Текст книги "Гонщик 2 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Матвеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

По совету Боголюбова теперь, выходя из дома, я надевал под кожаную куртку нечто вроде кирасы. Выглядел я в этой штуке довольно комично, да и таскать ее на себе было тяжеловато. Но зато получил лишний шанс выжить, если в меня вновь примутся палить из револьверов.

Так прошла неделя с лихвой. За это время мы с Клейстом помимо зарабатывания денег доработали и испытали подогрев сжатого воздуха. Теперь можно было включать ускоритель аж на целых четыре секунды, не боясь испортить двигатель. И за эти секунды я вполне мог набрать пресловутые шестьдесят миль в час, а там уже паровик раскручивался достаточно, чтобы поддерживать эту скорость. Мы даже заявились на одну из гонок, чтобы опробовать новинку. Ничего особенного, местечковая гонка в соседней губернии. На всякий случай, выбрали Кострому, поскольку предыдущая гонка через нее не проходила. Авось, бандитов там не встретится.

Одетый как предписано, я прикатил к имению Сердобиных. На этот раз на подъездной дорожке не было длинной вереницы карет и мобилей. Я остановился у парадного подъезда, лихо перепрыгнул через бортик мобиля и мимо склонившихся в поклоне ливрейных слуг прошел в дом. Не глядя, скинул плащ и кепи, не сомневаясь, что вещи подхватят и сохранят, и вернут ровно в тот момент, когда я соберусь уходить. Огни в большом заде, где давеча проходил бал, были погашены, но где-то играла музыка. Туда меня и проводил важный старик в ливрее.

В большой комнате, которая называлась, почему-то, малой гостиной, собралась та же компания, что и на прошлый танцевальный вечер. В углу тихо наигрывал спокойную мелодию струнный квартет. Почти что дежавю.

Хозяйка встретила меня в дверях, сразу же подхватила под руку и потащила к гостям, чинно рассевшимся по диванам. Я раскланялся с мужчинами, поцеловал ручки дамам, сделал вид, что не заметил томный взгляд и быстрое движение языка по губам Оленьки Дороховой, и занял свое место на диване рядом с Александрой.

Танцы нынче программой вечера предусмотрены не были. Об этом недвусмысленно свидетельствовали туалеты дам: узкие платья не давали возможности сделать полноценный широкий шаг, и заставляли буквально семенить. Но бедра этих самых дам при ходьбе двигались настолько соблазнительно, что не случись накануне визита к помещице Томилиной, конфуз был бы неизбежен.

К счастью, нынче гости развлекались, почти не покидая диванов. Играли в фанты, в рифмы, в почту. Смеялись, каламбурили, периодически отвлекаясь на вино и закуски. Я, как будто, не слишком отставал от других – в плане игр, конечно. Подсказал новую забаву: «испорченный телефон», благо, что это изобретение уже дошло даже до Тамбова. Фурора я не сделал, но появление нового развлечения плюсом к уже несколько приевшемуся перечню игр было встречено с восторгом.

Ближе к полуночи гости притомились и стали собираться по домам. Я тоже поднялся и, распрощавшись со всеми прочими, велел было подать плащ и кепи, но вместо лакея мне явилась средних лет женщина – видимо, горничная баронессы, и пригласила следовать за ней. Признаться, я рассчитывал, что Сердобина захочет объясниться, но при этом понимал, что устраивать приватную беседу в разгар всеобщего веселья она не станет. Правда, и вот такого поворота тоже не ждал.

Интересно, насколько такой выкрутас повлияет на ее репутацию? В конце концов, она не дорвавшаяся до секса помещица Томилина, и даже не распутная Оленька Дорохова, с которой все как с гуся вода. Но тогда что же она собралась сделать? Судя по итогам последней встречи, вряд ли дело дойдет до постели. Да и слуг в имении чересчур много. В один день оповестят весь город.

Все эти мысли крутились в моей голове, пока я шел за горничной через полутемные галереи и анфилады комнат. В конце концов, меня ввели в более-менее освещенное помещение и оставили одного.

Судя по обстановке, это был будуар. То есть, вполне себе интимное место, куда приглашают далеко не каждого. Вряд ли кто-нибудь из присутствовавших нынче друзей и подруг удостоился чести побывать здесь. Разве что Дорохова, и то ради сплетен. Мы с баронессой нынче виделись лишь в третий раз, и такое стремительное введение меня в самый ближний круг заставило меня напрячься.

Я осторожно присел на канапэ и принялся оглядываться вокруг. Все предметы обстановки, все детали говорили о том, что здесь царит женщина. Об этом свидетельствовали цвета обоев и мебели, узор на паркете и зеркала в бронзовых рамах, статуэтки на полках и аксессуары на комоде. И все это было личным, настоящим. Будь я опытным психологом, наверняка по обстановке комнаты смог бы составить психологический портрет хозяйки. Но увы – я способен лишь определить, что служанка хорошо знает свое дело и не ленится: все вещи на своих местах, пыли не видно, а паркет натерт до блеска.

От созерцания меня отвлекло шуршание ткани. Я обернулся. Из двери, скрытой драпировками, появилась Александра. Одетая в свободное домашнее платье простого покроя, она показалась мне намного привлекательней, нежели в вечернем туалете полчаса назад.

Я поднялся навстречу. Наверное, нужно было что-то сказать для соблюдения ритуалов, но чтобы не попасть впросак, решил промолчать. Просто стоял и любовался женщиной: мягкими волнами блестящих волос, ниспадающих на плечи, чертами лица, лишь слегка тронутого косметикой, фигурой, не слишком скрытой легким платьем. А она стояла напротив и чего-то ждала. Может, когда я насмотрюсь?

Я никогда не учился скрывать свои эмоции, хоть и пытался время от времени держать «покер-фейс», как говорят англичане. Потому и восхищения прятать не стал.

– Вы прекрасны, Александра.

Ответом была неопределенная улыбка. При желании в ней можно было увидеть и уверенность в себе, и кокетство, и даже поощрение к дальнейшим действиям. Я не прочь был к этим самым действиям перейти, но мне казалось, что главной целью нашей приватной встречи был некий важный разговор. И баронесса меня не разочаровала. Сделав несколько шагов, она изящным движением присела на край канапэ и повела рукой в сторону стоящего рядом кресла.

Я занял предложенное мне место. Спина хотела ощутить опору, но вальяжное возлежание в кресле никак не соответствовало характеру ожидаемой беседы, и я заставил себя сидеть прямо. Это было замечено и даже одобрено легким кивком.

Развернувшись всем корпусом к своей vis-a-vis я ждал начала. Александра же сидела, опустив голову, сцепив пальцы рук в замок и, казалось, не могла решиться произнести первые слова. Я уже приготовился помочь ей в этом, но она справилась сама. Аккуратно положила на колени изящные кисти с одним лишь вдовьим кольцом на безымянном пальце левой руки, подняла на меня свои прекрасные голубые глаза и произнесла чарующим голосом:

– Вольдемар, я еще раз приношу вам извинения за свое поведение во время нашей последней встречи. Я была непозволительно резка и чудовищно бестактна. Простите меня за это.

– Я охотно прощаю вас. Тем более, что ваши тогдашние поступки были в большинстве своем обусловлены потрясением, которое вы испытали, получив ответ на свой вопрос. Я так же могу отнести это на счет обычной реакции любого человека, мир которого внезапно начинает рушиться.

– Мир начинает рушиться? Интересная метафора. Думаю, я понимаю, о чем вы хотите этим сказать. Но не могли бы вы все же пояснить свою мысль?

– Извольте. Я не знаю о вас практически ничего, но смею предположить, что вы воспитывались в каком-нибудь частном пансионате. И что нравы в этом заведении были весьма суровы.

– Вы угадали, – удивилась Александра. – Интересно, каким образом?

– Я расскажу вам об этом, но позже. А сейчас позвольте мне продолжить логическую цепочку.

Моя собеседница на миг согласно приопустила ресницы.

– Так вот: насколько мне известно, в подобных заведениях, особенно в тех, что расположены на островах Британии, тема взаимоотношений полов строжайше табуирована. А в некоторых, на мой взгляд, особо извращенных, сама мысль о возможности получения плотских удовольствий является крамольной. Это неудивительно, если вспомнить, что большинство англичан протестанты и проповедают пуританство. Я понимаю, что эта ветвь христианства возникла в противовес чрезмерно разгульной жизни католических священиков шестнадцатого-семнадцатого веков. Но такая крайность, хоть, возможно, и спасает души от греха, но при этом изрядно вредит здоровью людей.

Вот как? – заинтересовалась баронесса. – И у вас есть доказательства тому?

– Разумеется. Я сейчас не стану вас утомлять лекцией по анатомии и физиологии человека, но спросите любого практикующего врача, и он расскажет вам о естественных физиологических процессах, проходящих в каждом человеческом теле. Стоит заметить, что в норме у всех женщин мира, независимо от их вероисповедания, цвета кожи или сословия тело устроено абсолютно одинаково. На один и тот же внешний раздражитель одинаково реагируют что дикарка из африканского племени Мумба-Юмба, что особа королевских кровей.

– Но дворяне тем и отличаются от черни, что способны контролировать реакции своего тела!

– Люди, которых вы называете чернью, тоже в состоянии контролировать свои реакции. Но, в отличие от вас, их этому никто не учил. Впрочем, я не о том.

– А о чем же?

– О том, что ваш личный опыт, приобретенный сравнительно недавно, вдребезги разносит внушенные вам ранее догмы. Вы лишились опоры, чувства внутренней правоты и сейчас не знаете, за что уцепиться, чтобы подтвердить или окончательно опровергнуть правила, по которым жили до сих пор.

Лицо баронессы на секунду вспыхнуло. Гневом? Стыдом? В тускловатом свете я не успел этого рассмотреть: она резко, даже слишком резко вскочила на ноги и, отвернувшись от меня, отошла на пару шагов. Я тоже был вынужден подняться.

– Вы неправы, Вольдемар – резко заявила Александра. Слишком резко, чтобы я ей поверил.

Она стояла спиной ко мне, обхватив себя руками. Очень прямая, очень напряженная. У меня возникло ощущение, что я своими выводами слишком точно попал в цель, и этим причинил ей боль. Пришлось исправляться.

– Александра, наш разговор, очевидно, пошел совсем не туда. Может, попробуем начать с начала? В этом случае у нас есть шанс прийти к чему-нибудь иному.

– Хорошо.

Женщина обернулась ко мне так же резко, как недавно отворачивалась. Она улыбалась, но как-то неестественно. Было очевидно, что нервное напряжение никуда не делось, хоть она и старалась его скрыть…

– Хотите вина?

– Пожалуй, – согласился я.

Баронесса взяла с комода серебряный колокольчик и позвонила. Через минуту все та же горничная вкатила сервировочный столик. Вино, бокалы, закуски – все, что полагается.

Я открыл бутылку, разлил вино. Сейчас, в полутемной комнате, оно казалось почти черным.

– Возьмите!

Я протянул один из бокалов баронессе. Она взяла его, и пальцы наши на секунду соприкоснулись. Рука ее непроизвольно дернулась, едва не расплескав напиток.

– Вольдемар!

Голос женщины не дрожал, она говорила вполне уверенно. Но руки – они выдавали охватившее её волнение.

– Я хочу перейти с вами на «ты».

Я слегка поклонился:

– Ваше желание закон.

– Тогда… давайте выпьем брудершафт.

– С удовольствием!

Я отвечал бодро и вообще постарался выразить восторг. Но внутренне при этом насторожился: нет ли здесь какой-либо ловушки? Мы скрестили руки, выпили каждый по бокалу весьма неплохого вина – не хуже, чем у помещицы Томилиной – и баронесса, запрокинув голову и закрыв глаза, потянулась губами мне навстречу.

На этот раз поцелуй был полноценный. Крепкий, глубокий и неожиданно вкусный. Я забыл о своих опасениях и отдался процессу со всей страстью. Одной рукой я придерживал Александру за талию, в другой мешался пустой бокал. Со звоном разбилось об пол стекло, и тут же шею мою обвили две тонкие руки. А и правильно. Я разжал пальцы, мысленно произнес: «к счастью» и прижал женщину к себе.

Сколько мы так простояли, я не знаю. Но когда Александра, наконец, оторвалась от меня, глаза ее были затуманены ничуть не меньше, чем на прошлом вечере. Не знаю, до чего бы мы дошли этой ночью с таким-то стартом. Но и это было, как мне показалось, немалым успехом. Чуть отдышавшись, она собралась было что-то сказать, но тут в дверь постучали:

– Александра Ильинична! Тут господин Вернезьев пожаловали.

Глава 12

– Александра Ильинична!

Горничная опасливо сунулась в будуар, боясь увидеть лишнее.

– Да слышу я! – с досадой отмахнулась баронесса. – Вели сказать, что я уже легла. Пусть приходит завтра, и не раньше полудня.

Она и без того не слишком жаловала пресловутого господина Вернезьева, а после такой выходки, наверное, может и вовсе отказать ему от дома. Хотя, если хорошенько подумать, вряд ли. То, как баронет вел себя на балу, как демонстрировал фамильярные отношения с Сердобиной, наводит на мысль, что либо его держат в качестве запасного варианта, либо он имеет некие рычаги влияния на баронессу. Во втором случае она, хоть и против желания, вынуждена терпеть рядом с собой этого человека. А то и выполнять для него какие-то поручения. И сдается мне, что второй вариант ближе к истине.

Отправив прислугу, Александра повернулась ко мне. Лицо ее выражало разочарование. Еще бы: романтический флёр тайного свидания, сокровенное переживание первого чувственного поцелуя – все растаяло без следа. Можно, конечно, попытаться восстановить утраченную атмосферу интимной близости, но мне было видно, что нынче уже ничего не выйдет. Не сказать, чтобы я сильно расстроился, но и досадовать было отчего: намечалось нечто интересное, может даже перспективное. В конце концов, брак княжича Тенишева с довольно богатой баронессой Сердобиной не самый плохой вариант. А старый князь даже при наилучшем уходе протянет не слишком долго: год, много два.

– Ах, Вольдемар, – извиняющимся тоном произнесла баронесса, потупив глаза. – Поверь, мне очень жаль, что возникла эта досадная помеха. Но…

– Я понимаю, Александра.

Мне действительно были понятны ее мотивы. Судя по всему, она к сегодняшней нашей встрече тщательно готовилась. И наверняка настраивала себя на… на многое, если удержаться от пошлости. И, соответственно, многого ожидала. Можно даже не сомневаться: сейчас в ее эмоциях превалирует негодование по отношению к человеку, который своим появлением разрушил ее планы. Какая уж тут любовь! Но вот решится ли она еще на одну попытку? В подобной ситуации трудно что-то предсказывать. А мне-то самому хотелось бы довести дело до конца?

Завершить самоанализ не вышло. Александра взяла меня за руку и, серьезно глядя в глаза, сказала:

– Я хотела, чтобы этот вечер закончился совершенно иначе. К сожалению, нам помешали. Один человек возомнил о себе слишком много. Но я…

Она остановилась и, видимо, под влиянием эмоций решив что-то для себя, закончила фразу не так, как собиралась:

– Я безусловно буду рада видеть тебя в любое время. Но лучше всего, если ты приедешь вечером в будущую субботу. Сюда же. А я постараюсь, чтобы нам никто не смог помешать.

– Буду рад нашей встрече.

Что же еще я мог ответить?

Следом за горничной я вышел в прихожую, надел плащ и кепи. На улице раздалось знакомое пыхтение – подогнали мой мобиль. На улице было абсолютно темно: сентябрь, осенние тучи наглухо закрыли и луну, и звезды. Дорогу освещали только фары мобиля. Слабый же свет немногих освещенных окон особняка и вовсе терялся в ночной мгле. Моросил дождь, так что мне пришлось посильней запахнуть плащ и надвинуть на глаза новые гогглы: вот как раз и повод их испытать случился.

Вряд ли Александра наблюдала за мной из окна, а с ее слугами прощаться – себя не уважать. Эти самые слуги меня же и не поймут. Так что я потихонечку тронулся и покатил по дорожке к воротам и дальше к тракту.

Черный силуэт я увидел в последнюю секунду. Хорошо еще скорость была мала, и была возможность затормозить. Остановился и тут же себя обругал: а что если очередные убийцы?

По спине прокатилась холодная струйка. Я выключил фары и как мог быстро полез наружу, путаясь в полах плаща и на ходу вытаскивая из кармана оружие. Мимоходом подумал: надо бы кобуру приспособить, или прямо в мобиле устроить какое-нибудь крепление. Уж больно долго доставать револьвер, цепляющийся за подкладку то стволом, то курком.

– Револьвер вам не поможет, – раздался позади чересчур знакомый голос. – Если бы я хотел, вы бы не выехали даже за ворота.

– Господин Вернезьев? – повернулся я на голос.

Поразительно! В кромешной тьме я вполне уверенно разглядел человеческую фигуру.

– Сейчас в таких случаях принято говорить «К вашим услугам». И все давно забыли, что эта фраза являлась, фактически, вызовом на дуэль. Впрочем, это не про вас. Даже если забыть о высочайшем запрете поединков, вам слишком много чести дуэлировать со мной. Если я действительно захочу вас убить, сделать это будет проще простого, но это мне пока ни к чему.

Страшно было до чертиков. Ведь наверняка сейчас, когда я стою лицом к баронету, еще минимум один человек находится у меня за спиной и может прикончить меня в любую секунду. Неважно, ножом или пулей. Наверное, это было что-то истерическое, иначе я не стал бы хамить потенциальному убийце в тот момент, когда у меня натуральным образом дрожали коленки.

– Рад за вас, – заметил я издевательским тоном.

– Радуйтесь лучше за себя.

Вернезьев не изменил интонации, и говорил по-прежнему размеренно и холодно.

– Нынче вы останетесь в живых. И лишь потому, что я имею обыкновение сперва предупреждать, и только потом действовать.

Я сдвинул гогглы на лоб, и фигура собеседника исчезла, словно растворилась в темноте.

– И о чем вы хотите предупредить?

Ответ на вопрос я предполагал, но хотел услышать наверняка.

– Не посещайте более баронессу. У вас есть Томилина, вот и милуйтесь с ней на здоровье. Можете заглянуть к Дорохиной, ее репутации ничто не сможет повредить. А Сердобина не про вас.

– Ну да, вы решили забрать ее себе.

– Это вас не касается. Езжайте и помните: я предупреждаю лишь единожды.

– Ну-ну! Сколько вы уже совершили попыток убить меня безо всяких предупреждений? Можете не отвечать, я и без того знаю: как минимум, дважды. Вы не убиваете меня сейчас лишь потому, что это слишком уж явно укажет на вас. Не для полиции, для баронессы. И тогда вам ее уж точно не видать как своих ушей. Ну а теперь мне действительно пора.

Уже трясясь в мобиле по колдобинам тракта и потихоньку отходя от пережитого, я вспоминал разговор с Вернезьевым и удивлялся своей наглости. Неизвестно, как бы я повел разговор, не будь так испуган. Но от страха у меня, видимо, открылся приступ идиотического героизма, и вышло так, как вышло. Я совершенно не был уверен, что баронет стоял хотя бы за одним реальным покушением. Но пока Вернезьев собирался ответить, я прыгнул за руль и усвистал, оставив последнее слово за собой.

Итак, баронет хочет меня устранить. Ему нужна баронесса, и он последовательно, даже против ее желания, заявляет свои права и столбит территорию. А такую букашку, как я, он просто раздавит, не глядя. Хотя… если бы не расползшиеся по городу слухи о моем родстве с Тенишевым, я уверен, он и предупреждать бы не стал. А так – типа, дает шанс. И что мне в этом случае делать?

Пока добирался домой, я успокоился и смог рассуждать более-менее логично. Во-первых, до следующей субботы Вернезьев убивать меня не станет. Во-вторых, наверняка кто-то из слуг Сердобиной докладывает баронету о гостях своей хозяйки. Как иначе он узнал бы о том, что один из гостей не уехал вместе со всеми? Ну и, в-третьих, пора сосредоточиться на грядущей гонке. Осталась неделя, надо бы еще разок проверить мобиль, подтянуть дела да отправляться в Калугу.

Все уже было готово. Вещи собраны, техника подготовлена, куплены билеты на поезд во второй класс (в первом едут только аристократы), выкуплена платформа для перевозки мобиля, забронированы номера в калужской гостинице. Оставалось лишь рано утром прибыть на вокзал, погрузиться в поезд и отправиться за очередной победой. В ней мы с Клейстом не сомневались ни чуточки. И вот накануне отъезда поздно вечером, когда мы уже заканчивали пить чай, в ворота постучали. Подниматься из-за стола было уже лениво, а выходить на улицу в зябкий сентябрьский вечер тем более. К счастью, есть молодой человек по имени Михаил, который был готов совершить этот подвиг. Мишка накинул кожушок, сунул ноги в чуни и вышел в темноту.

Вернулся он через минуту. Войдя в комнату, молча отступил в сторону, освобождая проход, и следом за ним появилась Анастасия Платоновна Боголюбова собственной персоной. Низкая притолока заставила ее поклониться хозяевам, и этот вынужденный поклон очевидно сбил ее настрой и сломал заготовленную речь.

Я молчал, девчонки успели ускакать к себе наверх и сейчас сидели там тише воды и ниже травы. А Николай Генрихович Клейст, как человек, почитающий правила приличия наравне с церковным катехизисом, был свято уверен в том, что гость должен первым приветствовать хозяев. Молчание опасно затягивалось, лицо гостьи помалу наливалось краской. Помогать ей я не желал принципиально. Извинения извинениями, но элементарную вежливость никто не отменял. Я глядел на девушку, втайне любовался ею и ждал, чем все это закончится. У меня была робкая надежда, что после аварии и трехнедельного заточения в постели у этой законченной суфражистки мозги хоть немного встанут на место. Но ставить на это даже полушку я бы не решился.

– З-здравствуйте, – наконец-то сообразила Боголюбова.

Да, проиграл я полушку, сам себе проиграл. Надо будет не забыть расплатиться.

– Добрый вечер, Анастасия Платоновна, – поприветствовал я гостью. – Проходите, садитесь к столу. Не желаете чаю?

– Нет, спасибо, – отказалась девушка, устраиваясь на стуле.

Она застыла на несколько секунд, видимо, вспоминая заготовленную речь.

– Владимир Антонович, – начала она, наконец, – господин Вернезьев выгнал меня из товарищества «Скорость».

– Соболезную, – серьезно кивнул я.

– И все? – удивилась Боголюбова.

– А на что вы рассчитывали? Вы по собственному желанию вошли в мужской мир, и решились играть по его правилам. Человека могут рассчитать в любой момент, если только в контракте не указаны пункты, оговаривающие условия увольнения. А вы наверняка и приняты-то были на испытательный срок. Вернезьев был в своем праве и право это использовал. Не так давно меня точно так же выгнали из «Успеха». Да и Николай Генрихович некоторое время побыл безработным. Такова жизнь.

Клейст молча кивнул, подтверждая мои слова.

– Только в отличие от нас двоих, – продолжил я, – у вас есть обеспеченные тылы: родительский дом, семья, родственная поддержка. Так что вы находитесь в куда лучшем положении, нежели мы оба в момент увольнения.

– То есть, вы не хотите мне помочь?

– А вы о помощи еще не просили. Но если хотите, могу одолжить вам небольшую сумму денег. Скажем, рублей пятьдесят. Правда отдавать их придется, скорее всего, вашему батюшке.

– Но ведь вы сами говорили, что я хорошо вожу мобиль, лучше большинства гонщиков.

– Говорил, и не собираюсь отказываться от своих слов. Но как это связано с возвратом предполагаемого долга?

– Но вы… вам… у вас… Вы должны понять!

Девушка вновь раскраснелась, на этот раз не от смущения, а от гнева.

– Что я должен понять? Анастасия Платоновна, вы придумали себе какой-то сценарий нашего разговора, а сейчас, когда я говорю не те реплики, что вы мне назначили, вы нервничаете и злитесь. Если у вас есть некое конкретное предложение, изложите его внятно и последовательно, и мы его обсудим. И запомните: никто никому ничего не должен, если только прежде не брал взаймы.

Ведя разговор, я поглядывал на Клейста. Он замер, превратившись в изваяние, и, в нарушение всех правил этикета, не сводил глаз с Анастасии. К счастью, она была всецело занята нашей милой беседой и не замечала его взгляда. Ну да, девушка она красивая. Но существуют и другие, не менее соблазнительные особы!

В ожидании, когда Настя Боголюбова придет в себя после словесного нокаута и сформулирует то, ради чего явилась, я нахально попивал чай с печеньем «Курабье». Надо сказать, что испеченное умелым кондитером, да из натуральных ингредиентов, оно способно доставить истинное наслаждение даже искушенному гурману. Ну а мне и подавно.

– Владимир Антонович, – предприняла очередную попытку Боголюбова, – я прошу принять меня на службу в ваше товарищество «Молния» гоонщиком.

– Ну вот, кратко и четко, – одобрил я. – Только сейчас все товарищество состоит из гонщика, то есть, меня, и механика, то есть, господина Клейста. Николай Генрихович, что вы на это скажете?

– А? – вздрогнул Клейст, безжалостно вырванный из грез. – Что вы сказали?

– Анастасия Платоновна предлагает нам свои услуги в качестве гонщика. Как вы думаете, нам стоит ее нанять?

– Э-э… но ведь… Но да, вы сами говорили, что она лихо ездит. Только…

Такое невнятное блеяние моего механика совсем не походило на его обычную манеру выражаться. «Никак влюбился!» – осенила меня догадка. И тут же меня посетила гениальная идея. Дело в том, что с утра в субботу должна была пройти гонка, а вечером я должен был оказаться в имении Сердобиной. Записку насчет работающего на Вернезьева слуги я отправил и, надеюсь, Александра смогла воспользоваться этой информацией. На угрозы баронета я решил внимания не обращать, но меры на всякий случай принял. Оставалось только вернуться ко времени из Калуги в Тамбов. У меня было продумано несколько вариантов, но все они были не вполне удачные. Этот же, пришедший мне в голову во время разговора с Боголюбовой, был почти идеален.

– Анастасия Платоновна!

Боголюбова подобралась и уставилась на меня как бандерлог на Каа.

– Постоянного места мы вам дать не можем.

Девушка опустила голову и захлопала ресницами, по всей видимости, пытаясь удержать слезы.

– Но мы можем время от времени заключать с вами разовые контракты. Как раз сейчас у нас есть такая возможность.

Намечавшийся было водопад слез иссох в зародыше. Девушка просияла и теперь ее усилия были направлены на то, чтобы удержать рвущуюся на лицо счастливую улыбку.

– Завтра мы выезжаем в Калугу для участия в гонках на калужском ипподроме. Вы будете заявлены основным гонщиком товарищества «Молния». За эту работу мы заплатим вам гонорар в размере ста рублей. В случае, если вы сможете одержать победу и взять приз, вы получите один процент от суммы приза. Вы согласны?

– Да!

Она почти выкрикнула это.

– В таком случае, собирайтесь. У вас имеется совсем немного времени. Поезд на Калугу отходит завтра в восемь часов утра. Билеты куплены. Контракт подпишем по дороге.

Боголюбова вскочила на ноги в порыве энтузиазма.

– Я непременно буду завтра без четверти восемь. И… приложу все силы, чтобы победить.

Она сделала несколько шагов к выходу, остановилась, обернулась.

– Большое спасибо, господа. Вот увидите, я оправдаю ваше доверие.

Произнеся эту пафосную фразу, она снова бросилась к дверям, но у самого порога вновь остановилась:

– До свидания.

– До свидания, Анастасия Платоновна. И будьте осторожны по дороге домой.

Она исчезла за дверью прежде, чем я договорил.

Мишка вышел следом запереть ворота, а Клейст, очнувшись от явно колдовского наваждения, задумчиво произнес:

– Зачем вы это сделали?

– Затем, что мне необходимо быть завтра в Тамбове. Вы съездите с Анастасией Платоновной на гонку. Она действительно хороший гонщик, и с нашим аппаратом легко выиграет. Да и вы, я вижу, были совершенно очарованы нашей гостьей. Я же даю вам возможность провести с ней некоторое время вдвоем. Она, конечно, на мой вкус, чрезмерно эмансипирована. Но при этом не лишена понятий чести и вполне ответственна. Ее отец спит и видит выдать дочь замуж. Она ведь уже по любым понятиям перестарок, а большого приданого за ней не дадут. Только и остается, что девичья краса, неплохое воспитание да страсть ко всяческой технике.

Если хотите, я вам позже объясню свои резоны, а сейчас давайте на боковую. Завтра действительно придется рано вставать.

Глава 13

Удивительно, но Настя Боголюбова явилась на вокзал ровно в семь часов сорок пять минут, секунда в секунду, напрочь разрушая миф о слишком вольном обращении женщин со временем. Наверное, все дело в её суфражистских наклонностях. Правда, количество багажа, которое следом за ней вез на тележке носильщик, было вполне женским. С ума сойти! Восемь чемоданов на два дня! Клейст, к примеру, обошелся одним саквояжем. В самом деле, что нужно холостяку в дороге? Смена белья, чистая сорочка, пижама и несессер.

Мобиль уже был погружен на платформу под личным надзором Клейста. К составу прицепили паровоз, и он пыхал паром и пускал из высокой толстой трубы жирный черный дым. Пахло углем, смазкой и еще чем-то неуловимым, присущим только железной дороге.

Носильщик, надрываясь, затащил чемоданы Боголюбовой в купе, и мы прошли в вагон. Я положил на столик у окна папку с двумя экземплярами контракта.

– Ну что, коллеги, желаю вам удачи. Надеюсь послезавтра вечером поздравить вас с победой.

– Как, Владимир Антонович, вы не едете в Калугу? – удивилась Анастасия.

– Увы, нет. У меня дела в Тамбове, и отложить их невозможно. К счастью, вчера вечером появились вы и спасли меня от разрыва на две половинки. Так что езжайте и покажите всем калужским снобам, чего стоят тамбовские женщины, а я нынче останусь здесь.

– Ну а я пойду проведаю мобиль, – сказал Клейст и вышел из купе.

Я последовал за ним.

– Николай Генрихович, куда вы собрались? Зачем? Ведь не далее, как полчаса назад вы собственноручно закатили нашу «Молнию» на платформу и привязали к ней тросами.

Да, название товарищества нынче распространилось и на мобиль. На его бортах специально приглашенный художник нарисовал символические зигзаги молний, так что теперь его при всем желании невозможно было спутать с другим.

– Ну как я поеду в одном купе с незамужней барышней! – принялся втолковывать мне механик, словно несмышленому школяру. – Это ведь непоправимо уничтожит ее репутацию в обществе!

Видимо, мы говорили слишком громко, потому что не успел Клейст закончить свою речь, как дверь купе распахнулась.

– Николай Генрихович, – произнесла упомянутая незамужняя барышня. – Моя репутация уже испорчена настолько, что дальше некуда. Сами посудите: эмансипированная донельзя суфражистка, безумная гонщица, помешанная на мобилях. И, главное, до сих пор не замужем, из чего обыватели делают вывод, что во мне имеется существенный изъян. Ведь замуж девиц выдают начиная с пятнадцати лет, а мне уже двадцать один. К этому возрасту иные уже по два ребенка имеют. Я стара для брака, и поэтому на свою репутацию и на общественное мнение мне плевать. Так что не говорите ерунды и возвращайтесь в купе. Путешествие в Калугу на открытой платформе не добавит вам здоровья.