Текст книги "Мифы Даманского"

Автор книги: Дмитрий Рябушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Возможно, что китайские пограничные начальники имели подобные же права и обязанности, но административная ситуация в Китае менее ясна. Не исключено, что пограничные войска были дополнены частями Народно-освободительной армии и Хэйлунцзянского производственно-строительного корпуса.

Обе стороны конфликта утверждают, что ранее в непосредственной близости от острова Даманского имели место инциденты. Если один или оба местных пограничных начальника решили, что пока они не начнут действовать, их патрульные и другие операции будут серьезно ослаблены угрозой безопасности их людям на вверенном участке, то они могли почувствовать необходимость положить предел этому в географическом или психологическом отношении...

Другая возможность состоит в том, что случайность сыграла большую роль, чем мы предполагали, доверяя советским и китайским источникам...

Так можно ли объяснить столкновение 2 марта инициативой местных начальников или даже случайностью? Едва ли.

Дело в том, что порядки в СССР и Китае были довольно строгие, и потому «каждый сверчок знал свой шесток». Трудно представить, чтобы кто-то из представителей местной власти был готов взять такую ответственность на себя. Вся история Советского Союза и КНР научила граждан этих стран одной простой истине: в любой ситуации лучше не высовываться и не подставляться. А что до случайности, то подробности боя 2 марта начисто ее отвергают (чуть далее по тексту своего исследования Робинсон тоже отвергает это предположение).

Отдав должное «местной инициативе» и «случайности», Робинсон переходит к внутренней политике руководителей Китая:

Возможно, китайское руководство организовало инцидент 2 марта как средство, призванное отвлечь внимание от тех осложнений, что явились результатом «культурной революции». В таком случае оно планировало использовать возникший страх перед войной в качестве побудительной причины для проведения преобразований, встречавших народное сопротивление. К таким преобразованиям... относились: постоянное перемещение нескольких десятков миллионов городских жителей в сельские районы; реформа системы медицинского обслуживания (кампания «босоногих докторов»), которая хотя и распространяла элементарную медицинскую помощь на самые нижние уровни, но все же разрушала медицинскую систему, понижала стандарты врачебной помощи и препятствовала контролю за болезнями; реформа системы образования, состоявшая в том, что заботы по финансированию и обеспечению основного образования (где раньше помогало государство) перекладывались на производственные коллективы; милитаризация промышленности и образования... Кроме того, военные сначала доминировали, а потом стали распускать «массовые организации» наподобие «красногвардейцев» и их союзников...

Говоря далее о засилии армейских командиров, Робинсон так представляет надежды многих китайских руководителей: в случае проблем на границе военные отправятся заниматься своим непосредственным делом и перестанут вмешиваться в вопросы гражданской администрации. Что же касается Мао и его окружения, то они видели все угрозы курсу «культурной революции» и в поисках выхода могли решиться на внезапное и никем не ожидаемое действие. Этим действием было нападение на советских пограничников, а результатом – военная истерия. Таким способом Мао Цзэдун надеялся решить двуединую задачу: преодолеть народное сопротивление и получить у делегатов грядущего съезда КПК карт-бланш на проведение им своей политики. Но понимал ли Мао рискованность своей затеи? Т. Робинсон отвечает так:

Тот контраргумент, что Советы обладали превосходящими силами вдоль границы и потому подавят китай-

ское нападение, вероятно, встретил возражения: во-первых, коммунистическое движение в Китае уже сталкивалось с подобными ситуациями и выигрывало; во-вторых, Советский Союз – это «бумажный тигр»...; в-третьих, такие инциденты могут быть только полезны для Китая, поскольку на «негативном примере» раскрывают природу советского «социал-империализма».

Наконец, американский ученый видит и внешнеполитические причины, по которым китайское руководство пошло на открытый конфликт с СССР. По его мнению, таких причин три.

Первое объяснение состоит в том, что китайское политическое и военное руководство, видя советское военное строительство и все более растущую агрессивность русских на границе, решило, что дальнейшие советские действия должны быть остановлены. Таким образом, можно утверждать, что Пекин решил «провести черту» перед русскими и приказал своим пограничным патрулям увеличить частоту их передвижений, а также оказать русским силовое противодействие, если последние выйдут в те места, которые китайцы считали своими. Слабым местом этого аргумента является очевидное неравенство совокупной мощи в пользу русских, однако вдоль самой границы баланс мог быть более ровным, а в некоторых местах китайцы даже преобладали. Кажется, именно такое положение было в районе Даманского. В любом случае этот аргумент предполагает, что у китайцев был небольшой выбор, чтобы попытаться остановить русских до того момента, когда последние станут слишком самоуверенны и начнут оккупировать территорию вместо обычного нарушения границы.

Робинсон старается занимать позицию беспристрастного исследователя и потому тщательно следит за тем, чтобы обвинения в адрес одной стороны компенсировались немедленными обвинениями в адрес другой. Однако такое понимание объективности, столь характерное и для других ученых Запада в тех вопросах, которые не касаются их собственных стран, совершенно искусственно и потому не имеет ничего общего с поисками истины.

Почему он не говорит о том, что советское военное строительство стало результатом обострения обстановки на границе, вина за которое лежит полностью на китайской стороне? А о какой агрессивности идет речь? Может, имеется в виду противодействие все более наглым посягательствам маоистов на советскую территорию? Упоминание об оккупации советской стороной каких-то территорий вообще следует отнести к разряду курьезов.

Вторым возможным объяснением является аргумент «приобретения раньше других», который понуждал китайцев предпринять что-либо в отношении увеличивавшегося диспаритета сил в приграничных районах в пользу Советов. Делая вывод, что столкновение неизбежно. Пекин мог решить инициировать столкновение в том месте, где Советы были относительно слабы. Этим китайцы надеялись убедить Советский Союз не идти дальше в своих планах.

Третье внешнеполитическое объяснение, аргумент «зубы дракона», предполагает, что Мао полностью контролировал политику в Китае и что его политика в отношении Советского Союза в 1969 году продолжала основываться на видении этой страны как ненавидимого и опасного ревизиониста, врага внутри мирового коммунистического движения. В соответствии с этим объяснением Мао боялся, что, несмотря на общий успех четырех лет борьбы «культурной революции» против ревизионистского влияния в Китае, оставалась возможность нового зарождения ревизионистского вируса как внутри Китая, так и через советское влияние. В таком случае требовалась вакцинация против ревизионизма, что позволило бы сдержать его силу и после ухода Мао. Если бы удалось раз и навсегда убедить китайский народ, что существует угроза советского ревизионизма, то его уже нельзя будет соблазнить «буржуазной ревизионистской линией». Возможно, Мао надеялся, что за серьезным военным столкновением последует постоянная национальная ненависть к русским, которую можно поддерживать через прессу, а антисоветские демонстрации по всей стране позволят довести дело до конца. Следовательно, этот аргумент означает, что инцидент на Даманском являлся первой стадией выращивания «зубов дракона» между Китаем и Россией.

С последним утверждением Робинсона можно согласиться полностью: «зубы дракона», посеянные Мао Цзэдуном в марте 1969 г., до сих пор осложняют отношения китайского и русского народов.

КОМУ И ЗАЧЕМ ЭТО БЫЛО НАДО

1969 год – это третий год так называемой «культурной революции» в Китае. Крах экономики, деградация науки и культуры, бесчинства хунвэйбинов, всеобщий хаос и раздрай не могли не вызвать в китайском народе сомнений относительно правильности проводимого курса. Чтобы развеять эти сомнения, Мао Цзэдун и организовал резкое обострение отношений с СССР. Теперь-то можно было всю вину за собственные провалы свалить на «советских агрессоров». Ход не новый, но достаточно надежный.

Приведенное объяснение содержалось в самых первых официальных документах и газетных публикациях советской стороны и являлось, по сути, главным. Эта же точка зрения отражена в ныне рассекреченных материалах американского государственного департамента и ЦРУ, поэтому ее не следует считать всего лишь отголоском полемики между руководством СССР и КНР.

Не исключено, что к конфликту с СССР подталкивали Мао Цзэдуна внутрипартийные дела, ибо намеченный на апрель 1969 г. IX съезд Коммунистической партии Китая мог преподнести Председателю КНР незапланированные сюрпризы. Случившееся на границе наверняка заставило замолчать тех, кто считал разногласия с КПСС и СССР вполне преодолимыми.

Другой причиной могли быть события августа 1968 г. в Чехословакии. Как известно, вторжение в эту страну армий Варшавского Договора аргументировалось необходимостью защитить завоевания социализма. В какой-то момент руководители СССР утратили веру в то, что Дубчек и его соратники сами смогут решить возникшие проблемы, и потому взяли дело в свои руки. Мао Цзэдун вполне мог провести некоторые аналогии, и тогда сам собой возник вопрос о возможности повторения этого сценария в Китае. В таком случае Мао просто упреждал события и показывал Кремлю, что китайцы никого не боятся и будут сражаться до последнего человека. Конечно, при этом остается вопрос, а видел ли Мао принципиальную разницу между своей страной и ЧССР, понимал ли, что вооруженное вторжение в КНР лишено здравого смысла просто в силу территориальных и демографических причин.

Вполне вероятно, что какую-то роль сыграли и личные качества китайского руководителя. Все, кто близко знал Мао Цзэдуна, отмечали его глубокие познания в китайской истории и литературе, его приверженность и любовь ко всему китайскому. Возможно, столетия унижений и притеснений народа постоянно возбуждали в Мао обостренное чувство мщения, которое проявлялось самым причудливым образом. Тому же способствовали и некоторые личные качества китайского лидера – властолюбие, тщеславие, пренебрежительное отношение к судьбам людей.

О Мао Цзэдуне в разных странах мира написано множество книг, авторы которых пытались понять характер и образ мышления этого незаурядного человека. Но возможно, разгадка содержится в словах самого Мао, однажды охарактеризовавшего себя как Маркса и Цинь Шихуанди в одном лице. Что же имел в виду «великий кормчий»?

У Маркса он позаимствовал постулаты в духе «Манифеста Коммунистической партии» – неприятие частной собственности, идею всеобщей коммунизации и т. п. Так что обвинения Мао в адрес советского руководства были небеспочвенны: те действительно отошли от наиболее одиозных догм марксизма и потому, по мнению китайского лидера, запятнали себя ревизионизмом. Однако и лидеры КПСС тоже логично обвиняли Мао в догматизме, ибо Мао Цзэдун ни на шаг не отступал от идей раннего марксизма.

Что же касается Цинь Шихуанди, то этот древний китайский правитель прославился созданием централизованной империи Цинь. По ходу дела жег книги и убивал ученых. Судя по всему, кровавые деяния Цинь

Шихуанди восхищали Мао и стали объектом подражания.

Некоторые исследователи выдвигают предположение о том, что конфликт с СССР был нужен Мао для налаживания отношений со странами Запада, и в первую очередь с США. Видимо, здесь имеется в виду логика типа «враг моего врага – мой друг». Не подлежит сомнению, что столкновение на Уссури было встречено недругами Советского Союза с большой радостью. Однако при этом возникает естественный вопрос: а стоило ли Пекину рисковать лишь затем, чтобы нормализовать отношения с Америкой? А если бы СССР ответил сокрушительным ударом, да еще с использованием атомного оружия?

По здравому разумению, поворот в сторону США вполне мог быть одной из главных причин, побудивших Мао к открытой конфронтации с Советским Союзом. Вместе с тем это был вынужденный шаг в условиях практически полной изоляции КНР в социалистическом лагере. Да и в странах третьего мира китайскому руководству не удалось организовать мало-мальски заметной оппозиции советскому влиянию. Таким образом Китай попал в малоприятную ситуацию: с СССР отношения испорчены, а со странами Запада еше не налажены. Если бы такое положение сохранялось в течение неопределенного времени, то китайская экономика рисковала отстать от мирового уровня навсегда. Таким образом, Мао нуждался в помощи США и намеренно пошел на кровопролитный конфликт, чтобы продемонстрировать американцам полный разрыв с Советским Союзом. Надо признать, что в последнем Мао Цзэдун преуспел.

В то же время обращает на себя внимание некоторая иррациональность мышления Мао, часто приводившая к тяжелым для Китая последствиям. Не тот ли это случай, когда можно говорить и о психологических причинах конфликта?

Что касается советского руководства, то никто не был заинтересован в резком обострении отношений с Китаем, во всяком случае, до сих пор не обнаружены какие-либо документальные доказательства противного или личные свидетельства бывших высокопоставленных лиц. Москва даже чисто теоретически не допускала возможности стрельбы на границе. Политические органы пограничных войск СССР разъясняли своим людям на местах, что при рассмотрении отношений с Китаем надо использовать классовый подход и исходить из принципа пролетарского интернационализма. Говорилось также, что советская сторона не согласна с политикой руководства КПК, однако Китайская Народная Республика – это социалистическое по своей сути государство. Если же китайские товарищи совершают серьезные политические ошибки, то рано или поздно, но здоровые силы китайского общества непременно возьмут верх. Тако-вы-де логика и определяющая тенденция исторического развития.

В Советском Союзе полагали, что в современную эпоху социалистические страны могут вести войны только с враждебным капиталистическим окружением. При этом считалось очевидным, что социалистические страны никогда не нападут первыми, а будут лишь давать отпор империалистическим агрессорам. Что касается возможности войн и вооруженных конфликтов внутри социалистического лагеря, то подобные идеи не высказывались даже чисто гипотетически в силу их абсурдности.

На закрытых совещаниях и партийных собраниях давались также оценки деятельности лично Мао Цзэдуна. Говорилось, что Мао допускает отклонения от принципов марксизма-ленинизма, но все же является коммунистом. Одной из главных причин неправильной политики Мао Цзэдуна называли личные качества китайского вождя и даже его возраст: как говорили на бытовом уровне, Мао просто «сдурел на старости лет».

Наиболее продвинутые советские граждане в доверительных беседах друг с другом порой высказывали мнение, что «наши тоже хороши», а вся грызня ведется из-за личных амбиций советских и китайских лидеров. С известной долей юмора предмет спора определялся так: вожди КПСС и КПК все никак не могут выяснить, кто же из них лучше изучил труды Маркса и Ленина.

В последние годы появились рассуждения некоторых российских ученых о том, что заинтересованность в конфликте якобы могла быть у советского генералитета и директоров ВПК. Следует признать, что подобные «новаторские» гипотезы являются всего лишь праздными домыслами.

И в самом деле экономика СССР всегда была милитаризована и никогда не испытывала недостатка в средствах. Да и война во Вьетнаме, достигшая к тому моменту своего апогея, являлась достаточным стимулом для укрепления обороноспособности Советского Союза. Так что у советских военно-промышленных генералов не было никаких причин претендовать на дополнительные куски бюджетного пирога.

Другое дело, что произошедшие события вполне могли быть использованы руководством КПСС и СССР как повод для наведения определенной дисциплины в социалистическом лагере. Однако это уже совершенно иной вопрос, никак не связанный с выявлением виновников кровопролития на Даманском.

Упоминавшийся американский ученый Томас Робинсон также не нашел доказательств того, что кто-то в советском руководстве был заинтересован в вооруженном конфликте с Китаем. Тем не менее Робинсон пытается найти хоть какие-то признаки такой заинтересованности или даже отдельные фразы официальных лиц и публицистов, указывающие на существование таких признаков. Для этого Робинсон внимательно вчитывается в советские публикации, и настолько пристально, что порой видит нечто неподвластное взору самих авторов. Особое внимание американца привлекают статьи в журнале «Коммунист Вооруженных Сил» (КВС) [27]:

Во-первых, была попытка использовать империалистическую кисть, чтобы измазать дегтем маоистский Китай. Таким образом, обвинение империализма в том, что он является главным внешним врагом социалистического содружества, можно было предъявить и Китаю. Во-вторых, и это более важно, была попытка расширить доктрину Брежнева на борьбу против «левизны», являвшейся главным внутренним врагом в соцлагере. Доктрина Брежнева могла формулироваться позитивно, нейтрально или негативно, в зависимости от степени угрозы завоеваниям социализма в данной стране. Когда ситуация становится настолько серьезной, что возникает прямая угроза завоеваниям социализма, требуется предотвратить дальнейшее ухудшение и восстановить статус-кво. Хотя на данную доктрину обычно ссылаются, говоря о Чехословакии, некоторые статьи в КВС либо упоминают Китай в том же контексте, либо намекают, что доктрина в ее негативном смысле должна применяться и в отношении Китая. Поскольку маоистская политика привела к угрозе завоеваний социализма в Китае, может оказаться необходимым «искоренить» таких «левых» уклонистов. Это особенно верно, поскольку наличие уклонистов внутри соцлагеря сопровождается прямой угрозой со стороны империализма. Надо ликвидировать первых, чтобы отбить атаку со стороны вторых.

Так Робинсон представлял возможный ход мыслей в головах советских руководителей. По его мнению, и теоретическая база военной операции против Китая была уже разработана:

Таким образом, несколько военных авторов подготовили теоретическую основу для военной акции против Китая. Поскольку их статьи предшествовали первому мартовскому инциденту, то возможно, что отдельные секторы советских вооруженных сил в альянсе с некоторыми партийными деятелями торопились раскрыть карты в отношении Китая. Конечно, невозможно сказать, подтолкнуло ли это события, приведшие к первому конфликту.

Вместе с тем наличие у советского руководства каких-либо внешнеполитических причин для обострения отношений с Китаем Робинсон отвергает:

С момента советского вторжения в Чехословакию в августе 1968 г. и до февраля 1969 г. русские были поглощены восточноевропейскими проблемами. Арабо-израильский конфликт также занимал внимание Москвы, поскольку Кремль пытался предотвратить вовлечение дружественных ему стран в войну, которую они не выиграют. Кроме того, такая война грозила Советскому Союзу прямой конфронтацией с Соединенными Штатами. Нерешенные стратегические вопросы, такие, как переговоры по ограничению стратегических вооружений и проблема эскалации гонки вооружений из-за соперничества антиракетных систем, были предметом озабоченности. Требовали внимания и заседания (в сентябре и ноябре) подготовительного комитета долго откладывавшейся международной коммунистической конференции. Помощь коммунистам Индонезии, присутствие НАТО в Средиземном море и югославский ревизионизм тоже занимали Москву.

Наконец общий вывод Робинсона звучит так:

Возможность того, что русские, а не китайцы, предприняли превентивную акцию и были инициаторами столкновения 2 марта, настолько незначительна, что мы ее отвергаем.

Интересно, а каково на сей счет мнение самих китайцев, не руководителей или штатных пропагандистов, а кое-кого из числа военнослужащих, знающих о событиях 2 марта 1969 г.?

Уже цитировавшийся ранее бывший спецназовец НОАК пишет следующее [13]:

Какова же была реальная причина этого пограничного конфликта? Кто начал первым? Обе стороны обвиняют друг друга, однако для правильного понимания советско-китайского пограничного спора 1969 г. вначале нужно понять социальную и политическую ситуацию того времени.

Хорошо известно, что компартия Китая после долгой борьбы впервые получила власть в 1949 г. Гораздо менее известно, что ключевую роль в этом сыграл Советский Союз. В 1945 г. советские войска атаковали японцев и молниеносно освободили Маньчжурию. Памятники советским воинам-освободителям до сих пор можно встретить в тех местах. Затем СССР позволил НОАК войти в Маньчжурию и вооружил ее захваченным японским оружием, а также провел обучение войск. Это напрямую ускорило освобождение Китая. Однако с 1960 г. отношения начали ухудшаться, так как Председатель Мао стал опасаться огромного советского влияния. Чтобы отвлечь внимание народа от внутренних проблем, вызванных «культурной революцией» (1966—1969), Мао Цзэдун объявил, что первейшей угрозой для нации является Советский Союз. Это впрямую подвигло НОАК на конфликты с советскими пограничными частями вдоль северной границы.

В современном Китае не замалчивают сам факт конфликта на Даманском, но при этом стараются его лишний раз не вспоминать. Официальная же трактовка произошедшего во многом повторяет пропагандистские клише времен «культурной революции». Например, нарушителей границы поголовно зачисляют в разряд героев, а поистине вероломное нападение на советских пограничников 2 марта 1969 г. называют, как уже отмечалось, «контратакой в целях самозащиты».

В то же время некоторые китайские исследователи делают вывод, что именно китайская сторона спровоцировала вооруженное столкновение. И более того, тщательно спланировала его.

Китайский историк Ян Куйсун утверждает, что еще в январе 1968 г. Центральная военная комиссия во главе с Мао обсуждала ситуацию на границах с СССР. В результате обсуждения были сформулированы инструкции для командования Шэньянского и Пекинского военных округов. Главным в этих инструкциях стало указание подготовить военную операцию против СССР как средство укрепления дипломатических позиций Китая на переговорах с советским руководством [25].

Выполняя указания Пекина, командование Шэньянского военного округа подготовило небольшой отряд из отборных военнослужащих, предназначенный для нападения на советских пограничников. Этот отряд был скрытно выдвинут в район острова Киркинского (в 3 км севернее Даманского) с задачей внезапно атаковать советских военных в случае очередного пограничного инцидента. Однако в тот момент подходящего случая не представилось.

В дальнейшем план нападения неоднократно корректировался, причем к этому делу были привлечены не только офицеры Генштаба НОАК, но и сотрудники китайского МИДа.

Наконец, китайцы определили новое место для нападения – остров Даманский. На погранпосту Гунсы разместилась группа командиров во главе с начальником штаба военного подокруга Ван Цзыляном, ответственным за операцию был назначен Сяо Цюаньфу.

О достоверности всего сказанного свидетельствуют воспоминания бывшего командующего Шэньянским военным округом генерала Чэнь Силяня, который признался [25]:

К первой битве 2 марта мы готовились от двух до трех месяцев. Из частей трех армий мы отобрали три разведывательные роты, каждая из которых состояла из 200– 300 солдат, а командирами были штабные офицеры с боевым опытом. Мы обеспечили их специальным снаряжением и провели спецподготовку. После этого они были тайно переброшены на остров. Когда советские войска попытались устроить провокацию 2 марта, мы имели численный перевес. Мы одержали полную победу на поле боя.

Таким образом, китайский генерал подтверждает факт подготовки и организации нападения на советских пограничников. Интересным моментом этого заявления является упоминание офицеров с боевым опытом: возможно, речь идет об участниках корейской войны, конфликтов с Индией или спецопераций на Тайване.

МОСКВА – ПЕКИН

Политическое руководство СССР длительное время скрывало от рядовых коммунистов и граждан страны разногласия с китайцами. В начале 60-х годов пришлось сказать об этом вслух, однако и тогда Кремль пытался по возможности ограничить размах полемики. Считалось, что разногласия носят временный и зачастую субъективный характер, а потому незачем обострять отношения на радость мировому империализму.

В 1964 г. в Советском Союзе произошла «смена караула»: место снятого Н.С. Хрущева занял Л.И. Брежнев. Вчерашние партийные товарищи и друзья обвиняли опального Никиту Сергеевича во всех смертных грехах, и одним из таковых были испорченные отношения с Китаем.

Некоторые бывшие сотрудники ЦК КПСС ныне говорят, что новое советское руководство предпринимало усилия для нормализации отношений с Пекином, но сказалась инерция прошлого, и потому ничего не получилось. В какой-то степени могло быть и так, по едва ли старые ссоры явились главной причиной дальнейшего обострения отношений. Ведь в 60-е годы Мао Цзэдун вверг свою страну в такую череду бед, на фоне которых отношения с СССР выглядели делом отнюдь не первостепенной важности. Так что прямая конфронтация с СССР была не следствием старых обид, а частью продуманной игры председателя Мао. Что же касается изменений персонального состава советского руководства, то они были не столь и велики: практически все, кто поддакивал Хрущеву в перебранке с китайцами, так и остались на своих должностях.

Было бы наивным считать, что брежневское руководство занималось исключительно уговорами. Видя, что отношения с Китаем ухудшаются, Москва принимала меры. О некоторых из них пишут зарубежные исследователи [29]:

Новое советское руководство во главе с Леонидом Брежневым (который сверг Хрущева в октябре 1964 г.) отреагировало на конфронтационную позу Пекина, усилив экономическое и военное давление. На раннем этапе конфронтации Советы отозвали жизненно важный экономический персонал и советников из КНР. Москва также инициировала долгосрочное наращивание вооруженных сил на советском Дальнем Востоке. Советские силы резко выросли после 1965 г. – с 17 до 27 дивизий к 1969 г. (и до 48 дивизий к середине 70-х годов). Москва также решила развернуть баллистические ракеты среднего радиуса действия СС-4, а также ракеты короткого радиуса действия (СКАД и ФРОГ). Другие инициативы имели целью усиление пограничного контроля вдоль границы с КНР. Усиливая геостратегическое давление на Пекин, Москва также заключила договор о дружбе с Монголией сроком на двадцать лет. Договор предусматривал объединение советско-

монгольских оборонных усилий, а также размещение

от двух до трех советских дивизий в Монгольской Народной Республике.

И все же события 2 марта 1969 г. прозвучали в Москве как гром среди ясного неба. Теперь Кремль был вынужден отбросить в сторону все нормы коммунистического политеса и объяснить советскому народу, как и почему наш ближайший сосед и друг пошел на нас войной. Заодно требовалось сплотить людей, дабы некоторые граждане не усомнились в правильности политики КПСС.

В партийных комитетах на местах внимательно вчитывались в строки ноты Советского правительства правительству КНР от 2 марта 1969 г. (Приложение 4). Опытные аппаратчики знали: там четко и ясно указано, на что обратить внимание в разворачивающейся кампании.

После краткого, без подробностей, изложения произошедшего нота включала следующие утверждения:

1. Организаторы провокации – китайские власти, цель провокации – обострение обстановки.

2. Провокаторам и впредь будет даваться отпор, а ответственность за все возможные последствия понесет китайское правительство.

3. Китайский народ ни в чем не виноват.

В ноте сообщалось, что с советской стороны есть убитые и раненые, однако конкретные цифры не приводились. Для наиболее догадливых читателей это послужило сигналом: потери немалые.

О погибших китайцах в ноте вообще ничего не говорилось, и это порождало неправильное восприятие случившегося: получалось так, будто китайцы напали, убили неизвестное число советских солдат, а потом просто спокойно убрались восвояси. Многие рядовые

советские граждане удивлялись: это что же за беспомощность наших военных?!

Несколько дней никакой новой информации о произошедшем на Даманском не поступало, было лишь краткое сообщение о похоронах жертв провокации, состоявшихся 6 марта.

Неожиданно 7 марта в Министерстве иностранных дел СССР была организована пресс-конференция, на которой заведующий Отделом печати МИД Л.М. Замятин сделал заявление о событиях 2 марта (Приложение 5). Именно Л.М. Замятин впервые официально огласил цифру потерь советской стороны – 31 пограничник погиб, 14 ранены. Далее Л.М. Замятин и заместитель начальника Главного управления пограничных войск СССР генерал-лейтенант П.И. Ионов ответили на многочисленные вопросы корреспондентов.

В этот же день состоялся митинг у китайского посольства в Москве.

Хорошо организованные колонны рабочих, студентов, инженерно-технических работников, представителей творческой интеллигенции и других категорий граждан пришли к посольству Китая, чтобы выразить протест виновникам кровопролития. Митингующие несли транспаранты, на которых были написаны лозунги. Вот наиболее типичные из них: «Долой клику Мао Цзэдуна!», «Советские границы неприкосновенны!», «Позор пекинским провокаторам!», «Политика Мао – трагедия для Китая!», «Советский народ всегда с КПСС!» и др.

Время от времени люди скандировали лозунги и одновременно поднимали над головами сжатые кулаки.

Некоторые из участников митинга вспоминают, что 7 марта 1969 г. было едва ли не единственным днем в советской истории, когда милиция не препятствовала разрешенному хулиганству. Молодые люди, в основ-

ном студенты, пришли к ограде посольства с пузырьками чернил и использовали их для нанесения видимого ущерба зданию дипломатического представительства. Каждое удачное попадание сопровождалось одобрительными криками и аплодисментами. Посольство будто вымерло: окна плотно зашторены, никто не выходит во двор...

По ориентировочным данным, в митинге у посольства КНР приняли участие 50 тысяч человек.

8 марта митинги у китайского посольства продолжились. Демонстрантов значительно больше – до 100 тысяч человек. На этот раз люди по-настояшему разгневанны: все уже знают количество погибших и обстоятельства провокации.