Текст книги "Свободный поиск (отрывки)"

Автор книги: Дмитрий Тарабанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Еще раз здрасьте, – кивает Зубенко.

– Приветик.

Мы полулежим в состоянии сидя – в не-совсем-весомости это возможно – и смотрим вверх, точнее на местный север. Нос тягача упирается в осевой канал, поэтому на муляжном окне, имитирующем видиние лобового стекла, только толстенная арматура с переплетениями всевозможных кабелей и труб.

Зато корма тягача смотрит в открытый космос. Как и кормы пяти буксиров четвертой платформы. Как и двадцать три буксира на четырех платформах. Только за спиной лобового стекла нет.

Вздыхаю.

– Долго еще?

– Да нет, – Зубенко выпячивает нижнюю губу. – Минут пятнадцать. Я дольше сижу. Пока ты там с грибами и травянистым мясом копался...

– Мог бы помочь копаться, – упрекаю его. – И веселее было бы, и я бы успел работу закончить.

– Да ладно...

Мы снова замолкаем. От нечего-делать ползаю взглядом по доступному в обзоре пространству. И тут натыкаюсь на выжженую лазерной спичкой или пером надпись поверх "стекла". На фоне темно-металлической трубы надпись неразличима. Но когда во время очередного оборота корабля-барака вокруг оси свет солнца падает на металл...

"Баранов-бык".

Улыбаюсь.

– Зуб, слышишь, а кто такой Баранов?

– А хрен его знает, – импульсивно отзывается Зубенко. А потом спохватывается: – Тут же ясно написано: бык. А вообще...

Каждый раз, когда на подобную надпись наталкиваешься, следует всевышнего благодарить, за то, что рядом с "быком" или "лохом" не твоя фамилия. Звучные имена распространяются быстро. И не успеешь оглянуться, как уже все стены барака или тягачей твоими новыми инициалами испещрены.

– Ясно, значит не знаешь, кто такой Баранов.

Еще раз вздыхаю.

Зубенко-лох.

Что ж...

Звучит.

**** **** ****

Отчаливаем ровно через пятнадцать минут.

Пусковые механизмы выталкивают наш тягач из сплющеной конусообразной ячейки кормой вперед. Дальше мы выходим на реверсной тяге.

– Красиво, – говорит Зубенко. Он смотрит туда же, куда и я. В "лобовое стекло". – Каждый раз, когда отрываешься от материнского корабля, испытываешь такое чувство... что-то вроде...

– Независимости, – подсказываю.

– Точно, независимости! Видишь, как удаляется от тебя вытянутая на несколько километров труба барака, равномерно обращаясь, как разлетаются смежные тягачи... Только не ясно:

хороша эта независимость или нет. Вроде бы и чувствуешь свою независимость... от блин, тафтология какая-то получается... и, в то же время, ощущаешь себя ничтожной частичкой большого организма... Навроде Секты.

Вздрагиваю. Находясь все эти дни на борту бурлацкой кочушки, практически никогда не вспоминал про сектантскую и прессерскую проблемы. Здесь совершенно другой мир.

Попахивающий средневековием и недальноглядностью. Но не метафедеративный.

– А вот сам миг отделения жутко приятен, – заканчивает мысль Зубенко.

Посматриваю на бурлака. Его лицо, вытянутое в благоговении, устремлено к значительно уменьшившемуся в размерах кораблю-бараку. Вообще, он странноватый какой-то.

– Аллё! – я дую ему в ухо. Он отмахивается бровью и оборачивается. – Не спи: управление на себя.

– Я как-раз хотел это сделать...

Он просовывает руки, обездвиженные в районе предплечья поясами, в рукавицы управления.

– Барак-56-4 – тягачу 4:6. Уводите машину из зоны. Вы мешаете выбросу третьей платформы, – сообщает деспетчер посредством "материнских линий". МЛа. Или "и-МейЛа".

– Тягач 4:6 – бараку-56-4. Уводим, – отзываюсь.

И гаркаю на Зубенко: "Давай быстрее!"

Он пыхтит, пока на "лобовом стекле", сплюснутом и растянутом вдоль кабины не загораются расчетные траектории.

Потом реверсные двигатели отключаются, и мы разворачиваемся на нормальной тяге.

– Вон видишь, – Зубенко кивает на звездное небо, растилающееся от поля до поля экрана. – Там, на перекрестье:

крейсер.

– Да знаю я! Давай гони скорее. Когда сойдешься на достаточном расстоянии, передавай управление мне. Я знаю, как лучше пристыковаться...

– Все-таки берем, – уточняет.

– Берем. Никуда не денешься.

Пока Зубенко подгоняет тягач к прессерскому линкору, замершему в пространстве, расставляю по полкам уже обговоренный план действий.

Вообще линкор последних моделей – неприступная крепость. Даже для бурлаков. Воизбежание повторения истории с "Летучим Голландцем" и "Резервным линкором", имеется у оного несколько ахиллесовых пят, известных только прессеру. И то не каждому.

"Гибралтар-Лабрадор" – не исключение.

Мы движемся где-то в середине первой волны буксиров. Вперед убежали самые грибные. Они все-равно не возьмут линкор на букс с первого раза. Поэтому торопиться некуда.

– Вот он, – шепчу.

На "лобовом стекле" среди мучной пыли звезд и соответственно крупной манной крупы вырастает сияющая горошина. По мере приближения она увеличивается и наконец принимает знакомый ассоциативный вид ощетенившееся антеннами и пушками гипертрофированное зубило. Размеры внушительны. Вполне подходящие для штуковины, вхождение в атмосферу планет для которой никогда не предполлагалось. Протяженность север-юг:

четыре километра.

– Осилим? – неуверенно спрашивает Зубенко.

– Они – нет, мы... – в верности своих слов я все больше и больше сомневаюсь. – Мы – да.

– Передавать управление тебе?

– Пока не нужно. Притормози и подожди. Интересно, как себя крейсер поведет.

– Притормози... – хмыкает Зуб. Судя по всему, он яростный нелюбитель переноса наземно-транспортной терминологии на космо-модули.

Зубило линкора разворачивается, носимое гравитационным течением. Часть его корпуса скрывается в тени, от чего он становится похожим на пещерный сталлактит, едва освещаемый любительским фонариком. Орудия на его корпусе автоматически поворачиваются, следя за перемещением бурлацких буксиров. Это может означать две вещи: либо охранная система крейсера настроена на активную охрану, либо на корабле еще кто-то остался.

Подлетая чуточку ближе, замечаем, что прямо на нас направлена массивная плазменная пушка.

– Щас как пальнет, – жмурится Зубенко. – Прикидываешь, что от нас потом останется?

– Не пальнет, – заверяю я. – Главное, не подлетай слишком близко. И не совершай резких разворотов.

– А ты откуда знаешь?

– Догадаться трудно? – дергаю плечами.

Держимся от линкора на достаточной дистанции. Несколько тягачей из первой и второй волн совершают резкие выпады, норовя приклеиться к корпусу "Гибралтара" магнитными якорьками. И тут линкор подает вполне приемлемые признаки жизни.

Стволы орудий, направленные на тройку тягачей, упруго вытягиваются на считанные метры – и плюют огнем. В следующее мгновение на экране "лобового стекла" расцветают настоящие букеты огня. Я машинально сощуриваю глаза. Понятия не имею, что могло бы стать носителем волн в вакууме, но наш букс качнуло.

– Ого, – восклицает Зуб. – Это называется не пальнет!

– Они просто дураки, что нарожон полезли. Это их работа:

грибнить. В грибных только обезбашенных в конец новичков берут.

– А мы будто бы не новички...

– Ты к чему клонишь? – не понимаю я. – Хочешь на непрофессиональности выехать или самому на амбразуру кинуться?

– Да ладно, что ты завелся? – напарник улыбается. – Раздражительный ты какой-то сегодня.

– Работа у меня такая: раздражаться, – бурчу. – Веселиться время придет, когда дело сделаем. – Вслух упоминать про угон линкора из-под носа у бурлаков мыу зареклись. Наверняка, разговоры прослушиваются. – Давай мне управление.

Проскальзываю пальцами в рулевые рукавицы. Несколько секунд осваиваюсь с функциями в симуляционном режиме. Потом – плавно перевожу корабль поближе к "Гибралтару".

– Эй-эй-эй! – напоминает Зуб. – Ты чего? Нас же в пепел сотрут!

– Вот видишь, ты и сам догадался, что от нас останется, – усмехаюсь. Если ты сейчас мешать мне будешь.

Подныриваю под дрейфующий в пространстве бурлацкий тягач, подбираясь поближе к ощетинившимуся орудиями корпусу линкора. Протяжно гудит бипер предохранителя.

– Барак-56-4 – тягачу 4:6. Немедленно увеличьте расстояние!

Вы подошли слишком близко.

– Все в порядке, не беспокойтесь, – заверяю я. Забыв сообщить имя адрессата.

Зубенко косится на меня недоверчиво. Но свое дежурное "уверен?" проглатывает.

– А это что такое? – восклицает он наконец.

Я реагирую несколькими мгновениями позже. На небольшом подвисном мониторчике, выростающем из промежутка между нашими креслами, вспыхивает цветная головоломка. Прессерский ключ доступа. Низжей степени.

– Минуточку, – вытаскиваю руку из рукавицы управления и прислоняю к сенсорному экранчику. Пястье полностью заграждает головоломку от постороннего взгляда, а костяшки пальцев машинально прикосаются к цветным кубикам. В предварительно оговоренной с послами Центра последовательности. И неуловимой скоростью. На экранах трех взорвавшихся тягачей появлялась та же самая головоломка. Только их водителям не внядряли в мозг гипнограмму с ответом на нее.

Без банальной надписи "Доступ разрешен!", которые прессер всегда избегал, отвечая на ошибку выстрелом, мы прорываемся через дистанц-блокаду.

– Что это значит? – не выпадая из напряжения, спрашивает Зубенко. Голос его слегка подрагивает.

– Аве Зубенко – вот что это значит. Радуйся то бишь. Нам повезло.

Космос, на этот раз позади нас, вспыхивает сразу двумя вспышками. Зубенко вздрагивает так, что даже мне это удается почувствовать при полной невесомости.

– Им повезло меньше.

С нами вновь выходят на связь. В этот момент стена линкора выстраивается перед носом нашего тягача, так, что становятся заметны металлические элементы, которыми выстлан корпус корабля.

– Барак-56-4 – тягачу 4:6. Как вам удалось миновать опасную зону?

– Сами не догадываемся, – с сарказмом в голосе произношу.

– Мы можем вас уничтожить в любой момент.

Новости.

– А вот это – вряд ли. Во-первых, мы не нарушали ни единого посталенного вами правила, а просто подошли к крейсеру. Как вы нам и завещали. Во-вторых, если вы нас уничтожете, так и не узнаете, как мы вскрыли прессерскую головоломку.

– У нас имеется запись ваших манипуляций, – голос из динамиков противный и надоедливый. Жаль, что нельзя его обесточить прямо сейчас.

– Головоломка действет по совершенно иному принципу. Все намного сложнее, чем просто "нажатия".

– Что вы собираетесь делать, бурлак Маркевич?

– Пока: осмотреть кораблик вблизи. Потом – в зависимости от обстоятельств. Времени у нас достаточно, пока вы не докажете нашу вину. Вы же не можете решать нашу судьбу без метафедерального ордера на уничтожение, не так ли?

– Юр Маркевич, ордер не засавит себя долго ждать, – заверяет меня диспетчер.

– Поверьте, я стану ждать еще меньше. В крайнем случае, у меня есть ни в чем не повинный заложник. – Зуб смотрит на меня ошалело; лицо, вечно красное, бледнеет. Подаю ему знак – мол, все в порядке. – А сейчас прошу вас об одолжении: не мешайте мне выполнять мои планы своей болтовней. И, особенно, угрозами.

– Юр Маркевич, вы пожалеете. Я не собираюсь вам угрожать, но бурлаки...

Диспетчер продолжает плести что-то в этом духе. Его реплики иногда прерываются гролмкими подсказками капитана корабля и какого-то писклявенького спеца по переговорам. Видно, столь распространенное в "бурлацких романах" явление – угон затонувшего крейсера – для них редкость и неожиданность.

Явление из ряда вон.

А что бы они сказали, увидь то, во что мы в паре с Моцартом превратили Подвижные Пласты...

– Связь отключить никак нельзя? – интересуюсь.

Зубенко машет головой, опасливо на меня посматривая.

Хочется истерически хохотать, как это часто случается в самый ответственный момент. Но сдерживаюсь.

Рука снова возвращается в рукавицу, и на пассивной тяге подвожу буксир поближе к крейсеру. Его стена заполняет зримый космос и мы скользим вдоль этой громадины, как над поверхностью небольшой астероидальной луны. Я пытаюсь подойти к "ахиллесовой пяте" как можно удобней.

– Что ты делаешь? – не выдерживает Зуб. – Подлетай к главному стыковочному разъему...

– Не-не-не! – я мысленно грожу ему пальцем. – Хочешь, чтобы из охранной системы линкора в наш катерок литров тридцать какого-нибудь биологического яда перелилось? Вместе с бактериями, которые разъедают все органические материалы, включая ткань скафандра. Действительно хочешь?

– Да чо ты издеваешься! Ну оступился немного.

– То-то. Сиди и помалкивай. Я знаю, что делать.

Диспетчер поумолк: им самим интересно, что я стану делать.

– Зуб, тебе все-равно нечего делать, – говорю. – Проверь-ка пока радаром пространство позади нас. Что-то у меня ощущение возникает нехорошее...

За "лобовым стеклом" проползает хорошо освещенная надпись "Гибралтар-Лабрадор. Сияющий Мадагаскар". И дата двадцатилетней давности. Сравнительно молодой кораблик.

– Они у нас на хвосте.

– Кто на хвосте?

– Бурлаки! – Зуб чертыхается. – Они тоже прорвались.

– Пресс помог. Сто процентов помог. Они наверняка догадываются, что... – конец фразы, который поможет выдать меня окончательно я пропускаю. Много их?

– Пятеро пока. Окружают. Ох, фигово нам придется...

– Не тушуйся. Я уже на подходе. Только развернусь возле соединительного сегмента... А ты не молчи, если кто-то слишком близко подходит. Заложничек!

Вот он: сегмент. Сравнительно небольшой элемент, скрепляющий две массивные части палубы. Та деталь корабля, которая обязана выдержать прямое попадание из плазменного или лучевого орудия. Благодаря этой частичке мы и проникнем внутрь линкора.

– Двое подошли очень близко, – сообщает Зубенко.

– Минутку...

Несмотря даже на то, что в шлеме моего скафандра работает система вентиляции, пот холодными каплями катится по лицу.

Хренова абсорбирующая поверхность! С маской из псевдоплоти только хуже. Мало того, что жрет сволочь, так и дышать нормально не позволяет...

В этом месте на поверхности корпуса линкора нет на сучка ни задоринки. Не то, чтобы шлюза. Но механическая память помогает ухватится даже за ровную поверхность.

Хрух!

– Оп! – произношу, практически одновременно с тем, как магнитные якорьки соединяют шлюз тягача с линкором. – Видишь, он сам нас отыскал. Я же говорил!

– Кто – он? – уточняет Зубенко.

– Линкор. Сейчас охранная система откроет скрытый шлюз.

– Или вкачает нам яду по уши.

– Не вкачает.

Отсетгиваю одну пряжку пояса, после чего все остальные распускаются сами. Бросаю мимолетный взгляд на монитор. На зеленой поверхности – две назойливых точки, которые сошлись с нашей почти вплотную.

– Быстрей! – подгоняю.

Выскальзываем из кресел и, отталкиваясь от стен, выплываем в выходной отсек. Зубенко припадает к механизму двери. Смотрит на меня, проша разрешения. Я киваю.

Удар. Палуба сотрясается и воздух внутри бьется волнами. Меня бросает на стенку. По швам отсека загораются ярко-красные лампы, сигнализирующие об утечке воздуха.

– Берут на таран, – простанывает голос Зубенко в шлемофоне.

На индикаторе шлюза загорается красная лампочка – опасность утечки – но дверь-таки открывается. Воздух устремляется в образовавшийся проем. Без свиста.

– Сорвались пломбы. Осторожней...

Отталкиваясь, проплываем сквозь перешеек соединившихся шлюзов. Справа от меня, на стыке корпусов тягача и линкора, – глубокая трещина-прогиб. В ней зияет ужасающе черное пространство космоса. Приходится приложить немалые усилия, чтобы в эту трещенку не затянуло мою ногу. А потом и всего целиком. Мелкими кусочками.

Зубенко опережает меня, нахально отталкивая. Заскакивает вглубь шлюза. Делаю несколько хаотичных взмахов, пока не ухватываюсь за одну из предусмотренных конструкцией ручек.

И в этот момент за спиной вибрирует очередной удар, после которого меня с жуткой силой тянет обратно. Вкладываю все усилия в руку, надеясь на содействие магнитных рукавиц. И оглядываюсь.

Позади только звезды. Буксир сшибли. В поле видиния мелькает его хромированная турбина.

– Зуб, закрывай люк! – ору.

Но охранная система линкора решает быстрее. Створки позади меня, спрятавшиеся в корпусе, начинают вылазить обратно.

Воздух из шлюза практически весь вышел, рассеявшись в вакууме голубоватыми кристалликами. Поэтому мне удается противостоять выталкивающей меня силе и подогнуть ноги.

Створки шлюза смыкаются.

Повинуясь слабой силе тяжести, оседаю на пол. В следующую секунду гавитация вновь сходит на нет и меня подносит на достаточное расстояние вверх.

– Это как понимать? – порывисто спрашиваю, пытаясь как можно быстрее восстановить дыхание.

– Неполадки с генератором, – как ни в чем не бывало предполагает Зубенко.

– Я о том, что ты меня за борт чуть не выпихнул, лох!

На прозвище, которое обычно пишут под бурлацкими фамилиями, напарник по бегству широко раскрывает глаза. Но потом признает вину:

– Извини, это эти... рефлексы...

– Рефлексы, – гневно повторяю. – Еще раз и ты последуешь за тягачем.

Зубенко поворачивается к двери в непосредственно "нутрь"

линкора. В динамике шлемофона неразборчивый шепот.

– Ты мне поругайся! – угрожаю.

Гравитация возвращается вновь, и мы обое падаем на колени.

Зубенко возится с замком двери. Ясное дело: побыстрее хочется выбраться из этой стальной камеры, максимально минимальной по объему.

– С частичной победой, в общем, – бросаю, протягивая руки к шлему, чтобы снять его с плечей.

Наконец дверь поднимается.

Но шума врывающегося воздуха – не дождетесь!

– В корабле вакуум, – озвучивает мой вывод Зуб.

– В корабле или только в его части?

– Сейчас узнаем.

Зубенко отталкивается обеими руками от дверных рам и выходит в коридор. Ударяю его в спину, чтобы проход не загораживал, и выхожу сам.

– Матерь Божья, – протягивает Зубенко, оглядываясь. – Что у них здесь произошло? Судный день?

– Декомпрессия, – говорю. Морщусь. – Явно декомпрессия.

Сила тяготения пропадает, и синющие трупы в звездной прессерской форме поднимаются с пола. Костюм и плоть на грудной клетке почти каждого разорваны: взорвались от разности давления легкие. Безжизненные закостеневшие руки самовольно обращаются в воздухе. Стеклянные глазницы темно-серого цвета с синими прожилками бросают на нас случайные взгляды. Не говоря уже про жадно раскрытые рты, так и не успевшие выпустить воздух. Осмос их опередил.

Меня подташнивает.

– Мы так и будем глазеть? – Скрываю свое отвращение. – Прессеры наверняка сообщили бурлакам способ проникнуть на линкор. Минута – две – и мы у них в руках. И плакала тогда наша...

– Независимость, – преждевременно заканчивает Зуб.

– Да. Только я бы назвал это другим именем. Более... – припоминаю, где у данного кораблика север. Если мы причалили на стыке носового и основного сегментов, то... – А теперь в рубку. Это налево. Вперед по коридору.

Зубенко не двигается. Ждет.

– Давай, иди вперед! – повторяю.

– А ты?

– Я за тобой. Нужно кое-что сделать.

Он смотрит на меня пристально, словно вопрошая: "А хитрить не станешь?" А я ему взглядом в ответ: "Не твое дело!"

Гравитация вновь нарастает, и Зубенко, решаясь, окончательно вылазит из шлюза. Он прижимается к стенке, тщательно стараясь не входить в соприкосновение с разлегшимися вдоль коридора трупами. Идет. Несколько раз озирается. Я махаю ему рукой.

Итак, в пункте "Отыскать оружие" у меня значилось: надыбать первую подходящую аптечку, достать оттуда инъекц-шприцы со снотворным и обезбаливающим и использовать по назначению. Но благодаря мертвым прессерам, в изобилии лежащим на полу тускло освещенного коридора, манипуляции мои облегчаются.

Только отнять у трупа универс оказывается отнюдь занятием не из приятных.

Зубенко продвинулся уже достаточно далеко, и я боюсь упустить его. Поодхожу к ближайшему комку одеревеневшей плоти и ткани, лежащему спиной кверху. Протягиваю руку к кобуре. И в этот момент невесомость возвращается на позиции. Тело черноволосого прессера с воскового цвета кожей приподнимается, а его рука с растопыренными пальцами ищет мою шею...

Жуть. Неужели, бывший Муравьед трупов испугался?

Поднимаю ногу и жестко придавливаю мертвого прессера к полу.

Он, как коряга, дрейфующая по лесной топи, повинуется. В то же время второй закон Ньютона подбрасывает меня вверх.

Приходится ухватится защищенными перчаткой пальцами за ломающиеся волосы мертвеца.

Пытался поставить на место, а в результате сам на место стал.

Кое-как мне удается выудить из кобуры универс. На рукояти радостно оживают огоньки: вакуум такому оружию ни по чем.

Перевожу в режим "щадящего" станнера.

Прессерская техника с расчетом на вековое пользование создавалась. Не в ровнь сектантской: их яды и "объединяющие носители" за считанные недели скисают. Хотя действуют эффектно. Романтично даже.

Поднимаю глаза, одновременно отталкиваясь от пола. Выуживаю взглядом фигуру Зуба на фоне черных силуэтов прессеров-мертвецов. Ушел далеко. Метров семьдесят. Станнером не достать – тем более пространство с препятствиями. Если что-то и долетит, то только брызги.

Гравитация возвращается на место. Спрыгиваю на пол и что духу припускаю на север. До следующего отключения я смогу сократить расстояние на лишние два десятка метров.

Стараюсь не останавливаться, когда под "хватающими" подошвами скафандра беззвучно-хрустят пальцы или хребты. Они уже все-равно давно умерли. Их обладатели, в смысле.

Корпус вибрирует, как при столкновении с чем-нибудь солидным по массе и идущим на небольшой встречной скорости. В общем, к "Гибралтару" пристал бурлацкий тягач. Времени совсем в обрез.

Когда сила тяжести улетучивается вновь, меня от Зубенко отделяет сорок метров. И трупов как-то не много осталось.

Один или два всего.

Чувствуя, как ноги поднимаются на один уровень с грудью, пристраиваясь позади, вскидываю оружие. Зубенко озирается, замечает в моих руках пушенцию, опасливо загораживается руками, словно щитами силовыми. Пытается упасть на пол, но в невесомости это сделать так же сложно, как и лечь на дно водоема. Со стороны он смотрится жутко беспомощным.

– Ты обещал, – слышен в шлемофоне егшо урезанный крик. – Ты же обещал, Юр!

Зубенко пытается подобраться к порхающему невдалеке трупу, чтобы сойтись в справедливом бою.

– Я обещал, что мы вместе возьмем "Лабрадор". И не более того.

– Ты лох!

– Вполне возможно.

Он опасно близок к универсу прессера, поэтому не трачу времени на разглагольствования. Жму на спуск.

В шлемофоне – звук, похожий на свист спускающей камеры. Нет, не утечка. Стон.

– И я ведь не лазером по тебе стрелял, – замечаю.

Ни Муравьед, ни Термит никогда не отличались особой гуманностью. Потому и преуспели оба, что ходили по трупам.

Пока сами конечно трупами не стали.

А вообще мои перевоплощения похожи... на матрешку.

Муравьед ломается – вылазит Термит.

Термит ломается – извлекается...

Лох? Нет, слишком грубо. Моцарт? Слишком нагло. Юр? Слишком просто. А чего я, впрочем, от имени хочу? Славы или приметы?

Не легче ль быть безымянным?

– Никто не застрахован от измены, – усмехаюсь, переступая через обмякшее тело бурлака. – Понимаешь, Свобода – одна. Она только для одной группки людей предназначена. Или только для одного человека. Не более...

Надо будет запихнуть его в шлюпку и отправить к бурлакам, когда все кончится. С него все-равно взятки гладки. Заложник.

Заложник Свободы.

**** **** ****

Когда бурлацкий барак со стаей тягачей остается позади в компании десятков двух нейтрализационных мин, останавливающих на два часа любые энергетические превращения, чувствую жуткую усталость. Еще бы: столько сил потратил на то, чтобы дотащить храпящего Зубенко к шлюпкам и указать координаты возврата. И с управлением эдакой исполинской машины пришлось помучаться.

Шутка ли провести ее через Границу незаметной!

Наверняка, прессеры бьют тревогу по всей Метафедерации.

Только Бурлацкой Гильдии такая промашка обошлась наверное в миллионы пойнтов. А Пресс открыл свой очередной секрет. Да и метафедералов всколыхнули. Попадись я им в руки...

Но ведь не зря все это. Как говорится, Звездные уехали, а Цыгане остались. Так и я. Раз начинали проект "Свободный поиск", делая на меня ставки, так позвольте мне его закончить без ставок – на чистом интузиазме.

Все-равно устал.

Кислород во все отсеки сразу решаю не запускать: начнется гниение, разложение – вонища. Не по-людски это, но... Не мое дело за трупами ухаживать. Мне главное до Санта-Советы дотянуть, встретиться с одним человеком – и обратно. А там, гляди, и бурлакам мимолетом линкор сброшу. И на пенсию уйду.

Тридцать четыре, тридцать четыре... Ну и что, что Шимбалов в этом возрасте черепа сектантам крошил? Я-то не Шимбалов. Не могу сидеть в конторе и заправлять паутинистыми делами, хороводами дел, в общем – не сердце я человечества. У меня есть свои эго-мотивации, оправдывающие собственные эго-цели.

И все.

Насыщаю кислородом и устанавливаю гравитацию только в одном отсеке. В криогенном. С местного мультихода я могу попасть в любую точку Метафедерации. Но в Социмперию приходится переправляться пешком. То есть перемежая субсветовую скорость с масштабными инопространственными переходами. Там свои мультикатакомбы.

Времени у меня достаточно – неделя. Заняться есть чем: учить социмперский. Точнее повторять.

Где вы видели прессера, который не разговаривает во сне на социмперском? Ну, наверное, в первую очередь это я. Во сне я разговариваю на чистом украславянском. Это моя коренная слабость.

Посмотрим, как это: спать на Летуче Голландце с полным составом экипажа.

Никто не храпит...

Пункт 11: Санта-Совета.

Из анабиозной камеры вываливаюсь, когда корабль подходит на расстояние двух астроединиц к Санта-Совете. В голове вертятся глупые слова на искаж-французском... точнее, на социмперском.

А в принципе разницы нет. Только социмперский более лояльный к гостям: здесь прилагательное может спокойно стоять перед существительным, что полностью отрицал земной аналог.

Да Бог с ним, с имперским! Раз я уже на границе настоящей коммунистической звездно-островной страны, образовавшейся в результате акта реформированного сепаратизма, думать я должен в первую очередь о полит-опасностях, поджидающих на каждом шагу.

В прессерском автономном архиве удается отыскать неполные данные о Санта-Совете. Есть здесь и гео-модель планеты, и состояние инфосферы. И карты городов. И много всякой ерунды.

Довольно палезной, кстати.

Учитывая эти данные и похрумывая сандвичем из провиарного рациона, беседую с терминалом линкора на повышенном уровне доступа. К моему огромному удивлению, 010-связь, осуществляемая переносом сигнала через инопространство разновидностью мультиходов, выведена из строя. Мне это все только на пользу – никто, кроме меня, "Гибралтар-Лабрадору" повелевать не в состоянии. Но выглядит это через меру подозрительно, и наталкивает на мысль о прессерской западне. Мол, для завершения проекта по поиску Оружия Свободы, я так или иначе использую братскую сбрую. А это накладывает на меня обязательства и ограничения.

И, чтобы не тратить сил, запрещаю себе даже думать об этом.

– Радиус действия локаторов противо-К-обороны Санта-Советы?

– 0.95 астроединицы.

– Если линкор перейдет в режим "невидимка", с какого расстояния последует обнаружение?

– Только в атмосфере планеты.

– Энергетический запас позволяет держать режим невидимости...

Голос терминала молчит. Он ждет сформулированного вопроса, а не незаконченного утверждения.

– Сколько часов продержится режим "невидимка" при данном количестве энергии наших батарей и генераторов?

– При постоянном обновлении новым притоком солар-энергии – до четырех с половиной часов.

– Успеем ли мы зарядить батареи в ближайшие сутки?

– Батареи практически полные. Режим "невидимка" для линкора такого масштаба, как "Гибралтар-Лабрадор" очень энергоемок.

Но четыре часа – это только при пассивной тяге.

– А на полном ходу? – подозрительно.

– Полтора часа.

Присвистываю.

– Можно подойти к планете на минимальной тяге?

– Астроединица – два часа. Поле при этом продержится ровно два часа сорок четыре минуты.

– То есть, у корабля будет еще сорок четыре минуты на то, чтобы я спустился модулем на планету, решил все свои дела и возвратился обратно?

– Можно выкроить еще пару минут, но не более. Максиммум, два пятьдесят пять.

Проглатываю огромный кусок сандвича и тянусь за питьем.

"Fanta". Один из генеральных спонсоров прессерского К-флота.

– А модуль может преодалеть половину астроединицы до планеты самостоятельно?

– Конечно. Это может оказаться рискованным, учитывая захламленность околопланетного пространства, но реально.

Правда, режим "невидимка" поддерживается только в атмосфере.

Угу. Линкор невидим в космосе, посадочно-взлетный модуль – в атмосфере. Вполне логично. Только нежелательно в сложившихся обстоятельствах.

– Идеи будут? – подперев подбородок, спрашиваю. "Fanta" – напиток противный, напичканный от донышка до крышечки E-шками и прочими концентратами. Зато, нашару.

– Додумки машин противоречат кодексу об ИИ, принятому Метаконгрессом в позапрошлом столетии.

– Ясно.

Протягиваю пакет с очередным сандвичем к разогревательному сервоботу. Язычок подхватывает, утаскивает его. Через несколько секунд выплевывает уже разогретым. Пакета уже нет.

Протягиваю руку к дымящемуся бутерброду... И замираю.

И как я раньше не додумался?

– "Гибралтар", а если подлететь, сбросить упаковку и убраться на безопасное расстояние? Такое возможно?

– Какую упаковку? Уточните.

– Если сбросить в атмосферу модуль и отойти на безопасное расстояние, где локаторы не настигнут линкора своими лучами?

– Смотря какие параметры движения, – философски замечает кусок кремния с карбоновыми впайками.

– К планете на минимуме, от планеты на максимуме.

– Посчитать при вас?

– Да, так будет яснее.

– Итак, два часа движения. Торможение около орбиты и несколько минут простоя считаем за пассивную тягу. На данном отрезке времени нам удастся подзарядить батареи. Если уходить обратно на полной тяге с минимумом автономной подзарядки и максимумом расхода энергии на движение, получаем двадцать пять минут. Поле достижения локаторов мы покинем только через пятьдесят пять минут. То есть, жители Санта-Советы могут лицезреть движущуюся точку на своих радарах более тридцати минут. А это черевато последствиями. Если вы предполагаете возврат на корабль, то осуществить повторных заход к планете будет сложно.

– Других вариантов нет?

– Нет. Кроме, конечно, прошения разрешения на контакт с террой и посадку.

– Значит, нет, – впиваюсь зубами в мягкую пружинистую плоть сандвича. После анабиоза желудок походит на чрево земного кашелота. Отчаяно отказывается насыщаться.

– Я уже распространился по поводу вариативности ваших решений.

– Спасибо, "Гибралтар". А вспомогательный модуль спустить сможешь? На всякий случай. Знаешь, непредвиденные моменты всегда случаются...

– Через какой отрезок времени?

– Двадцать четыре... нет. Тридцать шесть часов.

– Куда?

– В место моего местанахождения.

– Определить по импланту?

По импланту? Если бы...

– С имплантом в Социмперии появляться рискованно, – пудрю машине мозги. – Центр сообщал о новом типе определителей имплант-передатчиков. Шпионская лихорадка. Я подумаю о другом способе. А ваше предложение?