Текст книги "МаглиЯ. Загадочные плоды Пунья (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Решетников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

– Ну и что мне делать? – немного обиженно спросил Гриша.

– Брать телефон, читать инструкции и начинать медитировать. У тебя есть три дня, включая сегодняшний. В среду начнётся подготовительный день. Дед заберёт тебя рано утром и отвезёт к мысу Открытый, там мы тебя встретим. Нас поместят в капсулы чтобы вырастить на нашем теле защитный хитиновый доспех.

– Хорошо, а почему именно хитиновый, а не обыкновенный доспех?

Мастер вздохнул и ответил:

– Хитиновый доспех – это живой скафандр. Мы отправляемся в мир, с которым давным-давно не поддерживалась связь, возможно он уже не существует вовсе, или превратился в раскалённый шар. Этот доспех поможет нам в случае чего быстро вернуться обратно в наш мир.

– Даже так! – задумчиво сказал Гриша, – хорошо, буду изучать программку тогда.

Мастер попрощался с учеником и закрыл видеоконференцию.

Гриша замер на кровати растерянно разглядывая свои картины, развешанные на противоположной стене. В комнате не было ни одного постера, а полку над письменным столом не украшали игрушки или награды, там кроме книг баночек с краской и наборов мелков ничего не было. Единственным украшением комнаты были картины. Их было много, а надоевшие лежали на шкафу. Рабочее место за столом делили ноутбук, часы и мольберт, закреплённый на краю стола. Друзья часто предлагали ему сделать группу Вконтакте или выкладывать своё творчество ещё где-нибудь, но Гришу это не интересовало. Через картины он выражал своё настроение, это был его дневник. Многие из этих картин были мрачными и изображали каких-нибудь чудовищ и, реже, пейзажи. Природу Гриша старался писать всегда живой и яркой, однако, выходили чаще всего картины с холодными оттенками и серыми тенями, которые закрадывались в картину незаметно для самого художника. Так часто бывает, пока ты пишешь картину, всё выглядит словно мозаика, смотришь ли ты на мир или держишь образ в голове, подсвечивая отдельные его части своим вниманием. Когда мозаика сложилась, ты наконец можешь понять свои ощущения. Порой понять их можно не сразу, а спустя несколько дней. Разглядывая свои творения, ты начинаешь видеть изъяны и удивляешься: «Странно, образ в голове выглядел иначе, ещё вчера нельзя было отличить того, что было в голове, от того что вышло на холсте». И чем чаще ты смотришь, тем эти образы всё больше отличаются. Так словно видение и понимание образа изменилось, выросло за это время, а картина, какой была, такой и осталась, детской, нелепой.

Теперь, сидя напротив своих творений Гриша видел их глупыми детскими каракулями, на которые смотреть без иронии было нельзя. Он видел в каждой из них зажатого обиженного парнишку, жизненный взгляд которого легко читался во всём его творчестве. Юноша перевёл взор на шифоньер, на котором пылились его детские творения, от которых он в своё время не пожелал избавиться. Сегодня же после разговора с Мичилом ему казалось, что настало то самое время, попрощаться с собой старым. Если это «нечто» вообще можно назвать собой. Парень вспомнил как говорил с ним мастер. Казалось, будто для него проблем вообще не существует, мастер и не думал ругать его, узнав правду он только посмеялся. Снова взглянув на картины Гриша решил: «Сжечь! Сжечь всё, и ту картину, что я начал перед отъездом, и ту, что нарисовал вчера. Этим жестом я скажу миру, что я принимаю, отпускаю и начинаю с чистого листа».

Вдохновлённый своим решением, молодой человек достал со шкафа всю макулатуру, самозабвенно вытащил все кнопки из стены, разобрал рамки, и снял холсты. Принёс пакеты для мусора, и рассортировав по мешкам свои творения, вынес их на задний дворик. Он собирался сжечь всё это в бочке, вокруг которой часто собирались друзья семьи, когда отец устраивал гулянку. Бочка была частично заглублена в землю, и находилась рядом с беседкой, выстроенной полукругом относительно бочки. Отец всё порывался построить вместо неё камин, или кирпичный мангал, но пока что дальше слов дело не шло. Мать выглянула из окна своей комнаты, на втором этаже, и спросила:

– Ты чего это там удумал?

Гриша высыпал содержимое пакетов, с торжествующим видом и сказал:

– Начинаю писать новую историю!

– Гриш, ты случаем, когда вчера с велосипеда упал, головой не ударился? Ты зачем все свои картины жечь собрался? – удивлённо воскликнула женщина.

– Ключевое слово «мои», от выражения «мои, что хочу то и делаю», – проворчал Гриша.

– Нет, ну что за муха тебя вчера укусила? – недовольно воскликнула мать.

– Благородная пчела, – усмехнулся Гриша, чиркнул спичкой, и аккуратно поместил разгорающуюся лучину в ворох пёстрой бумаги.

– Хоть бы мне что-нибудь на память оставил, – недовольно фыркнула мать и закрыла окно.

Теперь, когда белые клубы дыма повалили из бочки, Гриша вдруг почувствовал лёгкую нотку тоски, он не стал себе врать, парень понимал, что в этих картинах скрывалась частичка его души, фрагмент жизни, вспоминать который не хотелось, но отрицать который было глупо.

Григорий достал из кармана рабочий телефон, сел на лавку в беседке, отыскал приложение Yajur-Vidya и начал читать.

Не успел ворох творческих порывов юного автора прогореть, как к Грише пришло понимание, что большая часть советов и практик, изложенных в приложении, банальны или невыполнимы в домашних условиях. Основная часть советов относилось к подготовке, а не самой медитации. Проксы для ног чтобы удобнее сидеть, валики под спину чтобы раскрыть грудную клетку и спина меньше затекала во время медитации, упражнение на растяжку и разогрев суставов, очистительные процедуры, строгое питание пресной безвкусной пищей. Помимо всего прочего, требовалось отказаться от всех видов общения, чтения, и вообще любого контакта с информацией. Созданию и поддержанию информационного вакуума уделялось большое внимание. Даже в ознакомительных тренировочных целях, требовалась подготовительная однодневная изоляция, однако там же говорилось, что в рамках такой изоляции можно познакомиться лишь с беспрерывным хаосом мыслей, укротить который можно лишь поддержанием информационного вакуума. Много говорилось о помещении, в котором должна проходить тренировка. Комната должна обладать хорошей звукоизоляцией, не иметь источников света и самое главное, то что сейчас было практически невыполнимым, находиться за пределами города, ибо какофония флуктуаций энергии в населённых пунктах, приводит к ментальному резонансу, мешая привести сознание в состояние покоя. На начальном этапе, до соблюдения всех условий, предлагалось проводить тренировочные медитации дома, где можно отработать умение абстрагироваться, и учиться пользоваться детектором мыслительной активности.

При выборе помещения Гриша остановился на чердаке, который сейчас пустовал, так как весь хлам спустили на цокольный этаж. Со звукоизоляцией, конечно, там были проблемы, но это ерунда, беруши как-никак есть, а вот с флуктуациями придётся смириться. В инструкции к функции Adhyaya shaanti (тренировка тишины) говорилось, что приложение запускается и переводит телефон в режим блокировки, после следующих настроек:

– времени, отведённого на медитацию;

– уровня шкалы чувствительности мыслительной активности;

– интенсивности вибрации смартфона, во время всплеска мыслительной деятельности.

С этого момента на время медитации телефон становиться недоступным для использования, до окончания установленного времени. Второй режим приложения тренировки тишины предназначен для ретрита вне города. Эта функция работает совместно с гарнитурой. Телефон в это время полностью недоступен, настроенное приложение работает в автономном режиме запускаясь нажатием кнопки на гарнитуре. По поводу гарнитуры в инструкции было сказано, что она своевременно выдаётся мастером, вместе с препаратом, подавляющим мыслительную активность. Когда настанет это самое время медитации с гарнитурой, в инструкции сказано не было.

Бросив последний взгляд на тлеющий пепел в бочке Гриша отправился на чердак, захватив с собой коврик, оставшийся с похода. Здесь было просторно и почти пусто. Помещение имело четыре слуховых окна, два больших Люкарна, и два мансардных. На чердаке раньше жил его брат, теперь же комната пустовала, тут остался диван и два больших горшка с цветами. Стены были отделаны декоративными панелями с затейливым узором зеркальных цветов на белом фоне. Пару лет назад мать задумала устроить тут свой кабинет, но на этапе закупки мебели потеряла к своему замыслу интерес. Теперь тут решил похозяйничать Гриша, задёрнув шторы и жалюзи он уселся посреди комнаты, на коврик.

Ему предстояло мучительное испытание, о котором он и помыслить не мог. Порой просто ничего не делать уже трудно, не говоря уже о том, чтобы ещё и не думать. После всего пережитого за последнее время освободить голову от мыслей казалось просто нереальным. Подступиться к этой серьёзной теме не давали ещё звонки от друзей, от которых он вчера убежал. Гриша понимал, что поговорить с ними всё-таки нужно, но найти достойного объяснения не мог, поэтому решил не спешить с ответом. Ближе к ужину в гости пришёл Витя, мать желая выяснить в чём дело позвала ничего неподозревающего Гришу. Спустившись вниз, молодой человек оторопел, увидев друга в гостиной. Сдержав гнев, Григорий уговорил сам себя поступить по-мужски и позвал друга на задний двор для разговора.

Усаживаясь на лавку в беседке, молодой человек решил сразу сознаться:

– Я психанул.

– Это мы поняли, – сказал сосед, плюхнувшись рядом.

– Все ржали, небось? – спокойно спросил Гриша, ловя себя на мысли, что опять думает за других.

– Да нет. Ты нас напугал просто, а сегодня, когда мы узнали про пожар, так вообще фантазия разыгралась, – признался Витя, ковыряясь в зубах.

– Ты же понял, почему я психанул? – севшим голосом сказал Гриша.

– Понятия не имею. Ты бы себя видел тогда, мне показалось в тебя демон вселился. Так что фиг его знает, Макс говорит под накуром такое бывает. Ты вчера как к КПП подъехал сразу понятно стало, что с тобой что-то не то, а когда мы узнали, что ты домой в ссадинах приехал, мы вообще подах…

Гриша усмехнулся мысли о том, что все решили, будто он был под наркотой. Витя недоверчиво взглянул на друга и сказал:

– Тебя что, до сих пор прёт?

Гриша в голос расхохотался.

– Чувак, завязывай! – недовольно буркнул Витёк.

Успокоившись Гриша вздохнул, и задумчиво почёсывая подбородок уставился на бочку.

– Чё у тебя случилось-то, ты можешь сказать? – не выдержал Витя.

– Узнал я кое-что, вот и расстроился, – ответил Гриша.

– Да ладно, что можно такое узнать, чтобы в бешенство впасть?

Гриша задумался, о том, как бы не сболтнуть лишнего, помедлив он ответил:

– То, что я дурак.

– Это не новость, – отмахнулся сосед.

– Просто накопилось, понимаешь!? Долго копилось и наконец прорвало. Я, честно говоря, сам офигел, – устало признался Гриша.

– Ты бы это, к психиатру что ли сходил, а то в следующий раз, знаешь, вместо велика рядом нож может оказаться.

– Уже сходил.

– Ну и? – прогнусавил Витя.

– Полегчало… Кстати, знаешь, я скоро уезжаю, – признался Гриша.

– Далеко?

– Да. И не знаю, когда вернусь.

– Тебя что, посадят? – хмыкнул Витёк.

– Нет, я учиться уезжаю, на археолога, в Новосиб, у нас я по балам не прошёл.

– Ты из-за этого психанул что ли?

– Говорю же накопилось, по мелочам всякого. Ладно Вить, ты извини я тут готовлюсь, давай как-нибудь в другой раз поболтаем, – сказал Гриша, уставший от расспросов.

– Ага, когда ты уедешь да? – хмыкнул сосед.

Гриша вздохнул и ответил:

– Не последний же раз видимся, я тебя чуть ли не каждый день вижу последние семь лет.

– Может словимся перед отъездом? Выпьем пивка? – просипел Витя

– Вить, ты по поводу питья к Максу обращайся, я за компанию только пробку могу понюхать, – усмехнулся Гриша.

– Хорошо, когда ты там уезжать собрался?

– В среду.

– Значит во вторник словимся, надо же как то поступление отметить, только это, телефон-то включай! – подытожил Витя.

Гриша опять тяжело вздохнул и сказал:

– Посмотрим, в каком я состоянии буду, не хотелось бы повторить вчерашний подвиг.

Витёк почесал затылок, и сказал:

– Да, напугал ты нас нехило тогда. Ладно, звони как полегчает.

Гриша проводил друга, вернулся на чердак, лёг на диван и призадумался. После вчерашнего марафона, его имидж явно пострадал, особенно в глазах девушек. Конечно, теперь его это заботило меньше всего, Гриша понимал, что пути их маленькой банды всё равно разойдутся вскоре. Сфера его интересов теперь лежала в новой области, разделить которую его старые друзья не могли. Лучший друг теперь был увлечён девушкой, Витю и Макса он перевоспитывать не собирался. И только искренность с которой друзья поддерживали его всегда, не давала Грише покоя, именно поэтому молодой человек чувствовал себя неуютно, так, словно бы он предал их, использовал как временных попутчиков. Расставание неприятная штука, однако неизбежная.

Мать поднялась на чердак и, опершись на перила лестниц, спросила:

– Ну что, помирились?

Гриша хотел было нагрубить, но передумал и ответил:

– Да мы и не ссорились.

– А чего ты тогда такой хмурый?

– Наши дороги расходятся, мам, – многозначительно ответил сын.

Мать улыбнулась и сказала:

– Да, друзей терять так же тяжело, как девушку или родителей. Все мы когда-нибудь расстанемся, я вот маму с папой уже похоронила. Поблагодари друзей, что сопроводили тебя и двигайся дальше.

Грише слова матери показались более чем актуальными, и он сказал:

– Да, ты права! Спасибо, мам.

– Не за что. Ужинать пошли!

– Нет мам, я тут «штурмую небеса».

– Кого штурмуешь? – усмехнулась Вера Михайловна.

– Медитирую я, – нехотя признался сын.

Скептически хмыкнув, мать сказала:

– То-то я смотрю, ты коврик сюда притащил, я уж думала зарядку начал делать. Только одно непонятно, почему именно тут?

Гриша, смущённый допросами, недовольно ответил:

– Тебе что жалко, что ли? Нашёл уголок подальше, чтобы не слышать твой телевизор.

– Да ладно йог, занимайся, – усмехнулась мать и ушла.

Йог не сразу приступил к практике, он долго пялился на коврик для медитации, в голову приходили сожжённые картины, лицо Ани и пылающий ад на перевале в Лазовском заповеднике. Наконец, собравшись с силами, Гриша приступил к штурму. Сегодняшний остаток дня, он решил тренироваться без рабочего телефона. Всё равно смартфон бы гудел как оголтелый, напоминая о том, что хозяин отвлёкся, и никак не может остановиться. Сидеть в правильной позе для медитации он перестал ещё до ужина, ноги не гнулись, колени болели и единственным выходом было сесть по-турецки. Но даже так сидеть с прямой спиной оказалось дико утомительно, поэтому парень перебрался к стенке и облокотился на неё. Спустя четыре часа, перемежающиеся длинными передышками и брожением по комнате, Гриша отправился спать на одеревеневших ногах. Практика не дала ему особых результатов, вспоминая те ощущения, которые он испытывал в путешествии казалось, что сейчас он невообразимо отупел. Конечно, удобно кататься на чужом аттракционе, а вот как дело дошло до самостоятельной практики, тут кроме разочарования ничего не выходило. Даже тонкое зрение активировать не получалось. Гриша сначала хотел расстроиться, но потом передумал, никто и не говорил ведь, что будет легко. Да и зрение сейчас особо ни к чему. Конечно, раньше новость о том, что он не видит тонкий мир его бы порадовала, но теперь, всё было иначе. Почувствовав силу на вкус, понимаешь, что всё в сравнении с ней кажется блёклым. «Наверное, именно для этого проводят ритуал обновления клятвы», думал молодой человек, лёжа в кровати и вспоминая ту невообразимую мощь, с которой он соприкоснулся. Эти воспоминания теперь для него казались путеводной звездой, тем ориентиром, к которому хотелось вернуться. С этими мыслями Гриша провалился в сон.

***

Страшные образы пришли к нему в ночных грёзах, около невообразимо огромного медового кокона энергии, шёл жуткий бой демонов и магов. Схлестнулись могучие армии в смертельном бою, гремели взрывы, сверкали вспышки, взметались к небу огненные всполохи, лилась кровь. Видения были слишком яркими и знакомыми и, только было Гриша стал припоминать сюжет происходящего, как обстановка сменилась. Он шёл в гору, среди осеннего леса, огромные пожелтевшие листья срываясь падали ему под ноги, меж крон в редеющей листве пробивался яркий янтарный свет, восходящего над горой солнца. Вершина уже была близка, тропинка, шедшая по склону, сверкала росой, осевшей на паутинках гирляндами развешанных на ковре высокогорных трав. Лес отступил, тропинка вывела его к площадке, залитой густым, ванильным солнечным светом. Здесь, на радужном троне из висмута, сидела одинокая фигура, обласканная рассветными лучами. Слегка подрагивая в линзе водяных испарений, образ незнакомца манил и завораживал. Облачённый в царственную мантию, богато изукрашенную и поблескивающую металлическим отливом, пожилой мужчина добродушно взирал на Григория. Этот человек был знаком юноше, но признать его было практически невозможно. Могущество, воля и уверенность пронизывали знакомые, родные черты отцовского лица. Осознание нового обличия отца надломило в разуме юноши привычное восприятие своего родителя. Но больше всего страшило и шокировало то, что теперь как никогда раньше угадывалось внешнее сходство отца и сына. Словно цепная молния в сознании юноши ворвалась паника, сердце бешено стучало в груди, Григорий проснулся и рывком сел в кровати. Электронные часы на столе, сообщили что идёт четвёртый час утра. Действуя, как обычно, в этой ситуации, Гриша быстро пошёл к шкафу, почти ничего не соображая, оделся и на цыпочках юркнул по лестнице вниз к гаражной двери. Отперев внутреннею дверь в воротах и выкатив велосипед на улицу, он замер. Всё это он совершил на автомате, даже не задумываясь о том, что делает.

«Что всё это значит?», прошептал, нервно озираясь, молодой человек. Странное радостное чувство распирало его изнутри.

На улице было прохладно дул лёгкий ветер, разгоняя туман, на востоке занималась заря. Сизое небо только что вырвалось из ночного мрака. Было так тихо, что можно расслышать скрип качели, с которой играл ветер на детской площадке в конце аллеи. Нащупав ключи в кармане, Гриша закрыл гараж и, оседлав велосипед, выехал на дорогу. План родился сам собой, он приедет на сопку Торопова, проберётся по брустверу к площадке, на которой некогда располагалась артиллерийская установка и попробует там медитировать.

Сегодня он чувствовал энергию, одна только мысль о тонком зрении оказалась способной активировать его. Спину, руки, ноги и голову сковала волна мурашек, да таких сильных, будто кто-то тянул его за каждый волосок на коже, нервные окончания змеились под потоками энергии. Довольная улыбка озарила лик юноши. Вдыхая утреннюю свежесть, Гриша стремглав нёсся по тихим улочкам коттеджного посёлка. Вдохновение вернуло ему способность видеть трогательный флирт света и тени, нежными мазками проступающий на стенах домов, изгородях и зелени листвы. Ветер шалил в ветвях деревьев, дружески приветствуя его мириадами зелёных рук. Над головой перья облаков взметнулись рыжей гривой, убегающей на запад ночи. Пробуждённый мир, благословлял его свидание с тишиной.

На эту встречу он пришёл не имея ничего, кроме собственного намерения. Коврик, беруши, телефон и тёплая куртка остались дома. Пробравшись по кромке бруствера, словно заправский любовник по балкону, он попал на артиллерийскую площадку. Теперь нужно было успокоить сердцебиение, мешающее интимной встрече. Позволив себе прийти в равновесие, Григорий замер, любуясь гармонией просыпающегося города на фоне Амурского залива.

Почувствовав тихие шаги неосязаемой избранницы, парень закрыл глаза. Нежное прикосновение безмятежной откликнулось в груди юноши ярким каскадом разрядов. Так близки и так далеки были они сейчас друг от друга. И лишь лёгкие волнительные касания соединяли их. Загадочная незнакомка пробуждала в юноше страстное желание, маня его в лоно священной любви. Григорий и помыслить не мог какой жар проснется в нём от этой близости. Бескорыстная искренность юного Ромео вознаградилась отзывчивостью, закружив партнёров в откровенном экстатическом вальсе безмолвия. Струны бытия аккомпанировали им, уводя в сокровенные чертоги. Бриз бесконечности овеял сознание юноши, сердце и дыхание замерли, последний проблеск мысли таял вдали и аккорды триумфальной сонаты тишины стали ему новым маяком. Глоток счастья, мгновение вечности, оборвалось как первый поцелуй. Свидание заканчивалось, заботливая невеста позволила лишь пригубить нектар чудесного источника. Звенящий миг слияния прервался, не дав юноше захлебнуться. Сладкое послевкусие торжества разума растекалось по телу и за его пределы. Роса бытия сливалась в ручейки джетами струясь в безбрежное пространство. Рассудок восторга декламировал:

Ветер гонит крупинки пыли,

Капает капля, мгновенье спустя,

Время осколки летят ледяные,

Вихри пустыни частицы меня.

Шорохом трав, гулом в отрогах,

Брызгами волн, криками птиц,

Кадр за кадром и выдох за вдохом,

Образы мира, вне всяких границ.

Связанны вместе, но вроде отдельны,

Так одиноки, в своей пустоте.

Нота начала, градация слова,

Яркое пламя горит в темноте.

Пляска иллюзий, ритмы дыханья.

Мир созидатель, ноль единиц,

Точка отсчёта, гладь мирозданья

Так, в бесконечности тянется миг.

Эмоциональная надстройка разума, очнувшаяся от ошеломляющего ступора, разразилась ливнем, слезы побежали из глаз молодого человека. Трудно вообразить его благоговейную тоску, как и утешить несчастного. Никто не готовит нас к такой встрече, и быть готовым к ней нельзя. Спонтанное намерение вознаградилось милостью, которую не способен превзойти ни один ритуал. Цветы, свечи, одежды, иконы и красивые слова не нужны там, где ведёт вдохновение. Романтика – это игра, попытка имитировать, подстроить истинное вдохновение.

Сгорая от стыда, Гриша давился слезами, пытаясь унять необъяснимую блажь. Не хватало ему чтобы кто-нибудь, поднявшись на сопку для прогулки, услышал стенания великовозрастного дитяти.

«Подумать только, до чего может разыграться фантазия или интуиция. Это уж как посмотреть. Как об этом рассказать Мичилу-то, чтобы не показаться извращенцем?», думал про себя молодой человек. Действительно, все медитации до этого, хоть и были яркими, но в то же время оставались статичными и механическими. Не было в них взаимности со стороны прекрасного далёко.

«Чёткие пацаны, чётко медитируют», подумал Гриша и заржал как блаженный. Качели пошли в другую сторону, умению удерживать полученную энергию Гришу ещё никто не учил, и теперь она словно бы щекотала его изнутри.

Молодой человек так бы всё и выплеснул вместе со смехом, но идея запечатлеть пережитое на бумаге посетила его раньше. Окинув напоследок осоловелым взглядом южный склон сопки, Гриша встал, содрогаясь всем телом, словно после бурной попойки. Он поднял велосипед, и выдвинулся в обратный путь.

Домой он нёсся так же стремительно, как и на сопку, чтобы перенести как можно скорее ощущения на бумагу. Там он без перерывов на завтрак и обед засел за написание картины. Образ стоял перед глазами. Струны бытия, прикосновение девы тишины и вальс видений сложным узором сформировались в его воображении. Ближе к ужину, когда вернулось чувство голода и картина была уже почти готова, Гриша краем глаза заметил мигающий индикатор непрочитанного сообщения на рабочем телефоне.

Оказалось, это приложение Яджур-Видья обнаружило прогресс ментального развития и сообщила об открытии вехи «Прикосновение пустоты». Заинтригованный новостью молодой человек развернул сообщение. В связи с прогрессом, приложение претерпело ряд изменений. Добавилась функция «Карты тонкого тела и места концентрации», где графически отображались каналы, потоки энергии, последовательность действий и ощущений при концентрации на них. Так же появился раздел «ментальная сеть – обратная связь». Там пока что было всего несколько глав с упражнениями на удержание контакта. В сообщении об открытой вехе «Прикосновение тишины» было краткое объяснение её смысла. Выяснилось, что во время обновления клятвы, в его сознание поместили ключ, который активировался во время вчерашней тренировки тишины. Сегодня же утром он распечатал посылку, в которой находился своеобразный аванс, предназначенный для подтверждения правильности действий ученика и укрепления его сил.

Такие подсказки и послания жизни раскрываются только после того, как человек создаст условия, при которых они могут быть усвоены. В тишине приходят и усваивается те знания, которые переварить иначе мы не в силах.

День выдался, как показалось Грише, лучшим и наиболее удачным из всего того, что ему доводилось пережить. И хоть вечерняя медитация была, в сравнении с утренней, жалким призраком или далёким эхом, донёсшимся до его ушей, юношу это нисколько не расстроило. Уже засыпая, он подумал, что было бы здорово нормально попрощаться с друзьями.

Утром следующего дня, Гриша сам позвонил Вите, предложил устроить прощальную встречу где-нибудь на пляже. Витя поддержал его, сказав, что умные мысли порой посещают не одну голову.

Сегодня друзья решили собраться только мужской компанией, развести костёр, взять выпивки, закуски и спокойно поболтать «о своём, о тракторах…». С выбором пляжа друзья решили особо не заморачиваться. Избрав самый короткий маршрут, по улице Чапаева они добрались до железной дороги, идущей вдоль берега Амурского залива. Здесь парни перебрались через рельсы и спустились по небольшому склону вниз к морю, которое встретило их мерным шумом набегающих волн.

Компания расположилась на бревне, рядом с которым уже кто-то раньше жёг костёр и даже сдобрил песок окурками и горой пустых бутылок. Не самое приятное место, но зато уединённое, в отличие от пляжа по соседству. Тут они часто бывали, особенно зимой, когда можно гулять по замёрзшему Амурскому заливу словно по бескрайнему полю, и посетить островок Скребцова, лежащий в двух километрах от суши. Сейчас остров виднелся на северо-западе, на фоне низководного моста. С юго-востока над ними нависала железная дорога и небольшой взгорок за ней. Вдалеке за амурским заливом угадывались очертания противоположного берега, проступающие словно мираж над водной гладью. Из-за насыпи на северо-востоке выглядывал трубами завод, а за ним в леске на пригорке скрывались целых три института. Железная дорога оттесняла частный сектор, который упорно наступал на береговую линию, иногда перемежаясь с высотками. Флагманом этого наступления был музей и институт Биологии моря, гордо возвышаясь на берегу Амурского залива, словно маяк.

От расспросов по поводу случившегося парни решили воздержаться, так, словно ничего необычного и не произошло. За что Гриша был премного благодарен. Кирилл рассказал о приколах, на выпускном вечере, которые Гриша пропустил. Макс сообщил что поступил в морское, на судового механика. Витя, как и Кирилл, поступил в ДВФУ на коммерческой основе. Гриша признался друзьям, что отец отказался оплачивать его обучение в ДВФУ, так как считает, что он не заслужил там учиться, мол раз он так хотел туда попасть, то раньше нужно было думать. Что самое странное и несправедливое с точки зрения Григория, так это то, что отец был готов отдать любую сумму, чтобы сын учился в морском. Возможно, это была своеобразная месть, так как отец давно договорился с директором МГУ Невского. Пётр Викторович очень расстроился и долго не разговаривал с сыном, когда узнал, что его отец намерен помочь внуку с поступлением. Но Гриша всё равно был ему благодарен, так как отец, несмотря на свои пожелания, смог принять выбор сына и не стал раздувать из случившегося целую драму. В довершении картины Григорий озвучил друзьям официальную версию того, куда он уезжает учится, которую рассказал до этого Вите. В отличие от отца, друзья давно знали о выборе профессии Гриши и факт того, что ради мечты он готов ехать учиться даже в другой город приняли по-дружески солидарно.

В их компании не было принято что-то навязывать друг другу, если кто-то курил никто не лез читать ему мораль, а те, кто выпивал не стремились заявить: «Ты меня уважаешь, значит пей». Именно поэтому им было легко понимать друг друга. И именно это Гриша чувствовал сегодня, хоть их дороги начинают расходиться, но того резкого противопоставления, которое иногда просыпалось в нём, сегодня на удивление не было. Так, словно бы кто-то сдул всё его напускное восприятие своей уникальности.

Витя и Макс потягивали пиво, Гриша и Кирилл пасовали друг другу мяч, который они захватили с собой.

Григорий в отличие от Кирилла имел свои причины не употреблять спиртного. Он не был прирождённым трезвенником как его друг и увещевания деда о вреде алкоголя не были для него очевидными, в данном случае это была вынужденная мера. Как-то под Новый год, когда Грише стукнуло шестнадцать, родители решили, что сын уже взрослый и угостили его фужером красного вина, парень не устоял перед идеей почувствовать себя старше. Вино не водка, кислое немножко вяжущее, но фруктовый привкус приятно сглаживает принятие дурманящих градусов, идеальное начало для знакомства с миром алкоголя.

Наивный гурман, околдованный хмельным напитком, уже было подумал, что многое потерял, отказываясь ранее от радушных предложений друзей, но как говориться, не тут-то было. Новогоднюю ночь юноша встретил чередой панических атак, побороть которые он был бессилен. Грудь сдавило, в ушах пищало, по телу разливалась слабость и страх. Мать тогда места себе не находила, всё порывалась скорую вызвать. Дед присутствовавший на празднике, нисколько не сочувствовал внуку сказав: «Так ему и надо». Пётр Викторович, тогда как-то очень подозрительно посматривал на отца и молчал. Возможно, дед и приложил руку к этому новогоднему сюрпризу, но мук совести от этого он не испытывал. Гриша же решил, что он не многое потеряет, воздерживаясь от исследования «дивного огненного зелья».

Макс и Витя до сих пор ещё ни разу не напивались до свинячьего визга, но уже приближались к состоянию лёгкой неуправляемости. Витя, разгорячённый спиртным, присоединился к друзьям, гоняющим мяч. Немного переусердствовав, он запнул его прямо в море. Невозмутимо словно бы так и запланировал, он отправился в воду прямо в одежде, чем немало позабавил друзей. Макс вдохновлённый примером Витька последовал за ним в воду, и громогласно вопя, предложил играть в квадраты частично в море. Друзья развернули нешуточную баталию, по ходу выдумывая новые правила игры. В итоге все по очереди побывали в Амурском заливе, вымокнув насквозь и наоравшись за весь стадион отсутствующих болельщиков, они устроились на бревне обсыхать.