Текст книги "Бастард Александра (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Глава 6

Город Вавилон, конец июня 323 года до н. э

Базар Вавилона – это нечто грандиозное. Такое ощущение, будто боги прямо сейчас разрушили ту пресловутую башню, и все народы мира столпились здесь, на рыночной площади, крича и не понимая друг друга.

Пробираясь в плотной толпе, я иду вдоль торговых рядов и глазею на выложенный повсюду товар. Он везде: на лотках, в шатрах, в загонах и клетках, а то и просто разложен на пыльных плитах. Тысячи людей в арабских бурнусах, в греческих хитонах, в шерстяных азиатских халатах или вообще в одних набедренных повязках стоят, сидят или бредут сами не понимая куда. Все они, независимо от того, идут ли сами по себе или тащат за собой груженых ослов и верблюдов, зыркают ли выпученными белками или узким азиатским прищуром, не переставая ни на миг кричат, бормочут и торгуются на всех языках бескрайней ойкумены.

Все это создает впечатление, будто злорадствующие боги хаоса согнали сюда всех представителей человечества и заставили их бессмысленно продавать и покупать все подряд ради только им одним понятного злого веселья.

Сзади не отставая ни на шаг и испуганно косясь на царящее вокруг столпотворение, тащится Гуруш. Он постоянно придерживает меня за ворот хитона, боясь потерять в сутолоке тысяч людей.

Как меня, десятилетнего пацана отпустили на рынок в компании всего лишь одного раба? Да просто, после той роковой встречи с Роксаной, я, в одночасье, перестал быть маленьким ребенком, во всяком случае, в глазах «мамочки». То, что я спас нас всех от смерти, справился с наводящей ужас полубезумной Роксаной, произвело на нее неизгладимое впечатление. Я словно бы вырос в ее глазах, в один миг, превратившись во взрослого мужчину. В маленького ростом, десятилетнего, но уже взрослого мужика! Что, в принципе, полностью соответствует действительности, вот такой вот парадокс!

Она теперь советуется со мной по всем вопросам, никогда не ругает и не спорит. Все ее вопросы ко мне всегда заканчиваются примерно так.

Куда ты идешь, Геракл? В город! Это не опасно? Нет! Ну, тогда иди, милый!

Конечно, она по-прежнему изводит меня своей безграничной заботой и любовью, но при этом всегда смотрит на меня с немым обожанием и безграничной гордостью, словно бы крича всему миру: «Посмотрите, это мой сын! Он никого не боится и победит любого, кто посмеет даже косо взглянуть на его любимую мамочку!»

Должен сказать, это утомляет меня даже больше, чем ее прежнее отношение. Тогда хоть не было этого тяжкого груза завышенных ожиданий. Теперь она смотрит на меня так, будто ежесекундно ждет от меня подвига, и частенько мне отчаянно хочется закричать:

– Не надо! Я не герой, и Геракл – лишь по недоразумению, а не по призванию!

Тяжело вздохнув о своей нелегкой доле, останавливаюсь у лавки с оружием. В основном лежит всякое «гавно»: железо отвратительного качества. Бронза получше, но оружие из бронзы есть оружие из бронзы – тут никаких слов не надо!

Среди всякого лома из сырого железа нахожу один объект, достойный внимания. Прямой обоюдоострый клинок висит на стене отдельно от прочего товара.

– Сколько просишь? – показываю взглядом на меч.

Но продавец попросту отмахивается от меня.

– Иди, мальчик, отсюда! – брезгливо скривив губы, толстый сириец небрежно махнул рукой. – Нечего тебе тут делать!

Вынимаю из спрятанного на поясе кошеля серебряную тетрадрахму и показываю ее торговцу, как паспорт. Одной монеты, явно, недостаточно за меч, но само ее наличие придает мне солидности, и сириец тут же меняется в лице.

– Вай, малчик! Отличный клинок! Ты только взгляни! – Он снимает меч со стены и, не выпуская из рук, показывает мне.

Посмотрев вблизи на неплохую ковку, я повторяю вопрос:

– Сколько⁈

Торгаш, помявшись, называет сумму в пятьдесят драхм, и я сразу же делю ее надвое.

«Значит, хороший меч стоит около двадцати пяти!»

В действительности мне не нужен меч: чтобы полноценно владеть им, надо еще учиться и учиться. Я просто хочу иметь свое представление о ценах. Так, на будущее! Раз уж я угодил в это время и никаких возможностей вернуться обратно у меня нет, то надо вживаться в местную действительность.

Последнее столкновение с Роксаной показало, что прожить спокойную жизнь простого человека мне не дадут. Независимо от того, хочу я получить царский венец или нет, меня все равно не оставят в покое. Не поверят, что бы я ни говорил, и будут подозревать до тех пор, пока не убьют – просто на всякий случай!

Тот же случай с Роксаной дал мне понять, что и тех, вроде бы гарантированных историей, четырнадцати лет у меня нет. Измененное моим переносом пространство и время будет стремиться избавиться от меня любыми способами. Поэтому мне даже ходить следует с осторожностью, поглядывая под ноги и на небо: вдруг кирпич с крыши упадет или люк незакрытый оставят!

Смеюсь, конечно! Жить в постоянном страхе невозможно, так что я решил для себя: будь что будет, и плевать на все! Я буду жить и бороться. Не хотите оставить меня в покое – пусть вам же будет хуже! Я вступаю в борьбу за трон! Только действовать надо аккуратно, не спеша и имея хорошо продуманный план.

Сперва надо изучить существующие реалии и, уже исходя из них, оценить свои возможности. До серьезной заявки на трон мне надо прожить здесь еще лет пять, пока не стукнет хотя бы пятнадцать. Раньше никто не будет воспринимать меня серьезно.

Эти пять лет не должны пропасть даром; их надо использовать для подготовки плацдарма. Какого и как – я еще не решил! На сегодня у меня есть только один пункт стратегического плана – изучать и вживаться!

Пока я раздумываю, сириец расценивает мое молчание как элемент торговли и восклицает, воздев руки к небу:

– Эээ, мальчик! – Он вскидывает растопыренные пальцы. – Я же вижу, ты хороший малыш, поэтому специально для тебя сброшу целых десять драхм. Что скажешь?

Ничего не говорю, а молча поворачиваюсь и иду дальше. Вслед мне несутся увещевания сирийца, но я не слушаю. У меня еще много дел! Рынок Вавилона огромен, и, пока я здесь, в городе, мне надо успеть обойти как можно больше.

Я говорю «пока», потому что события идут своим чередом и согласно тому, что я знаю. Очень скоро мамочка вместе со мной должна переехать из Вавилона в Пергам.

Насколько возможно в моих обстоятельствах, я тщательно слежу за изменениями вокруг, и они подсказывают мне, что близятся два события: разборка между регентами и наш отъезд в Пергам.

За прошедшие две недели много чего произошло. Собрание диадохов в большинстве своем поддержало предложение Пердикки, но Мелеагр с таким решением не смирился. Пользуясь большим влиянием у фалангитов, он убедил пехоту в том, что аристократы во главе с Пердиккой попирают их интересы и сажают на престол азиата. Мол, вельможи из конницы ни в грош не ставят желания простых людей из пехоты, а ведь все знают, кто вынес на своих плечах всю тяжесть Великого похода.

Возмущенные фалангиты с лозунгом «Хотим македонского царя!» бросились во дворец, и Пердикке пришлось спешно бежать из Вавилона. Правда, ненадолго! Подняв стоявшие вокруг города конные части, он мгновенно перекрыл все подступы к городу и заблокировал подвоз продуктов.

В переполненном народом и войсками Вавилоне нехватка провианта почувствовалась буквально сразу. Дело грозило обернуться голодом и большой войной, чего никто не хотел. И вновь решение подсказал Эвмен.

За день до этого он зашел к моей «матери», якобы чтобы узнать, не нуждается ли она в чем-нибудь в эти сложные времена. После разговора с ней он подошел ко мне, поинтересовался моими делами и как бы в шутку спросил, кого бы предпочел увидеть на троне мой отец: еще не рожденного сына Роксаны или своего брата Арридея.

Этот вопрос, должен сказать, меня сильно обрадовал. Он означал, что Эвмен поверил мне. Полностью или нет – не знаю, но если перед тем как вынести свое предложение на суд диадохов он интересуется у меня мнением почившего отца, значит, мои слова не стали для него пустыми фантазиями полубезумного ребенка.

Из своей прошлой жизни я знал, что именно Эвмен предложит совету высших полководцев приемлемое решение, выраженное простой формулой:

«Если нельзя выбрать одного наследника из двух, то пусть будут оба, и регентов тоже пусть будет два – Пердикка и Мелеагр!»

Я также знал, что его предложение будет принято советом, поэтому в тот день я взглянул ему прямо в глаза и, коснувшись ладонью его руки, проникновенно произнес:

– Александр согласен с тобой, Эвмен!

Получилось превосходно! Маленький Геракл не мог знать о планах Эвмена, и получилось так, словно бы незримый дух проник в замыслы грека и через меня передал ему свое одобрение.

На мои слова Эвмен удовлетворенно кивнул и удалился, а на следующее утро я узнал, что совет диадохов подавляющим большинством принял его предложение.

С того дня у нас в державе – двоевластие. С одной стороны, слабоумный брат Александра, Филипп Арридей, со своим регентом Мелеагром и поддержкой части элитной пехоты, а с другой – беременная Роксана и ее регент Пердикка, мечтающий, чтобы она родила мальчика.

На том совете все собравшиеся военачальники, а по сути реальные наследники Македонской державы, хотели только одного – побыстрее разделить завоеванные земли, получить положенные им сатрапии и узаконить свое положение. Ради этого они готовы были принять и двух царей, и Пердикку, и Мелеагра, и черта лысого, потому что знали – это не конец, а только начало борьбы!

Один плюс все-таки в том решении был. Бурлящий после смерти Александра Вавилон на время успокоился, и в городе стало меньше войск. Разобрав свои подразделения, диадохи разъехались по выделенным им сатрапиям, и Вавилон в кои-то веки стал походить на мирный город, а не на военный лагерь.

Так, размышляя обо всем, я перехожу от лавки к лавке, стараясь, чтобы меня не затоптали копыта бесчисленных ослов, лошадей и верблюдов. Свернув от палаток с коврами к рядам с тканями, двигаюсь все дальше от центра к окраинам рынка.

Пестрые ткани сменяются блеющим и мычащим товаром. В загонах крутятся сотни овец, грозно ревут быки, нервно теребят копытами лучшие жеребцы этой части мира. И всюду, куда ни глянь, перед глазами – пестрые одежды бесчисленно снующих людей: от набедренных повязок и черных торсов жителей Африки до мрачных фигур горцев, закутанных в халаты и бурнусы.

Все они что-то орут, показывают, требуют или просят – это создает немыслимый гул, царящий над площадью общим подавляющим фоном.

Неспешно прицениваясь к стоимости зерна, шагаю вдоль лотков с пшеницей и ячменем и выхожу к самым границам рынка. Здесь, на крохотной площади, стоит храм Деметры. Его построили не так давно, уже при Александре, и белые дорийские колонны на фоне пестрого азиатского столпотворения как бы символизируют идею Александра о единении Европы и Азии под его мудрым владычеством.

Рассматривая храм, подхожу ближе. Ничего интересного! Так, слепили на скорую руку, дабы хоть что-то противопоставить персидским и аккадским храмам.

Мой взгляд, не цепляясь, скользит сверху вниз: от двускатной крыши к пошарпанным стенам и дальше – к ступеням крыльца с многочисленными нищими и калеками. Все эти еще живые люди уже практически мертвецы. Выжить в этом мире и здоровому человеку нелегко, а калеке и подавно. Понимание этого написано на изможденных лицах и в потухших глазах странников, облепивших ступени храма.

Помочь им не в моих силах, и я уже отвожу взгляд, но в последний момент задерживаюсь на крепком еще мужчине с культей вместо левой руки. То, что он воин и еще недавно стоял в строю фаланги, очевидно, и я не могу удержаться от злого сарказма.

«Что-то не больно озаботился Александр о своих ветеранах!»

Подхожу ближе и, вытащив два медных обола, кидаю в глиняный осколок миски перед одноруким воином.

Тот поднимает на меня благодарный взгляд, и, чтобы хоть что-то сказать, я спрашиваю:

– Откуда ты?

В ответ раздается тяжелый вздох, и взгляд ветерана затуманивается тоской.

– Есть такой городок на севере Аттики, Элевферы называется. Не слышал⁈

Я отрицательно мотаю головой и все еще не могу уйти.

– А здесь как?

– Да вот так! – Он безнадежно кивнул на культю. – Был гоплит, да весь вышел!

Сзади меня потянул за хитон Гуруш.

– Пойдем, молодой господин, отсюда побыстрее. Место тут нехорошее!

Знаю, он прав. Зачем я вообще сюда забрел и чего тут стою, и сам не понимаю. К чему жалеть одного солдата, когда вокруг столько горя и нищеты⁈

Напоследок, словно извиняясь, бросаю ветерану:

– Желаю тебе милости Деметры! Пусть светлая богиня позаботится о тебе!

Повернувшись, иду обратно через пыльную площадь, и тут откуда ни возьмись появляется девчонка. Лет двенадцати-тринадцати, мелкая, но вертлявая, как змея, она повисла на мне, не давая прохода.

– Откуда ты, богатенький такой? – она зыркнула на меня черными дьявольскими зрачками. – Хочешь, доставлю твоему малышу удовольствие?

Она запустила свою цепкую ручонку мне под хитон и больно стиснула мой член.

– Одна драхма, и я подрочу тебе! Можешь даже потискать мои сиськи! – для наглядности она обнажила соски плоской, совсем детской груди.

Ее напор несколько ошеломил, но рука у меня «в штанах» – это уже чересчур.

– Брысь, вертихвостка! – отбрасываю настырную руку и отталкиваю саму девчонку. – Сгинь!

Вид чумазого подростка меня нисколько не возбуждает. Мне шестьдесят лет, и на малолетних детей меня никогда не тянуло. Все, что я чувствую, глядя на эту беспризорницу, – это жалость и безнадега.

В ответ мне несется ее вызывающий писк.

– Фу ты, какой он грозный! – не унимаясь, она подбоченилась, явно не собираясь сдаваться без боя.

Тут на подмогу мне выступил Гуруш. Не церемонясь, он замахнулся на нее.

– А ну пошла вон, шалава малолетняя!

Та ловко отпрыгнула в сторону и зашипела, как озлившаяся кошка.

– Сам ты шалава, толстожопый ублюдок!

– Ах ты, дрянь! – Гуруш попер на девчонку, норовя ухватить ее за волосы, но тут из соседней улочки появилась группа парней.

Один из них, на вид лет тринадцати, запустил в Гуруша камнем и тоже отметил нескладность фигуры моего защитника.

– Эй ты, толстожопый, отстань от моей сестры!

Булыжник угодил моему охраннику в голову, и тот, ойкнув, схватился за разбитый лоб.

Через мгновение я уже стоял в окружении малолетних разбойников, а мой страж опасливо косился на них из-за моей спины.

Тот, что запустил камнем в Гуруша, видимо вожак этой стаи, бросил на меня угрожающий взгляд.

– Ты оскорбил мою сестру, назвал ее шлюхой! – Он сплюнул себе под ноги. – За такое тебя следовало бы прибить на месте, но я сегодня добрый.

Вавилонский гаврош протянул свою грязную пятерню.

– Отдавай свой кошель, и так уж и быть – мы тебя отпустим!

Я рожден в СССР и всю эту кухню прошел еще в школьные годы. Тогда за проход по нашему двору чужаку предлагали купить кирпич или еще что-то подобное. Здесь же приманкой служит девка! Все это неважно, потому что я знаю точно: заплачу я или нет – по шее мне надают все равно. Тут выход один, и он тоже проверен временем и моей школьной юностью. Бей и беги!

Закавыка только в стонущем за моей спиной Гуруше. У меня большие сомнения, что он вообще умеет бегать, а с разбитой башкой и подавно. Отдать его на съедение этой стае оборванцев я не могу. Не так воспитан!

Тяжело вздохнув, прихожу ко второму непреложному правилу всех уличных разборок – если видишь, что драки не избежать, бей первым!

Беспризорник стоит прямо передо мной с издевательской ухмылкой на губах. Промахнуться невозможно, и мой кулак четко впечатывается ему в подбородок!

Хотелось бы мне, чтобы это было так, но я совсем выпустил из виду, что от меня здесь только сознание, а тело принадлежит увальню и маменькиному сынку.

Движение мое слишком медленное, а удар слишком слабый! Кулак лишь чиркает малолетнего грабителя по носу, и, отскочив, тот вскидывает на меня возмущенно-ошарашенное лицо.

– Ты чо, мышь жирная, ударил меня⁈ – Он утер нос и, посмотрев на испачканные кровью пальцы, яростно завопил:

– А ну, пацаны, бей его!

Тут же вся стая с криком бросилась на меня. Со всех сторон посыпались удары, кто-то повис на шее, опрокидывая на землю. Дальше пошло еще хуже – в ход пошли палки и ноги.

Слава богу, в таком деле опыт важнее тренированности тела, и, мгновенно вспомнив все неудачные прогулки в чужих районах, прикрываю руками голову и вжимаюсь в землю.

Чувствую, как жесткие босые ступни валтузят меня по ребрам, слышу отчаянные крики Гуруша о помощи и думаю лишь об одном – как бы не прибили совсем, зверье беспризорное!

И вдруг избиение прекратилось. Еще несколько секунд лежу без движения – на всякий случай! Ударов нет, и я поднимаю голову. Прямо надо мной стоит тот самый однорукий нищий, а в руке у него что-то вроде посоха.

Слышу его жесткий голос:

– Так, порезвились и будя, а то совсем забьете парня!

Перевожу взгляд на стаю беспризорников и вижу, что атаман и еще несколько его ватажников, морщась от боли, потирают отбитые места.

Понимаю, что мой спаситель не церемонился с ними, и позволяю себе позлорадствовать:

«Так вам и надо, шантрапа малолетняя!»

Поднимаюсь на ноги и, отряхнув испачканный хитон, благодарю своего спасителя. Тот никак не реагирует и продолжает смотреть мимо меня. Невольно веду взглядом в ту же сторону и вижу троих крепких парней, появившихся из темноты узкой улочки.

Двое из них лет восемнадцати, а вот третий – уже взрослый мужик с густой бородой и налысо побритой головой.

Он тоже смотрит на нас, но обращается только к моему спасителю.

– Ты влез не в свое дело, Эней! Я дал тебе место у храма, позволил собирать милостыню, а ты что?!. Обижаешь моих парней!

Он вытащил из складок длинного халата нож и демонстративно крутанул его в руке.

– Это мой район, Эней, и мальцы тоже мои! Ты ведь это знал, грек, не так ли?

Перевожу взгляд с бородатого «мафиози» на моего спасителя.

Застывшее изможденное лицо, блеклые усталые глаза… Он всем своим видом словно бы кричит миру: «Пошло оно все к черту! Уж лучше сдохнуть, чем так жить!»

«Кажется, я рано обрадовался! – несмотря на боль во всем теле, пытаюсь иронизировать. – Спасение может и не состояться!»

Мрачная троица медленно приближается, обходя однорукого с трех сторон, а ее вожак вновь ощерился в злой гримасе.

– Ты хороший парень, Эней, но это мой район, и я не могу позволить какому-то нищему нарушать мои порядки. Твой пример послужит уроком…

Не договорив, он неожиданно выбросил руку с ножом вперед. Отполированное бронзовое лезвие блеснуло на солнце, устремляясь прямо в живот жертве, но, в отличие от меня, жертва оказалась готова к такому повороту.

Верхний утолщенный конец нищенского посоха, как орлиный клюв, резко ударил руку с ножом, и смертоносная бронза полетела в пыль площади. В тот же миг клюв изменил траекторию движения и атаковал провалившегося в выпаде главаря.

Бородатое лицо встретилось с тяжелым набалдашником и отвалилось в сторону. Брызги слюны вперемешку с передними зубами прыснули из разинутого рта!

Доля секунды – и посох перевернулся в руке нищего, атакуя острым концом пособников главаря. Один удар в живот, и следом второй! Оба здоровяка не успели даже осознать, что произошло, как согнулись от разрывающей боли в животе.

Разгром превосходящего противника произошел на моих глазах и в считанные секунды. Атаман, держась за разбитый рот, пополз прочь; его подельники еще корчатся в пыли, а малолетняя стая, открыв рот, пялится на чудо из подворотни.

Потрясенный случившимся, поворачиваюсь к нищему.

– С такими талантами и на свободе! – от растерянности пытаюсь шутить, но меня, естественно, никто не понимает.

– Чего⁈ – переспрашивает однорукий грек.

– Что? – в тон ему пялится на меня Гуруш, а я просто отмахиваюсь.

– Не берите в голову!

Никто опять меня не понимает, а мне вдруг приходит в голову одна мысль:

«Вот такой телохранитель мне бы подошел куда лучше Гуруша. С таким не страшно и по ночному Вавилону ходить!»

Еще не зная, как я буду объяснять это Барсине, обращаюсь к греку:

– Я так понимаю, место на ступенях храма тебе теперь заказано.

Нищий соглашается угрюмым молчаливым кивком, а я продолжаю:

– Да и в Вавилоне тебе оставаться опасно! Эти… – киваю в сторону стонущих грабителей, – все равно не отстанут!

Уже не кивая, нищий молча смотрит на меня, и я-таки решаюсь:

– Предлагаю тебу работу. Телохранителем! – Немного помявшись, добавляю: – Правда, платить тебе мне нечем, зато могу предложить кров, стол и мою дружбу!

Знаю, как комично смотрится это со стороны, но все равно протягиваю ему руку:

– Что скажешь⁈ По рукам⁈

Несколько секунд грек хмуро смотрит на меня сверху вниз, и мне все это время кажется, что он вот-вот спросит: «А мамочка твоя разрешит⁈» Но он вновь меня удивляет.

Внезапно улыбнувшись во всю ширь своего лица, он протягивает мне свою огромную пятерню.

– А ты, малой, ничего! Один на целую свору попер! Смелый!

Он сжал мою пухлую ладошку так, что мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать, и довольно оскалился:

– По рукам, малыш!