Текст книги "Репортаж не для печати"

Автор книги: Дмитрий Харитонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

Трудно было избавиться от ощущения уникальной схожести Ковчега Завета и больших ковчегов из гробницы Тутанхамона. Тот, кто задумывал строительство ветхозаветного Ковчега, был, очевидно, знаком с контейнерами царя Тута.

И эти крылья богинь, подобных херувимам. Херувимам смерти! Телохранителям Тута, расположенным лицом друг к другу. Наружные стенки Ковчегов украшали рельефные изображения богов и различные символы.

– Что означают эти иероглифы? – я с трудом оторвал взгляд от фотографий и взглянул на Вулворда.

– Отрывки из «Книги мертвых». Каждый из ковчегов имел символическое значение. Самый большой – с двойной выгнутой крышкой – обозначал горизонт, второй и третий – дворцы Южного и Северного Египта Внутренний, четвертый, олицетворял дворец фараона…

– И все вместе они похожи на Ковчег, о котором говорится в Библии, как две капли воды, – прервал я моего собеседника.

– За исключением деталей. Например, отсутствие шестов для переноски.

– Золото настоящее?

– Это позолота. Но общий вес золота, обнаруженного в могиле Тута – тысяча двести килограмм. В захоронении рядового правителя Египта!

– Какие же сокровища и клады должны были находиться в гробницах таких знаменитостей, как Рамсес К или Хуфу! – воскликнул я.

– Тутанхамон – всего лишь один из трех десятков фараонов, захороненных в Долине царей. Но единственный, кого не потревожили грабители. – Вулворд не заметил, как докурил сигару. Спохватившись, он тщательно размял ее в пепельнице с надписью «Мальборо» и немедленно закурил следующую. – Остальных царей хоронили в таких же ковчегах. Но их следы мы уже никогда не отыщем.

Он снова подошел к своему рабочему столу, вынул из другого ящика вторую точно такую же папку и открыл ее. Я увидел одну-единственную фотографию. У входа в гробницу лежала черная статуя животного – волка или собаки с длинными ушами.

Изваянная из дерева и окрашенная смолой, настороженная фигура, вытянув передние лапы, распростерлась на… позолоченной ковчегообразной подставке, стоявшей на носилках. Изящное льняное покрывало, подвязанное под шеей, закутывало туловище животного.

– Анубис, – пояснил Скотт. – Бог-шакал, возглавлявший все похоронные обряды. Обеспечивал посмертный покой усопшему.

– А богини, изображенные на ковчегах фараона?

– Исида и Нефтида.

– Если допустить, что Моисей мог почерпнуть знания технологии строительства Ковчега у египетских фараонов, то многое становится на свои места! – воскликнул я.

Вулворд уже подошел к книжному шкафу, занимавшему всю стену его кабинета. Открыв дверцу, он стал искать какую-то книгу, вынимая по очереди томики на одной из полок и внимательно пролистывая их. Несколько минут его попытки были безуспешными, отчего он огорченно наморщил лоб. Наконец он нашел то, что искал в шестой или седьмой просмотренной книжке, и вернулся ко мне.

Вулворд показал мне страничку, на которой была нарисована красивая ваза. Вернее, две. На одной – увенчанные коронами змеи с крыльями, а на другой – изображения змей, обвившихся вокруг жезла.

Скотт пояснил:

– Та самая змея, которая в руках Моисея превратилась сначала в жезл, а потом снова в змею. Сама ваза – из Шумера.

– Шумер… Шумер… – пробормотал я, тщетно пытаясь вспомнить что-то смутно знакомое, но давно и безнадежно забытое.

Взгляд Вулворда затуманился.

– Все наиболее значимые достижения Древнего Египта имели место в период между третьей и четвертой династиями – с две тысячи девятисотого года по две тысячи трехсотый годы до нашей эры. И здесь – потрясающая загадка. Перед самым началом третьей династии, лет за четыреста-пятьсот до нее, в Египте внезапно появляются: письменность, арифметика, медицина, астрономия и весь комплекс религиозных знаний с бесчисленными богами. Мы не можем найти никаких свидетельств эволюции любой из этих сфер знаний, никакого упоминания в древних манускриптах об их предыдущем существовании. Сооружены ведь были грандиозные, великолепные памятники – взять хотя бы те же пирамиды. Их начали строить внезапно, также без малейших признаков эволюции от простого к сложному, от маленькой пирамидки-усыпальницы до чудовищной по своим размерам «горы Бога». Все чудесные изменения в Египте происходят мгновенно. Все равно, как если бы вы, Стив, легли вечером спать, а утром встали и обнаружили, что перенеслись во времени! Кропотливые и мучительные изменения произошли в Египте буквально за ночь! Период перехода от примитивного к развитому обществу не может быть столь незначительным. Он должен занимать временной промежуток в тысячи лет. Или другой пример. У египтян не было даже малейших признаков письма. Внезапно появляются иероглифы в великолепном состоянии. И тоже без следов развития от простого стиля к сложному. – Вулворд в очередной раз пыхнул сигарой и торжествующе посмотрел на меня. Взгляд его прояснился. – Объяснение может быть таким: Египет неожиданно получил огромное культурное наследство. Ускорение из другой цивилизации древнего мира. Будто пересел с велосипеда на гоночный автомобиль.

Наш разговор был неожиданно прерван посыльным из пиццерии. Он принес две аккуратно упакованные коробки, из которых доносился вкусный запах горячего теста. У меня сразу засосало под ложечкой.

Вулворд извлек из коробка огромные пиццы с морскими продуктами. Я с трудом представлял себе, как вдвоем можно управиться со столь обильным ланчем. Но пицца оказалась превосходной. Запивая ее черным кофе, я с большим аппетитом уплетал аккуратно нарезанные ломти, продолжая разговаривать с Вулвордом, который, подкрепившись, словно ощутил прилив новых сил.

Я счел необходимым напомнить ему об огромном культурном наследии Древнего Египта.

– Вы полагаете, Скотт… Как бы правильнее выразиться… что у египтян был другой народ-донор?

– Конечно, – согласился Вулворд, доставая очередную сигару. – Хотя еще относительно недавно многие ученые отрицали возможность существования шумерского народа в принципе. Шумер – заря цивилизации, колыбель человечества. Этот народ жил в Южной Месопотамии за тысячу лет до рождения Моисея.

– Золотой век в истории человечества?

– Что-то вроде этого. Никто не знает, откуда появились шумеры. Сами они объясняли свое происхождение миграцией из таинственной земли, называвшейся «Дилмун». Я полагаю, что сегодня – это территория Бахрейна, на западном побережье Персидского залива. Государство шумеров просуществовало недолго. Его история оказалась непрерывной цепью войн за могущество и власть. Под набегами воинственных племен горцев оно не устояло. Позднее, на руинах Шумера основал свою империю Хаммурапи – великий вавилонский завоеватель.

– В чем же шумеры опередили египтян?

– Они создали лунный календарь, в котором период обращения Луны вокруг Земли высчитан с точностью до четырех секунд. Орбиту Меркурия они определили с большей точностью, чем грек Птолемей. Те же греки совершили ряд основополагающих открытий в математике, – добавил Вулворд, складывая фотографии, разложенные на столе, в конверт. – Но их воображение не простиралось дальше числа «десять тысяч». У нас, в Европе, понятие «миллион» стало широко употребляемым лишь в начале прошлого века. А в одной из шумерских клинописных табличек найдены математические расчеты, результат которых исчислялся числом в десятки триллионов!

– Но как это возможно? – недоумевающе спросил я.

Вулворд не обратил на мой вопрос никакого внимания. Или же мне только показалось, что не обратил.

– Шумеры опередили египтян в искусстве земледелия. Они открыли метод улучшения качества растений путем скрещивания, – добавил Скотт. – Их поля по культуре обработки вполне можно сравнить с современными, которые вы видите, проезжая, из окна своего автомобиля. А шумерские вазы, кубки и щиты, инкрустированные драгоценными камнями! Великолепные ремесленники, настоящие мастера своего дела творили славу своему народу. Не говоря уже об открытиях в архитектуре. Даже английский язык впитал в себя некоторые слова из шумерского языка. Например, слово «алкоголь».

– Значит, первые египетские строители, – воскликнул я, невольно подаваясь вперед, – были выходцами из Шумера?!

Вулворд одобрительно закивал своей громадной головой:

– Именно шумерские эмигранты привнесли новейшую технологию в Египет. С помощью полученных знаний, усовершенствованных египетскими жрецами, был построен Ковчег.

С этими словами Вулворд, мерявший широкими шагами комнату, остановился возле окна.

Ему оставалось жить всего несколько секунд.

Премьера фильма «Секреты фараонов» получит широкий резонанс не только из-за сенсационности открытий, но и потому, что интерес публики подогреет смерть ученого. В тот миг, когда он взглянул в окно, мне показалось, что Вулворд переменился в лице.

Он умер мгновенно, не издав и звука. Пуля, разбившая оконное стекло, попала ему прямо в переносицу. Разворотив половину черепа, она вылетела наружу и оказалась в стене.

Тело ученого грузно рухнуло на пол, залитый кровью.

Глава седьмая. ГОРА МОИСЕЯ

1

Бригада экспертов заканчивала осмотр трупа Вулворда. Фотограф, осторожно переступая через тело ученого, делал снимки, запечатлевая его во всех ракурсах. Положение тела на полу было очерчено белым мелом и, под туфлями полицейских, заполнивших комнату, скрипели осколки стекла.

Затем тело Вулворда затолкали в полиэтиленовый мешок, чтобы отправить в морг на рандеву с патологоанатомом и пронесли по коридору сквозь толпу перепуганных, молчаливых студентов и преподавателей.

Я оказался единственным непосредственным свидетелем случившегося и пообещал детективу Тони Андерссону дать показания только после записи репортажа. На место происшествия оперативно прибыли три человека из нью-йоркского бюро Си-Эн-Эн, и мы первыми успели передать в эфир подробности происшествия. Впрочем, они не включали в себя мотивы убийства. Только сухие детали.

Я рассказал, как беседовал со Скоттом Вулвордом, обсуждая фильм «Секреты фараонов», но ни словом не обмолвился о цели своего приезда к ученому – упоминать о Ковчеге Завета было очень преждевременно.

Первоначальный шок прошел и страх, окутавший меня в первые секунды после убийства, рассеялся. Тем не менее, я чувствовал себя совершенно сбитым с толку, абсолютно непонимающим причин того, что произошло. Меня не покидало ощущение ирреальности случившегося. Спокойное общение с человеком, обычная встреча, которых у меня были сотни, подготовка репортажа по поручению телекомпании. И – убийство.

Странное. Бессмысленное?! Лишенное каких-либо мотивов?

– Полагаю, – сказал подошедший ко мне Андерссон, терпеливо и мрачно наблюдавший за нашей работой, – вы готовы пообщаться с полицией?

– Охотно, – подтвердил я.

Мы вышли на улицу. Я постарался расслабиться, сбросить напряжение, скопившееся за этот безумный день. Глубоко вдохнув, я чуть задержал воздух в легких и сделал медленный, едва заметный выдох. Потом я постарался изобразить на лице что-то вроде улыбки.

– Не вижу, чем смогу помочь, – твердо произнес я. – Все, что мне было известно, вы услышали, когда я общался с телекамерой.

– Так ли уж все? – Пристально посмотрел на меня Андерссон.

А он достаточно проницателен. Во всяком случае, в нем было мало напыщенности и самодовольства, которые так раздражают меня в нью-йоркских полицейских.

– Мне нечего скрывать, – пожал я плечами.

– Когда покажут сюжет о смерти Вулворда?

– В шесть вечера. Если не успеют смонтировать, то на час позже.

– Часто в вашем присутствии убивают людей? – Детектив не скрывал ехидной нотки в голосе.

Я промолчал. Несколько лет назад я прилетел в Дамаск взять интервью у диктатора Сирии Хафеза Асада. Он как раз собирался в аэропорт, чтобы отправиться для переговоров в Нигер. Следуя за пресс-секретарем президента, я уже поднялся было по лестнице к главному входу дворца приемов – мне пообещали уделить внимание в течение четверти часа. По прибытии Асада во дворец, едва он успел выйти из бронированной машины, раздалась сильная стрельба. Укрывшись среди деревьев в саду, его противники открыли огонь из автоматов и бросили гранаты. Не растерявшиеся телохранители сирийского вождя вступили в бой, стремясь защитить своего президента. Несколько человек, истекая кровью, со стонами рухнули на землю прямо у меня на глазах. И что еще ужасней, я увидел окровавленного Асада в разодранном костюме, с трудом взбиравшегося по лестнице в сопровождении щитом сомкнувшихся вокруг него верных людей

Я просто остолбенел тогда, не в силах пошевельнуться. Два охранника тут же отправили меня в комнату, где оставили одного и заперли на ключ. Дрожа от волнения и не сомневаясь, что президент тяжело ранен, если не убит, я пробыл в одиночестве минут двадцать, и это время показалось мне вечностью. Я ломал голову над тем, как мне вести себя при этих обстоятельствах – оператора со мной не было, так как интервью предназначалось для «Нью-Йорк Тайме». И пока я готовился к самому худшему, дверь внезапно распахнулась. Хафез Асад лично открыл ее и, войдя в комнату, протянул мне руку. Я чуть не ущипнул себя, чтобы увериться, что это не сон.

На нем был безупречный костюм, свежая рубашка и свежий галстук. Он пригласил меня сесть. И, словно ничего не случилось, словно не ему несколько минут назад угрожала смерть, стал отвечать на вопросы. Спокойно, обстоятельно, я бы даже сказал, с удовольствием.

Когда интервью было закончено, Асад лично проводил меня к выходу. Все следы перестрелки уже были ликвидированы, и садовники, как ни в чем не бывало, поливали цветы в благоухавшем запахами парке.

Я вскользь спросил Асада о покушении, жертвой которого он мог стать на моих глазах. Он улыбнулся и горячо сказал, что «заговор был организован империалистами и сионистами». Асад добавил также, что его ранили в обе руки, в спину и в живот, но не тяжело. Тем не менее, я хорошо видел, что раны причиняли ему ощутимую боль, и он даже поддерживал живот руками.

Я был уверен, что Андерссона так и подмывает задержать меня, не утруждая себя особенно поиском веских причин.

~ Могу предположить, как развивались события, – сказал он, – Вы находитесь в творческом кризисе, а кто-то звонит вам по телефону и предлагает отправить Вулворда на тот свет в вашем присутствии. А вы быстренько раскручиваете горячий репортаж с места убийства. Рейтинг растет, популярность увеличивается.

– Не говорите глупостей, – мирно предложил я. – Мы в самом деле только сегодня познакомились со Скоттом. Съели пиццу, поболтали пару часов. Ничего подозрительного. Вулворд не выглядел обеспокоенным…

– Он уже никогда не будет выглядеть обеспокоенным, Маклин, – резко оборвал меня детектив. – Поклонники не выражают своих эмоций. Да, у Вулворда вся башка снесена как тайфуном. Вдребезги. Мои эксперты сейчас на коленках мозги собирают по всей комнате. А вы играете в молчанку, – гневно проронил он.

Я не произнес ни звука и застыл с каменным лицом, весь превратившись в статую с острова Пасхи. Хотя мне очень хотелось поделиться с Андерссоном своими сомнениями в том, что пуля предназначалась именно Вулворду.

Детектив Андерссон устало махнул рукой.

– Да что с вами говорить! – воскликнул он в сердцах. – Если вдруг что-то вспомните, потрудитесь связаться со мной. – С этими словами он выудил из бокового кармана визитку и протянул ее.

Я так осторожно взял узкий кусочек картона, как если бы мне предложили потрогать за хвост рассерженную гремучую змею. Что ж, быть может он прав, и кое-какими мыслями я захочу с ним поделиться.

Со временем.

2

На следующее утро, собрав вещи и расплатившись за номер в гостинице по кредитной карточке, я отправился в аэропорт имени Кеннеди.

Изучив расписание рейсов, я купил билет до Каира. После непродолжительного томления в очереди, я сдал багаж и прошел все формальности проверки документов в иммиграционном пункте. Вылет самолета задерживался на полчаса, и я решил временно бросить якорь в ирландском баре.

Он оказался битком набитым шумными посетителями – похоже тут была целая спортивная команда. Молодые люди бурно обсуждали перипетии какого-то матча, очевидно выигранного. С трудом пробравшись между столиками, я нашел свободное место.

Заказав подошедшему официанту бутылку пива «Гинесс», я погрузился в размышления.

Ковчег Завета, в который были положены скрижали с заповедями, мог быть радиостанцией, с помощью которой поддерживался контакт с инопланетянами.

Связь с другими мирами, по мнению некоторых ученых, осуществлялась в течение длительного времени.

Ковчег мог представлять собой электрический конденсатор: стоило руке святотатца коснуться его, и его тотчас же поражал смертельный удар тока. То есть Ковчег действовал по принципу лейденской банки.

Достав лист бумаги из темно-коричневого кожаного портфеля, с которым я редко расставался, я набросал чертеж золотого сундука. Дерево ситтим (акация) образовывало изолирующий слой Ковчега, а внешние и внутренние золотые покрытия могли соответствовать двум металлическим обкладкам лейденской банки. В таком случае, если в кольца конструкции вставляли металлические шесты, то горячий сухой песок, приносимый ветром, при прикосновений к Ковчегу, мог вызывать не только искры, но гром и молнии.

Для того, чтобы сундук действовал по принципу лейденской банки, необходимо, чтобы золотая крышка с херувимами не прикрывала Ковчег. Нужно, чтобы внешняя и внутренняя обкладки не соприкасались друг с другом. Тогда, стоило кому-нибудь коснуться Ковчега – моментально последовал бы мощный удар током. Но ведь Ковчег всегда переносили в закрытом состоянии!

Хорошо, а если предположить, что скрижали были изготовлены не из кусков метеорита, а из урановой руды?

Когда Моисей в первый раз спустился с горы с полученными заповедями и увидел, что его народ предается пляскам вокруг фигуры золотого тельца, он в гневе разбил скрижали, швырнув их наземь.

А если допустить, что эти скрижали просто были технически несовершенными?

После первой неудачи, Моисей принес с горы две новые таблички. Они излучали большую энергию и были радиоактивны. Ведь когда Моисей спустился с горы во второй раз, израильтяне побоялись даже приблизиться к нему – его лицо светилось.

Ослепительно светилось. Они даже прикрывали глаза, настолько ярким был свет.

Куда делись разбитые скрижали? Находились ли они в Ковчеге вместе с новыми? По существовавшим в древнем мире представлениям, сломанное пли разбитое теряет свою волшебную силу и не подлежит хранению.

В самой Библии практически ничего не говорится о том, что было в жизни Моисея в промежутке от сорока до восьмидесяти лет. Вернее, говорится, но очень скупо – с десяток строчек. Для сорокалетнего периода! Что происходило в течение этих сорока лет?

В начале двадцатого века английский археолог Вильям Флиндерс Петри нашел в поседении Сераби-эль-Хадем, в пятидесяти милях от горы Синай, фрагменты нескольких каменных табличек. На них было что-то начертано странным пиктографическим алфавитом. Надписи соответствовали семитоханаанскому языку, принадлежавшему древним евреям. Бедуинское же имя, обозначавшее гору Синай, в переводе звучит как «гора Моисея».

Можно ли считать обломки каменных табличек, найденных Петри, теми самыми скрижалями, которые разбил Моисей?

– Вы не против, если я сяду рядом? – пропел кто-то над моим плечом ангельским голоском.

Я поднял голову. Такой голос мог принадлежать только очаровательному созданию. Рядом со мной стояла стройная девушка, с темно-медными волосами, спадавшими на плечи. Глаза карие, глубокие и теплые, с какой-то смеющейся искринкой. Синяя юбка доходила до колен, открывая взору очаровательные ножки, обутые в изящные туфли на небольшом каблучке. Строгая голубая блузка не могла скрыть точеной шеи. которую украшала ниточка жемчужного ожерелья. Ее смуглая кожа казалась чуть темнее из-за ровного загара. На вид ей было лет двадцать пять.

В переполненном баре по-прежнему царило оживление и единственное свободное место оказалось за моим столиком.

– Под каким созвездием вы родились? – вежливо осведомился я.

Она чуть заметно улыбнулась, обнажив стройный ряд жемчужных зубов.

– Под созвездием Козерога.

– Женщинам, рожденным под этим знаком, нельзя ни в чем отказывать. Иначе они сами всего добьются, – с этими словами я привстал и подвинул ей стул.

В ожидании заказа подлетел официант. Передо мной стоял пустой бокал из-под пива, и он убрал его на поднос. Жестом я заказал еще один и спросил мою соседку:

– Вы не обидитесь, если я угощу вас чем-нибудь? Она изучающе посмотрела на меня.

– Это не в моих правилах. Я моментально парировал:

– Согласно восточному гороскопу, сегодняшний день сулит удачу родившимся под знаком Козерога, если они не обращают внимания ни на какие правила. Кроме того, у меня День Добрых Дел. Итак, чего бы вам хотелось?

Мгновение поколебавшись, и, видимо решив, что я не похож на Джека-потрошителя, она сказала:

– Пожалуй, только кофе.

Осторожно лавируя меду столиками, официант, смотревший на мою прекрасную незнакомку влюбленными глазами, нехотя удалился.

Да-а, ну и работа у этих парней. Я видел, что ему больше всего на свете хотелось поменяться со мной местами.

Ну, уж нет.

Я подумал, что самое время узнать ее имя.

– Как вас зовут?

– Мишель.

Не часто бывает, когда имя полностью гармонирует с внешним обликом человека. Но это был именно тот редкий случай.

– Вам очень идет это имя, Мишель, – искренне признался я.

Она снова не смогла сдержать улыбки.

– Вы всем девушкам говорите такие слова?

– Только тем, кто мне нравится.

Ее взгляд упал на листок бумаги, испещренный моими пометками, и по-прежнему лежавший на столе.

– Вы что-то чертите?

– План расположения стальных сейфов, набитых золотом форта Нокс. Собираюсь ограбить его через пару дней. Вы прочтете обо мне во всех центральных газетах. На первых полосах.

Мишель уже серьезно посмотрела на меня.

– Что-то вы мало похожи на грабителя.

– У меня дар перевоплощения. Если серьезно, то я журналист.

– В самом деле?

– Да.

– И чем занимаетесь?

– Раскапываю различные интересные истории. Как археолог.

Официант снова принес мне пиво. Перед Мишель он поставил чашку кофе с таким изяществом, как-будто преподносил ей ларец с драгоценными камнями. Наверное, с подобным чувством собственного достоинства Антоний складывал завоеванные в сражениях сокровища к ногам Клеопатры. Затем он с видимым сожалением удалился.

– Какую же последнюю историю вы раскопали?

– Я снял фильм о прокуроре Гаррисоне. Жил такой смелый и честный человек в Новом Орлеане.

– Тот, который заявил, что убийство Кеннеди является делом рук не одиночки, а группы заговорщиков?

– Да.

– Я читала его книгу, в которой он обвинил комиссию Уоррена, проводившую расследование, в фальсификации и лжи.

– Никогда не думал, что молодые американки увлекаются политикой.

– Я закончила юридический факультет. Работаю адвокатом, – сказала она, поднося чашку к губам.

– Случайно не в Каир летите? – осведомился я.

В ее глазах запрыгал насмешливый лучик.

– Гораздо ближе. В Лос-Анджелес. Встреча с клиентом.

Честно говоря, я предпочел, чтобы она летела на встречу со мной. Или же на худой конец с клиенткой. Всем своим видом я выражал глубокое сожаление. Пауза затягивалась.

– Значит, вы работаете на телевидении, – сказала Мишель, уже с интересом разглядывая меня.

– В телекомпании Си-Эн-Эн.

– Мне кажется, я вспоминаю… Да, действительно, я видела репортажи с вашим участием. По-моему, с войны…

– Операция «Буря в пустыне». Когда Ирак оккупировал Кувейт.

– В нашем офисе не выключали телевизоры, когда Си-Эн-Эн показывало бомбардировки Багдада.

Я уловил нотки восхищения в ее голосе и чуть укоризненно произнес:

– Война отвратительна, Мишель. Любая. Даже та, которая ведет к повышению рейтинга компании.

«Единственный вид боевых действий, который можно признать, – подумал я, – это любовь. Поединок между мужчиной и женщиной. В котором кто-то одерживает победу».

– Я не беру пленных. – Сдержанно сказала Мишель. Она будто читала мои мысли.

Я допил пиво и, обведя глазами бар, успел заметить устремленный на меня взгляд человека, сидевшего за столиком, в самом углу. Он сделал вид, что уткнулся в газету, и я не успел разглядеть его лица. Раздался мелодичный сигнал, и по громкоговорителю объявили о начале регистрации пассажиров рейса Нью-Йорк – Каир.

Я молча посмотрел на Мишель.

– Ваш рейс, – мягко напомнила она.

– Мишель, я знаю, что буду жалеть, если расстанусь с вами, не попросив ваш номер телефона.

– Я не даю свои координаты людям, с которыми познакомилась четверть часа назад, – сказала она, положив локти на стол.

Я сделал знак официанту, потребовав счет.

– Но, Мишель, вы уже нарушили сегодня свои правила. Сделайте это во второй раз.

Она неожиданно согласилась. Я записал телефон. Скосив глаза в сторону, я уже не увидел мужчины с газетой. За столиком сидели два пожилых человека – очевидно муж и жена, использующие выход на пенсию для путешествий по всему миру.

Пожелав Мишель хорошего полета, я направился к регистрационной стойке. Пройдя десятка два метров, я не выдержал и обернулся. Мишель смотрела мне вслед. Кажется, я ей понравился.

Мне досталось место у иллюминатора. Спрятав портфель на верхней багажной полке, я уселся в кресло, пристегнул ремни.

Пилот запустил двигатели. Самолет грузно разбежался по взлетной полосе и взмыл в небо, оставляя внизу шумный аэропорт с подмигивавшими яркими огоньками.

Я достал книгу Кинга, попытался сосредоточиться на чтении, но потом поймал себя на том, что уткнулся в одну и ту же страницу, не понимая смысла текста. Мои мысли витали далеко-далеко.

Я думал о Мишель.

Глава восьмая. НАСЛЕДИЕ АТЛАНТО»

1

В Каире самое сумасшедшее дорожное движение, которое я когда-либо мог наблюдать в различных странах. Все, как атомы в знаменитом броуновском движении, передвигаются беспорядочно и абсолютно без каких-либо правил. Зажегшийся красный свет вовсе не заставляет водителя сбросить газ на перекрестке.

Улицу переходят с невероятным хладнокровием. Нужно улучить момент и просочиться, проскользнуть между автомобилями, рискуя жизнью, словно индеец, прокрадывающийся в смертельно опасных джунглях, где на каждом шагу тебя поджидают хищные звери или воинственные туземцы из племени каннибалов.

В автобусы египтяне, подавляющее большинство которых носят национальную одежду в виде свободно облегающих тело рубахи и пузырящихся на ветру хлопковых штанов, набиваются под самую завязку. Они зависают на подножках, как гроздья винограда, рискуя попасть прямо под колеса следующей рядом машины.

Невообразимый шум и гам, царящие на центральных улицах и площадях Каира, бесконечные кавалькады машин, большинство из которых старые и подержанные, выкрики пешеходов, предостерегающие звуки клаксонов, духота, переходящая в удушливый смог – все это вызвало у меня головную боль и желание поскорее добраться до своей цели.

Я хотел посетить Каирский исторический музей, расположившийся на главной площади города Ат-Тахрир. Очень скоро я оказался перед небольшим желтым двухэтажным зданием, к которому то и дело подъезжали туристические автобусы.

Англичане и французы, немцы и испанцы – здесь можно было услышать любую речь, увидеть представителей многих стран мира.

Прямо у входа в музей расположились древние статуи, часть из которых была испещрена иероглифами. Статуи символизировали север и юг Египта. Тут же, в скверике, гордо возвышалась большая бронзовая скульптура французского египтолога Огюста Мариетта.

Заплатив за вход пять египетских фунтов, я стал осматривать музейные комнаты, буквально забитые всякого рода редкостями. Их с лихвой могло хватить на несколько десятков музеев. В ста комнатах разместились многочисленные экспонаты: Розеттский камень, найденный солдатами Наполеона, благодаря чему Шам-польон смог расшифровать загадочные иероглифы.

Каменные барельефы и скульптуры с изображениями богов, мумии фараонов, стелы, домашняя утварь и бесчисленные папирусы.

Удивительные свидетельства исчезнувшей цивилизации, подвергавшейся в течение нескольких тысяч лет безжалостному разграблению различными негодяями, которые в поисках сказочных сокровищ фараонов не гнушались разбирать и даже взрывать царские усыпальницы.

Даже знаменитая пирамида Хеопса, одно из семи чудес света на планете и единственная, дошедшая до наших дней, чудом миновала угрозы оказаться стертой с лица земли. В середине шестнадцатого столетия ее чуть не взорвали при помощи порохового заряда, чтобы наконец завладеть золотым наследием древних царей. По мнению инициатора столь чудовищного проекта итальянского физика Просперо Альпини, каменное чудовище, закрывающее собой доступ к фантастическим богатствам, должно было обратиться в жалкую груду развалин.

Почти весь второй этаж занимали сокровища, найденные в усыпальнице Тутанхамона. Исключение составляла мумия короля Тута, возвращенная в позолоченном саркофаге на место обнаружения захоронения, в Долину царей.

Я долго бродил вокруг четырех ковчегообразных сундуков, о которых мне говорил Вулворд. Каждый из них был помещен в огромный стеклянный павильон.

С первого же взгляда становилось понятно, как тяжелы контейнеры, ставшие последним убежищем короля Тута. И как похожи они на Ковчег Завета!

В том же длинном коридоре, где находились ковчегообразные саркофаги, также, под защитой стеклянной оболочки величественно возлежал на сундуке шакал Анубис. Уже без покрывала, в которое он был завернут, когда гробницу Тута вскрыл Говард Картер.

Взволнованный я ходил из комнаты в комнату, пока не наткнулся на гигантскую лодку. На подобных лодках умершие – фараон и его придворные – отправлялись на тот свет. Похожие лодки, напоминавшие по своей форме лунный серп, насколько я помню, находили в гробницах шумерских правителей. Копии месяца, плывущего по небесному океану навстречу Солнцу, на восток.

Но, лодка, перед которой я остановился, превосходила по своим размерам все специальные барки, известные мне по истории древнего мира!

Это были настоящие корабли, сохранившиеся в великолепном состоянии, несмотря на пять тысяч веков, истекших со времени их изготовления. На вид они были весом около сорока тонн, с пятиметровыми веслами на корме и в сто тридцать футов длиной.

Я подошел к дежурившему в зале египтянину-экскурсоводу и спросил:

– Откуда привезена такая прекрасная находка?

– Маркаб? – испуганно переспросил он.

Я догадался, что «маркаб» по-египетски и означает «лодка».

– Да, маркаб, – нетерпеливо повторил я.

– Из пирамиды Хеопса. Найдена в 1954 году, – затараторил египтянин, очевидно, обрадованный, что нашел девственные уши и может блеснуть своими знаниями, – подобные лодки уже встречались раньше в некоторых пирамидах, но все они оказались разграбленными.