Текст книги "Под мириадами угасающих звёзд (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Сайфер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Предатель снова ударил молнией, но на этот раз его целью был не Клио, а Гилл. Кидемона успела окутать юношу барьером, но он оказался недостаточно сильным, чтобы полностью поглотить удар. Гилла отбросило в сторону, он потерял сознание, но остался жив.

Ибито только этого и ждал. Собрав все свои силы, он нанёс мощный удар, направив всю свою энергию в Младшую. Часть удара принял её барьер, который треснул под натиском, а оставшуюся молнию она сумела отклонить с помощью меча. Но часть энергии всё же попала в неё, и её отбросило назад. Клио рухнула на землю, её тело пронизывала боль, но она не могла позволить себе остановиться, не сейчас, когда ставки были так высоки.

***

Атта мчался изо всех сил, ноги едва успевали за его стремлением, пока тревога за друзей разрывала его изнутри. Мысленно он уговаривал себя, что всё обойдётся, а пророчество, услышанное в Дельфах, не более чем суеверия, но страх только усиливался. Его дыхание становилось всё тяжелей, а сердце билось в такт его шагам.

Когда Атта пересёк границу площади Игулда, он увидел перед собой поле битвы. Клио, склонившаяся над своим мечом, пыталась встать на ноги, её лицо и синхро-комбенизон были покрыты пылью и кровью. Неподалеку лежало бездыханное тело Лугбанда. Его единственный и лучший друг лежал на земле, словно кукла, с остекленевшими глазами смотрящая на звёзды. Немного дальше, в полумраке, лежал Гилл.

Боль, как нож, пронзила сердце Атты. Он уронил винтовку, и та с глухим стуком упала на землю. Его ноги ослабели, и он пал на колени, не в силах оторвать взгляда от жуткой картины. Глаза наполнились слезами, и, словно в тумане, он не заметил, как с неба спустилась валькирия.

Её крылья, сияющие в свете огня и разрушения, распахнулись над площадью. Валькирия, с решительным выражением лица, сразила ещё одного защитника города. Подойдя к Атте, она занесла своё копьё для последнего удара.

Глава 21 Где-то там далеко

"Гоплитами называют профессиональных солдат, служащих Наследникам Крови в галактическом регионе Эллады. Эти воины, отличающиеся исключительными боевыми навыками и дисциплиной, также известны своей преданностью и безусловной верностью своим хозяевам. Гоплитов можно встретить и за его пределами. Многие представители Младшей Крови, к которым судьба не была так благосклонна, занимаются наемничеством, и за умеренное вознаграждение готовы отправить свои отряды гоплитов в любую точку галактики. В результате их репутация и слава распространились по всей галактике, за исключением, возможно, Рухнувших Царств, где о гоплитах могут знать лишь из легенд.

Стать гоплитом – это не только достижение высокого уровня физической подготовки, но и прохождение строгих генетических модификаций, которые подготавливают бойца к воздействию Истока. Эти модификации позволяют ему носить торакс – уникальный доспех, который не только защищает, но и взаимодействует с Истоком.

Каждый отряд гоплитов возглавляет Младший – могучий вождь, который через особые ритуалы и практики взаимодействует с Истоком, поддерживая моральный дух и боевые качества своих воинов. Торакс, обогащённый частицами Истока, не просто усиливает физические характеристики гоплитов, но и улучшает их способность выдерживать экстремальные нагрузки, делая их значительно сильнее и выносливее по сравнению с обычными людьми. Очень часто Младшие и сами облачаются в доспехи гоплитов, чтобы подчеркнуть особую связь со своими воинами."

Из неизвестного трактата

Говорят, что всё плохое в жизни рано или поздно забывается, стирается из памяти. Но для Атты всё было иначе. Он помнил каждую боль, каждую утрату, каждое предательство. Хорошего в его жизни было немного, и это "немного" исчезло, как мираж в пустыне горечи.

Он вернулся мыслями в те времена, когда был совершенно другим человеком и носил другое имя. В тот злополучный день его брат сказал: "Никто не верит, что ты хочешь всё искупить. Признаюсь, я тоже с трудом верю, но если это правда, отправляйся в Дельфы. Возможно, там ты найдёшь способ всё исправить и обретёшь покой."

Слова брата эхом отзывались в его голове. Атта покинул дом и отправился на родину провидиц, где получил проклятое пророчество. Теперь его путь лежал на Дианмуру – самую неприветливую и суровую планету, какую ему доводилось видеть.

Первые дни и недели на Дианмуре он только и делал, что пил, заливая свою боль алкоголем. Он пил и тратил последние деньги, пока однажды не очнулся на помойке в пригородах Гамеша. Его одежда превратилась в лохмотья, а единственное, что осталось – винтовка, которую он нашёл в соседнем мусорном баке. "Наверное, подумали, что она неисправна. Идиоты! Если бы они только знали…" – горько усмехнулся Атта, решив покинуть Гамеш и идти, куда глаза глядят.

Среди груды мусора он нашёл пару недопитых бутылок и пошёл своей дорогой, не зная, куда ведёт его путь. Несколько раз на него нападали, но он легко отбивался. Никто на этой жестокой планете и в Рухнувших Царствах не мог сравниться с ним в бою. Никто не мог бросить ему вызов. К счастью для Атты, у нападавших всегда была с собой выпивка, поэтому он даже был рад этим нелепым попыткам его ограбить или убить.

Сколько времени прошло? Сколько крови было пролито? Атта не знал. Он блуждал по бескрайним просторам Дианмуры, усеянным очистителями воздуха, раздумывая о своей тяжелой судьбе. Архитектором которой был он сам. Однажды он обнаружил себя сидящим под одним из этих очистителей, держа в руках недопитую бутылку и глядя на трупы очередных бедолаг, решивших, что пьяный бродяга – лёгкая мишень. Время потеряло для него всякий смысл. Он не считал дни и ночи, не помнил лиц тех, кого убил.

Тогда он поднялся, шатаясь, и продолжил путь, глядя на звёзды сквозь редкие облака. Мысли о пророчестве, прощении и искуплении вызывали в нём только горечь и цинизм. "К чёрту пророчество, к чёрту всё!" – думал он. Прощение? Искупление? Покой? Он не заслужил ни одного из этих благ и знал это в глубине души. Знал, что в следующий раз он не будет сопротивляться судьбе.

Когда на его пути появились бандиты, он не стал сопротивляться. Их удары были жестокими, они избивали его ради забавы, наслаждаясь каждой минутой. Мысленно он уже готовился вернуться к Истоку, в объятия Праматери. Внезапно тишину ночи разорвали выстрелы и гул шагающих роботов. Потом раздался чей-то голос, хриплый и обеспокоенный:

– Эй, с тобой всё в порядке?

– Моё оружие…, – только и успел прошептать Атта, прежде чем потерял сознание.

Очнулся он в тёплой постели, ощущая мягкость подушек под головой. Ему с трудом удавалось осознать, где он находится. Его раны были тщательно обработаны и перевязаны, хотя он знал, что они бы зажили сами, без лишней помощи. Он медленно поднялся, чувствуя слабость в каждом мускуле. Единственная мысль в его голове – нужно бежать. Но его остановила внезапно распахнувшаяся дверь и обеспокоенное лицо молодого мужчины.

– Быстро же ты очнулся! – воскликнул он, глаза его светились радостью и облегчением.

– Где я? – прохрипел Атта, голос его был слабым и надломленным.

– На нашей ферме. Я нашёл тебя, когда возвращался с выпаса, и принёс сюда. Моя жена, обработала твои раны. А моё имя Лугбанд из Гамеша! – он протянул руку для рукопожатия, но Атта лишь хмуро посмотрел на него, не отвечая.

– А моё оружие? Где оно? – спросил он первое, что пришло ему в голову.

– Винтовка? Она внизу, но не работает, – ответил Лугбанд, смущённо почесывая затылок.

– Луг! Присмотри за Гиллом! – раздался требовательный голос женщины из коридора.

– Иду! Эри, наш гость очнулся! – откликнулся Лугбанд и, повернувшись к Атте, добавил: – Извини, нужно уложить сына, он у нас такой непоседа.

Атта молча наблюдал, как Лугбанд исчез за массивной деревянной дверью, оставив его одного в полутемной комнате, где лишь редкие лучи света пробивались сквозь занавешенные окна. Он не успел погрузиться в свои мрачные мысли, как в дверном проеме появилась женщина. Её тихие шаги по каменному полу эхом отдавались в его голове.

Не дав ему времени прийти в себя, она мягко, но настойчиво взяла его лицо в свои холодные руки и заглянула ему в глаза. Атта начал было протестовать, но как только их взгляды встретились, он почувствовал, будто тонет в бездонном сером океане, полном странного, неестественного покоя. Это наваждение длилось всего несколько секунд, но показалось вечностью. Внезапно оно исчезло, оставив его дезориентированным и слабым.

– Я рада, что ваши раны почти затянулись, – тихо и мягко произнесла она, отпуская его лицо. Её улыбка была теплая, но в глазах таилась какая-то глубокая печаль. – Вам повезло, что Луг вовремя вас нашел. Меня зовут Эрешкигаль, но все называют меня просто Эри. Вы, наверное, голодны. Пойдемте, пообедаете с нами.

– Нет, я… – начал было он, но слова застряли в горле. Мысли путались, и он не мог найти ни одной причины для отказа, которая бы казалась ему убедительной.

– Даже не думайте отказываться. Я приготовила свой фирменный суп. Попробуете его, и все ваши тревоги как рукой снимет, – её голос был наполнен такой искренней заботой, что Атта почувствовал, как ледяная стена внутри него начала таять.

В этот момент он вспомнил слова своей сестры: "Доброта способна пробить даже самую толстую броню". Понимая, что сопротивление бесполезно, он вздохнул и сдался, следуя за Эри в тёплую и уютную кухню, где его ждала не только еда, но и, возможно, долгожданное утешение.

Спустя годы Атта сидел у костра, хмуро глядя на пламя, окружённое тьмой. В воздухе витал запах дыма и звуки потрескивающих дров. Лугбанд сидел напротив, держа в руках кружку чая и ворча что-то про высокие цены на спирт. Тень от его фигуры странно танцевала на неровных камнях.

– Этот год дорого нам обойдется. Опять эти миграции мутантов, – жаловался пастух, бросая очередной кусок дерева в огонь.

– Слушай, Лугбанд, я всегда хотел спросить: почему вы мне помогли? – внезапно произнес Атта, не отрывая взгляда от пламени, словно огонь мог дать ему ответы. – Почему? Даже после того, как я всё вам рассказал?

Лугбанд поднял брови, его лицо озадаченно сморщилось.

– С чего это ты вдруг? – удивился он. – Я думал, ты хмурый из-за того, что Гилл разбил тот бочонок пива.

– Не напоминай! – воскликнул стрелок, стиснув зубы. – Уверен, он сделал это нарочно, чтобы меня позлить!

– Он случайно! – вступился Лугбанд за сына, его голос звучал устало, но твёрдо. – Не сердись, ему всего одиннадцать!

– Я в его возрасте…

– Знаю-знаю! Слышал эту историю уже сотню раз! – Лугбанд махнул рукой. – Одного только понять не могу, почему каждый раз она обрастает новыми деталями! А что касается твоего вопроса, то, если честно, когда ты всё рассказал, я хотел гнать тебя в три шеи. И порой такое желание и сейчас возникает, знаешь ли! – Лугбанд дружески улыбнулся, его глаза блестели в свете огня.

– Почему же не прогнал? – спросил Атта.

Лугбанд вздохнул, его лицо стало серьёзным и задумчивым.

– Я ведь не всегда был пастухом, – начал он, его голос стал глубоким и немного хриплым. – Я, как и ты, думал, что не заслуживаю спасения. Но она… она спасла меня. Все мы люди, и людям нужно помогать. А тебе нужна была помощь, как и мне когда-то. И Эри говорила мне, что ты будешь хорошим другом и что лучше мне не найти. И вот тут я с ней не соглашусь! – Лугбанд внезапно рассмеялся и поднял взгляд к ночному небу, усеянному яркими звёздами. – Это ему не найти друга лучше, чем я! На всей Дианмуре… чего уж там, во всей галактике ему не найти того, кто простил бы ему столько долгов! – Лугбанд улыбнулся, его смех звучал горько, но тепло.

Атта почувствовал, как тяжесть воспоминаний давит на него, но всё же он улыбнулся в ответ.

– Скажи, Атта, – Лугбанд снова стал серьёзен, – она ведь где-то там, далеко, смотрит на нас?

– Она вернулась к Истоку, – ответил Атта с теплотой. – Уверен, что смотрит. И ещё уверен, что задала бы пацану хорошую взбучку за мой бочонок пива!

Атта вырвался из плена воспоминаний, взглянув на безжизненное тело Лугбанда.

– Теперь ты с ней, друг мой. Где-то там далеко, – произнес Атта, его голос был наполнен горечью и тоской.

Позади него валькирия приготовилась нанести последний удар, но в последний момент застыла, изумленно уставившись на своё копьё, воткнувшееся в землю. Ей было не дано понять, что произошло: в следующий миг её сердце пронзило дори, и она рухнула на землю бездыханной.

Тем временем Хумвава уверенно двигался к шаттлу, довольный победой. Будь он менее искусным воином, он бы наверняка погиб, но вовремя развернулся, обнажив меч. Летящее на бешеной скорости стальное копьё было отбито с мастерством, достойным легенд. Копьё взмыло вверх, но неожиданно рядом с ним оказался человек. Он схватил оружие в воздухе и метнул его обратно с неимоверной силой.

Хумвава успел увернуться, и копьё вонзилось в землю, погрузившись на добрый метр. Раздался оглушительный взрыв: энергия Истока, накопившаяся в копье, вырвалась наружу, отбрасывая Младшего взрывной волной с такой силой, что он выронил мемолибру и пробил свой шаттл насквозь.

Рядом с копьём приземлился Атта, привлекая к себе внимание всех вокруг. Хумвава, с трудом поднявшись, бросил взгляд на разрушенный шаттл, затем на старого стрелка. Атта вынул копьё из земли, и, с невероятной точностью и быстротой, убил двух валькирий, которые решили испытать его боевые навыки. Другие стреляли в него, но их пули отскакивали от невидимого барьера.

– Это ещё кто? Ещё один Младший? – прорычал Хумвава, чувствуя, как внутри вскипает ярость. Теперь между ним и мемолиброй стоял непреодолимый барьер в лице Наследника Крови.

Атта посмотрел на Хумваву, его лицо было каменным, но в глазах отражалась глубокая скорбь.

– Когда-то я поклялся, что больше не коснусь Истока. Я снова всех подвёл, – сказал он тихо, окидывая взглядом охваченную битвой площадь. В этот момент одна из валькирий бросилась на него, но тут же умерла, встретившись с вспышкой энергии, выпущенной из его копья.

Хумвава не стал ждать и первым бросился в атаку. Его броня сверкала, отражая силу Истока, которая текла через него. С мечом в руке он сделал мощный выпад, целясь прямо в сердце Атты. Стрелок, держа своё копьё наготове, уклонился и отразил удар, вызвав яркую вспышку энергии, которая отразилась от их оружия.

Они закружили друг вокруг друга, каждый шаг был отточен годами тренировок. Атта, использующий копьё как продолжение своего тела, атаковал и защищался с грацией и силой. Хумвава, полагаясь на свою броню и меч, был как ураган, непрерывно наступая.

Хумвава поднял меч высоко над головой и обрушил его вниз, но Атта отразил удар, используя силу Истока, чтобы укрепить своё копьё. Искры полетели в стороны, когда металл встретился с металлом. Атта сделал шаг назад, собираясь с силами, и затем внезапно бросился вперёд, нанося серию быстрых и точных ударов.

Хумвава использовал функции своей брони, чтобы поглотить часть ударов, но чувствовал, как каждый из них отдаётся в его теле, оставляя глухие удары боли. Он сжал зубы и контратаковал, его меч сверкал, создавая вокруг себя смертоносные дуги. Один из ударов сбил копьё Атты с курса и едва не пронзил его бок, но стрелок успел отступить, уходя от смертельного удара.

Сквозь шум битвы, они продолжали свой смертельный танец. Вокруг них падали люди, взрывы поднимали в воздух облака пыли и осколков, но они не замечали ничего, кроме своего противника. Атта, сосредоточившись на каждом движении, внезапно использовал свою силу Истока, чтобы провести внезапный и мощный выпад. Копьё пронзило воздух, нацеливаясь на грудь Хумвавы.

Слуга Повелителя Теней в последний момент создал энергетический барьер, но сила удара была настолько велика, что его отбросило назад. Он почувствовал острую боль, но собрал последние силы и вскочил на ноги, его глаза горели ненавистью. С яростью, обрушив всю свою силу Истока на меч, он бросился на Атту с удвоенной силой.

Они столкнулись в центре площади, каждый удар, каждый блок и каждое движение были исполнены смертельной решимости. В какой-то момент Атта нашёл уязвимость в защите Хумвавы. Сконцентрировав всю свою силу, он нанёс решающий удар. Копьё пронзило броню и вошло глубоко в тело Хумвавы. Тот вздрогнул, его глаза расширились от боли и удивления.

Атта выдернул копьё из тела Хумвавы, его дыхание было тяжелым, а сердце бешено колотилось в груди. Он знал, что должен завершить дело, прежде чем враг сможет оправиться. Но едва он поднял копьё для финального удара, как в поле зрения метнулась валькирия. Её крылья развернулись, излучая свет и ослепляя Атту на мгновение. Она атаковала его с неожиданной яростью, отвлекая от лежащего на земле Хумвавы.

В этот момент две другие валькирии стремительно подлетели к Хумваве. Они подхватили его под руки, их крылья взметнулись, поднимая их в воздух. Хумвава, истекая кровью, был едва жив.

Цулью другой крылатой воительницы была мемолибра. Заметив лежащую на земле странную сферу, она поспешила её забрать. Она осторожно подошла к ней. Сфера, казалось, притягивала её внимание, как завораживающий магнит. Когда валькирия приблизилась, мемолибра внезапно ожила, поднявшись над землёй и начав медленно вращаться, излучая мистическое свечение.

Воительница замерла, её глаза расширились от удивления и восхищения. Она протянула руку, завороженная непонятной силой, исходящей от сферы. Однако, едва её пальцы коснулись поверхности мемолибры, произошло нечто ужасное. В одно мгновение её тело заискрилось ярким светом, а затем, словно под воздействием невидимой силы, распалось на мельчайшие частицы, превратившись в пепел.

Пепел поднялся в воздух, подхваченный порывом ветра, и рассеялся в ночной тьме. Свет мемолибры стал ярче, озаряя окрестности, а её зловещий блеск предупреждал всех остальных: к ней лучше не приближаться. Каждый Наследник Крови, каждая валькрикия и даже обычные люди на площади, заметив происходящее, испытали ужас и почувствовали, как холод пробежал по их спинам.

Глава 22 Её имя

"…До сих пор остается загадкой, что за крылатые монстры обрушились на Гамеш в ту роковую ночь, безжалостно уничтожая всех на своём пути….

…Ночь Скорби" – так называют годовщину катастрофы, обрушившейся на город Гамеш и унесшей множество жизней. Трагедия, произошедшая в ту роковую ночь, до сих пор окутана тайной, а причины её возникновения остаются предметом ожесточённых споров. Одни считают, что разрушения могли быть вызваны орбитальным ударом, другие указывают на возможность применения импульсной бомбы или даже ядерного заряда. Жрецы же говорят о сверхъестественной силе, пробудившейся в момент катастрофы….

…Те, кто утверждают, что нападение было делом рук космических пиратов, зачастую считаются безумцами. Такие предположения кажутся абсурдными на фоне масштабов разрушений и таинственных существ, появившихся в ту ночь. Не менее скептически общественность относится к тем, кто уверенно заявляет о божественной каре, посланной на город.

Эти версии, лишённые убедительных доказательств, скорее отвлекают от попыток найти истинные причины катастрофы. В то время как одни пытаются осмыслить случившееся через призму религиозных или мифологических концепций, другие продолжают искать рациональные объяснения, надеясь когда-нибудь пролить свет на ту роковую ночь. Однако до сих пор ни одна из гипотез не дала ответа на вопрос, что же действительно произошло в Гамеше…"

Из новостных сводок города Гамеша

Он снова был здесь, в этом городе под вечным ночным небом. Каждый раз, когда он оказывался здесь, чувство тревоги и беспокойства охватывало его, словно невидимая сила толкала его в омут собственных мыслей и страхов. Город из его снов, город-мираж, возникающий в ночных видениях, снова окутал его своим таинственным и мистическим покровом. Он оказался в центре огромной площади, окружённой высокими, как горы, зданиями. Их тёмные фасады, покрытые сетью трещин, казались живыми.

Площадь была освещена только слабым, мерцающим светом далёких звёзд, которые, как всегда, выстраивались в непонятные созвездия на бархатном ночном небе. Ни луны, ни фонарей, ни одного другого источника света не было видно. Только эти холодные звёзды, чьё сияние казалось отстранённым и безразличным ко всему, что происходило внизу.

В центре площади возвышалась массивная стелла, устремлённая к небу, как копьё, готовое пронзить черноту ночи. Она была сделана из непонятного материала – что-то среднее между мрамором и металлом, но совершенно лишённое блеска. Поверхность стеллы была покрыта странными письменами и символами, которые словно бы пульсировали едва уловимым светом, отражая тусклый свет звёзд. Эти символы казались живыми, как будто они пытались передать какую-то древнюю, почти забытую истину, но смысла их Гилл не мог понять.

Он сидел на холодной земле, ощущая, как мороз пробирается сквозь тонкую ткань его одежды. Холод не беспокоил его, скорее наоборот, он даже был в каком-то смысле приятен, помогая лучше сосредоточиться на том, что происходило вокруг. Взгляд его был устремлён вверх, на звёзды, которые казались бесконечно далёкими и одновременно близкими. Они словно висели прямо над ним, но протянуть руку и коснуться их было невозможно.

Вокруг него царила странная тишина, но эта тишина была обманчивой. Она была наполнена звуками, которые казались приглушёнными, как если бы они доносились из далёких глубин, откуда-то из-под земли или из самой тьмы. Эти звуки были едва различимы, словно слабый шёпот, который невозможно разобрать. Это были голоса мертвецов, которые окружали его.

Мертвецы были повсюду. Они стояли, сидели, лежали на земле в неестественных позах, их тела были скрюченными, словно они погибли в мучениях, но в их глазах было что-то живое. Эти глаза были устремлены на него, наполненные немым укором и немым ожиданием. Их рты шевелились, они что-то говорили, но звуки не доходили до его сознания. Казалось, что они требуют чего-то, что-то хотят узнать, но вопросы их были непонятны, словно на другом языке, языке, который он никогда не слышал и не мог понять.

Гилл знал, что они хотят от него ответа, но не понимал, какого именно. Иногда ему казалось, что он слышит что-то в этих голосах, что-то большее, чем просто требование. Они были исполнены боли, горечи и отчаяния. Это было не просто требование ответа, это был крик о помощи, мольба о спасении. Но Гилл не мог им помочь, не мог избавить их от мучений, как не мог избавить себя от этого вечного кошмара. Он не мог услышать их слов, не мог понять их требований. Всё, что он мог, – это созерцать звёзды. Эти звёзды были единственным, что приносило ему утешение.

Время в этом городе текло иначе. Иногда казалось, что он сидит на этой площади всего несколько минут, а иногда – что прошли часы, дни или даже годы. Он не мог определить, сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз был здесь, но знал, что это не имеет значения. Этот город был вне времени, вне пространства, вне реальности.

Мертвецы продолжали смотреть на него, их взгляды были полны ожидания, но Гилл знал, что не сможет дать им то, чего они хотят. Иногда он пытался заговорить с ними, спросить, что им нужно, но каждый раз слова застревали в горле, не находя выхода. Слова, которые он пытался сказать, казались ему бессмысленными и пустыми. Всё, что он мог сделать, – это смотреть на звёзды и надеяться, что однажды, в каком-то далёком будущем, он сможет понять, что они говорят.

Потом рядом с ним появилась она. Это было как внезапный порыв ветра в безмолвии мёртвого города, как проблеск света среди бесконечной тьмы. Гилл сначала не заметил её, так глубоко был погружен в созерцание звёзд, но внезапное ощущение тепла и присутствия рядом заставило его оторвать взгляд от небес. Перед ним стояла женщина, появление которой было столь же странным и загадочным, как и сам этот город.

Её пурпурное одеяние мягко колыхалось в невидимом ветре, словно само было соткано из теней и света, переливаясь всеми оттенками сумерек. Материя, из которой было сделано это платье, казалась живой, оно обнимало её фигуру, подчеркивая каждый изгиб, но не открывая ничего лишнего. Пурпур, цвет, который обычно ассоциируется с королевской властью и загадочностью, тут был глубок и насыщен, как будто впитал в себя все цвета ночи и тайн, окружавших это место.

Её волосы были тёмными, как сама бездна космоса, в которой плыл этот город. Они ниспадали на её обнажённые плечи мягкими, шелковистыми волнами, создавая ощущение, будто они были продолжением ночного неба, будто звёзды могли прятаться в этих густых прядях. Они падали легко, обрамляя её лицо, которое было столь прекрасным и загадочным, что казалось вне времени и пространства, словно она была создана из тех же материй, что и этот странный город, но при этом несла в себе что-то божественное, недоступное пониманию простого смертного.

Её глаза были, пожалуй, самым притягательным, что было в её облике. Они были глубокими, словно бездонные озёра, и их цвет – рубиновый – казался нереальным, но при этом завораживающим. В этих глазах была заключена целая вселенная, в них можно было утонуть, потеряться, забыть о всём на свете. Но в то же время эти глаза были полны печали, глубокой, неизмеримой печали, словно они видели слишком много, знали слишком много и хранили в себе все тайны мироздания. Однако сквозь эту печаль пробивалась любовь, настоящая, всепоглощающая, как будто эта женщина знала его всю его жизнь, как будто он был для неё кем-то очень близким и дорогим.

Гилл чувствовал, как её взгляд проникает в самую глубь его существа, обнажая все его страхи и сомнения, но при этом не осуждая, а, наоборот, принимая их, как часть его самого. В её взгляде не было осуждения или укора, только тёплая, искренняя любовь, смешанная с грустью и пониманием. Это был взгляд, который можно встретить только у того, кто видел и пережил гораздо больше, чем может вынести человеческая душа.

Он не знал, была ли она реальна, или же была лишь плодом его воображения, созданным его измученным разумом в попытке найти хоть какой-то смысл в этом бесконечном ночном кошмаре. Но в этот момент ему было всё равно. Её присутствие дарило ему чувство спокойствия, которого он не ощущал с тех пор, как впервые попал в этот город. Она была как луч света в тьме, и он знал, что, пока она рядом, он не один.

Между ними царила странная, но комфортная тишина. Эта тишина была другой, нежели та, что окружала их раньше. В ней было тепло, понимание и нежность. Казалось, что слова были не нужны, что они могли понять друг друга без слов, что все ответы уже были здесь, между ними, и только следовало дождаться момента, когда они откроются.

Гилл не мог оторвать взгляд от её лица. Оно притягивало его, манило, заставляло забыть обо всём, что было вокруг. Город, мертвецы, звёзды – всё это отступило на второй план, и осталось только она, эта женщина, чьё появление изменило всё. Он чувствовал, что её взгляд, её присутствие наполняют его какой-то новой силой, новым пониманием. Он знал, что эта встреча не случайна, что она важна, что она может изменить всё, но пока не мог понять, как именно.

Внезапно она протянула руку, и её пальцы, тонкие и изящные, но при этом сильные, коснулись его щеки. Этот жест был настолько неожиданным и одновременно естественным, что он замер, не зная, как реагировать. Её прикосновение было тёплым, живым, оно наполнило его чувством покоя и умиротворения. В этом прикосновении было всё: и нежность, и любовь, и понимание, и обещание, что он не один, что она с ним, что она будет с ним до конца.

Гилл закрыл глаза, позволяя себе на мгновение забыть обо всём, кроме этого прикосновения, этой женщины, которая появилась так внезапно, но стала для него важнее всего.

– Ты не можешь прятаться здесь вечно, – её голос был олицетворением нежности и заботы, обволакивающим, словно тёплое покрывало в холодную ночь. Он был как эхо, разносящееся по пустынным улицам города, нежно и неумолимо проникая в самые глубины его сознания. – От боли не убежишь! – добавила она, и в этих словах звучала не осуждающая строгость, а скорее понимание и сочувствие, как будто она сама много раз проходила через подобное.

Гилл, до этого момента казавшийся застывшим во времени и пространстве, вдруг ощутил, как вокруг него всё начинает меняться. Площадь, на которой он сидел, вдруг начала расплываться перед его глазами, словно её накрыло густым туманом. Внезапно другая площадь мелькнула перед его внутренним взором – яркая, охваченная огнём, в воздухе разносились крики, полные ужаса и боли. В этом видении не было ничего, кроме разрушения и смерти, повсюду были только огонь и хаос. Он видел, как тела людей, которых он знал, падали на землю, как их глаза, полные страха и боли, угасали один за другим.

– Нет! – вырвалось из его груди, и в этот момент он словно очнулся от страшного сна. Гилл вскочил на ноги, его сердце бешено колотилось в груди, он судорожно держался за голову, пытаясь прогнать эти ужасные видения, которые преследовали его. – Нет! – повторил он, словно заклиная эти образы исчезнуть, словно отрицание могло заставить их уйти.

– Смерть – неотъемлемая часть жизни, – продолжала она, её голос был мягким, но в нём звучала сила древней истины. Но её слова, казалось, только усилили его страдания. Перед его глазами вдруг появился демон, чья фигура была огромной и пугающей. В его когтистых руках было что-то, и Гилл вскрикнул, когда понял, что это. Демон держал его отца за горло. Гилл замер, не в силах пошевелиться, и смотрел, как жизнь покидает лицо его отца, как его тело становится безвольным, а затем…

– Нет! Я не… нет! – закричал юноша, его голос был полон ужаса и отчаяния. В этот момент кулон на его груди, который всегда был с ним, вдруг стал невыносимо горячим, словно горел живым огнём. Он сжал его в кулаке, но жар только усиливался, проникая вглубь, заставляя его чувствовать боль.

Она, казалось, поняла, что происходит внутри него. Легким движением, словно не желая нарушить тонкий баланс, она положила ладонь ему на плечо. Это прикосновение было как спасительный якорь, как путеводная звезда в бурю. Внезапно всё исчезло – огонь, крики, демон, даже невыносимая боль – всё это ушло, оставив после себя пустоту и тишину.

Он стоял на краю загона с империаллурами, которые мирно сопели, спокойно пережёвывая траву. Гилл смотрел на них, не понимая, как он здесь оказался. Это место было родным, таким знакомым и уютным. Это был его дом. Всё вокруг было так, как и должно было быть, и это пугало его даже больше, чем видения смерти и разрушения.

На пороге дома сидел его отец, казавшийся таким же спокойным, как и всегда. Он был занят починкой какого-то прибора, полностью сосредоточившись на работе. Гилл смотрел на него, его сердце переполняло желание броситься к отцу, обнять его, сказать ему всё, что не успел сказать раньше. Но ноги словно приросли к земле, он не мог сделать и шага, как бы ни старался. Словно неведомая сила удерживала его на месте, не позволяя приблизиться.