Текст книги "Утраченные главы (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Свиридкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

С другой же – отдел мозга, отвечающий за рече-мыслительные процессы, у Карлайла обладал суверенитетом относительно часто задействованного мозжечка и вполне себе мог самостоятельно поддерживать разговор.

– И вам того же, господин Хочун! – отозвался Карлайл, отражая выпад снизу и отвечая смачным ударом кулаком в бок. – Как семья? Дети?

– О, прекрасно-прекрасно! – Хочун, кряхтя, уселся, подложив под себя шляпу, на полусгнившую лавку, поставленную в этом заброшенном дворике лет десять назад. – Они меня уже три дня как похоронили. А что? Я им теперь не мешаю, они мне тоже. Я свободный человек, сер Карлайл! Скоро на Острова собираюсь переехать... А у Вас как дела?

Господин Хочун считался самым живучим человеком на Фенроте. Каждая из его пяти бывших жен по два или три раза отпевала его в часовнях, а он все не хотел "отбросить коньки". Хронический летаргический сон штука серьезная. Хочун только утром очнулся от очередного приступа, обнаружил себя в забитом ящике и разодетым в свой лучший камзол. Его спасла нелепая случайность – расхитители могил, опоив сторожа, откопали его гроб. Хочун получил еще одну возможность пожить, а спасители-негодяи полный комплект: заикание, седину, кодировку от спиртного и веру в богов. Хотя до погребения дошло впервые, предыдущие случаи были не менее курьезными. Один раз он проснулся во время отпевания и чуть не получил удар инквизиторским молотом, а другой раз очнулся во время переодевания "во все чистое". Если бы медицина Фенрота получала должное развитие, Хочуна не тащили бы в ближайшую часовню после каждой безуспешной попытки разбудить. Однако поскольку лечением всего-чего-можно-только-придумать занимались лишь всякие знахарки да волшебники, не сумевшие освоить основы Дискретных Трансмутаций, с каждым разом господина Хочуна старались прикопать все быстрее и быстрее.

– Работаем, господин Хочун, – Карлайл немного неудачно парировал очередной выпад и схлопотал царапину под левым ухом. – Сейчас, кто не работает, того уже завтра порежут в темном переулке.

Герой схватил своего неприятеля за руку, потянув на себя, крутанул вокруг его оси и элегантным пинком отправил незадавшегося философа (как выяснилось, он спорил с Карлайлом посредством пивных рисунков на крышке стола) в другую часть двора.

– Да-да, вижу, – заметил Хочун, проводив взглядом улетевшего дуэлянта.

– Скажите, сер Карлайл, – многоразовый покойник, сидя на своей шляпе на лавочке в тени листьев, выглядел весьма нелепо. – Я тут... придя в город, слышал... – могло показаться, что Хочун покраснел от стыда, однако это не так. От стыда он зеленел, а это было всего-то повышенное давление. – Говорят, мертвец стал гулять по улицам... Я надеюсь, это не обо мне... Нет же?

– Не беспокойтесь, это не Вы, – Карлайл не отвлекался. Он всматривался в лицо противника, пытаясь предугадать его следующий шаг. Тот пока не спешил опять бросаться на Героя. – О нем уже три дня как болтают, а Вы, – Карлайл быстро смерил Хочуна левым глазом, – судя по грязи на штанах, только утром восстали из могилы.

Герой засмеялся. Неудавшийся покойник позеленел. Немой философ, хватая ртом воздух, пошел в наступление. Со словами "да куда же ты лезешь!" и еще не успев унять смех, Карлайл насадил противника на шпагу.

– Бывает... – протянул Хочун, глядя на то, как падает на траву издыхающий философ, способный лишь мычать, захлебываясь кровью.

– И что Вы будете с ним делать? – спросил Хочун, продолжая смотреть на жертву высоких рассуждений.

– Пусть лежит себе, – ответил Карлайл, вытирая листом с какого-то куста шпагу. – Его тут все равно не найдут.

– Да не с этим, – перебил Хочун. – С мертвецом гуляющим, – потом подумал и прибавил. – Вы же Герой как-никак.

Карлайл упер руки в бока, набрал побольше воздуха в грудь, встал в героическую позу и, выдержав трагическую паузу, оповестил.

– Я вызвал его на дуэль!

Герои на Фенроте бывали двух типов.

Первый – безбашенно стремительные. Они самозабвенно размахивали клинками, рубили драконов, спасали принцесс и добывали сокровища, не задумываясь ни над одним из трех сакраментальных вопросов: "Нафига?", "Что потом будет?" и "Как после всего этого сматываться?" Они, не раздумывая, бросались вперед, используя голову в качестве таранного орудия, и добивались своего, исключительно благодаря лихому напору и медленно соображающим противникам. В большинстве случаев такие герои становились завтраком какого-нибудь чудовища... или обедом... Между прочим, Великий Змий Укульнадот, любивший после плотной трапезы поговорить с оставшимися в живых, отметил, что мясо таких героев весьма сочное.

Второй – расчетливо хитрые. Такие герои предпочитали коварные ловушки на мамонтов, духовые ружья с отравленными дротиками, наемную рабочую силу и безопасное место где-то в углу подальше от драки. Пока герои первого типа раскидывали всех направо и налево, эти добивали то, что до них долетало. Они спокойно дожидались мгновения, когда враг уже почти добит, а победившая сторона уже измоталась, чтобы что-то возражать, и выходили из тени, гордо называя себя организаторами всего предприятия и говоря, что за их заслуги им причитается, как минимум, половина от всего куша. О вкусовых качествах таких героев сказать что-либо трудно, поскольку ни одному монстру не удавалось их толком распробовать.

Если говорить конкретно о сере Карлайле, то он находился где-то посередине между первыми и вторыми.

Он никогда не упускал возможности собственноручно набить супостату морду, но только в том случае, если супостат гарантированно его не прибьет. За драконами он не бегал, но принцесс охотно спасал. Врагов рода людского он предпочитал искать чужими глазами, потому что самолично бродить по канализациям или крышам домов ему было лень, зато, когда их для него находили, он выходил вперед и самозабвенно с ними бился.

Карлайл хорошенько заплатил, чтобы его величали Героем, однако ничего особо героического еще не совершил. Сейчас он, так сказать, находился в активном поиске. И сама судьба давала шанс. Спаси город от наводящего страх и ужас мертвеца и тебя, как минимум, неделю будут носить на руках! Это была достаточно яркая перспектива, чтобы за нее ухватиться.

Карлайл мог преспокойно нанять кого-нибудь в Гильдии Воров, чтобы они выследили этого мертвеца, благо, средства позволяли. (Днем организованная воровская шайка выполняла всякие поручения разномастных богатеев, а ночью этих же богатеев грабила. Два в одном, так сказать!) Потом он мог бы спуститься в его логово и там же его и порубать.

Но это было слишком сложно.

Надо было попасть сначала к господину Де Ля Верти, заправлявшему воровской организацией. Заплатить ему. Потом долго ждать. Потом идти в какое-то неизвестное и, наверняка, неприятное место. И только затем уже рубить супостата.

Согласитесь, не лучший вариант.

Карлайл нашел другой.

Он услышал в таверне (незадолго до начала спора с немым философом), что неупокоенный труп бросил кому-то Вызов на Арене. Так просто взял, подошел к урне для бумажек-Вызовов и бросил туда свою.

Естественно, раз такая удача пришла, то почему бы и не воспользоваться!

Карлайл сразу же побежал к стенам Арены и вызвал этого мертвеца на бой. Потом вернулся обратно в таверну, завязал спор, а дальше уже все понятно. Пожалуй, самое сложное было – написать записку. Герой ломал над ней голову около двадцати минут, а потом его осенило, и он написал: "Доблестный сер Карлайл вызывает на бой богомерзкого мертвеца, который имеет наглость бродить по нашему славному городу".

Он надеялся, что написал все достаточно четко и ясно, чтобы Арена поняла, кого именно он вызвал. В принципе, ошибиться было достаточно сложно.

XVI

Пока время еще истерически не требует продолжения банкета, предлагаем навестить одно весьма живописное местечко. С недавних пор оно величается «Обителью Великой», правда, так ее окрестили только недавно прибывшие обитатели, для всех остальных это была канализация.

Как и в любом приличном месте подобного характера, здесь были ржавые трубы, метровые крысы, серо-зеленая плесень, грязь и сырость, а также мхи, лишайники, орды микробов и дивные ароматы. Однако новопоселившиеся всей этой благодати как будто бы не замечали.

Их было двое. Не беря во внимания того, что они решили жить в этом чудном месте, эта парочка была весьма странной.

То, что они облачились во все черное, можно было списать на веяния моды. Однако все остальное списать на что-либо было проблематично.

Один был невысок и сгорблен. Ходил, все время опираясь на кривой деревянный посох, и, по-видимому, достиг почтенных лет.

Второй, а вернее – вторая, задевала головой склизкий потолок, ходила как-то неестественно, как будто бы ею управляли, дергая за ниточки, и время от времени поблескивала разноцветными глазами.

Любой ежик уже давно понял, о ком идет речь, потому не будем дальше ломать комедию. Да, это тот самый пакостный старикашка и тот самый труп, мертвец, или вурдалак (зовите, как хотите).

Что они здесь делают? Очевидно – живут.

Его, между прочим, зовут Жерольм... или Нерольм... Он уже и не помнит, но вроде как-то так. Себя он с недавних пор величает "Жрецом Великой Чумы", или просто "Пророком Великой".

Она (или оно) зовется Жерольмом "Великой", "Прекрасной", "Госпожой" "Королевой Всея Фенрота" (часто – всем вместе). Если же верить могильной плите, из-под которой ее выкопали, имя этого существа – София. Хотя вряд ли на него оно откликнется.

Жерольм знал о себе лишь то, что его прошлая жизнь состоит из двух частей. Первую он не помнит, а вторая начинается с того момента, когда он на старом кладбище под Лизвиллем вытащил ржавый металлический кол, застрявший между ребер, из этого самого вурдалака, которого он, немного ранее, выкопал собственными руками. В то же мгновение ему явилось его истинное предназначение – идти туда, не знаю куда, и творить то, не знаю что, но, непременно, во славу Великой и Прекрасной Королевы Всея Фенрота. А мертвец следовал за ним, время от времени творя всякие непонятные человеческому разуму вещи. А еще он привлекал к себе здоровенных крыс.

Лизвилль от Изельбурга отделяла по меньшей мере тысяча километров пути по пересеченной местности, так что присутствие такой парочки здесь было весьма странным (аналогично можно сказать и про любое другое место). Да и, судя по риторике Жреца, явно ставящей целью Великой – мировое господство, тот факт, что они прибыли сюда был совершенно непонятен.

Иногда на разум Жерольма набегало осознание. Он начинал замечать, что ему зачем-то приходиться спать на своем плаще, подкладывая под голову, в качестве подушки, дохлую крысу. Ему становилось непонято, куда он идет и вообще зачем. Даже начинал сомневаться в правильности происходящего и подумывал удрать. Тогда Великая касалась своею обмотанной бинтами рукою его плеча, сверкала по очереди красным и зеленым драгоценными камнями, служившими ей глазами, и Жерольм сразу вспоминал о предназначении. Что он – Жрец Великой, Пророк Ее. Он – Глас Ее и Карающая Длань. Через него Великая вершит свою волю. Что он должен показать Фенроту могущество Великой. Что только Великая должна править всеми людьми. И что только тогда наступит вечное блаженство для рабов Ее, коими все люди и являются.

Собственно, все было ясно – это безумие чистой воды. Упертое и непримиримое. Да еще и подстегиваемое какой-то неведомой силой.

Само оно не остановится ни перед чем. Совсем недавно оно чуть не прикончило могучего волшебника. А потом его оскорбили и унизили.

Великая желала, чтобы презренные существа уверовали в нее и преклонились. Но Ее обидели... Теперь на пару с безумием шагает взбешенная ярость. Оно требует отмщения и готово получить его любой ценой...

Ильзевулл Забугорный сказал бы, что это маниакальный бред. Но нет. У бреда есть смысл и цель. А это было Безумие с большой буквы. Даже Инквизиции с их манией поиска изменников веры далеко до него... От них можно сбежать или откупиться... Это же – догонит и найдет вас везде. Оно неумолимо. И оно уже вызвало обидчика на бой, чтобы публично покарать усомнившегося... взбунтовавшегося... НЕВЕРНОГО!..

XVII

Вот она, Арена! Величественные своды, огни зачарованных прожекторов, а также чудеса магического архитектурного идиотизма! И все равно она великолепна. Огромный купол, имитирующий небо, песок, завезенный с пляжей Охохойского моря, каменные скамьи, вытесанные из рифов Селигийского моря. Переливающиеся синие стены из Возвратного Кирпича, дубовые балки и перекладины, дарованные вечнозелеными лесами Изеллела. Статуи волшебников и чародеев прошлого, украшающие замысловатые парапеты, банки со скачущим в них вечным пламенем. И, конечно же, полное отсутствие всякого понимания, как все это держится и не разваливается.

Магия и ничего, кроме магии!

Под дружные одобряющие крики с трибун представителя Винтершмигской Академии унесли после четвертого заклинания. Слабоват как-то оказался его цветочный щит против роя разъяренных пчел-убийц из лесов Милликии.

Страдамус аплодировал стоя.

Впереди был первый Вызов.

Для открывающего поединка Арена не генерирует местность, и он проводится, так сказать, на реальном песке. Для Вызовов и боев основной программы же это не так.

– Внимание, дамы и господа! – объявил громкоговоритель (это был хрустальный шар, летающий под потолком) голосом таким, как будто бы он находился в заполненном до краев водой ведре. – Арена Магов Девяти приветствует вас на традиционном Турнире Магов Девяти! (бурные аплодисменты). Сейчас пройдет открывающий Вызов. Просим проявить терпение, пока Арена подготовит площадку. А пока – рекламная пауза...

Никто не слушал то, как хрустальный шар, распинаясь, перечислял все преимущества летающего веника перед обыкновенным и почему он, стоящий девять серебряных и девяносто девять медных монет, должен быть у каждой уважающей себя домохозяйки. Всем было не до этого, ведь внизу, на "боевом манеже", шел процесс терраформации.

Это было что-то наподобие ускоренного воспроизведения кинофильма. Невероятно быстро проходили дожди, дули ветра в разные стороны, падали метеориты. Формировались залежи полезных и не очень ископаемых. Произрастали всяческие растения, они же увядали, перегнивали и образовывали почву. Потом побежали люди. Они что-то таскали, пилили, строили, разрушали, раскапывали, закапывали, опять строили, ограждали, поливали, выкорчевывали и так далее.

Боги, по легенде, создали мир за три дня. А потом еще через три дня они заселили его людьми. Правда, никто не уточняет, какие именно это были дни. А возможно Боги просто миллионы лет балду пинали и только под конец спохватились. Не важно, но суть в том, что Арена повторила весь этот длительный процесс за десять минут. В принципе, это еще раз подтверждало, что магия – есть дар божественный.

Ветра утихали, можно было уже различить отдельные капли дождя. Время замедлялось и принимало привычный ход. Арена закончила созидание поля боя. И им было...

...Участок заброшенного кладбища.

На полусгнивших могильных крестах восседали, ожидая потехи, старые вороны. Древние склепы, наполовину погрузившиеся в землю, в свете взошедшей под куполом Арены луны походили на спящих вечным сном чудовищ. То тут, то там торчали серые кусты, плодоносящие ядовитыми ягодами. Под толстым слоем перегнивающей листвы повсюду были разбросаны треснувшие могильные плиты.

Трибуны перешептывались. Арена, конечно, выбирала местность случайным образом, и ничего удивительного в этом быть не должно, но все же... Как-то не по себе было всем и каждому.

Зловеще каркнул ворон.

В воздухе, над ржавым столом, установленным когда-то давным-давно неизвестно кем, чтобы прямо здесь, на могиле, выпить за упокой дальнего родственника, вспыхнуло пламя – на столе возникла высокая серая урна.

(Здесь нужно небольшое разъяснение: Вызовов могло быть очень много и за выделенное время не все могли быть удовлетворены, потому "заявки" вытаскивались случайным образом (В турнире участвовало 64 волшебника (по 7 из каждой Академии и еще один из той Академии, что показала наихудший результат в предыдущем турнире), они разбивались на пары и турнир проходил до тех пор, пока не останется только один, то есть проводилось 63 поединка и Вызовов тоже могло быть не больше, чем 63))

Примечательного в ней ничего особо и не было. В нее последнюю неделю всякий желающий кидал записки с Вызовами, так что все, что можно было, давно было примечено. Серая. Высокая. Продолговатая. Украшена миниатюрными дракончиками в количестве девяти штук. У одного из дракончиков отбито левое крыло.

Над отверстием в урне вскинулось голубое пламя. Оно плясало, подрагивало, искрилось. А потом так же внезапно угасло, и из внутреннего мира урны в мир внешний вылетел то ли лоскуток кожи, то ли обрывок бумажки, то ли что-то вообще непонятное.

Хрустальный шар-громкоговоритель приковал свое внимание (если только можно себе такое представить, но это было так) к парящему ошметку не-пойми-чего, увлекаемому ввысь разогретым воздухом.

Шар был большой. Если вы не страдаете близорукостью, то с легкостью могли бы разглядеть все, что твориться внутри него. Обычно там творится что-то бессмысленное: летят облака, текут ручейки, туман какой-нибудь клубится и прочее в том же духе. Но не сейчас.

Шар засиял. Внутри него отобразился двадцатикратно увеличенный лоскуток непонятной ткани, на котором кривыми бурыми буквами, неизвестного происхождения, было что-то написано.

Зависла минутная пауза. Шар распознавал надписи.

Наконец он объявил:

– Жрец и Пророк Великой Королевы Всея Фенрота вызывает на бой мага Нерольда Желтого (дальше было (не зачитанное шаром): осмелившегося оскорбить Великую и Прекрасную).

Трибуны встретили объявление овациями.

– А вот это мне уже не нравится... – сказал Страдамус, сидящему слева Филициусу Болокомусу.

В vip-ложе у каждого было по персональному хрустальному шару-монитору – для возможности осматривать поле боя с самых интересных позиций. А пока ничего еще не началось, каждый шарик показывал изображение записки-вызова.

– Зачем же он крысу-то изуродовал? – внезапно спросил магистр Оророрус. Он был специалистом по написанию волшебных шифров (здесь его забывчивость только играла всем на руку) и мог с первого взгляда определить из какого дерева была изготовлена та или иная бумажка и сколько соли добавили в чернила.

– О чем это вы? – до Болокомусо еще не дошло.

– Он написал Вызов на крысиной коже... – объяснил Страдамус. – Ее же кровью.

– Беда. Быть, – добавил Ксаль Таттун, сидевший позади и опиравшийся на два сложенных клинообразных серебряных зонтика.

– Я с Вами абсолютно согласен, мастер Таттун... – кто сказал первым, неизвестно, однако поддержала вся ложа.

На Арену в двух равноудаленных от центра точках (лежащих на большой оси эллипса) выходили два, закрытых огромными черными воротами входа-выхода. Они никуда не вели и не выводили. За ними была лишь маленькая комнатка (по одной за каждыми воротами), в которую сразу же перемещался вызывающий (вызываемый).

Не важно, где, когда и в каком состоянии находились противники. Если Арена объявила их, то они мгновенно переносились в эти комнаты и обязаны были выйти, как только ворота откроются. В противном случае их куда-нибудь выбрасывало... Куда-нибудь в иное измерение...

Северные (Арена большой осью ориентировалась по направлению Север-Юг) Ворота распахнулись. На влажную могильную землю ступил меховой сапог Нерольда Желтого. В свете прожектора герой Арены (четырежды чемпион, между прочим) выглядел, как обычно, безупречно. Некоторое замешательство он уже оставил в темной комнатке позади себя, так что все было так как надо. И все-таки... Неужели этот сумасшедший решился его вызвать?.. Нет, он законченный псих.

И да, не подумайте неправильно, Желтый – это что-то наподобие звания. Всем волшебникам по окончании Академии присуждался цвет, что-то там символизирующий. Например, Ксаль Таттун был Красным, Болокомус – Зеленым, а Магнезинн – Белым (хотя лично он предпочитал Фиолетовый). Цвет можно было оспорить, но зачем? Это ведь только формальность. Это раньше предполагалось, что маги должны носить одежды соответствующего цвета, но потом все подумали и решили, что это непрактично с экономической точки зрения.

Ворота на противоположном конце Арены медленно заскрипели. Из образовавшейся щели высунулся кривой, похожий на бьющуюся в конвульсиях змею, деревянный посох. Обвивавшие его где-то посередине желтоватые грязные пальцы с изуродованными сыростью и несбалансированным питанием ногтями постоянно дергались, так что понять, почему посох не выпадает, было достаточно сложно. Затем появилась скрытая под черно-грязным капюшоном голова, знававшая все лужи и овраги от Изельбурга до Лизвилля. И только затем свету прожектора показалась и вся фигура в драном черном балахоне. Слишком часто за последнюю неделю ее видели в городе и прилегающих землях. Слишком часто от нее слышали безумные речи о приближающейся эре Великой Чумы и о том, что только Великая спасет рабов ее. Слишком часто люди, видевшие ее, вертели пальцем у виска. Слишком часто, что бы не узнать ее сейчас.

Это был тот мерзкий безумный старик, что притащил на площадь Согласия ряженого мертвеца. Если бы здесь были ценители украшений из Лизербурга, то они бы признали в нем дерзкого вора, похитившего Паучий Глаз, вора, который оказался настолько дерзким, что его даже не стали искать. Служанки графа Пифпа, если бы успели спастись из подожженного инквизиторами поместья, сказали бы, что именно этот человек оставил у них Опознавательный Порошок и украл два серебряных столовых ножика. Все местные пьяницы в один голос бы подтвердили, что именно этот человек разгуливал по узким улочкам города в окружении вылезших на поверхность гигантских крыс. Он был здесь, и...

... За ним, держа старика за руку, вышла вторая хорошо узнаваемая фигура. Это был не уничтоженный огнем Нерольда вурдалак, обряженный в черные одеяния, чтобы придать ему вид заморской принцессы.

В свете прожектора эта парочка казалась двумя убогими, нищими оборванцами, пришедшими просить милостыню.

Трибуны затихли. Все внимание перекидывалось с одной освещенной прожекторами точки, в которой стоял волшебник, на другую, в которой были эти двое, и обратно. Все затаились. Кто в страхе, а кто в наивном любопытстве. Лишь маги в своих ложах хмурили брови и перешептывались друг с другом. Информация о том, что перед ними, на Арене, стоит самый настоящий оживший мертвец, очень быстро распространилась среди всех зрителей.

– Нет, это просто немыслимо! – крикнул Нерольд, обращаясь в большей степени к публике. – Ты настоящий псих, старик!

– Молчи, презренный! – подал голос Жрец Великой и прочая, не поднимая взгляда с земли. – Склонись перед Великой, и она пощадит тебя!

Поразительно то, с какой самоуверенностью и с какими железными нотками в голосе он это произнес. Его всего трусило. Казалось бы, он должен бы сейчас заикаться. Но нет. Как будто бы он заранее тщательно отрепетировал свою речь.

– Это что, какой-то темный маг? – спросил Болокомус у Магнезинна, чей взгляд был прикован к голове старика-Жреца (его особенно заинтересовали два непонятный выроста, проступающих под капюшоном, что-то наподобие рогов).

– Нет... – туманно отозвался Страдамус. – Просто сумасшедший...

– Опасный? – поинтересовался Оророрус.

Страдамус молчал, пытаясь разгадать какую-то загадку. Непонятно, ответил он или нет, но Магнезинн произнес:

– Безумно...

Нерольд при всей своей безупречности не знал об одной очень тонкой грани, через которую нельзя переступать. Нельзя ставить психов и нормальных людей в одну колонну. Разозлить противника – это может быть очень эффективно, когда твой соперник адекватный человек. Тогда застилающий глаза гнев не даст ему мыслить разумно, спланировать что-либо и правильно оценить обстановку. Другое дело – разозлить сумасшедшего. Им движет Безумие. Безумию не нужно думать и что-то оценивать. Оно заранее ЗНАЕТ, что будет делать. Гнев заставляет выбрать первое попавшееся решение, которое часто бывает неверным. У Безумия есть лишь один сценарий действий. Гнев сделает их только еще более неожиданными и резкими. Нерольд не знал или не понимал этого, и его последующие слова стали роковой ошибкой.

– Смешно! Ты даже не волшебник! Что же ты сделаешь?.. О! Вижу ты притащил свою ходячую анатомическую модель... Заставишь эту вешалку плясать до тех пор, пока я не "уверую"?

Жрец не ответил. Он, не поднимая головы и не отпуская конечности сопровождающего его мертвеца, при помощи посоха сбросил свой капюшон. Как маленькие рожки, пробиваясь через свалявшиеся седые волосы, у него торчали два блестящих лезвия столовых ножей. Их концы заискрились, и с них в направлении Нерольда ударили два зеленых луча.

Волшебник едва успел отскочить в сторону. Несколько склепов и крестов, которых коснулись лучи, с грохотом взорвались. Если бы не магический барьер, то пострадали бы и стены Арены.

– Да он реальный сумасшедший! – Нерольд выхватил клинок из ножен, провел им вокруг себя круг на земле и всплеснул искрами.

Арена задрожала. Вокруг оглядывающегося Жреца затрещала почва. Она начала вздыматься, окружая его плотным земляным кольцом высотой в шесть метров.

– Только попробуй жахнуть своими лучами смерти и тут же тебя расплющит! – Нерольд считал, что все уже кончено. Публика разразилась аплодисментами.

– О Великая! – из получившейся земляной трубы доносилось гулкое завывание. – Пусть уверует! Покарай этого презренного!

Свет прожекторов внезапно погас. Кто-то даже вскрикнул от неожиданности. Земляная труба окуталась легким зеленовато-голубым сиянием.

Нерольд ничего не видел. Он, конечно, волшебник, но в полной темноте он видеть не мог. Этим занимаются прикладные волшебники, а он был стихийным магом-дуэлянтом, специализирующимся на огненных заклинаниях. Однако он почувствовал, как что-то схватило его за ногу. Он попытался вырваться, но его схватили и за вторую. Хватка была настолько крепкой, как будто бы...

– Свет! Дайте свет! – крикнул Нерольд, размахивая клинком, пытаясь поразить невидимого противника, не дающего ему сдвинутся с места.

Прожекторы вновь зажглись.

Арена в точности создает местность. Это значит, что, если она создает жерло вулкана, значит, будет жарко, как в жерле вулкана. Если создается заснеженный пик Моунт-Эрза, значит, будет заметать снегами и метелями – приготовьте теплую одежду. Если это непроходимые джунгли Охохойских островов – готовьтесь к паукам и змеям. Когда Арена создает кладбище, нужно быть готовым к тому, что в могилах будут тела умерших.

Нерольд стоял между двумя могилами, из которых, сквозь толщу земли, пробились конечности богом забытых мертвецов. Они держали его, не выпуская.

Волшебник стал поливать могилы струями пламени. Однако, когда твоя цель давно уже не чувствует боли, не стоит рассчитывать на то, что она завопит и тут же тебя отпустит.

Нерольд переключил внимание. Он вынужден был это сделать, поскольку, помимо удерживающих его костяных рук, на поверхность повсюду лезли толпами столетиями залегавшие на этом кладбище тела. Они освобождались от грязе-глиняного плена и двигались в его сторону. И на уме у них явно было не погладить волшебника по головке.

Волшебник отвлекся от Жреца в земляной трубке. И удерживающая его и его ручного вурдалака тюрьма, лишившаяся ментальной поддержки, рухнула.

Жрец снял один нож с головы. Он даже бросил свой посох и сейчас держал этот столовый прибор так, как обычно волшебники держат волшебные палочки.

Нерольд сумел освободиться от хватки не выползших трупов, но в этот же момент ему в грудь ударил зеленый луч, сорвавшийся с кончика ножа в правой руке сумасшедшего старика (левой он все продолжал держаться за свою Великую).

Волшебника отбросило в стену. Ударившись об магический барьер, Нерольд упал без сознания.

Магия, какой бы природы она ни была, не может убить волшебника. Однако спряженные с ней последствия – могут. Этот психопат, не обладавший сам по себе никакими магическими способностями, поскольку никогда не был потомком великого Али-Бушмурака, поднял каким-то образом толпу упырей-мертвецов, а все неупокоенные знамениты тем, что они с превеликим удовольствием готовы сожрать любое еще живое и теплое существо. Наверное, не нужно долгих объяснений, кого они были готовы разорвать на части, пока он валялся без сознания.

– Великая! Жертва во имя Великой! – старик кричал и размахивал опасно искрящимся ножиком. – Пусть уверуют! Смерть неверного восславит Великую!

На трибунах застыл ужас. Зрители начинали сомневаться в том, что они защищены от этого психа магическим барьером. Назревала паника.

Арена не могла допустить кровопролития и решила взять все под свой контроль. Послышались раскаты грома. В Жреца попыталась ударить молния. Считается, что увернутся от такого проявления гнева природы невозможно, если только заранее не знать, куда придется удар. Старик и не уворачивался. Молния Арены сама соскочила. Она была порождением магии и, натолкнувшись на острие ножа, антенной торчащее из головы Жреца, отскочила. Большинство заклинаний отскакивают от любых серебряных поверхностей. Волшебная молния – не исключение.

Все гремело. Каждую минуту Арена пыталась поразить Жреца, но не удавалось. Молнии попадали в мертвецов, но тем не становилось от этого ни тепло ни холодно. Волшебная молния Арены призвана оглушить цель, причинить какой-либо вред она не может вообще. Оглушить ходячий труп невозможно.

– Уверуйте! Уверуйте, презренные! – крики Жреца, сопровождаемые раскатами грома, звучали зловеще.

Назрела паника.

– Тихо! – Страдамус Магнезинн поднялся. В его руках возник белый, украшенный алмазом, посох. Нет, он ему не принадлежал. Это посох Магов Девяти, созданный для управления Ареной.

– Филициус, – шепнул волшебник прижавшемуся к спинке кресла Болокомусу, – как только Синие Бананы Вылетят из Гнезда, перенесите Желтого к нам в Академию – вот камень. И выводите людей.

На удивление, Болокомус сразу понял, о чем речь. "Синие Бананы" – это Заклинание, а "Гнездо" – посох.

Болокомус протянул маленький камешек мастеру Ксаль Таттуну. Големы отличаются высокой точностью и дальностью броска, а добросить Возвращающий Камень надо было до противоположного конца Арены и попасть точно в распластавшегося на могильной плите Нерольда.

– Темное Создание! – голос Магнезинна звучал как из мегафона. – Я, как глава Изельбургской Академии Магии и член Совета Магов Девяти, призываю тебя покинуть Арену!..

– Великая требует жертвоприношения! – отозвался Жрец, направляя свой ножик на Магнезинна. – Он оскорбил Великую и должен заплатить!