоцветами. Волосы он носил длинные и никогда не пудрил их. Ходил тяжелой поступью человека, уставшего от мирской суеты.

Он был чрезвычайно умен и мог развлечь компанию, если пребывал в веселом настроении (о каковом судить было очень трудно, поскольку оно менялось неожиданно). Он часто впадал в состояние угрюмости, и тогда никого не хотел видеть. Словом, Потемкин мог дать двору только свою сообразительность и недюжинный ум. При нем все чувствовали себя неспокойно, и его появление вызывало настоящий переполох.

Потемкин был силой, с которой приходилось считаться. Говорили, что он обладал необычной проницательностью и тем, что посол называл "глубоким пониманием людей". Екатерина, несомненно, восторгалась огромным, переменчивым в настроениях, мозговитым Потемкиным.

Потемкин и императрица вели долгие беседы, в ходе которых он поражал ее своей сообразительностью, точностью оценок, способностью чувствовать тонкости и из множества деталей выделять главное. Беседы их часто затягивались за полночь...

Потемкин прекрасно понимал, что своим высоким положением он всецело обязан милости императрицы. "Я – плод твоих рук", – признавался он ей от чистого сердца. Все же его гордость не могла смириться с этим. Разве он не был мужчиной, которому от природы дано право господствовать? Разве ее титул императрицы не препятствовал его продвижению и гармонии между ними? Французский дипломат де Корберон, находившийся в 1775 году при дворе Екатерины, вспоминал, как Потемкина "раздувало от гордыни и себялюбия", но такие черты его характера, как "веселость, доступность, сговорчивость", отодвигались в тень, уступая место не столь привлекательному сластолюбию, "азиатской вкрадчивости" и явной пассивности.

Борьба за первенство, как в делах любовных, так и в сфере управления империей, стала причиной разногласий между Потемкиным и царицей.

"Мы всегда боремся за власть, но никогда за любовь", – писала Екатерина в одной из своих записок.

Могущественный, роскошный и богатый, а в цветущем возрасте и красавец, князь представлял лакомую приманку для женщин, в особенности для искательниц приключений и тщеславных дочерей Евы, пленявшихся мыслью – приобрести земные блага, обаяв временщика. И действительно, конец XVIII века, так отличавшийся обилием ловеласов и развратниц, имел в нем одного из самых блестящих и счастливых донжуанов. У князя были десятки любовных романов. Обладая громадными средствами и могуществом, он беспрепятственно мог удовлетворять свои желания.

Как можно осуждать любвеобильность князя в те времена, когда светское общество осуждало, насмехалось над теми дамами, у кого не было любовника, независимо от семейного положения? Таковы были нравы. А тут такой холостой и богатейший мужик!

Он закатывал роскошные балы, устраивал невиданные фейерверки, оплачивал концерты и пиры. Сам он выглядел сиятельной персоной. На официальных встречах появлялся в маршальском мундире, "задыхаясь от количества наград и бриллиантов – писал Сегюр, – задрапированный в кружево и шитье, с напудренными и уложенными локонами волосами".

Невзирая на видимую праздность, Потемкин не дремал и был с головой в работе. Он встречался с чиновниками, рассылал и получал донесения, вел неофициальные переговоры, играл в шахматы с послами, словом, делал все, чтобы приблизиться к той цели, которую они с императрицей перед собой поставили. По словам Сегюра, Потемкин был способен одновременно работать над десятком проектов, при этом, не подавая виду, что он очень занят. Он мог наблюдать за строительными и сельскохозяйственными делами, отдавать приказы гражданским и военным чиновникам, вникая в бесконечную череду разных начинаний.

Встретив со стороны мужа сопротивление в своих ухаживаниях за княгиней, Потемкин при всех схватил несчастного за аксельбанты и поднял в воздух, крича: "Негодяй, я тебе дал эти аксельбанты, как другим: и никаких у тебя особых заслуг для этого не было. Все вы дрянь, и я могу делать, что хочу, с вами и со всем, что у вас есть!".

Князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический имел прекрасную, мужественную наружность, крепкое сложение тела, рост величественный. В молодых летах повредил он себе один глаз, но это не уменьшало красоты лица его. Он выходил из круга обыкновенных людей своего века, отличаясь разительными противоположностями: любил простоту и пышность; был горд и обходителен; хитр и доверчив; скрытен и откровенен; расточителен и часто скуп; с жестокостью соединял сострадание, робость с отважностью. Ничто не могло равняться с деятельностью его воображения и его телесною леностью.

Г.А. Потемкин применял разные модели поведения, в зависимости от ситуации. Во многом, этим он учил.

Он держался мягко и уважительно с людьми простыми и незначительными, снисходителен и добр с подчиненными. Бранных, ругательных слов от него никто не слышал, в нем не было того, что привыкли называть спесью. Не терпел ложь. Наказание подчиненного за обман следовало жесткое, если не сказать, жестокое. Специально проигрывал в карты, чтобы помочь нуждающемуся. Терпеть не мог подхалимов.

В его делах, удовольствиях, нраве, походке – приметен был какой-то беспорядок. Иногда мечтал он о герцогстве Курляндском, короне польской; в другое время желал быть архиереем, простым монахом; строил великолепные дворцы и, не окончив, продавал оные; посылал курьеров в отдаленнейшие места за некоторыми потребностями для своего стола и часто, прежде нежели посланные возвращались, терял охоту отведать привозимое ими.

То занимался он одною войной, окруженный офицерами, казаками и татарами, или политикой: хотел делить Оттоманскую империю, завоевать Персию, взволновать кабинеты европейские; в другое время проводил целый месяц вечера в гостях, забывая, по-видимому, все дела. То затмевал придворных блестящею своею одеждой, орденами разных держав, алмазами величины необыкновенной; давал без всякой причины очаровательные праздники – и после несколько недель сряду оставался дома, в кругу родных и приближенных, лежа на софе в шлафроке, с босыми ногами, обнаженной шеей, с нахмуренным челом, повислыми бровями и молча играл в шахматы или карты.

Он любил обещать, но не всегда держал данное слово. Никто не читал меньше его; но не многие могли равняться с ним в занятиях. Они были поверхностны, но весьма обширны. В разговорах он изумлял литератора, артиста, богослова. Слог его был отрывистый, сильный.

Любя пламенно Отечество, он отдавал полную справедливость достоинствам А.В. Суворова, писал к нему: "Верь мне, друг сердечный, что я нахожу мою славу в твоей". Дорожил солдатами: "Они не так дешевы – упомянул в одном письме к тому же полководцу, – чтобы их терять по пустякам".

Императрица Екатерина II удостаивала Потемкина неограниченной доверенностью, пожаловала ему кроме значительных сумм и подарков, множество деревень. Уверяют, будто в десять лет (с 1774 по 1784 г.) получено им наличными деньгами и драгоценными вещами на восемнадцать миллионов рублей. Он имел бланки от Государыни, и мог, сверх того, обращаться в казенные палаты со своими требованиями. В начале 1791 года определил он на умножение капитала Московского университета, в котором обучался, доходы с Ачуевской своей дачи.

"Потемкин был мой воспитанник, – говорила Императрица Екатерина II. – Я произвела его во все чины: из унтер-офицера до генерал-фельдмаршала. Он имел необыкновенный ум, нрав горячий, сердце доброе; глядел волком и потому не был любим; но, давая щелчки, благодетельствовал даже врагам своим. Его нельзя было подкупить; трудно найти другого, подобного ему".

Императрица была вполне уверена и в преданности Потемкина, и в готовности выполнить самое сложное и деликатное поручение.

Австрийский посол Де Линь писал: " Показывая вид ленивца, трудится беспрестанно; не имеет стола, кроме своих колен, другого гребня, кроме своих ногтей; всегда лежит, но не предаётся сну ни днём, ни ночью; беспокоится прежде наступления опасности и веселится, когда она настала; унывает в удовольствиях; несчастлив оттого, что счастлив; нетерпеливо желает и скоро всем наскучивает; философ глубокомысленный.

Искусный министр, тонкий политик и вместе с тем, избалованный девятилетний ребёнок; любит Бога, боится сатаны, которого почитает гораздо более и сильнее, чем самого себя; одною рукою крестится, а другою приветствует женщин; принимает бесчисленные награждения и тотчас их раздаёт; чрезвычайно богат, но никогда не имеет денег; говорит о богословии с генералами, а о военных делах с архиереями; по очереди имеет вид восточного сатрапа или любезного придворного Людовика XIV и вместе изнеженный сибарит.

Какова же его магия? Гений, потом и ещё гений; природный ум превосходная память, возвышенность души, коварство без злобы, хитрость без лукавства, счастливая смесь причуд, великая щедрость в раздавании наград, чрезвычайно тонкий дар угадывать то, что он сам не знает, и величайшее познание людей…".

Характеристика Сегюра (французского посланника): «Никогда еще ни при дворе, ни на поприще гражданском или военном не было царедворца более великолепного и дикого, министра более предприимчивого и менее трудолюбивого, полководца более храброго и вместе нерешительного. Он представлял собой самую своеобразную личность, потому что в нем непостижимо смешаны были величие и мелочность, лень и деятельность, храбрость и робость, честолюбие и беззаботность. Везде этот человек был бы замечателен своей странностью.

Потемкин обладал счастливой памятью при врожденном живом и подвижном уме, но вместе с тем был беспечен и ленив. Любя покой, он был, однако, ненасытно сластолюбив, властолюбив, склонен к роскоши, и потому счастье служило ему, утомляло его, оно не соответствовало его лени и при всем том не могло удовлетворить его причудливым и пылким желаниям. У него было доброе сердце и едкий ум".

Недоброжелатель Потемкина Массон оставил о нем язвительный отзыв: «Он создавал или уничтожал все, он приводил в беспорядок все. Когда его не было, все говорили лишь о нем; когда он находился в столице, никого не замечали, кроме него. Вельможи, его ненавидевшие и игравшие некоторую роль разве только в то время, когда князь находился при армии, обращались в ничто при его возвращении .» Тем не менее и Массон признавал: «Его кончина оставила громадный пробел в империи».

Потемкин в изображении Тургенева блистателен: «Истинный и бескорыстный друг Екатерины, человек необразованный, но великий гений, человек выше предрассудков, выше своего века, желавший истинно славы отечества своего, прокладывавший пути к просвещению и благоденствию народа русского».

Похоже, единственным человеком, искренне и глубоко скорбевшим о смерти Потемкина, была императрица. 16 октября 1791 года, спустя четыре дня после кончины Потемкина, Храповицкий записывал в Дневнике: "Продолжение слез. Мне сказано: как можно Потемкина мне заменить? Все будет не то... Он был настоящий дворянин, умный человек, меня не продавал; его не можно было купить".

Своей печалью Екатерина несколько раз делилась с Гриммом: "Страшный удар разразился над моей головой, – писала она в половине третьего ночи, – ...курьер привез горестное известие, что мой выученик, мой друг, можно сказать, мой кумир, князь Потемкин-Таврический умер в Молдавии от болезни, продолжавшейся почти целый месяц. Вы не можете себе представить, как я огорчена". Далее следуют хвалебные слова в адрес покойного: "Это был человек высокого ума, редкого разума и превосходного сердца; цели его всегда были направлены к великому. Он был человеколюбив, очень сведущ и крайне любезен. В голове его непрерывно возникали новые мысли; какой он был мастер острить, как умел сказать слово кстати... Его привязанность и усердие ко мне доходили до страсти; с летами, благодаря опытности, он исправлялся от многих своих недостатков... но в нем были качества, встречающиеся крайне редко и отличавшие его между всеми другими людьми: у него был светлый ум, смелая душа, смелое сердце... По моему мнению, князь Потемкин был великий человек, который не выполнял и половины того, что был в состоянии сделать".

Оплакивала императрица смерть своего соратника и два месяца спустя, 12 декабря: "Дела идут тем же порядком, несмотря на ужасную потерю, о которой я вам писала в ту же ночь. Заменить его невозможно, поэтому нужно родиться таким человеком как он, а конец нынешнего столетия не представляет гениальных людей".

Из русских мемуаристов наиболее тонкую характеристику князю дал один из самых ядовитых и беспощадных литераторов своего времени Ф.Вигель, отец которого служил у Потемкина: «Невиданную еще дотоле в вельможе силу свою он никогда не употреблял во зло. Не одна привязанность к нему императрицы давала ему могущество, но полученная им от природы нравственная сила характера и ума ему все покоряла, в нем страшились не того, что он делает, а того, что может делать.

Бранных, ругательных слов, кои многие из начальников себе позволяли, от него никто не слышал; в нем совсем не было того, что привыкли называть спесью. Но в простом его обхождении было нечто особенно обидное, взор его, все телодвижения, казалось, говорили присутствующим' «вы не стоите моего гнева». Его невзыскательность, снисходительность весьма очевидно проистекали от неистощимого его презрения к людям, а чем можно более оскорбить самолюбие. В женщине, с которой связала его судьба, его замечательный ум нашел свое применение, а сердце – свою драму В своей карьере он отдал все лучшие силы государственной деятельности, мог ли он рассчитывать после этого на общественное признание?»

Вигель достаточно точно нащупал главную причину того, почему общество не оценило труды и заслуги Потемкина. В России времен Екатерины II идейное и духовное противостояние общества и государства еще только начиналось, но уже тогда порой принимало формы непримиримого отрицания с обеих сторон.

Тот же де Линь писал: " Он вовсе не мстителен, он извиняет в причиненном горе, старается загладить несправедливость… Под личиной грубости он скрывает очень нежное сердце", – что перекликается с мнением императрицы.

Он не просто прощал своим врагам, а деятельностью благотворил им. Старался любить, насколько вообще возможно любить "ненавидящих и обидящих нас". Нередко он заступался перед императрицей за тех, кто причинил ему неприятности, помогал получать награды, чины и т.п. Такое поведение удивляло и…подчас вызывало еще большее озлобление.

– …Моего мщения напрасно он страшится, – писал как-то Потемкин о своем противнике государыне, – ибо между способностями, которые мне Бог дал, сей склонности меня вовсе лишил…

Просьбы за других не становились достоянием публики.

По мере укрепления своих позиций, а он это делал планомерно, настойчиво, делая так, чтобы у него была своя, самая сильная партия в государстве, поддерживаемая армией, он наживал врагов. За время своего правления их оказалось много, поэтому и грязи на него вылилось впоследствии с избытком. При этом, он никогда не старался развеять дурное мнение о себе

Стоит отметить, насколько глубоко дорожила императрица своим соправителем. Как только у Г.А. Потемкина появлялся явный, опасный враг – она тут же принимала решительные меры по устранению с политической арены недруга своего друга, либо действовала иными методами нейтрализации. Даже ее фавориты, пытавшиеся соперничать с Потемкиным, вызывали гнев Екатерины и последующую отставку!" Это ярко характеризует уровень их взаимоотношений. Это нечто большее, чем дружба, привязанность, расчет… Мистика, одним словом.