Текст книги "Бастард Александра (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Глава 13

Сатрапия Сирия, город Аузара, начало января 322 года до н. э

Зачем нам следует торопиться, – Гуруш не успел объяснить, – как из темного квадрата лаза показалась кудрявая голова Ареты.

Глядя на нее, Гуруш осекся на полуслове, а та, ничуть не смутившись, стрельнула в меня глазами.

– Я на рынок сейчас иду! Петра послала меня купить фруктов для госпожи.

Она замолчала, глядя на меня, и я с трудом сдерживаю раздражение.

– Так иди, раз послали! Чего ты сюда приперлась?

Грубо, но эта девчонка уже начала меня доставать. После того как я бросился в ноги грабителю, ее отношение ко мне кардинально изменилось. Ее снисходительное высокомерие (она старше меня на два года) сменилось какой-то нездоровой симпатией.

Мне все эти подростковые игры во влюбленность на хрен не нужны, но и сильно обижать девчонку тоже не хочется. Все-таки у нее одна психологическая травма за другой: то мать погибла, то чуть не изнасиловали!

Я уже жалею, что выбрал для себя уж слишком демократичную и простую форму общения с обслугой. В результате все наши рабы, чуть что, идут ко мне со всеми своими проблемами: кому прочитать что, кому объяснить, на кого Барсина наорала и пообещала продать в каменоломни. Вежливо, с неизменным добавлением «юный господин», но они все больше и больше садятся мне на шею, а Арета так вообще относится ко мне как к своему приятелю и иначе как по имени ко мне не обращается.

Барсина уже не раз ругала меня за это, неизменно добавляя, что я слишком мягкий и порчу рабов таким отношением.

«Может, действительно, права „мамочка“! – в который уже раз приходит мне в голову эта мысль. – Взять и один раз напомнить всем, что во мне течет кровь персидских и македонских царей, и пусть все идут лесом со своими просьбами и симпатиями!»

Все эти мысли, наверное, отобразились на моем лице, потому что Арета слегка озадачилась.

– Ты чего, Геракл, не с той ноги встал? Чего такой бука⁈ – Она вдруг расплылась в обаятельной улыбке. – Мне же страшно одной-то идти! Вот думала, проводишь!

От такого неприкрытого вранья я даже слегка растерялся.

«Страшно⁈ Могла бы придумать чего-нибудь подостоверней. Она же всю жизнь на Вавилонском рынке прожила, а он-то пострашнее местного будет!»

В этот момент Гуруш склонился к моему уху и зашептал:

– Эвмен уезжает завтра с рассветом, а сегодня, я слышал, его доверенный раб Карим должен к полудню зайти к скорняку за сбруей, кою отдал в починку. – Он многозначительно посмотрел на небо и добавил: – Я пойду, а то пропущу его и не успею выполнить ваш наказ, молодой господин!

Шепот Гуруша накладывается на горящие ожиданием глаза девчонки, и я принимаю неожиданное решение.

Киваю Гурушу:

– Хорошо, иди!

И, быстро поднимаясь на ноги, бросаю уже в сторону Ареты:

– Ладно, уговорила, пошли!

Та обрадованно забарабанила сандалиями вниз по лестнице; следом за ней, аккуратно держась за перила, спустился Гуруш; и последним – уже я.

На мое внезапное решение отправиться в самую жару на рынок, конечно же, повлияло не желание защитить Арету, и уж тем более ей понравиться. Просто мне вдруг стало любопытно, как Гуруш выполнит мою просьбу.

«Ведь не подойдет же он к этому Кариму и не скажет: „Эй, ты знаешь, мой хозяин сейчас в городе!“ – рассуждая про себя, сбегаю вниз по ступенькам. – Надеюсь, что нет! Гуруш, конечно, паренек со странностями, но, думаю, он понял меня правильно».

Толкнув толстую дубовую дверь, выхожу во двор. У крыльца – только Арета и Гуруш; в это время дня все стараются отсидеться в тени. Не останавливаясь, направляюсь к воротам и слышу за спиной шарканье ног Гуруша и девчачью прыгающую походку.

* * *

Рынок Аузара, конечно, не такой огромный, как в Вавилоне, но тоже не маленький. Он раскинулся на центральной площади города, занимая еще и часть прилегающих улиц.

Как только мы вышли к первым лавкам, Гуруш уверенно свернул к кварталу ремесленников. Прежде чем двинуться за ним, указываю девчонке на прилавки с фруктами:

– Иди, купи что надо, а мы подойдем попозже.

– А вы куда⁈ – не утерпела она, и я довольно жестко отрезаю:

– Не твое дело! Иди, куда тебе надо!

– Ну и пойду! – фыркнула Арета и, недовольно взмахнув гривой курчавых волос, повернулась ко мне спиной.

Глядя вслед удаляющейся девичьей фигуре, не сдерживаю усмешку.

«Детский сад, песочницы не хватает!» – проворчав, срываюсь с места и догоняю Гуруша.

Походка у Гуруша стариковская, но идет он при этом довольно быстро. Мне приходится напрягаться, чтобы удержаться у него за спиной. Так мы проходим пару кварталов, пока Гуруш не останавливается.

Обернувшись, он изобразил на лице сконфуженно-просительное выражение.

– Я не смею просить, но было бы лучше, если бы молодой господин остался здесь.

– Ладно! – соглашаюсь без возражений и, опустившись на корточки, прислоняюсь спиной к стене дома.

Гуруш благодарно приложил ладони к груди, а затем пошагал дальше.

Народу в это время на рынке немного, и с моего места мне хорошо видна кожевенная лавка на другой стороне улицы примерно в десяти шагах. Гуруш стоит у прилавка и, вроде как, рассматривает выложенный товар.

Я вижу, как он понемногу смещается задом все ближе и ближе к двери в лавку, и в тот момент, когда она открывается, он уже буквально в шаге от нее. Из распахнутого дверного проема выходит крепкий, заросший черноволосый мужик и сразу же натыкается на спину Гуруша.

В результате столкновения Гуруш летит на землю, прямо носом в пыль, а чернявый здоровяк, по всей видимости, тот самый Карим, смотрит на него как на раздавленную муху.

– Ты че под ногами путаешься⁈ – рявкнул он, а Гуруш, к моему удивлению, вдруг злобно огрызнулся:

– Да как ты посмел меня ударить, варвар! – Он вскочил, выпятив свою хилую грудь. – Да ты знаешь, кто мой хозяин⁈

Гуруш наскочил на здоровяка как драчливый петух.

– Мой хозяин – сын Великого Александра, Геракл. Тебе придется отвечать перед ним! – Он попытался толкнуть чернявого, но тот просто посторонился, и Гуруш вновь полетел в пыль.

Под хохот быстро собравшейся толпы Гуруш неловко поднялся и вновь напыжился.

– Ты, видимо, не понял, – он старательно изобразил свирепость, – мой хозяин – Геракл, сын Великого Александра!

Вскричав, он яростно бросился на обидчика и, схлопотав обидный пинок, снова оказался на земле.

Толпа вокруг все прибывает, и каждый подошедший спрашивает у уже стоящих: «Что там? Что там происходит?» И те, чуть не валясь от смеха, кричат, что там какой-то раб Геракла веселит народ.

Толпящиеся зеваки уже полностью перекрыли мне видимость, и, поднявшись, я пытаюсь протиснуться в первый ряд.

Несмотря на то что мое имя неприятно полощется всуе, я понимаю, что Гуруш делает все правильно. Своими гротескными падениями он заставляет Карима запомнить этот момент. Он делает его настолько курьезным, что тот теперь обязательно расскажет своему господину об этой встрече и не забудет, что чудаковатый раб называл своего господина Гераклом, сыном Великого Александра. А если забудет, то слух все равно долетит до Эвмена, поскольку скоро весь город будет знать и пересказывать этот случай, ибо развлечениями это время не балует.

«Кто бы мог подумать, – восклицаю я про себя, подныривая под чей-то локоть, – что за туповатой внешностью Гуруша скрывается такой тонкий, изощренный ум!»

Пробравшись в первый ряд, вижу, что подоспел к самому финалу комедии. Гуруш обессиленно лежит на земле, а черноволосый здоровяк Карим, расталкивая толпу, уходит вниз по улице.

Присматриваюсь к лежащему Гурушу и вижу, как, приподняв голову, тот обводит взглядом все еще хохочущую публику и, найдя меня, едва заметно подмигивает: мол, не волнуйся, юный господин, со мной все в порядке.

Я рад, что он не пострадал, и подмигиваю ему в ответ: мол, молодец, шоу мне понравилось!

Теперь можно и отчаливать. Пячусь назад и выбираюсь из толпы. Если я хочу, чтобы в разыгранной сцене Эвмен не заподозрил подставы, мне не следует афишировать свое присутствие.

Выбравшись, быстро удаляюсь подальше от кожевенной лавки. С полутемной улочки выхожу на залитую солнцем площадь и буквально сразу же натыкаюсь на оружейную лавку. Лавка маленькая, в укромном закутке, так что неудивительно, что я раньше ее не замечал. Ассортимент тоже самый обычный: бронзовые и железные мечи, множество всевозможных ножей, пара кожаных панцирей. Но заинтересовало меня не это.

Оружием нынешнего века меня уже не удивить, я насмотрелся на него еще в Вавилоне, но в этой лавке я увидел то, чего раньше нигде не мог найти.

Останавливаюсь у прилавка и тщательно разглядываю привлекшее мое внимание изделие. Это лук, но не просто длинный пехотный лук, коих было в достатке и у вавилонских торговцев, а то, что потом в Истории будет называться степным композитным луком.

Одного взгляда на него мне хватило для понимания: на эту вещицу следует обратить внимание.

Если ты решил вступить в игру и в своей стратегии рассчитываешь в первую очередь на конницу, то следует ясно представлять, что это будет за кавалерия. Тяжелая, делающая ставку на таранный удар, или легкая, опирающаяся на маневр и дистанционный обстрел?

У меня было много времени подумать над этим вопросом, и я пришел к выводу, что тяжело бронированная конница мне не подходит. Во-первых, дорого; во-вторых, страшно дорого; и, в-третьих, даже с внедрением стремени все равно неэффективно против основного пехотного построения этого времени – фаланги.

Другое дело – легкая конница. Волна за волной – обстреляли, откатились, обстреляли, откатились… Это изматывает малоподвижную пехоту, лишая плотное построение всех плюсов и превращая его лишь в удобную мишень. Борьба с такой тактикой – только контратака, а при тотальном превосходстве над противником в кавалерии все знают, чем такая контратака заканчивается. Подготовленной ловушкой и уничтожением!

К этому веку кавалерия – не новость! И тяжелая, и легкая есть практически во всех армиях этого времени, но я рассчитываю на два революционных ноу-хау, которые должны принести мне неоспоримое преимущество на поле боя. Одно у меня уже есть – это стремя!

Изготовить его несложно, и в любое время можно сделать в необходимом количестве. Со вторым намного сложнее. До сих пор ни в одной оружейной лавке мне не попадался композитный, мощный, но небольшой по размерам лук, пригодный для стрельбы с седла.

И вот, если глаза меня не обманывают, он лежит прямо передо мной; осталось только выяснить, кто мастер, и переманить его к себе любыми средствами.

Кто-то спросит, чего я уперся в лук, когда в моей памяти давно уже изобретен огнестрел. Зачем связываться с прошлым, когда известна дорога в будущее⁈

И пусть я никогда не занимался ни выплавкой железа, ни производством пороха, это не так уж и важно! Ствол можно отлить из бронзы, а состав пороха для меня не тайна: уголь, селитра, сера. При большом желании дымный порох можно сделать. Тем более что мочу (основной базовый ингредиент для получения селитры и серы в «домашних» условиях) здесь собирают в каждом греческом полисе.

Об этом я тоже много думал и пришел к выводу, что на данном этапе это нереально. Нет у меня для этого ни средств, ни возможностей! Я уже примерно прикинул: чтобы выплавить даже не пушку, а то, что называлось ручницей, надо два килограмма бронзы, печь, формы и, самое главное, нужен мастер. Мастеров, понятное дело, в этом времени не найдешь, значит, придется экспериментировать самому. Опыта у меня никакого, знания сугубо теоретические и поверхностные. Уйдут годы, прежде чем я создам что-то приемлемое, и это будет единичный экземпляр! Чтобы пустить это в серию, нужны поистине царские полномочия, не говоря уж про производство пороха. Сбором мочи в античных городах занимаются местные муниципалитеты и используют ее при выделке кожи. Чтобы влезть в этот бизнес и подвинуть кожевенников, тоже нужна практически царская власть.

В общем, получается замкнутый круг! Чтобы забраться на царский престол, неплохо было бы иметь огнестрельное оружие, но чтобы его создать, надо уже обладать царской властью.

Еще с огнестрелом связана и этическая проблема. Насколько прогресс в производстве оружия взаимосвязан? Взмах крыла бабочки – и так далее! Другими словами, первый огнестрел произвели в десятом веке, а атомную бомбу – в двадцатом. Если я сделаю пушку в четвертом веке до нашей эры, то не приведет ли это к более раннему созданию атомной бомбы… Ну, скажем, немцами в одна тысяча девятьсот сорок четвертом или еще раньше! Уж больно мне не хочется стать причиной уничтожения своей страны и подарить фашистской гадине победу.

Есть такая вероятность или нет, но даже сама мысль об этом пугает меня до усрачки! Вдруг злая сила, что перенесла меня сюда, вернет обратно, но вернусь я уже не в Россию, а в колонию всемирного фашистского рейха! Бррр! Даже подумать страшно! Нет, я не хочу быть к этому причастным, пусть даже косвенно, теоретически и как угодно!

Эта этическая причина будет посильнее всех прочих материальных, поэтому я решил никак не вмешиваться в оружейный прогресс, а акцентировать свои усилия на том, что уже имеется в этом времени, усовершенствуя только невоенное производство.

«Седло, стремя, лук! Это сочетание позволило монголам завоевать полмира! – сказал я себе во время очередных раздумий. – Неужели я, человек двадцать первого века, с этими же составляющими не справлюсь с завоеванием царского трона⁈»

С того момента я оставил всякую мысль о создании огнестрела, и на душе как-то сразу стало спокойней. Все-таки жить с мыслью, что твоя деятельность ведет к уничтожению человечества, тяжко, я бы сказал, даже невозможно.

Сейчас, глядя на лежащий передо мной лук, я вспомнил все свои сомнения и мысленно повторил принятый к исполнению принцип:

«Конь, стремя, лук – и никакого огнестрела!»

Улыбнувшись своим мыслям, вижу, что меня наконец-то заметили, и из глубины лавки показался хозяин.

– Чего тебе, малец? – Пузатый крепыш в длинной, расстегнутой на волосатой груди рубахе уставился на меня маслянистыми, чуть навыкате глазами.

Не смущаясь, тыкаю пальцем в лук:

– Скажи, какой мастер делает это оружие?

– Э-э-э, зачем тебе? – торгаш осклабился в ухмылке. – Купить хочешь?

Вижу, что у этого пузана даже снега зимой не выпросишь, поэтому говорю прямо:

– Хочу! Сколько просишь⁈

Еще один оценивающий взгляд прошелся по мне сверху донизу и, видимо, не дал торговцу повода отнестись к моим словам серьезно.

– Ты чей будешь, малец⁈ Родители твои знают, где ты⁈

Душу в зародыше вспыхнувшее раздражение. Тело ребенка доставляет мне такую массу проблем, что привыкнуть к нему я не могу до сих пор.

Вместо ответа бросаю на торгаша жесткий взгляд.

– Ты здесь торгуешь или вопросы задаешь⁈

В глазах купца появилось удивленное недоумение – дети здесь так не разговаривают. С его лица медленно сползла снисходительная усмешка.

– Я здесь торгую, и этот лук стоит семьдесят пять драхм серебром. – Он медленно цедит слова, не спуская с меня цепкого взгляда.

Лук, бесспорно, отличный, но названная сумма завышена раза в три, как минимум. Я отлично помню, что на рынке Вавилона лук с колчаном из двенадцати стрел стоил пятнадцать драхм. Даже если допустить, что там был простенький лук, а это – произведение искусства, то… Ну тридцать, но никак не семьдесят пять!

Я понимаю эту ситуацию так: торгаш, озадачившись поведением странного мальчонки, думает себе: а вдруг это какой-то богатенький дуралей! Почему бы не стрясти с него в три раза больше!

Выдерживаю паузу, словно бы оцениваю лук еще раз, а затем называю свою цену:

– Пятнадцать драхм, и ты рассказываешь мне все, что знаешь о создателе этого лука.

Я уже пообтерся в местных условиях и хорошо знаком как с правилами торговли, так и с ценами на оружие. К примеру, комплект македонского гоплита – копье, меч с ножнами и поножи, все среднего качества, – стоил на рынке Вавилона около тридцати драхм. Конечно, там же и один меч мог стоить пятьдесят, но это было уже нечто эксклюзивное: либо высокопробное железо, либо дорогая золотая отделка.

В общем, следуя основным правилам торга, я начал с минимальной цифры, и торговец сразу же изобразил кислую мину.

– Иди, мальчик, отсюда! – Он замахал на меня руками. – Если ты ничего не понимаешь в оружии, то иди купи себе тряпочную куклу! Ее только ты и купишь за такие смешные деньги!

Играет толстяк убедительно, вот только дело он имеет не с глупым мальчишкой. Одеваю на лицо маску полного равнодушия и начинаю поворачиваться.

– Ладно, пойду поищу кого поразумней! – Вкладываю в голос затаенную обиду, и не успеваю сделать и шага, как торгаш уже сдается.

– Эй, ты чего такой обидчивый! – С его лица мигом спадает возмущение. – Постой! Ради такого умного мальчика я готов уступить.

Физиономия толстяка расплывается в «искренней» радушной улыбке.

– Я сегодня добрый! Так уж и быть, пятьдесят драхм, и лук твой! Бери, не думай! Лучше цены ты нигде не найдешь!

Останавливаюсь, но не возвращаюсь обратно, и бросаю вполоборота:

– Двадцать пять, или я ухожу!

Лицо у торговца становится совсем грустным. Он уже понял, что его надеждам на богатого лоха не суждено сбыться.

С тоскливой обреченностью он прикладывает ладони к сердцу:

– Что ты делаешь, мальчик⁈ Ты без ножа меня режешь! Я сам заплатил за этот лук тридцать драхм, как я отдам тебе за двадцать пять!

«Ясно, – иронично усмехаюсь про себя, – он назвал мне предельную цифру, ниже которой опускаться не хочет!»

Придирчиво поджимаю губы, оценивающе прищуриваюсь и накидываю еще пять монет:

– Хорошо, уговорил! Тридцать, и на этом все!

В глазах купца блеснул радостный огонек, но он тут же его погасил и изобразил предельное отчаяние:

– Аааа, ладно! Только для тебя! Выкладывай тридцать драхм и забирай!

Вот теперь я поворачиваюсь и, сделав шаг к прилавку, протягиваю свою ладошку:

– По рукам! Тридцать монет, и ты рассказываешь все, что знаешь про мастера.

Секундное замешательство, и купец с улыбкой протягивает свою пятерню.

– И откуда ты такой взялся-то, малец⁈ – Он стискивает своей огромной ладонью мои пальцы. – Не завидую я твоим родителям!

Он довольно загоготал, оглашая своим басом весь квартал.

Дожидаюсь, когда он угомонится, и, подняв на него вопросительный взгляд, подстегиваю разошедшегося торговца:

– Так я слушаю!

– А деньги⁈

В ответ на его деланное недоумение демонстрирую совсем не детский сарказм:

– Ты не болен ли часом⁈ Думаешь, я такие деньги с собой по рынку таскаю⁈ – Несколько мгновений наслаждаюсь его замешательством, а потом говорю уже другим тоном: – Большой дом у восточных ворот, тот, что снимает бывшая царская наложница Барсина! Принесешь туда лук и получишь деньги!

Еще пара мгновений тяжелого раздумья, и толстяк всё-таки начинает рассказывать.

– Мастер не здешний! Раз в год я езжу в Пергам, закупаю там товар из Эллады… – Задумавшись, он притормозил, а потом добавил: – Ну, и продаю там кое-что!

Мой требовательный взгляд продолжает сверлить его, и тот вздыхает.

– Мастера зовут Несториас! У него мастерская на восточной окраине Пергама. Луки делает только на заказ, ибо долго и дорого очень! Этот у него завис, поскольку покупателя убили или сам помер, не знаю! Потому и взял, что со скидкой. – Он вдруг улыбнулся. – Несториаса этого оружейники в Пергаме знают. Найдешь, если надо будет!

То, что мастер из Пергама, меня сильно обрадовало.

«Это прямо знак небес! – Не показывая своей радости, иронизирую про себя. – Бывает же такое, мастер живет там, куда я направляюсь! Прямо выигрыш в лотерею! Неужто небеса посылают мне такую удачу за отказ от огнестрела!»

Совпадение уж, прямо скажем, подозрительное, и, на всякий случай, вдруг купчина соврал, решаю его пугнуть.

– Смотри, если соврал и мастера, вдруг, в Пергаме не окажется, – вцепляюсь взглядом ему прямо в лицо и старательно добавляю льда в голос, – я не поскуплюсь и заплачу людям еще пятьдесят драхм, чтобы тебя нашли и отрезали твой лживый язык!

Ловлю в глазах напротив скорее удивление, чем страх, и делаю вывод, что по реакции больше похоже на то, что торговец сказал правду.

Других доказательств все равно не получить, и, не дожидаясь ответа, я разворачиваюсь и ухожу. В том, что торговец найдет наш дом и принесет лук, я не сомневаюсь. Тридцать драхм – сумма значительная; ради таких денег любой здешний купчина отыщет даже иголку в стоге сена, не то что целый дом. Куда большая проблема мне видится в другом: как выпросить эти деньги у «мамочки».

Глава 14

Сатрапия Сирия, город Аузара, начало января 322 года до н. э

Шагаю по рынку, разглядывая по пути самый разнообразный товар. Продукты и скотина меня мало интересуют, и я сворачиваю к ремесленным рядам, где продают ткани и всевозможные изделия из керамики.

Прохожу мимо лавок с шерстяными и хлопковыми тканями, прицениваюсь к цене льняного полотна. Выделка тканей, так же как и в Вавилоне, оставляет желать лучшего, а вот цена здесь выше.

За рядами тканей пошли палатки с керамикой. В основном, это амфоры греческого образца. Они удобны при морской транспортировке на нынешних судах, но к обычным бытовым условиям совершенно не приспособлены.

«Можно осчастливить этот мир производством нормальных горшков⁈» – иронизирую про себя и протискиваюсь дальше сквозь густую толпу.

Я это к тому, что до сих пор мною не решена наиважнейшая задача: где мне раздобыть денег для реализации своих планов? Вот я и хожу, мотаю, так сказать, на ус, что, где и почём продают. Провожу, как сказали бы в моём времени, анализ рынка! Ибо не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять – без денег ничего у меня не получится! Рассчитывать на Барсину в этом плане не приходится. Она сама любительница потратить, а как я понял из ее рассказов, все что у нас есть, это дом в Пергаме и поместье в пригороде, на доходы с которого нам предстоит жить.

Вопрос простой и сложный одновременно: каким образом в этом мире можно добыть много денег за короткий промежуток времени? Этот вопрос я уже задавал себе многократно и нашёл три ответа. Первый и самый распространённый способ для всего человечества – это война. Мне не подходит, поскольку у меня ещё нет армии. Второй и не менее популярный – это занять. Дадут ли мне нынешние банкиры? До совершеннолетия рассчитывать на это не приходится, а так долго я ждать не могу. Не доживу – в самом прямом смысле этого слова! И, наконец, третий, доступный каждому, но выбираемый далеко не всеми, – это заработать.

Другими словами, произвести что-то очень ходовое и нетрудоёмкое, чтобы можно было быстро продать, поднять денег и, снова вложив в производство, удвоить или утроить прибыль. У меня уже были кое-какие мысли на этот счёт, и одна амфора, полная нефтаи (так называли нефть в Вавилоне) или петролиума, как называют её греки, покоится среди нашего скарба на самом дне одной из телег.

Там, в Вавилоне, идея с перегонкой нефти в керосин показалась мне интересной, но, проехав несколько месяцев по пустыне, я осознал её несостоятельность. С нынешним транспортом доставлять нефть из Вавилона в Пергам в товарных количествах просто нереально.

Значит, надо искать что-то другое! Вот я и ищу, и лучше всего мне думается на ходу и глядя на уже имеющийся на рынке товар.

Из рядов с керамикой и посудой перехожу к кожевенным лавкам с одной стороны улицы и мастерским по литью бронзы и меди – с другой. От кузниц пышет жаром горнов, от кожевенных лавок остро воняет уксусом, мочой и кожей.

Иду, разглядываю товар, иногда останавливаюсь у мастерских и с интересом наблюдаю за самим процессом отливки бронзовых пластин или формовки кожаного нагрудника.

У одной из лавок мальчишка-зазывала орёт во весь голос:

– Точу! Точу ножи!

Одновременно он наглядно показывает результат своего труда на длинном обоюдоостром ноже.

В руках у него кусок плотного песчаника, и он водит им туда-сюда по блестящему лезвию, полируя и без того острые края. Зрелище ничем не примечательно, но что-то заставляет меня задержать на нём взгляд.

Есть в этом какой-то дисбаланс, и только через пару мгновений я понимаю, что моя память рисует к этому крику несколько иную картинку. Опираясь на фильмы о послевоенной эпохе, моё подсознание сразу же возродило в голове образ мужика в ватнике и с папиросой в зубах, который крутит точильный круг с ножным ременным приводом.

Едва я подумал об этом, как, подобно Архимеду, чуть не вскричал «Эврика!».

«Как я мог не додуматься до этого раньше! – Обрадованный и даже чуть очумевший от своего нечаянного открытия. – Конечно же, простейший токарный станок! Закрепил резец на нужный диаметр и катай себе педаль!»

Тут же, пока идея ещё горяча, развиваю её дальше.

«А что будем точить? – Раздумье длится лишь пару мгновений. – Да хотя бы стрелы для лука! Товар ныне ценный и ходовой!»

Как я уже выяснил, стрела здесь – товар штучный, цена – от четверти до полудрахмы за штуку. Попробуй ножом выточить и идеально ровно отшлифовать! Времени занимает немало.

«А на станочке… – Обрадованно рисую себе умилительную картинку. – Да один человек за день наточит больше, чем хороший мастер за месяц!»

Тут же понимаю, что и для моих будущих планов массовое производство стрел – тоже жизненно важный процесс. Настоящий обстрел невозможен, если всадники будут беречь каждую стрелу!

Схема простейшего ножного привода уже крутится у меня в голове.

«Педаль, рычаг – к большому колесу, с него ременной привод – к маленькому для увеличения скорости вращения. На этом маленьком колесе – зажим под заготовку, а на другой стороне – просто свободно вращающийся зажим. Закрепляем заготовку между этими вращающимися зажимами и качаем педаль. Осталось лишь поставить резец с фиксированным наклоном и – вуаля… Пять минут – и стрела готова!»

Я понимаю, что до этого «вуаля» нужно провести большую предварительную работу: найти дерево, нарезать, высушить, наколоть заготовки, ну и, конечно, финальная шлифовка. Всё это так, но эти работы можно провести заранее и с большим запасом, поскольку особой квалификации для этого не требуется.

Очень довольный собой, я уже было развернулся к дому, но в этот момент мой взгляд цепляется за кузнеца, кладущего бронзовую пластину на наковальню, и меня осеняет еще одна идея.

«Да что ж за день-то сегодня такой! – Я чуть ли не потираю руки от радости. – Прямо день величайших откровений!»

Смотрю на бронзовую пластину, а затем поворачиваюсь в сторону той лавки, где я совсем недавно разглядывал отрез плотной льняной ткани.

«Ну вот и еще одна недорогая в производстве, но революционная вещь! – Довольная улыбка раздвигает мои губы. – Бригантный доспех! Дешево, быстро и сердито! Никакой уникальной кузнечной работы, справится даже подмастерье!»

В моей памяти уже всплывают детали. Несколько слоев плотного льна прокладываются конским волосом и прошиваются ромбом. В это полотно хошь заворачивайся как в мешок, хошь сшей что-нибудь приталенное и симпатичное, типа средневекового колета. Дальше еще проще: к внутренней стороне этого льняного доспеха, или к внешней, неважно, приклепываются небольшие пластины внахлест друг к другу – и получаем недорогой, но очень эффективный гибкий доспех.

«Для начала я могу организовать производство таких доспехов на продажу, а в дальнейшем одеть в них и свою конницу. – Размышляю уже на ходу, быстро шагая в сторону дома. – Кстати, ведь такой доспех был самым распространенным в монгольской армии!»

Последнее замечание приводит меня к мысли, что сегодня я не только нашел способ быстро заработать, но и решил вопрос вооружения своей будущей кавалерии. Эта мысль обрадовала меня еще больше, и я прибавил шагу.

Иду, уже не глядя по сторонам, но вдруг словно спотыкаюсь. Краем глаза замечаю у одной из лавок знакомую фигуру и притормаживаю. Теперь я отчетливо вижу у лавки с украшениями кучерявую голову Ареты, а через мгновение и ловлю в шумном гуле толпы ее испуганно-возмущенный голос:

– Отпусти меня! Это моя вещь, я ее не крала!

Сворачиваю туда и через мгновение уже могу рассмотреть крепкого здоровяка в длинной рубахе, вцепившегося в узкое девичье запястье. На широкоскулом лице – ухоженная завитая борода, волосы тоже завиты и умащены маслом. Чисто персидская прическа, как говорят, еще недавно очень распространенная, а сейчас, с приходом в Азию новых, греко-македонских хозяев, уже вышедшая из моды.

Этот перс грозно пучит глаза на Арету и кричит во весь голос:

– Откуда же тогда, объясни, у рабыни такая дорогая статуэтка⁈

– Я не рабыня!

Возмущенно вопит девчонка в ответ, но я смотрю не на нее. Мой взгляд прикован к статуэтке, что держит её правая рука.

«Маленькая бронзовая фигурка Афродиты! – шепчу я про себя. – Уж не её ли требовал вернуть Парменид и его подельники⁈»

Вопрос, скорее, риторический; я не сомневаюсь, что это она. Таких совпадений не бывает, бронзовыми статуэтками тут не разбрасываются. Здесь нет фабричного штампа, каждая такая вещица – штучный товар.

«Ах ты дрянь! – не могу сдержать своё возмущение. – Сперла все-таки и таилась! Выходит, Парменид не выдумал кражу и наезжал на нас совсем не зря!»

На миг у меня в душе всколыхнулась разочарованно-обличительная волна.

«Это что же получается, из-за нас распяли человека ни за что⁈ – Тут же память возвращает меня в тот день, на ту пыльную дорогу, и я понимаю, что статуэтка была лишь предлогом. – Нет, осудили Парменида за дело, и подельники его сдохли так же по заслугам. Они хотели нас ограбить и убить!»

Другой вопрос: решились бы они на грабеж, если бы кража их не спровоцировала? На него ответа уже никогда не узнать.

«К черту! – решительно отметаю свои моральные метания. – Ясно же, Парменид с подельниками – грабители и убийцы! Не напали бы на нас, напали бы на кого-нибудь другого, менее зубастого! Они заслужили то, что получили!»

Вот только этот факт никак не отменяет того, что Арета – воровка и подставила нас тогда своей кражей.

«Может, бросить её здесь, – проскакивает у меня в голове, – пусть с ней разбирается местное правосудие!»

Подумав так, сразу же вспоминаю лицо висящего Парменида с выклеванным глазом, и меня передергивает.

«Нет уж, методы местной Фемиды я уже видел! Какой бы сукой ни была Арета, подобной участи она не заслуживает!»

Пока я раздумывал, любитель персидской моды выхватил статуэтку из рук девчонки и заорал во всё горло:

– Стража! Позовите стражу!

Теперь картина мне абсолютно ясна. Арета хотела продать ворованную статуэтку, а торговец решил не платить даже те гроши, что она запросила. Действительно, зачем платить, когда можно забрать даром.

В голове зароились варианты того, как мне лучше поступить. Привлекать Барсину мне бы не хотелось, она и так недолюбливает Арету. Вариантов, прямо скажем, немного, но я ещё думаю. А вот рыночная стража, на удивление, тут как тут.