Текст книги "Заповедник "Неандерталь". Снабженец (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Старицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Следовало подумать о большом грузовике – весна приближается, потребуется колючую проволоку тягать в бухтах. Много.

И тут Тарабрин предложил мне съездить с ним в отпуск. В конце февраля.

– А то ты, смотрю, Митрий, всё в трудах аки пчела. Надо и перерывы делать. А то тебя надолго не хватит.

– Я бы к морю тёплому с удовольствием бы смотался – на горячем песочке полежать. А то этот снег уже надоел, – согласился я, но поставил своё условие.

– Так я и предлагаю Батум начала двадцатого века. Там до революции хорошо было. Культурно, – соблазнял меня проводник. – Вон Сосипатора возьмём с собой за кучера. И чтоб было кому нас оборонить, если стрелять придётся.

Отпуск, конечно, нужен. Я хоть и чувствую себя лет на тридцать пять (в койке вообще на двадцать девять!) и выгляжу где-то на сорок, но устал постоянно мотаться и вечно что-то грузить.

Да и Василиса беременна. Капризная стала – с ума сойти. Правда, больше своих служанок гоняет, но и мне достается.

Выехали на тарабринском фаэтоне. В нём комфортнее. И крыша подъемная есть – от дождя.

Сосипатор на козлах. Сразу щегольски оделся – в чёрную черкеску с газырями и кинжалом. Красный бешмет. Кудрявую черкесскую папаху.

Под сидушкой облучка у него был припрятан настоящий ковбойский ««винчестер»» под револьверный патрон. И сам револьвер – ««Смит-Вессон русский»». Все под один калибр.

Мы с Тарабриным в одеяниях от Ротштерна.

Я с пистолетом, для которого вывез из осевого времени подмышечную кобуру из тактического нейлона. Тарабрин только с тросточкой. Тросточка у него шикарная – красного дерева и набалдашник серебряный.

– Зачем тебе трость, Степаныч, – спросил я. – Ты же на неё никогда не опираешься. И дома без неё ходишь.

– Ну, как зачем? – ответил Тарабрин вопросом на вопрос.

И показал, как его трость несложным движением превращается в шпагу.

– Большинство мазуриков тут только с ножами ходит. В руку его кольнул – и отстали от тебя. Убивать-то нельзя мне.

Вошли в 1910 год мы без проблем. Между сёлами на пустом приморском тракте. В известном для Тарабрина месте. И через полчаса подкатили к знакомому Сосипатору духану на краю какого-то села.

– Тут шашлык хороший жарят, – сказал нам водитель кобылы, останавливая экипаж.

– Да тут, наверное, за полвека всё поменялось, – предположил я. – Повар так точно.

– А вот и проверим, – внес свою лепту в обсуждение Иван Степанович. – Время всё равно к обеду подошло, судя по солнышку. Да и давно я красного ««Чхавери»» не пробовал.

Утроили коляску с лошадью на заднем дворе духана и вошли с уличной жары в прохладный полуподвал.

– Сациви, аджапсандал, шашлык по-карски и бутылку ««Чхавери»» прошлогоднего урожая, – моментально сделал Тарабрин заказ хозяину. И тут же добавил. – Моим спутникам то же самое. И к шашлыку спелые помидоры.

Вино было, на мой вкус, кисловатым, а вот все остальное приготовлено очень вкусно и с большим мастерством. В Москве даже в ресторане ««Арагви»» так готовить не умеют. И это ресторан с историей и репутацией. Чего уж говорить о многочисленных коммерческих забегаловках с грузинской кухней, где повара больше налегают не на вкус, а на перец.

Вот в советское время практически весь респектабельный общепит, кроме совсем уж столовых, был в Москве заточен исключительно под грузинскую кухню. Раньше я думал, что это влияние грузинских воров и рыночных дельцов в кепках-аэродромах, но потом уже, после перестройки, старый повар раскрыл мне профессиональный секрет. Специи. Вернее обилие перца, который отбивал у посетителей вкус подтухшего мяса.

Скажу, забегая вперед, что все три недели отдыха мы обедали только здесь, в этом духане у старого Ираклия. Завтракали у себя, в арендованном доме, простым салатом из свежих овощей с луком и постным маслом. Ужинали, как правило, после вечернего пешего моциона на набережной Батума. Чаще всего рыбой. С видом на море, где постоянно шастали парусные фелюги. И только изредка приходили пароходы, чядя высокими трубами.

А так все дни был у меня пляжный отдых. Тюлений такой. Лежбище на черном горячем песке.

Постоянно сопровождал меня Сосипатор. Купаться в море он не был большим любителем. Сидел на охране и обороне под большим зонтом, защищаясь от жгучего солнца. Он откровенно не понимал, что я такого приятного нахожу в солнечной прожарке своей тушки.

А я, любуясь своим загаром, жалел только, что Василисы со мной нет. Она бы это море оценила.

Тарабрин же часто отлучался по каким-то своим делам и тоже пляжный отдых особо не жаловал.

Все же я хороший интервьюер – раскрутил бывшего абрека на воспоминания. Да и сам рассказал немало случаев из своей богатой репортёрской биографии. Вроде как сдружились мы с ним. По крайней мере, он перестал меня дичиться.

А в свободно время мы гуляли, заглядывая от любопытства во все магазины и лавки. А так с местными мы почти и не общались тут. О чём с ними говорить?

И если бы муэдзин не орал по пять раз на день с соседней мечети, то всё вообще было замечательно.

Перед отъездом запаслись хорошим турецким табаком, судя по низкой цене – контрабандным. Да и сама Турция, вернее – Оманская империя, недалече тут – через горку. Даже Сосипатор изменил своему ядрёному самосаду, найдя очень крепкий сорт.

Чтобы не переплачивать господину Асмолову, купил я шикарный набор для ручной набивки папирос в палисандровой полированной шкатулке и большую коробку папиросных гильз из рисовой бумаги. А также увесистый серебряный портсигар, в котором эти самодельные папиросы носить.

Сосипатору я подарил турецкую пенковую трубку. А то он на нее облизывался, а купить – жаба ему расход не подписывала.

Некурящий Тарабрин принайтовал к фаэтону большой новый чемодан. С чем – не сказал.

Купили большие черные бурки и папахи с башлыками, чтобы сразу в таманскую зиму раздетыми не влетать. До кучи пошили себе удобные из качественного шевро сапоги у модного сапожника, шальвары и черкески с бешметами у хорошего местного портного. Купили папахи каракулевые, серебряные газыри и кинжалы. Как это – в черкеске и без кинжала? Непорядок.

И вот в таком виде, напоминая собой грузинских князей, вернулись в свою Тамань. Где отсутствовали всего неделю местного времени.

Глава 6

Василиса, едва увидев мой субтропический загар, закатила скандал от зависти. Ей тоже хочется посередине зимы к теплому морю. На возможные мои курортные романы даже не намекала – видно, такое ей и в голову не приходило, не то, что бабам двадцать первого века, которые о таком думают в первую очередь. Но сильно обиделась на то, что её с собой не взяли. Понимала, что обратно не вернется в таком случае, но... Эмоции беременной бабы превалировали над здравым смыслом.

Успокаивал, как мог, но, ни ласка, ни подарки из Батума не помогали. В конце концов, включил ноут и показал ей ««Тихий дон»» с Элиной Быстрицкой в главной роли. Лучшего для купирования первого семейного скандала я не придумал.

Кино моя жена смотрела в первый раз. Футуршок, конечно присутствовал. Но что меня поразило – поохав, поахав, даже всплакнув в некоторых местах, просила показать снова. Узнав, что именно она хочет посмотреть второй раз, повторил ей некоторые сцены из фильма.

А потом она пошла к себе в купе, и весь остальной вечер увлечен строчила что-то на ««зингере»».

Блин, теперь придется еще и семейным киномехаником работать. Открыл ящик Пандоры.

Надел свой зимний камуфляж и поехал на ««патрике»» к Тарабрину в имение. С кем еще тут мне посоветоваться? Хотя у Тарабрина свои тараканы в голове толпами бегают по странным трассам.

– Оно тебе надо? – спросил проводник, выслушав меня. – Теперь все... У баб, сам знаешь, удержу нет, если вожжа под хвост попала. Надо было точнее мне время возвращения высчитывать.

– Причём тут время? Она так на мой загар так отреагировала. А в принципе это не самая моя большая проблема. Со своей бабой я сам разберусь. Ты мне скажи – как ты народ в других временах вербуешь к переселению сюда?

– А тебе народа мало? – покачал головой Тарабрин.

– Нужного мне – мало, – ответил я. – Спецы нужны. А у тебя тут таких нет.

– Ощутил, значит, зуд в лапочках, – с укоризной высказался Иван Степанович. – Прогрессором себя почувствовал. А то, что народ к прогрессу должен быть готов внутри себя, не подумал? Навязанный прогресс им отвергается. Не по отчине он и не по дедине. И вообще не от справедливости. Я тут десять лет тяжелый плуг отвальный внедрял. А они всё соху ладили. Потому как за плуг надо было хоть в рассрочку, но расплачиваться, а соху мужик и сам сделает. Только сошник у кузнеца закажет. Потом дошло до них, что с плугом урожаи больше. Доктору да повитухе крестьянин заплатит – это он понимает, что здоровье не казённое. А к ветеринару уже посмотрит – звать или ну его... сама скотина очухается. Чтобы детей попы читать-считать учили, сколько времени в их головы это вбивать пришлось. Молитвословы для того раздавал бесплатно в каждую семью. Через слово божие вбивал такую надобность. Чтобы дети им молитвы читали. А тебе, небось, тракториста подавай. Или того хуже – вертолётчика.

Помолчал немного, посмотрел на меня пристально и продолжил.

– Я и так тебе людишек отбираю, что в моих общинах приживаются с трудом. Тех, что хотят странного, а в пасечники не годятся. Но и таких, прежде чем к чему-то приставлять, тоже учить надо, а учить надо с детства, пока мальцы. А не орясину, у которого только гульки с девками уже на уме. Да что говорить...

Махнул он рукой и встал из-за стола.

– Выпьешь со мной, Митрий?

– Выпью, – ответил я с охотой.

Тарабринские ««девки»», как ждали ефрейторской отмашки, моментом поставили на стол квашеную капусту, солёные огурцы, маринованный чеснок, черный хлеб, сало, и осетровый балык холодного копчения.

Водку Тарабрин сам принес. Шустовскую. Холодную. Видно, в неотапливаемых сенях держал. Толстого льда на реке тут не образуется, так – корочка. Ледник не сделать.

– Ну, за прогресс, будь он неладен, – провозгласил проводник свой тост и опрокинул стопку залпом.

Я последовал его примеру.

Когда бутылка показала дно, Тарабрин наконец-то разразился исповедью.

– Ты думаешь, что я замшелый консерватор? Отнюдь. Я очень даже за прогресс. Но... обломался я ещё на дедах их, как наивный народоволец с листовками против царя, – Иван Степанович махнул рукой куда-то. – Не приемлют. Хоть кол им на голове теши. А к бесплатному привыкают быстро. Первый раз, в ножки кланяясь, благодарят, а третий – уже требуют. Вроде как должен уже и обязан. А не дашь, так плохой. Три поколения этих людей у меня ушло, чтобы хоть какие-то рыночные отношения среди них наладить. То, что артели каменщиков уже не отхожий промысел, а профессия, то заслуга моя. А вот с плотниками так уже не выходит – тут каждый сам с усам топориком поиграть по деревяшке. Хоть криво, но зато денег никому не платить.

Разлил остатки по стопарикам.

– Вздрогнули, – сказал я тост.

– Вздрогнули, – согласился со мной Тарабрин.

Закусили плотненько горячей ухой, неожиданно появившейся на столе в чугунке.

– Только кузнецы да гончары изначально признавались пахарями за отдельные от крестьянства профессии. Еще бондари. Хорошую кадушку сладить – искусство. Тем паче – бочку. Но и тем приходилось свой надел пахать, потому что ремесло не кормило. Точнее – кормило, но мало. Та же соль – зимний отхожий промысел, хотя летом ее выпаривать проще, но летом им некогда, летом у них полевые работы, а это святое. Только недавно деды вбили в их бестолковки, что соль крестьянин всегда покупал. За деньги. И это была хорошая соль, а не то говно, что они зимой наковыряют на озере. Уже готовы соль покупать, как мёд покупают, но нет ее. Хорошей. Посылал я экспедиции на Малый Сиваш к Евпатории – нет ещё того лимана. И в Большом Сиваше пока нормальный пресный залив да грязевое болото.

– А деньги как внедрил?

– Трудно. Скупал у них урожай на случай недорода. Держу неприкосновенный запас, как древние греки, в глиняных пифосах. Туда мыши не проникают. И то, в большинстве своём зерно мне свозили за долги – за плуг, за бороны железные, за мануфактуру, иголки, нитки. За свечи да за керосин. Продавал же я это зерно в других временах. Часто себе в убыток, потому как держать уже негде. Сейчас легче стало: гончары, бондари, да пасечники зерно уже покупают сами, когда свой товар продадут. Еще каменщики. Вот и весь наш рынок.

– А монеты сам чеканишь? – интересуюсь.

– Вот ещё. В Европе только закажи – что хочешь, исполнят. Только плати. А хочешь – сам купи станок, которым собачьи медали да значки штамповать можно, – смеется. – Монеты проще. Им сложной вырубки делать не требуется. Да и до развитого гурта на монетном ребре мы тут не доросли. Фальшивомонетчики еще не народились. Так что античные экземпляры нам в пример. Я вот под Боспорское царство маскируюсь потому, как если и найдут археологи мою монету, то они ее с настоящей – боспорской, попутают. Как и датировки свои.

И хихикает он пьяненько от такой мелкой подлянки археологам. Не любит их Тарабрин, ох, не любит. Понять бы только: за что?

– Понял, не дурак, – усмехнулся и я такому простому решению. – Только такой станок электричества требует.

– Сколько его там надо – того электричества? – машет на меня рукой Тарабрин. – Меньше, чем сварка потребляет. А сварку переносным бензиновым генератором можно обеспечить. Наштамповал сколь тебе надо монет и снова его в сарай на хранение. Да и монет тебе не сотни тысяч требуются. Иначе обесценишь валюту, хоть та и из драгоценного металла чеканена. Товарная масса должна соответствовать денежному обращению. А то опять на мену перейдут в расчётах.

– Снова человек грамотный нужен, – продавливаю я свою линию. – По крайней мере, такой, чтобы нормально инструкцию прочитал, и станок не сломал в первый же день работы. А та инструкция может быть и на английской мове написана. Ты вот языки хорошо знаешь, а люди твои?

– Так на то я и в классической гимназии отучился, чтобы языки знать, – подбоченился Иван Степанович. – В моё ««осевое время»» чиновнику аттестата гимназии было вполне достаточно, чтобы успешную карьеру хоть в министерстве внешних сношений делать. Но для того я тебя и в Крым выпихиваю, чтобы ты там на малом количестве людей свои эксперименты проводил. Удовлетворил свой зуд в лапочках и не пытался мне всех разом ««осчастливить»», как Троцкий. К тому же завод твой – ни разу не община, и управляться, как община, он не может, чего бы там себе господин Бакунин не напридумывал. Завод твой. Ты на нём царь, бог и воинский начальник. Даже Иван с Сосипатором понимают, что они у тебя лишь слуги вольные с правом голоса на совете.

– Но этих двоих мне мало, – отвечаю. – Инженер еще нужен на стройку – не хату городить требуется. Много сложней сооружения планируются. Врач человеческий ещё. – Загибаю пальцы. – Агроном толковый. Да и механизатор не помешает. Я же не коммунизм там строить собрался с электрификацией всей страны. Механизмы нужны примитивные, полностью механические, ремонтопригодные в поле. А у меня пока даже простого кузнеца нет. Где таких людей брать? То, что ты мне простых копателей земли обеспечишь – даже не сомневаюсь. Но этого недостаточно. Я даже не спрашиваю: кому я коней продавать буду в Крыму?

– Я тебя услышал, – сказал Тарабрин. – Буду думать. А теперь – по домам. На боковую.

Гаишников тут нет. Ночного движения тоже. Тюнингованный ««патрик»» легко брал заметённую снегом дорогу. Так что никого я по дороге не задавил и в поезд в конце пути не врезался.

Федот встречал меня в тамбуре.

– Дмитрий Дмитриевич, – шепнул он мне на ухо. – Барыня гневалась, что вы уехали, ей не сообщив, куда. Но теперь она уже почивает. Так что вы по коридору ходите сторожненько. Не будите её.

Вышколила прислугу Василиса. Любо-дорого посмотреть.

Как же мне здесь газировки не хватает.

– Федот, организуй мне квасу в купе. А то в горле пересохло.

Утром искренне восхищался новым нарядом Василисы с закосом под донскую казачку начала ХХ века, что она сама выкроила и сострочила вчера на ««зингере»». Всего с одного просмотра фильма! Сильно. Несмотря на длинную юбку и полностью закрытую кофту данный наряд весьма и весьма сексапилен.

А потом просто поставил ее перед фактом, что отлучусь по делам в свое ««осевое время»».

Через свою Москву, скакнул я на крымское плато, которое почти очистилось от снега. Удивительно мне: на Тамани морозец ощутимый и снег глубокий, а зреет всё на месяц раньше. В Крыму зима мягче, а созревает тут всё позже. Парадокс.

Еще раз прикинул будущие производственные кластеры. Где начинать и чем заканчивать. Увидел пробежавшегося мимо леопарда и понял, что начинать придётся с ограды. Хотя колючая проволока серьезно защитит будущие поля от потравы их копытными, а вот большие дикие кошки вполне ее могут и перепрыгнуть. Изводить их придется, а то так можно и людей не напастись на их прокорм.

Вернулся в Москву и проехался по депрессивным районам Подмосковья. Там оставил в местечковых кадровых агентствах заявку на армейских специалистов – поваров и пекарей полевых агрегатов, водителей большегрузной техники, экскаваторщика и бульдозериста. Особо отметил, что возьму с большим удовольствием бывших детдомовских.

Вернулся в себе на Сивцев Вражек уже к полночи и на тебе... столкнулся с соседкой нос к носу в лифте.

– Вы так хорошо выглядите, Дмитрий Дмитриевич, – кокетничала со мной старушка, любительница красить волосы фиолетовыми чернилами ««под Мальвину»». – Где вы так хорошо загорели?

– В Батуми, – честно ответил я. – Там сейчас тепло, в море можно купаться.

– И не страшно там? Они же вроде как воюют.

– Абсолютно.

– У вас даже седина пропала в бороде, – наблюдательная, стерва.

– Только вам скажу по секрету. Я бороду крашу. Чтобы моложе выглядеть. А то вы волосы красите, а я чем хуже? Вот только мне фиолетовый цвет не идёт.

И, улыбнувшись, вышел на своём этаже.

Теперь о том, что я на старости лет бороду крашу, узнает весь подъезд. Что и требовалось доказать.

Дома, как всегда, в холодильнике мышь повесилась. Хлеб засох и заплесневел. Хорошо морозилка фурычит. Сварил пельменей, налопался, и уснул в кресле под включенный телевизор.

Утром сходил в банк, открыл новый счет на полмиллиона рублей и оставил распоряжение автоматически платить с него за меня все коммунальные платежи и транспортные налоги за все мои машины. Теперь я уже не так сильно привязан к ««осевому времени»».

Завтракал в ресторане при гостинице ««Савой»». Захотелось цивилизации. Удовольствия не получил, так как кормили здесь хуже, чем кухарка в моём вагоне-ресторане. И кофе варили хуже. Зато оттянулся французской газировкой.

И засел в интернет, который начал меня убивать навязчивой рекламой. Перелез через прокси-сервер в англоязычный сектор, там тоже самое. Всё же информацию в самом начале третьего тысячелетия было намного легче в сети искать.

Походя, через тех же квази-интендантов, купил слегка подержанный армейский трехосный КамАЗ-43114. Вездеход с удлиненной бортовой шаландой и японской трехтонной ««воровайкой»» – грузовым краном-манипулятором за кабиной. Вылет стрелы на 12 метров. Он у меня на стройке и за подъемный кран поработает. Не придётся отдельно покупать.

– ««Лапоть»» этот на консервации стоял, – сообщил мне главнюк квази-интендантов, – Ты на год выпуска не смотри.

Год выпуска был солидный – 1998. Двадцать лет автомобилю. Для железки срок преклонный.

А интендант пел как хор у всенощной.

– Нормально сделанная машина – для армии. Два года назад его с армейской консервации сняли. Купил один из наших, для себя. ««Воровайку»» поставил. Кузов удлинил. Всё протянул, подварил, где надо, перекрасил. Антикор полный сделал. Гидравлику подшаманил. Да вот незадача – помер. А наследникам эта машина не нужна. Вот мы ее и продаём по просьбе вдовы.

Дал задаток, и отогнали КамАЗ на площадку к моему знакомому автомеханику – на проверку.

Проверка показала, что все не так плохо, как могло бы быть. Поршневую группу в моторе перебрать нужно. И еще раз с гидравликой всё проверить. Но брать этот агрегат настоятельно советовали. Особенно за те деньги, что за него просили.

Вздохнул и заплатил.

Хорошо, что интенданты охотно брали доллары вместо рублей. Замучался бы по обменникам бегать с такой суммой. Да и не в каждом банке уже берут доллары образца 1996 года. За прошедшее время новые образцы соток навыпускали хитрожопые пендосы.

Грузовик остался на переборке, на том самом месте, где ранее мой ««патрик»» стоял.

В конце недели отправился в полюдье по подмосковным кадровым агентствам – за результатом.

Это я опрометчиво дал рекламу, что требуются люди для работы за границей. Мне подмосковные айчарки вывалили толстую пачку резюме, причем, только воспитанников детдомов, но часто в возрасте под полвека, обремененных внуками. А мне нужны были проблемные одиночки.

Армейского повара нашел быстро. Также как и пекаря. Дембеля осеннего увольнения. У обеих одна и та же проблема: пока они служили в армии, у них увели квартиры, которые им дали после выпуска из детского дома. Обидели сирот.

– Работа пять лет без отпусков, потому как в жопе мира, и добираться туда от цивилизации проблематично, – стращал я сидящего передо мной парня. Типичного русака по виду. 20 лет. Образование 10 классов. Но, как хлебопёк, он имел армейскую вторую классность, что было записано в его военном билете. Младший сержант.

– А на квартиру я за пять лет я заработаю? – спросил он о наболевшем.

– Считай сам. Я ваших цен не знаю. На руки будешь получать, после всех вычетов, 800 долларов в месяц. На всем готовом. В смысле жилья, питания и спецодежды. Развлечений никаких, кроме рыбалки и охоты. Кормить примерно сто человек. Ты и пекарь и хлеборез.

– Какая хлебопечка там у вас?

– Наша. Советская. Прицеп. Бочкой выглядит.

– А тестомеска?

– Вот чего пока нет, того нет.

– Вручную столько теста не намесить, – ответил парень, – там же зараз 70 форм загружать надо.

– Напиши на бумажке, какая тебе тестомеска нужна. Такая и будет, – пообещал я. – Только без электричества. На дровах.

– Без электричества нормального миксера не будет, – ответил парень. – Но мощности простого дырчика вполне хватит.

– Ты пиши, что надо, то и будет, пока подготовка к экспедиции идёт, – ободрил его я.

Пекарь мне нужен как хлеб, простите за каламбур. Мясо там само по степи бегает, а хлеб у тамошних крестьян – основная еда.

– А климат там, какой? – спросил парень, отдавая мне листок с ТТХ полевого тестомеса. – Не сильно тропический?

– Примерно, как в Крыму, – ответил я честно. – Море есть. Но не близко. Каждый день не наездишься.

– А можно мне с собой свою невесту взять? Вдвоём мы точно на квартиру заработаем.

– Что за девушка? Из каких будет?

– Да в одном детском доме учились. Такая же сирота, как и я. Она хотела выданную ей квартиру на дом в деревне обменять, но ее риэлторы обманули. Дом вроде есть, но его проще снести и новый построить. Это еще когда я в армии служил было.

– Что ж вы все такие телки-то титешные. Все вас обманывают, – искренне удивился я.

– Так получилось, – пожал он плечами.

– Какая у нее специальность?

– Считайте, что никакой. Я бы ее к себе помощницей взял. Все же одному с полевой хлебопечкой трудно. В армии всегда пару человек помощников в наряд присылали. На: принеси – подай – пошел вон. А без нее я, наверное, никуда не поеду на пять лет. Я и год-то в армии без нее еле вытерпел.

– Половина твоего оклада жалования ей, – предложил я.

– Мы согласные, – ухватился парень за предложение. – Это же семьдесят две тысячи долларов под расчёт на двоих получается. На дом в деревне точно хватит. И на грузовик.

Быстро в уме считает, – удивился я, но спросил про другое.

– Фермерствовать думаешь?

– А что делать? – обреченно так сказал, что я понял, что и фермер из него будет такой же, как и квартирный махинатор.

– Фифа твоя без ночных клубов, дискотек, кино и телевизора проживет, не заскучает? Предупреди ее сразу, что там никакой цивилизации, чтобы потом претензии не выставляла. Права на авто есть?

– Мой полевой хлебозавод на ЗиЛ-131 располагался, и отдельного шофера положено не было. Сам и за баранкой, и за печкой. Мы часто переезжали. Все же трубопроводные войска.

– Ты принят. Жди вызова, – решил я, собирая бумаги в стопочку. – Всё самое необходимое для себя с собой приготовь. И летнее и зимнее. Спецовка с меня. Остальное – твоё.

Но так везло редко. Почти всем претендентам по той или иной причине пришлось отказать. Некоторым только потому, что мне рожа их не понравилась.

Инженера-строителя вывез из девяностых. Также жертву черных риэлторов, но не успевшую пока до бомжатника опуститься. Но жена от него уже ушла. Детей нет. Зато образование – Московский инженерно-строительный институт! По специальности промышленное гражданское строительство. Закончил ВУЗ еще в СССР. И опыт работы есть, причём в глубинке, в золотодобывающей артели ««Печора»». Соблазнил заграничной работой и окладом в тысячу двести вечно зелёных президентов на всём готовом. И сразу забрал его с собой, пока тот не передумал.

Поселил инженера в ««пульмане»» в крайнем купе у туалета и завалил нашими самодельными картами, чертежами и расчётами. Сказал только, чтобы на механизацию особо не рассчитывал. Основная тяга – лошадь. Или ослик, если ишаки ему больше нравятся.

Побухтел, побухтел инженер недовольно, но, плотно отобедав со мной и Василисой тройной ухой и бутербродами с черной икрой и деревенским сливочным маслом, подобрел и сел чертить. Просил только ему на испытание кусок ракушняка принести. Но этим я Василисиных помогальников озаботил.

– Командир, а рыба такая редкая и свежая зимой, откуда тут? – спросил он, выйдя покурить в тамбур.

Я угостил его асмоловской папиросой.

Инженер, которого звали Игорь Петрович Жмуров, почему-то сразу меня стал кликать ««командиром»». Я не препятствовал. Нормальное погоняло, уважительное даже где-то. Не барином же меня ему звать? Его самого Федот барином кличет.

– Из речки, – ответил я.

– А рыбнадзор?

– Да нет тут никакого рыбнадзора, как и егерей в лесу, – усмехнулся я, забычаривая окурок.

– Что же ты сразу не сказал. Я бы ружьишко себе перед отъездом достал бы. Блёсен, крючков, спиннинг... – размечтался инженер.

– Будет тебе ружьё, какое захочешь, – пообещал я. – Твоё дело сейчас – проект. И расчёт материалов. И учитывай, что квалификация местных рабочих низкая. Очень низкая.

– Ой, командир, ты меня только джамшутами не пугай, – засмеялся он и ушел к себе в купе к чертежам.

Высунул обратно только голову в коридор.

– Командир, в первую очередь с тебя нивелир, теодолит и пару реек. Рулетку тридцатиметровую. И меня на место доставь, как только снег на площадке сойдёт.

– Помощники нужны? – стал я уточнять.

– На этот этап только пару ««девушек с веслом»». И ружьё.

$

На площадке будущего строительства снег еще не совсем стаял, но я уже загнал на него одиннадцатиметровый балок, из тех, что для северов ладят. С печкой в центральных сенях. Четырьмя спальными местами и кабинетом прораба.

Тащить, правда, этот вагончик пришлось на черепашьей скорости – у того колёса оказались на гусматике. Но утром, на пустой трассе Москва-Ногинск, удалось уйти в тарабринский Крым почти сразу.

Бросил балок на плато – для инженера и его помогальников, и вернулся домой, то есть – в поезд.

Подсчитал финансы, которые тратил не глядя. И очень удивился. Еще ничего не началось, а уже почти половину миллиона долларов как корова языком слизнула. Хорошо еще, что тратил практически только сотки нового дизайна. А то у меня еще мечта-идея не осуществилась – Америка шестидесятых.

Инженера удалось удачно объединить с Шишкиным, и они вместе ваяли проект конюшен и прочих потребных нам вспомогательных сооружений. Разбивали строительство на этапы и сроки.

Я сказал, чтобы проектировали на вырост. И не забыли короба для сбора конского навоза – а то пропадёт ценное удобрение для огородов. А в коробах смешав его с прошлогодними листьями хороший компост можно получить.

Был у меня опыт дачной жизни со второй женой. На ее даче. Нахватался всякой разрозненной информации от соседей, как сучка блох. Те специально бутылкой соседних колхозников приманивали, чтобы им навоз на участок возили. Телега конского навоза – литр водки. И обе стороны считали такую сделку весьма успешной.

А тут целый конезавод будет корма на навоз переводить.

С господским домом я решил всё же подождать, пока главные здания не построим. Своё можно и потом, не торопясь, отстроить. Пока же, наверное, придется таскать северные балки – бочки на колесах. Они комфортнее будут. И просто бытовки в разобранном виде. Но… в первую очередь будет потребен склад. И вот тут ничего кроме полукруглого железного ангара мне на ум не приходит. Из того, что можно быстро собрать на месте из ««конструктора»». А под такой ангар требуется в первую очередь забетонировать площадку.

Вот куда ни кинь, всё требуется и уже вчера.

А тут еще жена с капризами беременной женщины. Заявила, что ей, как от смерти, хочется сока маракуйи. Испанский порошок с прошлой поставки она уже извела. Сам виноват – выпендрился экзотикой. Забыл, что то, о чём мы не знаем, для нас не существует.

Естественно, как только выдалась свободная минутка, так тут же я сбегал в девяностые. Вкусовые капризы беременных это не от порчи характера, растущий плод требует.

Заодно вывез к себе троих бетонщиков, при мне вдрызг разругавшихся с нанимателем на рынке из-за зарплаты. Мужики – белорусы, одинокие, кроме бетонных работ, могли еще и сварщиками выступать, и монтажниками. Посадил в ««Джетту»», подождал их с вещами около общаги, и… здравствуй Тамань. На первых порах поработают ««девушкой с веслом»» у инженера. Сказал им, что контракт на пять лет. Но, если их работа понравится, и, если сами захотят, то можно и продлить.

Поселил их временно в двухэтажном вагоне вместе с охранниками. Пусть те им по ушам поездят, как тут хорошо жить.

И пошел радовать жену четырьмя полукилограммовыми пакетами маракуйи. Пакеты фирменные были из фольги. Потом сама пристроит их подо что-нибудь.

С Сосипатором отдельно от инженера решали вопрос с питомником. О том, какие должны быть вольеры для собак, и какой – площадка для их выгула. Площадка для тренинга. Что нужно для собачьей кухни. Какие блоки охранные по периметру и нужны ли они вообще.

– Барин, а что с мордашами? Будут? – Спросил Солдатенков.

– Знаю только одно место, где их можно взять за недорого. Только в царской охоте, пока революционеры всех собак там не постреляли. Может ты, каких помещиков знаешь, у кого этих собак купить можно будет?

– У помещиков дорого, – покачал головой Сосипатор. – За мордаша рабочего десять крепостных душ дают.