Текст книги "Опытный кролик"
Автор книги: Дмитрий Полковников
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 40 страниц)
Ненашев собрал пистолет и покрутил его в руке. Прицелился. Накладки из дерева и без капли лака. Совсем не скользит в руке, поверхность впитает пот.
Максим искоса посмотрел на девушку. Как там, отошла от праведного гнева? Все равно, выбора у нее нет. Если что, отправит на восток в товарном вагоне. Тогда уж, со справкой о прошлой работе на органы.
Набор документов в полевой сумке, гарантировал возможность Майе Чесновицкой остаться в живых, и не превратится в отработанный агентурный материал. А потом, должен же кто-то привезти его документы в Москву. Он давно выбрал девушку на роль курьера, женщинам гораздо проще находить общий язык друг с другом.
*****
Пани смотрела на Ненашева и думала, что погорячилась.
Хотя нет, пусть позлится. Мужчина рядом должен гореть огнем, а не скрывать чувства и такой темперамент. Она, конечно, устала быть одна, но это не повод сразу сдаться. Чесновицкая раздражалась, уж слишком капитан пытается выглядеть спокойным.
Майя сердито топнула ногой. Никакого внимания. В этот миг она начала раскаиваться за грубую фразу. Да! Причем тут он! Сегодняшний день вывел ее из себя.
Большевики опять неизвестно куда вывозят людей.
Над поляками давно перестали смеяться. Наоборот, жалели.
Частушку «гоп, мои гречанки, все жиды [484]484
[483] = по воспоминаниям в Западной Белоруссии до присоединения слово «еврей» не употребляли
[Закрыть] – начальники, белорусов мы в колхоз, а поляков на вывоз» давно не пели. Забирали всех, по каким-то непонятным спискам. В чем они виноваты? А какая страшная картина на вокзале! Людей грузят в вагоны, а они плачут. Даже мужчины рыдают, как дети.
Еще эти страшные слухи, про неминуемую войну с немцами. В магазинах давно ничего не купить. Хорошо, что Максим помогает продуктами. И слова «потом заплатите», Майя понимала: не хочет унижать.
Про пенсию мама, как жена польского офицера, может забыть навсегда. Всем «бывшим» большевики их отменили особым указом. Хватит, попили крови у народа. Хорошо, что она может еще поесть на кухне в ресторане.
Лишь в день, когда у Советов выборы наступал праздник. В прицепном магазине устраивали распродажу по удивительно низким ценам, и повсюду звучала музыка.
Проклятое место. Проклятое время, где бесконечно умножается число несчастий.
Остатки гордости не позволяли подойти к капитану.
Да, выразилась резко, но хотелось, чтобы первый шаг к примирению сделал он. Он же мужчина! А еще повторил те слова, сказанные ночью. Если мужчина лжет, то женщина всегда чувствует. Или она совсем потеряла голову?
Жаль, лодочную базу, где прошло их первое настоящее свидание, заняла русская погранохрана. Говорят, что на воскресном празднике будут катать всех желающих по реке. Но какие там маленькие катера!
Ожидание стало невыносимым. Нет, он определенно насмехается над ней. Так что же с ним?
Волнуясь, Майя подошла и посмотрела Ненашеву в глаза.
Максим не здесь. Несколько минут назад еще торопился и вновь неожиданно впал в какой-то ступор. Такое один раз уже было. Его постоянно что-то гнетет. Как хотелось бы знать!
Майя осторожно зашла с боку и потрясла капитана за плечо, вспоминая прошлую реакцию. Приятно конечно, когда тебя защищают. Но если вдобавок желают раздавить, то совсем не смешно. Впрочем, если мужчина слышит все, что говорит женщина, значит, она не красавица.
Он очнулся.
– Извини, я наверно погорячилась, – с трудом произнесла девушка.
– Да нет, все правильно. Мы чужие для вас. Как варвары, пришли и разрушили спокойную и мирную жизнь, – грустно усмехнулся Ненашев, – а еще отняли у тебя надежду. Все правильно?
Чесновицкая изумленно посмотрела на него.
– Да, это так. Только когда началась война, я поняла, как уютно было жить в нашей Варшаве. Потом нас предали, и та Польша погибла. Но почему вы забираете людей? В чем их вина?
– В том, что они хотят жить как раньше и не любят нашу власть.
«Ну, хотя бы честно», подумала она. Так откровенно никто из русских не говорил.
Ненашев не кривил душой, зная, что такое война.
Жила-была девочка, о чем-то мечтала, верила в будущее. А потом пришли чужие люди, дом сожгли или выгнали хозяев на улицу, мечты испоганили, а будущее навсегда убили. Так в чем же она виновата? В том, что родилась в неудачное время?
– А разве такую власть можно любить? Ты хоть знаешь, как мы жили до вас и немцев?
– Хорошо знаю.
Капитан вспомнил фотографии. Польша еще не раздавлена войной. Джентльмены и леди улыбаются друг другу. В магазинах изобилие еды и одежды. Шопинг в Германию. Везде галантная публика, молодые и не очень, но счастливые лица. В летних кафе ни одного свободного столика.
«Он был сторонником гуманных идей, не зная про ужасно одетых людей», – знакомый мотив прозвучал в голове Панова. И у него была своя прекрасная страна и очень правдивая история. То дело не только польское. Тот, кто не желал эпохи перемен, так и не осознал, в какое прекрасное время он жил.
Майя посмотрела на Максима. Первый парень, с которым даже поругаться нормально нельзя.
Но то, что ответит ее капитан, важнее жизни. Тому, что Россия всегда унижала Польшу, учили в школе, а отец смеялся над учебниками. Почему он тогда не гнушался служить великой империи? [485]485
[484] = Как пример 1841 г. в Варшаве был торжественно открыт монумент в честь погибших польских офицеров, не нарушивших своей верноподданнической клятвы Русскому государю. По повелению Николая I надпись на монументе гласила: «Полякам, погибшим в 1830 г. за верность своему Монарху». Снесен в 1917 году. Можно еще вспомнить: генерал Раевский,
[Закрыть] Да не захвати Советы власть, еще неизвестно, где бы жила их семья – в Киеве, Москве или в том, блистательном, Петербурге. Пусть с оговорками, но даже офицерам с явным польским происхождением Империя гарантировала карьеру.
– А где тогда теперь моя страна?
Саша, глядя в ее наполненные слезами глаза, мгновенно вспомнил счастливые лица девушек-повстанцев, идущих на смерть ради родины Польши в том безумном и бессмысленном восстании.
– В тебе самой. Не забывай про нее никогда.
– Ты, что знаешь все на свете?
– Я так, однажды, свою страну потерял.
– Так как же ты тогда можешь им служить?
Девушка запнулась, вспоминая первую встречу. Она тоже служит тем, кого ненавидит. Какое теперь утешение в гордости, если миром постоянно правят обстоятельства. Ты потихоньку привыкаешь к неверному выбору, надеясь, что завтра обязательно взойдет знакомое с детства солнце. Но не бежать же к немцам, они убили папу.
Капитан задумчиво потер рукой подбородок.
Для него-то все решено, но как формулировка вопроса похожа на сомнения общечеловека: стоит ли беззаветно отдавать жизнь за Родину, какой бы она ни была? Надо! Начнешь сюсюкать, навсегда останешься без нее. Да, есть и наверно еще будут черные и белые страницы у нас в истории, но разберемся сами без подсказок слева и справа. А иначе получится так: «Не хватает мне здесь привычной среды обитания», так выразился из Парижа один подмосковный вор-министр.
– Большевикам? – усмехнулся Максим и покачал головой, – Я служу только стране. И давай прекратим ненужный разговор. Скоро все изменится.
– Что, и Польша возродится? – ой, как язвительно прозвучал следующий вопрос.
– Да, но не сразу, и не Речь Посполитая «от можа до можа». О ней начнут грустить лишь безумцы.
Чесновицкая в изумлении опустилась рядом с ним.
– Значит, я права. Ты не тот, за кого себя выдаешь!
– Ну, скажем так, я еще и готовлю – улыбнулся Максим, подбирая подходящую фразу, – Мы завтра идем в Дом Красной Армии, там будут и москвичи. Как бы мягче и деликатнее выразится… разогреваться перед концертом.
Она понимающе улыбнулась. Банкеты богемы для нее не новость. Но что бы так было и у русских?
– Как меня туда пустят? – попасть в красивый дом, что недалеко от вокзала – проблема неразрешимая. Пускают советских работников, командиров Красной Армии и офицеров вермахта. Ну, и особ женского пола – жен, или кого благородные доны соблаговолят пригласить, – Ты пойдешь со мной?
Ненашев хотел развести руками. Мол, куда денешься с подводной лодки, но опомнился.
– Сначала скажи, ты твердо решила покинуть Брест?
– Разве ты сможешь мне помочь? В Германию меня не пустят, да и я не хочу их видеть. Меня не пустят через вашу старую границу.
– Слишком много вопросов, а решение одно. Или да, или нет.
– Да. Но ты мне не жених. Даже если об этом грезит мама.
– Поздно! – Ненашев показал ей новенький паспорт. Да, как же улыбался. Елизаров. Мол, теперь ты у меня в долгу и на крючке.
«Вот он какой! – она скрестила руки на груди, – все за меня решил».
Надо дать ему пощечину, резко встать и уйти. Но это единственный способ покинуть Брест в пассажирском, а не в товарном вагоне.
– Почему это для тебя так важно?
– Не будем говорить обо мне, хорошо?
– Я должна уезжать одна?
– Нет, вместе с мамой. Завтра.
– А ты?
– Я остаюсь. Если предложение тебя смущает, отдай мне паспорт. Его надо сжечь, иначе подставим хорошего человека, – Панов поймал себя, что ни капли не фальшивит. Он дает ей билет в будущее.
Неужели тебя зацепило? С такими словами здесь ловить нечего.
Да, зацепило! Не согласишься, тебя вывезут в теплушке. Поселение лучше, чем смерть. Черт, что можно будет назвать правильным решением?
– Ты не оставил мне выбора. Но на что мы будем жить? И, если это предложение, зачем так спешить?
Уф! Уже, нормально. Вариант «я подарю тебе эту звезду» с умной девушкой не катит.
– Денежный аттестат едет вместе с тобой. Мне он тут не нужен. Ордер на комнату тоже. Хоть какой город, но далеко от границы. Только в дороге не пугайся и не обзывай русских варварами. И билеты до Москвы. Вас там встретят, но чтобы помогли, надо говорить только правду. Хорошо? – он взял девушку за плечи и немного потряс.
– Да, – Майя не представляла, что свадьба может быть именно такой. Заочной. Без романтики. Где ее белое платье, кольца, цветы и гости? Она никогда не хотела быть чьей-то девушкой, и вдруг сразу стала женой. На глазах навернулись слезы, руки безвольно опустились.
Но нет, она не сломалась. Панна внимательно посмотрела на Ненашева и, как обычно, прикоснулась к волосам. Максим перевел дух. Критическая точка пройдена, и капитан подал ей небольшую коробочку.
«Хоть что-то», – Чесновицкая немного успокоилась.
– Завтра будет слишком поздно. Остальное обещаю потом.
Да, странная штука жизнь: вместо удара по лицу ты получаешь поцелуй.
– Почему завтра уж поздно?
– Потому что, я знаю все наперед. Мне можно верить. Ну, я пошел. Скоро твоя мама вернется. Сможешь по-женски ей все объяснить? Я и так чуть не сошел с ума.
Максиму неожиданно захотелось уйти и не причинять ей боль.
«Почему он убегает, боится остаться?», – слезы почти сразу высохли.
Майя раздраженно посмотрела на разложенное перед русским оружие.
Похожий пистолет перед войной выдали отцу.
Вот почему он торопится! Представлять, как Ненашев лихо рубит головы немцам, она давно не могла. Хватило тех картинок на плакатах в Варшаве. Иллюзии исчезли в прошлый раз. Он, как и отец, хочет отправить ее подальше от границы. Будто именно ее Гитлер гонит на восток.
Навстречу восходящему солнцу, подумалось ей. Нет, я не хочу больше никого терять. Сердце защемило, но она взяла себя в руки и постаралась улыбнуться. Каким-то чудом ей это удалось.
– Ты встретишь бошей прямо здесь?
– Давай не будем рыдать, плакать или стонать. Это мои люди и мой батальон.
– Тогда, если ты теперь мой муж, то будь ласков, хотя бы со мной погулять на свадьбе. Или ты собираешься поберечь силы? Так что, прошу пана.
Одинокий рыцарь, вышедший со своим отрядом биться против огромного дракона. Но в глазах Максима не было одержимости, лишь холодный расчет. Он выживет, или знает, как выжить. Чесновицкая, впрочем, теперь уже – Ненашева, постепенно успокоилась.
В ответ ее капитан шутливо, двумя пальцами отдал честь. Хорошо, что так закончилось. Повиснет на шее женщина – и сразу легче. Все же есть в этом времени что-то прекрасное. По крайней мере, эта девушка первой протянула ему руку ладонью вниз.
Глава двадцать шестая или «новенький кубик блестит на петлице» (21 июня 1941 года, суббота. До войны 20 часов 15 минут)
Утром Максима окончательно разбудило щебетание птиц. Стояла теплая, солнечная погода, безоблачная и безветренная.
Капитан Ненашев застегнул последнюю пуговицу на гимнастерке. С сожалением посмотрел на девушку, посапывающую на хрустящей простыне, на минуту задержав взгляд на ее выступающих грудях и впалом животе. Улыбнулся. Доставим ей еще одно удовольствие, оставим одну, пусть напоследок сладко выспится.
Та, будто слыша мысли Панова, так в истоме изогнулось, что Максиму пришлось несколько минут восстанавливать дыхание. Ну, мы ночью и раскочегарились! Чуть кровать не сломали. Наваждение исчезло окончательно, когда подруга выполнила правильный поворот на кровати, завернувший ее в большую часть одеяла.
Ему пора, война у Панова начнется немного раньше.
Новая теща встала спозаранку и успела оторвать лист на календаре, где в стихах «за честь и свободу» шагали куда-то в двадцать первое июня красноармейцы [486]486
[485] = «Сомкнем же плотнее ряды боевые, За честь, за свободу – вперед! Над нами алеют знамена родные, Нас доблестный Сталин ведет!» стихи Якуба Колоса
[Закрыть]. И обретенным родственникам предстояла дорога, вот почему Максим быстро уехал в батальон, не желая присутствовать при сборах.
Палаточный лагерь встречал капитана тишиной. Даже главный утренний злодей – черный раструб-репродуктор молчал, обесточенный накануне. Отдых, спокойствие, благодать.
Умаялись люди за последние дни.
Еще вчера они лихорадочно расставляли пушки, буквально чувствуя, как над ними нависает зловещая черная туча. Справились к девяти вечера, но в одном из дотов до сих пор работает на износ бригада оружейников, обещая впихнуть таки одну пушку дополнительно внутрь артиллерийского полукапонира.
Сегодня подъем на три часа позже обычного – пусть выспятся. Часов в десять можно потянуться на завтрак. Дальше – баня. В два часа обед, куда пойдут все заначки из местных деликатесов. Потом, по желанию, либо дальше бездельничать, либо пойти в увольнение, до десяти вечера.
Как компенсация, приедет кинопередвижка. Фильм обещан не новый, но отличный, и редкий в показе. По просьбе капитана, замполит ездил в политотдел и долго выбивал его из каких-то закрытых фондов. Слухи, что именно покажут, доползли и до пограничников. Просили разрешения прийти.
Панов специально и ненадолго отпустил пружину. Он знал, что бойцы батальона все равно запишут субботу в испорченный день. Если Штирлиц был уверен, что в разговоре запоминаются последние слова, то Панов был такого же мнения о последних часах в увольнении.
Нет секрета, что завтра первый официальный выходной во всем Брестском гарнизоне. Неудачники не в счет. Так почему, товарищ капитан, не погулять нам в городе до двух-трех часов, среди теплой летней ночи?
Опять несправедливость! Проверку они сдали, но по чей-то прихоти придется опять хватать оружие, каски, противогазы, несясь сломя голову в опостылевший дот.
Про «неожиданную» учебную тревогу наверно знали и полевые мыши, словно диверсанты, шнырявшие по ночам рядом. Но причем тут комбат, если в Брест едет комиссия округа?
Приняв короткий рапорт «ничего не случилось, не произошло», Ненашев забрался в «скворечник» и развернул артиллерийскую стереотрубу на север. Вместо немецкого берега Максим теперь рассматривал две дороги, идущие из Бреста на юг.
И что? Ничего нового не случилось?
На полигоне двадцать второго июня назначены показные учения, тема – «Преодоление второй полосы укрепленного района». Войны нет, но вся долина в окопах и редких воронках. Выжженная солнцем земля с каплями-кустами зелени. По виду они, словно «кипарисы», но карликовые, словно приплюснутые.
«О! Началось в колхозе утро», – сюда бы Елизарова, посмотреть, что двинулась, наконец-то, Красная Армия. Панов начал нервничать по-настоящему. Многое зависит от того, что он увидит.
Пыль клубами вырывалась из-под колес бронемашин и гусениц танков, идущих на юг. Максим насчитал до двух рот «Т-26», а дальше сбился – все скрылось в бело-серой завесе. Двадцать вторая танковая послала батальон на место учений.
Вместо трех стрелковых батальонов из крепости вышло четыре. Половина бойцов с винтовками «СВТ», да и пулеметы тащат больше «ДС-39», чем «Максимы». Понятно, один батальон «обороняется», другие «наступают».
Далее, на конной и машинной тяге, на полигон проследовала полковая и дивизионная артиллерия. Многовато по сравнению с прошлым разом, явно больше трех – четырех батарей.
Панов не сомневался, на учение вывели самых опытных и грамотных бойцов с новым оружием. Техника исправна. Где надо подкрутили, где заржавело – зашкурили, смазали… или подкрасили.
Дивизии не позволено ударить в грязь лицом перед армией, той – перед округом, округом – перед Наркоматом обороны, наркомату – перед… Понеслась цепочка, и весь день люди будут готовиться, пока, утомленные, не заснут в палатках. Но вдоль шоссе, из крепости в город, сторонясь от пыли, шли группой или в одиночку командиры [487]487
[486] = А.П.Сергеев «Нет, не врал старик» сборник «Буг в огне». Минск: «Беларусь», 1965.
[Закрыть].
Что там случилось с Азаренко? Перегнул палку, плевать хотел или залетел перед командармом? Тут такая выдержка нужна…
– Товарищ капитан, вас к телефону.
Кто это еще? Максим спустился вниз.
– Доброе утро, Ненашев, – послышался радостный и возбужденный голос кадровика.
– Кому как! Здравствуй!
– Нет, товарищ майор, оно доброе, именно для тебя. Командарм подписал представление.
– Какое представление? – Панов оторопел.
– Еще неделю назад отправил. Генерал и Реута распорядились. Но помни, первый поздравил тебя именно я!
– С меня причитается, – Максим невольно улыбнулся.
– Приятно иметь с тобой дело. Ну, пока!
Ненашев хмыкнул, прикидывая, сколько при тех темпах надо до маршала. Подсчеты обнадеживали, но генерал-майор и к другим был щедр на награды [488]488
[487] = см. Палий П.Н. «Записки пленного офицера»
[Закрыть].
– Поздравляю, товарищ майор!
– Тихо! Людей разбудишь! Но, спасибо!
– Служу трудовому народу!
«Ой, подхалим!», начал расплываться в улыбке Максим, и осекся. Кто дежурит на их коммутаторе?
Панов еще быстрее засобирался. Аккуратно сунул в командирскую сумку два запечатанных сургучными печатями пакета, бросил в коляску вещевой мешок и приладил чемодан, едва не оторвав ручку от фанерного ящика.
Остановившись у палатки дежурного по батальону, комбат демонстративно сдал «ТТ». Если есть приказ, надо выполнять. Отдал и пачку незаполненных, но подписанных увольнительных для красноармейцев.
Тот не особо ломал себе голову, куда едет капитан. Наверное, решил отвезти вещи подруге. Не вечно же жить в лагере комбату. Большинство командиров, которым не удалось устроиться в домах комсостава, предпочитали снимать квартиры в городе и его окрестностях. Там им больше комфорта.
*****
Шум разрезаемой катером воды, под монотонный усыпляющий звук мотора, казалось, остановил время. Вокруг тишь да гладь. Будто и не было немцев, несущихся, как по большой нужде в прибрежные кусты, чтоб блестеть оттуда не белой задницей, а оптикой.
Не каждый поворот реки просматривался с их наблюдательных вышек. Ну, а Пинская военная флотилия выполняла на Буге гидрографические работы, осваивая незнакомый фарватер.
Лейтенант Кузин, видя спокойную обстановку, искренне недоумевал, а сидевший рядом с ним пограничник расслаблено щурился на солнце, что-то высматривая на советском берегу. Да-да! На запад он взглянул лишь пару раз, но с какой-то злой напряженностью.
Елизаров проверял маскировку приграничных нарядов. Ничто не должно указывать на отрытые ночью окопы.
Капитан не решался начать разговор с незнакомым человеком. Если так сильно Кузин нужен Ненашеву, то пусть комбат сам с ним общается. На разведчике и так висит немалая ноша, но верить в нападение немцев, несмотря на факты, не хотелось. Заговорщик он, что ли?
Впрочем, карьера разведчика стремительно рванула вперед. Рядом с моряком теперь сидел человек, исполняющий обязанности начальника Брестского погранотряда. И пусть только до возвращения майора Ковалева, но так решил гость из Москвы, принимая соломоново решение.
В это время командующий четвертой армии торопливо поднимался на Тереспольскую башню, по пути распугивая злым и грозным видом обитавших там, в малюсеньких квартирках, командирских жен и детей.
До того Коборков успел завернуть на полигон и лично осмотрел войска [489]489
[488] = «Хотелось сегодня объехать все войска армии, – ответил Коробков. – С самого утра мной овладело какое-то беспокойство. С полигона направился именно в Брест, а там – прямо в крепость» Сандалов Л.М. Пережитое. – М.: Воениздат, 1961
[Закрыть]. Перед гостями из округа нельзя ударить в грязь лицом.
Впрочем, с утра ощущалось какое-то беспокойство, усиливающееся с каждым часом.
Совсем молоденькая девушка, но с сильно выпирающим животом, видя его на лестнице, округлила от ужаса глаза и в панике убежала в комнату. Дверной крючок лязгнул, как затвор винтовки, затем послышался тихий, но пронзительный плач.
Он остановился, оглянулся, за спиной никого нет. Командиры, сопровождавшие командарма, немного отстали. Ну, не дьявол же он во плоти! И что на нее нашло? Малолетняя психованная дура перед первыми родами!
Миновав пару ярусов с малюсенькими квартирками и оставив водонапорные баки под кровлей, генерал-майор добрался до площадки на самом верху башни.
Командарм решил лично осмотреть немецкую сторону [490]490
[489] = факт, что 21.06.1941 г. событие имело место, но точного времени автор не знает
[Закрыть]. Почувствовать тревожную атмосферу. Его давно достали «панические» настроения подчиненных и упрекающие взгляды начальника штаба.
– Ну, и где тут ваши немцы?
Догнавший его спутник, командир двадцать седьмого стрелкового корпуса Попов, лишь сокрушенно развел руками.
Прекрасный солнечный день, голубое небо. Гремело только на нашем берегу Машины, гудя, подвозили щебень, цемент и песок для строительства объектов укрепрайона и шумно разгружались.
С другой стороны – чудесный пасторальный вид мирной границы. Все дышит спокойствием и летней умиротворенностью. Не спеша течет река, идет по ней куда-то катер или моторная лодка. Мелькнул пару раз патруль немцев, утирающих под пилотками лоб и неторопливо переставляющий ноги вдоль западного берега реки.
Смущал лишь высокий зеленый забор [491]491
[490] = «… Приспособление пограничного забора во всей полосе нападения 45-й дивизии [пехотная дивизия вермахта, бравшая крепость] как маскирующего выход в исходное положение. Особенно важно сокрытие выхода на исходную позицию у бывшей южной оконечности юго-запада цитадели» Р. Алиев «Штурм Брестской крепости» М: Эксмо, Яуза, 2012 г.
[Закрыть], пару дней назад возведенный саперами вермахта в выбеленных солнцем рабочих мундирах, но и там особой активности не наблюдалось. Утихла, успокоилась граница.
У Коборкова отлегло от сердца.
– Думать надо и соображать! Паникуют Азаренко и Шатко, – обратился он к комкору – Да и ты сам излишней немцебоязнью страдаешь. Смотри, как бы самого в паникеры не записали.
Тот вздохнул. С комдивами стоявших в Бресте дивизий испортились даже личные отношения. Мало того, их особые отделы неожиданно стали на их сторону, тоже считая необходимым немедленно вывести войска из цитадели в лагеря за внешним валом.
– Все равно, если что, им из крепости быстро ни за что не выйти, – пробормотал командир двадцать восьмого стрелкового корпуса.
– Какое, к черту, «если что»? Приказы не надо обсуждать. Сам знаешь, без команды Генштаба, трогать дивизии на самой границе запрещено.
Правоту его слов осознавал и Коборков. Но что станет, если каждый военный начнет действовать без приказа? Колхоз, а не армия. Лишь недавно прошла реформа, ликвидирующая былой бардак.
Указание дано четко и явно: не провоцировать, не поддаваться!
Но командарм так и не мог отойти от разговора с командиром сорок второй дивизии. Вот наглец!
На месте образцового парка с рядами техникой пустота. Нет, без приказа ничего наружу не вытащили, лишь расставили по укромным местам и замаскировали. Словно комдив готовился оборонять не позиции к северу от города, а саму крепость.
На гневный вопрос, как же он будет встречать комиссию из округа, Азаренко недоуменно пожал плечами. Есть директива Генштаба о маскировке, к чему упреки? [492]492
[491] = Приказ о маскировке аэродромов, войсковых частей и важных военных объектов округов N 0042 от 19 июня 1941 года.
[Закрыть]
– Вы поторопились ее выполнить!
– Если вы имеете возражения и замечания против указаний из Москвы, так я готов их устранить незамедлительно, но лишь после письменного указания.
Ох, каков удар по его авторитету! Азаренко в грош не ставит своего командарма!
– А то, что мы, благодаря вам, провалим проверку – не беспокоит?
– Слишком у вас благодушное настроение!
Комдив крепко закусил удила и Коробков напряженно думал, что делать. Своей властью он отстранить его от командования не мог. Нет к тому оснований.
– И что же, по-вашему, мы должны делать?
– Немедленно вывести дивизии на позиции по плану прикрытия.
– Ваши соображения мне не нужны и не интересны! Можете оставить их при себе! Сами знаете, на это Генштаб должен дать указание. Там обстановку наверняка не только знают, но и видят все гораздо лучше. Так что, советую умерить пыл. Как бы чего не случилось при таких паникерских настроениях.
Азаренко замолчал, тому были примеры.
– И с дополнительными выходами из крепости ничего не выйдет, – продолжил Коборков. – Мы недавно обсуждали вопрос в штабе армии. Сложно и трудоемко. Пробить крепостные стены – полдела. Еще надо строить мосты через канал и крепостные рвы. Нет у нас свободного саперного батальона, а снять кого-то со строительства укрепрайона мне никто не разрешит [493]493
[492] = Цитата из Сандалова Л.М. «Пережитое» – М.: Воениздат, 1961
[Закрыть].
В ответ комдив все равно зло смотрел на генерал-майора. Не убедил он его.
– В отличие от вас, я знаю, что такое война!
Лицо у Коборкова вспыхнуло. Упрекать тем, что он не участвовал в финской компании, верх наглости [494]494
[493]= см. "Огневой вал. «Молись богам войны, артиллеристам» М. Яуза: Эксмо, 2009 г.
[Закрыть]…
– Вы плохо читали заявление ТАСС от 13 июня. Нападения Германии не будет! Скажу по секрету, наши дипломаты договорились с немцами смягчить обстановку и отвести с обеих сторон пехоту в тыл на пятьдесят километров. Мне недавно звонили с границы, германцы начали выполнять соглашение.
«Комдив сам может спровоцировать войну, а это его остудит», – похвалил себя за выдумку командарм. Что-то часто рядом с Бугом люди стали сходить с ума. Узнать бы, кто на самом деле воду мутит.
«Да он же врет!», упер в него взгляд Азаренко.
«Ну что же, – подумал командарм, – тогда поступим, как поступал в подобных случаях командующий округом. В конце концов, тут армия, а не дешевый балаган» [495]495
[494] = «Перед началом войны, где-то за полтора дня, нас построили, и перед нашей дивизией выступил генерал армии Павлов, ростом невысокий, полненький такой, но грозный, он сказал: „Вашу: мать! Вы думаете, что будет война? Никакой войны не будет! Я проверяю свои танки, пехоту, авиацию, а теперь до вас добрался! Не прекратите разговорчики, прогоню по такой жаре до Минска и обратно!“ и еще матом выругался» Халилов Нури Куртсеидович политрук 3-й пулеметной роты 3-го батальона 128-го полка 29-й МСД http://iremember.ru/partizani/khalilov-nuri-kurtseidovich.html
[Закрыть].
– Вашу мать! Один нашелся такой умный! Думаешь, что будет война? Никакой войны не будет! Не прекратите разговорчики, построю дивизию и тебя впереди, да прогоню строем по такой жаре до Минска и обратно! Идите и готовьтесь к показным учениям. Еще – немедленно приведите парки с техникой в порядок!
Словно соглашаясь с его правотой, на германской стороне приветливо махнули рукой. Там заметили на башне советского генерала. У Коборкова покраснело лицо, он очнулся. Взгляд на циферблат его окончательно разозлил.
Задержался дольше планируемых пятнадцати минут, а его время расписано больше, чем на неделю вперед. Коборков работал, крутится, решая одновременно сотни дел и не доверяя никому. Любая мелочь требовала его личного участия.
Он сознавал, что это неправильно. Но штаб во главе с этим Санталовым просто погряз во фрондерстве. Жаль, не получается быстро сменить старую команду, всюду поставить своих людей.
Если спустя час на восточном берегу на минуту утихла бы стройка, то может и услышали там далекий гул моторов. Моторизированные и танковые части немцев получили сигнал и постепенно выходили на исходный рубеж для атаки рядом с границей [496]496
[495] = «21 июня 1941 года. 13.00–17.00 Генерал-губернаторство Польша. Немецкие танковые соединения получают приказ о выдвижении к границе на исходные позиции для наступления на СССР. Передача условного пароля состоялась на два часа раньше намеченного срока. Уже в 11 утра 21 июня командующий 2-й танковой группой Гудериан был извещен о том, что завтра его войска перейдут границу с СССР. До полудня условный сигнал передавался в подчиненные Гудериану корпуса» Артем Драбкин «21 июня – последний мирный день»
[Закрыть].
*****
Эрих Кон завершал совещание офицеров разведбатальона [497]497
[496] = эпизод срисован из любительской кинохроники 23-й пехотной дивизии вермахта
[Закрыть].
Приказ о начале операции привез курьер из штаба дивизии. Вот они и собрались на улице, рядом с добротным домом какого-то хозяйственного поляка. Того временно выселили из прифронтовой зоны.
Офицеры в серо-голубой форме уютно устроились в разнокалиберных деревянных креслах, собранных по всей деревне, в тени деревьев. Естественно, самый мягкий и глубокий предмет обстановки достался командиру.
Перед началом немного подурачились, в рамках разумного. Из солдат никого рядом нет, даже денщики удалены на необходимое расстояние и не могут ничего подслушать.
Дружески погоняли мяч, потолкались, похлопали друг друга по плечу. Достали из клетки полуголодного кролика и подразнили им овчарку начальника штаба. Весело смотреть, как он, спасая свою жизнь, начал метаться из стороны в сторону, пока, к общему разочарованию, не забился в какую-то норку.
– Итак, начнем, – гауптман представил инструктора из отдела пропаганды.
– Господа, окончательной и полной ориентировки по поведению германских войск в Советском Союзе в настоящий момент нет [498]498
[497] = см. Директиву начальника Штаба ОКВ Германии «По вопросам пропаганды в период нападения на Советский Союз» от 6 июня 1941 г.
[Закрыть].
Во втором ряду кто-то многозначительно присвистнул. Надо же, во время французской компании было иначе. Тут далеко не безразлично, с каким настроением их встретит население очередной страны, где вермахту обязательно вновь предстоит блеснуть победами.
– Не надо скепсиса. Я сообщаю вам основные указания, которые могут быть дополнены. Все решает командование, – недовольно проворчал лектор и углубился в белый лист с грифом «секретно».
Первое, следует разъяснить солдатам и местному населению, что противником Германии является исключительно еврейско-большевистское советское правительство со всеми подчиненными ему сотрудниками и коммунистическая партия, предпринимающая усилия, чтобы добиться мировой революции.
Второе, по отношению к своему населению Советы проводят политику неограниченного насилия. Ссылаясь на этот факт, надо подчеркивать, что вермахт пришел в страну не как враг, а как освободитель. Но все факты сопротивления со стороны небольшевистских элементов не должны оставаться безнаказанными.
Третье, мы по всей строгости законов военного времени будем карать шпионов, диверсантов и тех лиц, кто нанесет ущерб германским войскам, с противоречащим международному праву использованием оружия, окажет поддержку Советам.
Офицер пропаганды подождал, пока все запишут слова документа, «по поручению» подписанные начальником оперативного управления ОКВ.
– Господа, а теперь уберите ручки и блокноты. Фюрер желает расчленить Советский Союз на отдельные государства, но ничто не должно преждевременно привести население к подобной мысли. Надо избегать выражений «Россия», «русские», «русские вооруженные силы», меняя их на слова, показывающие нашу борьбу только против большевизма: «Советский Союз», «народы Советского Союза» и «Красная Армия». Это все и, как видите господа, я всегда краток.
Действительно, зачем говорить много. Тем более – дилетантам.
Радио, вещавшее из Москвы, лишь жалкая, неуклюжая пропаганда. Производство, урожай, визиты, встречи и юбилеи руководителей, кого это заинтересует в Германии? [499]499
[498] = см. http://iremember.ru/protivniki/morell-wolfgang.html
[Закрыть]
– Так что станет в будущем с этими «зверьми»?
– Примерно так – Советский Союз, как государство, подлежит ликвидации. Часть территории включат в рейх, на остальной будут созданы дружественные для цивилизованного мира государства: Белоруссия, Украина и Кавказия. Русские будут оттеснены за Урал. Есть еще вопросы? Нет, тогда я вас покидаю.
Теперь пришла пора Кону оглашать доведенные до него инструкции.
– Большевистский солдат потерял право на обращение с ним, как с истинным солдатом по Женевскому соглашению. Он не способен воевать по-рыцарски и готов убивать наших товарищей в спину, – закончил читать инструкцию гауптман.
– Беккер, что вы морщитесь?
– Может, объясните прямо и без метафор?
– Выражайтесь подробнее, – улыбнулся Эрих.
– Господин гауптман, – ехидно продолжил доктор-ветеринар, заставший еще Первую мировую войну, – вот была у нас раньше книжечка «Преступления русских войск» [500]500
[499] = «Greueltaten russischer Truppen gegen deutsche Zivil-personen und deutsche Kriegsgefangene» Немецкий сборник выпушен в марте 1915 года. Взято в блоге Андрея Резяпкина
[Закрыть], так там слова на любой кровожадный вкус – изнасилования, грабежи, живые щиты из немецких пленных. Выражались бы просто – большевикам сдаваться нам ни к чему.
– Да, именно так, – улыбнулся гауптман, – надо разъяснить солдатам, что этот противник состоит не из людей, а сплошь из животных и извергов. Вермахт выполняет долг перед Германией, предупреждая вторжение варваров с востока. Но требую – избегать эксцессов без приказа. Насилие и другой ненужный садизм будут наказываться.