Текст книги "Опытный кролик"

Автор книги: Дмитрий Полковников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 40 страниц)

– Зачем! – только и успел произнести пограничник.

– Ах, вот какая незадача… но к чему нам боевик? Мне он без надобности, а тебе скоро с костела настоящих немцев притащат, с рацией!

Ненашев за шкирку втащил труп первого диверсанта в квартиру, действуя левой рукой, и бросил тело у ног Азаренко. Его губы задергались от боли, начало ныть запястье. Да, переборщил, вложив массу тела в один удар. Но это еще не конец представления! Начнем день с доброго дела!

Комдив приветливо качнул головой, узнавая «своего» немца и тут что-то внезапно жестко хлестнуло по его по лицу, опрокидывая на кровать, и на несколько секунд лишая зрения. Женщина в кровати истошно закричала.

– Хальт! – остановил Ненашев бросившихся на помощь генерал-майору Елизарова и «боевика», добавив пару фраз на немецком языке.

Михаил зло сверкнул глазами, но, чуть помедлив, кивнул в ответ.

Медсестра начала причитать и хлопотать над генералом, Елизаров деликатно отвернулся, а неизвестный в комбинезоне, не обращая ни на кого внимания, ощупал труп и мрачно пробурчал «вот зараза, где учат так шеи ломать».

Уходить из квартиры Максиму пришлось через балконную дверь. На лестничную площадку уже выглядывали соседи, но благоразумно держались не дальше порогов. Он прыгнул в темноту, слыша, как в квартире принялся пронзительно звенеть телефон.

*****

В военном городке Красные казармы Ненашеву пришлось минут десять ждать, пока майора Угрюмова не нашел его начальник штаба Ляпин.

– Здорово… черт меня побери, майор!

– И тебе не болеть.

– Ну, что, могу поздравить? Удивил ты Пазырева, удивил.

– Знаешь, лучше бы ты меня вообще не видел. В старину гонцу за плохую весть отрубали голову, а за хорошую пришивали еще одну, на всякий случай.

– Даже так? – усмехнулся майор.

Ненашев скорбно вздохнул и протянул комбату пакет.

Угрюмов пробежал текст глазами и грохнул кулаком по столу.

– Да задолбали проверками, завтра первый нормальный выходной, и на тебе! Если честно, мне все начинает надоедать. Хоть проси о переводе!

– Не ты один, – Максим продемонстрировал майору идентичный конверт, – Но это не главное. Местные новости слышал?

– Да слухи это все, – как-то очень неуверенно возразил Ляпин.

Несколько бойцов, кто вернулся из увольнения, сообщили: жители говорят, что «герман» утром перейдет границу.

Максим зло прищурился:

– Уважаемый, а не найдется ли у вас ведра с песком?

– Это еще зачем? – озадачился начштаба.

– В московском зоопарке висит объявление, «страусов не пугать, пол бетонный».

Угрюмов фыркнул, а Ляпин обиженно задышал носом и заткнулся. Возражать любимчику генерала – себе дороже.

– Значит так, Угрюмов, – Ненашев выставил на стол вещмешок и положил рядом ракетницу, – у меня давно весь боезапас в дотах. Надеюсь, и у тебя. Может и слухи, но шестнадцатую статью Полевого устава лично я помню наизусть.

Комбат-сосед кивнул: «Внезапность будет применять и противник. Части РККА никогда не должны быть застигнуты врасплох, и должны решительным ударом ответить на всякую внезапность со стороны врага».

– Что случилось?

– У пограничников сидит перебежчик и слезно просит расстреляться три раза, если врет. Немцы подвели мотомехчасти вплотную к границе. Я его слова подтверждаю, у них гудит и сняты проволочные заграждения.

Ненашев посмотрел на округлившиеся глаза Ляпина.

– Для тех, кто на бронепоезде, еще раз повторяю, наши «верные союзники» гудят не шнапсом, а моторами. Не танки, расставляют артиллерию на прямую наводку. Не знаю, чем закончится весь кипеж, но вот вам, мужики, на всякий случай, такая связь. Пока деретесь, стреляйте каждые пятнадцать минут тройкой красных в воздух. И я так сделаю. И еще… дайте, я вас хоть обниму, ребята. Если не встретимся, лихом не поминайте.

Максим подыскивал другие слова, но так и не нашел. Его ребята, натасканные на сдерживающий бой, имели шанс.

Угрюмов зло посмотрел на Ляпина. Нет, Ненашев шутник, но не настолько же. Заерзал и начальник штаба.

– Значит, так, – майор поднялся, – найди политрука и скажи, что командование ночью обязательно объявит тревогу. Бойцов гони спать в доты и это… пусть внештатные «максимы» и боезапас захватят.

Уходя из Мозырьского УРа батальон забрал с собой два десятка станковых пулеметов и, особо не светясь, хранил их в оружейке.

– А не паникер ли Ненашев?

Майор ухватил Ляпина за рукав, помня, что шепнул на ухо обнявший его Ненашев: «не дуркуй, немедленно вывози семьи, но машиной. С вокзала не уедете».

– Ненашев не паникует. А если что, приказ у нас есть! Но знаешь, я иногда думаю, человек ли он вообще! Нельзя все так предвидеть! Да, я сейчас к семье побегу, а ты дуй к своим. Да куда ты один, бойцов с собой захвати. И оружие не забудь! Что сказать жене, надеюсь, понял?

*****

– Как вы могли такое допустить? – Теплицын, в недавнем прошлом сам капитан госбезопасности, рвал и метал, – Нападение на обком партии! Да вы хоть понимаете, что за это грозит?

Грозило и ему. Происшествие не только чрезвычайное, но и неслыханное.

В ночном Бресте пахло настоящим вооруженным антисоветским восстанием [552]552
  [551] =см. С.Л.Ушеров «Военкомат держит оборону» сборник «Буг в огне» Минск: «Беларусь», 1965.


[Закрыть].

Придется отвечать, но скверну надо давить самому и сразу. У комиссии ЦК меньше будет неприятных вопросов. Бездействовать он не станет. Но ответственность следовало немедленно с кем-то разделить, а еще лучше, как можно скорее найти виновных [553]553
  [552]= см. записку секретаря Брестского обкома КП (б) Белоруссии М.Н. Тупицына «О положении на фронте Брест-Кобринского направления». В сети есть скан оригинала


[Закрыть].

Казалось, антисоветское подполье полностью ликвидировано, меры профилактики принесли свои плоды. По представленной ему НКГБ статистике, враги Советской власти в Брестской области ни одной террористической акции за прошлый месяц не провели. ЧП лишь рядом, в Белостоке, где убили оперуполномоченного, и еще в Барановичах. Там учительницу русского языка облили керосином и зажгли [554]554
  [553] = « Из обзора 6-го отдела 3-го Управления НКГБ СССР по антисоветским проявлениям и важнейшим происшествиям, имевшим место в СССР в мае 1941 г.» см. «Органы государственной безопасности СССР в годы Великой отечественной войны»


[Закрыть].

«Хорошо, что не у меня. И та баба-дура, понесло ее в два часа ночи белье вешать в огороде», – думал тогда Теплицын. Как он наивен! Новый орган явно втирал всем очки. Плохо, очень плохо чистили они от «бывших» город. Вот первый виновный!

Едва утих пожар, Теплицын вызвал к себе начальника НКГБ, НКВД, исполняющего обязанности командира погранотряда Елизарова, и начальника гарнизона Азаренко Едва утих пожар, Теплицын вызвал к себе начальника НКГБ, НКВД, исполняющего обязанности командира погранотряда Елизарова, и начальника гарнизона Азаренко [555]555
  [554]= автор сомневается, когда начальником Брестского гарнизона называют командира 28 стрелкового корпуса генерал-майора Попова В.С. В Минске, столице Белоруссии, начальником гарнизона был генерал-майор И.Н. Руссиянов, командир 100-й СД.


[Закрыть].

Вот он выглядел не очень. Синяк на лице, разбитые губа и нос, из которого торчит кусочек ваты. Видно, долго не могли остановить кровь.

Это сразу вызвало сочувствие Теплицына. Он сам сидел за столом, хоть с чистым, недавно умытым лицом, но в измазанном сажей и копотью френче, со свежими царапинами и ссадинами на руках. Сам спасал документы, вынося в безопасное место. Это шкафы несгораемые, замок там сработает, но внутри обнаружится один пепел. Теперь коробки с партийными карточками стояли в коридоре, под охраной поста милиции.

– Что с вами, товарищ Азаренко?

Глаза генерал-майора зло и яростно блеснули.

– Нападение немецких диверсантов, – аккуратно пояснил Елизаров, – мы с милицией едва успели комдива отбить.

Командир сорок второй дивизии поморщился, как зубной боли: «Милиция-то причем?»

«Монтеры», одетые в гражданку, скоро начнут стричь повода Наркомата связи, а попробуй кто-то из военных или пограничников вмешаться, далеко и надолго пошлют. Аргумент убийственный: «мол, не ваше дело – на кого мы работаем, и какое наше задание».

– Вы уверены, что именно немцы? – поинтересовалось госбезопасность.

– Да, из тех, кто остался в городе.

– Ты, случайно, фантастику не пишешь? Выбирай выражения!

– Вы тоже выбирайте. Документы за сегодняшний день, – Михаил в две кучки выложил на стол жетоны и изъятые за неделю удостоверения. Последняя кучка выглядела солидно и весело: краснело несколько новеньких обложек с тисненым черным гербом и надписью сбоку: «НКГБ СССР. 1941» [556]556
  [555] =есть фото оригинала


[Закрыть].

Абвер знал о реорганизации и на развороте лихо лепил «ксивы». Бардак – неизбежный спутник реорганизации, чем немцы и воспользовались.

– Даже так? Почему меня никто не поставил в известность! – Теплицын был готов не просто взорваться, а в клочки растерзать бывших коллег. Еще несколько месяцев назад он руководил управлением НКВД в Полесье, после реорганизации конторы ушел на партийную работу, но хорошо знал «кухню» изнутри, пусть и успокаивая себя сводками.

До последнего станут отнекиваться, «не наше дело», и точка. Нет, нашли место, а главное – время для усобицы. Сейчас начнут собачиться, выяснять отношения, когда…

– Да, у нас были сигналы о совместном вооруженном выступлении польских и украинским националистов, – нехотя признал чекист, – но мы ожидали его не раньше июля… [557]557
  [556] =см. Докладную записку Народного комиссара госбезопасности БССР Л.Цанава секретарю ЦК КП(б)Б П.К.Пономаренко от 29 апреля 1941 г.


[Закрыть]

За стеной грохнуло так, что жалобно зазвенели стекла. Со стороны спиртозавода по ушам больно резанула сирена. Коварный враг не успокоился, а продолжал наносить удар за ударом, как казалось, уничтожив главный городской объект.

– Мне некого туда послать, – обреченно вздохнул милиционер, – все свободные люди здесь, или в парке стоят в оцеплении. И снять неоткуда, на окраинах стреляют.

Происходящее в городе агентура абвера и гестапо приняла за сигнал к началу действий.

И что это означало? Дружно ринуться пятыми колоннами на штурм большевиков? Безусловно, кровь лилась, но условия для настоящей «цветной революции» еще созрели.

Дестабилизация ситуации, вернее пакости, входили в план. Пальнуть в одинокого большевика-командира, бегущего в часть. Дать лживый приказ не получившим команды бойцам. Для пущей неразберихи обрезать связь.

Но, главное, в момент хаоса прикрыть работу групп корректировщиков артиллерии и авиации вермахта. Варшава, с ее боями в местах плотной застройки, немцев чему-то зло и обидно научила.

Командир полка железнодорожной охраны НКВД тоже развел рукам. В городе одна рота, она поднята по тревоге, но с объектов категорически никого снимать не будет.

Михаил его по-дружески предупредил: о промашке с мостом через Буг не только он знает. Случись что, оплошность не простят. Тот понял, еще одну мысль оценил, и теперь к заложенным зарядам шел второй, дублирующий и тщательно замаскированный кабель.

Число плохих новостей в «оперативном центре» возросло.

На вокзале враг нанес главный удар. Диверсанты частично истребили, частично разогнали охрану спецэшелона. Подлежащие депортации граждане разбежались по городу.

Конвой по безоружным людям стрелять не стал [558]558
  [557]= «В связи с начавшейся войной и быстрым продвижением немецких войск 5 эшелонов не успели выехать в глубь СССР: из трех эшелонов спецпереселенцы были распущены конвоем после немецких бомбардировок и разрушения путей, судьба двух эшелонов осталась неизвестной» НКВД-МВД СССР в борьбе с бандитизмом и вооруженным националистическим подпольем на Западной Украине, в Западной Белоруссии и Прибалтике (1939–1956). – Москва. Объединенная редакция МВД России, 2008.


[Закрыть].

«Рохли», – мелькнула мысль у секретаря обкома.

Хотя нет, охрана поступила верно. Рядом с границей инцидент нежелателен. Может, именно на него и рассчитывали враги?

Теплицын раздраженно забарабанил пальцами по столу. Голова идет кругом. Они, как слепые кутята, не знают, где будет нанесен следующий удар. Провокация может стоить ему карьеры.

– Разрешите, товарищ Теплицын, – Елизаров указал на телефон.

Удрученный мыслями, первый секретарь машинально кивнул.

– Дайте погранотряд. Заставам в ружье! Маневренную группу к железнодорожному мосту! – скомандовал Михаил и сразу притих, выслушивая сказанное в ответ, – Что? Даже так? Скажите, что дадим им объяснения в пять утра.

Положив трубку, он одернул гимнастерку и пояснил.

– Я принял меры. Массового перехода границы не будет. Но есть плохая новость. Немцы вызывают советского представителя на встречу, требуют объяснений. В сложившейся ситуации считаю необходимым немедленно ввести войска в город. Усилить охрану объектов и помочь пресечь беспорядки. Милиция одна не справится!

Лицо Азаренко на секунду смягчилось. Вот, к чему идет дело! Он немедленно простил «немца из интербригады». Но, если встретит, то вернет подлый удар обратно. Потом не грех и стопку вместе поднять.

– Правильно, товарищ Елизаров! – Теплицын немедленно поддержал решение, обретая в лице капитана-пограничника единомышленника.

Если депортируемые лица рванут через границу, международный скандал гарантирован. Последуют оргвыводы. Надо немедленно выставить еще один заслон от провокаторов, и навести в городе железный порядок!

Панову и гадать не нужно было. Как что не так, то любая власть на помощь обязательно зовет военных.

– Вы готовы действовать, товарищ Азаренко?

В руке коменданта города Бреста вместо одного сразу стало два карандаша. Вернуть в целое состояние деревянную палочку мог, наверное, лишь фокусник-факир.

– Готов. И соседи готовы. Но нужен приказ из штаба армии. Командарм лично запретил поднимать дивизию, – объяснил ситуацию генерал-майор.

Ему час назад рассказали о перебежчике.

А еще про то, как разведчик из пограничников тайно сплавал на западный берег. От реки смог уйти всего на полсотни метров. Дальше все кишит настороженными немецкими солдатами, старавшимися не шуметь, при подтаскивании к воде средств переправы.

Но, до сих пор у генерала еще жила тайная надежда: может, все обойдется? Но пульсировала болью ссадина на лице, не давая забыть о происшествии. Сволочь, фашист, а не немец!

– Он что, идиот? – секретарь обкома теперь не стеснялся в выражениях, найдя еще одного потенциально виновного. Он поднял трубку и приказал телефонистке на коммутаторе:

– Немедленно соедините меня по «ВЧ» с Кобриным. Да, со штабом четвертой армии.

Командарм оказался на месте, и Теплицын коротко обрисовал обстановку. Похоже, там его не сразу поняли, и первый секретарь взорвался. Хуже ядреной бомбы, словно «кузькина мать».

– Значит, вы, коммунист Коборков, отказываетесь помочь Советской власти навести порядок в городе! Да, я ставлю вопрос именно так! И так же я его поставлю ровно через десять минут перед ЦК Белоруссии и лично товарищем Пономаренко! А вот не надо мне кивать на командующего округом! В вашей власти поднять дивизию! Нет, никто меня не подстрекает!

Что? Это как раз вы и есть самый настоящий трус, перестраховщик и паникер! Если не хуже! Давайте, оправдывайтесь перед командующим, но вы ответите перед партией!

Первый секретарь, выдав все, что думал, зло задышал в телефон.

Минуту спустя на его губах повисла кривая, но довольная усмешка:

– Что? Что вы решили? Еще раз повторите! Генерал, быстрее берите трубку!

Азаренко, подойдя к аппарату, услышал, как Коборков тяжело вздохнул. Ох, как не любил командарм принимать решения. Все глядел на округ. И тут, припертый к стенке, закрутился, как жук на булавке.

– Комендант, наведите в городе порядок! Но если ты хоть чем-то спровоцируешь немцев, пеняй на себя. Под трибунал отдам! Я тебе это лично…

Генерал недоуменно покрутил в руке трубку. Нет, не раздались короткие гудки, одно шипение, как тишина.

Связь оборвалась. Не должно быть такого, охрана телефонных линий усилена. Сюда несколько раз сообщили о перестрелках с неизвестными «связистами». Но это был удар по кабелю, идущему от электростанции.

– Успели получить указание?

– Да, товарищ первый секретарь обкома. Разрешите выполнять?

– Разрешаю! Идите! – Теплицыну польстило, что комдив именно его воспринимает, как прямого начальника. Очень хорошо. Если что, отвечать будут вместе.

– Товарищ Елизаров, вы отвечаете за порядок в Бресте по линии НКВД-НКГБ. И пусть вас не смущает собственное звание. Никто лучше вас не владеет обстановкой, – польстив Михаилу, сделал следующий выбор первый секретарь.

– Смотрите! – начальник милиции подозвал их к окну. В тусклом свете уличных фонарей, мимо здания обкома, в сторону вокзала торопились тени людей. В руках чемоданы, узлы, за спиной угадываются мешки.

«Началась паника среди населения», мрачно констатировал первый секретарь. Как раз за такое еще больше по головке не погладят.

– Товарищ Теплицын! Товарищ Теплицын!

– Что! Что еще стряслось? – плохих новостей и так слишком… достаточно.

Нет, секретарь Брестского обкома комсомола не впал в прострацию, а лишь запыхался от бега, торопясь подняться наверх.

– Там люди. Много людей. Коммунисты, комсомольцы и… просто наши товарищи. Ходят вас видеть, – тут Федор запнулся, – и спрашивают, чем надо помочь!

Панов поторопил реальность на несколько часов.

Те, кто не растерялся, при первых выстрелах укрыли или отправили на вокзал семьи. Дальше поспешили в обком, в военкомат или на работу. Предписание, куда бежать при тревоге имел каждый ответственный коммунист или совслужащий.

Но те, кто пришел в здание на улицу Ленина через полтора часа после начала войны, нашел пустоту. Только ветер гулял по пустым кабинетам. Пустовало и НКВД, и филиал «большого дома».

Люди не успокоились. Решительности и умения хватало. Многие из демобилизованных красноармейцев оставались жить в Западной Белоруссии. Из тех, кто в запасе, набирали местные кадры НКВД [559]559
  [558] =см. О. В. Петровская « Деятельность Красной армии среди населения Западной Белоруссии в 1939–1941 годах»


[Закрыть]. Добыв винтовку, наскоро подпоясав ремнем гражданский пиджачок, они шли в цепь, и, наравне с пограничниками, милицией и немногими военными, отстреливались на улицах от наседающего врага.

****

На выходе из здания обкома Елизаров подозвал к себе милиционера.

– Милиция у нас рабоче-крестьянская. Так что, принимай пополнение. Первый отряд сразу на вокзал, – в управлении давно было, чем вооружить людей.

Несмотря на «стремительно» взлетающую вверх карьеру, в душе опять возникала горечь. Эх, почему никто из обкома не решился писать товарищу Сталину! Открыть ему глаза.

В сентябре тридцать девятого их встречали не только люди с хлебом-солью и цветами. А еще самостоятельно организовавшаяся рабочая красная гвардия, пусть не умелая, но готовая отважно защищать народную Советскую власть. Как мало из них людей, среди пришедших этой ночью в обком партии.

Город услышал рев моторов и лязганье гусениц по мощенным плиткой мостовым.

Не мешкая, Азаренко ввел в город готовый к движению разведбатальон и противотанковый дивизион на тягачах «Комсомолец», забирая под охрану ключевые точки и загоняя недобрую публику обратно в подворотни. Состав патрулей приказали довести до отделения, двенадцати человек.

Половина третьего ночи. По гарнизону объявлен «Сбор». Семьям командиров, проживающих на съемных квартирах, предлагалось немедленно явиться к штабам дивизий.

Командиры, найденные посыльными на квартирах, одевались. Энтузиазма немедленно бежать в часть никто не испытывал. Наоборот, чертыхались. Опять проклятая тревога! Как все задолбало в мае и начале июня! Начальство окончательно дуреет: то запрещает семьям уезжать, то объявляет эвакуацию!

«Давайте объявим России войну и не нападем! Они себя сами замучают строевыми смотрами и оргпериодами», орал в бородатом анекдоте американский генерал. То, что военные в гарнизоне Бреста за неделю до войны спали не раздеваясь, объяснялось не суровой бдительностью, а желанием хотя бы таким образом перекрыть ненавистный норматив.

Но, услышав стрельбу, люди заторопились, несмотря на законные полчаса (время, установленное особой инструкцией для прибытия в часть по тревоге).

Елизаров обошел вокзал, удрученно отметив, что пессимистичный прогноз Ненашева вновь сбывается. Яблоку негде упасть.

Первый утренний поезд, по расписанию «Брест-Москва», отправится в шесть утра, но народ и не думал расходиться. Перестрелка рядом испугала, но не смутила. Давно пуганные. Каждый надеялся уехать на восток тем же путем, что и прибыл в город.

Многие давно запаслись билетами.

Хочешь ехать в довоенном СССР из Бреста во Владивосток? Не проблема, главное – разрешение перечь старую границу и советский паспорт. Открытый проездной документ компостировали на нужную дату, справляясь, есть ли на поезд места. И по пути можно сойти, сразу отметившись в кассе.

Коренных жителей все же слушали. Как не услышать, если одни грозились рассчитаться за все после прихода немцев, другие искренне советовали не рисковать женами и детьми.

– Когда последние вагоны закрыли, навалились, гады. Мы минут десять, как сели в вагон, лишь четверо осталось в карауле у паровозной бригады. А они все в нашей форме и орут: «Сдавайтесь диверсанты!». Потом начали стрелять, да так, что головы не поднять и не открыть вагоны, – руки у лейтенанта дрожали.

Он нервно курил, высоко держа голову, обтянутую бинтом. В такую переделку попал первый раз, обычно депортации шли без эксцессов.

В подтверждении его слов, на земле тускло блестели гильзы от девятимиллиметровых патронов. Были бы у диверсантов винтовки или пулемет, вряд ли кто в вагоне охраны остался цел. Но где бандиты нашли автоматическое оружие, запросто задавив конвой огнем, не дав сделать ни одного прицельного выстрела? Принесли с собой? Вряд ли, их бы обязательно заметили.

Мысль, что воинское подразделение промаршировало в город, держа под мышками шайки и веники, якобы для бани, даже не пришла Михаилу в голову, но дальше картину он представил правильно.

Кто-то из милиционеров поставил перед ним полностью снаряженный «MG-34». Почему из него не стреляли и бросили? «Милицейский склад!», мысль о нем холодом обдала спину.

А ведь Ненашев его предупреждал «заходи, кто хочешь, бери, чего хочешь». Нельзя так безалаберно хранить оружие. Хорошо, взрывчатки там уже нет, утром отдали саперам, на всякий случай аккуратно заложить два фугаса у Тереспольских ворот. Винтовки, с подходящими к ним патронами, свезли обратно в отделения милиции и к морякам.

– А потом? – спросил Елизаров.

– Потом? – в ответ закашлялись и зло сплюнули, – Начали орать про свое, мол, «еще польска, не згинела», и «хватит тут видпочивать. Надо итить в лис, скоро будем бить германцев». А жиды, мол, пусть уматывают… отсюда, если не они, то немцы их за весь «большевизм» вырежут [560]560
  [559] = 20 января 1943 г. группа Армии Крайовой во главе с «Понурым» (поручик Ян Певник), напала на тюрьму гестапо в Пинске. Но освободили лишь своих.


[Закрыть]. Ну, а дальше сами знаете. Подоспела милиция и военные с вокзала, но пока они разбирались, кто где, гады успели уйти.

– Так и сказали: «жидам»?

Начальник следственной части НКГБ по Брестской области Левин сжал кулаки, вновь услышав ненавистное слово. Их тут не любили. Чертовы поляки, заразили население своим антисемитизмом.

В октябре тридцать девятого года на бюллетенях граждане так и писали: «Голосую за присоединение к СССР, но без евреев», «Кто это придумал, выдвинуть в депутаты еврея Левина, мы за него голосовать не будем». Оказалось, что даже рабочие-железнодорожники прониклись преступной пропагандой, и, чтобы политически не обострять ситуацию, он по совету взял самоотвод и остался работать в органах.

Это наглая вылазка врага вызывала еще большую ярость Левина.

Капитан госбезопасности несколько лет не видел родителей, а пять дней назад они таки приехали в Брест из Харькова, желая посмотреть, как устроился на новом месте их бедный мальчик.

Папа удивлялся квартире, занимавшей целый этаж [561]561
  [560]= верхний этаж здания в г. Брест, ул. Ленина, дом 56


[Закрыть], а мама радовалась, какой у сына тонкий врожденный вкус. Какой замечательный гарнитур из карельской березы он подобран для обстановки. Потрясенные, они не верили, что все это дала сыну Советская власть. Конечно она, их родная власть! Даже шикарный «Шевроле», подвозивший их от вокзала до дома. По постановлению обкома, принятому единогласно, машины конфисковали у частников.

Партийным и ответственным работникам не на чем ездить, а у классовых эксплуататоров автомобили стоят на приколе. Правда, одну машину бывший владелец сжег, как после выяснилось, не зная, что уничтожает общенародную собственность.

– Да, так и сказали. Мол, их поляки не тронут, но пусть на восток с красными мотают, иначе побьют их немцы всех.

– Ты хоть понимаешь, что говоришь, – Левин сразу осознал, чем грозит смена курса агитации у врага.

– Что слышал, то говорю. Нечего на меня орать, сам орать умею! – похоже начальник конвоя еще не отошел от контузии.

– Ничего, терпи, лейтенант, – ласково начал начальник следственной части, – Сейчас в госпиталь тебя отправим. Знаешь, какие хорошие врачи в крепости? Быстро на ноги поставят.

– Он никуда не поедет, будет сопровождать эшелон – сухо произнес Елизаров.

– Пустой?

– Вовсе нет, взгляните в следующий вагон.

Сухость тона оскорбила главного следователя, но луч фонарика, сквозь приоткрытую дверь теплушки, высветил сидевших там людей. Вполголоса переговаривались мужчины и женщины, всхлипывали сонные дети, которым не спалось после недавнего испуга. Поляки, они бы разорвали в клочья их всех.

– Почему не убежали? Что, гниды, врагам народа поверили?!

– Друг нашелся? И шо, теперь достанешь из брюк свой обрезанный короткоствол и начнешь пугать им старого еврея? Мы, кстати, в ссылку едем совершенно добровольно. Те, кто разбежался, нам еще позавидуют, – раздался ехидно-спокойный голос из вагона [562]562
  [561]=см. воспоминания Резника Льюиса на iremember.ru


[Закрыть].

– Ты дурочку-то не ломай! Встать! – Левин и направил свет мужчине лицо.

Человек сощурился, прикрывая глаза рукой и, сбавляя тон, миролюбиво проворчал:

– Давай, пан начальник, не томи, отправляй поезд. И сам шиксу бери и уезжай. Германец утром войну начнет. Азохн вей твою Сибирь.

– И сколько еще таких?

– На три вагона.

Глаза начальника следственной части теперь напоминали два советских серебряных полтинника двадцать пятого года, где указан вес не только в граммах, но и в золотниках. Контрреволюционный элемент, не возражающий против депортации! Что же ночью творится в этом городе?!

Да, этот пожилой ювелир был совсем не против отъезда.

Заказавший у него обручальные кольца русский не желал ничего слушать: все должно быть сделано за два дня, до момента, когда рабы нового фараона начнут строить ему пирамиды даже по субботам.

Потом рявкнул «Эр ист айн юде?», изобразив на лице такое омерзение, что сразу вспомнилось двадцать первого сентября тридцать девятого года. День перед передачей города Советам.

Господа-офицеры из люфтваффе, весело галдя, прогуливались по улице, заглядывая в каждый магазин, и сразу интересовались национальностью владельца.

– Юде?

– Я, я, юде!

Витрина битым стеклом сыплется на мостовую, а немцы, показывая на товар внутри, предлагали постепенно собравшейся рядом с ними толпе:

– Битте, камрад, битте шён.

Кто-то переминался с ноги на ногу, но, конечно, нашлись и те, кто лез внутрь, возвращаясь с товаром и счастливыми лицами. Немцы улыбались в ответ и фотографировали. Владельцев не трогали. Потом поток беглецов из западных районов Польши принес страшные новости.

Голос внутри него теперь постоянно твердил: «Беги! Выбирайся из Бреста в Россию. Возьми родителей, все оставь, спасай жизни». Арест и высылку, он воспринял, как указание свыше.

Ибо, пока свеча горит, всегда можно что-то исправить [563]563
  [562] =см. Дов Левин «Бегство евреев во внутренние районы СССР в 1941 году»


[Закрыть].

****

Тут рванула наполовину порожняя цистерна с бензином, не нанеся никому вреда, если не считать утраченный навсегда будильник Панова. Осколки со свистом пронеслись над головами Левина и Елизарова, инстинктивно заставляя присесть.

– Товарищ капитан, там эшелон с боеприпасами! – подбежавший к ним железнодорожник в ужасе закатил глаза. Если взрыв произойдет еще и там…

– Почему до сих пор состав не разгружен?

– Военные отказались принимать, говорят некуда! Утром еще прицепим вагоны и отправим обратно.

– Каким утром? Да ты понимаешь, что будет, если он рванет! Камня на камне не останется! Немедленно цепляйте паровоз и отправляйте – заорал на него Михаил.

– Куда отправлять? Нет ни наряда, ни графика…

– Тогда у станции будет новый начальник, – Елизаров начал расстегивать кобуру, глядя на упавшего на колени человека в черной форме, – Что, не надо? Мать твою, я же не шучу! Или русский язык забыл? Цепляйте паровоз и уматывайте в… Жабинку!

Елизаров, дождавшись, когда железнодорожник побежит выполнять приказание, пояснил следователю:

– Ну не к мосту же через Буг гнать! Оставить здесь нельзя. Если, по дури, потеряем вокзал, с нас спросят.

– Вы все правильно делаете, капитан, – как-то нервно произнес Левин.

Оба не знали, насколько решение стало верным. Выбитые немцами из города танкисты из дивизии Губанова и уцелевшая артиллерия Азаренко, в вечерних сумерках пополнила боекомплект, обнаружив стоящий эшелон на разъезде, недалеко от Жабинки.

Бригада, увидев немецкие самолеты, от греха подальше отцепила паровоз от опасного груза и рванула дальше на восток. А летчики люфтваффе не стали атаковать цель, не видя там активности. Что бы большевик не вез, это все равно станет трофеем германской армии.

Левина внезапно пробила дрожь. Тело покрылось мурашками, он внезапно осознал, насколько здесь опасно:

– Тут что, все заминировано?

– Хрен его знает. Саперы вызваны из крепости. Как рассветет, начнем осмотр. А так искать бесполезно. Будь бомба в десяти шагах, в темноте мы ее не заметим.

Мысли в голове Левина принялись путаться. Взгляд постоянно застревал на объятых огнем остатках цистерны. Где ждать следующий взрыв? Он машинально облизал сухие губы.

Умереть нельзя. Это нелепо, глупо и преступно для дела, которому он служит. У него же бесценный, колоссальный опыт борьбы с контрреволюцией! Незакончены сотни дел. Подумать только, если с ним что-то случится, как обрадуются враги! Какая страшная брешь, образуется в рядах борцов с ними!

– Знаешь, у меня в городе дел – выше крыши, – переходя на «ты», по-дружески, и как-то миролюбиво сказал Левин, – Я туда поеду. У нас там такое творится! Будь молодцом и разбирайся сам. Но по телефону докладывай каждый час.

Да, все верно! Его место не здесь, а в управлении. Зачем ему нужен этот вокзал? Смотреть на истеричных баб и вопящих детей? Пусть наводит порядок милиция.

«А если бомба диверсантов рванет внутри?» – раздражение усилилось. Теперь каждая минута, секунда, проведенная на этом месте, казались бессмысленной тратой времени.

Так, до вокзала надо дойти по путям, не приближаясь к вагонам. В здание не заходить, а, добираясь до машины, обойти по кругу…

К ним спешил, почти бежал, какой-то человек, и не один, а с возвращавшимся начальником станции.

– Ты-то что здесь делаешь? – удивился Левин, видя знакомого старшего лейтенанта из их Управления. Тот все больше занимался закордонной разведкой, первым опрашивая нарушителей границы. Неудивительно, что с капитаном Елизаровым он поздоровался за руку.

Рукусь что-то прошептал начальнику следственной части на ухо, и Левин окончательно растерялся. Почему его никто не предупредил? У него же сотни незаконченных дел, идет сбор доказательств.

Но, значит, слухи о провокации – правда? А если на самом деле – война? Надо еще успеть спасти семью, на какие зверства способны немцы, он представлял.

– Товарищ Елизаров, прошу немедленно отправить наш эшелон, – он повернулся к железнодорожнику и неожиданно для себя дал петуха, – А ты, если не сделаешь, меня еще узнаешь! Понял, козел?!

Вот так, и пусть чуть сорвался голос. Все же видели, как он руководил, и как помог. А теперь быстро и по делам шуруем отсюда.

После ухода начальства старший лейтенант госбезопасности бросился к вагону, но Михаил его остановил:

– Целы твои ящики, целы! Но мне еще надо разгрузить вокзал. Увезти людей.

– Ты же слышал приказ!

– На, смотри! Не хотел козырять, – показал ему бумагу Михаил «уполномочен обкомом партии» и так далее.

Шло бы в задницу вечно незнающее обстановки начальство из нового «ГБ», вместо дела надувавшее лицевые мышцы. Берии на них нет, привел бы вновь в чувство.