Текст книги "Император вынимает меч"

Автор книги: Дмитрий Колосов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)

* * *

Лишь после этого Деметрий совершил торжественный въезд в Афины. Это было величественное зрелище. Деметрий, в пурпурном плаще и диадеме, восседал на изумительной красоты белом коне. За ним следовали стройные шеренги облаченных в парадные одежды воинов, с мечами и щитами, изукрашенными золотом и серебром. За воинами влекли пленных и несли добычу. Взобравшись на трибуну, Деметрий объявил афинян свободными, даровал им лес для постройки ста триер и сто пятьдесят тысяч мер хлеба, а в довесок островок Имброс.

Афиняне попросту обалдели от такой щедрости. В последнее время их обыкновенно обирали, а тут нашелся человек, готовый одаривать. Не человек, а бог, прекраснейший из богов! И афиняне порешили считать Деметрия богом. В его и антигонову честь была воздвигнуты злаченые изваяния рядом со статуями тираноубийц Гармодия и Аристотитона, были учреждены новые филы, наименованные в честь «спасителей», благодарные горожане установили алтарь в том месте, где нога Красавчика ступила на землю Аттики, и порешили учредить игры в его честь. В своей искренней любви они зашли так далеко, что постановили назвать один из месяцев Деметрионом, каждый последний день месяца – Деметриадой, а праздник Дионисии переименовать в Деметрий.

Подобной чести не удостаивался еще ни один из освободителей. Надо ли говорить, что от этого обилия сладкой лести у Деметрия слегка закружилась голова. Афиняне ежедневно закатывали в его честь обильные пиры, горлопаны кричали здравицу освободителю на площадях и улицах, к его услугам были прекраснейшие гетеры.

– Решительно, приятный город! – вынес свой приговор Деметрий, с головой окунаясь в омуты наслаждений. Вместо того чтобы укреплять влияние в Греции, Деметрий предался развлечениям. Он посещал театр и с ленивой ухмылкой слушал речи великоумных философов, он пировал и наслаждался любовью блудниц. Он даже вступил в новый брак, взяв в жены прекрасную Эвридику из рода Мильтиада, что вызвало новый взрыв ликования у афинян, порешивших, что теперь-то бог уже наверняка не оставит своей милостью многострадальную землю.

Деметрий мог добиться многого, но он ограничился одними Афинами. К счастью для него, у Кассандра в этот год было слишком много проблем, и владыка Македонии не мог организовать достойного отпора дерзкому узурпатору. И Деметрий пировал в Афинах до тех пор, пока не явился гонец от отца, приказывавшего захватить Кипр. Надо ли говорить, что Красавчику не хотелось покидать столь полюбивший его и полюбившийся ему город, но он не ослушался. Посадив воинство, изрядно поредевшее за столь разгульный год, на корабли, Деметрий отправился на Кипр. Он наголову разбил войско Менелая, птолемеева брата, заперши того в Саламине. Оставалось лишь взять город, и Деметрий приказал строить осадные башни и обивать крепкой сталью тараны.

Деметрий любил осаждать города. Пожалуй, это было его любимейшее занятие после, естественно, любовных утех. Ему нравилось сооружать всякие хитроумные машины и наблюдать за тем, как рушатся, поколебленные подкопом или ударами многотонного барана, стены, как врываются в город озверелые от долгого ожидания воины. Но более всего Деметрий любил осадные башни – махины, несшие в своем чреве метательные механизмы и готовых к атаке воинов. Для штурма Саламина он приказал построить Гелеполу – гигантского монстра, на девяти уровнях которого располагались баллисты, катапульты и стрелометы. Спереди эту конструкцию венчали два огромных тарана.

Две недели ушло на то, чтоб придвинуть сооружение к стенам. Двух дней хватило, чтобы тараны пробили бреши. Воины Деметрия бросились на штурм, но защитники устояли, а ночью, воспользовавшись беспечностью уже отмечавших победу сирийцев, обложили Гелеполу хворостом и подожгли. Переполошенные шумом и клубами дыма, защитники башни с трудом пробуждались ото сна. Они бросались к выходам, ища спасения, но там их встречал огонь. Многие гибли в дыму, другие, отважившись, прыгали вниз и гибли в пламени. Снаружи суетились другие воины, тщетно пытавшиеся сбить огонь водой и песком.

В результате ночной вылазки гарнизону Саламина удалось уничтожить Гелеполу, а также множество других осадных орудий. Деметрий лишился плодов своих первых побед, но осаду не снял.

– Они думают, я отступлю, – говорил он афинянину Мидию, командовавшему эскадрой во флоте Деметрия. – Спешу их разочаровать, они ошибаются!

К стенам были придвинуты новые катапульты и стрелометы. На окрестных холмах застучали топоры плотников, сколачивавших новую Гелеполу. Однако ждать возведения очередного монстра не пришлось. В развитие событий вмешался Птолемей, лично приведший на выручку осажденного города свой флот.

В то время Птолемей обладал сильнейшим флотом из всех диадохов, ни один из наследников Александра не рисковал соперничать на море с египтянами. Птолемей вел три с половиной сотни кораблей, из них около ста сорока – боевых. В распоряжении его брата Менелая было еще шестьдесят триер, тетрер и пентер, так что всего египетские эскадры насчитывали двести вымпелов. Птолемей не сомневался в победе и потому с чисто рыцарской галантностью отправил к Деметрию гонца, предложив очистить Кипр, взамен чего Птолемей обещал не навязывать строптивому юнцу битвы.

Деметрий засмеялся, когда посланник передал ему эти слова. У него было лишь сто восемнадцать кораблей, но среди них – могучие гептеры и гексеры, суда доселе почти не использовавшиеся в навархиях. Они были построены по поручению Деметрия специально для борьбы с птолемеевым флотом на верфях Финикии и опробованы на море, где продемонстрировали отменные качества. Морские гиганты, более массивные и хорошо защищенные, превосходили своей мощью триеры или тетреры. Помимо обычных в таких случаях тарана и эпибатов, они могли пустить в ход катапульты и стрелометы, какие по приказу Деметрия были размещены на специально подготовленных площадках. Всего во флоте Деметрия было более двух десятков гигантов, каждый из которых представлял небольшую, снабженную всем необходимым для долгой битвы подвижную крепость. Если Птолемей рассчитывал на обычный бой, то Деметрий намеревался играть по новым, по своим правилам.

– Передай своему господину, что я дозволю ему беспрепятственно вернуться в Египет, если он обязуется убрать свои гарнизоны из Сикиона с Коринфом. В противном случае я пущу его эскадры на дно.

Удивленно вскинув брови, посланник поклонился и вышел. Он счел слова Деметрия за пустую браваду.

Но это бравадой не было, Деметрий реально оценивал свои шансы. Но врагов было слишком много, и потому Деметрий решил запереть флот Менелая, для чего отрядил Антисфена с десятью пентерами блокировать в узком месте выход из гавани. С прочими судами, числом ровно сто восемь, сын Антигона вышел навстречу врагу.

На рассвете на западе появился флот Птолемея, отчетливо различимый в лучах холодного поутру солнца. Египетская армада производила грозное впечатление. Паруса триер и пентер сливались в одну бесконечную линию, так что казалось, будто все море поглощено грозной лавиной вражеских кораблей. Во многие сердца это зрелище вселило робость, Красавчик был уверен в успехе.

– Они будут прорываться у берега, здесь ближе всего к бухте, значит, главный удар мы нанесем с моря.

Мористее, на левом фланге, Деметрий разместил ударную эскадру – семь финикийских гептер и тридцать афинских тетрер под общей командой Мидия. Для поддержки была выделена еще одна, меньшая числом эскадра из двадцати гексер и пентер. Центр заняли триеры и тетреры под началом Фемизонта и Марсия. Справа стала заградительная эскадра из наиболее старых и плохо вооруженных кораблей.

Как и предполагал Деметрий, Птолемей намеревался нанести главный удар по правому флангу противника, с тем чтобы прорваться к гавани и соединиться с эскадрой Менелая, после чего довершить разгром. От соглядатаев он знал, что во флоте Деметрия есть корабли, превосходящие своей мощью суда его, Птолемея, но не придал тому значения.

– Мальчишка забавляется, придумывая себе кораблики. Мы докажем ему, что Посейдон покуда еще не создал судна совершеннее, чем триера! Вперед!

И корабли Птолемея устремились в атаку. Сто сорок новеньких боевых кораблей, за которыми следовали грузовые суда с десятью тысячами воинов на борту. Настало время положить конец кипрской авантюре Красавчика!

Сто сорок окованных бронзой носов грозно разрывали прыгающие игривыми барашками волны. Тысячи весел с хрустом врезались в воду, толчками бросая корабли вперед. Гремели барабаны келевстов, резко свистели боевые флейты, тяжкий хрип вырывался из глоток гребцов. Флот Птолемея смертоносной дугой надвигался на осмелившегося принять вызов врага…

Сто восемь окованных бронзой носов грозно разрывали прыгающие игривыми барашками волны. Тысячи весел с хрустом врезались в воду, толчками бросая корабли вперед. Гремели барабаны келевстов, резко свистели боевые флейты, тяжкий хрип вырывался из глоток гребцов. Флот Деметрия спешил навстречу дерзко вызвавшему на битву врагу. Двадцать стадиев, десять, пять… Пора! Деметрий поднял над головой позолоченный щит, давая приказ начать битву.

Воздух разорвали глухие удары освобожденных канатов. Камни и громадные стрелы обрушились на суда Птолемея. Палубы окрасились кровью, закричали первые раненые, полетели в воду мачты, обрывки парусов, обломки бортов и весел. Египтяне ускорили ход, спеша укрыться в мертвой для выстрела катапульты зоне.

Удалось! Лишь два или три корабля потеряли ход и отвернули в сторону, прочие врезались во вражеский строй. Теперь бой стал равным. В ход пошли стрелы и дротики, в искусстве владения которыми египтяне превосходили своих врагов. Теперь кровь обильно окрасила палубы кораблей Деметрия. Над морем повис рваный гул, складывающийся из плеска весел, звона стали, хруста разрываемого дерева и криков людей. Получив пробоины, начали медленно погружаться в воду первые суда – равно с каждой стороны.

И тут свое преимущество определили морские элефанты Деметрия. Каждый из них располагал превосходящим числом воинов, нежели любой из кораблей Птолемея, и имел небольшие катапульты и стрелометы, поражавшие на близком расстоянии. Камни проламывали палубы и борта, десятифутовые стрелы вертелами нанизывали мечущихся вдоль бортов пехотинцев или ныряли в чрево судна, поражая гребцов.

Покуда в центре и на правом фланге шла упорная битва, левое, ударное крыло стало постепенно одолевать противника. Здесь бился сам Деметрий, без устали бросавший дротики с кормы своей гептеры. Он поразил многих врагов, отразив золоченым щитом бесчисленное множество пущенных в него камней, дротиков и стрел. Три оруженосца, защищавшие своего полководца, пали у его ног, а он продолжал и продолжал швырять дротики, радостно вскрикивая каждый раз, когда оружие его находило цель. Отвага царя заражала и всех его воинов. Очень скоро на левом фланге битвы наметился перевес. Египетские корабли один за другим шли ко дну или сдавались на милость противника. И вот финикийские гептеры расшвыряли стоявшие против них суда и стали заходить в тыл центральной эскадре Птолемея.

Тем временем сам Птолемей, командовавший своим левым флангом, сломил сопротивление заградительной эскадры сирийцев и теперь спешил к гавани, откуда вот-вот должны были появиться корабли Менелая. Победа? Нет. Антисфену удалось задержать врагов. Десятеро против шестидесяти – Антисфен не имел шансов победить, но он исполнил приказ, продержавшись ровно столько, сколько потребовалось для того, чтоб победил Деметрий. Потрепанные пентеры Антисфена были вынуждены отступить, но к тому времени эскадры Деметрия одержали полную победу на левом фланге и в центре, а Птолемей, видя столь решительный успех врага, поспешил ретироваться с поля битвы. Обескураженному Менелаю не оставалось ничего иного, как повернуть в гавань.

Победа была полной. Потеряв лишь двадцать кораблей, сирийцы потопили восемьдесят неприятельских, а еще сорок захватили. Восемь тысяч солдат стали пленниками Деметрия. Через пару дней сдался и Менелай, чьи воины пали духом. Деметрий проявил милосердие к пленным. Менелая и птолемеева сына Леонтиска он отпустил, пожаловав на прощание богатыми дарами, прочих принял в свое войско.

Это была блестящая виктория, сравнимая лишь с теми, что одерживал Александр. Мало кому удавалось добиться подобной победы в равном бою, не прибегая к хитрой уловке иль атакуя внезапно. Даже афиняне, и те разгромили персов – при другом Саламине – воспользовавшись узостью проливов и обилием мелей близ острова. Деметрий дал противнику абсолютно честный бой, и оттого его победа была вдвойне блестящей. Воины славили своего полководца, а тот немедленно отправил донесение отцу. Гонцом вызвался быть Аристодем Милетский, хороший генерал и посредственный актер. Он разыграл целое представление, отвергая просьбы высылаемых навстречу адъютантов Антигона сообщить результаты сражения. В великой тревоге Антигон сам поспешил навстречу посланцу, и лишь тогда тот закричал:

– Радуйся, Антигон! Птолемей побежден, Кипр наш, а бесчисленные сонмы врагов взяты в плен!

Ликующая толпа тут же провозгласила Антигона царем и наследником Александра. Антигон незамедлительно послал еще один царский венец сыну. Аристодему же он отплатил сторицей, с ухмылкой пообещав:

– Ты получишь свою награду, но сначала помучаешься в ожидании ее, как мучался, ожидая твоих слов, я!

Год битвы при Саламине был высшим мигом славы и могущества отца и сына. Затем был неудачный поход в Египет, затем Родос…

* * *

Родос, так Родос. Деметрий не стал спорить, хотя и подозревал, что Родос – лишь предлог для того, чтобы разлучить его с Ламией, прекраснейшей из гетер, отбитой у Птолемея. По большому счету эта Ламия была уже старухой, но столь искусной в любви и изысканной в общении, что Деметрий не смог противиться ее чарам. Их связь была очень скандальна и вызывала многие пересуды, особенно после того, как Деметрий получил царскую диадему. Царь не имел права столь открыто путаться со шлюхой, а если и делал это, то шлюха должна была соответствовать царственному величию. В глазах Антигона Ламия была слишком стара, чтобы быть возлюбленной сына. Родос должен был образумить своенравного отпрыска, тем более, что на Родосе Деметрию предстояло заняться излюбленным делом – взятием городов.

Полный великих надежд, Деметрий отправился к Родосу. Под его началом – двести военных судов, на его службе – пиратские эскадры. Всего к Родосу прибыла армада, превышавшая тысячу кораблей, около трети которых несли на мачтах боевые штандарты. Надо ли говорить, что при виде подобного зрелища родосцы почувствовали себя не очень уютно. Они послали гонцов, изъявляя готовность принять требования Деметрия и даже согласились поддержать его в войне против Птолемея. Но Деметрий желал полной покорности – родосские купцы славились своим богатством, какое должно было перекочевать в казну Антигона. Поэтому Деметрий потребовал открыть гавани Родоса и выдать ему в заложники сотню знатнейших горожан. Родосцы тут же сообразили, к чему идет дело, и решили обороняться.

Их было не так много, но стены города прочны, а Птолемей обещал помощь.

– Веселое будет дельце! – сказал, выслушав ответ родосцев, Деметрий. – Давненько я так не развлекался!

Он приказал пиратам блокировать остров, после чего высадил на него сорокатысячную армию и бессчетное множество рабочих. Рабочим предстояло соорудить новую башню, что затмила бы прежнюю Гелеполу, пиратам было приказано топить любое – военное иль торговое – судно, дерзнувшее появиться поблизости от Родоса. Ну а сам Деметрий занялся проектированием новых монстров. Было построено несколько четырехэтажных башен, одни из которых разместили на плотах, другие – на твердой земле, множество таранов, метательных орудий. Для решительных штурмов оружейники выковали для Деметрия два панциря весом в 40 мин каждый, крепче которых не существовало на свете. Стрела из скорпиона, пущенная с десятка шагов в панцирь, оставила на нем лишь едва различимую отметину. Удовлетворенный таким испытанием, Деметрий взял один панцирь себе, а другой отдал своему любимцу Алкиму – гиганту-эпироту, отважнее которого не было в войске Деметрия.

Наконец все было готово к штурму. Под градом стрел и камней осаждающие принялись двигать к стенам Родоса свои устрашающие машины. Родосцам пришлось туго. Пусть они загодя подготовились к штурму, установив на стенах катапульты и стрелометы, машины Деметрия превосходили неприятелей в мощи. На тринадцатый день непрерывных атак осаждающим удалось проломить стену у моря. Здесь завязалась упорная битва, в какой успех поначалу был на стороне сирийцев, но затем победа склонилась к защитникам.

Неудача Деметрия не обескуражила. Повинуясь царственному приказу, строители принялись возводить Погубительницу городов – 9-этажную башню, превосходившую своими размерами даже прославленную Гелеполу. Для защиты от вражеских снарядов башню обшили листами железа, спереди было прорезано множество отверстий для катапульт и стрелометов, девять этажей соединялись широкими лестницами. Обслуживало этого монстра триста воинов, более трех тысяч самых сильных людей приводили его в движение. Родос замер от ужаса, но капитулировать отказался.

С весной Деметрий подал сигнал к штурму. Погубительница двинулась к стенам и завязла…

На Родосе жил славный механик Диогнет, выдумывавший всякие разности на потребу обитателям острова. За это родосцы платили механику немалое содержание. Когда началась осада, Диогнету поручили придумать, как избавиться от Погубительницы. Диогнет думал, но ничего занятного так и не придумал. И тут на Родосе объявился некий Каллий, редкостный проходимец. Соорудив макет стены, он продемонстрировал обывателям механизм, который подхватывал макет Погубительницы и переносил его за стену города. Восхищенные горожане дали Каллию щедрое содержание, отняв его, содержание, у Диогнета. Тот затаил обиду, но вида не подал. Когда ж Погубительница подступила к стенам, выяснилось, что переносить макет – нечто иное, нежели иметь дело с оригиналом. Каллий покрутился на стене, да счел за лучшее навсегда исчезнуть из города. Приунывшие обыватели бросились к Диогнету. Тот высокомерно выслушал их мольбы, но все же сменил гнев на милость.

– Я знаю, что нужно делать, – сказал он.

Ночью осажденные незаметно пролили землю на пути Погубительницы. Поутру Деметрий приказал двинуть Гелеполу к стене, и та намертво, по самое основание завязла в грязи.

Погубительница так и осталась стоять у стены памятником безрассудности человеческого ума иль дерзости того же рассудка, а война продолжалась. Деметрий избрал для нападения новый участок стены. Десятки катапульт и стрелометов очистили его от защитников, после чего в дело вступили тараны. Стены рухнули, но родосцы успели соорудить позади них вал.

– Ну, это преграду мы уж точно возьмем! – решили Деметрий.

Но своего главного города наш герой не взял.

На ночь Деметрий назначил решающий штурм, пятый или шестой в череде решающих по счету. На приступ должны были пойти полторы тысячи самых опытных воинов, в том числе и знаменитый гигант Алким, этот восставший из тени Аякс. Отряду было велено, вырезав часовых, проникнуть чрез брешь и закрепиться подле театра. Как рассчитывал Деметрий, воины со стен бросятся на этот отряд, а в это время их позиции займут ловкие пельтасты.

Замысел удался, но только наполовину. Несколько смельчаков сняли часовых подле бреши, и ударный отряд проник внутрь. Никем не замеченные, воины выстроились в колонну и двинулись к театру, но по пути были обнаружены горожанами. Закипел бой, но, вопреки ожиданиям Деметрия, стража не покинула стены, и потому устремившиеся на штурм полки встретили ярый отпор. Самый жестокий бой разгорелся подле театра, куда сбегались все свободные в этот день от службы горожане. Сирийцы и родосцы нещадно поражали друг друга прямо на арене и между скамей, и долго не было ясно, кто же одержит верх. Многим уже казалось, что вот-вот и город падет. Все решил устремившийся в атаку полк египтян, присланных Птолемеем. Полторы тысячи отборных наемников одолели утомленных долгим побоищем смельчаков. Алким пал, сраженный стрелой в горло – в узкую щель между панцирем и нащечником. Лишь немногим из диверсантов удалось пробиться к стене и вернуться к своим.

Деметрий был огорчен неудачей, но не отчаивался. Он готовил новый штурм, когда прибыл вестник от отца, передавший приказание оставить Родос в покое и отправиться в Грецию, где Кассандр осадил Афины. Деметрий послал парламентеров, предложив родосцам почетный мир, и те приняли предложение. Родосцы сохраняли свободу, за что признавали себя союзниками сирийских царей против всех, кроме Египта. Это значило, что Деметрий так и не достиг своей цели. Но он попытался представить поражение как победу, высокопарно отметив мужество врагов и даже оставив им в качестве подарка чудовищную Погубительницу.

Своего главного города наш герой не взял, что не помешало ему войти в историю громким прозванием Полиоркет – Штурмующий Города…

Деметрий отплывал от Родоса по виду бодрый, но душу его терзали предчувствия, какими Красавчик делился с Ламией, дикой вакханкой, заменившей ему друзей, заменившей находившегося на другом конце света отца.

В конце осени 1-го года 119-й Олимпиады[31]31
  304 год до н. э.


[Закрыть] Деметрий вновь ступил на каменистую землю Эллады. Раздосадованный неудачей с Родосом, он действовал быстро и решительно, в считанные месяцы восстановив власть над Аттикой.

Зимой военные действия прекратились, и Деметрий посвятил себя веселому времяпровождению, к какому так располагали Афины. Он кутил со шлюхами, делая им неслыханной стоимости подарки, опускался до насилий над горожанками и свободнорожденными гражданами. Афиняне терпели, памятуя об услугах, оказанных Деметрию их отечеству. Они славили своего героя, вызывая у того презрительный смех.

– Рабы, рожденные рабами! Они достойны лишь раболепствовать! Пей, Ламия! Пей, старушка!

По весне Деметрий решил заняться делом. С войском он вторгся в Пелопоннес, этот протянувшийся на полторы тысячи стадий лист платана, и за короткий срок завладел им. Более или менее серьезное сопротивление оказал лишь город Скирос, фрурарх которого встретил предложение о капитуляции насмешками. Тогда Деметрий немедленно окружил город пугающими машинами и через нескольких дней его взял. Плененного коменданта царь приказал распять.

Эллада была в восторге от новоявленного Александра. Рабы в своем раболепии неистовствовали. Афиняне объявили Деметрия богом, сыном Посейдона и Афродиты. Бог так бог! Деметрия нелегко было чем-нибудь удивить. В свои тридцать лет он изведал все наслаждения, доступные человеку, познал успех и великую славу, достиг вершин власти, о которых иной монарх и не мечтал. Он и впрямь стал богом – капризным, себялюбивым, распущенным. Красота его и могущество пленяли, черствость и властолюбие отталкивали. Но мало кто знал о черствости и властолюбии, зато все видели красоту и могущество. И потому эти все пели дифирамбы Деметрию.

Бог поселился в Парфеноне, где предавался блуду с Ламией и прочими шлюхами прямо подле святых алтарей. Когда же Ламия пожелала царственных почестей, Деметрий не стал противиться этой просьбе и приказал афинянам соорудить ей храм. Афиняне не осмелились противоречить и поспешно соорудили храм Ламии-Афродиты. Вскоре такие же храмы появятся в Фивах и других городах. Затем эллины провозгласили Деметрия вождем Эллады, какими были прежде Филипп и Александр.

Все это развлекало Полиоркета. Он издевался над ничтожными потомками Мильтиада, Фемистокла и Перикла, безропотно сносившими любое поношение, любой позор. Он приказал афинянам собрать на нужды войска двести пятьдесят талантов, а когда те были ему вручены, прямо в присутствии депутатов отдал деньги Ламии, небрежно бросив:

– Купи себе румян!

* * *

К тому времени Кассандр, утративший влияние в Греции, владел лишь Фессалией и Македонией. Сознавая, что не в силах тягаться с Полиоркетом, за которым – вся мощь империи Антигона, Кассандр бросился за союзом к Лизимаху, одному из «друзей» Александра.

Правитель Фракии, Лизимах понимал, что покончив с Кассандром, Деметрий немедленно займется им, Лизимахом. Потому он согласился помочь Кассандру, хотя и не раз враждовал с ним прежде. К союзу немедленно примкнул Птолемей, также сознававший угрозу, исходившую от Антигона и его воинственного отпрыска.

– Циклоп со своим пасынком погубят нас, если их не остановить! – сказал Птолемей.

Союз поддержал и приобретший большое могущество Селевк, к тому времени подчинивший Персию, Мидию и Сузиану. Цари договорились покончить с выскочками, возомнившими себя наследниками Александра.

* * *

Летом 301 года до н. э. армии диадохов сошлись на равнине близ Ипса. У Антигона и Деметрия было восемьдесят тысяч воинов, Селевк и Лизимах имели на пять тысяч меньше, но зато на их стороне сражались без счета слонов,[32]32
  До пятисот.


[Закрыть] в то время как владыки Сирии могли противопоставить им лишь семьдесят пять.

* * *

Битву начали всадники Деметрия. Под рев труб тысячи закованных в броню витязей устремились на врага, одним грозным видом своим, заставив его поколебаться. Бой был скоротечен. Полки Антиоха недолго противились натиску сирийских конников и скоро показали спину. Эскадроны Деметрия с азартом устремились за беглецами, рубя и захватывая в плен. Они слишком увлеклись своей победой, оставив без внимания происходящее за их спиной. Деметрий повторил ошибку, совершенную при Газе, когда увлекшись, поставил под удар основные силы.

Вот тут-то Селевк и предпринял маневр, решивший судьбу сражения. Он двинул большую часть своих слонов, выстроив их линией таким образом, чтобы отрезать победоносной коннице Деметрия путь к полю сражения. Эти слоны не могли победить всадников, но и всадники были бессильны перед слонами, создавшими непробиваемый заслон в десятки стадий. Теперь Деметрию требовалось сделать громадный крюк, чтобы соединиться со своей фалангой – маневр, что он осуществить не смог.

Одновременно азиатские отряды Селевка подступили к фаланге. Лучники и дротометатели: пешие и конные – принялись безнаказанно избивать беспомощных перед ними педзэтайров Антигона. Вероятно, тот пытался перейти в атаку, но слишком длинная фаланга рассыпалась в движении и несла все большие потери.

Битва превратилась в избиение. Фаланга Антигона истекала кровью, но стояла на месте в надежде дождаться своих всадников. Увы, Деметрий так и не подоспел к ней на помощь, не сумев прорваться через слонов, сыгравших роль, равную которой им не придется сыграть в античных войнах никогда. Ведь слоны ни разу – ни при Гидаспе, ни в сражениях Пирра, ни у Ганнибала – не внесли значимого вклада в победу.

Антигон мог бежать, но он верил, что Деметрий подоспеет на помощь, он верил, что сын выручит его. И потому он отвечал приближенным, умолявшим царя подумать о спасении собственной жизни:

– Деметрий придет и поможет мне!

Но Деметрий так и не подошел, так и не смог прорваться сквозь полчище элефантов.

Когда же Антигон, сраженный стрелами и дротами, пал замертво, армия его побежала, уничтожаемая беспощадно. Деметрию удалось собрать после боя лишь десятую часть из 80 тысяч, вступивших в битву.

Все было кончено. Ночь опустилась над полем сраженья, заваленном грудами мертвых тел и гигантскими тушами элефантов. Все было кончено, и Деметрий бежал прочь, предоставив победителям заботу о прахе отца.

Кончено? Ну нет! Деметрий был не из тех, кто склоняются под ударами Судьбы. Нет, не Судьбы, златокудрой Фортуны, а Случайности, порочной девки Аутоматии. Деметрий крепко стоял на земле, особенно в шторм или бурю. Историк Дройзен тонко подметил, что: «Этот человек, столь надменный, легкомысленный и разгульный в счастье, обладал поразительной способностью развивать в дни опасности и невзгод все богатства своего гениального ума, решаться с гордой отвагой на новые предприятия и, соединяя трезвый ум с пламенной энергией, пролагать себе после своего падения путь к новому величию». Поразительно точная характеристика!

Деметрий не считал все потерянным. Конечно, он лишился великого царства, но у него были тысячи воинов, сбежавшихся после гибельной битвы, у него был флот, у него, наконец, были Афины – город, боготворивший своего бога!

Быстро перевезя мать на Кипр, где жила верная Фила, Деметрий поспешил в Эфес, к эскадрам, чтобы, взяв их, плыть к Афинам. И тут-то выяснилось, как неблагодарны могут быть люди к тому, от кого отвернулось счастье. Деметрий уже собирался выступить в путь, как к Кипру причалил корабль с афинскими делегатами, объявившими, что народ Афин решил не пускать на свою землю ни одного царя. Речь вроде бы шла о царях вообще, но и глупцу было ясно, что решение касается лишь Деметрия, потому что все прочие цари могли войти в Афины силой. Вне себя от ярости. Красавчик, однако, сумел смирить гнев. Он даже улыбался, когда встретился с послами, чтобы дать им ответ.

– Я подозревал, что афинская чернь, позабывшая о славе предков, переменчива и неблагодарна, я знал, что она склонна к предательству. Я оскорблен, но не удивлен. Я не таю зла на город, великий своим прошлым. Я лишь хочу, чтобы вы вернули мне корабли, оставленные в Мунихии!

Обрадованные столь неожиданной покладистостью Деметрия, афиняне вернули те корабли. Теперь Деметрий мог действовать.

Убедившись, что в Греции дела идут из рук вон плохо, Деметрий оставил ее на попечение своего шурина Пирра, а сам занялся разбоем. Он славно пощипал владения Лизимаха, неслыханно усилившегося после распада державы Антигона. Добыча и слава – вот что нужно было Деметрию. И он получил и то, и другое. Его имя вновь гремело по миру, привлекая наемников, получавшим плату звонкой монетой, какой у Деметрия было теперь предостаточно.

– Налетай, получай! – зазывали вербовщики Деметрия бравых парней, готовых рискнуть своей шкурой. – Год службы, и ты обеспечишь себя на всю свою жизнь! Разве скупердяи Лизимах с Птолемеем дадут подобную плату?!

Что верно, то верно – такой платы не давал никто. За ничтожный срок Деметрию удалось навербовать многочисленное войско, и диадохи, уже успевшие списать Красавчика со счетов, внезапно обнаружили, что он скорее жив, нежели мертв.

* * *

После недолгих интриг он сумел захватить Македонию и стал готовиться к восстановлению отцовского царства.

К весне 1-го года 123-й Олимпиады[33]33
  188 г. до н. э.


[Закрыть] Деметрий собрал гигантскую армию. Сто тысяч пехотинцев, двенадцать тысяч всадников, пятьсот кораблей… По его приказу заложили чудовищные корабли – сначала трискайдекеру с 1800 гребцами, а потом – тессарескайдекеру и даже геккайдекеру.[34]34
  Соответственно, как следует из названия, с 13, 14 и 16 рядами весел.


[Закрыть] Если не принимать во внимание бесформенных полчищ, которые пытался противопоставить царю Александру несчастливый Дарий, мир еще не знал подобной армады. Диадохи вдруг узрели пред собой истинного наследника Александра, готового во второй раз пройти с мечом от Стримона до Инда.