Текст книги "Свободный поиск (отрывки)"

Автор книги: Дмитрий Тарабанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Ну раз нет настроения, заставлять вас не буду. Не имею права. Но на вашем месте я бы выступил.

На моем бы месте, сволочь высокопоставленная, ты бы засунул свой клюв себе в задницу и молчал. Если бы тебе удалось дожить до этого момента, а не отравиться на Элизобарре, не утонуть на Танга-Даффе, не угодить под выстрел станнера на Лазурной и не распасться на атомы в порту Нова Капитал – ты бы так и сделал.

– Господа, – он поднимает руку. – Наш гость не в самом лучшем расположении духа, поэтому сегодня наша встреча будет действовать по другому плану. Думаю, сперва следует ознакомить члена Палаты с условиями, в которые нас поставила Метафедерация и Центр.

По кругу прокатываются презрительные насмешки. Не меньше половины направлены в мой адрес.

– Хорошо, полговник Жгеник, я ознакомлю гостя с этими... хм, условиями.

Патрульный прессер со значком особого информационного специалиста на груди – тот что подает голос, – сидит через три человека слева от меня. Он подымается и, опираясь руками на стол, огладывает всех сидящих.

– Тех кому не интересно, то есть всех, я освобождаю от выслушивания того, что я скажу. У вас в столах у всех тесты и стратегии – можете поиграться тихонечко, – он говорит это с такой насмешливой интонацией, что я чувствую здесь себя совершенно лишним субьектом. Насколько я знаю, подобные обращения не практикуются на прессерских обьектах. – Мои слова предназначаются исключительно для того парня, нарядившегося в нашу поганую форму, чтобы скрыть за ней свой тощий, отсиженный в кабинетах зад.

Надо же, никогда не замечал за своей "пятой точкой" такой неполноценности. Рия и Сайла сходились в иных мнениях.

Елки-палки, как стериотип-то срабатывает!

– Информатор Егануров, прошу попридержать колкости и прочие оскорбления, – напоминает нехотя, для конспектации порядка, Жгеник. – Вы имеете дело с весьмя ответственным и влиятельным лицом.

– Ничего, ему полезно будет послушать мнение просвещенного народа. Проекцию на стол, живо!

Свет в конференц-зале приглушается. Потом и вовсе потухает.

Освещение поддерживают мерцающие панели напротив каждого сидящего и возникающая над центром круглого стола голограмма большой желтой звезды класса G1. По всей окружности стола, параллельной плоскости эклиптики звездной системы, пролегают концентрические круги орбит восьми планет.

Егануров лениво тыкает лучом голоуказки во второй крошечный шарик, видимый с моего места, как серп. Скорее, ноготь.

– Система Бондар-Сери-Багавана-II насчитывает восемь планет, семь из которых хреновые и жить на них нельзя. На орбите внешнего соседа у нас есть, конечно, станция по добыче газового топлива и некоторых видов руд, а так все системные силы сосредоточены в кольце Яблокитай – Яблокитай-Малый.

Следующий слайд!

"Ноготь" вырастает в размере, принимая вполне планетарные масштабы, и принимается вертеться вокруг своей оси. Вокруг могучего шара витает в раз десять меньший в радиусе шарик.

– Планета Яблокитай. Население, по последним подсчетам в промежутке между волнами маятниковой межпланетной миграции составляет примерно пять с половиной милиардов человек.

Короче, на головах они там живут. Континента всего два. Один сплошь покрыт льдами, другой – напротив – на экваторе. Или зажариться, или яйца отморозить. Благо у китайцев они большие, наверняка с жировой прослойкой...

– Егануров, я же просил...

Информатор не обращает на скучающего прессера никакого внимания. Во внезапной атмосфере вседозволенности слышатся скрипы кончиков пальцев по прозрачным поверхностям панелей.

– Помимо паршивейших климатических условий на планете внутренние распри. Там даже полуостров разбомбили по перемычке. Остров из него сделали. Назвались некой Свободной Республикой с фашистскими замашками, переволокли на территорию все оружие, что найти смогли. Пороха в основном, бризантные ВВ и всякие там сигнальные пукалки. И мочат всех с дерижаблей. Однажды на местное Губернаторство налетели, так нам ввязаться пришлось. С тех пор вроде спокойно. Но места им явно не хватает... Как и нам. Слайд!

Спутник вырастает до размеров планеты. Теперь я могу насладиться видом срезанной на треть части спутника с посадочными площадками, схематически наброшенной голубоватой пеленой купола, средоточием корпусов в самом центре.

– Естественный спутник Яблокитай-Малый. Отдален от планеты на расстояние трехсот тысяч километров. На титульной стороне небесного тела построена пограничная-перевалочная база, переквалифицировавшаяся с появлением четырнадцать лет назад сектнатской проблемы в прессерский контрольный пункт.

Посадочная площадка постоянно принимает автопилотируемые модули, совершающие транспорт импортной продукции внутрь планеты Автономий и экспорт чая и небольшого количества контрабандной травы в страны Метафедерации. У нас здесь обычно круглые сутки стоят на приклоле грузовики средней вместимости. Но вам видимо повезло, что экипаж перевозчиков не потрепал вам нервов. Кроме того, на нашей перевалке имеется стационарное оружие, которым можно поразить на фиг любую пролетающую в окружающем пространстве цель со средней скоростью... впрочем, какая разница? Мы отсюда тот континент, что льдом покрыт, можем растопить в считанные минуты. Только опасаемся, что Центр нам потом так мозги растопит...

Прессеры, еще не опупевшие и не утратившие чувства юмора, смешливо хрюкают.

– У гостя не будет вопросов? – с картинной вежливостью интересуется информатор.

– Продолжайте, – не менее небрежно бросаю я.

Закидываю ногу за ногу и наваливаюсь на спинку, надеясь, что она жалобно скрипнет во всеуслышание. К сожалению, фокус не удается.

– Искренне рад, что вы меня понимаете. Члены Палаты мне всегда казались такими непроходимыми тупицами... Не уверен, что вас можно поставить в исключение, но все-таки...

– Вы неожиданно любезны, – замечаю я.

– Вы тоже, – огрызается. – Я думаю, что большего про нашу обстановку в смысле, положительного – сказать нечего. И я вынужден перейти к тем отрицательным моментам, которые осточертели нам настолько, что не упомянуть их – то же самое, что смириться с тем, что тебе отказывают в РНК-восстановлении, когда ты подыхаешь от рака мозгов.

Представляете, а?

– Представляю, – сдержанно говорю я.

– Итак, приготовьтесь, запрячтесь под стол, если вам это поможет, и приготовьтесь слушать. Потому что сейчас я буду изливать все то, что налипло мне на душу за эти двеннадцать лет.

Создается впечатление, что тот парень, практически мой ровестник, действительно болен раком мозгов. И ему отказали в РНК-восстановлении. Судя по его манере изложения мыслей. Как говорится, без тормозов.

– Первая моя жалоба касается условий, в которых мы здесь содержимся. Надеюсь, вы там конспектируете? Или хотя бы запоминаете все то, что я сейчас говорю? Так вот. Мы изнываем без баб! Те эростимуляторы, что в комплексном тренажерном зале, никуда не годятся. Во-первых голопроектор, создающий изображение виртуальной партнерши, вышел из строя. А представляете, каково это – трахаться вслепую? Благо, хоть звук остался. А это "смокчущее устройство"! Кто туда додумался камень затолкнуть? Сколько не пытались, вытянуть не смогли. Сдохла машина. А к насилующим друг друга парням я присоединятся не желаю. Так что же мне делать?

Информатора поддерживают несколько голосов и поднятых рук. Я вдруг думаю, если они все на меня попрут от негодования, хватит ли мне выстрелов в обойме универса?

– Срочно примите меры! Организуйте что-ли "шлюшный" модуль какой-нибудь, чтобы девочек нам с планеты доставлять. Их там все равно: пруд пруди. А мы их не обидим. Ну, в смысле, живы здоровы на родину вернутся. А то охраняем всю жизнь китайцев, а китаёзок не разу в глаза не видели. А говорят, симпатичные... И еще. Нам нужен отдых! Поначалу еще отпускали на планету по побережью побегать, спинку размять, в океане поплескаться. А сейчас – побегаешь! Три года безвылазно сидим на станции. И дальше того газового гиганта ничего больше не видели. Скукатища. И вонь. У нас здесь недавно утечка произошла. С тех пор бензином по всем четырем корпусам прет.

Уже немного выветрилось, а в первые дни каждые пять минут на "свежий" воздух выбегали. И кактусы эти в печенках сидят. В темноте, блин, выйдешь на улицу, идешь по аллейке, а они распускаются. И поди знай, то ли зверь это шрайкообразный, то ли действительно растение. В темные фазы тут такие заросли, что хрен проберешься. Говорили, они безопасные совершенно. А малого нашего, Шестеру, что в трюме модуля за травкой гонял, утром внутри кактуса нашли. На решето был похож, без крови совершенно. А теперь выходи на прогулку по ночам.

– Меньше надо с растениями обниматься, – подквакивает кто-то.

– Кто бы говорил, – кривится информатор Егануров. – Сам хер в винтляционный порт для подключения освежителя засунул. Еле вытащили...

Некоторые из сидящих сдавлено посмеиваются.

– Но это еще не самое страшное. Самое страшное состоит в том, что грузовые корабли пребывающие из Метафедерацию... Только половина из них легальные! Остальное – сектнаты. И представте каково это: открывается шлюз пилотского отсека, оттуда высовывается морда повидавшего много миров аса-дальнобойщика, а ты ему в упор луч станнера сажаешь! Цереброконтроль, называется. Одни оживают, отряхиваются – понимаю, стыдно ему потом в глаза смотреть. А другие падают без чувств, мешками с дерьмом. На пол. Замертво. И гадай потом, то ли сектант это был, то ли человек с больным сердцем... Маразм! Такими методами больше нельзя действовать.

Он смотрит на меня, а я молчу. Даже не представлял, что такая катавасия может твориться в границах Метафедерации. В Социмперии – привычное дело, но здесь!..

– Егануров, а ты про ту, что в коробке с детским питанием пряталась расскажи, – подсказывает кто-то.

Информатор подхватывает.

– Правда! Знаете, что у нас однажды произошло? На скрытый десант наткнулись. Раз в столетие решили пропустить контейнеры через рентген-контроль. И тут – шевелится такое.

Раскурочили, а внутри человек. Женщина. Симпатичная такая.

Без ничего. Парни ее обступили, приготовились, и только полковнику ума хватило, чтобы всадить в нее заряд. Оказалась сектанткой. И мы вдруг задумались. А если такие вот подарочки пункта назначения достигли? Что тогда? И не сектанты ли те, из Свободной Республики? Тогда на кой черт мы здесь сидим и мучаемся?..

Выходит, и они с женским полом столкнулись. Только прессеры не ошиблись, а я конкретно облажался.

По телу пробегают мурашки. От воспоминаний, от полученной информации, от холода, от мерзостных запахов – черт знает от чего еще!

– А теперь, Егануров, о самом главном, – приказывает полковник, закрывая пальцами правой руки лицо. И только мне заметно, как его левая рука лезет в кобуру за универсом.

А что, то что было до этого момента – не было главным? Что же тогда?..

Информатор, сощурившись, оглядывается, отмечая внезапное помрачнение на лицах. И говорит:

– Я думал, не стоит открывать государственным лицам моменты нашей секретной деятельности, о которой вообще не положено распространятся. Но, наверное, придется. Потому что все перечисленные мной причины – мелкотня по сравнению с тем, что беспокоит нас в последние месяцы. Если "беспокоить" – подходящее слово к теперешней обстановке.

Практически все сидящие отрываются от мерцающих отблесками панелей, заключающих в себе стратегии звездных битв и тесты плановых ситуаций, и настораживаются.

Я даже вздрагиваю, когда мне на стол ставят чашечку свежезаваренного чая. Желание пить у меня пропадает быстро.

– Итак, – вздыхает Егануров. – У нас на базе сектанты.

Над круглым столом с зависшей по центру проекцией спутника бьется эхом тишина.

Плюю на чай и опускаю руку к поясу. Запускаю указательный палец в отверствие рукояти.

– То есть, как это – сектанты? – говорю я, растягивая время.

Нужно определиться с союзниками, потому что в поединке со всеми победителем я не выйду даже, если буду шмалить лазером на автоматическом огне. – Обьясните.

– Мы заразились, – членораздельно втолковует информатор. И я окончательно убеждаюсь в том, что дело – хуже не бывает. – Первые подозрения появились после того инцидента со "скрытым десантом". Парни что-то стали как-то сдержанно держаться, перестали рваться на планету. Так было, полковник?

Жгеник кивает.

– Было.

– А потом, значит, мы находим на сервоскладе существо такое.

Еще одна женщина. Парни, оказывается, ее прикормили, пригрели и бегали стайками удовлетворять свое утомленное избыточными гормонами эго. Рядом с ней я и полковник застали прессера Ютоника, в самый пикантный момент. Разбираться мы долго не стали – всадили обоим по станну. И они лапки отбросили!

Сектантка и прессер-сектнат. Дизертир. А теперь...

Человек в звездной форме, сидящий по правую руку Жгеника Пешотана приподнимается, но полковник садит его на место, выплевывая коротку фразу.

– Центр знает? – спрашиваю я.

На меня оглядываются несколько человек сразу. Ясное дело, про Центр может быть известно только прессерам.

– Наверняка знает. Но поделать ничего не может. – И тут Егануров взрывается. – А что может Центр поделать?

Перестрелять нас всех?.. А, знаете, это стало бы лучшим решением, которое он принимал за последние годы. Только никто не уверен в том, что Центр действительно знает. Лично я склоняюсь к тому мнению, что Центр знает – и бездействует. Он предоставляет нас друг другу. Мол, решайте. Делайте, что хотите, только не покидайте своих постов. А, по-вашему, мы можем что-нибудь предпринять?

Я молчу. Думаю, что в сложившихся обстоятельствах это станет наиболее корректным ответом.

– И знаете, в чем весь прикол заключается? – чуть ли не смеясь от напряжения, спрашивает Егануров. – Мы не знаем кто из нас принадлежит к Секте, а кто – нет. Все, конечно стараются держаться мелкими группками или вовсе по одиночке, но... Ширь ширится! Единственный способ, не подводивший никогда – цереброконтроль. Сектанты умирают от луча парализатора, нормальные – нет. Только... не выход это!

Я удерживаюсь от прерывательного "Почему?". И так ясно.

Но Егануров, видимо, не считая меня особо в этой проблеме просвещенным, решает продолжить обьяснения.

– Допустим, я устрою здесь станнерное пострелялище. Выстрою перед стенкой весь прессерский состав, полью зарядами. И окажется, что все умрут. Как я докажу, что они – сектанты. А вдруг я сам сектнат, который захотел быстренько реабилитироваться и убрать под шумок свидетелей?! Может, я просто загнал их всех в душ, а сам выкачал из душевой весь кислород. Не вакуумная атака, а просто – кислородное голодание. Ведь последствия, что от станнера для сектанта, что от голодания для обыкновенного человека – одни и те же. И как я не могу опасаться, что в любой момент на всей станции прекратят подачу кислорода? Или все решат устроить друг другу цереброконтроль и, наткнувшись на встречный огонь, убедятся во враждебности окружающих и перейдут на лазер-автомат...

Вариантов уйма. И все они приводят к одному...

К чему – я на собственной шкуре сумел убедиться. Хотя мне тогда повезло: Муравьеда-Дезертира не убили. Его просто стерли. Здесь же стирать никого не станут.

И тут я явственно осознаю, что моя поисковая поездка – проверить местные горы на наличие Оружия Свободы – перетикает в нечто большее, нежели просто свободный поиск. Если Центр действительно знал о происходящем на станции, почему он не изменил траекторию моего свободного перемещения, а настоял именно на Яблокитае-Малом.

Как это понимать?

– К чему? – совершенно глупо спрашиваю я. Мой универс больше не находится в кобуре. Я твердо сжимаю его в руке, не поднимая из-под стола.

– К гибели всех и вся... – словно бы невзначай произносит Егануров и, поднимая станнер, делает несколько прицельных выстрелов.

Началось.

Полковник толкает меня под стол. Я стреляю в своего соседа слева и его тело, успевшее вскочить из-за стола, оседает на пол. Все происходит совершенно бесшумно. Слышны лишь вскрики и удары падающих тел.

Пока в стену, что за моей спиной, не вонзается бледный луч лазера. Он нагревает воздух, и от выжженной дыры в стене волнами накатывает тепло.

Все словно ждали этого момента. Вот воздух вспарывает сразу несколько лучей. Они словно пересекаются в воздухе. Видно, кто-то попал в стол и по помещению распространяется запах жженой пластмассы.

Жгеник приподнимает голову над краем стола, осматриваясь. И тут же ее опускает. В воздухе проносятся сразу два луча.

– Похоже, дела плохи, – кривится он. – Гражданская война началась.

Пункт 10: Барак 56-4.

– Ты быстрей шевелиться можешь? – подгоняет меня Зубенко, просовывая голову в щель между двух компрессоров.

Его вечно-красная физиономия как всегда отливает жирным блеском.

Откладываю в сторону тюбик инголятора и пневмошприц с прививочной жидкостью на парящий по правую руку от меня сервобот-столик. Его пропеллеры с биполярной подачей воздуха не создают завихрений среды, но поддерживают на лету.

При постоянной 0.9 "g" корабля-барака столик отлично держится под рукой, когда нужно что-нибудь извлечь...

– Сбор? – вяло спрашиваю, отряхивая руки.

– Какой сбор! – Зубенко хрюкает, показывая пальцем у виска. – Очнись! Сбор на прошлых сутках был, когда ты на вахте сидел.

Сейчас мы к "Гибралтару" подходим. Полторы астроединицы до кораблика. Полная готовность. Мы с тобой в первой волне буксиров выходим. Забыл?

– Помню.

Действительно помню. Эту информацию мне Гамбург принес, когда с вахты на прошлых сутках снимал. Все-таки Шлецкинг постарался пропихнуть меня в волну "грибных людей". Так шансов завладеть крейсером больше.

– Так ты идешь? – бурлак дергает подбородком.

– Иду, конечно, – возмутительно. – А ты помочь не хочешь, чтобы быстрей было?

Зубенко хмурится. Потом кривится. Машет головой.

– Не-а, у меня дел и так край неоттянутый. Так что своими силами как-нибудь... А мне ползти надо.

Симулирует. Как всегда увиливает от работы.

– Ну ладно, ладно... Я те припомню! – посылаю парню вслед. Он вжимает голову в плечи и выходит из павильон-оранжереи.

Вздыхаю.

– Эх, грибочки, эх, бобы... – бормочу, снова поднимая шприц и инголятор. – Что бы мы без вас делали...

В отсеке оранжереи как всегда влажно. Если приложить ухо к так называемой южной стенке – за север принято считать нос корабля – можно услышать зыбко-гулкий шорох. Так работает главный двигатель барака, толкающий корабль с довольно сносной для столь огромных размеров скоростью сквозь массу пространства и закручивающий его относительно оси "север-юг".

Околоосное вращение и создает почти полную имитацию тяготения стандартного терраформа.

Стелажи, занимающие практически все пространство отсека, целиком покрыты лозами, вьюнками и листьями генетически измененной сои. Это земное растеньице изумительно прижилось к условиям, предоставленным ему душными трюмами амодульных кораблей, никогда не входящих в атмосферу планет. Мясо из них получается превосходное – в состав плодов мутатосои входит семьдесят один процент белков. Их младшие братья – грибы – полностью дополняют старших. Из них и формируют меню бурлаков.

Опрыскиваю поросли мутатосои инголятором и делаю укол под корень. Грибы подобного беспокойства не требуют. Шампиньоны, как-никак.

Итак, через час-два нужно быть в тягаче. Вместе с Зубенко.

Будем брать мой лотерейный билет на Свободу – прессерский линкор "Гибралтар-Лабрадор", затерявшийся на полосе Пограничья. На рубеже двух громадных звездных государств – Метафедерации и Социмперии. В системе красного гиганта с непроизносимым циферным номером. Потерявший контакт со "своими" не ясно по какой причине. Чума, саботаж, гравитационные ямы, перегрузки, выведение систем жизнеобеспечения и перемещения из строя, столкновение с пролетающим мимо планетоидом...

Все это – часть наверное самой опасной, грязной и самой романтической профессии в просторах капиталистической Метафедерации.

Все эти проблемы решают бурлаки.

Бурлачество, как профессия, зародилась где-то между Первым и Вторым Цунами. Ближе ко Второму. Тогда, когда стали сходить с верфей приватные яхты и прочие корыта. Кораблики эти "тонули"

довольно часто. Вытягивать их – сложно. Оставлять без помощи – жалко посудину. И вообще: правовое государство, каждый имеет право на спасение, где бы он ни оказался.

Бурлаки появились как-то незаметно. Сперва нелегально.

Перемещались стайками, ловили "SOS"-ы, отмечали на собственных картах "ямы" и злачные места. Собирали чужие корабли и использовали в своих целях. Продавали, резали, паяли, пополняли ряды. В общем, жили. И неплохо жили.

Потом Метаконгресс это дело отметил, реформировал как принято... И с тех пор список по трудоустройству увеличился на одну категорию.

В бурлаков идут разжалованные пилоты-капитаны, сорвиголовы, нестандартно мыслящие воры, хакеры, не удостоенные должным вниманием инфосфер... И туда идут беглецы, вроде меня.

Пот липкими каплями ползет по лицу.

Хорошая имитация! Органический камуфлаж не вровнь с голографическим. Абсорбирующая поверхность маски из псевдоплоти пропускает мой собственный пот сквозь поры ненастоящего лица. И наоборот – сквозь тонкую плюшку маски, со стороны ничем не отличающейся от настоящего лица, проходит кислород, необходимый для пассивного кожного обмена.

– Астроединица, – напоминает о оставшемся расстоянии до цели пархающий по правую руку сервобот.

– Все, заканчиваю, – вытираю тыльной стороной ладони пот. – Скажешь, пусть проделают все, что нужно с последними двумя стиллажами. Я не успеваю... Да, и заберешь инструменты в мастерскую: пневмошприц что-то барахлит. Не забудешь?..

Закрепляю инструментарий в специальных креплениях на корпусе сервобота.

Тот отзывается:

– Текст, сообщенный вами слишком сложен для распознания. Я передам его следующему вахтеру в оригинальном контексте.

Несколько секунд взвешиваю слова машины, растирая пот по поверхности лба. Потом равнодушно махаю рукой и направляюсь к выходу из отсека.

Корридор, изобилующий унылостями вроде плакатов с правилами техники безопасности и серо-зеленых щитков металлопласта, выполняющих функции декоративной плитки. Очень бестолковый корридор.

Кивками приветствую проходящих мимо бурлаков в серой форме с символьными нашивками – муравьи, волокущие жука. Такое чувство, что изображать больше некого, кроме насекомых.

И как у меня мозгов когда-то хватило назваться Термитом?

Муравьед – ник на порядок лучше.

Моцартом я был считанные часы.

Сейчас я бурлак по имени Юр Маркевич.

От корридора следуют кольцевые ответвления, соединяющие запад с востоком. Они ведут к жилым и функциональным отсекам.

Буксирные соты чуть дальше на север.

– Хэй! – окликает меня стардеж, выглядывая из дежурной каюты:

– Ты, как тебя, Маркевич? Четвертая платформа шестой букс.

Все ясно?

– Спасибо, – киваю, делаю суетливый жест рукой и продолжаю идти дальше.

Ага, сместили. Когда прибыл через местный "странствующий"

мультиэнтранс, практиковался на третьем тягаче. Сместили несправедливости ради.

Коридор заканчивается служебным ходом и сворачивает к центральной оси. Вдоль недлинного корридора поручни лестницы, ведущей "вверх".

Хватаюсь за перекладины и принимаюсь лезть. Посматриваю на предстоящий путь.

Навстречу по соседней лестнице спускается парень с коротко остриженными волосами. Узнаю его: тот, что меня на прошлой вахте в оранжерейном отсеке снимал. Наверное, туда и направляется.

Он кивает, завидев меня.

– Тащить "Гибралтар-Лабрадор" не собираешься разве? – окликаю его.

Он мотает головой.

– Нельзя. Вахта.

– Ясно...

Наверное, просто рисковать влом.

Чем "выше" поднимаюсь, тем меньше тянет "вниз". Миную третью и четвертую палубы, отмечая, как мой вестибюлярный аппарат попутно перестраивается на невесомость.

Теперь перила можно отпустить.

Над головой в проеме, ведущем в осевой канал, проплывает очередной бурлак. Его достаточно длинные волосы выстраиваются относительно центра масс подобно солнечной короне. Он меня не замечает.

Осевой канал – трубкообразная шахта в чеетыре с половиной метров диаметра. Гравитация здесь практически сохраненная, то есть та же, что за боротм. Чистые 0 "g".

Через весь канал протянуты лифт-тросы с колечками крепителей.

Движутся в ризные стороны: север-юг и юг-север.

Подплываю к последнему, хватаюсь за ползущий в сторону носа коробля монотрос, нашариваю колечко и пристегиваю к аналогичному фиксатору на поясе. Подобный способ передвижения в невесомости очень и очень удобен. По крайней мере лучше чем отталкиваться от перил-колец, проходя растояние в сотни метров. А то и тысячи.

Подо мной – агравитационная иллюзия – проползают проруби ходов, пронизывающие палубы вплоть до самого корпуса. Через один такой я и поднялся. Но сейчас на них жутко смотреть.

Только те, кто никогда не был в космическом пространстве, могут с уверенностью утверждать, что перемещение в невесомости подобно полету. На самом же деле мозг воспринимает это как бесконечное падение. А когда падаешь, не совершая перемещения вовсе, любое увеличение замкнутого пространства, вроде бокового корридора, внушает страх. В первую очередь боязнь высоты.

Красные, зеленые и ярко-оранжевые маркеры и сообщения на стенах, изредка прерываемые отличными по цвету жжеными граффити, сообщают, что в данный момент я нахожусь в районе третьей палубы. До носа, где колечки крепления распустятся автоматически, еще порядком, но мне сходить на четвертой.

После жирной замкнутой полосы на стене канала, обозначающей окончание третьей платформы и начало следующей, отцепляю зажим. Оттолкнувшись от троса сразу же, чтобы ненароком не задеть кого-то, кто в данный момент следует за мной, пролетаю пространство до перил. Дальше вручную добераюсь до широкого канала. Он здесь только один.

Переворачиваюсь, чтобы не ползти к палубам вниз головой. Я уже совершил по неопытности такую ошибку. Результатом стал огроменный синяк на моей маске из псевдоплоти. Я опосался, что маска от этого умрет и я окажусь в не самом удобном положении, но, к счастью, обошлось.

Чувство тяготения из иллюзионного переростает в настоящее.

Соскакиваю на пол.

Предбанник-отсек. Белая комната с выставленными вдоль стен контейнерами-шкафами. Подхожу к своему и достаю из него скафандр.

– Имя? – спрашивает дежурный. Он сидит за столом в скафандре.

Шлем рядом.

– Юр Маркевич. Шестой тягач, – сообщаю неглядя. Стягиваю штаны и кофту, которые я предпочел громоздкому комбинизону.

Оставаясь в одних трусах, принимаюсь втискивать ноги в скафандр.

– Тебе уже сообщили, – безразлично вздыхает. Закрывает глаза и начинает дремать. Наверное, две вахты подряд сидит. Без сна.

Ноги полностью обтянуты толстенной, вмещающей в себя термоизоляторы и системы внутривенного питания плюс пассивного кожного окси-обмена, тканью. Просовываю руки в рукава, не менее нагроможденной моделли. "Молния" с аморфными соединениям на концах скрепляет скафандр на груди. Подымаю с полки круглый шлем с небольшим прозрачным элементом и водружаю на плечи. Защелкиваю фиксаторы зажима.

Даю знак дежурному, который меня все равно не видит.

Открываю дверь.

Еще один кольцевой коридор, опоясывающий единственную здесь подвисную первую палубу. Отделанные каркасной решеткой стены, так и не снятые после окончания строительства – видимо, посчитали лишней запорукой прочности. Темные проруби иллюминаторов, ведущие в космос. Не муляжные окна, а настоящие "холодные" иллюминаторы. Если к таким притронуться, когда борт корабля скрыт от лучей звезды на постоянном приколе, можно потерять от отморожения конечность. При вращении же стекло нагревается ровно настолько, чтобы сохранять необходимый минимум. Как гриль.

За иллами время от времени мелькает растекшийся по космосу диск звезды. На него больно смотреть даже через фильтры.

На графическом элементе шлема загорается: "4:6". И стрелочка, указывающая путь к буксиру.

Вдоль коридора – в частности по левую руку – равномерно рассредоточены массивные прамоугольники ворот, от пола до потолка. В оранжевых квадратах прямо на воротах – обозначения, идентичные тому, что в шлеме.

"4:2".

"4:3".

"4:4"...

Чтобы попасть к входу в ангар "4:6", необходимо пройти все кольцо.

Ни на кого не натыкаюсь.

Все бурлаки уже давно в креслах своих тягачей. Ждут приказа.

"4:6".

Двумя руками одновременно дергаю за рычаги, прилагая немалую силу. Автомат разводит толстенные створки в стороны, зажигая зеленый индикатор. Одновременно на полоске двери и в шлеме.

Прохожу в лестничный отдел, телом ощущая вибрацию включенного в тестинг-режиме двигателя буксира. Повторяю процедуру, на этот раз, закрытия дверей.

Поворачиваюсь. Сквозь прозрачный элемент шлема, окаймленный белесой матовостью: узкая шахта с прутьями лестницы на стене.

Прямо передо мной: дверь, ведущая в ремонтный отсек. Там атмосферы нет. Вакуум. Ячейка с буксиром поддерживается кроме магнитных и прочих крепителей силовым полем пятого розряда.

Такое атмосферу внутри удерживает с лихвой, только вот при отчаливании тягача силовое поле отключается и...

Потому на меня и нацепили скафандр в самом начале блока.

Цепляюсь перчатками за прутья и начинаю подъем. Скафандр включает магнитные контактеры, помогающие в нужный момент усилить хватку. Пятнадцать метров вверх.

Прошмыгиваю под несобранной площадкой. Подтягиваюсь, водружая на площадку ногу. Магнит на подошве сперва цокает, прижимая.

Потом – ослабляется.

Ворота местного шлюза, соединяющего платформу барака с тягачем, открыты. Прикладываю нашивку на рукаве к сканеру входа. Дверь с шипением поднимаетя. Внутренняя дверь территории буксира открывается автоматически.

Когда осознаешь, что от такого неудобного количества дверей зависит твоя жизнь, перестаешь сетовать на эдакий недостаток.

Придерживаясь за перила, проскальзываю внутрь бурлацкого тягача. Стены обшиты белым пластиком, обшарпанным в некоторых местах – кто-то явно не любит комфорт.

– Зуб, ты уже здесь? – спрашиваю.

В шлемофоне слышится шипение.

– Проходи. Здесь.

Обминаю еще одну дверь-перегородку с голо-наклейкой некоей полуискусственной топ-модели. Протискиваюсь под потолком кабины, служащей пока еще стенкой. Мне стоит небольших усилий взобраться на самый верх, к "лобовому стеклу". Притяжение здесь лишь половина от положенной нормы.

В амартиз-кресле по левую сторону, на местном корабельном востоке, уже приготовившись к старту сидит Зубенко. Его тело обхвачено предохранительными поясами. Он как может поворачивает голову в мою сторону.

– А ну...

Ухватываюсь за край свободного кресла, подтягиваюсь, отталкиваюсь от выступа в стене/полу, обеспечивающего вторичную вентиляцию отсека. Заползаю в амартиз и затягиваю первый предохранительный ремень. Остальные сцепляются на груди автоматически. Тот, что у шеи больно хлещет по коже, да еще и протягивает ее в натяжении.