Текст книги "Утраченные главы (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Свиридкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Огромная бледная луна взошла над Фенротом этой ночью. Ее холодный волшебный свет заливал землю. По затянутому таинственной туманной пеленой, веющей загадками и суеверными ужасами, кладбищу брел некто. Его серый плащ, на котором при должном желании можно было разглядеть грязь, принадлежащую каждому местному оврагу, волочился по земле, увлекая за собой пыль кладбищенских тропинок и туманные клубы. Зажав в костлявом кулаке ржавое кольцо с подвешенным фонарем, он освещал свой путь. Оглядываясь и зыркая своими огромными зелеными глазами по сторонам, загадочный путник насвистывал какую-то незамысловатую мелодию и даже иногда тихо припевал: "...наше счастье, что мы не живые..."

Свет фонаря коснулся обгрызанного ветрами и временем гранитного камня, на котором было неаккуратно, корявыми пляшущими буквами выбито: "София Л** чумные года второго века от Начала". Неизвестный остановился у камня и, прочтя надпись, торжествующе воскликнул, спугнув тем самым двух старых воронов, сидевших на крестах по соседству.

– Нашел! О счастье!

Он опустил фонарь на землю, под полой мантии скользнул черенок с опаской скрываемой до этого лопаты, и, нашептывая себя под нос что-то наподобие: "скоро, совсем скоро, Великая..." – он принялся рыть...

II

Невероятное! Неслыханное! Совершенно немыслимое происшествие! Передвижную выставку ювелирных изделий, направляющуюся из северного герцогства Браунглиф в Юго-Западные пределы в рамках программы по культурному обмену, на полпути, в городке Лизербург, ограбили самым дерзким образом! Средь бела дня, при толпе ничего не заметивших и не упомнивших зевак, на глазах у неусыпно бдящей стражи – все равно преступников не смогли ни заметить, ни приметить, ни догнать, ни даже запомнить хоть какие-нибудь приметы. Единственное, в чем были уверенны даже всегда ошибающиеся болваны из Тайной полиции, грабителей было двое. Конечно, при таких обстоятельствах, когда ни один из сотни свидетелей не может дать никаких показаний и ни один олух не соглашается взять вину на себя, дело можно было бы и замять, пока никто не видит, но не в этот раз. Ведь украли не абы что! Не алмазные подвески герцогини Бугурильской, не трехкилограммовый кусок золота, в котором этакий ценитель углядел отпечатавшийся лик творца, и даже не рубиновый кулон, принадлежавший лет четыреста назад какому-то монаху ордена серебряного бурундучка. Да если бы похитили неудавшийся дубликат королевской короны – шуму было бы меньше! Но нет – самым наглым образом умыкнули крошечный не ограненный изумруд, названный в простом народе Паучьим Глазом, вся ценность которого, по оценкам известнейших ювелиров, была чисто исторической. Пользу, которую он приносил бюджету государства, можно вполне сравнить с попыткой амебы своими ложноножками оторвать от кактуса кусочек. То есть, говоря простыми словами, значимость была немыслимой и не подлежала никакой оценке. А поскольку оценить все возможные потери так и не смогли ведущие экономисты всех восемнадцати королевств, порешили все быстро: как украли – никто не видел, кто украл – никто не знает, где искать – даже не догадываются, так что ну его в болото! Про камушек благополучно забыли и даже никого не посадили...

Вся историческая значимость Паучьего Глаза, с трудом замеченная под лупой лучшими ювелирами, заключалась в следующем. Согласно древней городской легенде, в самый разгар чумных годов, в нетронутый болезнью город, названия которого не упомнит ни один краевед, откуда-то с юга приползла здоровая крыса – разносчица заразы. Что было дальше – об этом историки и местные старушки еще очень и долго спорили и спорят. Но суть в том, что каким-то образом крыса заглотнула этот самый камень, с криком "Какая гадость!" выброшенный чьей-то несостоявшейся невестой. Нетрудно сообразить – крыса издохла в страшных мучениях из-за застрявшего в пищеводе изумруда. Город был спасен от чумы, а камень спустя лет сто нашли и не выбросили только потому, что мимо проходил знающий эту глупую легенду человек и ему поверили.

III

«Господа! Товарищи! Дорогие сограждане! Доколе это можно терпеть? Сколько будет продолжаться этот произвол? Только стоит герцогу Филентрийскому откликнутся на зов пресвятого протектора нашего лорда Боля и увести свою дружину на бой с жадными до наших земель Северо-Восточными упырями с их богомерзким главарем – графом Колело, как сразу же борон де Буль-Буль, которому давеча наш дорогой герцог навешал оплеух, приводит своих прихвостней в наши цветущие села для бесчинств и насилия! Пока гонец с депешей мчится на всех парах к окраинам Транзипуля, где уже который раз наш обожаемый герцог собственноручно избавляет лик Фенрота от людей графа Колело, этот мерзкий и подлый де Буль-Буль разносит наши деревни, угоняет скот и наших женщин к себе, в загибающиеся от смрада западные уделы. Терпение на исходе, господа! Позавчера у меня за чашкой чая был разговор с представителем Южных Пределов, прославленным маркизом Бирококко, в прошлом году остановившим вторжение варваров-миликийцев. Так представьте себе! У них то же самое происходит! Только какой-нибудь высокоблагородный граф изволит оставить на денек свои процветающие земли, как на них всею толпою наваливаются вечно точащие зубы соседи! Это немыслимо! Нет, господа, так жить нельзя! Есть три варианта, и все плохие. Первый: перебить всех этих грабителей и насильников – на их место придут новые, так что мир и спокойствие будут недолгими. Второй: стиснуть зубы и ждать – но терпения больше нет! Третий: объединить всех и вся! От Восточных Земель до Западных, от Северных Пределов до самого Южного моря и дальше. Если у всех все будет общее, а во главе будет стоять единоличный правитель, все эти злодеяния бесчисленных соседей закончатся. Это лучший вариант! Создадим единую Империю и посадим на трон выбранного всем миром государя, не сомневаюсь даже, что им будет наш благословенный герцог Филентрийский или лорд Боль, и наступит счастье на землях наших. Кто-то скажет, что, мол, маги не одобрят, что они предрекали конец света, если все графства, баронства и пределы Фенрота объединятся. Ерунда! Не будет ничего страшнее, чем сегодняшнее ежедневное кровопролитие. Как можно слушать этих магов? Они только и делают, что читают и пишут непонятные и бессмысленные книжки да превращают воду в вино и обратно. Покажите мне хотя бы одного мага, предложившего или сделавшего что-то полезное? Что они сделали для простого люда Фенрота? Ничего. Все их маломальски значимые достижения применяются исключительно для военных нужд. Зачем нам все это, если никто ни с кем не будет воевать? К черту этих магов, господа! Слава будущей Империи и ура процветанию!»

Такое обращение наместника Ивердийского, графа Коло, занимало всю первую страницу ежедневной газеты двадцать второго апреля 978г. от Начала.

– Удивительный болван этот граф Коло! – не сдержался Страдамус Магнезинн, дочитав обращение до конца и бросив газету в камин. – Это же сколько денег он потратил на подобную глупость?! Поразительно!

– Что это вы так громко возмущаетесь, господин Магнезинн? – в алхимический кабинет заглянула блестящая лысая голова заведующего лабораторией прикладного чародейства, господина Болокомуса.

– Ты только представь, Филициус! Граф Коло совсем лишился рассудка! – Страдамус поднялся и выдвинул из угла большое кресло. – Не стой в дверях.

Низенький, кругленький господин Болокомус протиснулся в кабинет и завалился в кресло.

– Только подумай, Филициус! Ему захотелось единую Империи устроить! – Страдамус принялся нервно расхаживать из угла в угол, Болокомус внимательно следил за ним своими узкими подслеповатыми глазками.

– Успокойтесь, господин Магнезинн, – попытался заведующий лабораторией немножко разрядить обстановку. – Мало ли что придет в голову дураку! Кто его послушает?

– В том-то и беда, Филициус, в том-то и беда, – Страдамус остановил свой взгляд на бурлящей сиреневой колбочке, над которой поднимались розовые пузырьки. – Когда у дурака есть деньги, его будут слушать, а если у дурака деньги большие, то его впридачу еще и услышат! Граф Коло – дурак с огромными деньгами!

– Ну, будет Империя, нам-то что с этого?

– Ха! Я не против единой Империи, пусть будет. Но граф Коло абсолютный болван! Он не думает о последствиях вообще и не собирается прислушиваться к мнениям тех, кто явно мудрее его. На все Центральные земли и прилежащее к ним герцогство Филентрийское он заявляет, что маги не сделали ничего полезного и будут не нужны будущей Империи! Не удивлюсь, если он не поскупился и это заявление прогремело на весь Фенрот.

– Ваше возмущение понятно, господин Магнезинн, – Болокомус нацепил очки – сквозь толстенные собирающие линзы его глаза стали невероятно огромными. – Но я все равно не вижу проблемы?

– Проблема в том, что становление любой Империи сопровождается реками людской крови, это предсказал еще Люмвалий Первый. – эти слова Страдамус произносил удивительно спокойно, судя по всему запал возмущенной критики у него догорел и пришло время конструктивного осуждения и холодной констатации фактов. Примечательно, но этот великий волшебник, который способен искренне посмеяться над любой выходкой студентов волшебной академии да и сам время от времени не прочь подшутить над кем-нибудь, становился необычайно холодным и рассудительным, даже бесчувственным, когда дело доходило до событий ужасающих по своему масштабу и содержанию. – Будет необходимое насилие, и люди, для которых, по словам графа Коло, мы ничего не сделали, обязательно обратятся за помощью. А ты сам знаешь, мы не сможем отказать. Страшные вещи будут происходить. Власть, которая встанет во главе образующейся Империи, потребует, чтобы мы отступили. Тогда осуществиться страшное пророчество Люмвалия Второго.

– Да-м... – выдохнул Болокомус, смотрящий, не отрываясь, на господина Магнезинна. – Бунт Волшебников Девяти – не самая радужная перспектива. И что же Вы предлагаете?

– Я завтра же вечером отправлюсь к графу Коло и попытаюсь развеять тучи, затянувшие его разум.

– Да-м... – Болокомус сполз с кресла и, покачиваясь направился к двери. – Возьмите с собой настойку Дездрапониса и... – у самой двери он обернулся (о, как же неописуемо смешно выглядел заведующий лабораторией прикладного чародейства, когда забывал снять свои очки) – Да! Чуть не забыл! Я же как раз к Вам шел, чтобы сказать. Студенты Первого Круга уже ждут Вас на третьем этаже в Зале Молний. Там сейчас легкие грозовые тучки, как вы любите.

– Да, спасибо... – Страдамус отвлекся от сиреневой колбочки, на которую он глядел последние три минуты, почти не моргая. – Я через минуту к ним перемещусь... Дездрапонис это хорошо... Я как-то не подумал... Он поможет... Еще раз спасибо, Филициус.

IV

Города на Фенроте – крупные центры уделов (остальные населенные пункты от силы могли называться большими деревнями), в них всегда кипела жизнь. Ремесленники трудились, торговцы торговали, бездельники и те, у кого временно свободный график, весело трепались и чесали языками на рынках и базарах, вовлекая в свое расшатывание воздуха, не желающих оставаться в стороне и скучать, продавцов и тем самым давая шанс мелким уличным воришкам попытать счастье под остающимися без присмотра прилавками. Так на центральном рынке Меритрополя, центе герцогства Филентрийского, а также еще в десятке городов – центров приграничных герцогств и уделов – шли этим днем жаркие обсуждения всех сплетен Центральных Земель.

Так в мясных павильонах можно было подслушать подобный разговор:

– Слыхали новость? Граф Пифп на магический порошок подсели!

– Да враки все это...

– Хошь, голову на отсечение дам? Сам видел! Они его каждый день носом вдыхают. Берут миску с порошком и носом в нее! Чем хошь поклянусь!

– Та это все знают... То же мне... То табак заморский.

– Врешь! Не табак это! Где вы табак видели такой – его в правую ноздрю вдыхаешь, а из левой пар сиреневый валит? Я мимо усадьбы графа гулял. Они наверху сидели, перед окошком. Я все как на ладони видел! Мисочку подносят, щурятся, отводят – и все вокруг сиреневым становится.

– Знаем мы, как ты гуляешь! В погреб винный залезешь, а потом через два часа – гулять тащишься!

– Ей-богу! Трезвый был! Как на ладони... Чем хошь поклянусь...

У рядов с разновсяческими тканями и одеждами обсуждали новый наряд маркиза Ололо. Наместник в Урюкском уделе, знаменитый модник всех Центральных и Южных Земель, неделю назад прибыл на бал к герцогине Ойе в синем бархатном наряде. "Маркиз Ололо нынче в синем изволят!", "О! Синий будет в моде", "Я истратил последние запасы синей краски! Краситель! Полцарства, если б были, отдал бы за краситель!" – то и дело разносилось по рядам.

В узких закоулках, за дальними столиками таверн, дабы не вызывать всякие нехорошие настроения и портить настроения тем, у кого оно еще не испорчено, вооружившись кружками пива или чего покрепче, обсуждали всякие тревожные странности и спорные заявления мелких и крупных политических деятелей.

– Иду я, значит, так... По этой самой, Поганенькой улочке... там еще всегда наемники лорда Утера трутся. Иду, по сторонам украдкой поглядываю. Вдруг вижу: идет такая вся, в черном закутанная, говорят, на Востоке так ходят. Идет, по виду красавица-принцесса. Я ближе подошел, хотел с боку заглянуть, авось, действительно. Тут она как повернется ко мне, глазами как зыркнет! Один зеленый, другой красный, и оба светятся! Да еще и рожа вся бинтами перемотанная! Я так перепугался, что твердо решил больше не пить по понедельникам. А тут еще мне по спине чем-то очень больно прилетело, что аж скрючило. Разогнулся – это страшилище уже вперед утопала, а за ней старик тоже весь черный и с палкой. Это он ею, гад, меня огрел. Думаю, да ну их к черту, уродов цирковых. А за ними еще две здоровенные крысы бегут. Однозначно, черти это были, в их самом гнусном виде...

– Да... Пить точно надо меньше...

– Мудрый, очень мудрый вывод! Надо отметить...

V

– Таким образом, поскольку материи высшего и среднего звена связаны друг с другом дискретным трансполярным преобразованием, для превращения свинца в золото можно применять дискретные трансмутации, – на этом Страдамус Магнезинн закончил свою последнюю в уходящем учебном году лекцию в Магической академии. Над головами внимающих студентов искрились тучки Зала Молний, как бы намекая, что если они не выметутся сейчас, их отсюда смоет. – Если есть вопросы, можем обсудить.

Зал молча собирался опустеть, однако на последнем ряду поднялась рука, оповещая о назревшем вопросе.

– Можно вопрос не по теме? – огненно рыжий парень поднялся.

– Раз других нет, то почему бы и нет, – с улыбкой, о которой свидетельствовали натянувшиеся хвосты его фиолетовой бороды, ответил Страдамус.

– Скажите, можно ли развоплотить мертвую плоть?

Вопрос был несколько неожиданным, так что Магнезинн на секунду нахмурился.

– Теоретически, любой биологический материал можно развоплотить, в смысле перевести из целостного состояния в расщепленное. Профессор Локко в свое время проводил эксперименты над развоплощением бутербродов, можете почитать его труды. А вот развоплотить в смысле уничтожения энергии никому не удавалось ни в теории, ни на практике.

Ответ Страдамуса оказался столь же уклончивым, сколь неожиданным был вопрос, так что рыжий поблагодарил за разъяснения с явными нотками недовольства в голосе.

Зал почти опустел, студент, задававший вопрос не по теме, тоже собирался удалиться, когда оказавшийся за его спиной Страдамус его приостановил.

– Зачем вам, эм... Аластор, да, Аластор, развоплощать мертвечину? Ведь ее можно сжечь.

Аластор повращал глазами, пытаясь заглянуть себе в голову и найти там подходящий ответ.

– Говорят, в Мертвых Землях бродят мертвецы, которых нельзя уничтожить ни огнем, ни мечом, ни святой водой, потому оттуда никто и не возвращался. Если бы можно было их развоплотить...

– Ясно, все ясно... – Страдамус осуждающе покачал головой. – Поговорим об этом после того, как сдадите Алхимию на втором круге.

Страдамус исчез. Ударил гром. Не успевший уйти, Аластор промок под полившим в Зале Молний дождем.

***

Экзамен по Алхимии принимал сам Страдамус, помимо этого испытание было примечательно до безобразия простым заданием (дан какой-то металл – превратить его в золото) и двумя способами его сдачи. Первый, честный, состоял в применении полученный за время обучения на втором круге знаний по перенаправлении энергии материалов. Второй, хитрый, предполагал использование палочки дискретных превращений, созданной еще на первом круге. Второй способ, очевидно, экзаменатор недолюбливал. Прежде всего потому, что кусочек золота получался правильной формы, но очень низкого качества, а потом уже потому, что применить палочку не требует никакого ума – рассек воздух и коснулся предмета. Вычислить применившего палочку не составляло никакого труда, так что жаждущим халявы студентам приходилось заранее модифицировать палочку на повышение качества, искривление формы, беззвучность и т.д. Лень, как говориться, двигатель прогресса! Качество палочек повышалось, сложность обманного маневра понижалась, чтобы сохранить значимость экзамена, Страдамус измельчал металлы в пыль (на сыпучие и текучие вещества палочка в ранних модификациях не действовала), а потом стал накладывать бум-чары (при применении палочки раздавался хлопок, и лицо применившего становилось зеленым). Но даже это не остановило хитроумных искателей лазеек. Так что схватка между Великим Волшебником и толпой хитрецов продолжалась...

Аластор без проблем и палочки дискретных превращений сдал Алхимию, однако обсуждать давно намеченную тему Магнезинн отказался... Но это уже совсем другая история.

VI

Позволь, мой дорогой читатель, пока мы еще не подошли к той вакханалии абсурда, что творилась в Изельбурге, и пока ты еще не окончательно уснул, спросить, доводилось ли тебе лицезреть Их Величество Бред в какой-либо его форме? Естественно, мы имеем в виду что-то, кроме этой книги. Бред он первоначален. Он абсолютен и непреодолим. Человечество сталкивалось с бредом на каждом этапе своего развития. Трибуны стадионов во все времена ревели: «Бреда и зрелищ!» Дабы познать его суть, изведать его истинное предназначение, в Академии Волшебства была даже некогда основана, ныне закрытая, кафедра Теории Бреда. Под чутким руководством Ильзевула Забугорного были обнаружены, опознаны и классифицированы все производные первых и вторых порядков бреда, а так же был составлен полный список всех мыслимых и немыслимых форм проявления этого явления (ниже представлен неполный список, вошедший в первую редакцию кандидатской работы Забугорного).

1) Бред обыкновенный, он же просто бред.

2) Сущий бред – яркая форма бреда обыкновенного.

3) Бред сумасшедшего.

4) Форменный бред.

5) Бесформенный бред.

6) Правдоподобный бред.

7) Неправдоподобный бред.

8) Сонный бред.

9) Полночный бред.

10) Явный бред.

11) Натуральный бред.

12) Полный бред.

В дальнейшем трудами учеников Ильзевула, пришедших к поразительному выводу, что любое прилагательное и большая часть существительных в контексте бреда порождают новый класс оного пополнили данный список на столько, на сколько позволял их словарный запас. К чему это все? Собственно, ни к чему, просто покойный старина Ильзевул классифицировал бы происходящее в тот день, как психосоматический бред, порожденный когнитивными расстройствами логических цепей, составляемых в мозгу, при условии наличия оного.

На площади Полного Согласия и Миролюбия, где отдел Святой Инквизиции по уездному городу Изельбургу проводил показательные пытки и казни, было необычайно многолюдно. И немудрено, ведь сегодня в Изельбург на ежегодный турнир магов и волшебников съехались лучшие представители молодежного магического сообщества. К тому же сам Нерольд Желтый, чемпион чемпионов, маг из Огненных Пустынь Безречья, прибыл самым первым и согласился раздать автографы всем желающим. Дабы его не затоптали многочисленные фанаты, Нерольд возвел песчаную трибуну и с нее, возвышаясь над толпою, отбивался от осаждающих поклонников, орудуя пятнадцатью чернильницами и тридцатью перьями одновременно.

Волшебник был безупречен во всем. Он непринужденно творил самые сложные стихийные заклинания, легко и ловко орудовал двумя клинками и еще тремя при помощи силы мысли, ходил с гордо поднятой головой, был красив лицом и одной только улыбкой сводил с ума всех встречных и поперечных дам. Он носил одежду, изготовленную из шкур диких пустынных медведей-людоедов, которых убивал самолично. Его коричнево-красный меховой плащ подчеркивал свободолюбивый нрав и героический характер. Ко всему прочему, как и любой волшебник, несмотря на свою заносчивость, Нерольд всегда готов был прийти на помощь нуждающимся, за что долгое время его преследовала Инквизиция.

В этом году турнир проводился не просто как дань традициям. Академии Магии в Изельбурге исполнялось двести пятьдесят дет! По такому случаю полюбоваться зрелищем приглашались все сливки магического сообщества. Страдамусу Магнезинну, между прочим, даже выделялось самое лучшее место в vip-ложе с полным обзором арены и тремя мониторами, чтобы иметь возможность следить за поединками со всех четырех сторон. К тому же в этом году ему выпала честь награждать победителей.

В толпе страждущих возникла зловещая невысокая фигура в черном грязном балахоне с натянутым по самое не могу капюшоном. Она двигалась к трибуне. За ней появилась другая, высокая и тоже черная. Первая, достигнув своей цели, немного распихала наплывающих людей в стороны, пропуская вперед вторую. Та, добравшись, как-то неестественно подняла обмотанную бинтами руку и прикоснулась к песчаному сооружению. На верх побежали дымящиеся зеленым черные трещины. Трибуна рухнула. Не ожидавший ничего подобного Нерольд грохнулся вниз. Низкий черный человек, не дожидаясь, пока волшебник оправится, схватился двумя руками за корявый деревянный посох и заехал что есть сил им Нерольду по голове. Волшебник повалился без сознания.

Толпа от неожиданности и ужаса расступилась. Человек с посохом скинул капюшон. Это был седовласый старик мерзопакостной наружности. Сопровождающая его закутанная в черное фигура, очень смахивающая на какую-то восточную принцессу, поблескивая разноцветными глазами, принялась производить какие-то движения, отдаленно похожие на танец. Из-под полы ее одеяния посыпались кости, много костей, очень много. Кто-то тут же вскрикнул.

– Падите ниц, несчастные! – возопил старик, размахивая посохом, носясь вокруг пляшущего не-понятно-чего и распугивая вконец ошарашенную публику.

– Уверуйте! Она явилась! Явилась! – старик надрывался, голос его был противным, да и язык его заплетался. – Настал Судный день! Королева Низин с нами! Уверуйте!

Пляшущая и разбрасывающая кости принцесса, сбросила закрывающую лицо черную вуаль. Все, кто мог видеть, увидели, все, кто мог слышать последовавший крик, услышали, все, кто мог кричать, подхватили.

– Мертвец! Оживший мертвец! О Боги!

Люди с испуганными лицами разбежались в разные стороны. Старик, почти в полном одиночестве, все надрывался.

– Они узрели! Узрели! О Великая! Великая! Владей нами! Правь рабами своими!

Он упал на колени перед не прекращающим свою пляску мертвецом и завороженно глядел снизу вверх, в разноцветные камни, заменяющие глаза.

В это время Нерольд очнулся. Поднявшись и увидев безумца и ожившего мертвеца, он незамедлительно решил действовать. Пока сумасшедший восторженно любовался "своей Великой", волшебник подобрался к ходячему труп со спины, схватил его одной рукой между ног, а другой за шею и со словами "Упокойся, нежить!" переломил его об колено (многовековая нежить достаточно хрупка). Мертвец перестал дергаться в своем конвульсивном танце и, сложившись пополам, был брошен на землю.

– Что ты наделал, презренный! – вскричал псих, хватаясь за посох. – Ты прикоснулся к Великой! Ты сделал ей больно! Она покарает тебя! Я убью тебя!

Старик замахнулся было на волшебника, но Нерольд перехватил посох и отбросил его куда-подальше, чуть не оторвав руку сумасшедшего.

– Пошел прочь! – маг был грозен, у него в глазах даже засверкали молнии. – Если тебе так хочется что-то доказать или умереть, я жду на Арене.

– Защити, о Великая... – заскулил старик.

– Вон отсюда! – Нерольд дал пинка сумасшедшему. Тот со стоном поковылял прочь. Когда старик скрылся за небольшим домиком, волшебник запустил огненный шар в еще пару минут назад ходячий, а сейчас лежачий труп и побежал прочь. Сумасшедший с опаской выглянул из-за угла. Увидев огонь, он в ужасе кинулся спасать "свою Великую"...

VII

Когда слухи о зависимости графа Пифпа от какого-то непонятного волшебного порошка дошли до ушей Страдамуса Магнезинна, последний незамедлительно отменил все свои ближайшие лекции по Дискретному Чародейству и Теоретической Алхимии и отправился на выяснение обстоятельств. Посему о том, что происходило в городе во время его отсутствия, волшебник узнал одним из последних.

Вместе с профессором Грамм-Пурси, слывшим большим специалистом в области взаимодействия магических субстанций и среднестатистического обывателя, Магнезинн прибыл в Северо-Удивинский удел Черно-Зеленой области Центральных Земель, владения графа Пифпа. Положение оказалось критическим – местные луга и леса и вообще все местное за время, пока сплетни только носились из одних несведущих уст в другие не менее несведущие уши, успело покрыться плотным налетом сиреневой пыли, характерной для Опознавательного Порошка. Так что ярко-фиолетовые стаи птиц и лиловые крысы удивления не вызывали, а лишь подтверждали догадки.

Этот порошок, совершенно безвредный для человека в пост-употребленной форме (то есть в виде этого самого налета), делал непригодным к использованию почти все, на чем осаждался, и крайне тяжело выводился. В исходном же состоянии он применялся в очень многих сферах жизни. Изобретенный на заре Магического искусство, незадолго после смерти великого Ули-Пули-Ассина, как побочный продукт изготовления Волшебной Палочки из ветвей ныне уничтоженного дерева Дуро-Боро, явил интересную способность проецировать картины из человеческого сознания в реальный мир. Например, у вас в темном переулке украли сумочку, а вора вы, к сожалению, не смогли разглядеть достаточно хорошо, чтобы запомнить, тогда вам стоит только подумать о случившемся происшествии, вдохнуть через левую ноздрю щепотку порошка и выдохнуть через правую. Частицы порошка пройдут через ваш головной мозг, подхватят последнюю картину, о которой вы думали, и, будучи выдохнутыми, изобразят ее во всех красках. Это замечательное свойство порошка нашло свое применение прежде всего в криминалистике (от туда и пошло название – Опознавательный), особенно широко применялся в расследовании убийств (мертвому засыпали порошок в левую ноздрю, и он самопроизвольно выходил через правую), поскольку было доказано авторитетным методом "А вдруг!", что последние, о чем думает любой убитый, – это момент убийства. Также Порошок активно использовали всякие деятели видимых и невидимых искусств в поисках вдохновения, особенно – художники – они придумывали какие-то безумные сюжеты, реализовывали их сперва с помощью Порошка, а потом, если им получившееся нравилось, перерисовывали "набело". Также Порошком часто пользовались лица с воспаленной фантазией не будем рассказывать для чего. (Этот порошок, если бы было известно его действие относительно явлений магических и божественных, мог бы прояснить и очень быстро закрыть дело д'Эрмиона, однако секрет его изготовления не из веток дерева Дуро-Боро был утрачен во время Буйных Годов и бунта Магов).

К сожалению, как и все хорошее, Опознавательный Порошок обладал рядом побочных действий, таких как: зуд, жжение, раздражение слизистой, кариес, галлюцинации (за что особенно ценился среди творческих личностей), привыкание, а также вычихивание головного мозга через правую ноздрю (в более легких формах – вычихивался только разум), слабоумие и беременность (о последнем очень часто сообщали неверные жены).

Графа Пифпа обнаружили посреди его гостиной. На обтянутых кожей крокодилов из реки Аракук диванах высились горы спроецированного порошком золота, в углах прятались изображения разномастных девиц (профессор Грамм-Пурси смущенно покраснел, когда их увидел), также тут были пальмы и деревья, плодоносящие экзотическими фруктами, а на стене разместился вид на Охохойское море, славящееся бесчисленными толпами пиратов. На полу, засыпанном толстым слоем употребленного порошка, валялся сам граф Пифп. На лице его светилось удовольствие, какое бывает только у совершенно безумных людей.

Страдамус, нахмурив брови, развеял сгенерированные Опознавательным Порошком изображения, дабы они никого не смущали. Пока Грамм-Пурси возился с телом (вернее, трупом. Головной мозг графа Пифпа уже пошел через левую ноздрю, правда не вышел. Профессор потом долго демонстрировал следователям из Инквизиториума прокрашенное фиолетовым серое вещество, застрявшее у самого выхода из ноздри погибшего), Страдамус изъял стеклянную пепельницу с остатками не употребленного порошка.

Экспертиза показала, что порошок оказался контрафактным, очень низкого качества. Дело ушло под контроль Инквизиции, так что никакого расследования не было. Виновным назначили самого графа Пифпа, во-первых, за приобретения не лицензионной продукции, во-вторых, за ее неправильную эксплуатацию. Уполномоченному по взаимодействию магической продукции с обывателями и самому профессору Грамм-Пурси объявили выговор за то, что "не уследили". Продажу Опознавательного Порошка частным лицам в крупных размерах решено было запретить, а принадлежащий графу Пифпу удел решили подвергнуть очистительному напалму. О предварительной эвакуации местного населения не сообщалось.

VIII

– Страдамус. Здесь, – быстро, с характерным скрежетом гвоздей о грязное стекло, произнесла просунувшаяся в щель между косяком и приоткрытой дверью Комнаты Предсказаний блестящая металлическая голова. Это мастер Ксаль Таттун спешил донести великому волшебнику тревожные вести из города, которые, в свою очередь, ему (Ксаль Таттуну) сообщил и просил передать магистр Оророрус, на чью память вообще никогда нельзя было положиться (он обо всем забыл сразу же, как Таттун его оставил).

– Арх-ах! – Филициус Болокомус подскочил от неожиданности. В это время он уже полчаса как должен был быть внизу, в Зале Огня, и читать лекцию о водных элементалях, потому и шарахался от каждого незначительного сотрясения воздуха. Даже простое упоминание о водной стихии в Зале Огня вызывало дикое магическое возмущение, и у упомянувшего тотчас же загорались пятки, а у Болокомуса закончилась противоожоговая мазь. (Такая глупость с местом чтения лекции получилась сознательно – Филициус проспорил Страдамусу одно желание). Прятался он в большей степени от Магнезинна (студенты, руководствуясь правилом пятнадцати минут отсутствия преподавателя, уже должны были разбежаться). Увидев начищенную и сверкающую железную лысину Ксаль Таттуна, сумел-таки угомонить истерически забарабанившее сердце и даже вразумительно ответил.