Текст книги "Бастард Александра 2 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Глава 24

Сатрапия Сузиана, город Сузы, июнь 315 года до н.э.

Шум в приемной отрывает меня от работы, и в который уже раз я задумываюсь о необходимости дверей.

«И не просто двери, а толстые и дубовые!» – раздраженно пробурчав, поднимаю голову и, прислушавшись, различаю ехидный голос Ареты:

– Это куда же это мы поперлись без спросу⁈

Ей отвечает надрывный писк Гуруша:

– Верному слуге государя, Гурушу, не нужно разрешение наглой девчонки, чересчур возомнившей о себе!

По голосу чувствуется, что мой идеальный шпион с трудом пересиливает страх, но не уступает.

«Растет у меня Гуруш-то!» – усмехнувшись, решаю не вмешиваться и послушать, чем все закончится.

Гурушу разрешен вход без доклада, и Арета это знает, но она не была бы Аретой, если бы упустила возможность поиздеваться над своим давним конкурентом.

– А вдруг у тебя за пазухой нож спрятан!

Вслед за этим восклицанием слышу шорох резкого движения и понимаю, что Арета заступила Гурушу путь.

– От таких тихонь можно чего угодно ждать! – в голосе девушки послышалась наигранно-демонстрационная угроза. – Может, мне обыскать тебя⁈

– Меня⁈ – От ужаса такой перспективы писк Гуруша дошел до невыносимо высоких пределов, и вслед за ним раздался его отчаянный вопль. – Не смей ко мне прикасаться, дрянь!

За этим последовал шум возни и басистый смех охранников. Понимаю, что Гуруш пытается отбиться от цепких рук Ареты, а та показательно донимает его, веселя стражу у входа.

Решив, что шпиона пора спасать, поднимаюсь из-за стола и подхожу к арочному проему. Картина выглядит именно так, как я и ожидал. Арета зажала щуплого Гуруша в углу и показательно шарит по его бокам, а тот визжит под довольный гогот охраны.

Это неподобающее веселье мне совсем не нравится, и я пресекаю его на корню.

– Отставить! – рявкаю в голос, заставляя стражников и Арету вытянуться по струнке. – Это что за бардак у вас тут⁈

Прохожусь жестким взглядом по испуганным лицам и останавливаюсь на Арете.

– Еще раз подобное повторится – вернешься на конюшню!

Побледневшее лицо девушки говорит мне, что серьезность моего предупреждения дошла до ее понимания, и тогда я поворачиваюсь к Гурушу.

– Заходи! – киваю ему на вход в кабинет, и тот, окинув недавнее поле боя взглядом победителя, важно прошествовал в арку.

Захожу вслед за ним и раздраженно падаю в кресло.

«Может, действительно отправить ее куда-нибудь, уж больно много стала себе позволять в последнее время. Разбаловал!»

После случая с карликом и получения титула Отважная у моей адъютантши действительно слегка поехала крыша от ощущения собственной важности и гордыни. Арета и раньше не отличалась покладистым характером, а теперь и подавно. Со мной она вела себя безупречно, радуя примерной исполнительностью и буквально предугадывая любое мое желание, а вот с другими… В общем, жалобы на нее поступали регулярно, и я уже начал подумывать, а не совершил ли я ошибку, посадив ее в приемной.

Немного успокоившись и остыв, я вдруг улыбнулся.

«С одной стороны, то, что она всех бесит, не очень хорошо, а с другой – пусть бесит! Этакий громоотвод, который оттягивает на себя весь негатив. Типа, царь-то у нас хороший, добрый и справедливый, а вот та сука, что у него на пороге сидит, вот она-то истинное зло!»

Подумав в таком ключе, я прибавил Арете в плюс еще и то, что как телохранителю ей цены нет. После покушения она сделала правильные выводы и теперь всегда первой идет в незнакомые помещения, пробует всю еду и напитки, что мне предлагают на стороне или приносят в кабинет. На каждого смотрит как на потенциального убийцу, независимо от чинов и званий, а это обижает порой очень важных людей. Для такого, скажу я вам, нужно иметь немалую смелость и именно такой склочный характер, как у Ареты. К тому же взгляд у нее цепкий, как рентген, – лучше нее никто не видит спрятанное под одеждой оружие. Проверяли не раз. С обыском Гуруша она, конечно, переборщила, ведь знала и видела, что у него ничего нет. Тем более что на входе ко мне вообще никого не обыскивают, а просто требуют сдать оружие.

«Ладно, – решаю в конце концов, – пусть все остается как есть. Арета хоть и не подарок, а злопамятная и вредная мегера, но кто сказал, что цепной пес должен быть вежливым и добрым!»

В этот момент голос Гуруша отвлек меня от размышлений.

– Если Великому царю будет интересно, то его верный слуга Гуруш расскажет ему обо всем, что удалось услышать на…

– Давай уж, – разрешающе взмахиваю рукой, – начинай без прелюдий!

Проглотив конец заготовленной фразы, тот сразу перешел к сути.

– На рынке города Сузы сейчас не протолкнуться, и разговоры только о прибывающих войсках и огромной армии царя Геракла.

Я понимаю, что Гуруш говорит о войсках тех сатрапов восточных провинций, что уже месяц как подтягиваются в Сузы. Начало похода намечено на конец этого месяца, и, с учетом огромных расстояний, гонцов ко всем властителям верхних сатрапий я отправил еще прошлой осенью. Приказ для всех был один – к маю будущего года прибыть с набранными войсками в Сузы.

То, что никто не откажется, было очевидно. У сатрапов Востока нет иного выбора: ведь если решат отсидеться, то в будущей борьбе может победить Антигон, а уж он тогда припомнит им всем свое поражение при Габиене.

Нет, проблем с большинством сатрапов не ожидалось, разве что только с двумя – с сатрапом Арахосии Сибиртием и сатрапом Паропамисад Оксиартом. Первый еще до моего прибытия под Габиену был обвинен Эвменом в измене и, испугавшись ареста, сбежал к себе в сатрапию. Второй примерно в это же время также по-тихому свалил из лагеря союзного войска.

Они могли опасаться, что им припомнят старые грехи, и, предвидя такой оборот, я уже в письмах пообещал обоим не вспоминать о прежних проступках, если они приведут в Сузы свои войска. Не то чтобы я ждал от них большой военной помощи, просто мне нужна была консолидация вокруг трона как можно большего количества сатрапов. Пусть лишь видимая, пусть недостаточно надежная, но тем не менее безоговорочная поддержка всех верхних сатрапий. Она придавала мне больший статус, ведь де-юре легитимным царем Великого царства по-прежнему оставался сын Роксаны Александр IV.

Пусть он практически низложен и заперт Кассандром в четырех стенах, но тем не менее его право именоваться царем никто не отменял. Правда, есть одно «но»: его право не абсолютно! Он не старший сын, не единственный, его не указывал в завещании отец. Он всего лишь избран советом полководцев, а раз так, то и я, поддержанный всеми восточными сатрапами, имею такое же право. Пожалуй, даже не так! Я имею куда больше прав, потому что я старший сын, и меня ведет к трону бессмертный дух великого отца.

Именно для поддержания статуса истинного царя мне и нужны бывшие полководцы моего «отца». Ведь в этом статусе заключается та объединяющая идея, что несет на своих мечах и копьях моя армия. Мол, истинный царь поднимает всех достойных людей, все народы Великого царства на войну с узурпаторами и предателями. Ведь истинный царь избран богами, а не людьми, и потому несет стране мир и процветание, а всякие там изменники-диадохи – лишь бесконечную войну и разорение.

Без единодушной поддержки всех сатрапов идея истинного царя может пострадать. Во всяком случае, не будет выглядеть безупречной. Ведь в таком деле важна целостность, а ежели нет единодушия и не все поддерживают царя, то сразу возникают ненужные вопросы: а почему, может, не истинный это царь, может, слабоват и не даст стране долгожданного покоя?

К моему удовлетворению, пришли все, а Сибиртий и Оксиарт примчались еще самыми первыми. Им, как никому другому, требовалось выказать свою преданность. Я их принял, обласкал и, несмотря на желание Эвмена наказать обоих, уверил их, что прошлые грехи остались в прошлом, а сейчас у них есть равные со всеми шансы доказать царю свою верность.

На Оксиарта, надо сказать, у меня были далеко идущие планы, ведь он, как никак, родной папаша Роксаны, матери Александра IV.

«Если мое вмешательство в историю не ускорит гибель бактрийки и ее сына, – сказал я себе тогда, – и они доживут до моей победы над Кассандром, то рычаг давления на безумную стерву и ее сыночка мне ох как пригодится».

Вспоминая о прошлом, я умудряюсь не пропускать того, что рассказывает мне Гуруш, а тот гундит не переставая.

– В хлебных рядах цена на зерно выросла вдвое, а народ, что при деньгах, все равно раскупает.

Он перевел дух и вновь начал:

– Сегодня у храма Мардука какой-то юродивый вещал народу, что зерно скоро кончится и начнется по всей земле Элама великий голод.

Вот это меня уже насторожило. Такие разговоры надо пресекать на корню, или они плохо заканчиваются. Молча останавливаю на Гуруше вопросительный взгляд, и он понимает меня правильно.

– Великий царь подметил верно, человечек этот божий подозрителен очень, – начал он, словно прочитав мои мысли, – потому-то я подождал, когда народ разойдется, да последил. И таки да, едва площадь опустела, к юродивому подошел человек в серой хламиде и сунул тому пару оболов.

Гуруш замолчал, явно ожидая похвалы, но я реагирую на его новость вопросом:

– Кто таков? Ты этого в хламиде знаешь?

– Нет! – Он замотал головой, и я не сдерживаю разочарования:

– Плохо! Надо было узнать, кто это воду мутит в городе!

Перестав мотать головой, Гуруш соглашающе кивнул.

– Великий царь, конечно же, прав, и я тоже так подумал. Поэтому пошел вслед за незнакомцем в серой хламиде.

Возмущенно не даю ему закончить:

– Ты же сказал, что не знаешь его!

– Все верно! Великий царь тут абсолютно прав! – забубнил он, оправдываясь. – Верный слуга государев, Гуруш, не знает этого человека, но зато знает, в чей дом он вошел.

Если бы за столько лет я уже не привык к манере Гуруша, то он сейчас точно получил бы по лбу за свои выкрутасы. Только моя устойчивая привычка не распускать руки понапрасну позволила мне сохранить ироничное спокойствие.

– Ладно, так и чей же это был дом?

– Главы городского совета Мельхомира, – все в той же бесстрастной манере выдал Гуруш, и я уже с философской иронией хмыкаю про себя.

«Ну конечно же, кому еще может быть выгоден рост цен на зерно, как не его крупнейшему производителю!»

Ставлю себе пометку в памяти, что с членами городского совета надо провести разъяснительную беседу и хорошенько вразумить неразумных. Мне голодный бунт в Сузах не нужен! Послушают – так и бог с ними, а нет – тогда придется по всей суровости «революционного закона» спросить. На казнь знати народ поглазеть любит!

Я так спокоен, потому как, предвидя грядущую необходимость снабжения армии, заранее обговорил цену и необходимое количество зерна с главными «латифундистами» Элама и Вавилонии. Тогда, в конце декабря, они еще не предвидели кратного увеличения численности армии, и мы сошлись на высокой, но все-таки приемлемой цене. Сейчас же, видя растущий спрос, многие из них жалеют о том соглашении, но порвать договор с царем не хватает духу, вот и отыгрываются на населении, раздувая ажиотаж.

Мне доподлинно известно, что до конца июня, когда армия покинет Элам, зерна в городе хватит, и на конфликт с городской верхушкой мне идти не хочется, но припугнуть толстосумов все-таки стоит.

Решив, как поступить, перевожу разговор на другую тему:

– Что нового в лагерях наших «друзей»?

Гуруш иронии не понимает в принципе, и потому замер в раздумье – о чем это его спрашивают? Работа мысли в его несоразмерно большой голове явно притормаживает, и, осознав, что ждать бессмысленно, я поясняю:

– Я посылал тебя послушать, о чем говорят в армейских лагерях недавно подошедших сатрапов.

– Аааа! – радостно реагирует тот. – Был, был я там! Вчера грелся у костров мидийцев, и те крыли почем зря Фратаферна. Мол, он лучший кусок парфянам всегда отдает, а им, мидийцам, что похуже.

Замолчав, он подождал, не будут ли вопросы, и, не дождавшись, добавил:

– Правда, у парфян я услышал прямо противоположное. Мол, мидийцы жируют, потому что Фратаферн всегда на их стороне.

Я помню, что при Александре перс Фратаферн руководил Парфией, и после смерти царя, при Вавилонском разделе, Парфию ему оставили, а вот когда начали делить царство во второй раз, посчитали, что жирно будет какому-то персу, и всё отобрали. Когда же я поручил ему навести порядок в Мидии, то и Парфию всучили ему же, до кучи.

Сейчас, слушая своего шпиона, я не могу удержаться от иронии.

«Раз обе стороны ругают, значит, хороший человек, строгий и правильный!»

А заунывный голос Гуруша продолжает вещать:

– Еще был вчера в лагере Эвдама, что сатрап Гандары. Он выкатил своему воинству пять бочек пива по случаю прихода в Сузы, и потому к ночи там полный бардак стоял. Я дошел до шатра самого Эвдама, и никто меня не остановил. С полночи простоял там, у задней стенки, и никто даже ухом не повел.

Гуруш замолк, вскинув на меня взгляд, и я демонстрирую свой интерес.

– Ну и…?

– Пока не захрапел, Эвдам все кому-то жаловался, что еще в прошлый раз ссудил Эвмену сто талантов серебром, и никто так их ему и не вернул. За сто пятьдесят слонов, что он привел к битве при Габиене, тоже никто не заплатил, а вот указывать ему, как поступить с царем Пором, так желающих прям пруд пруди! А Пор ему уже поперек горла стоит.

На это что я могу сказать? В своем праве Эвдам: было такое, и деньги, и слоны. Мысленно признаюсь, что запамятовал, и сразу же решаю, как поступить.

«Надо будет наградить его чем-нибудь, да проценты пообещать на будущее, чтобы не думал, будто я не помню про былые заслуги. Сейчас-то у меня лишних денег нет, а вот после победы, если она, конечно, будет, непременно появятся».

В этот момент в проеме арки вновь появилась Арета. Она не прерывает бубнеж Гуруша, но ее молчаливая фигура говорит, что кто-то ждет меня в приемной. И этот кто-то, скорее всего, Эвмен, потому что Энея она пропустила бы без доклада, а всех остальных просто заставила бы ждать.

Жестом останавливаю Гуруша и вскидываю на нее взгляд:

– Что?

Ответ Ареты лишь подтверждает мою правоту.

– Мой царь, Эвмен ждет твоего разрешения в приемной.

* * *

Два тяжелых подсвечника на восемь свечей разгоняют вечерний сумрак, наполняя мой кабинет ярким пляшущим светом. За проемом арки – темная тишина сада, нарушаемая лишь заливистым пением птиц.

В креслах напротив меня сидят все четверо моих ближайших советников и с напряженным ожиданием смотрят на меня. Я давно не собирал общего совета, но новость, которую принес Эвмен, настолько неожиданна, что мне потребовался коллективный разум.

Чтобы вызвать из лагерей Энея, Патрокла и Экзарма, потребовалось время, поэтому собрались только к вечеру. Такая срочность, естественно, всполошила моих помощников, и они на нервах примчались сразу, как только получили приказ.

Сейчас вот сидят напротив и в полном нетерпении ждут, когда же я поведаю им, из-за чего весь сыр-бор.

Держу еще одну секундную паузу, а потом обращаюсь к Эвмену:

– Поведай нашим друзьям ту новость, что сообщил мне сегодня днем.

Говорить сидя греку так непривычно, что он поднялся и отошел чуть в сторону от стола.

– Сегодня от моих друзей при дворе Антигона пришла интересная весть.

Прерывая его, тут же встрял Экзарм:

– Хороши же у тебя друзья, Эвмен, раз служат нашим врагам.

На это грек лишь недовольно поморщился, а я сурово глянул на массагета, мол, заткнись и слушай.

Этого внушения хватило, и Эвмен продолжил уже в тишине.

– Шесть месяцев назад на Кипре прошла встреча трех наших главных противников, на которой хитроумный Птолемей склонил Антигона и Кассандра к заключению нового союза, – тут он бросил в мою сторону выразительный взгляд, – против тебя, мой царь. Более того, он предложил им совместный план действий. Первым делом – выпустить Роксану из плена, а ее сына всенародно объявить единственным полноправным царем Александром IV. Кассандр упирался, но Птолемей убедил его, уверяя, что мать с сыном легко будет держать в узде. К тому же Кассандру пообещали пост регента при малолетнем царе. Антигон поначалу тоже возражал, но недолго и лишь для вида. Он человек неглупый и понимал, что наш первый удар достанется именно ему, и потому особо уговаривать его не пришлось.

В этот момент мне приходит в голову мысль, что примерно в это же самое время Птолемей «забрасывал мне удочку» насчет женитьбы на Барсине.

«Интересно, если бы я согласился, – нахожу про себя это забавным, – кого бы он кинул, меня или тех двоих?»

Вопрос занятный, но уже гипотетический, а то, что Птолемей ушлый, как змей, я и без того знал.

«Верить ему, да и всей этой троице, нельзя ни на грош!» – делаю категоричный вывод, а Эвмен продолжает говорить.

– Все трое наслышаны о том, что происходит здесь, в Сузах, и понимают: выставить войско, равноценное нашему, в одиночку никто из них не сможет. Тем более что слухи об истинном сыне Александра, Геракле, уже достигли Фригии и Геллеспонта. Воины шепчутся у костров и, пока еще открыто не бузят, но по-тихому не одобряют войну против своего царя.

– Еще бы! – вновь не удержался Экзарм, но эту реплику грек пропустил мимо ушей.

– Также мои друзья пишут мне, что ты, Геракл, настолько напугал бесстрашных полководцев своего отца, что они готовы поделиться властью с кем угодно, лишь бы не уступать ее тебе!

Грек замолчал, и тогда вдруг подал голос молчавший до этого Патрокл:

– Новость, конечно, неприятная, но, в конечном итоге, какая нам разница, сколько их там соберется. Как говорится, чем гуще трава, тем легче косить!

Глава 25

Сатрапия Сузиана, город Сузы, июнь 315 года до н.э.

После слов Патрокла все с удивлением повернулись в его сторону. Подобной бравады можно было ожидать от Экзарма, но от обычно рассудительного и осторожного Патрокла…

Не удержавшись, я растянул губы в ироничной улыбке.

– Что случилось, Патрокл? Это Экзарм на тебя так плохо влияет? Куда делась твоя прежняя трезвость мышления?

– А я при чём⁈ – тут же воскликнул массагет. – Я с Патроклом не говорил, но считаю так же, как он. У нас сейчас такая сила, что пусть хоть все соберутся – нам только проще будет. Одним махом со всеми управимся, и не надо будет бегать за каждым!

Распалившись, Экзарм глянул на Патрокла и Энея, ища поддержки, и одноглазый македонянин вновь меня удивил.

– Я с этим, – он ткнул пальцем в массагета, – редко соглашаюсь, но сейчас готов подписаться под каждым его словом.

Тут он посмотрел на меня.

– Ты знаешь, Геракл, говорить я не мастак, но сейчас всё-таки скажу. Я прошёл через сотни сражений, служил под началом твоего отца и твоего деда, видел в бою и греков, и фракийцев, и персов, но мне ни разу не приходилось видеть такого отлаженного организма, каким является сейчас наше войско. Ты, мой царь, создал за этот год такую силу, что нам, реально, всё равно, сколько против нас встанет врагов. Всех одолеем, и это я говорю тебе как человек, прошедший с твоим отцом от Пеллы до Экбатан.

Слова Патрокла так неожиданны, что я не сразу нахожусь с ответом. Такая непробиваемая уверенность моих соратников в наших силах мне нравится, но собрал-то я их совсем не для этого. Вопрос, ради которого созвано совещание, Эвмен еще даже не озвучил.

Несколько секунд тишины, и я все-таки решаю ответить Патроклу.

– Не я один создал наше войско. Усилиями каждого из вас, друзья мои, крепло и обучалось оно. Вы все вложили в него свои знания, опыт и навыки! Без вас у меня ничего бы не получилось!

На это Патрокл одобрительно зыркнул на меня своим единственным глазом, а Экзарм расплылся в довольной улыбке. Оба грека постарались скрыть эмоции, но я вижу, что мои слова пришлись им по душе.

Выдержав паузу, возвращаю всех на грешную землю.

– То, что вы уверены в своих силах, – это хорошо, но и умалять угрозу противника не стоит. Даже один Антигон сможет выставить против нас не меньше сорока тысяч, а если ему помогут Птолемей и Кассандр, то и все шестьдесят. Это немалая сила, но сегодня я пригласил вас не по этому поводу.

Патрокл, Эней и Экзарм вопросительно уставились на меня, а я перевел взгляд на Эвмена.

– Продолжи свой рассказ, мой друг!

Тот чуть склонил голову, фиксируя поклон, и лишь затем начал говорить.

– Мои друзья пишут мне также, что Птолемей предложил Кассандру и Антигону отправить послов к царю Гераклу, но не от своего имени, а от имени единокровного брата Александра. Там будет содержаться предложение о разделе отцовского наследства.

– То есть…? – из всех вновь не сдержался Экзарм. – Какого наследства?

Назидательно посмотрев на него, Эней поясняюще добавил:

– Они хотят разделить Великое царство. – Тут он бросил вопросительный взгляд на Эвмена. – И по какой же границе?

– По реке-границе Вавилонии и реке Тигр, – сразу ответил тот. – Всё, что к западу, – Александру, а всё, что к востоку, – Гераклу.

– Да хрен им! – тут же возмущённо взорвался Экзарм. – Ишь че удумали, царские земли делить!

– В том-то и хитрость, – немедля поправил массагета Эней, – не царскую землю предлагает делить Птолемей, а землю между царями!

Грек, как всегда, зрит в корень и видит всю опасность подобного предложения. Если не вдаваться в подробности, в коих простой народ и войско разбираться не будут, то на поверхности лежит честное предложение одного брата к другому: мол, давай разделим доставшееся наследство поровну. Тот, кто не согласится, станет для всех алчным эгоистом и злодеем, только о себе и радеющим, а другой сразу заблистает всеми красками великодушия и доблести. А самое плохое в этом то, что какой бы путь я ни выбрал, в любом случае я проигрываю.

В наступившей тишине успеваю поиронизировать над ситуацией:

«Прям как в сказке: направо пойдешь – полцарства потеряешь, налево – доброе имя и честь!»

Именно поэтому я и созвал совет, дабы понять, как отреагирует войско на такое предложение и какого решения будут ждать от меня воины и сатрапы.

Первым тяжелое безмолвие нарушил Патрокл.

– Я так понял, Птолемей предложил Антигону и Кассандру посадить на престол Македонии куклу, а за ее ширмой править самим, как и раньше. – Он перевел свой единственный взгляд с Эвмена на меня. – Да и пусть, это их игры, нам-то что до них! Сынок этой дикарки Роксаны ни для кого не авторитет, и нашему войску плевать, кого бить – Антигона, Александра или всех разом.

Кивнув Патроклу, поворачиваюсь к Энею.

– Точка зрения Патрокла мне ясна, а ты что скажешь?

На миг задумавшись, грек все же ответил:

– Птолемей хитрец и хочет выбить из-под нас главную опору. Наш призыв сейчас прост – истинного царя Геракла на трон! Царь против мятежников. А откажет Геракл брату своему, получится уже другая война: брат против брата, царь против царя!

– Так ты что же, – Экзарм от возмущения аж вскочил, – предлагаешь Гераклу им полцарства подарить!

Эней тут же резанул его жестким взглядом.

– Не глупи! Я лишь говорю о том, что большинство сатрапов поддержит такой мирный договор. Им эта война ни к чему, у них в сатрапиях все трещит по швам. Они предпочли бы, чтобы войско вообще развернулось на восток, да врагов их вновь разогнало бы по норам.

Это как раз то, чего я опасаюсь, и Эней прав. Птолемей знал, чем мне досадить. Моим сатрапам такой договор понравится. Им абсолютная власть царя не нужна, а так – и мир вроде бы есть, и угроза на западе сохранится, а с ней и зависимость царя от сатрапов.

Обдумав это про себя, говорю так, словно бы обращаюсь ко всем сразу.

– Ну, с сатрапами все ясно, а как вы думаете, войско отреагирует?

Экзарм ответил на вопрос сходу.

– Я вам прямо скажу: моим парням все равно, с кем воевать! С Антигоном, с Кассандром или со всеми сразу! Против мятежников или против какого-то там царя – без разницы. Для них важна только сила, и они видят ее в тебе, мой царь! Они верят в тебя, Геракл, и пойдут за тобой хоть в царство мертвых!

Кивнув ему, перевожу взгляд на Эвмена и Патрокла.

– А что пехота? Что скажут македоняне и греки?

Чуть замявшись, Патрокл все же ответил, но не без горечи:

– Македоняне свой долг исполнят и в бой пойдут, но споры и недовольство будут точно. Должен признаться, тут Птолемей нам занозу подсунул знатную.

Поднимаю взгляд на Эвмена.

– Ну, а ты что скажешь? Греки кого поддержат?

Тот отрезал безапелляционно:

– Если поставить вопрос ребром, то все за тебя встанут, но споры непременно разгорятся, и за мирный раздел выскажется немало.

– Значит, тоже «но»… – мрачно ставлю окончательную точку.

Тут Патрокл прав. Идея вытащить из забытия моего единокровного братца и от его имени потребовать раздела царства – заноза еще та! Самое плохое, что она режет без ножа мою концепцию истинного справедливого царя, идущего войной на мятежников и расхитителей отцовского наследия. Откажусь – и получится, что никакой я не справедливый царь, а такой же жадный упырь, как и все. Воины в большинстве своем поймут, сами бы так поступили, но, как говорится, осадочек-то останется.

Конечно, это все лирика, отдавать полцарства я не собираюсь. И ладно бы еще действительно «братцу», а то ведь этим хитрожопым Птолемеям да Кассандрам.

«Кассандр! – вдруг вспоминаю карлика. – А ведь он убить меня пытался. Может, эту карту как-нибудь разыграть?»

Едва подумав, сразу же отбрасываю такой вариант. Киллер помер, подтвердить участие Кассандра невозможно, да и он-то тут лишь краем. Ведь они дележ от имени брата будут предлагать, а сами диадохи вроде как и не при делах, в сторонке стоять останутся.

Задумавшись, отбрасываю одну за другой возникающие идеи, и тут вдруг слышу голос Энея:

– А что по этому поводу говорит дух твоего отца, Геракл?

Едва он это произнес, как у меня в голове все разом прояснилось.

«Ай да Эней, ай да умница! – чуть не вскрикиваю это вслух. – Как я сам-то мог забыть о папаше-то о своем родном, о воле его руководящей и мудрой!»

Поднимаю взгляд на грека, смотрю ему прямо в глаза и не нахожу в них ни тени улыбки. Сомневается он в моем контакте с духом Великого Александра или нет, но внешне он выглядит абсолютно искренним.

Чувствую на себе заинтересованные взгляды всех остальных и на радостях уже собираюсь выложить им, что отец видит на троне только меня, но уже въевшаяся мне в кровь осторожность останавливает.

«Подожди, подожди, тут не стоит торопиться! – разом охватываю масштабность задачи. – Не надо разбрасываться такой прекрасной возможностью консолидации войска вокруг себя. Тут надо обставить все соответствующе и красиво. Сцена должна быть по-голливудски масштабной, яркой и убеждающей, чтобы ни у кого не возникло сомнений в истинности моего контакта с „отцом“».

Все четверо моих соратников по-прежнему вопросительно смотрят на меня, а в моей голове уже родился прекрасный план.

Поэтому я надеваю на лицо торжественное выражение и обвожу всех серьезным, чуть опечаленным взглядом.

– Едва сегодня Эвмен передал мне эту неприятную новость, как я немедля обратился к отцу. Он не ответил мне сразу, ибо трудно родителю предпочесть кого-то из детей своих. Он сказал, что хочет подумать и посоветоваться с богами, а ответ даст мне в древнем храме Ану, что в городе Аузара.

Я сделал паузу, давая возможность дополнить меня, и Эней тут же включился.

– Не тот ли это город, где Великий Александр в одном из древнейших храмов основал святилище своему истинному родителю, Зевсу Вседержателю?

Еще раз отмечаю про себя, что никто не понимает меня лучше, чем Эней. На пути из Вавилона в Пергам мы оба прожили в этом городе несколько месяцев, и оба видели древний храм аккадского бога Ану, в котором Александр устроил алтарь Зевсу. Лучшего места для получения ответа от духа умершего «отца» и Зевса-Громовержца не найти, тем более что город лежит на берегу Евфрата, а значит, на пути моей армии на запад.

Кивнув, мол, все верно, я заканчиваю свою мысль.

– Я выслушал вас, друзья мои, и понял, что одного моего решения в этом случае будет недостаточно. Мы должны услышать волю моего великого отца и отца всех олимпийских богов, Зевса Вседержателя. Свое решение они объявят мне в святилище Зевса города Аузара, и потому я объявляю о начале большого похода на запад. Готовьте войска к выступлению; через две недели мы начинаем движение – сначала на Вавилон, а потом вдоль реки Евфрат на Аузару. Мы должны достичь этого города раньше, чем там появится армия Антигона.

Вижу в глазах своих ближайших соратников одобрение своему решению, а Экзарм, не сдержавшись, даже выдохнул с облегчением.

– Ну слава богам, а то уж я было испугался, что похода не будет!

* * *

С вершины холма смотрю на то, как моя армия переходит вброд реку Керхе, а затем сворачивает на север и начинает движение вдоль ее западного берега. Рядом со мной – лишь Эвмен, Эней да знаменосцы с конной тетрархией охраны.

Отсюда сверху мне хорошо видно, как первыми переправились легкие отряды из бактрийской гиппархии Клита. Он хоть и гиппарх уже, но разведка по-прежнему на нем, поэтому именно его всадники отдельными тетрархиями отрываются от основного войска и уходят далеко вперед. Следом за ними уже идет остальная конница.

В колонну по два всадники движутся пестрой бесконечной лентой. Река здесь неглубока, лишь в нескольких местах – по колено, так что лошади шагают без страха, уверенно разбрызгивая воду копытами.

Бактрийцы Клита уже переправились, а следом за ними в реку вошла персидская гиппархия Андромена. Несмотря на одинаково стандартное вооружение, каждое подразделение хорошо различимо, потому что впереди, кроме гиппарха и трубача, едет еще и знаменосец. Легкий ветерок полощет развернутые красные знамена, на которых вышито золотом название гиппархий.

Развлечение дорогостоящее, но, я считаю, необходимое. Любому подразделению нужен ориентир, и флаг отлично им служит. Я лично вручил каждой конной гиппархии и каждому пехотному таксису знамя, так сказать, за прошлые заслуги, а вот значок в виде золотого двуглавого орла им еще предстоит заслужить. Им я собираюсь отмечать те подразделения, что сумеют отличиться в бою.

Софос подо мной стоит смирно, наслаждаясь свежей травой, еще не успевшей сгореть от иссушающего летнего зноя, а я слежу за тем, как гиппархия за гиппархией переходят реку. Всего таких новообученных и стандартно вооруженных подразделений у меня пять, общей численностью восемь тысяч четыреста пятьдесят всадников. Это с учетом того, что в командный состав этих гиппархий влился весь мой Пергамский отряд, да за год еще набралось немного добровольцев. К этому также следует добавить двести тяжелых катафрактов и три сотни их оруженосцев. Итого выходит без малого девять тысяч всадников.

«Чутка не дотянули до тумена!» – иронично реагирую на свой собственный подсчет и вижу, как за конницей уже пошла пехота.

Первыми вступили в воду отдельные отряды лучников и арбалетчиков. Последних можно отличить по притороченным к спинам большим щитам. Их немного, всего две сотни, тогда как лучников почти восемьсот. Их всех набрали буквально за последние полтора месяца из тех войск, что привели сатрапы. Выбирали лучших из лучших, так что это, можно сказать, моя стрелковая гвардия.