Текст книги "Гонщик 2 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Матвеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Вино было замечательным. Довольно крепкое, ароматное, с богатым букетом, оно мягким хмелем обволакивало разум. После него уже не хотелось никаких серьезных дел. Душа просила лишь веселья и радости. Тем более, что повод был и вправду подходящий. Я примерил на себя рассказ деда. Ну да, отчаянье – это самая лёгкая эмоция, из тех, что приходили на ум. Тем сильнее было понимание того, насколько сейчас князь счастлив. Хотя, надо признать, прячет он свои чувства весьма умело.

От повторения тоста я отказался. Был бы на «Молнии» – еще куда ни шло, а на мотоцикле лучше не злоупотреблять.

– Федор Васильевич, сегодня серьезных разговоров уже не получится. И мне, и вам нужно свыкнуться с мыслью о наступивших переменах. Так что давайте распрощаемся на время. Я же обещаю приехать к вам через пару-тройку дней. Просто для того, чтобы поговорить обо всём на свете, и рассказать друг другу о том, о чем рассказать хочется. К тому же у меня имеются дела, да и у вас они, кажется, появились, в холодной дожидаются.

Дед поморщился, но, поразмыслив, согласился:

– Ладно, езжай. Но через три дня чтобы непременно был!

И неожиданно подмигнул:

– Такого вина у меня ещё бочонок есть. Как раз тебе на свадьбу.

Утром следующего дня, прежде, чем появились Клейсты, у ворот остановился мобиль, и калитка затряслась под мощными ударами кулаков. Бегать открывать ворота давно уже стало обязанностью Мишки. Тем более, что мне вредно прервать процесс поглощения горячего чая и свежей выпечки: на настроение влияет.

Мишка вернулся в сопровождении дюжего мужика в шоферской кожанке и шлеме. Шофер передал мне письмо, все с тем же тенишевским гербом.

– На словах его сиятельство велел передать: Савелий сбежал. И просит завтрева спозаранку к нему приехать вместе с нотариусом. Машину он пришлет.

Выпалив это, шофёр убежал. Видимо, к нотариусу поехал.

– А сиятельство – это кто? – спросила Дашка.

– Князь Тенишев, – объяснила ей сестра. – Видишь, герб на конверте?

– И то верно. А зачем князь зовет? Да еще с нотариусом?

– Много будете знать, скоро состаритесь, – остудил я её любопытство. – Вот съезжу завтра, тогда и узнаю. А сейчас вам в гимназию пора. Идите, и о делах домашних болтать не вздумайте! Можете и сами в беду попасть, и меня под монастырь подвести.

Дети убежали, зато прикатили Клейсты. Поскольку завтра день, считай, пропадает, надо было непременно сегодня закончить возню с мобилем. И, может быть, даже испытать обновленную «молнию».

Предчувствуя новые испытания, Настенька Клейст не уехала ни домой, ни к матушке, а крутилась вокруг нас. Правда, к ее чести, надо заметить, что не пыталась отвлекать нас ни разговорами, ни дурацкими вопросами на тему «когда будет готово».

Николай Генрихович вчера поработал на славу, и уже к полудню мы успели собрать мобиль и даже проверить работу котлов на холостом ходу. Пар вырабатывался, регулятор исправно держал нужную марку. На обед решили махнуть рукой: уж больно всем хотелось опробовать мобиль на ходу.

Для испытаний выехали на ипподром: по раскисшей грунтовке немного наиспытываешь. Правда, и там не идеал, но хоть что-то. Вот стану миллионером и заводчиком – построю собственный испытательный полигон. И, непременно, трек с хорошим покрытием. Ну а пока я вывел «молнию» на старт, Клейст приготовился давить кнопки секундомера, а Клейст встала впереди, чтобы махать флагом.

Ух, как резво стартанул! Аж колеса в проворот пошли. Наконец-то возникло это привычное ощущение: вжимание в кресло при разгоне. Долетел на всех парах почти до поворота, притормозил и вернулся к старту.

– Ну что, Николай Генрихович?

– Великолепно! Вот, смотрите!

Мне был подан секундомер.

– Та поделка со сжатым воздухом – это просто насмешка над настоящей скоростью. Вот!

Клейст потряс секундомером.

– Вот оно, будущее спортивного мобиля!

Подбежала Анастасия Платоновна.

– Владимир Антонович, а можно…

И глазками хлопает, и личико умилительное состроила, и ручки в крагах к груди прижала.

– Позже. Сейчас пару кругов проеду, послушаю, как наша «молния» будет вести себя в поворотах. А потом уже вы между собой договаривайтесь, кто следующий будет кататься.

Настя кивнула и зайчиком поскакала на место стартера. Клейст взялся за секундомер. Старт! Колеса метнули назад мелкие камушки и мобиль рванулся вперед.

Перед поворотом я перестраховался, притормозил посильнее. Но «Молния» резво пробежалась по дуге, почти без крена. Вот что амортизаторы животворящие делают! Во втором повороте я уже действовал смелее, и пролетел его пусть и с заметным креном, но вполне уверенно. На четвертом, самом крутом, тоже пришлось сильно тормозить, но едва выйдя из поворота, я вдавил в пол педаль пара и мобиль рванулся на новый круг. Клейсты кричали и махали руками, а Анастасия Платоновна, к тому же, изволила подпрыгивать. А я – я просто кайфовал. Мне всё время не хватало именно этого – ощущения скорости, ощущения движения. И – вот оно!

Переполненный эмоциями, я едва успел затормозить перед первым поворотом. Нет, нельзя отпускать себя на гонке, если собираешься доехать до финиша. Остальную часть круга я проехал собранно, точно и на финише восторженный Клейст мне доложил:

– Владимир Антонович, вы в полтора раза перекрыли рекорд скорости на этой трассе! Среди отечественных машин конкурентов у нас сейчас просто нет. Если бы проводился национальный чемпионат, мы были бы безусловными лидерами. Просто скатались бы за первым призом. А остальные дрались бы за второе и третье места. Про зарубежные команды сказать не могу, но, думаю, они тоже нам не конкуренты.

– Владимир Антонович!

Это тоже Клейст, но уже другая.

– Вы обещали!

Я выбрался из-за руля, и Настенька тут же прыгнула на теплое место.

– Анастасия Платоновна, проедьте первый круг спокойно. Вам нужно как следует прочувствовать аппарат. Он сейчас ведёт себя совершенно иначе. Ну а потом – пожалуйста, позвольте себе оторваться.

«Молния» улетела.

Клейст какое-то время смотрел вслед супруге, потом повернулся ко мне.

– Что скажете, Владимир Антонович?

– Две вещи. Во-первых, мы с вами молодцы. Я не ожидал такого результата. Словами это не передать. Сами проедетесь, почувствуете. А во-вторых, если бы не новые тормоза и улучшенная подвеска, в том числе и амортизаторы, то мы не смогли бы полноценно использовать возросшую мощность двигателя.

Фр-р-р-р!

Мимо пронеслась «Молния». Кажется, Настя на ходу что-то не то кричала, не то пела.

– Вот, Николай Генрихович, очередная потенциальная проблема: мы подняли давление пара, повысилась частота хода поршня, выросли обороты трансмиссии. И нагрузка на все движущиеся детали выросла. Соответственно, ресурс работы этих деталей снизился. И тут надо будет очень вдумчиво заниматься износостойкостью материалов и наработкой на отказ. По крайней мере, нужно будет регулярно разбирать «молнию» до винтика и смотреть величину износа. Особенно это важно для трущихся деталей и шестерен. И ещё: для нормальной езды на новых скоростях и с новым мотором такие узкие шины не годятся. Надо связываться с фабрикой, производящей колеса и заказывать себе специальные. И, конечно, деревянные спицы колеса становятся слабым местом.

Тем временем Настенька Клейст лихо проходила один поворот за другим. Еще немного, и она остановила мобиль перед нами. Спрыгнула с сиденья и бросилась мне на шею. Хорошо еще, обошлось без поцелуев. В конце концов, у нее муж рядом! Лично я не настолько эмансипирован.

– Владимир Антонович, дорогой, это просто песня! Я буквально наслаждалась каждой секундой поездки.

К счастью, Настя вовремя опомнилась и переключилась на своего супруга, а то он уже принялся посматривать на меня как-то нездорово.

– Ах, дорогой! Ты непременно должен прямо сейчас вкусить плоды своего труда. Это потрясающе, ты сможешь оценить, я знаю.

У Клейста и без уговоров зудело на предмет прокатиться. Но дисциплинированный механик ждал моего формального разрешения.

– Давайте, Николай Генрихович.

И Николай Генрихович дал. Через два круга вышел из мобиля, прислонился к заляпанному землей борту, стянул шлем и подставил лицо холодному ноябрьскому ветру и мелкому моросящему дождику.

– Владимир Антонович, – сказал он куда-то в пространство через некоторое время. – это было непередаваемое наслаждение. Практически, экстаз.

Тут он покосился на жену. Смутился.

– Гм-м, да. Ну а что до ваших замечаний, я с ними полностью согласен. Стало быть, у нас еще много работы.

Вечером, загнав «молнию» в сарай-мастерскую и распрощавшись с Клейстами, я распечатал, наконец, письмо Тенишева.

«Дорогой правнук. Тебе уже сказали, что Савелий Фролов, тот, что вчера так старался тебя подставить сбежал. По многим причинам человек этот был мне дорог. И доверял я ему более, чем кому бы то ни было. Говорю 'был» потому, что ныне он всякое доверие и уважение с моей стороны утратил.

О причинах такого поведения Фролова я сейчас поведаю. Истории этой много лет. Возможно, отчасти в произошедшем есть и моя вина. Возможно, я должен был поступить иначе, найти другой способ действия. Но что сделано, то сделано, и ныне я ни о чем не жалею.

Савелий поступил на службу ко мне более сорока лет назад. Было он сметлив, расторопен и ловок, так что в короткое время сумел привлечь к себе интерес. Я приблизил его к себе и спустя время, убедившись в его верности, сделал своим доверенным лицом. И деньги за верную службу я Савелию платил изрядные.

У Савелия был единственный сын. Воспитания он был дурного, отеческих вразумлений не слушал, нрав имел буйный, и силу при этом неимоверную. Но, как часто это бывает, Савелий в отпрыске своём души не чаял. Потакал, деньгами дарил, да от тюрьмы всякий раз спасал. Однажды по пьяному делу зашиб этот парень в драке троих человек насмерть. И Савелию дело, может, и удалось бы замять, кабы не был один из убиенных государевым чиновником. По этому случаю прибыли полицейские чины, провели недолгое следствие, и все очевидцы указали на сына Савелия.

Личный слуга князя хоть и немалый человек, но против царёвых слуг никто. Вот и послали его полицейские по известному адресу. Савелий ко мне прибежал, в ноги кинулся: мол спаси сына. А я не стал. Когда-то ведь и ответ надо держать за деяния свои. Парень за убийство чиновника получил двадцать пять лет каторжных работ. Услали его по этапу в Иркутск, где он и сгинул. А Савелий поначалу шибко убивался горькую было запил, но после отошел, на службу ко мне вернулся как ни в чем ни бывало. И до вчерашнего дня не было у меня от него секретов, и почитал я его как вернейшего и преданнейшего слугу своего.

Других детей у Савелия не было, так он и жил рядом со мной. Да только вчера, как спрашивать его принялись, открылось такое, что мне и сейчас не по себе. Возомнил Савелий, в смерти его сына что я виновен. И порешил в отместку мой род извести. Когда мать твоя, Елизавета Васильевна, от Травиных убегала, я поиски внучки Савелию поручил. И он, паскуда, доложил, что пропала она без следа. И намекнул, что Васька Травин её нашел, порешил, да тело и спрятал, да так, что концов не найти. А на самом деле, он Лизоньку отыскал, напугал отчим гневом и, пока она не опамятовалась, сговорил замуж за мещанина Стриженова, якобы для того, чтобы скрыться от отцовых сыщиков.

Все три десятка лет этот змей подколодный втайне радовался, глядя на мои страдания. А когда ты появился, да метрику предъявил, тут он снова засуетился, да не слишком ловко. Я неладное заподозрил, да новый розыск учинил через тамбовского нотариуса. Ну а дальнейшее ты и сам знаешь.

Сей тать люто ненавидит меня, а поскольку ты встал на пути его мести, то и тебя тоже. А посему завтра же с утра приезжай ко мне вместе с нотариусом. Мобиль я пришлю, охрану дам. Надобно скорейшим образом составить прошение на высочайшее имя о введении тебя, правнук, в род Тенишевых и признании наследником титула. Заодно я и завещание своё перепишу. Хоть и не так велико моё состояние, но всё ж не так и мало, тебе в твоих делах хорошим подспорьем будет. И очень радует меня то, что есть ныне родная кровь, кому всё это могу оставить.

Засим прощаюсь в надежде завтра же тебя увидеть,

Князь Федор Васильевич Тенишев.

Писано собственноручно двадцатого числа месяца ноября года одна тысяча девятьсот двадцать второго от Р.Х.'

Глава 18

Едва прочитав письмо, я тут же принялся собираться. Было очевидно: раз этот Савелий сбежал, значит, у него был помощник. Или несколько помощников. Наверняка, кто-то из слуг, но кто именно – неизвестно. Может, так же, из приближенных. Зная об отданных распоряжениях, они могут решиться на убийство. А много ли старику надо? Подушкой во сне придавят – и готово. Конечно, князь это понимает. Но есть ли среди слуг те, на кого он может рассчитывать абсолютно? А если есть – хватит ли им сил в случае чего отбиться? Люди, решившиеся на убийство, могут пойти на многое. Какое им дело – одного убивать или троих, пятерых? Могут и дом поджечь, чтобы следы замести.

Машка с Дашкой собрали мне с собой холодных перекусов. Я надел под куртку кобуру с револьвером, и сунул в карман коробку патронов. «Молния» еще не успела остыть после испытаний. Я сел за руль и погнал мобиль к усадьбе Тенишевых.

Уже смеркалось, но дорога была вполне различима. Помогали и новые гогглы. Как уж старый мастер умудрился это сделать, но в них, как показал опыт, я видел даже в абсолютной темноте. Не сказать, чтобы отчетливо, но силуэты вполне мог рассмотреть. Я положил себе по возвращении непременно сходить к Шнидту и поблагодарить старика. А пока дорога заняла всё моё внимание.

Ямы, скользкая грязь – всё это могло стать проблемой и при свете, а уж в полутьме и подавно. Тем не менее, я вполне уверенно продвигался вперед. И наверняка бы добрался до своей цели в рекордное время, если бы не колесо.

Уже виден был вдалеке свет в окнах усадьбы, уже можно было различить своротку с тракта, как вдруг меня потащило вбок по раскисшей дороге, и сзади раздался мерзкий хруст. Мобиль тут же осел на одну сторону, его крутануло вправо и, окончательно вылетев на обочину, «молния» замерла.

Я вышел из мобиля и обошел его кругом, с трудом вытягивая сапоги из раскисшей почвы. Да, колесо придется менять. К счастью, запасное имеется. Но смогу ли я потом самостоятельно выехать на дорогу – вопрос. Впрочем, дойти до усадьбы можно и пешком, тут недалеко.

Выключив фары, я направился было вдоль дороги, боясь заблудиться, или сломать шею на неразличимом в темноте скользком косогоре. Но сделав едва десяток шагов, остановился: впереди послышались голоса. Встречаться непонятно с кем желания не было никакого, сперва стоило выяснить: что за люди, куда идут, что им надо. К счастью, я находился на относительно твердом участке дороги. Несколько шагов в сторону, на обочину – и вот уже ночь укрыла меня от посторонних взглядов.

Голоса приближались. Теперь можно было даже разобрать, о чем идет речь.

– Вот придумали тоже, ночью шастать. Тут и днем-то пройти невозможно, а оне ночью посылают.

– Не бухти, Гришка. Чего ты Савелию энтому в глаза ничего не сказал? Послали – пошел. Вот и иди.

Послышались чавкающие шаги.

– Вот же грязюка! Так и оскользнуться недолго. Ах, мать твою так!

Раздался шлепок.

– Да вставай ты, кулёма! Ишь, поваляться решил. Да где ж мобиль энтот? Вроде, тут где-то встал.

Еще шаги.

– Да вот же он!

– Поломатый, вроде. А шофер где?

– Где-где? В деревню, поди, наладился, мужиков кликать. Одному ему в жисть не выбраться. Да только никто нынче не пойдет. Дураков нет, в темноте по грязи ползать.

– А ты ж ползаешь, Антип, стало быть, как раз тот самый дурак и есть.

Названный Гришкой захихикал и тут же ойкнул.

– Чего дерешься?

– Лишнего не болтай, вот чего. Стой тут, карауль. Коли шофер придет, встреть его и со всем вежеством к Савелию проводи. Скажи, что помочь послан. Ну а там уже найдется, кому…

– Что – найдется?

– Не твоего ума дело. Сказано – карауль. А я пойду, доложу, что и как.

Шаги Антипа затихли в темноте. А Гришка, судя по голосу, совсем еще молодой парень, забрался с грязными ножищами в мобиль и принялся изображать великого гонщика. Топтал педали, крутил руль – то есть, пытался – и сам себя озвучивал:

– Фыр-фыр-фыр. А ну разойдись, босота! Не вишь, людя знатныя едуть!

Его силуэт четко виднелся на фоне темного неба. Один выстрел – и готов. Только мобиль не хочется кровью пачкать. Да и стрелять сейчас – так себе идея: ночью слышно хорошо, сразу все узнают. Это может подтолкнуть бандитов к тому, чтобы князя побыстрее кончить. Опять же парень, вроде, невеликого ума, да и, судя по разговору, кровью не замазан.

Подкрасться к увлеченно «катающемуся» Гришке было проще простого. Он никого сейчас не видел и не слышал, целиком уйдя в небывалое доселе развлечение.

«Кольт» довольно тяжел, так что хватило одного удара, чтобы парень обмяк на сиденье. А недостатка в веревках и тряпках в багажнике «молнии» не было никогда. Так что когда Гришка пришел в себя, он был надежно связан, а рот его затыкала промасленная ветошь.

Сообразив, что попался, он задергался было, замычал, но быстро понял бесполезность этих попыток.

– Ну что, душегуб, если рот освобожу, кричать будешь?

Неизвестно, за кого принял меня несчастный Гришка, но выпучил глаза, явно от страха и замотал головой. Потянуло запашком. Вот же… засранец. Хорошо, что догадался из «Молнии» его вытащить, а то уделал бы там всё. Я осторожно вынул кляп и начал спрашивать.

Гришка рассказал мне всё, что я хотел, и еще сверх того. Не думаю, что врал. Правда, чего-то мог и не знать, но с этим придется разбираться на месте. А пока я оставил парнишку поваляться на травке, обратно же с кляпом во рту. Не нужны мне неожиданности. Отволок только подальше от мобиля. Ведь придут сюда, непременно придут, так надо, чтобы не нашли. Или, по крайней мере, нашли, но не сразу. А сам пошел, как и собирался, вдоль дороги. Только не по тракту, а по обочине, стараясь прижиматься к чёрным придорожным кустам для пущей маскировки.

Всего бандитов было шестеро. Как раз по одному на каждый патрон в моём «Кольте». Пятеро вместе с Савелием засели где-то в деревне, в доме одного из подельников. А шестой окопался в господском доме, и должен был в нужное время открыть двери убийцам.

Все, кроме домашнего, были вооружены. У троих – револьверы, у двоих – обрезы охотничьих ружей. У самого Гришки был неплохой выкидной ножик. Его я приватизировал: мне сильно не хватало бесшумного оружия. Мне никогда не приходилось пырять живых людей. Но, думается, жизнь заставит – и не такое вытворишь.

В дом к бандюганам я не пошел. Были бы у меня автомат и гранатка-другая, тогда можно. Но потом придется объяснять полиции, почто я честных людей привалил. Из подтвержденных злодеев-то пока один лишь Савелий. Нет, я направился прямиком к усадьбе. Постучал условным стуком в дверь чёрного хода, подождал. Постучал ещё, громче. Наконец, за дверью раздались шаркающие шаги и ворчливый стариковский голос:

– Ну куда тебя несёт, Савелий? Рано ж ишшо! Ить в полночь уговаривались, а чичас и десяти часов не пробило. Князь не уснул покамест. Аль случилось чего?

Загремел отодвигаемый засов, дверь начала приоткрываться внутрь. И я, чтобы не тратить время на обсуждения, от души пинанул по крепкой створке. За дверью послышался стон и звук падающего тела.

Вот же гадство! Мерзкий старикашка, падая, заблокировал собой дверь. Пришлось протискиваться в дом в узкую оставшуюся щель. Сделать это оказалось непросто, пришлось снимать куртку, но в итоге я справился. Проверил: дед еще дышит.

Пока я закрывал дверь на засов, моя жертва начала шевелиться. Вот уж кто не испугался бы моего вида, а принялся орать и звать на помощь. Ну а потом доказывай, что ты не верблюд. Конечно, в конце концов всё выяснится, но, возможно, будет уже поздно. Так что я вновь использовал револьвер не по назначению. Бить пришлось с опаской: а ну как старик врежет дуба! Кто потом поведает князю подлинную правду?

В доме горел свет. Электричество добралось и сюда. Я снял шлем с гогглами, чтобы никого больше не пугать, и двинулся по коридору, предварительно связав старика его же одеждой. В рот пришлось засунуть наскоро отхваченный ножом кусок его же кальсон. Ничего, потерпит пару –тройку часов.

За поворотом обнаружилась приоткрытая дверь, из которой явственно доносился запах горячей еды. У меня сразу же подал голос желудок, а рот наполнился слюной: еще бы, кроме завтрака и пары взятых с собой бутербродов я сегодня ничегошеньки не ел. Судя по голосам, на кухне вели неторопливую беседу две женщины. Голос одной был вполне узнаваем: Марфа. Та самая, что меня вчера к князю в кабинет приводила. Это было просто замечательно: меня она знает, панику поднимать не станет, да и подругу свою успокоит.

Я постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел:

– Добрый вечер, милые барышни!

– Ох, – схватилась за дебелую грудь пышечка средних лет.

Должно быть, та самая Агафья, которая печет князю булки. Ничего, сдобная женщина. Зато Марфа признала меня сразу.

– Княжич! Владимир Антонович! Откуда ж вы это?

– Да вот приехал его сиятельство спасать от душегубов. Вы вот сидите, и даже не догадываетесь, что Савелий с подельниками сговорились в полночь сюда прийти, да князя убить. А дед, который тут ошивается, по условному стуку дверь им открыть должен.

– Нешто и Трофим туда же? – снова ахнула Агафья, опять схватившись за то место, где ошибочно предполагала наличие сердца.

– Туда, туда. Куда бы Трофима вашего запереть, чтобы раньше времени не сбежал, да не окочурился?

– А в кладовку пустую, – подсказала Марфа, указывая на солидную с виду дверь. – вот сюдой.

– Тогда обождите малость, сейчас я его доставлю.

Дед лежал там же, где я его оставил. Живой.

Я аккуратно поднял нетяжелое стариковское тело, взвалил на плечо и перенес в кухню. Сгрузил в заботливо отворенную передо мной кладовку, закрыл дверь и задвинул засов.

– Ну всё, теперь надо Федору Васильевичу доложиться. Думаю, он и сам нападения ждет, но вдвоём супостата бить всяко сподручней. Только вот не найдется ли у вас, милые барышни, места, где мне одежонку почистить? А то я своими сапожищами весь дом грязью изгваздаю, а вам после отмывать.

– Так сымайте грязное-то, барин, – захлопотала вдруг Марфа. – Сей же час всё отчищу и в лучшем виде принесу.

– Да неловко как-то, переодеться-то мне не во что.

– Да мы привычные. Посидите пока в исподнем. Агафья вам чаю нальёт, да булок принесет. С ужина у неё остались, я знаю. Князь отказался, а куда девать? Утром-ить всё одно свежее стряпать.

И подтолкнула подружку к действию:

– Агафья, чего расселась-то! Вишь, барин голодный, ажно в брюхе у него бурчит. Собери ему повечерять, да булок своих не забудь.

Агафья потянулась было опять схватиться за грудь, но Марфа это дело пресекла на корню:

– Да не этих булок. Таких, я чаю, у барина и без того в избытке. Небось, кажная блаародная девица норовит этаких поднести. Да так, чтобы после руки от сладкого-то не отлипали.

Пока Марфа говорила, я быстро скинул одежду, оставшись в исподнем, а пышная Агафья принялась метать на стол одно блюдо за другим. Несмотря на суровые речи подруги, Агафья всё же попыталась «поднести мне булок». Крутилась рядом и так, и этак, и ворот на блузке распахнула пошире, и нагибалась пониже, чтобы мне видней было, и мазнуть своими булками по моему плечу норовила – случайно, конечно. В другой раз я, может, и соблазнился бы, поддался, но нынче не до того, нынче я воевать приехал. И сдобная повариха это, в конце концов, поняла. Успокоилась, присела рядом и, по-бабьи подперев ладонью щеку, смотрела, как я ем.

Часа не прошло, а я уже был сыт, одет в чистое и топал следом за Марфой в покои прадеда. На стук в дверь ответил уже знакомы мне Ефим:

– Кого там черти несут на ночь глядя?

Меня впустили после пары минут перекрикиваний через дверь. Марфу отправили обратно, строго-настрого наказав вместе с Анфисой пойти, хорошенько запереться в своих комнатах и носа не высовывать, пока здесь всё так или иначе не кончится. Я же остался.

– Ну и какого чёрта ты приперся? – мрачно спросил князь, отставляя в угол карабин.

– А какого черта ты решил помирать в одиночестве? Ведь знал, что Савелий с подельниками нынче по твою душу придут?

– Знал.

– И ты решил, что я тебя вот так вот брошу? Что оставлю на смерть и поругание?

Тенишев некоторое время мрачно молчал, уставясь в пол, потом поднял голову и хлопнул меня по плечу.

– А ты молодец, Володя. Наша, тенишевская кровь!

– Кровь кровью, но как вы обороняться-то собирались? Вот так, вдвоем? При том, что Ефим, судя по всему, ружья отродясь в руках не держал?

Мужик и вправду стоял, опершись на здоровенную сучковатую дубину.

– Дайте угадаю: вы хотели забаррикадировать дверь, а когда с той стороны начнут пробиваться, пострелять супостатов, сколько успеете.

Судя по сердитому сопению прадеда, так оно и было.

– А ты что предлагаешь?

– Я предлагаю хитрость. Нападающих будет пять человек, придут они в полночь. Двери им никто не откроет, поскольку Тимофей, связанный и с кляпом во рту, отдыхает в кухонной кладовке.

– И Тимоха с ними! – ахнул Ефим. – Вот же падаль!

– Это всё лирика, давайте дальше. Все нападающие будут вооружены. Три револьвера, два обреза. В перестрелке мы, скорее всего, проиграем. Нам нужно разделить силы нападающих и бить их по частям. Желательно, хитростью, чтобы самим под выстрелы не подставляться.

– Ты, поди, уже и хитрость выдумал? – с ехидцей спросил князь.

– Не то, чтобы хитрость, но кое-какие мысли у меня есть.

Мысли у меня действительно были. И главная из них заключалась в том, что вся шайка держалась авторитетом Савелия. Грохнуть этого мстителя – и остальные либо сдадутся, либо разбегутся. А нам того только и надо. Цель-то ведь – не убийц уничтожить, а князя уберечь.

Немногим после полуночи ручка двери повернулась, дверь дернулась, но не сдвинулась даже на миллиметр. Еще бы! У створок была сложена вся мало-мальски тяжелая мебель, найденная в комнате. Только кровать оставалась на своем месте, поскольку так было предусмотрено совместно разработанным планом.

Минут через десять о подоконник негромко стукнула приставная лестница. Кто-то шумный, воняющий табаком и перегаром влез по ней наверх, толкнул специально для этого случая приоткрытую раму.

– Открыто! – сказал кому-то вниз шумный.

На него зашикали:

– Тише! Тише!

Вскоре в комнату залез крупный мужик с обрезом в руках. Огляделся в полутьме, увидал нашу баррикаду, кровать и мирно спящего под одеялом князя – конечно же, правдоподобно сделанную куклу. Перегнулся через подоконник:

– Туточки он, спит! Лезьте все!

И едва он сделал шаг от окна, как за его спиной колыхнулась тяжелая бархатная портьера. Взмахнула дубина, и тать ничком рухнул на пол, пачкая паркет кровью.

Пришла очередь мне действовать. Прибитый грабитель был оперативно утащен в туалетную комнату, а там уже князь разберется: живой – свяжет, дохлый – так оставит. Потом второй, третий – Савелий, предусмотрительная сволочь, сперва послал вперед своих подельников. Но дубинка Ефима работала без осечек, и в скором времени в туалетной комнате с князем соседствовали трое душегубов. Пока еще живых. Но кто знает, доживут ли до визита господина Боголюбова?

Савелий полез последним, оставив одного бандюка на стрёме. Не спеша перелезать через подоконник, он отвел стволом нагана с глушителем край портьеры и попытался что-то разглядеть в глубине комнаты.

– Рыжий! Федька! Лузга! Где вы?

Момент был явно критический. Еще секунда, и бывший слуга либо начнет палить наугад, либо полезет назад, и тогда уже придется стрелять. Впрочем, сейчас уже соотношение сил совсем другое.

Я стоял за гардиной с другой стороны окна, и Савелий сейчас был как раз между мной и Ефимом. Ефим молча качнулся к убийце, занося свой пудовый кулак, и я в это же время потянулся рукой с револьвером. В итоге оба удара получились смазанными: Ефим приложился вскользь по одному уху, а я рукоятью револьвера – по другому. Савелий потерял равновесие, взмахнул руками и полетел вниз. За окном раздался треск и крик боли.

Я высунулся из окна. Савелий, слабо шевелясь, лежал на земле, а последний из уцелевших бандитов суетился вокруг. Вот совсем не нужно, чтобы он утащил своего главаря на какую-нибудь лёжку.

Бах! Бах!

Вроде, и расстояние меньше десяти метров, а как трудно, оказывается, попасть в цель!

Бах! Бах!

Бандит поднял обрез. Я едва успел присесть за подокнонник.

Ба-бам! Картечь из двух стволов звучно хлестнула по стене, плеснуло брызгами разбитое стекло.

Я снова высунулся. Савелий все так же лежал на земле, а его помощник быстрыми, четкими движениями выкидывал из стволов стреляные гильзы.

Бах!

Промах.

Остался последний патрон, потом придется долго перезаряжаться. Я тщательно прицелился.

Бах!

– А-а-а!

Ну, вроде, попал.

Глава 19

Заряжание револьвера – это отдельный квест. Надо шомполом выбить из гнезда барабана стреляную гильзу, потом вынуть из коробки патрон, запихать его в освободившееся гнездо, провернуть барабан и повторить. Я не слишком опытный стрелок, так что у меня на все эти манипуляции ушло не меньше пяти минут. Выходить же на улицу без готового к стрельбе оружия было, на мой взгляд, совершенной глупостью.

Наконец, я управился и выглянул в окно. Все было без изменений: слабо шевелился Савелий и кричал раненый бандит.

Первым спускаться стал Ефим, а я с револьвером в руках его прикрывал. Потом, когда он отвесил оплеуху раненому и тот, наконец, заткнулся, полез и я, прихватив с собой охапку шелковых шнуров от портьер: веревок попроще поблизости не нашлось. Князь же вышел из туалетной комнаты и, встав у окна с карабином в руках, остался всматриваться во тьму: вдруг еще кто прячется по ближним кустам.

У раненого оказалось прострелено плечо. Причем, пуля попала сверху вниз и, войдя около плечевого сустава, вышла близ локтя, разворотив всю руку. Лицо у налетчика уже побледнело, еще немного, и помрет от потери крови. Не жалко, туда ему и дорога. Для вдумчивых расспросов у нас еще трое имеется. А вот Савелий… Его бы хорошо поподробней поспрошать, да не здесь, а в полиции. Уж больно приметный у него «наган». Повреждение у него, с виду, одно: неестественно вывернутая нога. Наверняка перелом. Ну и судя по тому, как он дергается и тихонько мычит, имеется еще неслабое сотрясение и шок. Да и сам он немолод. Кто знает, какие болячки у него могли обостриться? Жахнет, к примеру, инфаркт или инсульт, и – привет родным, пишите письма на тот свет. А он, сволочь, еще много рассказать должен. Ведь раз банда имеется, то и дела у этой банды должны быть. И награбленное наверняка по разным ухоронкам попрятано. А ведь может и так быть, что этот Савелий и у князя приворовывал, да по крупному.