Текст книги "Бастард Александра 2 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Глава 19

Сатрапия Сузиана, город Сузы, конец августа 316 года до н.э.

Зайдя в свой кабинет, устало падаю на кушетку.

«Люди они как вампиры, – раздраженно иронизирую про себя, – только высасывают не кровь, а энергию!»

Собрание мастеров вымотало своей неразрешимой бесцельностью. По итогам многочасового разговора у меня появилось четкое понимание, что и как надо сделать, но чем больше я думал над этой проблемой, тем все яснее и яснее мне становилось, что у меня просто физически нет времени заниматься этим самому.

«Кому это поручить? – Мысленно перебираю возможные кандидатуры и даже близко не нахожу никого подходящего. – Чтобы организовать такую логистику, связать все ниточки в десятки правильных узелков, нужен человек особого склада, человек-мотор, великий комбинатор типа Остапа Бендера!»

В моем окружении такого точно нет, а те, что есть, и так загружены выше крыши. Прикрыв глаза, пытаюсь просто полежать и расслабиться, но тут слышу голос Ареты:

– Мой царь, госпожа Барсина направляется к тебе.

«Мамочка» входит ко мне без разрешения и предварительного уведомления. Даже у входа в мой кабинет ее не останавливают. Это минус, но расстраивать Барсину мне не хочется, ведь для нее я по-прежнему обожаемый малыш и все такое! Мой возраст и собственный родительский опыт способствуют пониманию и потаканию материнскому беспределу.

Выручает Арета: ей каким-то образом удалось организовать заблаговременное уведомление. Как и кого из ближних слуг Барсины она подбила на такое служебное преступление, не знаю, но едва «мамочка» только соберется направить стопы в мою сторону, как Арета уже знает об этом.

С какой-то точки зрения такой подход не совсем этичен, но мне плевать, и я благодарен Арете за сообразительность. О приходе Барсины мне лучше узнавать заранее.

Вот и сейчас я открываю глаза и кивком благодарю своего бессменного адъютанта. Затем встаю и, зачерпнув из тазика воды, плескаю себе в лицо. Надо взбодриться, иначе от «мамочки» быстро не избавиться. Если она разглядит у меня усталость или, не дай бог, болезненный вид, то от ее кудахтанья будет не отбиться. Иногда мне кажется, что она может бесконечно повторять о том, что я не должен работать круглыми сутками, что надо больше отдыхать и показаться врачу и еще много-много чего.

Выслушивать в очередной раз эти наставления мне хочется меньше всего, поэтому, похлестав себя по щекам, сажусь за стол и изображаю бьющую через край бодрость. Долго ждать Барсину не пришлось, буквально через несколько минут она решительным шагом вошла в мой кабинет.

Начала она так же решительно и прямо с порога:

– Мой мальчик, мне надо с тобой серьезно поговорить!

На удивление, Барсина не проявила привычного интереса к моему виду и здоровью, и это очень странно. Бросаю на нее внимательный взгляд и сразу же вижу, что «мамочка» заведена до предела.

«Это кто же так постарался?» – мысленно пытаюсь представить себе этого смельчака, но Барсина не дает мне догадаться самому.

Отойдя к оконной арке, она начинает назидательным тоном:

– Сын мой, ты поднялся очень высоко! Так высоко, о чем я и мечтать не могла, но… – Она театрально вскинула на меня суровый взгляд. – Это не дает тебе право забывать о семье!

«Тааак! – начинаю понимать, кто в таком ключе мог завести „мамочку“. – Не иначе как старший братец постарался!»

Моя догадка тут же подтверждается.

– Шираз и Мирван уже месяц в Сузах, – возмущенно выплескивает Барсина, – а ты до сих пор не удостоил их аудиенцией, я уж не говорю о высокой должности при дворе, коей они заслуживают!

Она продолжает с прежней страстностью сыпать упреками, а я в этот момент думаю о превратностях власти.

«Ну и что ты ей ответишь⁈ – не могу удержаться от того, чтобы не уколоть самого себя. – В прошлом ты был яростным противником кумовства. Что скажешь теперь⁈»

Не то чтобы мои «дядья» – полные бездари, нет! Ширван – политик со стажем и городом управлял, но искать специально под него должность, потому что он мой «родственник», мне претит.

«Мамочке» этого не скажешь, она такого не поймет! В нынешние времена подтягивать родню совсем не зазорно. Это даже необходимо: кто еще прикроет тебя в случае чего, как не родня!

На миг не справляюсь с ролью внимательного слушателя, и Барсина тут же реагирует на мой отсутствующий вид.

– Геракл, я ведь с тобой разговариваю! Сейчас же ответь мне: ты так и будешь игнорировать моих братьев или сделаешь что-нибудь, наконец⁈

«Она бы так с Александром разговаривала! – Прячу за маской почтительного сына ироническую усмешку. – Что-то тогда она о братьях не вспоминала!»

Поскольку я ничего не отвечаю, Барсина решает сменить тактику и, как настоящий стратег, переходит от штурма к осаде.

– Ты меня совсем не слушаешь! – Опустив плечи, она разом превратилась из грозного бойца в обиженную девочку. – Тебе наплевать на свою мать! Ты уже совсем не любишь и не уважаешь меня!

Она даже умудрилась пустить слезу, и, вздохнув, я поднимаюсь из-за стола. Подойдя к ней, обнимаю ее за плечи и, конечно же, обещаю подумать и обязательно найти подходящее место для ее братьев.

«Может, доверить Ширазу ту самую организацию логистики? – На мгновение вспыхивает в голове идея, но я сразу же тушу эту вспышку собственным скептицизмом. – Кому, Ширазу? О чем ты⁈ Там нужен мотор-организатор, способный связать сотни нитей в несколько краеугольных узелков, а Шираз он больше по представительству. Сидеть где-нибудь в присутственном месте и важностью своей поддерживать порядок – вот это для него!»

В отличие от своих скептических мыслей, я продолжаю уверять Барсину в том, что обязательно что-нибудь придумаю. Бормочу так, пока она не вскидывает на меня лукавый взгляд.

– Правда?

На это я однозначно киваю, мол, конечно, правда. И тут меня вдруг прорезает мысль: а ведь есть у меня достойный пост для Шираза.

«Не сделать ли мне его сатрапом Сузианы⁈» – вдруг проникаюсь пониманием, что для первого опыта с задуманной системой государственных преобразований Шираз – практически идеальный вариант.

Дело в том, что и в разгромленной Персидской державе, и в новообразованном царстве «моего отца» сатрап в подведомственной ему провинции обладал практически неограниченной властью. В его руках были армия, суд и административная власть, то есть никаких сдержек и противовесов. Отсюда – постоянные мятежи сатрапов в прошлом и война диадохов в настоящем.

Я уже давно проникся пониманием, что для устойчивого правления в первую очередь надо добиться разделения власти в сатрапиях. Котлеты отдельно, мухи отдельно! Суд, прокуратура, армия и администрация! Четыре ветви власти в четырех разных руках! И желательно сильно недолюбливающих друг друга! Только так, играя на противоречиях и разногласиях, верховная царская власть, то бишь я, сможет держать в узде далекие сатрапии и их правителей.

Решить-то я это решил, но вот как реализовать это решение в жизнь, идей пока нет. Я царь всего лишь пять месяцев и реально понимаю, что власть моя простирается только там, где стоит моя армия. За пределами Сузианы я ничего толком не контролирую, и сатрапы подчиняются мне лишь номинально, а де-факто делают что хотят.

К примеру, я не могу отправить в Бактрию своего стратега и сказать Филиппу: «Отныне армией в твоей сатрапии будет командовать он, а ты останешься лишь администратором. Да, и еще вот что: вершить суд тоже будешь не ты, а другой! В добавок к этому, чтобы ты не делал глупостей, за тобой будет приглядывать мой прокурор».

Если я так сделаю, то, скорее всего, Филипп или любой другой сатрап просто перебьет моих людей, а сам с войском перейдет на сторону Антигона. Чтобы добиться таких преобразований, нужно идти в каждую сатрапию с войском и насаждать там новый порядок силой, хотя далеко не факт, что после моего ухода там все не вернется к исходному варианту.

Сегодняшний день диктует мне, что войной надо идти на запад, а не на восток, и ссориться с сатрапами тоже не время. Они мне нужны сейчас почти также как и я им, и этот хрупкий баланс нужно хранить до тех пор, пока я не добьюсь абсолютной и беспрекословной власти на всей территории Великого царства.

Понимая это, я взял вынужденную паузу в реформе госуправления, но сейчас своей сестринской заботой Барсина натолкнула меня на отличную мысль.

«А что⁈ Казнь Антигена оставила Сузиану без сатрапа! Его не назначали до сих пор, потому как я сам торчу в Сузах, и власти тут хватает! Но что мне мешает назначить? Ничего! А заодно и независимых от сатрапа: судью, прокурора и стратега. Начнем с Суз! Как говорится, построим новый порядок в одной, отдельно взятой сатрапии! Посмотрим, как пойдет, а по результату причешем недостатки, отрегулируем противоречия! А когда моя власть окрепнет, можно будет перенести положительный опыт и на другие области!»

Проговорив про себя эту мысль, я вдруг отчетливо осознал, что в этом случае лучше Шираза на должность сатрапа Сузианы никого не найти.

«При таком стремительном повышении ему и в голову не придет смотреть в рот дареному коню; он примет власть в тех границах, какие я ему укажу! В Пергаме он привык к разделению полномочий, и здесь также будет играть по знакомым правилам!»

Очень довольный собой, отстраняюсь от Барсины и говорю так, словно ее слеза пробила мое каменное сердце:

– А знаешь что…! Пусть-ка Шираз зайдет ко мне завтра! Кажется, у меня есть чем его порадовать!

С минуту еще Барсина уламывает меня сказать, что я задумал, но я лишь таинственно улыбаюсь. Тогда она вдруг резко меняет тему:

– Мне кажется, Геракл, тебе пора задуматься о женитьбе! Я могла бы подыскать тебе хорошую партию!

Мысль вроде бы очевидная и, тем не менее, застает меня врасплох. К счастью, Барсина этого не замечает, поскольку уж слишком горячо увлечена своей идеей.

– Хотя, кого здесь, в этой глуши, можно найти⁈ – Серьезная озабоченность проявилась в ее глазах, и тут же она вскинула на меня вопросительный взгляд. – Может, тебе жениться на Клеопатре?

Это абсурдное предложение вывело меня из ступора, и я бросаю на Барсину укоряющий взгляд. Жениться на родной тетке – что может быть ужаснее!

«Мамочка» поняла это по-своему.

– Да, старовата она, согласна! – Она наморщила свой маленький носик. – Да и Антигон ее ни за что не отпустит!

Не сразу поняв, о чем она, тут же вспоминаю, что со времени убийства Пердикки Клеопатра живет в Сардах, а этот город сейчас под властью Антигона.

Вижу, что, в отличие от меня, Барсина ничего ужасного в браке с родной теткой не видит и даже наоборот, такой союз ей кажется чем-то обычным. Впрочем, удивляться тут нечему: браки между царственными родственниками не редки, как в Македонии, так и в Персии.

Мысль о женитьбе не нова, и, честно говоря, чужое юное тело требует своего. Что с этим делать, я еще не решил, но, в конце концов, и в двадцать первом веке шестидесятилетние толстосумы женятся на семнадцатилетних. Ничего, дискомфорта не чувствуют, хотя юного тела и переизбытка гормонов у них точно нет!

На этой мысли не могу сдержать улыбку, и Барсина вновь напускается на меня.

– Ну чего ты улыбаешься? Ничего смешного я не говорю! Ты теперь царь, и у тебя должен быть наследник! Люди плохо реагируют, когда не видят четкого продолжения власти!

В трезвости мышления Барсине не откажешь, и смысл в её словах, определённо, есть. Вот только заниматься этим серьёзно у меня нет ни желания, ни времени, поэтому, ещё раз пообещав подумать, я аккуратно подталкиваю «мамочку» к выходу.

Шаг за шагом, незаметно, и вот она уже на пороге, а я, словно только сейчас увидев это, начинаю прощаться.

Раскусив мой манёвр, Барсина нахмурилась, но ничего не сказала. Попрощавшись и напомнив мне ещё раз про братьев, она ушла, а я, честно скажу, вздохнул с облегчением. Барсина, уж точно, не чужой мне человек, и я даже по-своему её люблю и ценю, но выносить её долго для меня – дело нелёгкое!

* * *

Выпроводив Барсину, понимаю, что отдыхать уже некогда, а надо садиться за стол и работать. Там меня уже ждет целая гора свитков с теми законами, что на сегодняшний день действуют на территории Великого царства.

Всю эту гору надо как-то просмотреть и составить из этого единый судебник, по которому в будущем будут судить назначенные мною судьи. Это надо сделать как можно быстрее, ибо порядок определяет крепость государства. Если в каждом городе судят по-разному, то и общего царства из этой территории никогда не создать, никакая сила оружия не поможет.

Едва сажусь за стол, как в проеме вновь появляется Арета.

– К тебе Эвмен, мой царь! Пускать?

Молча киваю ей, мол, конечно, пускай. Дело идет уже к вечеру, и визит моего премьера довольно неожидан.

Вскидываю взгляд на входящего грека: мол, что-то случилось? Тот понимает меня правильно и сразу же пытается объясниться.

– Ничего серьезного, мой царь! – Он мягко улыбнулся. – Но твое решение нужно прямо сейчас!

Откидываюсь на спинку кресла и показываю Эвмену на такое же напротив, мол, присаживайся, я готов слушать.

Кстати, оба кресла совсем недавно сделаны по моему спецзаказу и моим чертежам, поскольку здесь нет ни стульев, ни кресел! Чего удивляться, если люди едят лёжа! Максимум, что тут можно найти, – табурет, а просидеть без спинки несколько часов тяжеловато даже для моего юного тела. Поскольку мне теперь часто приходится помногу писать, я озаботился новой мебелью, благо хороших плотников я вожу с собой.

Эвмен в моем кабинете не первый раз, но к новой манере вести разговор сидя еще не привык. Это смешно, но греки – как лошади: либо стоя, либо лежа, по-другому не умеют!

Под давлением моего взгляда Эвмен все-таки опускается в кресло и через пару секунд начинает:

– Я бы не стал тебя беспокоить, мой царь, в столь неурочное время, но завтра уже может быть поздно! Дело в том, что есть здесь, в Сузах, некто Ишкур Хаддад. Он – глава торгового дома Гештиан из Вавилона.

На мой вопросительный взгляд Эвмен поясняет:

– Торгаш. Шерстью, льном, ну и деньги под процент у них всегда можно занять.

Занятие самое обычное для здешних торговых домов, и причем тут я, мне пока неясно. Это читается в моих глазах, и грек отвечает на невысказанный вопрос.

– Все так, мой царь, но сегодня ко мне поступил донос от главы местного совета Мельхомира. Тот указывает, что этот самый Ишкур Хаддад, будучи здесь, в Сузах, в тайне от власти, проворачивал темные делишки.

Складываю руки в замок, мол, давай дальше и объясни, наконец, почему этим должен заниматься я.

Оценив мой безмолвный сигнал, Эвмен ускорился.

– Египетское золото из Вавилона преобразовывалось здесь, в Сузах, в железное оружие, которое шло дальше в Мидию, а оттуда, поставками мидийских лошадей, – в Гандару. Возвращалось все обратно индийскими сапфирами, что частично оседали здесь, а частично шли в Вавилон для тамошних ювелиров. – Тут он развернул папирус и прочел уже оригинал. – Вся эта преступная деятельность прикрывалась торговлей шерстью, а за контрабандные сапфиры торговый дом Гештиан не платил ни пошлин, ни налога. За все время, начиная еще с правления прежнего сатрапа Антигена, выше названный Ишкур Хаддад не уплатил ни единого обола ни городу Сузы, ни царской власти! По моим сведениям, оный Ишкур Хаддад хочет нынешней ночью сбежать из города, и только Великий царь Геракл может помешать этому беззаконию и восстановить справедливость!

Во всем этом меня интересует только один вопрос, в чем я сразу и сознаюсь.

– До Мидии полторы сотни парасангов, до Гандары не меньше пятисот! Этот Ишкур действительно проделал все то, о чем пишет этот Мельхомир?

– По всей видимости, да! – Эвмен усмехнулся. – По последним указам твоего отца, Геракл, торговля драгоценными камнями облагается куда большим налогом, чем торговля шерстью, да и пошлины на ввоз тоже были увеличены. Думаю, за эти годы вавилонские банкиры украли немало, и глава города Сузы непременно был в доле. Просто, узнав, что подельник решил сбежать в Вавилон и не делиться с ним последней партией, задумал наказать обидчика нашими руками. Стало ему обидно, вот и донос сочинил! Понимает, что если мы возьмемся, то денег ему уже не видать, но желание поквитаться с бывшим компаньоном сильнее разума. Мельхомир утверждает, этой ночью Ишкур Хаддад собирается покинуть Сузы с последней партией сапфиров.

Во всей этой истории я вижу лишь то, что меня действительно занимает, – организацию сложнейшей логистики в подпольных условиях. Этот человек мне становится уже интересен, но спрашиваю я о другом.

– Думаешь, нам стоит вмешаться в это дело? Там ведь болото такое, чуть тронь – и вонь до самого Вавилона потянется, а ссориться сейчас с его торговыми домами не хотелось бы. Они вон Феспию триста талантов серебром до конца года обещали. Начнем их трясти – так могут и передумать.

Подумав с мгновение, Эвмен покачал головой.

– Думаю, надо взять этого Хаддада и послушать, что он скажет! Опять же на сапфиры посмотрим, есть ли они на самом деле, или Мельхомир все придумал, дабы с конкурентом поквитаться. – В глазах грека вспыхнула азартная искра. – Ежели не соврал, то узнаем немало и про делишки вавилонских банкиров. Тогда с них можно будет и поболе, чем триста талантов, запросить. Дабы шума не поднимать, они мошной-то тряханут!

Эвмен, как всегда, зрит в корень, и я с ним полностью согласен. Более не раздумывая, киваю.

– Добро! Посылай людей, пусть возьмут господина Хаддада и запрут на пару дней в одиночке. Ничего ему не говори, ничего не спрашивай и не объясняй. Пусть посидит в неведении, а потом я сам с ним поговорю.

Грек чуть склонил голову в знак того, что все понял, и попросил разрешения удалиться. Отпустив его и глядя уже на пустой входной проем, я не могу сдержать ироничной усмешки.

«Ну вот! Просил Остапа – так получай! Теперь хорошо бы еще заставить эту энергию да в мирных целях крутиться!»

Глава 20

Сатрапия Сузиана, город Сузы, конец августа 316 года до н.э.

Веду взглядом от лагерного вала через все поле к большой группе всадников и слышу поясняющий голос Экзарма:

– Там первая ила из мидийской агемы Телеспора тренируется в стрельбе на скаку. Стрелки неплохие, но луки у них дерьмо, с нашими не сравнить! – Откинувшись в седле, он бросил на меня испытывающий взгляд. – Ты обещал поменять! Помнишь?

Конечно, я помню, но с луками та же беда, что и со всем остальным вооружением. Делается все медленно, хотя заказы размещены не только в Сузах, но и во всех городах Сузианы, Персиды и даже Вавилона. Трудность еще и в том, что нужны не просто луки, а кавалерийские, то есть небольшого размера, но дальнобойные и композитные, что не каждый мастер может сделать и не у всех есть нужный материал. Те изделия, что приходят из мастерских, сразу же идут в войска, но до мидийской гипархии, кажется, еще не дошло.

«Видать, у Экзарма свои любимчики есть, – мысленно иронизирую насчет своего доморощенного магистра эквитум, – раз новое вооружение распределяется так неравномерно!»

Сегодня с самого утра я в военном лагере. Первым делом заехал к пехоте. Там перед шатром Патрокла была намечена встреча с македонскими командирами фаланги. Перед шатром, потому как внутри не поместились бы, поскольку на совет пригласили всех офицеров, начиная с синтагматарха (командир синтагмы) и выше. А это ни много ни мало восемьдесят человек.

С самого начала, несмотря на бодрое приветствие, македонские командиры встретили меня довольно прохладно и, по большей части, хмурыми недовольными лицами. Причина проста и известна! Мое нововведение, перестраивающее стандартный лохос македонской фаланги.

Никто не любит нововведений, особенно ветераны, да еще когда их проводит малопонятный юноша вроде меня. Реакция отторжения последовала незамедлительно и выражалась она в простой формуле – зачем ломать то, что хорошо работает⁈

Что-то подобное я ожидал, ведь покусился, можно сказать, на святое – на глубину строя. Иначе говоря, я приказал укоротить стандартный лохос с шестнадцати фалангитов до десяти, а шесть последних бойцов – облачить в бригантный доспех, вооружить щитами, мечами-ксифосами, коротким копьем и дротиками. Мой посыл был понятен: зачем строить фалангу в шестнадцать шеренг, если единовременно воевать могут только пять передних? Еще пять расходуются как резерв, в качестве замены первой пятерки, а шестеро последних вступают в бой крайне редко и исключительно в случаях прорыва строя или обхода фаланги.

Казалось бы, всем понятно, что в тот момент, когда уже пошел ближний рукопашный бой, длинные сарисы воинам только помеха. Раз понятно, предложил я, давайте поменяем и улучшим работающий механизм! Так ведь нет, будут упираться и рвать на груди рубаху, мол, испокон веку так воевали и ничего менять не хотим!

Про «испокон веку» я бы на их месте говорить постеснялся, пока и на два поколения толком не натянули, хотя соглашусь – воевали успешно.

Надо сказать, что к тому дню, когда я приехал, пик самого бурного обсуждения был уже пройден. Патроклу удалось сломить их баранье сопротивление. Не знаю, может, пригрозил, может, просто уговорил не бузить раньше времени, а посмотреть, как пойдет.

В общем, от полного неприятия македонский командный состав перешел к тихому недовольству и саботажу.

Вспомнив сегодняшнее утро, не могу сдержать улыбку.

Тогда, подойдя к собравшимся командирам фаланги, я обвел взглядом их мрачные лица и сразу понял, что они настроены принять в штыки все, что бы я ни сказал. Поэтому я начал не с убеждений, а просто дал им выпустить пар.

Широко улыбнувшись, я сразу «наступил на больную мозоль»:

– Итак, чем вы недовольны, господа синтагматархи и хилиархи? Говорите смело, я готов выслушать любые претензии!

По рядам собравшихся пошел шепот, и поначалу желающих выступить не нашлось. Это нежелание высовываться было понятно, поскольку все были наслышаны как о прошлых методах воспитания аргираспидов, так и о совсем недавних в рядах конницы.

Пришлось их подначить:

– Смелее! Обещаю, никого не наказывать!

После этого седой ветеран с аж почерневшим от солнца лицом и тремя серебряными браслетами хилиарха (командир хилиархии) все-таки решился.

– Ты царь, и твое слово – закон! С этим никто не спорит, но, коли уж ты спрашиваешь нашего мнения, то я скажу. Уменьшать глубину строя опасно, это всякий знает!

«Всякий знает» – для меня не аргумент, но в дискуссию я все же вступил.

– Имя, звание? – начал жестко я, и ветеран сразу потупился.

– Хилиарх первой хилиархии Второго персидского таксиса, Фенод Черный!

В пехоте деление прошло так же, как и у конницы. Каждый таксис получил именное название по национальности основного контингента и места набора, а более мелкие подразделения – только цифровую нумерацию.

Удовлетворенно кивнув, я взглянул ветерану прямо в глаза.

– Говоришь, что опасно… – словно бы раздумывая, я выдержал паузу и сам задал вопрос. – И чем?

– Дак, известно чем! – хилиарх вскинул взгляд на товарищей, словно ища поддержки. – Бой длинный, люди впереди устают, их надо менять!

«Понятно! Чем длиннее скамейка запасных, тем меньше риски!» – сыронизировал я про себя, а вслух спросил:

– Соглашусь с тобой, Фенод, если ты скажешь мне, сколько продлился твой самый длинный бой в жизни? Только без отдыха и перерывов, чистый бой!

Почесав затылок, ветеран напряг память.

– Ну, так чтобы без перерыва… – потянул он. – С пятую часть от полудня, думаю!

«Если взять в среднем световой день в двенадцать часов, – быстро прикидываю про себя, – то полдня – шесть, а пятая часть – чуть больше часа!»

Посчитав и еще раз убедившись в своей правоте, я вернулся к хилиарху.

– Что ж, вот и скажи мне, Фенод! Разве за это время разовой смены бойцов было бы недостаточно? Первую пятерку сменила вторая, а если уж приперло, то вперёд снова бы вышла первая, но уже отдохнувшая!

Хилиарх насупленно замолчал, а я обвел взглядом собравшихся командиров.

– Кто из вас при Габиене сражался за Антигона?

Признаваться в этом никому не хотелось, но и отмолчаться было нельзя. Несколько мгновений тишины – и вперёд вышел еще довольно молодой воин. Лет тридцати, явно грек, с черными курчавыми волосами и сломанным, очевидно в драке, носом.

– Прости, царь, был грех!

Я молча смотрю на него в упор, и, поняв, тот вдруг спохватывается:

– Синтагматарх второй синтагмы первой хилиархии Первого фригийского таксиса, Аэрон, сын Эвдама.

Ограничиваюсь одобрительным взглядом и сразу же задаю вопрос:

– Как синтагматарх ты стоял замыкающим в ряду, так?

– Так! – кивнул тот, и я продолжаю:

– Когда аргираспиды взломали ваш строй и проникли внутрь фаланги, что ты сделал?

На это грек замялся и тяжело вздохнул, а затем, опуская глаза, ответил:

– Тогда ничего сделать было уже нельзя! Аргираспиды кололи нас как свиней! Все вокруг меня побежали, и я тоже побежал!

– Вот! – тыкаю в него пальцем, а затем перевожу взгляд на хилиарха. – Вот тебе, Черный, и ответ! Как им было биться с аргираспидами? С длинной сарисой в той тесноте не развернёшься! Ломать их пополам, что ли⁈

Я усмехнулся, и все вокруг меня тоже улыбнулись нелепости ситуации – сломать сарису дело непростое.

Фенод Черный замялся с ответом, но на помощь ему пришел товарищ с тремя такими же браслетами на левой руке.

– А ежели враг обойдет с фланга, да в тыл ударит, тоды как? С одним ксифосом против конницы много не навоюешь! – Он с довольной хитринкой уставился на меня, просто излучая всем своим видом: «Ну что, съел? Мы тоже не лыком шиты!»

Такой вариант я, конечно же, прорабатывал. Поэтому, повернувшись к Патроклу, строго спросил:

– Вы действия фаланги в полном составе отрабатывали?

Тот утвердительно кивнул, и тогда я вновь повернулся к командирам.

– Вы, когда в строю стояли, видели, что вас с обоих флангов прикрывают оттянутые назад шеренги тяжелых гоплитов?

Понимая, о чем я, мои оппоненты посмурнели, и я дожал их.

– Любая попытка охвата в первую очередь на них наткнется, и тогда задняя шестерка развернется и гоплитам поможет. В этом случае, опять же, близкий контактный бой начнется, в котором и щит, и дротики с коротким копьем полезнее будут.

Еще я мог бы добавить, что в будущих войнах планирую иметь тотальное превосходство в кавалерии над любым противником, так что фалангитам вряд ли придется иметь дело с конницей на флангах. Мог бы, но не стал! В тот момент я увидел, что доводы мои и без того оценены по достоинству. Желающих поспорить со мной более не находилось, а тишина стояла лишь потому, что сдаваться вот так сразу эти люди не привыкли.

Слишком сильно давить на них я тоже не собирался, а потому, пройдясь жестким взглядом по нахмуренным лицам, просто сменил тему. Разговор о погоде для такого разворота, понятное дело, не подошел бы, но у меня был заготовлен сюрприз.

Улыбнувшись во всю ширь, я примирительно махнул рукой:

– Ладно, не будем сейчас препираться попусту, вскоре само время нас рассудит! Лучше пойдемте, я вам одну штуковину покажу.

Сказав это, я двинулся прямо сквозь плотную толпу, окружавшую меня, а расступающиеся передо мной командиры потянулись следом. Большинство из них оценило мою тактичность и разом повеселело. То, что я не заставил их признать свое поражение и не стал насмехаться, в их глазах дорогого стоило.

Выйдя из толпы, я поманил своего телохранителя, и тот, подбежав, передал мне завернутый в ткань сверток.

Развернув его, я показал всем созданный по моим чертежам арбалет. В это время, как я понял, он не то чтобы совсем неизвестен, но уж точно популярностью не пользуется. Я даже знаю почему! По той же причине, что и композитные кавалерийские луки, – дорог и очень труден в исполнении.

Теперь же, когда после стольких лет использования производство композитных луков шагнуло вперед и в качестве, и в количестве, появилась возможность подумать и об арбалете.

Я никогда с арбалетами дела не имел, но конструкцию представлял себе достаточно ясно. Вопрос оставался только один: каким сделать способ натяжения? У меня было понимание, что для максимально убойной силы использования только рук и спины будет недостаточно. Нужен был механизм, но такой, чтобы цена его производства не стопорила создание самого арбалета. Всякие там гребенки и шестеренки отметались на раз, поскольку это сразу же переводило оружие из разряда массового в категорию исключительного.

Посидев несколько вечеров в раздумьях, я остановился на простом валу с двумя рукоятями противоположной направленности. Крутя эти ручки, стрелок наматывал бы на вал две тросика с крючками, которые тянули тетиву, пока та не цеплялась за запорный блок. После этого оставалось только снять крючки, наложить стрелу и нажать на спусковую скобу. В дополнение к этому на своем чертеже я нарисовал еще упорную петлю в начале ложа для большего удобства стрелка при натягивании механизма.

Евдор и Кассандр уже привычно претворили эскиз в изделие. Я опробовал его и вернул на доработку. Евдор поставил на вал регулируемый запор, дабы стрелок при натягивании мог отвлечься и при этом ему не пришлось бы начинать все сначала. Еще оба крючка соединили деревянной пластиной, дабы цеплять их можно было зараз и одной рукой.

В общем, изделие получилось не такое уж и простое, но доступное для массового производства. Сегодня я решил похвастаться им перед командирами, а заодно и втемяшить им в башку простую мысль: раз их царь может создавать такие сложные штуковины, то голова у него точно не за тем, чтобы только шапку носить.

Дав всем рассмотреть новое оружие, я спросил:

– Ну что, кто-нибудь из вас видел такое?

Из всех откликнулся только один – все тот же Фенод Черный.

– Видал я такой гастрафет! – Он уважительно крякнул. – При осаде Тира финикийцы по нам из таких били. Серьёзная штука, бронзовый панцирь пробивала насквозь!

Покачав седой головой, он вскинул на меня взгляд:

– Твоя-то игрушка, царь, может такое?

На это я лишь весело осклабился:

– А вот мы сейчас и попробуем!

По моему знаку телохранители достали трофейный бронзовый панцирь и, вбив в землю заранее приготовленную крестовину, повесили его. Я отмерил ровно пятьдесят шагов и задорно глянул на замерших в любопытном ожидании воинов:

– Ставлю сорок драхм, что пробью панцирь! Даю десять к одному тому смельчаку, кто готов поставить тетрадрахму и поспорить с царём!

Я точно знал, что с пятидесяти шагов мое изделие пробивало бронзовую пластину и потолще, но специально заводил народ для поднятия ажиотажа. Пока македоняне мялись, к моему удивлению, встрял Патрокл:

– Чё-то мне не верится! – крякнул он и, вытащив серебряный кругляш, подкинул его в воздух. – Ставлю!

Он зыркнул на своих подчинённых единственным глазом:

– Сорок драхм мне не помешают, а царь не обеднеет!

После такого представления набралось еще с десяток желающих подняться на халяву. В случае проигрыша сумма тянула уже на четыреста драхм, и, целясь, я подумал о том, что теперь желательно бы не промахнуться.