Текст книги "Время Бармаглота"
Автор книги: Дмитрий Колодан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)
Танцевать Фиона явно не собиралась. Твидл раздраженно переводил взгляд с девушки на птицу. Толстые пальцы выбивали по микрофону неритмичную дробь.
– Если не танцы, – сказал он. – Может мисс Ночные Улицы прочитает стихотворение? Не длинное. Мы просим… Давайте все вместе ее поддержим?
Подавая пример, Твидл захлопал. Фиона замотала головой, плотно сжав губы.
– Что ж, поэзия не конек мисс Ночные улицы. Настоящая девушка-загадка! А может, мы попробуем угадать ваш талант? Вы будете показывать пантомимы, а мы…
– Эй! – раздался гневный окрик.
Твидл замолк. Нахмурившись, он посмотрел в сторону кулис. Затем махнул рукой, показывая на Фиону и на притихших зрителей. Жестикуляция пропала даром – широким шагом на сцену вышел его братец.
Они были похожи как две одинаковые фигуры на шахматной доске. Но если первый Твидл был растерян, зол и напуган, лицо второго пылало от гнева. Волосы стояли дыбом, глаза сверкали. Вместо микрофона, он держал старую деревянную трещотку.
Первый из братьев отвел микрофон, но в зале услышали его слова:
– Не по сценарию, знаю… Но ты не предупредил, что она окажется такой дурой. Моей вины здесь нет…
– Она?! Плевать я не нее хотел! Ты скажи, что это?!
Твидл взмахнул трещоткой, но та не издала ни звука. Твидл взмахнул снова – опять тишина. Первый из братьев замер с раскрытым ртом, а затем захлопнул его так, что клацнули зубы.
– Ну, что ты скажешь?! – рявкнул Твидл.
Его брат сжался. О Фионе, птицах и зрителях в зале он похоже забыл. В отличие от Джека. Мелкие птички летали вокруг кукабарры, липли к ней, как железные опилки к магниту. Фламинго рассредоточились по залу и застыли как статуи. Фиона стояла не шелохнувшись. Изумительное черное платье… Проклятье!
Перья на платье топорщились. Джек увидел длинную тень за спиной девушки. Она извивалась меж красных и белых роз, разбивалась на множество мелких теней, которые тут же собирались вместе… Огромная, черная птица, слепленная из множества мелких птиц, которые в свою очередь так же были сделаны из птиц… Тень Буджума? Или сам Буджум?
– Твоя погремушка, – пискнул Твидл. – Которую, матушка подарила.
– Я знаю, что это такое! – крикнул его брат. В голосе прозвучали визгливые нотки. – Я нашел ее у тебя на столе!!!
– Ты копался на моем столе?!
– Да! Потому что только ты мог ее взять! Ты всегда берешь ее без спроса!
– Но у меня такой нет, – оправдывался Твидл. – Моя сломалась, а эта – единственная память о матушке…
– Единственная! И ты сломал ее! Она не работает!!!
Джек сдавил виски – в голову словно вколотили два раскаленных гвоздя. Сейчас что-то случится. Джек знал это, даже знал что именно, но – проклятье! – не помнил. Это было чудовищно глупо – помнить ноты в «Духе улиц», но забыть о самых базовых вещах…
– Я не ломал ее! – возмутился Твидл. – Я взял ее на чуть-чуть… Матушка у нас общая, значит и погремушка общая!
– Не ломал, значит?! Общая?! – Его брат стиснул кулаки. – Это была последняя капля!
– Только попробуй, – пискнул Твидл, становясь в боксерскую стойку.
Кукабарра захохотала, вторя ей, заклекотали фламинго… Джек выпрямился. Вот оно – последняя капля. Фиона и Джил, личный снарк, обернувшийся Буджумом.
Платье Фионы взорвалось. Не было ни грохота, ни ярких вспышек. Зато были сотни, тысячи угольно-черных воронов, хлынувших как цунами. Джек мигом оглох от их карканья и криков людей.
Бурлящая волна птиц накатила как прибой. Джека сбило с ног, подбросило и швырнуло о стену. Одежду и кожу рвали когти, царапали перья. Джека мотало как бумажный кораблик, угодивший в настоящий шторм. Он отбивался, но птиц было слишком много. В мире не осталось ничего кроме птиц.
39. Время Бармаглота
Ветер колышет занавески в синий цветочек. Они взлетают и опадают, точно паруса – вверх и вниз, с каждым порывом. Ветер пахнет грецким орехом и свежестью. Окно большое, но за блестящими стеклами не видно ничего, кроме мягкого белого света.
Джек оглядывается, не понимая. Выходит, он умер? Это и есть то место, куда человек попадает после смерти? Или же та абсолютная пустота, которую несет в себе Буджум? На первый взгляд, не так плохо…
Комната маленькая и светлая. Новенькие обои, в тон занавескам – безвкусные, но приятные на вид. На подоконнике стоит ваза с ирисами; ветер колышет лепестки цветов.
Джек лежит на невысокой кровати. Хрустящая простынь приятно холодит кожу. Такая белоснежная что больно глазам… Из-за этой белизны ручейки крови, вытекающие из-под спины кажутся ошибкой. Как ни крути – они здесь не к месту.
Простынь впитывает кровь жадно, как изголодавшийся вампир. Красные пятна расползаются жуткими кляксами. Они растут, сливаются друг с другом, пока не начинают сочиться густыми каплями. Джек пытается сесть и понимает, что ему не пошевелиться. Словно его пришили к кровати суровой ниткой. Со своего места он видит, как пятна взбираются по занавескам, ползут по обоям. Будто пол залит кровью по щиколотку. Ветер опрокидывает вазу, вместо воды из нее течет та же темно-красная жидкость. Лепестки цветов съеживаются.
– Добрый день, друг мой, надеюсь я вас не отвлекаю?
Джек не может повернуть голову и потому не видит Бармаглота. Однако он улыбается. Если это ад, чудовище попало сюда вместе с ним – не самая плохая новость.
– Д-добрый д-день, – говорит Джек.
Он слышит ехидный смешок.
– Погляжу, для вас он выдался не особо добрым?
– Я умер, – говорит Джек. – Б-бывает.
– О нет, друг мой, – отвечает Бармаглот. – Если бы ты умер, я бы это заметил…
Джек дергается, пытается встать, но ничего не выходит. Светлая комната начинает разваливаться; стены стекают вниз, как часы на картине Дали. Огромные дыры расползаются – идеально черные, чернее черноты. За ними нет ничего, только пустота.
Все меняется так быстро, что Джек не успевает понять, что случилось. Он по-прежнему лежит, но уже в другом месте – в полутемной комнате, освещенной голубоватой лампой дневного света. Вдоль стены стоят застекленные шкафы. Джек видит на полках колбы и большие темные бутыли. Однако место не похоже на подвал Бармаглота.
Джек видит медицинский штатив, обвешанный пакетами с физраствором, как рождественская елка игрушками. Переплетающиеся трубки катетеров тянутся к запястьям. Рядом монотонно пищит кардиограф.
– Знакомое место? – говорит Бармаглот.
– Нет, – отвечает Джек. Слышит голос – тихий шепот, но не чувствует, как шевелятся губы.
– Можем переместиться на несколько часов назад, – предлагает Бармаглот.
В голове магниевыми вспышками мелькают картинки. Люди стоящие вокруг – в голубых балахонах, лица скрыты защитными масками, но глаза серьезны и сосредоточенны. Они даже не моргают. Врачи? Медсестры?
И Плотник… Джек узнает его – по пустым глазам цвета сливочного масла, по длинным белым волосам, выбивающимся из-под шапочки… Это непорядок, волосы должны быть убраны.
В руке Плотника блестящий скальпель.
– У нас нет времени, – говорит Плотник. – Что вы возитесь, как устрицы? Начинаем…
– Но пожалуй, не стоит, – говорит Бармаглот. – На мой взгляд – слишком шумно.
Лампа гаснет, а затем вспыхивает ярче. Свет бьет в глаза.
Джек молчит, думая о том, сколько правды в том, что он видел. Каким бы убедительным все не казалось – здесь был Бармаглот. А ему нельзя верить. Никогда?
Краем глаза Джек, замечает отражение, скользящее в темных стеклах шкафов. Длинное чешуйчатое тело, мохнатую когтистую лапу. Но Бармаглот не спешит показываться.
– Смотри-ка, – говорит чудовище. – Цветы… Зачем тебе цветы? О чем она думает!
Что-то падает Джеку на грудь. Скосив глаза, он видит пронзительно-синие лепестки ирисов. Два цветка, как для покойника. Значит, он все-таки умер? Или это очередная шутка Бармаглота?
– Скажи, Джек, – говорит Бармаглот. – Ты действительно этого хочешь?
– Хочу? – беззвучно шепчет Джек. – Чего?
– Покончить со всем. Встать и уйти. Исчезнуть… С чего ты взял, что это лучший выход? Откуда такая тяга к саморазрушению?
– А у меня есть в-выбор? Я сделал все что мог.
– Не все, Джек. Далеко не все, – говорит чудовище. – Вот дом, который построил Джек. А это синица, которая в темном чулане хранится… Дом горит Джек, но синица не хочет сгореть вместе с ним.
– Чего ты хочешь? – говорит Джек.
– Я могу все исправить Джек, – говорит Бармаглот. – Пока это в моих силах…
– Не можешь, – говорит Джек. – Ты ничего не м-можешь.
Из пасти Бармаглота вырывается злобное шипение. Чудовище бьет хвостом по шкафам. Брызжут осколки стекла, но не раздается ни звука.
– Могу Джек, – говорит Бармаглот. – Если ты позволишь мне сделать…
– Позволю?
– Отпусти меня, Джек. Ты же знаешь, что для этого нужно.
– З-знаю, – говорит Джек.
– Ведь немного, Джек. Чего тебе стоит? Посмотри на себя. Загляни себе в глаза. Отпусти меня, Джек. Пришло мое время…
Голова Бармаглота появляется из ниоткуда. Зависает над Джеком, покачиваясь на длинной шее. Тонкие усики безостановочно шевелятся. Джек смотрит о зеркальные глаза; видит дробящиеся отражения комнаты, не видит себя.
– Джек, – говорит Бармаглот. – Ты сыграл свою партию. До конца. Теперь мой ход. Позволь мне его сделать.
– Никогда, – говорит Джек.
– Глупый, глупый Джек, – Бармаглот качает уродливой головой. – Упрямый и глупый. Решайся. У нас с тобой не осталось времени.
Зеркальные глаза заволакивает дымкой, отражения комнаты исчезают. Вместо них Джек видит черноту – густую и плотную. Это невозможно, но Джек чувствует царящий в ней холод.
– Время стремится к нулю, Джек, – говорит Бармаглот. – Отсчет пошел. Десять…
Темнота в глазах чудовища взрывается и исчезает. Сквозь дробящуюся мозаику отражений, проступает морщинистое и бородатое лицо.
– Проклятье! – голос полковника Ван Белла доносится из другого мира. – Вставай, приятель, нашел время умирать!
– Девять, – говорит Бармаглот.
40. Буджум
– Вставай же! – полковник Ван Белл отвесил Джеку пощечину, но тот не заметил удара. Его словно пропустили через мясорубку. Не осталось части тела, которая бы не вопила о себе режущей болью. Одежда превратилась в лохмотья.
– П-полковник, – усмехнулся Джек. – Решили п-присоединиться?
– У этих тварей передо мной должок, – сказал Ван Белл. – Команда, о которой можно только мечтать… Плохо умирать не отомстив.
Джек закашлялся.
– Вставай, – Ван Белл подхватил Джека под руки и поставил на ноги. Он повис, как тряпичная кукла. В то же время, Джек ощущал, что огромная, почти непреодолимая сила тянет его вперед, к сцене.
Джек поднял голову. Перед глазами все плыло. В тело словно вонзились тысячи раскаленных иголок. Превозмогая боль, Джек огляделся.
Хрустальный Дворец выглядел так, будто внутри взорвалась бомба – не было ничего целого, не изувеченного прокатившейся птичьей волной. Переломанная мебель, разбитая посуда, раскиданные по полу остатки изысканных яств… Люди – те что были живы – кричали и стонали, кто-то пытался подняться, кто-то полз к сцене… Рядом лежали окровавленные ошметки. Среди этого безумия расхаживали фламинго – целые и невредимые.
Джек посмотрел на сцену. Там где раньше стояла Фиона, пульсировала черная клякса, похожая на размазанную по воздуху огромную амебу. Большая черная дыра, внутри которой не было ничего. Только пустота. Из глубин дыры дул пронизывающий ледяной ветер.
Одновременно ветер дул и внутрь. Чудом уцелевшая стойка микрофона закрутилась в воздухе и скрылась в черных глубинах. Буджум рос, пожирая, все до чего мог дотянуться. Джек не увидел братьев Твидлов и не хотел знать, что с ними случилось.
Из-за кулис выскочил один из униформистов, пригибаясь под напором ветра. Захохотав, он прыгнул в центр пульсирующей чернильной амебы. Стоило ему коснуться Буджума и бедняга исчез. Дыра в пустоту стала больше.
Джек вдруг понял, что ему тоже хочется прыгнуть внутрь, стать частью этой пустоты. Чтобы не осталось ничего. Славный и глупый конец – упасть, провалиться, исчезнуть в вечном сне без сновидений.
– Восемь… – говорит Бармаглот.
– П-поздно, – сказал Джек. – Мы ничего не можем п-поделать…
Ван-Белл отвесил ему еще одну пощечину.
– Чепуха! Так не бывает…
– Б-бывает, – сказал Джек. – Сон заканчивается, превращается в кошмар, а потом п-перестает существовать…
– Идиот! – крикнул Ван Белл. – С чего ты взял, что это сон?
– Потому что в этом нет н-никакого смысла. Нет связи и л-логики, нет п-порядка…
– Много ли ты видел в жизни смысла и порядка! – сказал Ван Белл. – Пойми, наконец! Это поиски снарка, важен процесс, а не результат. Смысл жизни в том чтобы жить, ничего более.
Он оттолкнул Джека. Тот пошатнулся и рухнул на колени – сил, чтобы стоять, не осталось.
– Г-глупо, – сказал Джек. Пятно Буджума дернулось разрастаясь. Джек подставил лицо ледяному ветру. Скоро, очень скоро Буджум доберется и до него.
– Семь…
– Глупо – не повод сдаваться, – огрызнулся Ван Белл.
– Один раз вы с-сдались, – сказал Джек. – На Острове…
– На Острове я делал все, чтобы выжить. И я сделал это. Я жил и живу.
Джек не ответил. Он смотрел на расширяющуюся пустоту и думал о Человеке-Устрице. Дурацкая мозаика сложилась – Джек понял ради чего все было затеяно. Полковник Ван-Белл ошибался в главном, просто жить недостаточно. Поиски снарка не имеют смысла, если нет самого снарка. Человек-Устрица потерял все – семью, колонию… У него осталась только пустота. Он ее искал и нашел. Единственный возможный вариант, здесь и где бы то ни было.
– Шесть…
Полковник Ван Белл зарычал. Схватив обломки стула, он швырнул их в Буджума. Они исчезли, едва коснулись пустоты. Полковник выругался и бросил в Буджума следующий стул.
Человек-Устрица… Чем он от него отличается? Джек тоже потерял все – свой дом, свой мир, Джил. Даже ее отражение. Осталось сделать последний шаг – потерять себя. Растущее пятно пустоты приближалось, протягивая ложноножки. Осталось закрыть глаза.
– Дорогая Джил, – сказал Джек. Он не стал искать диктофон. – Это мое последнее письмо. Ты его не получишь, но это не важно… Ты добилась своего – я принял мир таким, какой он есть. Раз так, значит, я тебя не увижу. Придется это признать. Но ты же будешь меня вспоминать, когда я исчезну – совсем и навсегда? Ведь если будешь, значит это не абсолютная пустота… Хорошо, что ты не услышишь этого прощания – я не это хотел сказать. Я хотел сказать, что люблю тебя…
Полковник Ван Белл отволок его от сцены.
– Да придумай что-нибудь! – заорал он. – Ты же Джек!
– Пять? – Бармаглот начинает нервничать. Все было сделано правильно, четкая партия, в которой выверен каждый ход. Не может быть, чтобы он ошибся…
Джек посмотрел на полковника.
– Да, я Джек, – сказал он. – Всего лишь Джек…
– Тебе мало? – крикнул Ван Белл. Он швырнул в растущего Буджума вазу.
– Я лишь п-пешка, – сказал Джек. – Партия п-проиграна, п-полковник. Шах и мат.
– Пешка! – выдохнул Ван Белл. – Черт возьми – ты дошел до края доски, пора превратиться в ферзя!
Джек не ответил. Что-то исправить невозможно. Чтобы что-то исправить нужно повернуть время вспять, а кому это под силу? Только Бармаглоту, но тот заперт там, откуда ему не выбраться.
– Четыре…
– ДЖЕК!!!
Джек дернулся. Крик донесся из-за Буджума – испуганный и плачущий голос Джил. За растущим пятном пустоты было не видно, кто именно кричит. Фиона? Но ведь ее больше нет… Она же стала этим пятном пустоты. Значит, Джил пришла за ним? Когда ее отражение исчезло, она заняла его место?
– Она жива! – выдохнул Ван Белл. – Эта тварь…
Схватив ножку стула, полковник бросился к сцене. Длинное щупальце Буджума метнулось навстречу, но полковник ловко увернулся.
– Не трогай его! – проорал он.
– ДЖЕК!!!
Джил… Джек не мог позволить ей исчезнуть. Кто угодно, что угодно, но только не Джил.
Раскачиваясь на ледяном ветру, мимо прошел фламинго. Слегка повернув голову, птица посмотрела на Джека.
– Теперь ты наконец понял, что опоздал? Что ты можешь сделать, Джек?
– П-превратиться в ферзя, – сказал Джек.
Фламинго заклекотал, над головой в истеричном хохоте зашлась кукабарра.
– В ферзя, Джек? Ты убил, ферзя Джек. Ты убил Бармаглота.
– Я знаю.
Полковник Ван Белл поскользнулся на луже крови и упал на спину. Щупальца и ложноножки Буджума зависли над ним, трепыхаясь, как рваная тряпка. Джек отвернулся.
– Три…
– ДЖЕК!!!
Протянув руку, Джек поднял осколок стеклянной тарелки. Есть один путь освободить Бармаглота – увидеть отражение своих глаз. А это можно сделать лишь одним способом. Острым краем тарелки, Джек чиркнул по вене. Хлынула кровь. Мир тонул в розовом тумане, оставалось только черное пульсирующее пятно Буджума.
– Прощай Джек! – хором выкрикнули птицы.
– Два…
Джек размазал кровь по осколку тарелки. Это не зеркало, но в этом мире единственной вещью, в которой он мог увидеть свое отражение, был он сам. Значит, он и должен стать зеркалом.
– А это синица, которая в темном чулане хранится, в мире который построил Джек…
– Один…
Джек поднес измазанный кровью осколок тарелки к глазам.
Удар был такой силы, что Джека подбросило в воздух. Осколок окровавленной тарелки выпал из руки. Это было последнее, увидел Джек, прежде чем все исчезло.
Если не считать длинного и острого хвоста, мелькнувшего на самом краю зрения.
– Ноль!
41. Дом, который построил Джек
Болтая ногами, полковник Бенджамин Ван Белл сидел на ветке дерева, слушая перезвон колокольчиков.
Утро подкрадывалось незаметно. Блеклый диск луны парил над горизонтом, но тонкая полоска, где море соединялось с небом, окрасилась лиловым и рыжим. Над морем, небо было восхитительно чистым, однако за спиной, над городом, клубились темно-фиолетовые тучи. Они лежали низко, цепляясь за далекие крыши. Изломанные, ярко-голубые молнии сверкали каждую минуту. В городе была ночь – время Бармаглота.
Но на берегу было утро. Полковник Ван Белл специально встал пораньше, чтобы встретить восход. Ему нравилось смотреть, как солнце поднимается над бездной вод, нравилось слушать, как утренний бриз звенит колокольчиками в ветвях.
За спиной поскрипывала приоткрытая дверь дома, в котором он жил. Сколько времени – полковник не помнил. Это не имело значения. Ван Белл просто жил в доме на дереве. Доме, который построил Джек… Жил и ждал, когда его хозяин вернется.
На коленях Ван Белла лежала позавчерашняя газета. Первая полоса была посвящена очередной жертве Бармаглота. Чудовищное преступление расписали в мельчайших подробностях. Бармоглот умел радовать газетчиков.
В то же время в там не было ни слова о Джеке. Джек исчез, и Ван Белл не знал, что с ним случилось. Все говорили лишь о возвращении Бармаглота, словно никакого Джека не существовало.
Сам полковник плохо помнил, что произошло в Хрустальном Дворце. Последние минуты превратились в огрызки воспоминаний. Спутанные и лишенные всякого смысла. Ван Белл помнил нависшие щупальца Буджума. Помнил когтистую лапу Бармаглота, рвущую в клочья лоскутья пустоты. Помнил фламинго с изломанными шеями и стеклянными глазами. Помнил время бегущее назад, завязывающееся немыслимыми петлями и узлами.
Не помнил он только как выглядел Джек, на кого был похож. И был ли вообще Джек?
Полковник сплюнул в песок. Налетевший с моря порыв ветра зазвенел колокольчиками в ветвях. Полковник поднял голову, подставляя лицо соленому бризу. Бубенцы и колокольчики он сам повесил среди густой листвы, хотя не помнил зачем. Быть может, они должны радовать слух или отпугивать морских птиц. Или – и полковник в это искренне верил – они должны предупредить его о том, что Джек вернулся.
Ван Белл не сомневался, что так и будет. Кто-то ведь должен убить Бармаглота, а кому это под силу, если не Джеку? Осталось немного подождать, а ждать полковник умел.
Далеко впереди, покачивался на волнах бумажный кораблик. Полковник Ван Белл помахал ему. В ответ кораблик приподнялся и исчез за горизонтом.
42. Джил
Джек открывает глаза.
