Текст книги "Остров на карте не обозначен"

Автор книги: Дмитрий Чевычелов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

2

Реттгер нервно походил по кабинету из угла в угол. Потом вернулся за стол.

– Введите ко мне норвежца!

Хенке поспешно вышел и через минуту возвратился вместе с заключенным «западной» зоны – норвежским ученым Ольсеном.

– Садитесь, доктор Ольсен! – не то пригласил, не то приказал Реттгер.

Ольсен сел в кресло у стола, где только что сидел Андриевский!

– Хотите сигарету, доктор? – привычно предложил Реттгер.

– Нет. Если разрешите, я закурю свою трубку.

Реттгер кивнул, и Ольсен раскурил короткую трубку.

С густой курчавой бородкой и обветренным осунувшимся лицом, в грязной, потрепанной одежде, он был похож сейчас на простого рыбака с одного из северных островов Норвегии.

Несколько минут Реттгер сверлил Ольсена острым взглядом. Потом спросил:

– Почему вы, доктор Ольсен, скрывали свое научное звание и специальность?

– Здесь я действительно об этом не говорил. А раньше ваши гестаповцы отлично знали, кто я такой.

– Когда раньше?

– Когда арестовали меня и объявили заложником.

Глаза Реттгера уставились на Хенке.

– Почему вы об этом не знали?

Хенке доложил:

– Карточка на доктора Ольсена была заведена только здесь, господин штандартенфюрер. А у нас доктор о своей специальности умолчал.

Реттгер снова повернулся к Ольсену:

– Что вы на это скажете, доктор? Вы же знали, что мы караем за сокрытие таких сведений о себе!

– Здесь мое научное звание и специальность потеряли всякое значение. Я здесь только заключенный… смертник…

– С вашей специальностью вы и здесь можете не только спасти свою жизнь, но и заработать свободу… Если, конечно, станете работать на нас.

Ольсен молчал, попыхивая трубкой.

– Вам, доктор Ольсен, кажется, не нравится мое предложение?

– По честному говоря, оно мне действительно не нравится, полковник.

Не глядя на Ольсена, Реттгер жестко сказал:

– Вы забываете, что мы умеем заставлять работать, когда надо, хочет этот заключенный или не хочет!

– Можно вышибить мой дух из тела, но вынуть из моей головы знания вы не сумеете, полковник, если я сам не захочу отдать их вам…

Реттгер прищурился, побарабанил пальцами по столу и вдруг переменил тон:

– А если мы вам заплатим, доктор Ольсен?

Ольсен запыхтел трубкой энергичнее…

– И не просто заплатим, а заплатим хорошо, доктор Ольсен? – продолжал Реттгер, наблюдая за лицом норвежца.

Трубка Ольсена еще больше задымила, захрипела. Но он продолжал молчать.

– Что же вы молчите? – В голосе Реттгера зазвучала угроза.

– Я взвешиваю ваши предложения…

– И долго вы будете взвешивать?

– Дня два, полковник.

– Слишком долго, доктор. У нас дорог каждый день.

– Я люблю все взвешивать обстоятельно…

Реттгер пристально посмотрел на Ольсена.

– Ладно! Пусть будет два дня! – Он повернулся к Хенке. – Устройте доктора отдохнуть и обеспечьте его приличной одеждой. Подробнее мы с ним условимся потом…

– Слушаюсь, господин штандартенфюрер!

Ольсен встал и молча вышел в сопровождении Хенке и автоматчика.

3

Первая вылазка Кости в эсэсовском обмундировании была неудачной. Что его приняли за пропавшего эсэсовца Граббе, это хорошо: в него не стреляли. Но это и плохо: его могут искать.

Спал Костя тревожно. Каждый случайный шорох от сползшего в ущелье щебня, от осыпи со стены в пещере действовали как будильник. Костя вскакивал, хватался за автомат и долго потом лежал с открытыми глазами, не в состоянии уснуть. Особенно неприятно действовал на него зияющий ход из пещеры, в глубь скалы. Куда он ведет? Почему так бесследно исчез в нем Епифан? И не появится ли вдруг оттуда новый эсэсовец?

Костя решил поискать Епифана и разведать этот ход. Стал думать, чем отмечать свой путь, чтобы не заблудиться. Вспоминал разные случаи из литературы. Но ни клубка шпагата, ни мела у Кости не было. Вот разве воспользоваться приемом, который применил смекалистый мальчик-с-пальчик: он отмечал свой путь камешками.

Костя осторожно выглянул из пещеры. Убедившись, что близко никого нет, спустился в ущелье и набрал там в карманы мелких камешков, отделявшихся по цвету от основного грунта. Затем зарядил свежими батарейками два электрических фонаря – у него их оказалось среди вещей более десятка. Один повесил на грудь, другой положил в карман. По куче щебня взобрался к проходу и осторожно тронулся вперед.

Долгое время шел не останавливаясь: не было отводов в сторону. Временами начинал звать Епифана. У первой же развилки остановился, решая: продолжить ли путь прямо или свернуть? Посмотрел на компас, отметил свой «переход» камешками и пошел прямо. И очень скоро оказался в небольшой пещере с несколькими ходами в разные стороны.

Отметив «свой» ход целой пригоршней камешков, Костя еще раз позвал Епифана и уселся отдохнуть на большой камень посередине пещеры.

Здесь подземелье действовало уже не так гнетуще, как в тоннеле грота.

По компасу Костя определил направление ходов и стал гадать, куда двинуться дальше.

Вдруг Костя услышал под собою звук, напоминающий движение тяжелой дрезины на рельсах. Костя расслышал даже голоса. «Что же там такое? Подземное строительство, о котором говорил Граббе? И неужели там такой тонкий потолок?»

Костя стал обстукивать пол пещеры и с удивлением обнаружил, что звуки снизу слышны только в одном месте, где лежал камень. Здесь пол гудел как барабан, когда Костя стучал по нему кулаком. А вокруг этого места звуки были глухие, и снизу ничего не слышалось.

«Просверлить бы здесь дыру. Можно было бы тогда подслушивать их разговоры. Жаль, нет сверла… А сидеть на этом месте, пожалуй, опасно. Не провалиться бы тут случайно… Изуродуюсь при падении и опять окажусь в эсэсовских лапах…»

Костя встал и ухватился за камень, чтобы переставить его на глухое место, но осилить такую тяжесть не смог. «Надо перекатить…»

На этот раз камень поддался и тяжело рухнул на другой бок.

Пол затрещал, точно скорлупа большого яйца. Камень провалился, увлекая за собой раскрошившиеся куски обрушившегося здесь пола.

Вслед за камнем полетел в пустоту и Костя. Он инстинктивно раскинул руки и повис на краю образовавшегося отверстия. Костя слышал, как камень ниже ударился в такую же звонкую оболочку. Раздался новый треск, и груда камней рухнула глубоко вниз, вызвав там бурный всплеск воды.

Костя оказался в темноте: фонарь сорвался с груди и тоже умчался в провал…

Напрягая все силы. Костя с трудом выбрался на прочную часть пола и отполз в сторону, дрожа всем телом от испуга и напряжения.

Он присел, отдуваясь. «Проклятый остров! – с горечью думал он. – На каждом шагу меня подкарауливает здесь опасность».

Он вытащил из кармана запасной фонарик и осветил место провала. Дыра была не широка – сантиметров семьдесят в диаметре. Со своего места Костя видел овальные стены провала, словно в этом месте был пустой каменный сосуд.

Теперь снизу отчетливо доносился немецкий разговор. В университете Костя изучал два языка. Немецкий он знал хуже, но все же смог сейчас понять, как кто-то внизу утверждал, что вместе с камнями вниз пролетела светящаяся звездочка. Двое других возражали: откуда здесь могут быть звездочки.

Отдышавшись и злорадствуя, что он все-таки им – фашистам – напакостил, Костя осторожно встал, на цыпочках прошел к отмеченному камешками ходу и поспешил в свое убежище. «Не везет мне с разведкой, – решил он. – Придется в подземельях быть более осторожным. Тут не мудрено провалиться! Не попал ли и Епифан в какую-нибудь дыру?…»

Вернувшись в пещеру, Костя вяло поел, прилег передохнуть и моментально заснул. Ему снилось, что он куда-то с треском падал, потом никак не мог спуститься с высокой скалы… Несколько раз он просыпался, но когда снова засыпал, начинались те же сны.

Костя проспал несколько часов, не подозревая, к каким важным последствиям приведет нечаянно совершенный им обвал и сколько событий произойдет за это время… Проснулся он внезапно, словно от удара… Из хода, которым он вернулся в пещеру, отчетливо слышались осторожные шаги… «Опять эсэсовцы…»

Костя вскочил, схватил автомат и приготовился… «Ну, на этот раз я вас встречу как полагается».

4

Об обвале в гроте начальник строительства Штейн немедленно сообщил Реттгеру. Тот сделал несколько распоряжений и сразу же выехал на место аварии, прихватив с собою Рынина.

Реттгер сидел рядом с шофером. Позади, вместе со своим новым, угрюмым конвоиром Кребсом, находился Рынин. Автомобиль остановился около каменной пристройки к скале. У входа стоял часовой. Кребс торопливо вышел первым и почтительно распахнул переднюю дверцу, помогая Реттгеру выбраться из машины. Вышел и Рынин.

Одновременно из пристройки выскочили два эсэсовца. Они широко открыли дверь в проходную и, пропуская Реттгера, взяли на караул. Изнутри, встречая штандартенфюрера, в проходную уже входил Штейн – тучный эсэсовец, с короткими волосатыми руками, с железным крестом на груди.

– Встречайте, инженер Штейн, знакомого! – пригласил Реттгер. – Судя по нашему последнему разговору, вы его должны помнить.

«Ага, вот откуда полковник узнал о моей профессии», – понял Рынин.

– Доктор Рынин?! Рад вас приветствовать! – осклабился Штейн.

Наблюдая, как сухо поздоровался Рынин с инженером, Реттгер поморщился, но ничего не сказал. Затем через короткий тоннель все прошли в просторный вестибюль, а оттуда двинулись по коридору с ковровой дорожкой посередине и дверями по обеим сторонам.

У последней двери остановились. Штейн привычно всунул в замок плоский ключ и распахнул дверь. Открылся небольшой кабинет с бетонированными стенами, окрашенными в белый цвет.

– Входите, господа! – пригласил Штейн, тревожно поглядывая на Реттгера.

– Нет, инженер Штейн! – сказал Реттгер. – Прежде посмотрим, что у вас тут случилось. А потом уже зайдем к вам, и я сделаю свои указания.

– Пожалуйста, пожалуйста! – поспешно согласился Штейн и захлопнул дверь.

От кабинета Штейна коридор под прямым углом заворачивал налево. Все направились по нему. Примерно от середины коридора свернули в узкий тоннель, который вывел в небольшой круглый вестибюль, где у широкой двери сидел дежурный эсэсовец. При виде высокого начальства он вскочил и торопливо распахнул обе половины двери.

– Вы, доктор Рынин, можете пройти первым, – пригласил Реттгер.

Рынин спокойно шагнул вперед и остановился, широко раскрыв глаза. Он очутился в огромном гроте, уходящем далеко вперед. Цепочки электрических лампочек, освещающих грот, яркими бликами отражались в черной воде. И в этом просторном подземном водоеме, посередине его, стояла подводная лодка с вооруженным часовым на мостике.

– Ну, как, доктор Рынин, нравится вам это сооружение? – самодовольно спросил Реттгер. – Солидно? Производит впечатление?

– Я знаю лучшие, – коротко ответил Рынин, стараясь подавить охватившее его волнение.

Теперь ему было ясно, какое строительство имел в виду Реттгер. Стало быть, здесь, на неизвестном острове Арктики, немцы сооружают секретную базу для подводных лодок, чтобы отсюда совершать нападения на караваны, идущие в Советский Союз и из Советского Союза.

– Ну, что же вы молчите, доктор Рынин? – продолжал Реттгер, явно довольный впечатлением, которое грот произвел на Рынина. – Вот здесь и понадобятся ваши знания и опыт.

Рынин прищурился. Лицо его вновь стало бесстрастным.

– Показывайте дальше, полковник.

Реттгер оживился.

– Инженер Штейн! Показывайте, что у вас здесь стряслось?

– Прошу за мной! – пригласил Штейн.

Они находились на площадке, замыкающей грот. От площадки, по обеим сторонам грота, вдоль высоких бетонированных стен тянулись широкие платформы с рельсами, на которых стояли вагонетки с ложами для торпед и скамейками для людей.

Все уселись на скамейку пустой вагонетки, и она, управляемая дежурившим здесь эсэсовцем, медленно покатилась, рождая ровный гул под просторными сводами.

Вагонетка двигалась осторожно, и Рынин заметил, что в стенах грота имелись металлические двери. Одна из них была открыта, и он увидел полуосвещенный зал, по бетонному полу которого от двери также были проложены рельсы, уходившие куда-то в глубь зала.

По стенам тянулись оцинкованные провода и трубки разной толщины. На высоте человеческого роста встречались неглубокие зарешеченные ниши с рубильниками и кнопками.

Вагонетка медленно докатилась до конца пути. Здесь, на рельсах, стояла легкая ферма из дюралюминиевых трубок. Внутри фермы вилась лесенка, ведущая наверх. Такая же ферма стояла и на рельсах противоположной платформы грота. Вверху, под сводами, обе фермы соединялись мостиком. Все это сооружение можно было передвигать по рельсам вдоль грота, обеспечивая возможность осмотра и ремонта свода в любом месте.

Вагонетка остановилась, и все вышли на платформу.

– Мы в устье, если можно так выразиться, – сказал Штейн. – Тут ворота в открытые воды…

Действительно, было слышно, как набегающие волны плескались, ударяясь о тяжелый металлический щит, запирающий выход из грота.

– Показывайте то, что надо! – приказал Реттгер. – Открытые воды меня сейчас не интересуют. Я хочу видеть, что здесь у вас случилось!

– Вот смотрите! – Штейн указал вверх. Там, в сводах, зияло отверстие более полуметра в диаметре. – Обрушилось…

Реттгер долго всматривался в темную глубину отверстия.

– Это опасно для подлодки? – спросил он обеспокоено. – Может быть, ее надо вывести отсюда?

– Нет, господин штандартенфюрер! В данном случае никакой опасности для лодки нет! – заявил Штейн. – Эту дыру мы быстро заделаем.

– Когда случился обвал?

– Полчаса назад. Я позвонил вам немедленно.

– А не распространится ли этот обвал на соседние области свода?

– Сейчас такой опасности нет. Но что может быть в дальнейшем, сказать не могу.

– А кто может сказать?

– Это надо глубоко исследовать…

– Кто должен это сделать?

– Забираться лично я не могу, господин штандартенфюрер. С моей комплекцией это трудно.

Реттгер сердито посмотрел на Штейна. Тот добавил:

– Наш остров, господин штандартенфюрер, вулканического происхождения и сложен из пород разных эпох. Карстовые образования, типичные совсем для других районов, здесь широко распространены. Множество пещер; целые лабиринты их имеются в возвышенностях острова. В этих вопросах я разобраться не могу и не знаю, что предпринять, чтобы предотвратить опасность обвалов в наших сооружениях. Вот если бы господин Рынин взялся осмотреть это, тогда все было бы ясно!

– У вас имеются основания опасаться таких обвалов и в будущем? – беспокойно спросил Реттгер.

– Да. На новом строительстве обвалы тоже случаются. Вчера задавило многих.

– Сколько? – спросил Рынин.

– Меня не интересует учет мертвецов, – пренебрежительно махнул рукой Штейн.

– Пустое, Рынин! – вмешался Реттгер. – Нехватки в людях не будет! Это не страшно. Страшны сами обвалы.

Рынин отвернулся и, успокаивая себя, стал рассматривать подводку цепей и тросов к щиту. Он даже нагнулся над водой, заглядывая вниз.

Реттгер поморщился.

– Можете, Рынин, даже нырнуть. Глубина здесь достаточная, чтобы не вынырнуть. Вы лучше смотрели бы и слушали то, что касается вас.

Не обращая внимания на грубый юмор Реттгера и его недовольство, Рынин продолжал внимательно разглядывать систему управления щитом, стараясь разобраться в ней и запомнить ее.

Реттгер повернулся к Штейну:

– Продолжим разговор в вашем кабинете!

– Пожалуйста, пожалуйста, господин штандартенфюрер!

Шли молча. Молча вошли в кабинет.

– Вот что, инженер Штейн! – мрачно заговорил Реттгер, усаживаясь за стол инженера. – Покажите нашему гостю оранжевую папку.

Штейн встал, прошел к сейфу и неуверенно начал возиться с ключами…

– Ну, доктор Рынин, с чего вы думаете начать? – спросил Реттгер.

– Я начну с исследования. С сегодняшней дыры – в первую очередь. Но, прежде чем начать, я должен договориться с вами кое о чем.

– Это что, предварительные условия, что ли?

– Может быть, полковник…

– Говорите, что вы хотите.

– Мне нужна будет рабочая сила.

– Рабочей силы вы получите сколько надо!

– Не то, полковник! Сейчас мне нужно будет немного – человек пять.

– И в чем же дело?

– Эти люди должны быть одни и те же. Им предстоит кое-что освоить. Они должны быть постоянными.

– Ну что ж, эти люди будут прикреплены к вам на постоянную работу. Через час люди будут у вас. Кого вы хотите? Англичан, французов?

– Этих людей укажу я, полковник!

– Мы русских сюда не допускаем! – со злобой сказал Реттгер.

– Вы забываете, полковник, что я русский!

Реттгер промолчал. Потом с раздражением сказал!

– Очевидно, вы хотите облегчить положение каких-то ваших знакомых. Вероятно, с этого судна.

– Может быть, полковник. Ну и что, это для вас так разорительно?

Реттгер прищурился.

– Ладно. Но предупреждаю: они будут при входе и выходе тщательно обыскиваться и находиться постоянно при конвоире. Утром – доставляться сюда, а на ночь – обратно в лагерные казармы.

– Против этого я не возражаю, полковник.

– Напишите мне их фамилии.

Рынин повернулся к Штейну:

– Разрешите листочек бумажки и карандаш.

– Пожалуйста.

Рынин взял карандаш, бумагу и написал: «Тамарин, Кузьмин, Муратов, Степанов, Парменов».

Реттгер принял бумажку и спросил:

– Что еще?…

– Карту этой части острова и все необходимое для обследования прилегающих к строительству ущелий и пещер.

– Хорошо. Вы, Штейн, выполните немедленно все эти требования!… Что еще?

– Больше ничего.

– А о вознаграждении вы не желаете условиться заранее?

– Нет. Это преждевременно.

– Учтите, Рынин, у меня тоже есть условия: около вас всегда будет охрана… Дадим вам еще и одного помощника.

Реттгер повернулся к Штейну:

– Ну, что вы там возитесь, черт возьми?!

Штейн, с толстой папкой в плотном оранжевом переплете, поспешно подошел к столу.

– Передайте папку доктору Рынину! – приказал Реттгер.

Штейн растерялся.

– Господин штандартенфюрер! Осмелюсь напомнить, что материалы эти строго секретные.

– Выполняйте мое распоряжение! – раздраженно сказал Реттгер. – И учтите: доктор Рынин будет здесь работать, а для этого он должен знать, что и как сделано до него.

Штейн все еще стоял не двигаясь, почтительно слушая.

– Разве я не ясно выразился? – наливаясь яростью, поднялся Реттгер из-за стола. – Секреты здесь охраняете, а своды начинают рушиться!…

Испуганный Штейн торопливо сунул Рынину оранжевую папку и, тяжело отдуваясь, застыл в ожидании дальнейших распоряжений.

Реттгер направился к двери.

– Я уезжаю! – сердито бросил он на ходу. – За вами, Рынин, машина придет к восьми часам. А вы, инженер Штейн, поставьте ему стол для работы в вашем кабинете. Персональная охрана его также будет здесь!

– Слушаюсь, господин штандартенфюрер!

Штейн бросился провожать Реттгера. Рынин остался один. Он взглянул на оранжевую папку, которую держал в руках. На обложке стояла лаконичная надпись: «Операция „Ящик Пандоры“. Гриф над этой надписью гласил: „Секретные документы государственной важности“. Рынин знал, что эта формула означала высшую степень секретности в немецком делопроизводстве. Но какое значение это имело, когда физическое уничтожение Рынина Реттгер заранее предрешил?

«Раскрывая папку с этими материалами, я подписываю себе смертный приговор, – подумал Рынин. – Но я должен все знать, чтобы лучше действовать…»

Рынин открыл папку, а в кабинет вошел его угрюмый конвоир и молча уселся на стуле у двери.

Глава восьмая
В ЛАБИРИНТЕ НАД ГРОТОМ

1

Когда Штейн, проводив Реттгера, вернулся в свой кабинет, Рынин потребовал, чтобы для его рабочей бригады было приготовлено отдельное помещение, с большим столом и принадлежностями для чертежных работ, а также все необходимое для обследования карстовых лабиринтов: электрические фонари, веревки, мел, компасы, часы, геологические молотки и три кирки.

Все требования Рынина были немедленно выполнены. Помещение выбрал сам Штейн. Оно находилось в стороне от служебных кабинетов сотрудников управления. Дверь его выходила в вестибюль, около входного тоннеля, где постоянно стоял часовой.

А вскоре в распоряжение Рынина были доставлены и все выписанные им пять человек. После тщательного обыска при входе дежурный эсэсовец провел их в отведенное им помещение, где уже находился Рынин, и приказал:

– Ждите здесь!

Молчаливый охранник Рынина Кребс сидел на скамейке у двери. К нему подсел и охранник вновь прибывших. Это был Ганс. Его Хенке прикомандировал к этой «особой» группе русских, как проявившего знание русского языка на допросе Кузьмича в гестапо.

Встреча Рынина и Тамарина (Шерстнева) была сдержанной. Оба понимали, что крайняя осторожность и осмотрительность требовались сейчас прежде всего. Молодежь настороженно молчала. Один Кузьмич невозмутимо разглядывал подземное сооружение, отпуская при этом короткие замечания:

– Мудрено сотворено… Поставить котлы да разжечь костры – чем не преисподняя?…

Все время поглядывавший на Кузьмича Ганс, получивший указание Хенке не спускать глаз с русских и слушать, что они будут говорить, а если надо, то и пресекать их разговоры, – счел необходимым строго спросить Кузьмича:

– Зачем котел? Зачем огонь? Что есть пре-ис-подняя?

– А это, мил-человек, дьявольская кухня, – миролюбиво пояснил Кузьмич. – Но она все равно и ваша фашистская кухня… А котлы – чтобы нас, пленников, варить да поджаривать…

Повернувшись к Кребсу, Ганс пояснил:

– Он у них часто заговаривается. Пострадал от Советской власти. Больной старик.

Кузьмича Ганс снисходительно, как больного, постарался успокоить:

– Нет, нет. Пленных наша кухня варить – нет. Жарить – нет. Ты спокойный быть. Наша кухня без человек обед варить.

– Вы-то обедаете как следует. А от наших обедов и утром и ночью под ложечкой сосет и покусывает, – саркастически заметил Кузьмич.

– Утро ложка сосать? Ночь ложка кусать? – удивился Ганс. – Зачем?

– Ты так здорово понимаешь по-русски, что от разговора с тобой живот подводит. А там и так пусто… – Кузьмич пренебрежительно глянул на Ганса. – Я тебе про Фому, а ты про Ерему…

Расплывшаяся было от удовольствия рожа Ганса потемнела:

– Что есть Фо-ма, что есть Е-ре-ма?

– Тебе объяснять – все равно что воду в ступе толочь. Если голова тупая, топором ее не заострить.

Ганс перевел Кребсу:

– Он говорит, что в воду надо ступню совать, А голова у него не заточенная – и ее надо затесать топором.

Кребс выслушал Ганса молча, но на Кузьмича посмотрел довольно внимательно.

– Кузькина мать тебя ждать? – переменил разговор Ганс.

Вспомнив про допрос в гестапо, Кузьмич помрачнел.

– Кузькина мать, мил-человек, меня не ждет. Она к вам продвигается. Со своим «хлебом-солью» к твоему фюреру в Берлин торопится…

– Он говорит, что его мать пешком в Берлин несет хлеб фюреру, – с усмешкой перевел Ганс Кребсу, а Кузьмичу добродушно сказал: – Зачем Берлин? Скоро фюрер Москва будет!

– У Москвы, мил-человек, высоки пороги на фюрера ноги! – презрительно сказал Кузьмич. – Моя мать уже пошла на распашку и бьет в размашку! Понял?…

– Фюрер короткий ноги? – Ганс подозрительно уставился на Кузьмича. – Зачем ты сказать – короткий ноги фюрер?…

– Чего ты буркалы на меня выпучил, будто я тебя укусить собрался?

– Меня укусать? – Ганс ухватился за автомат. – Меня укусать нет! Выстрел буду!

Пока Кузьмич занимал охранников своими разговорами, Рынин и Шерстнев тихонько переговорили, уединившись в угол. Теперь Рынин счел необходимым вмешаться:

– Товарищ Кузьмин, вы не на допросе, – строго начал он. – Такие разговоры здесь вести ни к чему … Надо быть выдержаннее, спокойнее …

Кузьмич стал серьезнее.

– Извиняюсь, мил-человек, – повернулся он к Гансу. – Я это только к тому, что быть козе на бузе… Не взыщи…

– Он сегодня очень заговаривается, – успокоился Ганс, снова обращаясь к Кребсу. – Плохо его понимать…