Текст книги "Бастард Александра (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Глава 21

Сатрапия Геллеспонтская Фригия, город Пергам, 21 мая 319 года до н. э

Солнечный диск только-только опустился за вершину горы, предвещая наступление вечерней прохлады. Это лучшее время дня, когда ночной сумрак еще не вступил в свои права, а дневная изнуряющая жара уже спала.

В атриуме дома, между бассейном из розового мрамора и увитой плетистыми розами беседкой, стоят пять «шезлонгов», на которых возлежат два брата моей «мамочки», ее сын от второго брака Фарнабаз, сама Барсина и я. Сегодня мой день рождения, и у нас в доме собралась вся семья. Вернее, вся семья по линии матери; по линии отца, по понятным причинам, родня отсутствует. Да и осталось их всего трое. Где-то в Македонии номинально правят царями «мои сводные дядя и брат» – Филипп III Арридей и Александр IV, да в Сардах прячется от настойчивых женихов «моя тетка» Клеопатра.

Они не приехали бы, даже если бы их пригласили, и дело совсем не в расстоянии и времени. Просто они не считают меня родней, и мой четырнадцатый день рождения для них совсем не праздник. Для них, так же как и для всей прочей македонской аристократии, я всего лишь персидский бастард, нелепая случайность, дань слабости и похоти Великого Александра.

Я ничуть не страдаю от их отсутствия, скорее наоборот, – даже тех гостей, что есть сейчас в доме, для меня многовато. К примеру, вот эти двое взрослых мужиков, что возлежат напротив, не вызывают у меня ни малейших симпатий, да и «мой сводный брат» тоже. Жизнь этих чужих людей мало интересовала меня до сего дня и вряд ли заинтересует в будущем, но Барсина настояла на их приглашении и устройстве из моего дня рождения большого семейного праздника.

На мой вопрос, почему раньше она не знакомила меня ни с братом, ни с дядьями, Барсина попыталась отмолчаться. Когда же я иронично заметил, что до этого мой день рождения не отмечали вовсе, а в этом году вдруг решили закатить пир на весь мир, она с укором посмотрела на меня, а затем ответила с нескрываемой горечью:

– Ты уже взрослый, Геракл, и я не хочу тебе лгать. Скажу честно, у нас с тобой назревают большие неприятности, и поддержка братьев очень и очень пригодится. У меня с братьями и с сыном Фарнабазом отношения непростые. Мягко говоря, мы в ссоре, и мириться ни у кого до сих пор не было желания. Я сама отдала сына старшему брату на воспитание, когда стала наложницей Александра. Другого выхода не было, и он его принял, видимо, рассчитывая на мою благодарность! Я же ничего не смогла сделать для них, и они все еще дуются на меня за прошлое. По их мнению, когда я жила в царском дворце, я совсем не вспоминала о семье и не оказывала им должного внимания и протекции! Эгоисты! А то, что мне самой приходилось тогда несладко, их вообще не волнует!

Ее разборки с сыном и братьями мне были совсем не интересны, а вот про назревающие неприятности захотелось узнать поподробнее, о чем я ее сразу же и спросил.

– О каких проблемах идет речь⁈ – Начал было я, но она меня тут же перебила.

– Не будем об этом сейчас!

И уже на ходу, бросив мне, что пока рано об этом говорить, она добавила с наигранной улыбкой.

– Твой день рождения – это хороший повод примириться с сыном и братьями.

И вот закончилась официальная часть грандиозного празднества, куда была приглашена уйма народу: большинство наших арендаторов, кое-кто из влиятельных людей города, конечно же, сын и братья Барсины. Ну и мой ближний круг: Эней, Патрокл, Экзарм и чуть ли не вся сотня моих новых бойцов-сотоварищей. Столы поставили в саду и не поскупились на еду и вино. Пир вышел на славу! Гости наелись, напились и, не уставая хвалить хозяев, приступили к развлекательной части празднества, то бишь к танцам и пляскам. В начавшейся веселой суете Барсина пригласила братьев и сына в атриум для приватного разговора, ради которого, собственно, этот праздник и затевался.

Там уже все было готово. Низенький столик, уставленный закусками, кувшин с вином и пять импровизированных шезлонгов, на которые мы тут же и улеглись. Слуга наполнил кубки вином, обильно разбавил водой и подал гостям. Последовало еще пара тостов за мое здоровье и благополучие, а потом наступила довольно тягостная тишина.

Невозмутимо отщипывая одну виноградину за другой, кидаю их в рот и исподволь поглядываю на наших гостей. Те потягивают из керамических чаш разбавленное водой вино и изредка бросают на Барсину недвусмысленные взгляды, мол не пора ли уже приступить к сути. Та же выглядит несколько растерянной и совсем не торопится начать.

Пауза затягивается, и старший из братьев, Шираз, решил прервать неловкую тишину.

– У тебя все хорошо, дорогая сестрица? – Его проницательный взгляд остановился на ее лице. – Мы твоя семья и ты можешь рассказать нам все! Мы всегда поддержим тебя, чтобы не случилось!

Учитывая многолетний разрыв, такая неожиданная родственная забота выглядит более чем странно, но Барсине сейчас не до мелочных претензий.

Стрельнув в сторону брата своими миндалевидными глазами, она вдруг выпалила резко и зло:

– Эта гадина, этот мерзавец хочет отобрать у меня поместье!

От неожиданности Шираз даже замотал головой:

– Подожди! Давай толком! Кто хочет отобрать у тебя твою собственность?

– Аристомен! – чуть ли не зарычала Барсина. – Его человек приезжал ко мне на прошлой неделе и вручил требование ареопага вернуть городу часть моей земли, коей я, по их мнению, владею незаконно!

Она обвела братьев возмущенным взглядом, требуя их поддержки, но те лишь обменялись недоуменными взглядами.

Тогда, недовольно фыркнув, Барсина продолжила:

– Естественно, я помчалась к нему разбираться! Бросила этому старикашке в лицо все, что я думаю о его грязных делишках, а он, мразь такая! – Ее рот перекосился от с трудом сдерживаемого гнева. – Он начал тыкать мне в лицо каким-то свитком и кричать, что земля у реки мне не принадлежит и что я владею ею не по праву!

Средний из сыновей Артабаза, Мирван, со стуком поставил свою чашу на столик.

– Это невозможно! Все поместье досталось тебе от отца по наследству, о чем он говорит⁈

– Вот именно! – нервно выкрикнула Барсина. – Он уверяет, что Артабаз завладел этой землей незаконно, и потому я должна вернуть ее полису добровольно, а если нет, то он подаст на меня в суд и все равно вернет эту землю городу…

– То бишь самому себе! – вместо нее закончил фразу Мирван. – До чего ж ушлый мерзавец!

После этого все молча посмотрели на старшего брата. Восток – дело тонкое! На все вопросы первое слово за старшим, тем более что именно Шираз представляет персидский клан в ареопаге Пергама и как никто разбирается в городских законах и подковерных интригах.

– Он что, реально может это сделать? – первым нарушил молчание младший из братьев, а я успел подумать о том, что земля у реки – это как раз та гора, где я добываю уголь, глину и гипсовый камень.

«Ай да председатель! – мысленно поражаюсь нахальству Аристомена. – Да это же черное рейдерство чистой воды! А мы-то, наивные, полагали, что все началось в девяностые!»

Поскольку старший не торопится с ответом, мою мысленную иронию прервал нетерпеливый выкрик Барсины:

– Ну что ты молчишь, Шираз⁈ Он может отобрать у меня мою землю или нет⁈

Тот, подумав еще пару секунд, обхватил правой ладонью свою завитую бороду.

– В 356 году, после неудачного мятежа, наш отец бежал в Македонию. – Он поднял взгляд на Барсину. – Ты хоть и маленькая была, но должна помнить эти времена.

Шираз задумчиво улыбнулся, и Барсина тут же прервала его:

– Я помню, и что?!. Как это связано?

– Царь Персии Артаксеркс III тогда сильно разгневался на него, – всё так же задумчиво продолжил старший брат, – и в гневе разослал по всем малоазиатским городам свой эдикт, в котором лишал нашего отца всех чинов и имущества. Эта земля как раз и была тогда в собственности нашего отца.

Шираз замолчал, и тут «мой сводный братец» нетерпеливо поправил его:

– Все знают, что потом царь простил его и всё вернул!

Барсина немедленно закивала, соглашаясь, а Шираз только покачал головой.

– Во-первых, не всё, а во-вторых, это уже другой документ, которого у нас нет. Если у Аристомена есть тот царский эдикт о лишении нашего отца всего имущества, он может пойти с ним в суд и потребовать от ареопага отобрать эту землю в пользу города.

Мне все это удивительно слушать, и в конце концов я не выдерживаю:

– Подождите! Мне одному что ли непонятно, как могут действовать эдикты уже давно не существующего царства⁈

Все трое «моих родственников» посмотрели на меня с таким изумлением, словно увидели говорящую собаку. До сего дня из-за прошлых обид они у нас в доме не бывали и дел со мной не имели. И если «мамочка» и прочие домочадцы уже малость попривыкли к моей манере речи и прочим странностям, то с остальными людьми я стараюсь разговаривать как можно реже. Сегодня я тоже по большой части молчал, а если и требовалось, то отвечал односложно. Возможно, братьям Барсины и Фарнабазу даже показалось, что их родственничек слегка туповат, но сейчас, когда я так неосторожно ослабил контроль, моя фраза резанула их по ушам. В это время четырнадцатилетний подросток так не разговаривает и подобными словами не оперирует.

Минуту изумленного затишья прервала Барсина:

– Мой мальчик прав! Какого черта вы притянули сюда какой-то эдикт Артаксеркса⁈ Может, еще законы Хаммурапи вспомним⁈

Вмешательство «мамочки» помогло, и Шираз тут же переключился на нее:

– Женщина, не говори о том, чего не понимаешь! – Он укоризненно уколол ее взглядом. – На сегодняшний день в державе Великого Александра действуют как законы Македонии, так и законы бывшего Персидского царства.

Он на миг замолчал, и я вновь не удержался от вопроса:

– Как такое возможно? Победители приняли законы побежденных⁈

Три пары мужских глаз тут же резанули меня молчаливым возмущением, и я подумал, что про победителей и побежденных, пожалуй, ввернул зря. Артабаз хоть и признал власть Македонского царя и служил ему верой и правдой, но его сыновья – плоть от плоти цвет персидской аристократии.

В полной мере наградив меня молчаливым осуждением, Шираз все-таки пояснил:

– После победы при Гавгамелах, когда вся бескрайняя Персидская держава попала под власть Александра, он внезапно столкнулся с непредвиденными трудностями. Те законы, что обеспечивали порядок в маленькой Македонии, никак не могли разрешить все неисчислимые противоречия огромного царства. Что ему было делать? Писать новые законы и устанавливать их на вновь завоеванной земле? На это потребовались бы годы, а Александр не хотел останавливаться. Он рвался к границам Ойкумены и решил эту проблему так же быстро, как и все прочие, – одним «гениальным» росчерком пера. Александр своим указом оставил в силе как старые законы Персидского царства, так и новые, македонские, дав право своим наместникам и местным властям решать, какими законами следует руководствоваться в каждом конкретном случае.

Тут Шираз криво усмехнулся:

– Так что в одном Аристомен прав: если ареопаг Пергама признает, что в этом случае применение эдикта Артаксеркса уместно, то он будет признан законным, а его исполнение – обязательным.

– И что, – тут же не утерпела Барсина, – ареопаг примет его сторону⁈

Горькая усмешка вновь скривила лицо старшего брата, а его взгляд, пройдясь по моему лицу, вернулся к сестре.

– К сожалению, да! После того как твой сынок лягнул в лицо Антигоновского наследника, мы в этом городе – отверженные. Все отвернулись от нас и боятся запятнать себя знакомством с нами. В деле против тебя, Барсина, Аристомен легко получит большинство в ареопаге. Тут ничего не поделаешь, скажи спасибо своему сыну!

Он глянул на меня, и его глаза вдруг наполнились добрым смехом.

– Хотя весь город до сих пор вспоминает тот случай и с большим удовольствием смеется над этим выскочкой Деметрием и его отцом. Пергамцы, как и все малоазиатские греки, любят этих заносчивых македонских пастухов еще меньше, чем мы, персы!

– Не любят, но все равно поддержат Аристомена! – зло процедила Барсина, а Шираз лишь развел руками.

– А что ты хочешь⁈ Все знают – Аристомен человек Антигона, никто не захочет с ним связываться. Особенно из-за нас!

Вижу, как сжались кулаки Барсины, и она обвела братьев жестким взглядом.

– Значит, вы не поможете⁈

Под прицелом ее требующих ответа глаз они молчат, стараясь не смотреть на сестру. Фарнабаз тоже молчит, он не самостоятелен и полностью зависит от Шираза.

Мне все понятно! В такой ситуации ждать от кого бы то ни было помощи не стоит; тут каждый сам за себя и, как говорится, своя рубашка ближе к телу. Вступишься за сестру – глядишь, и сам под замес попадешь!

Не найдя у братьев поддержки, «мамочка» как-то враз обмякла и обреченно опустила голову. Видно, что она сильно рассчитывала на их помощь, и особенно на старшего Шираза, ведь он не последний человек в совете Пергама.

Пергам – греческий полис на Малоазиатском побережье. Полис, то бишь город-государство, где власть представляет выборный совет «лучших» людей города. Де-юре этих людей избирает народ полиса, но де-факто эти выборы – такая же фикция, как и в нашем далеком двадцать первом веке. Все уже давно куплено, голоса прикормлены и поделены. На деле город Пергам – это классический образец олигархической республики, где в совет Тридцати шести, или ареопаг, входят только представители самых влиятельных и богатейших фамилий полиса. Наша фамилия – одна из них, но в свете разгрома Персидской державы, понятное дело, персидская партия ныне не на вершине. Нынче всю власть прибрал клан Тарсидов и их старейший представитель Аристомен, архонт и председатель ареопага Пергама. Он удачно подсуетился во время приезда Антигона: собрал ему приличную сумму, обещал провести набор в войско, и одноглазый сатрап Великой Фригии оставил его в городе своим наместником. После этого ссориться с Аристоменом стало еще опасней. Поспоришь с кланом Тарсидов, а окажешься вдруг врагом Антигона и всей Македонии.

Мне искренне жаль «мамочку», она выглядит по-настоящему подавленной, но главную беду я вижу в другом. Потеря этой части поместья грозит мне утратой львиной доли доходов, и это в то время, когда дело неуклонно движется к роковому рубежу.

Глядя на мрачно замолчавших гостей, начинаю лихорадочно искать выход из создавшейся ситуации.

«Эта сволочь Аристомен, – как бы ни мрачна была перспектива, не могу удержаться от иронии, – посягнул, можно сказать, на самое святое – на мои деньги!»

А это действительно на сегодняшний день почти самое главное. Ведь если я не сумею сохранить свои доходы, то не смогу содержать даже набранную мною сотню всадников, не говоря уж про большее. Через год начнется так называемая вторая война диадохов, и, если я хочу остаться в живых, мне надо быть к ней готовым. То бишь иметь под рукой реальную силу, на которую можно будет опереться в нужный момент!

В моих планах та сотня парней, что имеется у меня сейчас, – это костяк будущей конной армии, что мне еще предстоит набрать. Начать набор я рассчитывал здесь, в Пергаме, а сейчас выходит, что под угрозой не только мои деньги, но и возможность набора воинов. Ведь трудно представить, что, отобрав у меня половину поместья, Аристомен успокоится и позволит набирать людей на земле Пергама.

Произнеся еще раз имя Аристомена, я вдруг почувствовал, что кажущаяся неразрешимой задача имеет простое, но весьма действенное решение.

«А ведь точно, – чуть было не воскликнул это вслух, – проблема не глобальна, а очень и очень конкретна и упирается всего лишь в жадность и нечистоплотность одного человека. Как там говаривал вождь народов – любая проблема всегда имеет четкие имя и фамилию! Не будет Аристомена – не будет и головной боли!»

В этот момент я осознал, что думаю об убийстве человека и, к своему удивлению, не обнаружил в глубине своего сознания ни малейших угрызений совести или моральных противоречий.

«Интересно, – не могу оставить сей факт без внимания, – я всегда был таким испорченным или сей жестокий век меня так изменил?»

На всякий случай исподволь оглядываю своих собеседников – не у одного меня появилась эта крамольная мысль или все присутствующие поддались искушению? С одного взгляда выдать безоговорочный вердикт не возьмусь, но мне кажется, что ни моя «мамочка», ни два ее брата ни о чем таком в сей миг не подумали.

«Выходит, – саркастически хмыкаю про себя, – из нас четверых самый испорченный здесь я! Выходец из двадцать первого века, называющий это время жестоким и бесчеловечным! Парадокс! Или просто мы, люди будущего, намного циничней и лицемерней? Вечно хотим прикрыть свое гнилое нутро какой-нибудь красивой идейкой или высокой целью!»

Тут мне приходит в голову, что, собираясь вступить в борьбу за престол, я изначально планировал убить тысячи людей на поле боя, сражаясь с армиями других претендентов, и тогда у меня никаких моральных вопросов не возникало. Почему⁈

«Да черт его знает! – в сердцах восклицаю про себя. – Сейчас вот точно не время копаться в себе и искать ответы на подобные вопросы!»

Отбросив в сторону свои моральные потуги, я задаю крайне волнующий меня вопрос по существу:

– Скажи мне, дядя Шираз, кто станет архонтом города и председателем ареопага, если вдруг достопочтенный Аристомен тяжело заболеет или, того пуще, умрет?

После этого вопроса все вновь уставились на меня так, словно я уже убил бедолагу. Выдерживаю всеобщее недоумение и не отвожу взгляда, пока старший из сыновей Артабаза сверлит меня глазами.

Наконец, глубокомысленно помолчав, он все же ответил:

– Будут новые выборы, а до тех пор власть в городе будет принадлежать стратегу Никанору.

Быстро осмыслив ответ, спрашиваю его вновь:

– А есть ли у тебя, Шираз, сын Артабаза, шанс стать председателем высшего совета Пергама?

На это тот иронично скривил губы:

– В наши тяжелые времена греки выберут перса только лишь в том случае, если другие старейшины, Эвит и Никанор, добровольно снимут свои кандидатуры с выборов.

Глава 22

Сатрапия Геллеспонтская Фригия, город Пергам, конец июня 319 года до н. э

Пройдя через мясной ряд, выхожу к гончарным мастерским. Сразу за ними – несколько кузниц, и следом должна быть моя лавка. Уже отсюда вижу слоняющегося у прилавка Гуруша и прибавляю шагу.

Слышу, как позади также участились шаги Экзарма и Зенона. Со стороны кузниц полоснуло по лицу жаркой волной от раскаленного горна, а завидев меня, Гуруш тут же засеменил навстречу.

Склонившись к самому уху, он торопливо зашептал:

– Аристомен уже вернулся домой. – На вытянутом лице Гуруша появились капельки нервного пота. – Всё как обычно: поел, сейчас отчитывает прислугу во дворе, потом зайдет на женскую половину, потискает молоденькую рабыню, а затем…

Мой главный источник информации замолчал, но я уже и сам знаю, что будет дальше. Ведь почти месяц прошел с того дня, как Гуруш и выделенные ему пятеро ребят следят за Аристоменом, казначеем Эвитом и стратегом Никанором. Я хоть и был в своей прошлой жизни далек от секретной службы, но как работает наемный убийца, научен просмотром множества криминальных фильмов. Насколько правдиво там подавалась суть процесса, не знаю, и тем не менее во всех этих фильмах всякий уважающий себя киллер начинал подготовку к запланированному убийству со слежки. Она позволяла вычислить распорядок жертвы, выбрать место и время реализации.

На мой взгляд, такие действия выглядят вполне логичными, поэтому я тоже начал с того же. Почти месяц мои парни следили за этой троицей, и, хотя цель слежки была разной, во всех трех случаях я нашел то, чего искал. В случае с председателем я выбрал место и время акции, а в двух остальных нашел рычаги давления как на городского казначея Эвита, так и на стратега Никанора.

Сегодняшний день практически полностью посвящен заключительной сцене в трагедии под названием «Аристомен», точнее, даже не день, а ночь, или, еще точнее, поздний вечер. Тотальная слежка за ним выявила несколько мест, где легко и без свидетелей он мог бы получить удар ножом в сердце. Улочки в городе кривые и узкие, а ходит господин председатель одним и тем же маршрутом и в сопровождении лишь одного преданного ему вольноотпущенника. Телохранитель этот – мужик крепкий, но все же отправить их обоих на тот свет тихо и без шума можно было уже давно. Вот только убийство, даже самый глухой висяк, уже само по себе скандал на весь город. Оно поднимет страшный кипиш без гарантированно прогнозируемого исхода, а мне бы этого очень не хотелось. Для меня было бы идеальным, если бы все в этом городе посчитали, что старик умер естественной смертью или, на худой конец, не криминальной.

И вот после того как мы начали следить за его домом и ночью, выяснилась одна его любопытная привычка. Потешив свое дряхлое тело в руках юной рабыни, старик Аристомен любил выходить во внутренний дворик, где отмокал в теплой воде нагретого за день бассейна. Лежал, смотрел на звездное небо и думал о чем-то своем, «злодейском». На вскидку, это продолжалось минут пятнадцать, затем приходил его телохранитель с простыней, закутывал в нее тщедушное тело старика и уносил его в опочивальню. Именно эти пятнадцать минут я и выбрал для исполнения своего «темного» замысла.

Наметив место и время, я составил детальный план действий. Оставалось лишь выбрать исполнителя, а лучше двух, во избежание нелепых случайностей. Тут у меня возникли трудности. Не с тем, что я не знал, кого выбрать, а с тем, что посвящение в свои планы других людей грозило немалым риском.

В этом веке, также как и в далеком будущем, то, что я затеял, квалифицируется как преднамеренное убийство, осуществленное группой лиц по предварительному сговору, и влечет за собой очень суровое наказание. В этом времени – даже еще более суровое, чем в будущем. Если поймают и докажут вину, то казнь однозначно, а казнить здесь, как я уже имел «удовольствие» видеть, любят с особым изыском и в назидание остальным, то бишь мучительно и кроваво.

Поэтому я долго не мог ни на ком остановить свой выбор. Первым, о ком я подумал, был, конечно же, Эней. Он не болтлив и предан мне, что доказал уже не раз, но вот беда – грек щепетилен в вопросах чести, и тайное убийство ляжет на его совесть тяжким грузом. Грузить его мне не хотелось, потому как, всякий знает, груз рано или поздно сбрасывают и… В общем, Эней отпал сам собой, а следующей кандидатурой, способной провести подобную акцию в моем списке, шел Экзарм. Массагет нравственными болезнями не страдал, от слова совсем; ему все равно, кого и как убивать, – в лицо, в спину, один на один или все на одного. Однако с ним я испытывал трудности совсем иного порядка, и главная из них – это доверие! А не захочет ли он меня сдать⁈ Все-таки я знаю его не так давно, а верность, вообще, не самая сильная черта массагетского народа. Они, вон, вождя сопротивления всей Бактрии Спитамена убили и выдали Александру, а ведь клялись сражаться вместе с ним против македонцев.

Я тянул с решением до самого последнего момента, пока не осознал одну простую вещь.

«Чего я, собственно, мучаюсь? Ведь все равно кроме Энея и Экзарма поручить такое дело некому. Раз ломать совесть грека не хочется, то остается только один вариант – Экзарм!»

Конечно, у меня есть еще целая сотня бравых пацанов, и половина из них уже сейчас готова убить за меня любого, но это покамест на словах, а на деле ребятки мои еще никого и никогда не убивали. А такое дело, как известно, требует, кроме отмороженной напрочь башки, еще и твердую, опытную руку.

Остановившись на Экзарме и помня урок с вольной грамотой, я не стал изгаляться в красноречии и объяснять ему причины, мол, почему и зачем мне надо это сделать, а просто сказал ему:

– Есть человек, который мне сильно мешает. Его надо убить! Поможешь⁈

Массагет порадовал меня своим хладнокровием и спокойствием. Жестко посмотрев мне в глаза, он произнес уверенно и без затей:

– Помогу, отчего ж не помочь! Скажешь кого⁈

Кивнув, я ответил, не отводя глаз:

– Конечно, скажу, но не сейчас!

Когда с местом и временем окончательно определились, то в помощь массагету я выбрал Зенона. Почему его? Да потому, что этот парень молчалив, словно немой, коренаст и крепок, подобно медведю, и верит в меня, как в настоящего сына божьего.

Сегодня утром, после занятий, я остановил его и скорее приказал, чем попросил:

– Этой ночью мне понадобится твоя помощь.

Зенон лишь чуть склонил голову, мол, приказывай, я готов. Тогда я показал взглядом на массагета и добавил:

– Поможешь Экзарму избавиться от мусора!

По глазам парня я увидел, что тот понял меня правильно. На миг на его лице промелькнуло что-то вроде неуверенности, и я успел подумать, что в целях конспирации было бы лучше ограничиться только Экзармом и самому подстраховать его.

Подумал и тут же прогнал эту мысль.

«Если я хочу добиться поставленной цели, то мне просто необходимо хоть кому-то доверять! – Это простое осознание пронзило меня четким пониманием. – Одному мне такую ношу не осилить! А раз так, то пробы на доверие лучше начать раньше, чем позже!»

Как бы там ни было, и Экзарм, и Зенон сейчас здесь и готовы выполнить мой приказ, хоть пока и не совсем четко представляют, чего я от них потребую.

«Ничего, расскажу по дороге!» – Решив про себя, киваю им следовать за мной.

От рынка пробираемся к юго-западной границе города; там находится дом Аристомена. Это большой дом с атриумом, бассейном и садом. Такие размеры в центре Пергама невозможны, там все скучено, дом на доме стоит, поэтому богачи и перебираются на окраины, где можно ни в чем себе не отказывать.

Роскошный дом председателя окружен высоким забором из необработанных камней, а сразу за его землей начинается резкий подъем в горы. Это обстоятельство сильно облегчило нам слежку за домом. Оттуда, с нашего наблюдательного пункта, весь двор и сад как на ладони.

Расположившись за раскидистым кустом акации, я взял под наблюдение атриум с бассейном и приготовился ждать. Экзарм и Зенон расположились рядом и затихли.

Как только в общем движении возникла пауза, в моей голове тотчас же зароились сомнения и непрошеные мысли.

«И вот скажи мне, – мгновенно заговорил во мне тот гуманист, каким я когда-то был, – как ты дошел до жизни такой⁈ Приличный, законопослушный, образованный, а собираешься убить человека, как простой уголовник! Куда подевались твои принципы⁈ Убить человека ради денег! Это же пошло!»

Если честно, то подобные мысли не дают мне покоя с того самого дня, как я решил, что убийство Аристомена – единственно реальный выход из создавшейся ситуации. Правда, тут мое второе «я» немного грешит против истины. Деньги, конечно, важны, они мне не за красивые глаза достались, но дело не только в них. Деньги и землю можно было бы и отдать; не на угле и кирпичах, так на чем-нибудь другом заработаю. Я в этом уверен!

Тут дело в другом: как я уже говорил, приближается роковой рубеж, когда своим вмешательством я могу изменить ход истории, но для этого мне нужен, пусть и небольшой, но рычаг. Рычаг в виде хорошо тренированного, высокомобильного конного отряда численностью хотя бы пятьсот сабель. Та сотня пацанов, что тренируется у меня в поместье, по моей задумке, – это костяк будущего войска, а еще полтысячи всадников будут нужны мне уже на следующий год. Как я смогу их набрать в городе, где власть настроена ко мне крайне враждебно? Те люди, что хотят отобрать у меня землю, никогда не позволят мне нанимать воинов в Пергаме, да еще против Антигона! Вот вторая и, пожалуй, главная проблема, толкнувшая меня на принятие сегодняшнего решения.

«Необходимо сменить власть в городе! Как сделать это быстро и без крови⁈ – задался я тогда вопросом, и ответ пришел сам собой. – Совсем без крови не получится! Это не сказка! Местная демократия – всего лишь фиговый листок для прикрытия, а на деле никто власть без боя не отдаст!»

Пока я думал над этой задачей, а мои парни вместе с Гурушем следили за высшей чиновничьей троицей города, я подолгу беседовал со старшим братом «мамочки», вызнавая все тонкости внутренней городской политики.

Со слов Шираза получалось, что в Пергаме всем рулят четыре фамильных клана. Первый – Тарсиды со своим старейшим представителем Аристоменом. Он является архонтом (выборным главой города) и председателем ареопага (совета Тридцати шести «лучших» людей города – высшего законодательного органа). Второй – Полиоркеты, во главе со стратегом Никанором. Третий – Бурсиды, и их глава, казначей Эвит. Последняя фамилия из списка – это потомки Фарнакида со старейшиной Ширазом.

Эти четыре клана представляли большинство в ареопаге – порядка двадцати четырех мест из тридцати шести. Остальные двенадцать мест делили прочие богатеи города, но так как они были не организованы для единого отпора, то им приходилось принимать те решения, что спускали им правящие кланы. Если, конечно, те могли договориться между собой, а вот ежели нет, то в этом случае голоса независимых сразу же прибавляли в весе и в цене.

На сегодняшний день три клана: Тарсиды, Полиоркеты и Бурсиды – держались вместе и во всем потакали нынешнему архонту Аристомену. Так сказать, шли в фарватере политики, представляемой Аристоменом и звучавшей до банальности просто: «Держаться за Антигона». Со дня приезда того в город Аристомен так ловко подлизался к всемогущему сатрапу, что стал его верной рукой в Пергаме. Это, в свою очередь, означало, что пока сатрапом в Малой Азии стоит Антигон, сбросить Аристомена с поста архонта и председателя ареопага легальным путем невозможно.

Это понимали все члены совета Тридцати шести и потому благоразумно предпочли не высовываться и проявить лояльность. Так что завтрашнее рассмотрение иска Аристомена к Барсине смотрелось простой фикцией со стопроцентным проигрышем «мамочки». Вступать в конфликт с председателем из-за чужого имущества никто не захочет, особенно осознавая бесполезность и небезопасность подобного шага.

«Чтобы изменить такой политический расклад, – пришел я к однозначному выводу, – нужно в первую очередь нарушить противоестественное единство трех кланов. Не может быть, чтобы между ними не было противоречий! В банке с пауками такого не бывает, надо только эти противоречия найти!»

И вот месяц слежки принес свои результаты. Моим парням удалось кое-что нарыть и на Эвита, и на Никанора, но сначала надо было выбить из-под этой троицы краеугольный, сдерживающий камень – Аристомена. Именно он цементировал союз трех господствующих кланов, поскольку стоящая за ним мощная фигура Антигона наполняла его уж слишком большой силой. Без устранения нынешнего председателя расшатать и поменять власть в городе не представлялось возможным.

Свет полной луны освещает двор дома не хуже яркого фонаря, и из своего укрытия я отлично вижу вышедшего из дома Аристомена. Вот он скинул гиматий на руки стоящему за спиной раба и медленно, держась за поручень, сошел в воду бассейна. Оттуда он махнул рабу, мол, свободен. В эти минуты старик любил полное одиночество.